Shadow_of_Jane, мой дорогой друг, с днём рождения! Собственно говоря, я всё сказала в письме, но повторюсь - это замечательно, что мы с тобой познакомились. Кто же знал, на самом деле, что у нас найдутся настолько схожие взгляды, мысли и чувства) Тех часов, когда мы встретились, мне совсем не хватило, чтобы сказать всё.
Желаю тебе творческого вдохновения. Воплощения всех творческих задумок. И музыки хорошей, и книг, и всего самого интересного, увлекательного и твоего. С праздником!

@темы: люди и я

---

Практика не началась, а учёба сама по себе меня страшно выматывает. Я что хотела - заниматься тем, что нравится, открывать для себя новое, работать над собой, учиться каким-то вещам, больше гулять, следить за физической подготовкой... На деле - колледж. Один колледж. Я возвращаюсь около пяти-шести вечера домой, падаю и либо сплю, либо читаю и кушаю, а там глянешь - и конец дня, ложиться спать нужно. Одного выходного в неделю не хватает. Катастрофически. В итоге я ничего не успеваю, не делаю и чувствую себя хандрящей амёбкой.
Это всё к чему. Мне следует взять себя в руки. Давно, давно следует. В конце концов, время есть, его мало, но оно есть. И надо распорядиться им грамотно, не на дуракаваляние-упадок сил-хандру, а на те самые, запланированные с лета, вещи. Узнавать новое. Работать над собой. Гулять. Делать зарядку. Проблема не в жёстком графике, не в учёбе и не в маленьком количестве часов - во мне. Я хочу научиться - и научусь сохранять бодрость, хорошее настроение и утром, и днём, и вечером. Я научусь находить время для необходимых мне дел, для того, чем тянет заниматься. Всё получится. Здесь главное - сделать первый шаг. Учёба - это не работа, это не взрослая трудная жизнь, не стоит замыкать себя в постоянном чувстве усталости и нехватки сил.

@темы: мысли вслух

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

"Пятьдесят оттенков серого", Э.Л. Джеймс

А я знаю, что мне нельзя читать подобные книги
Не спрашивайте, почему взялась. На LiveLib - ажиотаж, масса отзывов, противоречащих друг другу. И, если честно, давно было желание узнать, что такое, собственно, этот зверь - эротический роман.
И я сейчас честно скажу - плохой из меня ценитель такой литературы. Автор, судя по её словам, вложила душу в свою первую книгу, выплеснула какие-то свои чувства, переживания, мысли - и нет причин сомневаться в этом. Правда, может быть, роман много значит для Э.Л. Джеймс. И кто-то, наверняка, найдёт в нём положительные стороны, восхитится, примерит на себя - тем более тот, кто способен оценить постельные сцены. Но для меня "Пятьдесят оттенков серого" - фанфик на "Сумерки". Википедия пишет, что из фанфикшена книга выросла и, честно говоря, это сразу и чётко видно.
Пожалуй, вот такими должны быть книжки о любви, чтобы всем понравилось. Героиня-дурочка. Герой-альфа самец. Тайна в прошлом героя. Сумасшедшие, горячие, запретные чувства. Вопросы, сомнения, "я не достойна его" и проч., и проч.
Как сказать... Не то чтобы "Пятьдесят оттенков" совсем резко отталкивают. Язык - не особенный, но довольно приятный, переписка Аны и Кристиана веселит, есть смешные моменты, фразы, но в целом... Ерунда эти ваши эротические романы.
Может быть, не все похожи на этот. Может быть, в других представителях жанра есть чувства, любовь, сюжет и продуманные персонажи. Здесь отношения между Кристианом Греем и Анастейшей Стил начались с сексом - им они развивались, продолжились, "закончились".
Собственно, эротика, чего ждать. После первой соответствующей сцены я читала по диагонали, пропуская и фиксируя только суть. А суть - BDSM.
Это увлечение мне всегда казалось... ненормальным. Неправильным. Чем-то извращённым и непонятным, грязным. В самом деле, что может толкнуть человека в сторону BDSM? Желание подчинять, унижать, ощущать свою власть над другим человеком? "Пятьдесят оттенков серого" говорит - да. И потому я не вижу ни единого шанса для отношений Кристиана и Анастейши выйти хоть куда-нибудь, кроме пресловутого доминант-сабмиссив. Кристиан сам признался - ему нравится власть над Анастейшей. А сам он слишком покорежен, испорчен, чтобы вытравить из себя замашки повелителя.
Я никогда не позволила бы делать с собой такое. Никогда, ни за что, никому. Предполагается, что Ана любит Кристиана, и поэтому позволяет. Любит? Она переспала с ним, ей понравилось, и всё, что делает Анастейша - спит с Кристианом. Спит, спит, спит. Всю любовь я вижу в теле, только там и больше нигде.
Метания Аны туда-сюда-обратно смотрятся очень нелепо. То она вспомнила про гордость и чувство собственного достоинства, то, через страницу, подписала контракт. Концовка - самое логичное, на мой взгляд, что было в книге. И на этом закончить правильно, не пойму, где прогресс, пространство для второй и третьей части трилогии.
Про обильное количество постельных сцен говорить как-то неловко. Эротика - она и есть эротика. Анастейша с Кристианом спали везде, всегда и всюду - даже на ужине у родителей. Я бы взяла список ключевых фраз романа, от "Кончай, детка" и дальше, но это чересчур смешно и пошловато х)
А в целом... в целом книга - ни о чём. Есть серая, глупенькая, ни чем не примечательная героиня. Есть загадочный, богатый и красивый герой. Есть влечение. Есть не Белла-Эдвард, а Анастейша-Кристиан, плюс BDSM вместо вампиров. В некоторых отзывах на LiveLib говорили - смысл, глубина, печальная судьба главного героя... Не увидела. Не оценила. Что ж, это совсем не моё, а мои взгляды на жизнь - полностью и абсолютно противоположны описанному. Будь я на месте Анастейши - никогда не согласилась бы на Контракт, никогда не позволила бы мной помыкать, что в постели, что в жизни и никогда не легла бы в койку с парнем через пару дней после знакомства.
Надо бы пожалеть время, потраченное на "Пятьдесят оттенков", но я не буду - книга полезная, в какой-то мере, и показательная. Можно узнать, что сейчас привлекает публику и быстро становится популярным.

@темы: книги, торжество абсурда

---

Около трёх часов я добросовестно выполняла свои обязанности командира группы. Половина времени - общее собрание, вторая половина - частное, для командиров.
Это было долго. Очень. Но командиры других групп третьего курса - замечательные, мне понравились. Нам поручили выбрать мероприятие, которое группа будет проводить в этом году, и наше - концерт для жителей Блокадного Петербурга. Зимой. Нескоро, но я, как командир, должна буду придумывать сценарий, организовывать всё, заставлять народ участвовать. Вот повезло х)

@темы: жизнь студента

---

про женских персонажей

Больше всего в литературе-кино-аниме меня раздражает отсутствие хороших, продуманных, качественных женских персонажей.
Классика - приятное исключение. Но современные вещи... С героями-мужчинами всё совсем не так плохо. Большая часть - отличные образы, глубокие, раскрытые, есть где поразмыслить, восхититься, понять и поддержать. А девушки, кажется, стандартно делятся на три типа.
Тип первый. Серая, обычная, ни чем не примечательная героиня. Пример - Белла Свон из "Сумерек". В таких героинях нет попросту ничего. Они не имеют хобби, любимого дела, не мечтают, не стремятся к чему-то, в характере отсутствуют яркие, запоминающиеся, особенные черты... Часто к подобным девочкам в пару ставят красивых мальчиков. И на том, собственно, строится прелесть героини.
Тип второй. Девочки во всех смыслах этого слова. Пример - Елена Гилберт из "Дневников вампира". Для таких героинь свет клином сходится на красоте. Они носят платьица, каблуки, пользуются косметикой, говорят с подружками о мальчиках, моде, снова о мальчиках. У этих персонажей, чаще всего, тонкий голосок, женственные формы и девочковатость буквально во всём. Сами по себе девочки глупенькие и не имеют каких-то либо особенностей, ярких черт, занятий, желаний, выходящих за пределы "я - девочка". Мечта, стремление, смысл для них - иметь парня.
Тип третий. Слабые, безвольные героини. Пример - Хината в начале Naruto. Таких девочек отличает крайняя, забитая робость, скромность, нерешительность, тихий голос, неумение ответить обидчику и слабость. Их всегда защищают - друзья/парень/взрослые, они всегда за чьей-то спиной и становиться сильнее, работать над собой не думают. Хината не такая потом, конечно) А я совсем не против героинь, которые из слабых становятся сильными, наоборот - за. Однако если они стоят, не двигаясь, не пытаясь исправиться... Печаль.
Меня удручает засилье таких персонажей. Правда. И, может быть, в самом деле женский персонаж должен быть женщиной, прежде всего. Но я всегда любила, и люблю, героинь не-девочек. Насквозь. Они внешне не похожи на типичную девушку, занимаются не тем, чем положено девушке, не страдают по мальчикам, не прячутся за спины других... Напротив. Они сильные. Им гораздо важней характер, личные качества, чем красота и парни. Они сами спасут себя, своих друзей и близких. Они будут такими, как есть, и не важно, девочка ли, мальчик ли.
Как пример могу привести совсем немного персонажей. Арья Старк из "Песни Льда и Пламени". Мирида из "Храброй сердцем". Лира из "Тёмных начал". Китнисс из "Голодных игр". Наверняка не вспомнила всех, но это - основные, те, кем я очень, очень восхищаюсь.
Сколько помню, мне всегда хотелось создавать женских персонажей такого вида. Храбрых. Сильных. Особенных. В которых женское начало, тряпки-косметика, мальчики не имеют никакого значения. Сейчас я планирую несколько рассказов, где хочу сделать героинь мечты, вот таких, а не Беллу Свон или Елену Гелберт. Надеюсь, у меня получится.

@темы: мысли вслух

---

Книжное

В последнее время хочется расширить круг жанров, в котором я читаю литературу. С какими-то знакомилась совсем недавно, какие-то помню, но плохо, о каких-то впервые слышу) Безумно много всего интересного ждёт
Научная фантастика
Боевая фантастика
Ужасы
Альтернативная история
Городское фэнтези
Постапокалипсис
Мистика
Сказочная фантастика
Историческое фэнтези
Юмористическое фэнтези
Современная проза
Классическая проза
Историческая проза
Магический реализм
Семейный роман/Семейная сага
Психология
Триллер
Криминальный детектив
Исторический детектив
Детективная фантастика
Документальная литература
Публицистика
Исторический любовный роман
Сказка
Подростковая литература
Эротика
Приключения
Природа и животные
Морские приключения
Комедия
Поэзия

@темы: книги

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Как-то вроде у нас удобное расписание. Каждый день - минимум ко второму уроку, можно поспать, собраться не впопыхах... Но я не высыпаюсь. Катастрофически. То в поликлинику тащат, то на собрание, то в школу надо, да и путь всё в порядке - глаза не хотят разлипаться по утрам. Голова тяжёлая, болит. И девять уроков на дню, всё-таки, - тяжеловато для меня

@темы: жизнь студента

---

19.09.2012 в 11:03

Пишет  Diary best:

Пишет  Jackie A.C.:

Бесстрашного всем дня!))
Чингисхан, если моя память меня не подводит, а источники не врут, говаривал: "Боишься - не делай, делаешь - не бойся".

Один из моих любимых актеров рассуждает так: "Yeah, I’m pretty fearless. I’m human. We all have our fears. I just learned at a very young age that fear is the most powerful emotion. And I didn’t want to be stopped in anything because of fear. So, for about eight to ten years, I did something everyday I was afraid of, whether it was my fear of sharks or my fear of intimacy. I worked on all those things in myself to be a fully realized human being." © Jeremy Renner
("Да, я вполне себе бесстрашный. Я человек. У нас у всех есть свои страхи. Просто в юном возрасте я понял одну вещь: страх - самая движущая эмоция. И мне не хотелось останавливаться перед чем-то только лишь из-за страха. Так что лет восемь-десять я каждый день боролся с тем, чего боюсь, будь то мой страх перед акулами или боязнь близких отношений. Я работал с этими страхами внутри себя, чтобы стать полностью реализованным человеческим существом*" © Джереми Реннер)

Мы все чего-то боимся. Все. Боимся показаться глупыми, смешными, поэтому не выступаем перед другими, не танцуем и не поем. Боимся критики, поэтому пишем или рисуем "в стол". Боимся, что нас не поймут или отвергнут, поэтому молчим о своих чувствах. Боимся высоты, длины, ширины, глубины, поэтому не прыгаем, не бегаем и не летаем)). Боимся, боимся, боимся... Я не говорю сейчас об обоснованных страхах или простой технике безопасности, я говорю о тех страхах, которые вполне можно преодолеть, если просто попробовать.
Мы боимся что-то делать, потому что боимся результата наших действий. А как можно узнать, какой будет результат, если не попробовать что-то сделать?
Просто хотя бы ради интереса?)))

Я вот, например, очень хочу научиться французскому, но в глубине души боюсь, что у меня не получится. Сегодня я пойду на второе занятие, на котором снова все вокруг будут говорить на этом языке, а я все также буду понимать от силы 10-15 процентов. Мне страшно, потому что я не люблю казаться глупым или смешным, не люблю чего-то не понимать, что понимают другие вокруг меня. Это мой страх. Но я понял, что хочу его преодолеть, потому что результат для меня важнее, чем мой страх.

И так во всем. Самое главное - не бояться жить.
Пробовать все, на вкус, на цвет, на запах, на язык, на слух. Вставать по утрам, улыбаться незнакомым людям, трогать, прыгать, смеяться, рисовать, танцевать, делать подарки просто так, говорить друзьям и близким о том, что вы чувствуете... В общем, делать все то, что кажется таким страшным. Все обязательно получится именно так, как надо)).

И тогда наша жизнь будет действительно в наших руках.

Bon Jovi — It's My Life на Яндекс.Музыке

It's my life
It is now or never
I ain't gonna live forever
I just want to live while I'm alive
(It's my life)
My heart is like an open highway
Like Frankie said
I did it my way
I just wanna live while I'm alive
It's my life

*

* перевод с английского - мой

Свое | Не Бест? Пришли лучше!

---

Есть люди такие, скандалисты, - чуть что, крики, битьё руками в грудь и уйма словесных доказательств своей правоты.
Ходили с группой в поликлинику на медосмотр. У кабинета хирурга - толпа, а рядом, к тому же, невропатолог сидит. И началось. Крики, ссоры, громкие слова... Девушка была там, дерзкая-я-я. Пришла после нас, но упрямо, настойчиво пыталась доказать нам, что нет, вас здесь не было, не лезьте без очереди! По возрасту - ровесница, а так говорила, будто старше, умнее и умудрённее опытом. Ещё дверь рукой держала, как шлагбаум, чтобы, ни дай бог, мы не шмыгнули к врачу раньше. Один мальчик, адекватный, сказал ей, что она не права - девушка заткнула мальчика.
Смешно, честное слово

@темы: торжество абсурда

---

It/Оно

И всё бы хорошо в этом фильме, кроме одного главного минуса - он не страшный.
Правда. Совсем. Ни момента, ни эффекта, ни одной по-настоящему пугающей детали. Дело не в том, что я читала книгу. Честно говоря, в экранизации "Оно" всегда понятно, откуда выскочит злое создание, неожиданных страхов нет, а сами монстры... Они искусственны. Очень. Сразу ясно, что это картинка, фанера, которая, ну, разве что смех вызвать может, а напугать - едва ли.
Я, наверное, не полюблю старые ужастики. Они не страшные. Да, разумеется, для тех времён - кошмар, и возможности сделать лучшие спецэффекты не было, однако... Я уверена, что, сними экранизацию "Оно" какой-нибудь режиссёр сейчас, - вышло бы дико. По-настоящему, в самом деле страшное, бьющее по нервам, цепляющее кино.
При чтении книжки мне было гораздо, гораздо страшней. Клоун Пеннивайз везде виделся. Сердце сжималось. Но даже там скорее жутко, чем полноценно страшно, а здесь... здесь - ничего. Хотя нет, вру - улыбнуло) Правда улыбнуло - зубастый рот клоуна, мумия, оборотень... Как детский спектакль смотришь)
Переходы слишком резкие. Только одно - уже другое, быстро, скомкано и абсолютно непонятно. Озвучка русская совсем, совсем хромает. Ужасы ненастоящие, картонные. А в целом как фильм "Оно" - неплохо, весёлая штука вышла, хоть, признаться, скучновато, и три часа с трудом удалось высидеть, всё возникало желание перемотать.
Книгу изменили и упростили донельзя. Ладно эпизоды в процессе, ладно детали незначительные. Но, если смотреть фильм, выходит, что Оно, дикого, потустороннего монстра, легко победить серебряной серёжкой. Что за глупости? А Чудь? А Черепаха, а то пространство, а ментальная борьба Билла и других с Оно?
Однако есть три больших, хороших достоинства в экранизации. Музыкальное оформление. Звуки там, где нужно, загадочные, угрожающие, музыка, главная тема... Отлично. То, что надо для фильма ужасов, и спасибо, звукорежиссёр.
Второй плюс - актёры. Взрослые и дети. Особенно - дети. Я в восторге от настоящей, живой игры каждого, от интонаций голоса, от Билла и, как ни странно, Генри Бауэрса. Им веришь. Части с ужасами нет, а вот им - веришь, и видно, что там они, дети из Дерри, а не набор хорошо подобранных актёров. Браво. Просто браво.
И третий плюс - клоун. Кто-кто, а Пеннивайз, в самом деле, должен выглядеть так и только так. Голос. Наряд, грим. Тон, шуточки, смех, улыбка... качественно образ сделали. Очень, очень хорошо.
Я думаю, если бы я посмотрела этот фильм в детстве - мне долго снились бы кошмары про клоуна. А сейчас... никакого эффекта. Не знаю, почему.

@темы: кино

---

Название: "Город живёт"
Автор: Rainbow
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
От автора: шестая (последняя) зарисовка цикла "Город, которого нет"


Новый, разный день первых дней лета, как пламя на фитиле свечки, загорался над городом.
Солнце вставало. Первый, тонкий луч упал на улицы округа-сердца, района, где живут самые богатые, влиятельные люди города. Свет плясал, играя, на стёклах высотного здания фирмы "Омега". Певрый шорох колёс автобуса смешался с шагами прохожего, спешившего на работу. Ветер бежал, листая, как странички в книге, кроны деревьев. Проснулись птицы. В глянцевой краске машин у подъездов небо ловило своё отражение.
Солнце вставало. И тихо, беззвучно наперегонки с ним летел, по длинной крыше многоэтажного дома, юноша. Он улыбался. Он смотрел, как облака плывут над головой, и улыбался, и смеялся, и беззвучно был счастлив. Руки ветра толкали его в спину, бросая волосы в лицо. Лучи лезли в глаза. А юноша, запрокинув голову, летел, любил город, гадая, что готовит ему день.
Тихо, задумчиво, вдоль того дома шла по дороге девушка. По знакомой дороге. Она щурилась на солнце, цепляла, оглядываясь, всё, что происходит вокруг неё. И вроде бы улыбалась, приветствуя город. И вроде бы грустила, спрятав в карманах руки, не поднимая глаз от земли. Ветер гудел, шепча, в кронах деревьев над её головой, листва проносилась мимо - впрочем, едва ли она слышала. В ушах девушки играла музыка, мягкая мелодия о прекрасных созданиях, кроя всё.
Солнце вставало, окончательно проснувшись. Но, кажется, не все так любят рано вставать. Бодрый, весёлый, ребячливый юноша тянул за руку сонную девушку, то заходя вперёд, то снова возвращаясь. Он смеялся, ловя звуки нового дня и яркий свет солнца. Девушка тоже улыбалась. Бурчала спросонья, шла медленно, скованно, но разделяла счастье своего спутника и слушала, как он говорит ей, что утром в аквапарке народу немного, лучшее время.
Тёплой, мягкой волной лето обняло город. И небо, и зелень листвы, и лёгкий ветерок - всё было чистым, не верилось, что скоро, совсем скоро, когда-нибудь, наступят осенние дни.
Впрочем, в одном месте города они не проходили. Погасло, затухло солнце там, потерявшись в серых верхушках домов и мокром, вязком тумане. Облака съежились, небо выцвело... По Кварталу не скажешь, что время года - лето. Смотрят, ощерившись, окна домов, чаще голые, чем со стёклами, лают злобно собаки вдали. А где-то, едва поднявшись с постели, два незнакомца затеяли ссору, ненавидя друг друга.
Ветер окреп, обрёл силу здесь. Он не дует ласково - звереет, мчится, гонится вслед за мотоциклом, за юношей, уезжающим прочь. Кажется, ветер хочет схватить юношу за рукав потрёпанной куртки. Кажется, хочет сбросить его и утащить - обратно, в путаницу лабиринта Квартала.
Юноша едет, зажимая педали, не поддаётся безумному ветру. Он знает - теперь всё будет хорошо.
Новый, разный день лета горит, как огонь факела, над улицами города. И будет гореть. И каждый, подняв голову к небу, увидит в нём своё, для себя. Но город живёт, особой, разной, жизнью, он будет жить и просыпаться утро за утром, утро за утром. Чтобы над клубком его улиц загорелся опять новый, разный день.

@темы: творчество

---

Название: "В лабиринте"
Автор: Rainbow
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
От автора: пятая зарисовка цикла "Город, которого нет"


Он ненавидел город. Безумно, сильно, без остатка, всей душой. Он был бы счастлив, если б город исчез.
Ему ни раз, конечно, довелось видеть, как живут люди в других округах города, не здесь, не в Квартале. Жизнь - везде разная. Кому-то плохо, кому-то хорошо, кому-то бедно, кому-то богато. Но люди работают, смеются, ссорятся, мирятся... запросто. Всё - запросто. Им дан с рождения шанс на отдых, развлечения, улыбки, на обычную, лёгкую жизнь. Им не нужно бороться. Драться, рваться, с кровью выдирая каждый день, минуту, секунду жизни.
Он ненавидел их. Всех, всех людей до единого, и дома, где они живут, и улицы, по которым ходят, и весь чёртов, треклятый город вместе с ними. Он нёс ненависть с собой. Только ненависть держала его.


- И кто здесь у нас?
Бес замер, чутко прислушавшись.
Голос был сиплым, низким, незнакомым и с ноткой угрозы. Даже не так - угрозы-насмешки. Говорящий, кажется, вовсе не ждал от Беса сопротивления. Или ждал, но хранил твёрдую уверенность, что сам он - сильнее, ловчее, выносливей.
Только мальчишки могли вести так себя в Квартале. Ни опыта, ни серьёзных стычек - город ещё давал им шанс подумать, что жизнь повернётся удачной стороной.
А Бес то знал - ни черта подобного.
День занимался над улицами Квартала. Тусклый, бледный, вязкий - тень дня. Клочья облаков, серо-бурых, давили сверху на землю, редкий луч света гулял по стёклам домов, если стёкла были, низкие пятиэтажки смыкали кольцом переулок, ветер крепчал. Где-то вдали, протяжно воя, дрались собаки. А люди, крича, ругались и рвали глотку друг другу в паре-тройке улиц по правую сторону.
День - он и есть день, светло. Но незнакомца было не увидеть, о прятался - за гаражами, в мутной тени. И, судя по тонкому звону ножей, с ним - двое-трое телохранителей.
- Ба, неужто Бес? Не забыл ли ты, чью территорию топчешь?
Голос - незнакомый. Но, раз зовёт Беса по имени - по тени имени, если угодно, - значит, знает. И недоволен, что Бес ступил на землю, которую мальчик считает своей.
Территория. Слово-ключ. И, вероятно, главное, за что цепляются в Квартале. Ещё деньги. Ещё еда. Ещё крыша над головой. Но мальчишки, зелёные, неумелые - ничего, кроме места, нет ценней для них.
Наконец, шагнув из тени, незнакомец ступил на свет. Мальчишка, как Бес и думал - пожалуй, лет восемнадцати, если не младше. Одет потрёпано, в старую кожанку, волосы взъерошены и торчат в разные стороны, будто солома. Мальчик улыбался. Кривил губы в усмешке и играл светом на острой стали ножа в руке.
Те двое, что вышли с ним, - тоже мальчишки. Один перебрасывал узкий клинок из ладони в ладонь, другой - держал руку на рукоятке пистолета за поясом.
Дети.
- Это место Волков, Бес. Ты зря не выбрал другую дорогу.
Волки. Так, значит, они зовут себя.
Бес склонил голову к плечу, изучая лица мальчишек. И быстро, спокойно прикидывал свои шансы на успех. Спокойно. Да, ненависть вспыхнула - на мгновение, но Бесу легко удалось пришпорить её. Опыт. Тренировка. Научился.
Бес шёл в кафе этим утром, добыть пищи на день и вечер. Он не хотел драться, он знать не знал, конечно, о том, что территория кем-то помечена. Волки, Медведи, Тигры - сколько их, разве упомнишь? Каждый день - новые, неопытные, зелёные, каждый день нужно рвать, отнимать право перейти через двор или сделать шаг по улице.
Бес не хотел драться. Но драка, как водится, сама нашла его. Ранним утром. Почти у дома.
Ну, и когда, в самом деле, город слушал желания мелких людей?
А дети, между тем, шагнули ближе. Убеждённые, что их больше, и, значит, победа легка. Они окружили Беса, толкая к кирпичной стене, скаля улыбки, играя оружием. Мальчики не боялись. И коротко, сквозь зубы, смеялись над Бесом.
Зря.
- Я не знаю, кто вы, Волки. Советую дать мне пройти.
Опыт - не пустое словечко. Года в Квартале дали Бесу, в числе прочего, способность к скорой атаке - чуть-чуть быстрее, чуть-чуть ловчее противника. Мальчишка-Волк едва успел махнуть рукой своим телехранителям, а кулак Беса опрокинул его на землю, лицом вниз. Так же быстро, ловко выхватив нож из ладони.
Телохранители мальчика опешили, - но, впрочем, ненадолго. Рыкнув - хрипло, низко, по-звериному, - они как звери припали к земле и кинулись на Беса. Оба. Разом. Думая, что численный перевес - важная деталь в драке.
Бес позволил им столкнуться лбами там, где мгновенье назад была его голова.
Пока мальчишки пытались понять, в чём дело, он дёрнул заточку из рук одного и пистолет - из рук другого. Два удара для верности дела - и оба мальчика лежали на земле, катаясь и постанывая от боли. Он хотел уйти - благо, туман, как бывает, наполз на утренние улочки Квартала, стелил клочья по земле, надёжно укрывал. Бес и выпрямился было, пряча добычу в карман, - но чья-то рука цепко дёрнула его за запястье.
Лидер шайки Волков смотрел на Беса с земли. Струйка крови тянулась от нижней губы к подбородку, под глазом быстро и явно выступил синяк, веко заплыло. Но мальчик крепко, жадно держал Беса, впиваясь ногтями под ткань пальто, под рубашку, под кожу. Он больше не усмехался.
- Т-тварь, - процедил сквозь зубы. - М-мразь. Ненавижу тебя. Убью. Ненавижу. Убью.
Пожалуй, сейчас в самом деле мальчишка был похож на волчонка. Припал к земле. Спина - тонкая напряжённая леска. Лицо -странно застывшая, мёртвая маска отчаяния и решимости. Тихий, гортанный рык рвётся наружу. А губа, приподнявшись, обнажает клыки, и мальчик скалился, готовый вцепиться в глотку Бесу. Вцепиться и убить.
- Ненавижу. Убью. Ненавижу, т-тварь пог-ганая.
Остро, ярко горела ненависть, когда, собрав последние силы, волчонок вскочил с земли и бросился Бесу на шею.
- Взаимно, мальчик, - сказал Бес, впечатав кулак с размаху в живот мальчишки. И исчез в дымке вязкого, привычного тумана, не обернувшись, чтобы посмотреть, что с детьми.
... Еду он обычно брал - без спросу и оплаты - в мелком кафе на крайней улице Квартала. Хотя кафе - громкое слово для низкого, грязного здания, с выбитым окном и дверью на одной петле. Да и тут, конечно, не угадаешь, когда повезёт, в каком месте лучше... Неудачный день сегодня, судя по всему. Только утро - а уже, против желания, нарвался на драку.
Пробраться внутрь, пока хозяин занят ссорой за первым столиком, схватить пару, тройку буханок хлеба с кухни, головку сыра, бутыль с горячим, если повезёт - не трудно. Бес научился таким трюкам сразу, едва понял, что так просто его никто не покормит. Он сделал всё в миг - и тут же, на ломаной, прогнившей скамье за углом, расправился с частью добычи.
Но, впрочем, расправился не сразу. Он позволил себе думать, прогоняя встречу с мальчишкой-волчонком в голове и сетуя, что утром - уже драка, хотя ничто не предвещало и драться не хотелось. Зря позволил. Зря ослабил напряжение. В Квартале чуть зазеваешься - и...
Чья-то рука, метнувшись, сгребла в охапку хлеб со скамейки рядом с Бесом. Он не сразу заметил её. Только позже, секундой позже, когда вор улепётывал, прижимая добычу к груди.
С тенью удивления Бес отметил, что это ребёнок. Не почти-взрослый, как шайка Волков, а мальчик, мальчик, едва старше шести-семи лет. Он, с трудом обнимая две толстых буханки, бежал по тропе в сторону, за кафе, за гаражи, в убежище. Поймать его было просто.
Одна затрещина - и хлеб, с ребёнком вместе, упал на землю. Бес нагнулся, прижав куртку воришки ботинком к земле.
- Глупый. Не умеешь - не берись.
Мальчик смолчал. Да и что, в самом деле, он мог бы сказать? Только вертелся. Пинал Беса, вертелся волчком и смотрел, сверкая глазёнками, снизу.
- Пусти!
Ещё попытка вырваться.
- Пусти!
Ребёнок, снова с тенью удивления отметил Бес про себя. Нет, казалось бы, чему удивляться, сам был таким, голодным и отчаянным, но...
Он отпустил мальчика. Тот вскочил, отпрыгнув шага на три в сторону, и сжал кулачки, оглядываясь, мечась, и замер, как тетива лука, как настороженный, испуганный зверёк в кольце свирепых охотников. Губы - плотно сжаты. Глаза - блестят. Личико - перекошено, и страхом, и отчаянием, и больной, обречённой решимостью.
Зверёк. Детёныш. Ещё не зверь. Он не хочет, как мальчишка-Волк, смерти Бесу, не цедит сквозь зубы "т-тварь п-поганая", не бросается, обезумев, чтобы вцепиться в глотку... Зверёк. Маленький. Чистый. Ему незнакома, пока, отрава дикой, горчащей злобы. Он, пока, не умеет толком ненавидеть.
Но научится. Кому, как не Бесу, об этом знать.
- Иди, - сказал он мальчику. И зверёныш, метнувшись быстро, исчез среди кустов и гаражей.
... Бес гулял по лабиринтам улочек Квартала до позднего вечера. От кафе на краю вниз, под гору, мимо мёртвых центральных проспектов, магазинов и служебных зданий к реке, оттуда - полем, и опять обратно по гулкой, побитой набережной. Он часто ходил так - каждый день, если быть точным. Редко через день. Шёл, чтобы идти, шёл туда, обратно и снова туда, кругами по лабиринту. И сидел на ступеньках лестницы, глядя на воду, до самой темноты.
Любопытно, - думал Бес, болтая в речной мути ногами, - любопытно. Может, есть шанс выйти из лабиринта, если ходишь по нему каждый день? Может, если свернуть не вправо, а влево, может, если выбрать другой коридор, другую ветку, то...
Наверху за перилами ограждения, когда Бес собрался уходить, стояла женщина. В платке, в потрёпанном, старом пальтишке. Он чуть задел её плечом, глядя под ноги, и буркнул:
- Простите.
Женщина резко дёрнулась от него. Так, что сам Бес едва не рухнул в реку по бетонным ступенькам. И прижала руки к груди, словно защищаясь. И блеснуло в глазах что-то, похожее на слёзы. И уголок её верхней губы поднялся, готовый выпустить рык.
"Ненавижу" - говорили глаза женщины. Она жгла, давила Беса ненавистью внутри своих глаз. Бросилась бы. Ей богу, бросилась бы. Или, может, сам Бес - он ощутил внезапно, как волна яркого, горького поднимается в нём. Злоба. Ярость на эту женщину, на тех мальчишек, на маленького зверёныша, на хозяина кафе, на...
Опасно.
Бес поспешил ретироваться. И быстро, не видя дороги, зашагал по улицам Квартала к своему дому. К подвалу, что звался домом.
От реки путь был недолгим - прямо по паре улиц, обсаженных фонарями, будто деревьями, через дворы, буйно заросшие травой по пояс, вдоль блочных многоэтажек туда, где дома победней и пониже. Впрочем, в Квартале бедность - понятие растяжимое. Высотки тоже едва ли могли нести знамя "богатый" с полным достоинством.
Лето. Ночь. Мрак, густой как чернила, бился вокруг Беса, подменяя утренний туман, полз за шиворот, в уши, глаза, рукава пальто... Мутный свет от фонарей едва разбавлял ночную темень. А эхо, играя, уносило гул шагов идущего на многие, многие мили вперёд.
Бес никогда не мог предсказать приход этого чувства. Но оно пришло. Как день назад, как, если быть честным, едва не каждый вечер с детских лет. Паника. Липкая, душная паника, ком поперёк горла, кусок льда в животе, тотальная потеря ориентации в пространстве.
Бес замер. Сглотнул. Глянул назад, вправо, влево, метнулся, сам не заметив, в одну и в другую сторону, пытаясь понять - где он, кто он, что за место, как найти свой дом...
И тут же дал себе приказ успокоиться. Встать прямо, ровно, вдохнуть воздух поглубже и успокоиться. Ты двадцать пять лет живёшь на этих улицах, Бес. А тем, кто с детства обитает в лабиринте, пора перестать бояться его. Ну же. Соберись, Бес, возьми волю в кулак.
Не дай себе заблудиться.
Едва подумаешь, оптимистично, что бедам конец, - они тут как тут. Из тьмы переулка, по правую руку, вдруг кто-то выскочил. Бес поймал движение, звук, конечно, - но не успел ничего сделать вовремя. Тёмная тень человека рыкнула, схватив Беса за шиворот куртки, и потащила в грязный, вонючий двор за низкой оградой.
Кто-то - мужчина, судя по всему, и сильный, - громко пыхтел в шею Беса. Его руки уже шарили по карманам одежды, а затем, ничего не найдя, принялись резко и грубо сдирать куртку с тела.
Маньяк и вор в одном флаконе. Повезло.
Конечно, о слове "драться" пришлось позабыть. Как и о том, чтобы достать из кармана пистолет, отнятый у мальчика-Волка. Очень красноречиво в бок Бесу тыкался нож, и настал черёд ещё одной способности, полученной опытом. Бежать. Резко нагнуться, нырнуть под руку маньяку-вору, впечатать кулак между глаз и бежать. Быстро. Куда угодно.
Благо, мужчина был явно пьян и упал, споткнувшись, шага через три. И, благо, пакет с остатком продуктов остался в руках у Беса.
Земля под ногами была мокрой, рыхлой и гадко сырой от утреннего тумана. Слепо таращились окна домов, выходящие во двор. Стены подступали, сжимая узким квадратом. Небо свинцом давило высоко - а кажется, низко, - над головой.
Бес бежал так быстро, как только умел. Оступился разок. Едва не упал, растянувшись на мокром асфальте. И бросил взгляд через плечо, чтобы проверить, не нагоняют ли его.
Мужчина, в рваном мятом пальто и с ножом, сидел на земле. Лицо - в пятнах грязи, пальцы - мелко дрожат, волосы - всклокочены и свалялись. Он явно оставил попытки достать себе жертву. Только сидел, молча, и смотрел в спину уходящего Беса из темноты. Тянул руку в странном, отчаянном жесте, как путник в пустыне за водой, и смотрел.
Его глаза горели. Очень, очень знакомым огнём. Рот дёргался, ладонь второй руки крепко сжимала рукоять ножа, ворочая им в лунке в земле, туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда. А губы странно, ритмично шевелились - человек говорил "ненавижу", быстро и без звука, говорил и говорил, говорил и говорил.
Впрочем, конечно, Бесу могло почудиться в темноте.
Лишь поздно, поздно ночью, с ломотой в мышцах и царапиной от ножа, Бес рухнул на пол в своём подвале.
С трудом, но жить здесь было можно - само собой, Бес видал места и похуже, и поменьше, и погрязней. Одна лампочка качалась под потолком, то потухая, то зажигаясь. Блик света плясал по мокрым стенам. Тонкий писк и цокот лап в дальних коридорах - крысы. Матрас, старый, грязный и изъеденный кем-то, на полу.
Нет сил. Руки, ноги, каждая клеточка тела - подчистую, выбита, выжата, не шевельнуться, не приподняться. Стареешь, Бес, - одна драка, одна пробежка, а ты устал...
Нет сил. Только лежать, раскинув руки, закрыв глаза, лежать и ни о чём не думать. Обычный день - и конец дня - в Квартале для Беса. Для любого, кто живёт здесь.

Он ненавидел город. Безумно, сильно, без остатка, всей душой. Кажется, ненависть жила в нём - с первого дня, с первой секунды жизни в Квартале.
"Проклятого" места. Округа нищих. Свалки, куда власть города, подумав, решила спустить все отбросы высокого общества. Воры, убийцы, насильники, другие... Так проще. Быстро, логично и проще, чем что-нибудь ещё.
Но помойный контейнер полон. И, пожалуй, мусор теперь льётся через край.
Он родился в Квартале. И не мог был сказать с точностью, кем были его мать с отцом, куда исчезли, почему оставили его. Впрочем, едва ли кто из жителей Квартала знал это - что о Бесе, что о самом себе.
Нет родителей - нет и того, кто дал бы имя с фамилией. Никто и кличку - Бес - не стал бы, конечно, использовать, если б он сам, когда подрос, не пустил бы её по слухам. А люди, у которых он жил, не звали его никак. Не видели. Едва ли часто вспоминали, что где-то рядом есть он. Мальчик без имени.
Он родился в Квартале. А значит, вся его жизнь была замкнута там и только там. На пыльных улицах. В душных подвалах. В тени бесконечных низких гаражей. В чернильном, вязком сумраке ночью и мокром тумане днём.
Чужому, нездешнему человеку могло бы показаться - ерунда. Только и нужно, что пройти чуть вперёд по широкому главному проспекту, за ряды домов, ночных кафе, грязных лавочек, магазинов; и вот они - округ среднего класса, округ богачей, весь город, как на ладони.
Но Бес знал, как, впрочем, знает любой другой житель Квартала - без толку. Иди, не иди, смотри, не смотри - без толку. Им нет пути отсюда. Прочие округи, город - закрыты для них. Они заперты. И стена до тяжести неба - не ощутимая, не настоящая, нет - отсекает Квартал от внешнего мира. Деля территорию, как полагается, на жилища приличных людей и контейнеры для отбросов.
Границу не пересечь. И не имеет значения, что никто не возводил кирпичных преград, не рисовал линий, не ставил заборов... Из Квартала не уйти.
Он родился в Квартале. И дикая помесь - мест, людей, звуков, запахов - окружала Беса с самого детства. Он кочевал, как горстка мусора, со свалки на свалку, от одних людей к другим, из одного места в другое. Куда-то Бес шёл наниматься работать. Куда-то - на одну, две ночи провести. Мальчишку без имени гнали, били, ругали, мешали с грязью, он много раз был проклят и осыпан масштабной бранью.
Но Бес не уходил. И слова не говорил, и хоть жеста не делал, чтобы дать сдачи обидчикам. У Беса была цель - дождаться. Вырасти и дождаться, наконец, того времени, когда он сам сможет обеспечить себя.
Обеспечить в Квартале - значит, выучиться трём, равно важным и нужным, наукам. Красть. Бить. Бежать. Если хочешь, конечно, чтоб у тебя была крыша над головой, корка хлеба на ужин и жизнь.
Опыт - не пустое словечко. Скоро Бес многое мог, был на многое способен и обратился Бесом из мальчишки без имени. С детских лет он жил сам, только сам, своими силами. С детских лет он крепко усвоил, что, если не выдрать с кровью дни, минуты, секунды жизни из пасти голодного города - он проглотит тебя.
Многим вещам обучил город мальчика Беса с тех пор. Воровать. Драться. Убивать. Прятаться. Убегать. И ещё одному, главному, - ненавидеть.
Он ненавидел всех. И людей, живущих с ним в одном Квартале. И людей, что счастливы за "стеной". И людей, что, наверное, обитают в других местах, в других странах, на других континентах. Всех. Одинаково прочно, сильно, безумно, без остатка.
Но, впрочем, то были обломки, осколки одного, большого, общего чувства. Ненависти. Единой. Обращённой к тому, кто заслужил её сильней всех прочих - к городу.
Бес ненавидел город. Каждую улицу, каждый камень, каждый дом и цветок на газоне, кафе, скамьи в парке, перила на лестнице у набережной реки. Город сломал ему жизнь. Город изматывал его, терзал, выжимал до капли, тянулся к нему лапами улиц, проводов, веток деревьев...
Он был всегда. Он был везде. Ни на миг, ни на долю секунды от него не найти спасенья. Город справа, город слева, город со всех сторон, и он душит, он затягивает тебя - глубже; всё сильней, глубже и глубже, как паутина дикого паука... Да, паутина. Тупой, бесконечный лабиринт, откуда выхода нет.
Что толку идти по узким, извилистым без конца коридорам с кем-то. И Бес, конечно, с полным правом мог бы назвать себя одиночкой. Он жил один. Он ходил по улицам один, один дрался, крал, убивал, спасался бегством... Одиночка. Но нет смысла в этом слове, если каждый в Квартале - в городе, в мире - одиночка. Если все варятся, как мясо, в одном общем котле, и всем плевать, что будет с соседом по вареву.

Ночь давила с чёрных небес, затемняя улицы Квартала. Ни луны, как часто бывает. Ни россыпи звёзд. Только мрак, густой и тягучий, будто чернила. Пожалуй, самое лучшее, что можно сделать в такой поздний час - не совать нос из дома, спать и видеть сны.
Бес сидел, спустив ноги, на краю крыши дома в пять этажей. Какого-то. Случайного. Сидел, чувствуя, как ночной ветер хватает за кожу, и смотрел за движением фигурок внизу. За варкой месива - густого, вязкого, бестолкового, куда, не глядя, бросили по куску одного, и другого, и третьего...
А люди бегают. Зная, что вариться им и вариться до конца своих дней. Однако - не делают попытки вырваться. Почему?
Бес сел, потянулся, лёг, скрестив руки, пристроил голову между ладоней и стал смотреть. Снова. Которую ночь подряд его тянет сюда, на крышу, и мешает, и не даёт успокоиться, трещит беспокойно в голове...
"Почему?" - вопрос из категории "очевидно". Бес с детства знал ответ на него. А сейчас, с крыши наблюдая за движением варева, лишний раз убедился.
Люди, может быть, когда-то, где-то делали попытку сбежать из котла. Но не здесь. Не в Квартале. Один раз подумав, что ничего не выйдет, ощутив, что всё кончено, они легко оставили борьбу и замкнулись, дружно, внутри себя на все замки.
Разочарование. Недовольство. Обида. Усталость. Злость. Люди нашли в своей душе столько разных, грязных, застаревших чувств, что принялись, как безумные, пестовать их. И обижаться. И проявлять недовольство. И разочаровываться. И злиться. Котёл ощущений в груди у каждого кипел - но, в итоге, принимал форму, единую форму, прочно обосновавшись.
Ненависть. Люди Квартала ненавидели друг друга. И здесь не имело значения, хочешь ли ты лично убить-ограбить этого человека, лично он обижает тебя, или ты, к примеру, в первый раз в жизни видишь его. Ненависть. Люди Квартала желают смерти каждому, до единого, человеку, кроме себя самих. И злятся. И пестуют злобу внутри, спуская наружу, и делают гадости, и кричат, и махают ножами, убивают, грабят... Им кажется - так лучше. Ударишь, подставишь, скажешь едкое слово - и лучше, и котёл внутри затихает, не булькает, не плюёт вокруг себя горячие искры. А жизнь светлей. А в жизни - смысл.
Но, разумеется, эффект средства недолгий и ненадёжный. Котёл вернётся. Пустота снова будет варить, жечь тебя изнутри, тошнотой вставая поперёк горла, холодя всё от кончиков пальцев до позвоночника, будет давить, тянуть, душить, сминать... Этому нет конца. От этого не избавиться. И не поможет ненависть выбраться из стен тупого, бесконечного лабиринта, из липких сетей огромной паутины. Город поймал их. Город не отпустит их.
Но лучше ненависть. Лучше ненависть, чем вовсе ничего. Она держит Беса на плаву в вязком вареве жизни - и тех мальчишек, ту женщину, того ребёнка, маньяка, всех людей. Лучше так, псевдовыход, если выхода нет. Лучше так, псевдовыход, чтобы выпустить тьму из себя наружу и сказать - да, мне стало лучше, да, я стал счастливей и понимаю, зачем живу.
Любая опора лучше пустоты под ногами.
Бес сплюнул вниз, на тёмный в сумерках тротуар, ругнулся и, как мог быстро, ушёл с крыши. Он ощутил ненависть. Жадную, горькую, на части рвущую ненависть внутри. К городу. К людям. К проклятому, мерзкому лабиринту.
Бес всем людям внизу, мысленно, сказал, что ненавидит их. И ушёл, пока едкое чувство не сорвалось с тонкой цепочки контроля, как день назад на женщину у реки. Ему знакомо это состояние, очень знакомо... Оно опасно. Поддаваться нельзя.

Бес не успел. Он понял, что не успел, когда ему навстречу попался человек, выходящий из ночного кафе, когда его губа приподнялась, пуская на волю рык, спина выгнулась, а нож хрипло, резко вошёл к бок. В бок человека.
Бес не сразу смог понять, объяснить себе, что случилось. Его глаза, наученные опытом, видели муть вокруг, черноту неба над головой, и фокусировать взгляд не хотели. Но он заставил. И выхватил из вязкой черноты улиц нож, окровавленный, в своей руке; человека, в луже крови, на асфальте у себя под ногами.
Бес не сразу смог понять, что бежит. Бежит быстро, куда глаза глядят, со всех ног, и сердце бешено бьётся о рёбра... Паника. Паника, страх, ужас, отвращение, стыд, - всё смешалось, запуталось внутри Беса, подменяя то, из-за чего секунды назад он пырнул ножом человека.
Ненависть. Бес не донёс ей, не сдержал, не смог... Он шёл домой по тёмной улице лабиринта. А человек, выходящий из ночного кафе, на миг попался ему на глаза. Он даже не смотрел на Беса. Даже не знал, что Бес где-то есть за его спиной. Но по причине... неясной причине... стена в груди Беса рухнула, как не было её. Разум умер, как не было его. А котёл внутри плюнул, обжёг ярким огнём, вспенил кровь, сдавил горло, сжал нож в руке и всадил острое лезвие в бок человека, незнакомого человека. Чтобы дать чувству ненависти выход.
Псевдовыход.
Бес бежал, пока ноги не отказались нести его. Он споткнулся, упал, пройдясь носом по земле, едва сумел встать, добрался до ближайшей скамейке и рухнул. Ни чувства. Ни мысли. Только странная, бурная мешанина эмоций внутри, и понимание, что он, Бес, только что убил... или, может, почти убил... человека. Незнакомого человека.
Конечно, Бес убивал ни раз. И намного чаще видел, как убивают другие. В самом деле, какое значение может иметь жизнь соседа по вареву, но сейчас... Когда он набросился с ножом на незнакомого, ни в чём не повинного человека....
А что, если он умер? А что, если этот незнакомец, не угрожавший Бесу, не владевший едой-оружием-крышей над головой, хоть чем-нибудь, что можно было бы отнять, то есть оправдать свой поступок, - умер? Вот так, от вспышки, бесцельной, тупой вспышки гадкого чувства?
А что, если другие люди, убитые Бесом, умерли так же? Ради псевдовыхода. Не потому, что отнимали что-то, хотели лишить жизни, обижали, вставали на пути - ради псевдовыхода. Чтобы Бес мог сказать себе - мне лучше. Чтобы мог решить, что в его жизни нашёлся какой-то смысл.
Что, если это - не в первый раз?
"Нельзя так дальше" - думал Бес, пока спешил домой по улицам лабиринта.

Мотоцикл в старом гараже неподалёку от подвала Бесу достался случайно. В драке. Он отключил владельца, а доброй машине, в самом деле, нельзя же пропадать. Бес не ездил на нём. Загнал в гараж и давно - ни разу - не ездил. Ну что ж - пришла, видимо, пора пустить в ход железного коня.
Нельзя так дальше - решил Бес. И решил твёрдо. И чувствовал, что это - правда. Первая правда в Квартале за столько лет.
Он нёс с собой ненависть с первой секунды жизни. Он шёл с ней, варился в ней, убеждая, что без ненависти никак, что город - мерзкий, жестокий, прогнивший насквозь, и Квартал, и люди, и небо, и мутные воды реки. Он ненавидел всё. Он толок, словно муку, в себе ненависть бесконечно и знал, что она, по крайней мере, всегда будет с ним, всегда будет держать его. Но...
Псевдовыход - не выход. И ненависть не укажет путь из лабиринта наружу.
Что ж. Нужно искать. Настоящий, истинный выход, пока не поздно, пока, в конце концов, в Бесе не станет ненависти больше, чем его самого.
Бежать. Бес не мог бы сказать, как понял это, но он знал чётко - бежать. Из Квартала, из города, из лабиринта ненависти - куда угодно, и плевать, что ждёт за городскими стенами.
В Квартале много говорили об этом. Что, мол, если выйдешь из города - гибели не избежать. Ни воды, ни еды, ни крыши над головой, ни документов - кому нужны там, в других местах, жители свалки-Квартала? Впрочем, была другая версия. Кто-то твердил, что из города и вовсе выбраться шансов нет. Мол, стоят там, на выходе, солдаты, вооружённые до зубов. И любого, кто шаг сделает к границе, расстреливают на месте.
Люди верили. Той ли версии, иной ли - но верили, и никто не делал попыток уйти из Квартала. Зачем? Ясно же, что ничего не получится.
Но если - попытаться?
Бес мчал на мотоцикле по ночным улицам Квартала. Мимо кафе, где воровал еду. Мимо подворотни, где на него напал маньяк. Мимо гаражей, где мальчишка-волчонок твердил: "Ненавижу. Ненавижу. Ненавижу". Мимо набережной реки. Мимо дома, где жил когда-то в детстве и откуда сбежал. Мимо мусорных бачков, выбитых стёкол, клубков дерущихся, криков и глаз, смотрящих зверем, и ртов, что скалятся, рыча. В уши Бесу бил резкий, холодный встречный ветер, и туман стлался за ним по земле, оплетая колёса мотоцикла, оседая в волосах. Бес уходил. К настоящему, не псевдо, выходу из паутины улиц Квартала, из цепких лап города, из лабиринта ненависти.
В жизни Беса, по-прежнему, не было опоры, на которой он мог бы крепко стоять. Бес не знал, что ждёт его за стенами города - охранники, вооружённые до зубов, голод, холод, нищета или что другое. Бес ещё, как раньше, был мальчиком без имени.
Но он чувствовал, физически, кажется, как ненависть уходит из него. Как ветер, подхватив, уносит её обратно, в котёл лабиринта Квартала, к другим людям, верящим в псевдовыход. Никогда в жизни Бесу не было так хорошо, легко, свободно. Никогда он не дышал так глубоко, всей грудью, до рези в лёгких.
Бесу вовсе не хотелось ненавидеть вновь. А остальное, а неизвестность, ждущая впереди - чёрт с ним.

@темы: творчество

---

Название: "Ночная сторона"
Автор: Rainbow
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
От автора: четвёртая зарисовка цикла "Город, которого нет"


Конечно, как все люди, Оливер Рид вёл свою жизнь днём. Его отец, недавно скончавшийся, оставил в наследство Оливеру фирму по продаже недвижимости, "Омега". Крупную. Успешную. Впрочем, такой статус Оливера не устроил, и быстро фирма стала ещё крупней и гораздо успешней.
Оливер не мог пожаловаться, что дневная жизнь его была скучна, бедна, неустроена. Напротив! С удовольствием он надевал по утрам рубашку, костюм и галстук, с удовольствием проводил день в офисе по центру родного - и богатого - округа города.
Вокруг Оливера Рида всегда были люди. Много людей. Деловые партнёры, подчинённые, друзья, родственники, девушки... Только врагов Оливер не имел. В самом деле, как можно его ненавидеть? Вежливый, добропорядочный, ответственный, щедрый. Он всегда появлялся на работе вовремя. Слова резкого не сказал кому-то в компании. На хороших, честных условиях вёл дела. С утра и до позднего вечера решал проблемы "Омеги". А позже, после работы, шёл в какой-нибудь уютный, знакомый ресторан с женщиной, или с друзьями, или один.
Пожалуй, кому-то такая жизнь могла показаться рутиной. И скучной, серой, изо дня в день одно и то же, по накатанной, и, мол, совсем никакого разнобразия. Она затягивает, рутина. А Оливер, может быть, лучше многих знал, как легко, быстро утонешь, потеряв вкус, интерес, желание биться, барахтаться дальше... Нет, никогда он не испытывал этого сам. Но видел достаточно. Думал - достаточно.
Как все люди, он вёл свою жизнь днём. Но как-то раз ему стало любопытно - а что же скрывает город ночью, что может дать, показать жизнь ночная? Праздное любопытство. Однако, попробовав, Оливер не захотел больше оставлять её.
Едва ночи стоит наступить, город изменяется. Да, он спит, и люди спят, и звуки стихают, и всё, застыв, дожидается прихода утра. Автобусы не шумят на дорогах. Люди не спешат, толкаясь, от метро по своим делам. Гаснет свет за окнами домов, в стёклах компании Оливера. Люди, вернувшись домой, ложатся по постелям. Город спит. Но кто сказал, позвольте, что разбудить его - невозможно?
Едва ночи стоит наступить, Оливер изменяется. Вместо костюма, рубашки и галстука - джинсы, футболка, полоска кожи на лоб, цепочки и шнурки на шею и запястья. Вместо аккуратной, спокойной причёски - растрёпанный вихор. Вместо Оливера Рида - Дезмонд.
Он, Дез, не Оливер, выскальзывал из дома в объятия темноты. Он, не Оливер, пустыми переулками, тихими дворами крался до центра города. Он, не Оливер, в дыме и огнях клуба садился за столик к своим друзьям.
Если бы те, с кем общался Оливер Рид, увидели дружков Дезмонда - они пришли бы в ужас. И не поверили своим глазам. Где костюмы, галстуки, золотые булавки и изысканные манеры? Где сдержанность, аккуратность, речевой этикет и беседы о высоком? Друзья Дезмонда были под стать ему. Рваные джинсы, гремящие цепи, бардак на голове, скабрёзности, смачные словечки... Когда Дезмонд приходил в душный, пестрящий клуб, компания ждала его.
Это заведение, этот столик - место встречи. Они всегда собирались тут. И никто не знал, разумеется, кто такой на самом деле Дезмонд. Дез. Без фамилии. Без прошлого, планов и забот о хлебе насущном. Который, пропадая на день, приходит сюда каждую ночь неизменно.
Клуб - только первая, впрочем, точка на карте ночных приключений. Дезмонд с друзьями гуляли там, пока не надоест. Затем - торговый центр. Затем - ресторан, куда их едва пускали, но всё же пускали. Затем - бар. А в итоге заведения закрывались, и вот тогда, по-настоящему, приходила пора повеселиться.
Дезмонд взял себе за правило - всё, что придёт в голову ночью, исполнять немедля. Конечно, в пределах разумного. Но всё. И сразу. И без сомнений. Любое желание, любая мысль, дикая, сумасшедшая задумка, тень задумки... Стоило Дезмонду подумать "хочу...", и он шёл превращать желаемое в действительное. Друзья шли с ним.
Поначалу, когда Дезмонд только открыл для себя ночную сторону, его желания были скромны. Посетить тот или иной клуб. Выпить тот или иной напиток. Но чем дальше - тем больше, вскоре Дез вошёл во вкус и захотел попробовать... всё. Каждую мелочь, что может дать ему ночь. Вдохнуть ночной город полной грудью. Без остатка выпить его.
И Дезмонд пил. И Дезмонд пробовал, вдыхал, бросался в такие пучины, каких, точно, никто не ожидал бы от Оливера Рида.
Да, это правда, что ночью город спит, устав от дневной суеты. Однако разбудить его - возможно. Однако узнать новое, неожиданное, потрясающее - возможно. Дезмонд будил город. Не весь, разумеется, - только часть, и с головой опускался в пьянящую, яркую, ночную глубину.
Много сладких, счастливых минут провёл Дезмонд с ночным городом. Они летали, обгоняя друг друга, по крышам домов и гаражей. Они купались в волнах тёплого моря, в лучах лунной дорожки. Проникали в уснувшие магазины. Прятались от полиции в укромных уголках. Дрались с местной бандой. Гуляли по улицам Квартала, района, куда власти города ссыпали, будто гнилую крупу, все отбросы общества - насильников, воров, убийц, прочих преступников. Город и Дезмонд заглядывали в окна спящих людей, спасали девушку из рук маньяка, знакомились с бродягами, нищими и бездомными детьми. Им довелось однажды пуститься в бег по улицам и переулкам, спасаясь от сумасшедшего с пистолетом. Заплыть в тихую, окружённую камнями бухту вдали от городского пляжа. Пройти по тёмным, гулким тоннелям трёх станций метро. Исследовать длинный подвал под целым домом. Побродить с фонариком от края до края пыльного, тесного чердака.
Друзья не всю ночь разделяли приключения Дезмонда. Один, другой, третий - они расходились, хотя, впрочем, Дез ничего не имел против побыть в одиночестве. Нет. Так, пожалуй, город ещё больше, ещё сильней обращался в новое, интересное, опасное, страшное, необычное. Дезмонд гулял один по тихим улицам. Плавал в море, чувствуя, что вся громада, весь простор воды - его, только его. А ближе к утру, когда желания были исполнены, он любил лежать на спине на крыше дома, глядя в небо.
Сам Дезмонд не мог бы описать, что чувствует в такие мгновения. Он не был Оливером Ридом. Но, впрочем, и Дезмондом тоже не был. А кем тогда? Кто он?
Город. Быстро, легко нашёлся ответ. Ночью, в бурном потоке новых мест, знаний, эмоций, в погоне ли, в покое ли - Оливер-Дезмонд был городом. Растворялся в городе. Отдавал ему себя, без остатка, и сливал своё существо с нитками улиц, с гладью моря, с домами, парками, подвалами, чердаками, магазинами, кинотеатрами... Он пил город до последнего глотка. И давал городу пить себя. Он вдыхал полной грудью, впуская воздух глубоко, глубоко в лёгкие - глубже, чем мог бы сделать когда-нибудь, где-нибудь днём. Он был свободен. Он знал, что стоит в мыслях мелькнуть "хочу..." - и пойдёт, куда хочется, сделает, что хочется. Здесь, сейчас, ночью, он имел возможность потакать любой прихоти. Быть свободным. Не призрачно, не надуманно, не в рамках чего-либо, не почти. Совсем свободным. Свободным до конца.
Он возвращался домой к утру, уже Оливером. И спал пару часов. И, как обычно, надевал костюм, галстук, рубашку. И, как обычно, шёл в офис, чтобы работать до вечера. Оливер Рид, вежливый, спокойный, добропорядочный, дневной.
Возможно, кто-то мог бы подумать, что Оливеру осточертела его жизнь, наскучила, что он, барахтаясь, сбегая в ночной город, изо всех сил не даёт себе упасть на дно. Этот человек ошибается. О, он очень, очень ошибается. Оливер, правда, видел много людей, сбившихся с пути. Мрачных, озлобленных, с пустыми глазами, сердито сведёнными бровями, без всякого выражения... Они сидели за кружкой пива в кафе, жалуясь на жизнь друг другу. Или, бездумно уткнувшись в телевизор, не выходили из квартир. Порой друзья Оливера, ещё вчера весёлые, довольные, сегодня смотрели исподлобья хмуро и говорили, что жизнь - дерьмо.
Да, Оливер видел много людей, сбившихся с пути. Но сам он не сбивался никогда, нет, что вы. Он не терял интереса к жизни. Равно, к слову, - и к ночной, и к дневной.
Дело в том, что Оливер Рид с удовольствием жил днём. Ему доставляли удовольствие сделки, и контракты, и общение с друзьями, и отношения с девушками, и ужины в ресторане вечером, и фильмы в кино по выходным. Казалось бы, что нового можно найти в привычном течении. Кинотеатры, рестораны, офис - день за днём, день за днём. Но не стоит забывать, что у Оливера Рида была ночь. И кое-чему сумел научить его ночной город.
Люди - дневные существа. Они работают, отдыхают, любят и расстаются, грустят и радуются - днём. А город многогранен. У города есть не одна, отнюдь не одна сторона, столь привычная людям. Строя свою жизнь только днём, они не видят ночи. И потому, наверное, так часто впадают в депрессию, теряют интерес к жизни, желание жить, опору под ногами. Потому ненавидят, злятся, обижают и предают, становясь чёрствыми, равнодушными, жестокими, злыми.
Разочарование. В себе, в других, в мире. Люди не могут, не умеют бороться с ним, хотя, по сути, им только нужно - выйти ночью из душных, тесных квартир. Вдохнуть воздух глубоко, глубоко в лёгкие всей грудью. И взять привычные улицы, кинотеатры, рестораны, офисы, школы. И найти в каждом, в каждом знакомом предмете новую грань. Новую сторону. Ночную сторону. Найти, попробовать на вкус и сделать из старого - новое, из надоевшего - интересное, из серого - яркое. Это не трудно. Совсем не трудно - жить, без остатка беря от жизни то, что она может дать тебе.
Оливер умел. Он взял урок у ночного города, как отыскать в мирке владельца компании новые, неизвестные, увлекательные стороны. Как взять себе лучшее, светлое, любопытное, как сделать таким остальное, всё, как открывать новый мир с каждым шагом по знакомым улицам. Он делал так ночью. После многих, многих десятков ночных вылазок город не наскучил ему, всегда где-то внутри, глубоко, хранилось новое, то, что ещё не успел ощутить, увидеть, услышать, сделать Оливер. Город многогранен. Город бесконечен. И почему так мало людей замечает это?
Просыпаясь утром, Оливер Рид чувствовал в своей груди любовь к городу. Огромную, сильную, пьянящую любовь, и желание идти, бежать, делать, и предчувствие чего-то яркого, нового впереди. Оливер летел с кровати в кухню, с кухни на воздух, по улицам и дорогам к офису. Он вдыхал воздух глубоко, глубоко в лёгкие, всей грудью. Он думал, что же готовит ему город грядущим днём. И любил его, свой дом, свою жизнь, любил пьяняще, остро, сильно. Этот город - родной ему, это город - он сам. Никогда Оливеру не будет скучно, плохо здесь. Он никогда отсюда не уедет. Он никогда не оставит ни дневной, ни ночной стороны.

@темы: творчество

---

Название: "Не отходи от меня"
Автор: Rainbow
Жанр: джен, чуть гет
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
От автора: третья зарисовка цикла "Город, которого нет"


- Хилли, смотри!
Джейкоб тянул её за руку, показывая пальцем на глубокий, матовый аквариум в дальнем углу. Бесконечной по счёту комнаты. Там, среди коряг, камней и игрушечных мячиков, плавали тюлени.
Хилари едва смогла сдержать смешок. Так странно, до удивления и привычно Джейк был похож сейчас на ребёнка, - довольный, радостный, и, как другие детишки, мигом прилип к огромному стеклу. Ребёнок. Она часто, ещё с первого дня, замечала в нём это. Непосредственность, совершенно детскую. Восторг и умение восхищаться любым мелочам.
- Смотри, смотри!
Тюлень, подпрыгнув, снова нырнул в прозрачную воду аквариума, рассыпая фонтаны брызг. Дети захлопали. Затрещали, задёргали взрослых за руки - и Джейк вместе с ними. Ну, как тут не поддашься? Хилари подошла и, спустя минуту, уже смеялась и подзадоривала тюленя на пару с Джейком.
Океанариуму, кажется, не было края и конца. Она и подумать не могла, представить, что он такой... немаленький. Джейк и Хилари прошли, может быть, не меньше десятка залов, пока добрались к тюленям - а стрелка у двери указывала, что, по крайней мере, путь далеко не окончен здесь.
Джейкоб готов был гулять без устали. Не дав передышки, он потащил Хилари дальше, в следующую комнату, к морским конькам, рыбкам-клоунам и детёнышам акул. Они надолго застряли у длинного, узкого аквариума, где свет играл в рядке оранжевых, жёлтых, красноватых круглых икринок. Оттуда, гласила надпись на стене, скоро должны будут вылупиться акулы.
Следующим пунктом путешествия была лестница - винтовая, длинная, а внутри, как ствол дерева - аквариум от пола до потолка. На первом ярусе вода в нём была синего цвета, и мелкие рыбки, тысячи рыбок, - тоже синие, яркие, будто волшебные. Второй ярус - зелёный. Третий ярус - красный. Хилари смотрела, не в силах оторвать глаз, потому что зрелище было... волшебным, на самом деле. Другого слова не подберёшь.
После они с Джейком добрались до морского туннеля. Так, восхищённо сверкая глазами, Джейкоб назвал его. Хилари молила о пощаде, о коротком привале, но Джейк не слушал и быстро толкнул её на подвижное полотно. На дорожку, узкую, длинную, которая вилась внутри огромного, прозрачного аквариума.
Кажется, рыбы двигались прямо у Хилари над головой. Большие, маленькие, пёстрые, однотонные - они скользили, плавно и медленно, сверху, справа, слева. Вдоль, кажется, настоящего дна моря.
Когда дорожка закончилась, уже Хилари потянула Джейка прокатиться ещё раз.
- Так здорово!
- Я знал, что тебе понравится, Хилли.
Джейкоб улыбнулся. И обнял её, одной рукой за плечи - быстро и незаметно для остальных, всего на мгновение. А Хилари почувствовала, как внутри плещется теплота. И так уютно. И безопасно, и по-родному, и хорошо - наверное, лучше, чем есть сейчас, просто не может быть.
Не первый, не второй раз за день Хилари решила, что счастлива.
Наконец, после магазина, набитого игрушками-рыбами, ракушками и магнитами, Джейкоб сжалился. Он нашёл скамейку, пустую, прямо перед аквариумом с огромными акулами, и Хилари рухнула без сил, вытянув ноги.
- Всё. Я больше не встану.
Джейк устроился рядом, ухмыльнувшись от уха до уха, и вдруг обернулся через плечо, заговорщицки подмигнул Хилари, приподнял бровь.
- Смотри, Хилли. Этот охранник следит за нами.
Хилари села прямо, изображая изо всех сил, что изучает акул.
- Тихо. Сделай вид, что мы - влюблённая парочка и сто лет живём здесь. Он не должен раскрыть нас.
Три минуты настойчиво, добросовестно они оба играли влюблённую парочку. Спокойных, привычных жителей города, пришедших отдохнуть, пообщаться и посмотреть рыбок. Джейкоб косился на охранника, едва сдерживая смешок. Хилари тащила Джейка туда и обратно, мимо сурового мужчины в форме, не меньше семи раз. Они разыграли целое представление, обсуждая, как хорошо было бы сходить сюда с друзьями, соседями, которых много, ведь они, разумеется, так давно и прочно живут в этом городе.
Только в соседнем зале, согнувшись пополам, Хилари и Джейк дали волю хохоту.
- О Господи, Хил, ты видела, как он смотрел на нас?
- Ещё бы! Решил, наверное, что мы сумасшедшие.
- А мы разве не сошли с ума?
- Сошли, конечно! Но ему знать об этом не обязательно.
Смеяться с Джейком можно было бесконечно. Зная, что для него это - так же весело, как для неё. Зная, что он, как она, получает удовольствие от их привычной, родной игры в шпионов и прятки.
После океанариума Джейк и Хилари посидели в кафе, повторив сумасшествие для официанта. И отправились домой, твёрдо решив, в самом деле, собраться сюда ещё раз.
- Спасибо, Джейк. Правда, очень красивое место.
- Я рад, что тебе понравилось, Хилли.
Друзья Джейкоба ждали их, чтобы вместе пройтись по торговому центру и заглянуть в кино. Сэм поймал Джейка за шиворот, едва тот вышел из кафе, налетев с воплями, что, мол, мы ждём вас больше часа, скоро сеанс начнётся! Лесли смеялась. Джон, уткнувшись в экран PSP, ничего не замечал вокруг себя. Роджер горячо обсуждал с Тарой фильм, на который они идут.
- Что за кино хоть?
- А ты не знаешь?
- Нет, ребята, вы забыли меня предупредить.
- О, ну раз так - "Паранормальное явление".
- Вот спасибо!
- Всегда пожалуйста, друг мой.
- Эй-эй, товарищи, никто не сказал мне, что это будет ужастик!
- Боишься?
- Ещё чего!
- Да боится, боится, что взять с девчонки.
- Кто тут девчонка?!
- Эй, Лес, если совсем страшно станет - разрешаю обнять меня.
- Обязательно. Буду цепляться тебе за рукав и громко визжать.
- Ловлю на слове!
По привычке Хилари звала их - друзья Джейка. Хотя, конечно, все они давно стали её друзьями тоже.
Тара подошла к Хилари, растолкав парней.
- Что-то случилось?
- Нет, что ты, всё в порядке.
- Ты грустная.
- Просто задумалась.
Тара склонила голову к плечу, будто не веря, и улыбнулась.
- Ну, ты знаешь, что я всегда рядом, Хил. Чип и Дейл спешат на помощь. Расскажи, если что-то беспокоит.
- Всё хорошо, честное пионерское. Не волнуйся за меня.
- Знаешь же, подруга, что не могу, - ответила Тара. И Хилари кивнула - конечно, знает, конечно, поделится, если станет плохо или грустно. Со всеми из компании Джейка... из их с Джейком компании она дружила, отлично общалась. С любым могла найти общий язык. Но Тара... с Тарой - особенно и, пожалуй, ей Хилари могла и в правду доверить всё.
Фильм, на удивление, оказался действительно интересным. Шумной толпой они вломились в зал, замирали, напрягались, кричали на особо опасных моментах. Может быть, смех был наигранным, не от страха вовсе - но ведь так веселей.
Каждый получал удовольствие по-своему. Лесли, как обещала, терзала рукав Джона от трейлеров до титров. Тара, не сдержавшись, вслух ругала героев, чтоб не шли, не шли туда, где падает и шебуршится. Роджер завёл тихую беседу с соседом по креслу. Сэм флегматично жевал попкорн.
Они долго обсуждали фильм, глотнув свежего воздуха после душного зала. И "Паранормальное явление". И кинематограф в целом. И планы на завтра.
- Ребят, мы обязательно должны сходить в аквапарк!
- Как скажешь, друг мой, замётано.
- А в кино когда?
- Так были же сегодня.
- А ещё?
- Ну дня через два, Лес, ладно, уговорила.
- Только, Джонни, заруби на носу - фильм я выбираю на этот раз.
- Есть, босс!
Джон и Лесли, попрощавшись, ушли через проспект вправо, Сэм, Тара и Роджер - влево по перекрёстку, а Джейкоб и Хилари вперёд, привычной дорогой к дому.
Путь обратно лежал через парк. Большой, запутанный, так любимый обоими парк. Он был огромным. Гигантским, если сказать точней. Когда-то Хилари, храбро, решила пройти его полностью, от начала до конца, - но сдалась на середине. Кажется, парк раскинут вокруг на много, много миль, а, может, и вовсе бесконечно.
Летом, как сейчас, он был особенно чудесным. Полдень. Жара на открытом пространстве, но здесь, в тени буйной аллеи, - сумрачно, свежо, приятная прохлада. Кроны деревьев густо, как сети, сплетались у Джейка и Хилари над головой. Влажные, будто хрустальные после утреннего дождя листья - луч солнца, преломляясь, дробил деревья аллеи на десятки, сотни радужных островков.
И звуки. Тысячи звуков вокруг. Город жил, город дышал, он смеялся, кричал, говорил, играл музыкой, как живое существо. Где-то неподалёку бегали, шумно радуясь, дети. Плескала вода в фонтане на площадке, у самых парковых ворот. Шептались листья в кронах над головой. Пели птицы. И другие, разные звуки, - Хилари хотелось пить их, упиваться ими, чтобы не пропустить ни одного.
По традиции, давней, Джейк и Хилари чуть посидели на скамейке у вод тихого пруда. Парк - шумный, многолюдный, известный, но здесь, кажется, очень редко ступала нога человека. Тропинки не хожены. Кусты не подрезаны. А скамья, ряска, кувшинки и чернильно-чёрная вода, думалось Хилари, были только для них двоих.
И, конечно, они не могли не прогуляться по проспекту, вдоль берега речки, и не зайти в кафе у самой набережной, на окраине города. То кафе. Где они с Джейком, быстрых два года назад, впервые встретились. И сидели, как сейчас, за столиком у огромного окна. И пили, как сейчас, горячий сладкий кофе, болтая обо всём на свете.
- А помнишь?..
- Помню. Ты тогда показалась мне странной, Хилли. Не от мира сего.
- Кто говорил бы! Нормальный человек не полезет за зонтиком в воду в мороз!
- А ты мне помогала!
- Сам же попросил, дурачьё!
Вот он, мост, где всё случилось, - думала Хилари, когда они возвращались домой. Такой же, как два года назад. Почти такой же. Чугунные перила, витые решётки, и солнце пляшет в воде далеко под ногами, и отражается сотней бликов, и сыплет радугой. Так же - и совсем по-другому - было два года назад. Совсем другое чувство она испытывала тогда...
Хилари знала, что не стоит думать о прошлом. Но не успела вовремя остановить себя. Душный ужас, одиночество вцепились ей в горло. Паника, страх, больное недоверие... Всё сдавило, сжало изнутри грудь, и Хилари, как бывало в такие моменты, застыла посреди шумного, многолюдного моста. Крепко, цепко схватила Джейкоба за руку. Сказала, не узнавая, отказываясь узнать свой голос:
- Не отходи от меня!
Тонкий, жалкий, загнанный голос. И фраза... Автоматически, не отдавая отчёта, Хилари раз за разом повторяла её в такие моменты. Потому что страшно. Страшно, больно представить и даже подумать - Джейка не будет рядом с ней. Джейк исчезнет.
Он пугался раньше, как она помнила. И говорил много, много разных слов утешения, спрашивал, что случилось, чем он может помочь. А теперь...
Теперь Джейкоб взял её за руку. И ласково, но крепко, сжал её пальцы в своих.
А теперь ничего больше не нужно. Ни слов, ни вопросов, ни жестов и попыток помощи. Только стоять вот так, на мосту с Джейком. Знать, что его рука - в её, что он рядом, он любит, и вовсе не собирается куда-нибудь исчезать.
Сто лет назад это было. Два года, но кажется - сто лет. Хилари не знала Джейка тогда, не знала города - она и вовсе жила за городской чертой, в маленькой, уютной деревеньке на склоне холма. С мамой. С папой. Была счастлива и не могла подумать, что в один день не станет всего. Родителей. Дома. Друзей семьи, добрых соседей, поддержки и понимания - всего.
Отец и мать Хилари погибли в автокатастрофе. А дом, стоявший у кромки леса, вспыхнул и в миг сгорел от лесного пожара. Сама Хилари в тот день долго гуляла в поле неподалёку - вернувшись домой, она нашла обгоревшие остатки жилища и человека, сообщившего ей, что родители погибли.
Жить бы девочке у друзей мамы и папы. У соседей, всегда приметливых, добрых, готовых помочь. Но друзья, почему-то, разбежались почти мгновенно, исчезли, сославшись на занятость, и места, мол, совсем нет у нас. Соседи, почему-то, закрылись в своих домах, говоря, что никогда особенно не любили семью сиротки-девочки. А прочие жители деревни... С детства Хилари была уверена, что, если не друзья, то верно приятели каждый из них друг другу. В гости ходили. Урожаем делились. Новости обсуждали.
"Чужая" - так сказали все дружно о Хилари. Она чужая нам, эта девчонка, с чего вдруг станем принимать её под нашу крышу, кормить нашей едой?
Приют - сказал человек, сообщивший о смерти родителей. Пристроил её в сторожке, уехал в город и обещал, что скоро вернётся, чтобы отвезти девочку в приют.
Хилари не помнила, что тогда руководило ей. Может быть, горе. Может быть, обида, новое, крепко пустившее корни недоверие ко всякому человеку, ко всякому, для кого она была чужой. Предадут. Обманут. Оставят. И в самом деле, разве может быть дело другим до незнакомой девчонки с улицы...
Хилари ушла. Из сторожки, из деревни, по широкой песочной дороге - в город. Шагала, не останавливаясь. Шагала, пока силы не кончились, и не пришлось устроить короткую передышку.
У Хилари не было цели. Стоя у витого ограждения моста над речкой, сразу у окраины города, она не могла решить для себя, что же делать дальше. Куда идти. И зачем, в конце концов, она пришла в этот город. Незнакомый. Чужой. Где все ей чужые, и она - чужая для всех. Никто не поможет Хилари. Надо самой, своими силами, отыскивать выход.
Дождь барабанил по земле тогда, помнила Хилари. Он бил, не смолкая, в камень тротуара моста, гнал рябь по водам реки и лился, обжигая, за шиворот. Люди спешили, под точками зонтиков, в тепло и удобство. Бежали, разбрызгивая воду из луж, и толкали друг друга, не обращали внимания.
- Чёрт!
Хилари вздрогнула, отшатнулась, а рядом с ней шлёпнулся на землю человек. Юноша. Его нога попала в щель между двумя камнями и, не удержав равновесия, незнакомец растянулся на мосту.
- Чёрт!
Он держал в руке зонтик - большой и почему-то красный, мокрый насквозь. Порыв ветра дёрнул его из руки юноши и плавно опустил в воду реки.
С несчастным, обиженным видом незнакомец облокотился на ограждение рядом с Хилари. С минуту оба стояли, глядя, как солнце тонет в волнах, а зонт медленно, верно относит от моста дальше в реку.
- Эх, обидно... только купил...
- Достаньте. Недалеко пока.
Юноша обернулся к Хилари. Тогда она и заметила, впервые, озорной огонёк в его карих глазах.
- А вы поможете мне?
Они полезли доставать зонт. Вниз, к парапету, что разделял дорогу и речку, в брызги и удары шквального холодного ветра. Хилари не могла сказать себе, зачем делает это. Чтобы делать хоть что-нибудь? Чтобы не думать, хоть на часок-другой отогнать мысли о приюте, о родителях, о том, куда идти дальше?
Незнакомец прыгал перед Хилари, догоняя несчастный зонтик. Он плюхался на колени, тянул руку к нему, ругался, когда не доставал, вскакивал и спешил дальше, а Хилари шла за ним. У неё руки были длинней. Решив так, юноша схватил её крепко ладонью за запястье, а она, потянувшись, смогла зацепить зонт самым кончиком пальца.
Прохожие смотрели на Хилари и незнакомца как на сумасшедших. А они, мокрые насквозь и хохочущие, укрылись в кафе. Смеялись. Просто сидели за столиком и смеялись чему-то, а чему - оба не сумели друг другу объяснить.
Когда хохот прошёл, Хилари увидела, что сидит в кафе с незнакомым человеком. Без причины и цели. С человеком, которому, как всем, нет дела до неё. Они - чужие друг другу. Он занят своими проблемами, ему нет дела, что у девчонки с улицы погибли родители и сгорел дом.
- Я Джейк, - сказал юноша, когда Хилари твёрдо решила уйти. - Джейкоб. А тебя как зовут?
- Хилари.
- Приятно познакомиться, Хилли.
И против всех правил, против мыслей Хилари, они сидели с этим незнакомцем, пили сладкий горячий кофе, болтали о дожде, солнце и прочей чепухе. Он спросил, что у неё случилось. А она, не задумавшись, рассказала всю правду.
- Давай сбежим, - сверкая детским, озорным огоньком в глазах, предложил Джейкоб. - Сбежим, станем жить где-нибудь далеко, далеко отсюда. Они не смогут отправить тебя в приют. Даже не догадаются, где мы.
Шутка. Ерунда, безумие и глупость, к тому же. Сбежать? С чужим человеком? Он шутит, верно, что за дело ему до неприятностей девочки с улицы...
Они сбежали. На другой конец города, в квартиру, снятую Джейкобом. Он не сказал, откуда у него деньги. Не объяснил, почему готов с ней, чужой, бежать куда-то без оглядки и цели. По правде говоря, и сейчас Хилари не до конца понимала, по какой причине Джейкоб был так добр к ней. Но, точно, не пожалела ни разу, что тогда доверилась ему.
Два года Джейк и Хилари жили вместе. Работали. Гуляли по городу, по красивым, чудесным местам. Общались с друзьями. Дружили с соседями. Заводили новые знакомства.
Город удивлял её. Открывал, каждый день, что-то новое, светлое и совсем необычное, поразительное, волшебное - других слов не подберёшь. Океанариум. Аквапарк. Музеи. Выставки. Каждый день Джейк куда-нибудь водил Хилари, что-то показывал ей, и с удивлением, со странным смешанным чувством она обнаружила, что больше не видит чужаков - ни в Джейкобе, ни в других людях, ни в городе.
- Опять не спишь?
Приподнявшись на локте, Джейк смотрел на неё. Ему всегда, всегда странно удавалось угадать момент, когда Хилари сидит в постели, рассеянно глядя в стену напротив, и вспоминает о прошлом.
- Я просто задумалась. Спи.
- Если кто-то придёт забрать тебя - кричи. Я прибегу на помощь.
- Чип и Дейл?
- Ага.
Повернувшись на другой бок, Джейк заснул снова. И Хилари легла рядом с ним, потихоньку погружаясь в спокойный, медленный сон.
Странно представить, как всё изменилось за два долгих-быстрых года. Как стало другим.
Когда Хилари жила в деревне, город казался ей очень далёким. Непонятным. Вовсе ненужным. Жестоким, может быть. Страшным, может быть. А теперь... Она любила его. И солнце, и лужи, и то, как свет дробится на тысячи радуг в фонтане дальнего садика парка, и места, привычные, и традиции у них с Джейком, и друзей, соседей, прохожих вокруг. Город был мокрым, когда Хилари впервые встретилась с ним. Мокрым, серым, неприветливым, где дождь льётся, ветер дует и тучи мрачно клубятся над головой. Чуждый город. Никому в нём, ничему в нём не должно быть, и не было, дела до девочки на мосту.
А теперь стало. И Хилари ошиблась, считая, что люди не станут протягивать руку помощи незнакомцам. Джейкоб протянул. А после, на новом месте, его друзья, старые и новые, соседи, прохожие, коллеги по работе... Они видели, знали, что Хилари - нездешняя. Они могли бы, но не стали, считать её чужой. Наоборот. Редко день проходил без шумной, дружной компании в парке, или в квартире, или в кино на последних рядах.
- Здравствуй, Джейкоб!
- Здравствуйте, миссис Ньюмон. Знакомьтесь - это Хилари.
- Твоя подружка? Приятно познакомиться, Хилари.
- И мне...
- Не бойся так, девочка, я не кусаюсь, правда! Чувствуй себя, как дома. У нас хорошая улица. Есть, правда, безумные субъекты, мистер Перкинс вот - но сердце у него доброе, хотя так сразу не разглядишь...
- Не нагоняйте страх, миссис Ньюмон!
- Что ты, что ты, Джейкоб, я из самых лучших побуждений! Добро пожаловать, Хилари.
Хилари любила город. Вспоминала слова матери, убеждаясь, что, в самом деле, мир не без добрых людей. Равнодушие, чёрствость тоже есть - но меньше, а очень многие всегда готовы помочь тебе, поддержать тебя, быть с тобой... День за днём, просыпаясь утром, Хилари говорила этому городу "спасибо". Город приютил её. Город дал ей Джейкоба, и других людей, и уют, дом, крышу над головой, вторую семью. Город ярко сверкал солнцем в лужах после дождя, пел птицами в небе, город дарил много волшебных, удивительных, новых мест.
Они играли здесь с Джейком в игру. Будто охранник в океанариуме, продавец в универмаге и билетёр в кассе кино следит за ними. Знает, что они сбежали, и следит, и хочет поймать - всю ловкость, скорость, изобретательность пустить в ход нужно, чтобы он не схватил их.
И даже если Хилари бывало страшно. Если она, вспомнив, цеплялась за руку Джейкоба и просила не отходить от неё. Она знала - не отойдёт. Знала, что игра останется игрой, и никто не найдёт их, как за два долгих-быстрых года не нашёл.
Знала, что в этом прекрасном, чистом, добром городе всё будет хорошо.

@темы: творчество

---

Название: "Прекрасные создания"
Автор: Rainbow
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
Музыка: Poets of the Fall - The Beautiful Ones
От автора: вторая зарисовка цикла "Город, которого нет"


Ханна Элкот всегда ходила в школу из дома и обратно одной дорогой.
В низком, новом коттедже на углу, за парком, семья Ханны поселилась давно. Четыре года - достаточно, пожалуй, чтобы запомнить дорогу от своей улочки к зданию старшей школы.
Ханна помнила, знала каждый поворот, дом, камень, встречавшиеся по пути. И звуки. Голоса детей, окрики взрослых. Гудки, шорох шин автомобилей на проспекте. Пульс колонок из магазина дисков по левую сторону. Разговоры людей за столиками, под тентом уличного кафе. Смех шумных, больших компаний у решёток ограды парка. Звонки мобильных телефонов. Треск, стук, что-то ещё, неразборчивое, в переулке, куда открывался чёрный ход ресторана.
В погожий, солнечный день начала лета, как сегодня, вдобавок - птицы. И шёпот ветра, лёгкий, в шапке листьев высоко над головой. Но Ханна едва ли слышит, что звучит вокруг неё. Точней сказать, пытается не обращать внимания, не слышать, не слушать... В её ушах, громко, привычно, играет музыка.

Flies with a broken wing,
She's ever so graceful, so like an angel,
But I see, tears flow quietly.

По началу Ханне кажется, что она смотрит немое кино. Слова с мелодией густо, надёжно глушат звуки, голоса, шум, звон, гудки автомобилей, и Ханна идёт, спрятав руки в карманах джинсовой куртки. Идёт, оглядываясь по сторонам - звуки звуками, а не смотреть, совсем не смотреть, у неё не получается.
Улицу, где стоит дом Ханны, только с натяжкой можно назвать большой. Пять-шесть коттеджей, маленьких, с клочками садиков и низкими заборами - а дальше парк. Огромный, кажется, бесконечный, он на многие, многие мили раскинулся вокруг.
Ханна идёт через парк. От ворот по узкой тропке, вглубь, к другому краю, мимо круглой площадки, где часто гуляют мамы с детьми.
Даже теперь, в ранний час, площадка полна народом. Родители с малышами, люди с собаками, просто те, кому, видимо, не спится по утрам. Кольцом стоят дощатые скамейки, на них сидят и разговаривают, бесшумно - так видится Ханне, - без звука смеясь, жестикулируя, рассказывая о чём-то.
Можно не слышать, но не смотреть, отвернуться у Ханны не выходит. Она почти пересекла площадку, когда справа, не пойми откуда, появляется мужчина.
Его одежда - стара, грязна и точно поношена. Волосы, очевидно, много дней не мыты. Странная, смешная шляпа на голове, в одной руке - шуршащий пакет, в другой - ладонь ребёнка.
Незнакомец так резко, чётко портит благообразность утра в парке, что, Ханна не видит, но слышит, беседы вокруг тотчас замолкают. На секунду. Этот миг все, будто сговорившись, смотрят на мужчину, и звуков не нужно, чтобы понять, какие чувства испытывают люди.
Отвращение. Брезгливое, острое отвращение, как бывает к грязи, пыли на книжных полках, уродливым, мерзким насекомым. Быстрая и в чём-то стыдливая, презрительная жалость. Недоумение. Раздражение. А потом, как опомнившись, все возвращаются к прерванным делам.
Ханна знает, что надо бы поспешить. Ускорить шаг, отвернуться и идти себе дальше, по тропинке через парк. Но шаги, как всегда, не ускоряются. И взгляд не уходит под ноги, или в сторону, или куда угодно. Она идёт медленней, посматривая через плечо, и видит, как мужчина подходит к первой скамейке, занятой людьми.
Девочка рядом с ним - едва старше лет семи, совсем ребёнок. Одежда, обувь, волосы - в таком же потрёпанном, жалком состоянии, как у отца. Она испугана, озирается по сторонам, крепко держась за руку взрослого, прячется ему за спину. А он крепко, надёжно пожимает её пальцы и смотрит ласково.
Но, впрочем, не только внешний вид объединяет отца с дочкой. Лицо. Отчаянное, загнанное выражение, и бледность, и губы, обветренные, и глаза, полные страшной тоски.
Это Ханна ловит исподтишка, проходя мимо. А ещё - то, как люди на скамейках шарахаются, стоит мужчине подойти к ним. Матери поспешно уводят детей. Подростки смеются, кривя лицо в брезгливости. Кто-то изучает газету или книгу, как ни в чём не бывало. Кто-то, напротив, зло таращится на мужчину и отворачивается, хмыкнув.
Этого человека Ханна видит не в первый раз. Он приходит сюда по утрам, часто, и просит денег, чтобы накормить ребёнка, найти место для ночлега. Ему никто не даёт. Почти никто. От него дурно пахнет, он грязный, неряшливый и, скажем честно, не должен существовать на этой земле. Пьяница, сам виноват. Неудачник, сам виноват. Чужой незнакомец, сам виноват.

The struggle she's seen this spring,
When nothing comes dancing,
Paying a handsome fee, and still she smiles at me.
And I can't take it, no I can't help but wonder...

Диагонально, по аллеям и рощицам, вдоль прудов Ханна скоро выходит из парка. Там, почти сразу за чугунной решёткой, шумит проспект.
Машины гулко проносятся мимо. Ханна не слышит, что гулко, но они точно, как всегда, гудят, шуршат колёсами и визжат на поворотах. У светофора клубится толпа, обычная для утра; где-то Ханне кивают, мельком, ученики её старшей школы.
С другой ветки перекрёстка, на бешеной скорости, мчится автомобиль. Кое-как поймав поворот, он летит дальше, его заносит чуть, а светофор, мигая, меняет цвет на красный. Не успев затормозить, машина тыкается прямо в другую, стоящую впереди.
В секунду, синхронно, водители выскакивают из салонов на проезжую часть. Они похожи - оба красные, разгорячённые и злобные донельзя. Ханна не слышит, о чём разговор - музыка глушит, да и вряд ли возможно, с такого расстояния. Но водители кричат друг на друга. Размахивая руками, будто мельница лопасти, широко открывая рот, злясь ещё больше - они явно спорят, кто прав, кто виноват, не слушая один другого.
А дальше громкости плеера оказалось недостаточно. Пожалуй, слишком чутко Ханна стала слушать - звуки медленно, постепенно оживают, и даже слова песни не могут их перекрыть.
На другой стороне проспекта - выход из метро. По лестнице вверх-вниз, навстречу друг другу, спешат два мощных потока; сталкиваясь, они ругают, возмущаются, кричат и текут дальше, каждый по своим делам, равнодушные друг к другу. Кто-то пойдёт на остановку поблизости ловить маршрутку. Кто-то на секунду-другую остановится у ларька, купит газету и снова вольётся в общую струю.
У метро играла на флейте девушка.
Ханна не замечает, как замедлила шаг возле неё, чтобы послушать. По-прежнему - музыка в ушах, но протяжные, больные звуки флейты она заглушить не способна.
Девушка выглядит лет на семнадцать-восемнадцать, едва ли старше Ханны. На земле, у её ног, лежит шляпа, очень похожая на ту, что была на мужчине в парке. Пустая шляпа. Девушка играет, прикрыв глаза, совсем рядом с гудящим, бесконечным потоком людей. Она чуть заметно склоняет голову к плечу, а летний ветер треплет её светлые волосы.
- Где она эту дудку взяла? - ухмыляется мальчишка, и приятель хохочет с ним, словно услышал шутку.
Мужчина с тяжёлым кейсом, в пиджаке и галстуке, бросает на девушку раздражённый взгляд. Он лёг поздно, встал рано, устал, и голова болит, а эти писки только сильней усугубляют отвратительные ощущения.
Женщина с тележкой толкает девушку, пробиваясь по ступенькам в метро, и громко, сердито рявкает:
- Ишь, встала тут! Людям не пройти!
Парень, уткнувшись в экран сенсорного телефона, проходит мимо девушки, не заметив её.

Why do we sacrifice the beautiful ones?
How do you break a heart of gold?
Why do we sacrifice our beautiful souls?
Heroes of tales unsung, untold.

А девушка играет.
Дальше по улице, вдоль проспекта, тянутся ряды магазинов, мелких офисов, кондитерских и ресторанов. Ханна проходит мимо "Радуги", кафе, где сама часто бывала, где готовили вкусный кофе, а столики стояли под широким тентом на улице.
Летом, в ранний час, посетителей немного. Женщина в брючном костюме, мужчина с ноутбуком на коленях, отец с дочкой да парень с девушкой, наверняка влюблённая парочка.
- Что слышала! - едко бросает парень. - Я больше не собираюсь встречаться с тобой.
- Но... почему? - девушка, судя по всему, готова навзрыд заплакать. Слёзы стоят в её глазах. Голос - тихий, приглушённый, задавленный. Она сцепляет руки крепким замком на столешнице и смотрит на парня, не веря.
Парень усмехается. Встаёт, забрав куртку со спинки стула, бросает на столик пару смятых купюр и окидывает взглядом на девушку.
- Ты себя в зеркало видела? Развлеклись - и достаточно, не будь наивной дурой. Кто захочет видеть твою морду рядом с собой круглые сутки.
Он уходит. А девушка вскакивает, почти бросается за ним, - но, обессилев, падает обратно на стул, роняет голову на скрещенные руки. Парень переходит дорогу, приложив к уху мобильный. Но, увидев кого-то на другой стороне улицы, машет рукой и спешит к роскошной блондинке с длинными волосами.

Sweet as an angel sings,
She gives though she has none left but the last one.
Free, unhesitatingly.
And I am humbled, I'm a broken mirror,
And I can't help but wonder...

Теперь звуки нельзя было остановить - ни музыкой, ни попытками не слушать. Город окружал, оглушал Ханну со всех сторон. Давил, знакомым чувством бессилия, беспомощности, невозможности... Ханна шла по узкому тротуару, вдоль проспекта, и обрывки слов отовсюду настигали её.
- Ты переехала? - спрашивает первый голос.
- Да, - отвечает второй. - Мы купили новый дом на проспекте, знаешь, неподалёку от парка.
- Дом? Это чудесно, поздравляю! А мы со Стэнли вот на море собираемся... душный город так надоел...
- На море - неплохо. Но в нашем доме - бассейн, так что, думаю, мы и здесь хорошо отдохнём.
- В Египет путёвки взяли, на август. Чудное место! И отель пять звёзд... Стэнли молодец у меня.
- А ещё - сад. Знаешь, какой красивый сад? Мы наняли садовника, там порядок всегда, и посидеть с книжкой после обеда - одно удовольствие!
- Сил нет, здесь совсем нечем дышать, одни выхлопные газы. Потратились, конечно... но это пустяки, оно того стоило!
Голоса - приветливые, голоса - приятельские, голоса, позже, едковато-презрительные, самодовольные, с ноткой зависти и равнодушия друг другу. Две женщины, одетые с иголочки, сидят за столиком, пьют кофе и говорят - каждая о своём, не слушая.
- Тебе, кажется, надоела твоя работа? - цедит раздражённо голос в телефонную трубку. - Нет? Тогда иди - и делай, что тебе сказано, Рой! Что? Жильцы? Мне плевать на жильцов, выгоняй к чёртовой матери. Не дети, найдут, где жить. Мать-одиночка? Какие иногородние студенты? На хрен, Рой, слышишь меня? Мне нужен этот дом, так что ноги в руки - и достань, за что я плачу тебе?!
Мужчина в костюме, в чёрных, до блеска начищенных туфлях резко отнимает от уха мобильный. Ругается под нос. И снова набирает телефонный номер.
- Постой-постой. Как, говоришь, её зовут?
- Мэри. Со мной в группе учится. Хоро-о-ошенькая!
- Если я правильно помню, друг, у тебя была красотка Стелла?
- "Была"? Есть и будет!
- А Мэри?
- Одно другому не мешает, ага?
Смех.
- А для тебя идеальный парень - какой?
- Ну... заботливый, добрый, наверное. Чтобы понимал меня. И чтобы мы могли говорить с ним обо всё. Любой, если я полюблю его.
- Хм. Полюбишь? Ты как ребёнок, ей богу, Сара. Лично я хочу, чтобы мой парень был красивым. Тогда мне не стыдно будет идти с ним по улице.

Why do we sacrifice the beautiful ones?
Why when they walk with love alone?
Why do we sacrifice our beautiful souls?
Just trying to find their way home.*

Железная дорога, как змейка, вьётся куда-то вдаль. Отсюда до школы - рукой подать, и Ханна идёт привычной дорогой, но вдруг... У самых рельсов, стоило поднять и повернуть голову на секунду вправо, возникает тропинка. Узкая, ломаная, заросшая травой и почти нехоженая.
Ханна удивлена. Четыре года - и не было тропки здесь, она готова поклясться, не было! Откуда? И, главное, - куда ведёт?
За железнодорожными путями - поле. Нет, не то чтобы - просто буйно, без порядка заросшая территория, где деревья, трава и, кажется, вязкая топь болота. Было не видно, не рассмотреть, тянется ли там, по другой стороне, город, растут ли дома.
Конечно, Ханна помнила это место, это поле. Но... отсюда, от металлических рельс, она поворачивала, проходила квартал и оказывалась у школы. Путь, привычный путь, не шёл по этой тропинке, Ханне не было нужды ходить туда. А сейчас...
Она, не зная толком, почему, сворачивает на тропку. И идёт по ней - едва заметной, дальше и дальше от дороги, от школы, от города.
Здесь не было людей. Совсем не было. Парк, рощица неподалёку от дома - везде кто-то был, везде звучали голоса, везде хотелось включить музыку погромче и уйти, уйти, уйти. Здесь не было людей. Здесь не губили прекрасных созданий.
Ханна сомневалась, стоит ли идти. Хотела повернуть обратно... точнее, думала, что хотела. Ноги несли её вперед. Дальше и дальше от города.
Над головой, близко, совсем близко, голубеет небо. Чистое. С пушистым кружевом лёгких, белых, как мороженое, облаков. Вдоль тропинки, и всюду, куда хватало глаз, трава шепчет под ветром. Сухая, ломкая - но чем дальше, тем зеленей, выше, и деревья с густыми кронами, и буйный кустарник. Где-то в глубине стрекочет кузнечик. Тишина. Звуки города - голоса, гудки машин, громкий смех, звон, треск, шум - затихают вдали. И затихают. И затихают. Ханна слышит их, а потом - перестаёт вовсе, с ней остаётся только музыка и незнакомое, свободное пространство вокруг.
Ханна шагает, долго, но тропинка всё не кончается. И непонятно, куда она ведёт. Не видно, где закончится, что встретится по пути... В груди Ханны, вспыхнув, возникает что-то новое. Новое, странное, тёплое и ни разу не испытанное в городе.
Узкая полоса утоптанной земли вьётся прямо и прямо, а после - по краю покатого, широкого холма. Ханна видит верхушки деревьев, растущих внизу. Кроны, круглые и густые, закрывают полностью дно овражка, нельзя разглядеть. Но шаг, два - и тропка спускается под уклон, а там, под холмом, Ханна встречает речку.
Она неширокая. По дну лежат камни, стелются водоросли, и вода, прозрачная, стеклянная, скачет через них, несётся дальше, куда-то вдаль, опять теряясь между деревьев. Берега речки - песчаные, почти пологие. Она блестит ярким пятном среди кудрявой зелени.
У Ханны перехватывает дыхание. Она стоит, почти не слыша музыки, и смотрит на воду, и смотрит, и смотрит, и смотрит. Не оторваться. Ведь кто знал, что здесь, в центре шумного города, есть такое место... волшебное место. Кто знал, что существует уголок, где нет людей, звуков... где не губят прекрасных созданий.
Ханна проходит ещё немного, туда, где берег речки пригоден для спуска. Сходит вниз, к самой воде. Садится под крону дерева, на плоский гладкий камень у самой речной кромки.

Why do we sacrifice the beautiful ones?

Может быть, в десятый раз эти строчки крутятся в плеере. Но Ханне не надоедает... нет, никогда не надоедает, не надоест; она слышит себя в песне о прекрасных созданиях.
Всю жизнь семья Ханны жила в этом городе. В одном месте, в другом, но всегда - здесь, и он стал родным ей, и все дороги, в школу, в парк, в магазин, Ханна запомнила давным-давно. Она общалась с друзьями-одноклассниками. Ходила в кино по выходным, пила кофе с лучшей подругой в кафе, жила, как живут другие. Она не могла бы сказать, не заметила, когда всё изменилось.

How do you break a heart of gold?

В какой-то день, один из многих, Ханне захотелось заткнуть уши. Не ловить голоса. Не слушать, как люди - незнакомые, соседи, одноклассники, друзья - говорят о деньгах, вещах, домах и автомобилях, рассказывают, как кому-то изменили, кого-то предали, бросают людей, любящих, ради кого-то более красивого, смеются над теми, кто несчастен... и, в то же время, вовсе не обращают внимания друг на друга. Ходят вместе, но не видят один другого. Общаются, но не слышат.
Красивые, успешные люди, уверенные в себе, богатые и умелые в работе. Таких - тысячи по всему городу, а здесь, в элитном округе, больше вдвойне. Услышав слова "прекрасные создания", они, конечно, подумали бы, что речь о них. Ну, как же - красивые, успешные, богатые, уверенные в себе!
Ханна не могла бы сказать, в какой момент увидела, что прекрасные, по-настоящему прекрасные создания - бездомный мужчина с ребёнком в парке; девушка с флейтой на улице; некрасивая девочка, которую бросил парень; та незнакомка, которая хочет рядом с собой человека не красивого, но понимающего, доброго, любимого.
Ханна не могла бы сказать, в какой момент закрылась от города музыкой.
Она, поймав себя на странных, новых ощущений, побежала делиться с подругой, Джоанной. Но делиться - громкое слово... Джоанна не дослушала её. Перебила, уйдя в рассказ о парне, с которым познакомилась на выходных.
И Ханна оставила попытку обсудить с кем-то. Ждала, думая, что пройдёт. Жила, как прежде, списав всё на переходный возраст, прочитанную книгу, просмотренный фильм - или что-нибудь другое.
Но время, когда пора бы выбросить лишние мысли из головы, давно минуло. А мысли - нет. Ханна ходила в школу, каждый день, привычной дорогой, общалась, каждый день, с привычными людьми и чувствовала... отвращение. До тошноты острое, мерзкое отвращение.
В конце концов, выход нашёлся. Музыка. Слова, попавшие так близко и честно, слова, которые сказали за Ханну о том, что она ощущает. Каждый день по дороге в школу и домой Ханна слушала музыку. Пряча руки в карманах, стараясь не смотреть по сторонам и, главное, не ловить звуков города вокруг себя.
Что она может сделать, чтобы спасти прекрасные создания? Что она, один маленький человек, может, способна сделать, чтобы как-то изменить... кого изменить? Людей? Город? Ханна чувствовала, что, правда, глупо прятаться, когда бушует гроза. Но других путей она не видела и, по-честному, не верила, что они существуют. Нельзя исправить мир.
А сейчас Ханна сидит, опустив пальцы в воду, на камне у реки. Она сняла наушники, сидит, глубоко вдыхая чистый, тёплый воздух. Она сидит и в этот миг странно, сильно любит город. Вероятно, надо бы ненавидеть его, раз он неисправим, раз прекрасным созданиям редко удаётся выжить здесь. Но... если в городе, прямо рядом с домами, железной дорогой, людьми есть места, такие места - свободные и пустые - тогда, может быть, не всё потеряно?


*Даже со сломанными крыльями
Она прекрасна, словно ангел.
Но я вижу, как тихо капают ее слезы.

Этой весной она еще пыталась бороться,
Но ничего не получилось.
Она слишком дорого заплатила за свою попытку,
Но все же она улыбается мне.
Мне очень сложно все это вытерпеть,
Я ничего не могу с собой поделать... Почему?

Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Зачем вы ломаете золотые сердца?
Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Героями не рассказанных, не спетых историй.

Прекрасная, как песнь ангела,
Она отдаст все,
Даже того, чего у нее никогда не будет.
Свободная, уверенная в себе.
И я растерян, я чувствую себя разбитым.
Я ничего не могу с собой поделать... Почему?

Почему мы жертвуем прекрасными созданиями?
Почему их чувства не взаимны?
Почему мы жертвуем прекрасными созданиями,
Ведь они просто ищут путь домой...

@темы: творчество

---

Мне давно хотелось этого - создать цикл зарисовок об одном городе, но разной атмосфере, разных персонажах. Ещё несколько недель назад - наброски, отдельные строчки, отрывки сюжетов, а теперь цикл готов... и не верится.

Название: "Город просыпается"
Автор: Rainbow
Жанр: джен
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
От автора: первая зарисовка цикла "Город, которого нет"


Город спит.
Тихо, и пусто, и неподвижно замер он в глубоком сне. Молчат улицы, без людей, рокота машин, треска колёс автобусов. Глядят окна тёмными квадратами, без света, тени, скрежета рам на ветру. Не горят огни фонарей, неон вывесок, не мигают светофоры, не шумит толпа у метро, не вьётся в воздухе музыка из открытых дверей клубов и ресторанов. Ни движения. Ни звука. Кажется, и ветра нет в кронах деревьев, и ручьи смолкли, и птицы затихли далеко-далеко. Ничто не тревожит покой города. Устав от ярких красок, бурных эмоций дня, он спит.
Город спит. Всё в нём погружено в сон в этот ранний, безмолвный час. Ещё не утро. Но и ночь, впрочем, уходит, уступая рассвету свои права.
Город просыпается.
Первый голос какой-то птички летит над домами. Первый порыв ветерка касается листвы. Сонно моргая, выходит из укромного уголка бродячий кот. Первый гудок автомобиля, и треск шин автобуса, и бой часов где-то вдали, и светофор, мигая, меняет цвет.
Почти очнувшись, город потягивается, щурит глаза на свет яркого солнца, сладко зевает. Приятная леность, лёгкость в каждой клеточке тела. И дышать свободней, и хорошо, и уютно по-утреннему.
Во дворике блочного дома появляется первый человек. Он идёт, ступая осторожно, тихо, через детскую площадку к остановке. Ещё пусто кругом. Ещё воздух, как всегда поутру, свежий, чистый и пахнет особенно, тонко, сладко.
Сонный ритм раннего часа всё быстрей и быстрей. Не один человек вскоре, а пять, десять, сотни людей клубятся, пестрые, в переходах метро, в дверях зданий, плотно жмутся друг к другу в салоне автобуса. По рельсам грохочут трамваи. Шуршат троллейбусы по электрическим проводам.
Город живёт.
В разгар дня, пожалуй, он достигает высшей, самой сильной точки движений, и звуков, и запахов. Они всюду. Жизнь, пьяня, бьётся в городе, он дышит полной грудью, смеётся, грустит, ныряя то в одну, то в другую грань палитры эмоций. Вот двое сидят в кафе, взявшись за руки, и счастливы. Вот, болтая ногами, на низком заборе теснятся школьники, смеясь и болтая о чём-то. Вот машина, не успев затормозить, столкнулась с другой, и водители громко спорят, машут руками, кричат. Вот на одном конце города плачет ребёнок, а на другом мужчина поднимает дочку повыше на плечи. Где-то на улице шумит, веселится, искрится музыкой пёстрая ярмарка. А где-то, за стёклами новой, строгой высотки щёлкают клавишами компьютера работники в костюмах. Там ссорятся и, разругавшись, расходятся навсегда. Там, случайно столкнувшись, улыбаются, заговаривают, знакомятся, идут дальше вместе.
Тысячью запахов играет город. И свежий хлеб, и выхлопы машин, и молодая листва, и дым горящих поленьев, и поджареное мясо, и ветер станций метро... Тысячи. Десятки тысяч. Город играет, и смешивает, и рассыпает вокруг запахи, как ворох конфетти.
Город засыпает.
Яркий, бурный поток дня затих. Дыхание города глубже, тише, спокойнее, он устал и готовится отойти ко сну. Прохожие, припозднившись, спешат по домам. Мигают фонари вдоль улиц, почти пустых, бросая кружки света на темноту дороги. Окна улыбаются огоньками, жёлтыми, и мерцают синим светом экранов телевизоров. Прячется кот в густой листве. Реже снуют машины по проспектам, реже кричат, говорят, смеются люди, реже гремит и шуршит.
Сладко потянувшись, город засыпает. Город спит. И завтра он откроет глаза, сонно прищурится, вдохнёт воздух полной грудью. И завтра он опять, бросаясь от одного к другому, будет жить, смеяться, грустить, радоваться, обижаться, злиться. И завтра, стоит нужному часу придти, он уснёт сладким, спокойный сном, чтобы вновь проснуться и вновь жить, вновь проснуться и вновь жить.

@темы: творчество

---

Я думаю, ничего больше не нужно для счастья. Только друзья. Люди, которых любишь, с которыми уютно рядом, весело, хорошо и легко. Понимание. Когда любой мыслью, идеей, фильмом-книгой-пейрингом можешь поделиться, и знаешь, что тебя выслушают, поддержат. Общие интересы, занятия, мнения, общая трава и общее безумие) Что-то, что бред для других, а для нас - понятное, нужное и любимое. Этого достаточно, это главное. И я счастлива - это есть у меня.
Спасибо вам.

@темы: мысли вслух, люди и я

---

05.02.2010 в 22:24

Пишет  Нанатян.:

- [26]

Спешл фор Кё-тян

Поэма о Суне

(гы-гы-гы...)

Сочинять мне полюбилось
Про шиноби и не только,
Вот решила я от скуки
Накалякать вам ещё!

Расскажу сегодня, детки
Вам про грозную я Суну,
Там такое есть, что можно
Даже сказки не читать!

Первый памятник природы,
Он же просто - Казекаге.
Для родных совсем Гаара...
Он суровый дядя, вот.

У него татуировка, как звезда
Во лбу сияет, а внутри
Живёт Шукаку, то есть жил...
Теперь уж нет.

Раньше был совсем он бякой,
Взрослых и сестру не слушал.
Что сестру! Он даже брата
Своего не признавал!

Но потом пришёл Наруто,
Настучал ему по репе,
Поорал на всю округу,
Как он хочет стать Хокаге.
Оглушил Гаарку малость
И в Коноху вновь свалил.

У Гаары тихий ужас,
У сестры прощенья просит!
Правда, и братишке тоже
Что-то где-то обломилось.

В общем, с той поры прекрасной
Для него все люди - братья,
Сестры, папы, мамы, дяди...
А планета - дом родной!

О сестре его расскажем.
Ой, дивчина та прекрасна,
И блондинисто-опасна,
Только, нам не привыкать.

Стервочкой была приличной,
Не хватало жизни личной.
А как Нара повстречала,
Не могёт не есть не спать.

Всё мечтает, что б он только
Подловил её случайно,
И она бы заявила:
«Домогаешься - женись!»

Только тот её не ловит,
А скучающе зевает.
И Темари злится очень.
Впрочем, тут уж злись, не злись...

Средний братец их - Канкуро.
Просто папа Карло в гриме!
И всё в куколки играет,
Благо, ногти не грызёт!

Парень строгий и суровый,
Деток на дух не выносит.
Правда, иногда бывает
До кавайности хорош!

А как пальцами он водит!
Как Карасу управляет!
В общем, я в него влюбилась,
Так что слюнки подберите

У Канкуро фейсик в краске
Фиолетовой и яркой.
Он под демона так косит,
Но по-мойму не похож.

Брата и сестру он любит,
И за них порвёт всем глотки.
Так что на пути его нам
Лучше даже не стоять!

Вот такие в Суне перцы,
Так что жарко даже стало!
Рассказала, что могла я,
А сейчас пойду пить чай.

В Суну мы вас приглашаем,
Если вы не Акацуки,
И не нужен вам Гаара.
В общем, милости прошу!

@темы: naruto, смехотерапия