Поздравляю с днём рождения самого лучшего на свете братишку Shadow_of_Jane (старательно отрицающего, что он - самый лучший, и очень зря). Семнадцатилетний брат! Бесконечные признания в том, насколько для меня дорога и нужна наша с тобой дружба, найдёшь в письмах, а здесь немного повторюсь - я счастлива, что когда-то встретилась с таким необыкновенным человеком, Жень, и, хоть тысячу раз не соглашайся со своей необыкновенностью... ты даже не представляешь, как удивительно ты изменила мою жизнь. С праздником. Хочу пожелать тебе... наверное, оставаться собой. Огоньком, светлым и ярким (знаю-знаю, ты и огонёк в себе отрицаешь). В таком случае, пускай он проявится и разгорится снова, чтобы никакие люди-обстоятельства-внутренние бури не смогли потушить его. Целеустремлённости тебе. Этим качеством я восхищаюсь в тебе, поэтому, братик, разгляди его, признай, ты действительно очень сильный и сложившийся человек, на многое способный. Желаю отыскать Самое Главное занятие в жизни - и отдаваться ему без остатка. Желаю добиться всех мечт и задач, которые ты поставишь перед собой. И сдать экзамены! Сдать эти разнесчастные ЕГЭ и поступить куда захочется. Желаю, чтобы на твоём пути встретился человек настоящий, понимающий, думающий и близкий по духу, который сможет обнимать моего братика в моменты грусти и бессилия ^^ К сожалению, письма не успели дойти до твоего дня рождения. Поэтому, вместо подарка, презентую тебе очаровательного Кисе-куна, чтобы любоваться :3
День открытых дверей в Герцена благополучно прошёл мимо меня, простуженной. Одногруппница, спасибо ей, прихватила брошюрку филологического факультета, и я, прочитав, озадачилась. Крайне. Несколько наших девочек планирует поступать туда. На психологов, логопедов, начальные классы. Для этого направления - сокращённый срок (только три года), вступительные экзамены по паре-тройке методических предметов => идеальный вариант. Оказывается, для филологического никаких бонусов не предусмотрено. Пять лет очной формы бакалавриата, ЕГЭ по обществознанию, английскому, русскому, литературе, вступительный на тему "филология как область науки и образования". Куда бежать? С одной стороны - два упущенных года, или, может быть, три, абсолютное отсутствие времени на подготовку к поступлению - дипломная работа, государственные экзамены, итоговая аттестация по тысяче предметов, чудовищный монстр ЕГЭ, от которого меня попытались избавить, спровадив в колледж. С другой стороны... ФИЛФАК! Мечта практически со школы, кафедра зарубежной литературы, моё-моё-моё совершенно и бесповоротно. Дилемма.
Только сейчас увидела, насколько, оказывается, серьёзным было моё выпадение из жизни на этот период недопонимания и замалчивания. Творчество заброшено. Последнее письмо брату не закончено. Нормальный режим дня нарушен. Философия в голове не укладывается. К "Ведьмаку" не подступиться. К оздоровительным зарядкам и прогулкам не вернуться. Чудовищный сумбур, посреди которого затерялись все мои планы, задумки и стремления ввысь. Нужно взять себя в руки. Снова взять. Теперь всё будет хорошо - следовательно, возвращаемся к работе над собой
Может быть, это действительно хорошая книга. С мыслью колоссальной и всеобъемлющей, как, например, в "Зелёной миле". Познакомившись более-менее с творчеством Стивена Кинга, придерживаюсь уверенности, что Мастер ничего не пишет просто так. Наверное, "Худеющий" попался мне не вовремя. Возраст/обстоятельства/настроение оказались неподходящими. Или, кто его знает, нужно было вчитываться и вдумываться пристальней, серьёзней. Этот отзыв - затея бессмысленная, потому что у меня нет особенных размышлений и впечатлений от прочитанного. Здесь только попытка уяснить для себя хоть отчасти - что же, собственно, я прочитала? Зачем? Предположим, "Худеющий" - история о беспощадной, диковатой мести Тадуза Лемке за огромную несправедливость и угнетённость множества поколений цыган. Если так - не слишком ли мелковатый замысел для Стивена Кинга, который несколькими неделями раньше открыл мне целый мир, страшный и жестокий, книгой "Зелёная миля"? Получи по заслугам, называется - за преступление, оставшееся без наказания, а позже, когда попытаешься перебросить собственный крест на жену, захватишь невинную дочурку следом, да и себя самого. В принципе, концовка ошеломляющая, поступок Билли выставлен со всей отвратительностью... но, кстати, мотивы чёрной ненависти к супруге - тайна, покрытая мраком. На каких основаниях он обвиняет её во всём, что случилось? Почему ненависть оказалась настолько сильной, что подтолкнула на такую чудовищную расправу? Предположим, "Худеющий" - история о возмездии в потустороннем, гигантском масштабе. Некоторая крайне разгневанная Сущность вздумала наказать человечество за совершённые прегрешения - тысячи и тысячи их, это понятно. И, пожалуй, могу согласиться - разжиревшие дельцы-обманщики вполне заслуживают хорошенькой встряски, которая открыла бы им глаза и заставила измениться. Впрочем, это весьма сомнительное предприятие. Во-первых, Билли Халлек - далеко не самый запущенный представитель эгоистичных и богатых, он, если подумать, даже и на отрицательного персонажа однозначно не смахивает. Да, обжора, да пренебрежителен к цыганам и не только, да, не получил расплаты за убийство. Но. Разве Билли - средоточие темноты? Разве справедливость восстановилась бы с его смертью? Дочку любит. Друзьями дорожит. Если плохая сторона его характера и не уравновешивается плохой - миллиарды людей куда сильней прогнивших, и они заслужили бы медленного растаивания с намного более ощутимыми основаниями. К тому же, возмездие оказалось довольно бессмысленным. Билли изменился? Осознал ошибки, встал на стезю добродетельных поступков? Да ничего подобного. Вместо того, чтобы извиниться перед Тадузом Лемке, покаявшись в совершённом преступлении, он отправил к нему ангела мести Джинелли. О чём книга? И содержание, и язык, и смысловая составляющая меня разочаровали. Немножко не таких произведений ожидаешь от непревзойдённого Стивена Кинга.
.Наконец-то разобрались. Он рассказал мне правду. Она оказалась немного... шокирующей, непредсказуемой, и всё-таки не смертельной. Возвращается гармония. Решили, что главное в наших отношениях - честность. Теперь всё будет хорошо.
Философия заставила меня, простуженную, выбраться в колледж. Свободный урок, сидим с Анжелой, разговариваем. Коснулись отношений с парнями, я сказала нечто вроде: "Если хочешь что-нибудь серьёзное построить с другим человеком, нужно начинать с себя" - и вдруг мальчик, спокойно почитывавший рядом книжку, внезапно говорит: "Простите, что вмешиваюсь, но Вы правы". И, собственно, он и дальше был отстранённым слушателем нашей беседы, изредка комментируя какие-то высказывания. Заговорили о книгах. Мальчик неожиданно подходит и неожиданно кладёт рядом со мной листочек с несколькими названиями книг. Ф.С. Фицджеральд, Кен Кизи, Рэй Брэдбери, Дэниел Киз... именно те произведения, которые стоят у меня на полочке и ждут своего часа. А сам он читал Кафку. Рядом с одногруппниками, болтающими о глупостях и гогочущими в голос. Не сказать, чтобы у нас получился диалог. Мы толком не общались. И даже имени-номера группы он не сказал. Но я восхищена. Просто и без подтекстов. Мне хотелось бы поближе познакомиться с таким человеком. Вымирающий вид.
.Мне хотелось бы, чтобы всё было проще. Как несколько недель назад. Разговоры по душам, ночные переписки, традиционный вечерний звонок, искусные выверты, чтобы написать сообщение посреди скучной пары, "доброе утро" и "спокойной ночи", планы на будущее, встречи, положить голову на плечо, обнять... То, что происходит сейчас, напоминает мне допрос инквизитора. Я настойчиво добиваюсь ответов на вопросы, очень редко получаю нормальные - и снова добиваюсь. Дурацкое ожидание от одной смс-ки до другой. Бесполезные (наполовину) попытки дознаться, в чём дело. Нервы. И вот вчера - маленькая истерика. Какая катастрофа должна была послужить причиной настолько резких изменений? Откуда это в нём? Почему я принимаю удар на себя - с одногруппницами общается вполне адекватно, со мной или странно, или никак. За что? Как? Мы будто чужие. Будто другой человек. Будто всё, что раньше было, - ложь, а вот печальная сущность выплыла сейчас. Советуют мне наплевать и бросить. Да он и сам советует. А я не могу. Не хочу и не могу. Четыре года пустоты, внезапно проклюнувшиеся чувства - упускать их? оставлять, убивать? Боюсь, очень нескоро в следующий раз у меня выйдет влюбиться. Ну, никто ведь не обещал лёгких, безоблачных отношений, правда? С проблемами сталкивается любой, кто решил взять на себя ответственность за Другого и связать свою жизнь с его жизнью. Я счастлива беспокоиться за него. И готова бороться с трудностями. Единственное препятствие только в том, что я иду навстречу, а он, закрывшись наглухо, - нет. Односторонние отношения - не отношения. В них, к тому же, честность должна быть, откровенность, доверие... он замалчивает и словно обманывает меня. Мерзко. Вроде бы договорились до неуверенно-невразумительного "возможно". Он обещал ВОЗМОЖНО попробовать измениться/изменить отношение ко всему этому. Правда ли? Будет ли движение, будут ли хоть попытки открыться мне, поделиться наболевшим, побеждать его "тьму" вместе? Как поступить мне, если он остановится окончательно, крепко вцепившись в свою непонятную пессимистичную убеждённость? Взаимная борьба с проблемами - одно. Односторонняя борьба - совсем другое. Я не хочу и не буду тащить его на себе, умолять и уговаривать, убеждать и упрашивать... это глупо, самоубийственно и никакой пользы, кроме истрёпанных нервов, не принесёт. Да и вообще, пускай даже с этой ситуацией всё будет хорошо... как дальше? Я знаю, что в будущем, несмотря на временный штиль, мне будет непросто с ним. Очень непросто. Я готова?
Наверное, единственным минусом "Первого правила волшебника" можно назвать некоторую предсказуемость и банальность. Обыкновенный парень, который оказывается Избранным, девушка, любимая и любящая, но с непреодолимой стенкой между ними, волшебник, злодей, путешествие по миру с целью спасти человечество... Было. Читали. Видели. Знаем. Однако, если браться за "Меч истины" с определённой целью - всё будет хорошо. Мне хотелось стандартного фэнтези. С магией, битвами, волшебными существами, избранником и проч. Я получила. Приятный, привычный, увлекательный фэнтези-сериал. Отличающийся от всех остальных, тем не менее. Особенный. Не буду скандировать, мол, Терри Гудкайнд - мастер и гений, "Первое правило волшебника" - великолепная книга. Нет, не великолепная. Просто качественная, хорошая и достойная. У "Первого правила" есть несколько замечательных качеств традиционного фэнтези. Собственно, ради чего я и задумала знакомство с длиннющим циклом в одиннадцать частей. Все "Правила", судя по всему, объединены какой-то общностью, борьбой с Кем-то, одной дорогой к победе - Даркен Рал, выставленный якобы главнейшим злодеем, оказался только посредником, только проводником куда более могущественной и страшной силы. Итак, путь Ричарда Сайфера, Искателя Истины, не закончен. Этот путь будет непростым, он множество раз перевернёт и его, и спутников, и столкнёт с тысячью препятствий, и поможет найти Истину, ту самую, ради которой Искатель появился на свет. Персонажи, включая, разумеется, главного, не статичны. Они движутся вперёд, встречаясь с разнообразными приключениями - и, к счастью, действием дело не ограничено, изменения происходят и внешне, и внутренне, в характере, мыслях, чувствах персонажей. Они живые. Развивающиеся. Прогрессирующие. Это здорово. Денна, Кэлен, да практически все люди, встреченные Ричардом, называют его исключительной личностью. Здесь ситуация как бы стандартная - юноша-избранник, последний Искатель, которого пророчества определили в Спасителя Человечества. Способность управляться с Мечом истины, зачатки магических сил - то, что проистекает из титула "Искатель", и в самом деле превращает Ричарда в особенного человека. Но. В отличие от большинства современных книжек на подобную тематику, Ричард Сайфер, как и Гарри Поттер, не состоит из одной только избранности. Прежде всего, он - человек. И ничто человеческое ему не чуждо. Ричард живой. Он может злиться, возмущаться, делать глупости, терять над собой контроль, очертя голову швырять себя в опасные происшествия... Исключительность этого юноши заключается вовсе не в том, что он - Искатель, он - с Мечом истины, он - гроза Даркенов Ралов и злодейства в принципе. Удивительное сострадание. Удивительная любовь. Удивительное прощение. Ричард способен проникнуться тёплыми чувствами даже к морд-сит, беспощадной и жестокой, замучившей его, Ричард способен пожалеть и приласкать маленькую девочку, совершенно не знакомую, Ричард способен отказаться от самого себя ради возлюбленной. Именно это ведёт его. Чистая, светлая, добрая душа. Огромное и открытое сердце. Бороться с тьмой невозможно, если твоё собственное "я" - сплошная темень, и Ричард Сайфер, как никто другой, служит этому подтверждением. Подобный человек олицетворяет не просто силу и магию, он... надежда и свет для мира, захваченного злом. Приключения, магия (которая, кстати, тоже неоднозначна, глубока и переменчива), борьба с тьмой, избранник. Элементы обыкновенного (со своими изюминками, конечно), любимого фэнтези. И дополнительный плюс к тому - набор замечательных второстепенных персонажей. Кэлен, Исповедница, бремя которой невыносимо тяжело и страшно, а любовь к Искателю - обречена. Зедд, волшебник, с потрясающим чувством юмора и тёплой привязанностью к Ричарду, который разбавляет напряжение своим обжорством и цитатами. Денна, морд-сит, женщина с вытравленной душой, поломанная и измученная с детства, которая живёт в мире абсолютной боли, а другого мира просто не знает. Рэчел, игрушка принцессы, оторванная от семьи девочка, которая готова откликнуться всем сердцем на любой признак доброты и участия. Они - живые, они - настоящие. Вызывают желание сопереживать и беспокоиться за них, путешествовать с ними, болеть за то, чтобы они получили свой заслуженный кусочек счастья... и даже отрицательная героиня Денна, сторона зла, в конце концов открывается другой, её жалеешь, ей сочувствуешь. Встретилась с несколькими критическими отзывами, где в упрёк "Первому правилу волшебника" поставлен чересчур растянутый объём и чересчур подробная детальность происходящего. А это и есть соль. Та самая изюминка, отличающая цикл Терри Гудкайнда от остальных (не всех, разумеется) представителей жанра. Подробность. Углублённость. Вдумчивость. Здесь не слишком и много происходит событий, но требовать экшена не следует, не ради динамичной смены кадров писалось "Первое правило" - и весь сериал в целом, может быть. Терри Гудкайнд разворачивает перед глазами читателя мир - большой, настоящий, непростой, движущийся, изменяющийся, Терри Гудкайнд показывает людей, населяющих его - разных, особенных, интересных каждый по-своему. Мир и люди. Яркая, образная, НЕ картонная картинка. Вот чем захватывает меня "Меч истины", вот почему я решусь прочитать ещё десять последующих книг. Этими произведениями действительно наслаждаешься. В них уходишь с головой. Мягкий, приятный язык, неторопливая манера повествования, красочные описание, качественные образы - всё это обволакивает и не позволяет бросить книжку на середине.
Большинство моих рецензий на подростковую литературу как будто списаны одна с другой. Неспроста. Книжки одинаковые. Идентичное содержание в разных, на первый взгляд и любопытных, обёртках. А я, к слову, прекрасно отношусь к young-adult. Читаю, ищу жемчужинки. Эксперимент с "Голодными играми" подтвердил, что среди представителей этого жанра можно наткнуться на глубину и смысл. Не здесь. К сожалению, надежда не оправдалась. Сейчас принято называть каждую новую книжечку бестселлером (загадочная тенденция), но заинтересовать "Город костей" способен только одним - писательница, Кассандра Клэр, вышла из фикрайтерства. Да, здорово. Сетевому автору удалось пробиться в печать. Ничего не знаю об этой девушке, совершенно, с фанфиками про Драко Малфоя не знакома. И желания не возникло. Допустим, подростковое фэнтези - оно всегда подростковое фэнтези, какие-то ограничения накладывает, но, извините, почему сюжет настолько банальный, а язык - настолько безликий и безвкусный? У Кассандры Клэр нет никаких особенностей - ни в подаче материала, ни в стиле. Удручает. Я разочаровалась в "Городе костей" задолго до развязки. Потому что с ним сразу ясно, куда, как, зачем, что будет в результате. Стандартная история. До нелепости стандартная, из тех, где кто-нибудь обязательно чей-нибудь сын, кто-нибудь обязательно кого-то предал, нечисть вылезает из всех углов, любовь вспыхивает за три дня без причины, а серенькая девочка - ключ всего и вообще отпрыск Злодейского Злодея. И в этом плане хочется возмутиться сомнительным сравнениям с "Гарри Поттером". Ну, понятно, что только ленивый не крикнул, как же все эти "Таймлессы" и "Кости" похожи на великолепное произведение Джоан Роулинг, но совесть поимейте, в самом деле, что между ними общего? Клэри, вслед за Гарри, избранная - только вот он, помимо избранности, обладал прекрасными личными качествами, яркими чёрточками, а Кларисса Фрэй - абсолютно никакая, ни то, ни сё, девочка-подросток да и точка. Ещё, кстати, страшнейшая эгоистка. Обращаться с лучшим другом, который к тому же влюблён в неё, как с круглосуточной службой помощи, звонить ему в критический момент и забивать на то, что Саймону обидно и больно - подумаю, мол, об этом попозже... Клэри статична. Не развивается. Не растёт. Не обретает внутреннюю силу и характер. Зачем читать книгу, главная героиня которой - ноль? Наверное, в конце она получит своего принца вместе с победой над Супер Злом, но за Гарри, например, болеешь всей душой, а эта девочка слегка злит, слегка бесит, но в принципе проходит фоном. Бессмысленно возмущаться и любовной линией. Что ещё нам могли предложить? Осмысленную, глубокую, настоящую? Время приглядки друг к другу, связь душ? Да ничегошеньки. Как всегда. Клэри втрескалась не пойми во что, а лучший друг, связанный с ней многими годами, побоку. Впрочем, если отношения Клэри с Джейсом останутся исключительно брато-сестринскими, это убережёт от очередного клише. Не бывает худа без добра. Что я сумела выловить интересного. Саймон. Безусловно. Добрый, простой, преданный, любящий парень. Алек, внезапно гей и с внезапно трогательной, глубокой, сильной привязанностью к Джейсу, которая вызывает чувств в десятки раз больше центрального тандема самой-обычной-девочки-избранной с пафосным-мрачным-парнем-красавчиком. Несколько любопытных связей между персонажами. Люк и оборотни. Неоднозначный образ Валентина. Всё. Меня совершенно не смотивировало читать дальше, потому что... банально. Скучно. Плоско. Хитропереплетённые интриги, проблемы охотников с нежитью, таинственный артефакт, Злодей с коварными планами - целая куча как бы интересностей, но, на мой взгляд, они заезжены до невозможности. Всё было, всё знаем. Просто сборная солянка из множества фэнтэзийных штампов. Разумеется. Касссандра Клэр - фикрайтер, это видно сразу. "Город костей" создавался не самостоятельным, индивидуальным произведением, а ради привлечения публики - напихать нечисть-любовь-предательство-дружбу-зло-добро-артефакт-тайны-интриги, то, что так нравится подросткам, и выпустить в печать. Не могу поручиться за следующие части "Орудий смерти", но эта конкретная книжка - ноль. Пустота. И даже не потому, что сюжет затрёпанный, а язык топорный и пресный. Просто в ней отсутствует смысл. Напрочь. "Гарри Поттер" через приключения, магию и битвы проводит важнейшую мысль про любовь, храбрость, преданность, личный рост, а в "Городе костей" - только приключения, магия, битвы. Ничего кроме.
Сентябрь. Время простудиться. Мы с болезнями практически не расстаёмся, ничего удивительного, - но раздражает. Сейчас сосредоточиться надо голову включить, а не кашлять и шмыгать носом постоянно. Вообще никаких сил моральных/физических не осталось. Хоть бы проблема С. поскорей разрешилась, как-то получше станет, может быть.
Три хороших девочки Люба, Надя, Верочка Все мертвы, их убили Мы при этом были Видели, как они кричали Но молчали Несмотря на то, что знали Что прольётся кровь
Первой умерла Любовь - из них самая милая Девочка - красавица, она всем нравилась Как же плавилась жизнь страхом в её глазах Пусть ей будет хорошо на небесах
Следующим мёртвым телом стала Вера Та, которая своим теплом всех согреть хотела Помогала каждому, кто чувствовал себя плохо Из неё особенно жестоко выбивали душу
А последней умерла Надежда, никогда прежде Я не видел, чтобы человек так долго умирал Будто тот, кто брал её душу себе, сомневался Может лучше, если б этот смех весёлый продолжался
Но убили всех, никого не уцелело Всё по прежнему, никому нет никакого дела Мы позволили их убить, чтобы жить спокойно Чтоб не верить, чтобы не надеяться и не любить
Девять дней прошло, сорок дней и так далее Их могилы осквернили и затоптали мы Потеряли трёх девчушек и не жалко нам Что внутри пустота чёрная, мусорный хлам
Мы уже не верим словам, не любим больше людей Не надеемся на лучшее в серых дней череде Сами по себе без искры в глазах и пламени в душах Молча водку глушим да деньги делаем
Продаём разделанные тела трёх замученных Суррогатом веры стало ожидание удобного случая Надежду заменили давно искусственным раем А любовь с еботней местами переставляем
Сами знаем, что руки по локоть в крови, но лицемерим Делаем вид, что верим, надеемся, любим, фильмы снимаем Песни поём, книги пишем, трупным запахом дышим Время колышем и криков умирающей совести не слышим
Мы спокойны, наша совесть чиста, мы никого не предали Были в состоянии аффекта, что творим не ведали Живём новыми победами, старыми бедами Не вспоминая о прошлом, что хорошего будет в нашем будущем
Наше настоящее - это придуманное счастье Дунешь - и развалится на части, как карточный дом Нашими заботами стали мысли о том, как украсть побольше Пожрать послаще да поспать по чаще
Только не хватает чего-то, внутри кошки скребутся Учёные бьются, воскрешая из мёртвых троицу, знают, окупится сторицей На идеалы нынче велик спрос (велик спрос) Посмертно стали звёздами, да только поздно
Несерьёзно и глупо пытаться сделать живыми трупы Никакими способами не вернуть их к жизни вновь Вера, Надежда, Любовь, светлая вам память В вашу честь, девочки, минута молчания
Когда заглядываешь поглубже в Денну, она становится одним из самых интересных персонажей "Первого правила волшебника". Жестокая, беспощадная, равнодушная садистка, которая наслаждается чужими страданиями - с одной стороны, несчастная, истерзанная и поломанная наставником девочка - с другой. Мне очень жаль её. Как и Ричарду.
читать дальшеБезумная женщина. До того, как Денна уничтожила Ричарда Сайфера, превратив в образец беспрекословного подчинения, в голове юноши проскальзывали эти слова. Безумная. Ричард считал Денну сумасшедшей, помешавшейся на издевательствах — чокнутая садистка, которая получает удовольствие от криков боли и просьб о пощаде. Разумеется. Он прав. Нельзя назвать нормальным человека, вывернутого наизнанку и поломанного. Три раза. Три... проклятое число. Денна в три раза беспощадней, равнодушней, черствей, чем полагается обыкновенным людям, в три раза более безжалостная и чуждая человеческому состраданию, жалости, доброте. К ней вообще с сомнительной уверенностью можно употребить слово «человек». Морд-сит — не люди. Во всех своих воспитанниках она видит себя. Настоящую себя. Прошлую себя. Не морд-сит, искусно управляющуюся с эйджилом, способную причинить боль тысячами разнообразных способов. Существовала когда-то маленькая, жизнерадостная, светлая девочка по имени Денна, с детской наивностью верившая, будто в солнечном мирке, её мирке, никогда не будет грязи и темноты. Эту девочку выбрали. Самую добрую, самую мягкую, самую сострадательную. Она глубоко сочувствовала гибели даже крошечной букашки — никто не заставил бы малышку Денну, сознательно причинив вред, наслаждаться чужими страданиями. И такие нашлись бы. Дети-мучители. Дети, отрывающие крылышки бабочкам и смеющиеся, когда насекомое дёрнется в последний раз. Но посланники магистра Рала остановили свой выбор на Денне — маленькой, безобидной, светлой девочке Денне, которая превратилась через несколько лет в безумную женщину, не знающую человеческих чувств. Глубочайшая жестокость идёт от глубочайшей нежности. Магистр Рал, уверовав в это, твёрдо придерживался собственных взглядов — неукоснительно соблюдая инструкцию, посланники увидели, как Денна с заботливой лаской перевязывает лапку птенчику, и забрали девочку с собой. Она не называла наставника по имени. Впрочем, он и не сообщал его ей — непозволительная роскошь для марионетки, которую собираешься переломать и вывернуть наизнанку. Господин. Только так. Символ беспрекословного послушания, окончательного рабства. Девочка, подготавливаемая к ремеслу морд-сит, больше никогда не почувствует себя свободной. Двенадцать лет... двенадцать лет исполнилось Денне, когда наставник принялся за неё, и уже тогда она прочувствовала на себе неизмеримо больше, чем кто-нибудь другой из двенадцатилетних девочек, больше, чем Ричард Сайфер может вообразить, пускай ему и казалось, что Денна мучает его беспощадно, равнодушно, жестоко. Искатель ошибается. Беспощадность, жестокость и равнодушие воплотились в наставнике, определённом для Денны, наставнике без имени, приучившим её сдавленно-хрипло, сорванным голосом, шептать: «Пожалуйста, господин, остановитесь...». Он не останавливался. Ни разу. Не позволял Денне передохнуть или собраться с силами — никаких поблажек не было, Ричард должен благодарить госпожу за милосердие. Три года беспредельных страданий. Три года непереносимой, чудовищной, выворачивающей и подчиняющей боли. Денна думала, что не переживет даже первых месяцев, наполненных страшнейшими мучениями — но, оказывается, маленькое и хрупкое тело девочки могло вынести многое... очень многое... Она кричала и плакала. Она унижалась и умоляла о пощаде. С насмешливой улыбкой на губах, с равнодушной, в сущности, жестокостью наставник продолжал заниматься с ней, придумывая на редкость изощрённые пытки, на редкость немыслимые издевательства — его воображение представлялось безграничным, и, захлёбываясь собственными воплями, Денна сломалась в первый раз. В первый. Но не в последний. Физическую боль, насколько бы ослепительной она ни была, можно вынести... с душевными страданиями, предназначенными морд-сит на втором этапе, справиться в тысячу раз сложней. В глубине души, истерзанная обучением, Денна продолжала оставаться собой. Маленькой, доброй, светлой девочкой. Ребёнком, который беззаветно привязан к своим родителям, который испытывает безграничную нежность к матери, воспитавшей его, заботившейся о нём. И что же? Мамочку, любимую, нужную, единственную, поставили перед Денной, и беспощадный наставник с отвратительной улыбочкой прикоснулся к её животу эйджилом. Ещё раз. И ещё. И ещё. Денна сорвала голос, умоляя наставника остановиться (он никогда не останавливался), рыдания холодными пальцами душили девочку, слёзы струились по щекам, сердце разрывалось от ужаса и боли... несколько морд-сит, равнодушно наблюдавших за процедурой, заломили руки Денны за спину и заставляли её оставаться на месте, стоять и смотреть, стоять и смотреть, как наставник издевается над матерью. Закрыть глаза — нельзя. Отвернуть голову — нельзя. Каждая слезинка, соскользнувшая с ресниц матери, каждый крик, сорвавшийся с её губ, каждая царапина и капелька крови, каждая судорога, дёрнувшая мышцу... всё это, как удары кнутом, отпечатывалось в сердце маленькой, доброй, светлой девочки, оставляло незаживающие рубцы и выворачивало наизнанку. В тот день Денна сломалась во второй раз. В тот день из неё начала уходить девочка, сострадающая и любящая, верящая в добро и любовь. В тот день началось превращение Денны в морд-сит. Наблюдать — одно. Убивать — другое. Она, наверное, чувствовала, что, если поддастся, окончательно потеряет саму себя, и долго, долго, долго сопротивлялась, отказываясь убивать собственного отца. Наставник, рассвирепевший от неожиданной непокорности, причинял ей намного больше обыкновенного страданий, доводил до критического состояния между жизнью и смертью», но, не позволив умереть, возобновлял безжалостное обучение. Бесполезно. Сколько бы раз Денна не смотрела на отца, с эйджилом в руках, с наставником за спиной, - по щекам девочки прочерчивала дорожки солёная влага, она бросала эйджил на землю и, отвернувшись, закрывала лицо ладонями. Её посчитали бракованным экземпляром. Собирались уничтожить, признав, что, судя по всему, глубочайшая жестокость вовсе не зарождается из глубочайшей нежности. Магистр Рал, уже тогда предчувствуя, какой восхитительной морд-сит станет Денна, остановил их и забрал девочку к себе... Ей казалось, человека более изощрённого, беспощадного и равнодушного, чем наставник, отыскать невозможно, но уроки Даркена Рала впечатались в Денну куда глубже и болезненней — даже обязанности супруги морд-сит не могли сравниться с тем, что она пережила в покоях магистра. Денна сломалась. Сломалась в третий раз. Широко распахнувшиеся, мёртвые глаза отца, наполненные глубочайшей печалью, не вызвали у неё внутри никаких ощущений, хотя бы отдалённо напоминающих человеческие... маленькая, добрая, светлая девочка была растерзана и убита, обратившись в безумную женщину. Миром, смыслом, жизнью стала боль. Чужая боль. Своя боль. Она затапливала всё вокруг, постепенно высасывала из Денны способность чувствовать, укореняясь, ослепляя, подчиняя себе. Денна пуста. В её душе — гигантская засасывающая дыра, которая, как сосуд, наполняется болью, болью, болью... только болью. Ничего больше не существовало. Ничего больше не имело значения. Каждый воспитанник напоминает Денне ту маленькую, добрую, светлую девочку, издевательствами наставника и магистра Рала превращённую в чудовище — никто не сочувствовал ей, разве она должна и может сочувствовать кому-нибудь? Денна пуста. Внутри неё вовсе нет изощрённой жестокости, неистовой жажды наслаждаться криками и просьбами, всепоглощающего желания терзать и мучить (Констанция — совсем другое дело), зверь мести и отчаяния, боли и тяжёлых воспоминаний не беснуется в ней... Денна пуста и равнодушна ко всему. Даже к себе. Она занимается с воспитанниками по механической, впечатавшейся глубоко привычке, просто потому, что не умеет делать ничего другого, потому, что была создана именно для обучения неугодных. Так могло бы продолжаться вечность. Могло бы... но Ричард Сайфер, Искатель Истины, испытавший привязанность и сострадание к своей мучительнице, всё переменил. Исключительная личность. Именно так. Будучи обыкновенным строптивым мальчишкой, будучи поломанной игрушкой, корчащейся на верёвках, словно марионетка на ниточках, он уже разительно отличался от всех остальных воспитанников, с которыми приходилось работать Денне. Она не осознавала тогда, чем. Предпочитала не видеть уникальности Ричарда Сайфера. Денна отмахивалась от собственных ощущений — неправильных, неуместных, ложных; морд-сит не чувствуют, морд-сит не привязываются. Ричард вызывал в ней болезненную, тянущую нежность. Острое, невыносимое желание вместо пыток прижаться к нему и никогда не отпускать. Но Денна пытала, мучила, заставляла унижаться и умолять о пощаде, подвешивала к потолку, пристёгивала к поясу на цепи, причиняла боль, боль, боль... потому что не умела иначе. Потому что мир Денны состоял из боли — из разных оттенков боли, сильных и слабых, тусклых и ярких, и, не способная к человеческим проявлениям чувств, она прикасалась к Ричарду эйджилом, слушая, как он кричит, плачет и просит остановиться. Наставник никогда не останавливался. Не из-за жестокости и тяги наслаждаться чужими страданиями, пожалуй... он не мог останавливаться, не умел, и Денна тоже не умеет. Маленькую, добрую, светлую девочку можно, путём многолетних тренировок, превратить в морд-сит. Обратного превращения не бывает. Наверное, временами Денна сердилась на Ричарда. Сердилась на неправильные, неуместные, ненужные ощущения, которые он порождал в ней. Она издевалась над ним сильней и беспощадней, чувствуя себя пленницей собственного тела, тела морд-сит... душа, истерзанная болью и уставшая от неё, тянулась к Ричарду Сайферу, жаждала поцеловать его нормальным человеческим поцелуем, без эйджила, а руки продолжали истязать и мучить, повторяли затверженную за годы механическую привычку. Впрочем, случались моменты... редкие моменты... например, когда Ричард забылся сном в карете, опустив голову Денне на грудь... Что-то происходило с Денной, и она, будто вырвавшись ненадолго от своей искалеченной природы, зарывалась пальцами в мягкие волосы Ричарда, перебирала прядки и думала, что, кажется, на одно чувство морд-сит ещё способны. Они умеют любить. «Покажи мне, пожалуйста, как это бывает без боли»... слова сорвались хриплым, приглушённым шёпотом с губ Денны, как мольба, как отчаянная просьба о помощи, о спасении — она окунулась в бешеный водоворот необыкновенных эмоций, как в ледяную воду, и отдавалась Ричарду с сумасшедшей страстью, с болезненной нежностью, граничащей с безумием. Да. Безумная женщина. Женщина, которая никогда не сможет перемениться. - Прости меня, любовь моя... Глаза Ричарда затуманиваются слезами. Он смотрит на Денну с безграничным сожалением и состраданием — не хочет, чтобы его руки окрасились кровью несчастной безумной морд-сит, к которой он, несмотря на перенесённые мучения, испытывает сочувствие и привязанность. «Любовь моя»... нет, привязанностью всё ограничивается — не Денну любит Ричард, а Кэлен, Мать-Исповедницу, сердце этого исключительного юноши занято другой. Но Денна благодарна ему. Хотя бы за возможность услышать подобные слова и попробовать поверить, что это правда. Боль... слишком много боли... она преследовала девушку неотступно, она душила и давила, переполняя и выплёскиваясь через край. У Денны больше нет сил носить бесконечную боль в себе. Наверное, она ухватилась за предложение магистра Рала, который предостерегал её, с абсолютной готовностью и стремлением... да, стремлением умереть; издеваясь над Ричардом, Денна рассчитывала, что когда-нибудь он овладеет оборотной стороной магии и расправится с морд-сит, уставшей быть морд-сит. Это случилось. Короткий и сладкий поцелуй, сталь, ярко сверкающая белоснежным сиянием, вспышка последней боли — и пустота. Безумная женщина умерла, улыбнувшись Ричарду Сайферу, Искателю Истины. Наверное, она всегда хотела умереть. Душа маленькой, доброй, светлой девочки, над которой поиздевалась судьба, окунув в беспредельное пространство боли и страданий, своих и чужих, с самого начала жаждала смерти. Избавления. Свободы. Прекрасно, что ей удалось уйти не морд-сит, обученной жестокости и равнодушию, а Денной... просто Денной.
Он убил их вместе с их любовью... И так каждый день. По всему миру.
"Зелёная миля" - фильм, который мне советовался бесконечное множество раз. И его, кажется, смотрели все. Даже мама, не слишком любящая подобный жанр, припоминает огромного чёрного человека. Собственно, и у меня сохранился расплывчатый образ Джона Коффи, даже с именем, которого казнили за не совершённое преступление на электрическом стуле, и мышонок, и отвратительный подонок-надзиратель, не намочивший губку, и... всё. Никогда не смотрела "Зелёную милю" полностью. Так уж получилось. Мне попадались только разрозненные отрывки из начала, конца, середины... Впрочем, была чёткая уверенность - этот фильм о смертной казни. Только о смертной казни. Кто бы меня предупредил, что история, оказывается, намного глубже, сильней и страшней, что она обхватывает чуть ли не все проблемы человечества - вместе с ужасающей, невероятно актуальной сейчас для меня гибелью прекрасного создания... Это печальная книга. Разрывающая душу на кусочки. Если прочувствовать полностью, углубиться, вжиться в неё. И лучше, наверное, не делать этого. Мне казалось, я прочитаю что-нибудь маленькое, узенькое, вполне себе обыкновенное... не так, только не так. Не целый мир, страшный и беспощадный, в одной тоненькой книжечке. И так каждый день. По всему миру. Если обладаешь способностью видеть, как Джон Коффи, если чувствуешь вокруг себя (на себе) ненависть и ужас, боль и смерть, насилие и убийство, без конца, постоянно, если беспредельное море человеческих страданий переполняет тебя, затапливает и душит... Разве не будут литься из твоих глаз неиссякающие слёзы? Слёзы не о маленьких девочках, растерзанных насильником... о мире. Страшном, беспощадном мире несправедливости, жестокости, мерзости. Я люблю проповедовать, скажем так, установку вмешательства. Надо бороться. Бросать вызов этой многоголовой гидре человеческой природы. Раз за разом, раз за разом. Не сдаваться. Не опускать руки. Не быть безучастным наблюдателем. Замечательная идеология, конечно, однако... иногда безумие становится невыносимым. Иногда человек, на плечи которого взгромоздился (или, точней сказать, его взгромоздили туда) наполненный болью мир, сдаётся... Сил не хватает. Руки опускаются. Одно желание - умереть. Прекрасное создание. Спаситель, которого Бог наделил удивительными способностями. Неспроста. Миссия спасителя - помогать и защищать, ограждать оставшиеся островки света от захлёстывающего их океана тьмы. Он видит. Он спасает. Целительная сила его рук - благословенна и прекрасна. Спаситель, правда, один-единственный... а подонков, мерзавцев, эгоистов, обманщиков, предателей - тысячи тысяч, тысячи тысяч, они набрасываются на прекрасных созданий и пережёвывают их, перемалывают своей жестокостью, чтобы потом выплюнуть и переключиться на других. Джон Коффи - один. Перси, билли и брэдов - много. Обязательно отыщется какой-нибудь равнодушный ко всему на свете ублюдок, пользующийся любовью беззащитных девочек-сестёр друг к другу, чтобы безжалостно, бессовестно растерзать их. Джон Коффи прав. Так происходит всегда, каждый день, по всему миру... Не электрический стул погубил спасителя - этот самый мир, в котором преступник ухаживает за мышонком, а добропорядочный как бы гражданин обрекает человека на мучительную смерть. Негр - просто негр. Всем наплевать, совершал или не совершал он что-нибудь с теми маленькими девочками. Негр - виновен. Вот и всё. Круговорот злодеяний в природе, если можно так выразиться. Тьма. Она была. Она есть. Она будет. Прошлое Пола Эджкомба переплетается с настоящим, Перси Уэтмор перетекает в Брэда Доулена, тюрьма - в дом престарелых, замкнутое кольцо продолжает вращаться и, наверное, не прекратит никогда. Зло превратилось в нарицательные имена. Перси, билли, брэды - они были, есть и будут. Всегда. Впрочем... впрочем, Стивен Кинг, мастер, перед талантом которого я начинаю преклоняться, разбавляет непроницаемую черноту крошечным лучиком надежды. Мы не обречены. Потому что, параллельно с перси, билли и брэдами, в нём есть Джейнис Эджкомб, превращающаяся в Элейн Конноли. Свет тоже бесконечен. И, значит, тьме не удастся полностью затопить человеческий мир.
Запись, посвящённая предмету, который гарантированно обещает стать самым интересным и любимым. Философия. Одна пара в неделю. Преподаватель - мужчина любопытный и открытый, сразу рассказавший нам про себя и предложивший поделиться парой слов (как огонёк в лагере "Зеркальный"). Поощряет диалог. Хочет, чтобы мы задавали вопросы. Посоветовал несколько учебников, один из которых я немедленно взяла в библиотеке и сейчас буду зачитываться. Наверное, он запомнит меня - сразу сказала, что изучать философию мне хотелось уже довольно давно, и надеюсь, что его предмет мне поможет в этом; ответил: "Я тоже надеюсь". Собираюсь уйти с головой. Мне это действительно интересно.
Несколько часов вчера разговаривали с одногруппницей по телефону. И вроде бы я думала про неё только как про приятельницу, с которой иногда неплохо поболтать. Да, сблизились ощутимо в конце прошлого учебного года. Но никаких серьёзных перспектив на дружбу - она всё с Дашей, с Дашей, и как-то не откровенничали почти... А теперь она захотела обсудить со мной возникшую проблему. И в момент, когда ей было трудней всего, позвонила именно мне. Это... здорово? Да, здорово. Сделать что-нибудь для Другого человека. Успокоить, обнадёжить, посоветовать, остановить истерику... посвятить время не собственным желаниям, как всегда, а кому-то другому. Я столько времени открещивалась от жизни окружающих. Друзей, одногруппников, приятелей, всех. И уходила в свою засасывающую душевную дырку с головой, как бы пытаясь разобраться, привести мироощущение в порядок. Неправильный был выбран путь. Изначально. Я свернула не в ту сторону. Давно, если подумать, закрадывалось это ощущение - и вчера последний толчок к окончательному пониманию... Мне сейчас нужна не я. Мне нужны другие люди. Одногруппницы, друзья, родственники, знакомые, С., - только не я. Переключаться от собственных проблем-потребностей-страхов тараканов к чужим переживаниям (особенно если человек действительно нуждается в моей помощи, а так тоже бывает, оказывается), помогать, утешать, радовать... Надо было развернуться на 180 градусов и пойти прямо противоположной дорогой. Не копать в глубину, стараясь воскресить умирающую способность чувствовать - впустить в себя Другого, пожертвовав временем, усилиями и нервами. Вот С. говорит, мол, твоя жизнь без меня была лучше, не нужно было нервничать вот так... а я счастлива, да, я просто счастлива наконец-то беспокоиться о Другом человеке, не о себе, просто переживать за него и вместе с ним. Если у меня не будет чувства причастности к окружающим, если я не научусь, отключившись от своих тараканчиков, жить жизнью другого человека... о какой любви может вообще идти речь?
.Смутное, расплывчатое ощущение, насколько же сильно он нужен мне. Нехватка. Неправильность того, что происходит. Хочу встретиться с ним и крепко-крепко обнять - неважно, в самом деле, что он такого ужасного совершил... я не могу представить поступок, который оттолкнул бы меня от него.
После сумасшедшей пятницы, которая, оказывается, ещё и тринадцатое, я, как ни странно, способна функционировать. Спасибо, учителя, что некоторые из вас болеют. Спасибо, любимый куратор, - поговорили про актив группы, два словечка БЖ и разошлись по домам минут на пятьдесят раньше положенного. Право - скучнейший предмет. Преподаётся никак. ПОПД (почти то же самое, только в сторону образования) оставило намного больше приятных впечатлений - может, и неинтересный урок сам по себе, зато преподавательница - восхитительная женщина, преклонного возраста, но с чудесным чувством юмора, лёгкая и весёлая. Завтра только к шестому уроку, ради одной-единственной пары философии. ФИЛОСОФИЯ!
Я посмотрела фильм "Возвращение мушкетёров, или Сокровища кардинала Мазарини" несколько раз, молча восхищалась отношениями Жаклин с Анри - а теперь поняла, что мне действительно есть что написать об этом. Замечательная пара. Удивительный - и катастрофически редкий - случай, когда любовь между девушкой и парнем меня не раздражает, не заставляет прижимать ладонь к лицу и отплёвываться. Они - лучшие.
Название: «Как суметь сказать...» Автор: Rainbow Фэндом: «Возвращение мушкетёров» Пейринг: Анри/Жаклин Рейтинг: G Жанр: гет Размер: мини Статус: закончен Музыка: А. Макарский, А. Сергеева - Любовь не слышит слова нет
Как суметь сказать главные слова, Как поверить в то, что любовь права...
- У меня есть брат, Жак Д'Артаньян. Жаклин всегда сожалела, что ей не посчастливилось родиться мальчишкой. Мушкетёры, шпаги, враги, храбрость, преданность, битва за доброе имя королевы... Отец занимался с ней совершенно не такими искусствами, которые полагается знать обыкновенной девушке — фехтование вместо этикета, рукопашный бой вместо кройки и готовки... Жаклин с гораздо большим успехом удалось бы проткнуть соперника заточенным кончиком клинка, чем подобрать наряд или приготовиться к приёму гостей. Правда, стоило девочке подрасти, отец посчитал необходимым (пожалуй, под влиянием некоторых общественных условностей) определить Жаклин фрейлиной королевы Анны — никаких шпаг, никаких сражений, только сладковато-искусственная атмосфера королевского дворца, приторные улыбочки придворных дам, отвратительный коктейль из сплетен, интриг и глупости. Фрейлина — бестолковое существо. Она кружится целыми днями, увиваясь вокруг всевозможных августейших господ, беспечно болтая с подружками и следуя повсюду за королевой. Скука. Если бы Жаклин родилась мальчишкой, Жаком, притворство и пренебрежение относительно женщин никогда не коснулось бы её — научившись всему, что умеет отец, она вступила бы в ряды королевских мушкетёров и защищала бы честь Франции, однажды погибнув в бою. Это было мечтой Жаклин. Сокровенным желанием. Но, как ни печально осознавать это, превратиться в юношу ей не суждено, и поэтому, прячась за улыбками, приходится сочинять сказки про выдуманного брата по имени Жак, который сумеет вернуть королеве Анне государственную казну. Почему судьба так жестоко посмеялась над ней? Почему поместила в женское сердце стремления, доступные только мужчине? - Юноша, у вас глаза есть? Пренебрежительный тон и заносчивые нотки в голосе подействовали на Жаклин, как языки пламени на бочку с порохом. Она вспыхнула. Оскорблённая, уязвлённая гордость забесновалась, требуя немедленного отмщения... кто, чёрт возьми, этот мальчишка с бессовестными глазами? Какого дьявола он с такой фамильярностью и дерзостью разговаривает с Жалкин? Кем возомнил себя? Анри Де Лонгвиль, довольно известная в придворных кругах фигура, сын обеспеченного отца, ничего не добившийся собственными усилиями... она терпеть не могла таких наглецов-бездельников, и ненависть к Анри, как извергающийся вулкан, взбудоражила кровь Жаклин после одной-единственной фразы. Можно было, разумеется, развернуться и уйти, не сказав ни слова. Можно было, разумеется, с достоинством ответить мальчишке на хамство. Но, впрочем, Жаклин никогда не отличалась сдержанностью — не зря, видимо, её отцом был знаменитый Д'Артаньян, рассказывавший дочери, как познакомился с Атосом, Портосом и Арамисом, когда вызвал всех троих на дуэль. Об этом, правда, девушке вспомнилось намного позже — встретившись глазами с Анри, который, судя по всему, полагал, что весь мир должен опуститься перед ним на колени, она разозлилась. Разозлилась быстро, сильно и странно, как прежде не бывало. Острое желание наградить мальчишку несколькими дырками от шпаги захлестнуло её с головой и сбило дыхание. Они обменялись парой язвительных замечаний. Жаклин, едва утерпев, чтобы не расправиться с наглецом на месте, бросила Анри «приглашение на свидание». - Вы так хороши, что больше похожи на девушку. Покалывающий холодок страха скользнул у неё по позвоночнику. Неужели... догадался? Неужели почувствовал, что перед ним вовсе не девушка, хотя Жаклин казалось, что ей вполне успешно удаётся обманывать окружающих, притворяясь Жаком. Отправившись в путешествие за королевской казной, она находилась в непосредственной близости с Анри — и ловила странные, задумчивые, будто оценивающие взгляды, которые юноша бросал на неё. Тогда, впрочем, Жаклин и не задумывалась о возможности каких-то других чувств, кроме ненависти, к этому бессовестному мальчишке — и, не сумев избавиться от руки, перехватившей за запястье, наградила его болезненным ударом в живот: удивлённо-разгневанное ругательство «Каналья!», сорвавшееся с губ наглеца, стало для девушки бесценной наградой. Да, Жаклин испытывала к Анри Де Лонгвилю исключительно ненависть — и, может быть, с оттенком насмешливого презрения, потому что он представлялся обычным мужчиной, возомнившим, будто мир должен подчиняться ему и только ему. Или... наверное... она почувствовала что-то несомненно родственное между ними, ещё в тот момент, когда их глаза встретились, одинаково возмущённые, одинаково непримиримые... Анри напоминал Жаклин до невероятности. Вспыльчивый, гордый, острый на язык, подчиняющийся внезапным всплескам эмоций — в груди этого мальчишки билось горячее, неуёмное, жаждущее приключения и свершений сердце, в точности так же, как у неё самой. - Один за всех и все за одного! И нескольких часов не прошло с момента их злополучного столкновения — Анри, внезапно оказавшийся сыном Арамиса, одного из храбрейших мушкетёров, друзей отца, извиняется за свою оскорбительную заносчивость, предлагает присоединиться к нему в деле, порученном королевой, и они все вместе отправляются возвращать сокровища, украденные кардиналом Мазарини. Как это получилось? Почему Жаклин ответила согласием? Ей нужно было отказаться... решительно отказаться, прислушавшись к голосу разума, когда ещё не растворилась последняя возможность. Когда она не пропала, впустив Анри Д'Эрбле слишком глубоко к себе в сердце. Разумеется, путешествие на пути к общей цели не могло не заставить их примириться друг с другом, позабыв про не слишком положительный эпизод знакомства — и этого было достаточно, и этим всё должно было ограничиться, но... даже разговаривая с Раулем, даже посмеиваясь над очередной выходкой Анжелики, Жаклин одёргивала себе, потому что наблюдала исподтишка за Анри чересчур часто. Чаще, чем позволительно с человеком, которого ненавидишь. Чаще, чем полагается девушке, которая хотела бы родиться мальчишкой и отрицала существование любви. Любовь есть. Где-то. С кем-то. Жаклин — искательница приключений, мечтающая стать мушкетёром; враги, битвы, преданность, храбрость — её душа стремится к этому, только к этому, и, конечно, испытывая расплывчатое презрение ко всем представителям мужского пола на свете, кроме отца, она никогда не почувствует сумасшедшей тяги к кому-то. Об этой тяге, о безумном желании, о нежности и бездонном омуте возлюбленных глаз рассуждали девочки-фрейлины в королевском дворце. Над этой тягой Жаклин презрительно насмехалась, считая участью глупеньких женщин, к которым никак невозможно отнести её саму. Нет. Любви не существует. И всё-таки, наверное, в тот момент, когда её глаза встретились с глазами Анри, она пропала, влюбившись. - Так пусть неведение оставит нас друзьями... Смертельная опасность потребовалась Жаклин, чтобы признаться в собственных чувствах. Вывернуть наизнанку душу, заливающуюся молчаливым криком. Она полюбила Анри. Когда их совместное путешествие за сокровищами ещё не успело начаться. Впрочем, шанс превратить любовь в ненависть оставался — оказавшись далеко от этого мальчишки, Жаклин могла бы запросто поколдовать над своей безрассудной влюблённостью, повторяя, что ненавидит, презирает, мечтает проткнуть шпагой Анри Д'Эрбле... но так, в непосредственной близости от него, чувствуя испытующие взгляды, мимолётные и вроде бы случайные прикосновения... Она пыталась. И потерпела сокрушительное поражение. Бесконечно открещиваться от любви никому не под силу, она подкрадывается незаметно, опутывает тебя коварной паутиной, связывает по рукам и ногам и бросает в пропасть. Глаза Анри, наблюдающие за ней, гипнотизировали. Каждое слово, сказанное им, пускало стайки сумасшедших мурашек вдоль позвоночника. Иногда, замолчав на середине фразы, Анри смотрел на неё — долгим, мучительным, оценивающим взглядом, и Жаклин терялась, спешила отойти подальше и заговорить с Анжеликой, только бы успокоилась душа, мечущаяся, будто птица, запертая в клетке, только бы угомонилось сердце, колотящееся с безумной скоростью. Девушка потеряла себя. Запуталась. Угодила в ловушку затягивающих омутов — глаз Анри Д'Эрбле. Карточные домики прежних взглядов на жизнь обрушились, словно и вовсе не было их. - Я люблю тебя! И надеюсь... С тоненьким шипением искорка ползла вверх и вверх, вверх и вверх... скоро она доберётся до пороха, которым набита бочка, и чудовищный взрыв уничтожит деревенский трактирчик вместе с ними. Верёвка, больно впивающаяся в кожу, не оставила никаких возможностей к бегству. Всё. Кончено. Впереди — только смерть. Анри, привязанный рядом с ней, подался вперёд и смотрит, смотрит, смотрит отчаянными и решительными глазами... ждёт... Жаклин не будет отвечать. Не сможет. Слова, которые настойчиво просятся сорваться с губ, никогда не прозвучат, никогда чувства, замурованные в глубине души, не окажутся на свободе — слишком невыполнимая задача для девушки, которая скрещивала шпаги с врагами французского государства, и поэтому Жаклин молчит, стараясь не расплакаться, и поэтому Жаклин молчит, мысленно признаваясь самой себе. «Я тоже люблю тебя, Анри Д'Эрбле»