carpe diem
- Кто имеет право судить других?
- Никто.

Как же непросто вырастить ребенка. Не существует ясных и конкретных инструкций — что делать родителям, а что не делать, как вести себя, когда сын закрывается в комнате, когда дочь поздно приходит домой со свидания... Каждый случай — особый. То, что будет хорошо для одних детей, погубит других. Так что же делать? Как найти этот уникальный рецепт воспитания, чтобы твой ребенок вырос хорошим и добрым, уверенным в себе, умеющим постоять за себя? Родители беспомощно стоят перед этим вопросом. До каких-то пор они могут просто укладывать малыша спать и кормить его из бутылочки, но однажды маленький человечек превратится в настоящую личность, со своими желаниями, интересами, мнениями... и уже нельзя будет просто дать ему игрушку, чтоб он прекратил плакать. Чем старше дети — тем больше проблем. Но рецепта не существует. И что же делать родителям? Как нащупать верный путь к сердцу ребенка? Как не потерять его, не упустить момент, за которым уже будет поздно?
Поздно. Такое страшное слово. Но ведь мама с папой думают, что у них впереди — целая жизнь. Ребенок еще маленький, неразумный, можно не спешить, можно без конца откладывать семейную поездку на завтра, их будет так много, этих завтра, а ведь столько иных насущных проблем требуют внимания. Родители любят своих детей. Лейси любит Питера. Алекс любит Джози. Но одной лишь любви недостаточно. Они совершают такие известные и частые ошибки — сравнивать одного ребенка с другим, ставить работу выше, чем ребенок... И, кажется, ничего страшного не происходит. Все так, как было. Между тобой, любящей мамой/любящим папой, и ребенком все те же душевные и теплые отношения. Тебе кажется — все в порядке, но дочь/сын уже бесконечно отдалились от тебя, они все так же улыбаются и шутят, но больше не делятся с тобой своими секретами, не рассказывают, как прошел день в школе, закрывают дверь в свою комнату... Время идет. Пропасть — все шире. И в какой-то момент, вдруг обнаружив её, ты хочешь что-то сделать, исправить, вернуть... но теперь уже поздно. Просто поздно. Достигнута некая точка невозврата. Дети уже не доверяют тебе. И никогда не будут доверять. Время упущено.
Это книга о чудовищной пропасти между ребенком и его родителями. Лейси Хьютон до глубины души потрясена поступком своего сына... она не знает, какие причины могли толкнуть её доброго мальчика на убийство... Но ведь она же мать. Она должна знать о таких вещах. Её святой материнский долг — знать, что на душе у сына, что он думает, о чем беспокоится, чем живет, какие проблемы у него в школе. Питер ничего не рассказывает ей, не обращается за помощью, потому что...
- Ты не поймешь.
- Так объясни мне, Питер. Заставь меня понять.
- Я не смог тебе этого объяснить за семнадцать лет, мама. Почему же сейчас что-то должно измениться?

Сколько угодно можно говорить о замкнутости подростков, но будь Лейси хорошей матерью, она знала бы, какая жуткая темнота и боль живут в душе её ребенка. А Питер не говорит с ней об этом — он просто знает, что она не поймет, и не хочет тратить время на тщетные попытки. Точка невозврата. Момент икс. Когда это произошло? Почему? Как вообще происходит движение к тому моменту, когда уже становится поздно? И за ним, этим моментом, этой точкой, все усилия вернуть утраченное доверие и безнадежно утраченную душевную близость обречены на провал. Может, родители раскаются, может, поймут, что чувствовал их ребенок все это время, может, будут делать ему навстречу шаги... но ведь уже поздно. Просто поздно. И ничего, как ни старайся, не вернуть назад. У Джози и Алекс еще есть шанс. Они еще могут преодолеть страшную пропасть и вернуть теплые, доверительные отношения. У Питера с его мамой это не вышло бы, даже если б он не попал в тюрьму. Поздно... какое ужасное, горькое слово.
Кто может судить других? Никто. У кошмарной стрельбы в Стерлинг-Хай слишком много виноватых, но судят одного Питера, хотя, в сущности, виновен здесь каждый. Отец с матерью — почему не знали, почему не хотели знать, что у сына на душе? Учителя в школе — почему не вмешивались, считая издевательства над ним в порядке вещей (подростки, мол, у них всегда так), а если вмешивались, то не активно, не верно? Школьники — почему позволяли себе так мерзко, чудовищно обращаться с Питером? Джози — почему бросила друга ради компании популярных ребят? Дерек — почему не услышал тревожный звоночек, почему не подумал, что из игр на компьютере может выйти нечто куда более жуткое? Они все виноваты в равной степени. Но судят одного лишь Питера. Конечно, он виноват, конечно, он заслуживает наказания, конечно, убийство — страшный грех. Но думает ли кто-нибудь об этом мальчике по-настоящему? Задает кто-нибудь, кроме родных и адвоката, самый важный вопрос — что толкнуло его на такой безумный поступок? Нет, никому из жителей Стерлинга это не нужно, они хотят, чтобы убийца сидел за решеткой, они и видят в Питере только безжалостного убийцу, хотя он всего лишь ребенок, мстящий за себя. В конце концов, это «они все начали». Не он. Они — глупые, жестокие школьники, они — родители, которые хотят себе образ идеального сына, а не живого и несовершенного Питера, они — учителя, сквозь пальцы глядящие на произвол в школе. Да, Питер и сам виноват, Питер все же убийца, но почему судят лишь его одного? Никто не имеет права судить. Это верно. Не в том смысле, что нельзя наказывать за преступления, а в том, что мы не способны понять причин, которые лежат за каждым преступлением, мы не способны заглянуть в потемки чужой души и понять по-настоящему — почему он это сделал. Почему ребенок взял в руки ружье и пошел убивать своих одноклассников. А ведь это куда важней самого поступка. Это и есть самое важное. Почему? И что сделать, чтобы такое больше не повторилось? Ни с кем и никогда.
В юридическом смысле всех судят одинаково. И взрослого, и ребенка. Ведь они берут во внимание лишь сам поступок, не его причины. Никто не хочет разобраться в причинах этого убийства, все лишь хотят осудить убийцу. А Питер — ребенок, и те причины, что кажутся очень глупыми и пустячными взрослому человеку, для него — самые серьезные из всех причин. Никто не имеет права судить другого. Откуда знать судье, присяжным, прокурору, что чувствовал Питер, когда с него при всей школе стянули штаны? Откуда им знать, каково ему было терпеть тычки и толчки каждый день? Каково это — слушать вечные оскорбления, видеть, как твой друг, девушка, которую ты любишь, бросает тебя не потому, что ненавидит, а потому, что хочет быть популярной? Каково это — без конца слышать от родителей о старшем брате, какой он умный, хороший, спортивный? Каково это — быть изгоем? Они не знают. И никто не знает. Но все же они считают себя в праве судить — решать, был он прав или нет, важные у него причины или нет. На скамье подсудимых Питер Хьютон как личность не интересен никому, так же, как всю свою жизнь он не был интересен как личность. Родители видели в нем отражение идеального сына, копию брата. Ребята в школе — пустое место. Присяжные, судьи и прокурор — убийцу. Адвокат — очередного клиента. Никому во всем мере не хотелось узнать настоящего Питера... кроме той девочки, которая написала письмо в тюрьму. Можно ли винить Питера в том, что в какой-то момент он закрыл себя от всех и, может, из-за этого упустил свой шанс найти новых друзей? Точка невозврата. Просто было уже слишком поздно.
Осуждая Питера Хьютона вместе с родителями погибших детей, многие читатели забывают о нем самом. А ведь он выгодно отличается от таких, как Мэтт, Дрю, Кортни и даже Джози. Особенно от Джози. Этот слабый, не способный за себя постоять мальчик, во всяком случае, никогда не боялся быть собой. Он не носил маску на публике, чтоб избежать всеобщего осуждения и насмешек... он не жертвовал собой, своей настоящей личностью, ради кружка популярных ребят. Это смелый, в каком-то смысле сильный мальчик, он остается Питером Хьютон в любых обстоятельствах. Джози Кониер, скорее всего, уже и не знает, кто такая Джози Корниер. Подростки... на что только они ни готовы, чтоб стать популярным, чтоб сохранить свою безопасность, оградить себя от насмешек и тычков. Даже потерять себя. Даже забыть, кто ты такой на самом деле. Джози старается перенять стиль поведения популярных ребят, и это со временем у неё очень хорошо получается, но какой страшной ценой? Она не была счастлива в этой компании, не была счастлива с Мэттом, и это ясно, когда узнаешь, что именно Джози стреляла в своего любимого Мэтта. Может, в конце концов и она поняла, что фальшивую личность нельзя вечно носить на себе, как защитный костюм... впрочем, она и не забывала, ни разу не могла заставить себя совсем забыть, что где-то там, за маской популярной девочки и девушки Мэтта Ройстона, есть другая Джози... настоящая, которой нравилось дружить с Питером Хьютоном.
Несмотря на известный заранее страшный сюжет, я не думала, что эту книгу мне будет читать так тяжело и больно. Сразу, почти с первых страниц, произошло редкое слияние с героями и ситуацией, когда тебе безумно важно знать, что будет с каждым из этих взрослых и детей, когда понимаешь тщетность надежды, что у Питера все будет хорошо, и все же веришь — его поймут, его услышат, он не попадет в тюрьму, когда ревешь без остановки в конце и задаешь себе вопрос — как, ну как они будут жить теперь? Что с ними будет? И почему все должно быть так? Почему должно быть слишком поздно? Почему они не прозрели чуть раньше, ну хоть чуточку раньше? Такое слияние с книгой — хорошо, когда книга добрая и светлая, но с такими тяжелыми историями, как эта, я очень боюсь сливаться. И ходить потом, как не в себе, думать о ней, снова и снова задавать этот ужасный вопрос... Почему?

@темы: книги, до глубины души

22:23

carpe diem
А завтра я уже поеду в другой город, за девятнадцать часов от Питера, совсем одна.

00:09

carpe diem
На даче наконец-то тепло, и можно спать без двух свитеров и обогревателя.
Отпуск у мамы еще не начался, так что живу там одна, с вечерники наездами тети. Снова обживаю комнатку на чердаке.
Засыпаю и просыпаюсь под пение птиц. Для них вообще не важно, час ночи, девять утра... поют всегда.
Смотрю по ночам аниме (только летом смотрю аниме, Naruto, вечная боль моя, не в счет) и мультфильмы. Днем читаю книги, очень много книг, заканчиваю наконец этот жуткий цикл про ведьм и добираюсь до моей волшебницы Джоанн Харрис.
Устраиваю место для чтения на скамейке под самым солнцем. А другое заветное местечко - за письменным столом, где каждый вечер пишу план рассказа про семейку, пишу когда мало, когда много, но каждый вечер неизменно.
Откуда-то вечно тянет запахом дыма и скошенной травы - два самых дачных запаха. А еще теплый запах земли, летнего воздуха, овощей, клубники, куста жасмина... много разных запахов.
Пишу стихотворение. Три дня пишу, добавляя то одну строчку, то другую, и в итоге получается что-то такое внезапно хорошее, не ожидала сама.
Раз ночую одна, и все время кажется, что по дому ходят какие-то люди. Сажаю рядом с собой кошку-стража, и сразу становится спокойно.
Поглощаю клубнику в больших количествах, но вообще ем не очень часто - не до того. Изредка выбираюсь на станцию за продуктами.
Думаю о многих вещах, на многое смотрю иначе... и понимаю наконец, что есть то, те, что и кого мне совсем-совсем не хочется потерять. А раз так - надо держать изо всех сил, пока есть хоть малейшая надежда.
По дороге домой забираю из книжного очередной заказ. Диккенс, много Диккенса.
Меня ждет прекрасное лето.

@музыка: Vanessa Paradis & Matthieu Chédid – La Seine

@темы: моменты

23:01

carpe diem
Поймать тихий шепчущий ветер в ладони распахнутых рук,
Щурить на солнце глаза и смеяться без повода, кажется, вовсе,
Думать, как хочешь сорваться - и в небо стрелою... и вдруг
Свободу в груди ощутить - это ветер тревоги любые уносит.

И тают тревоги, и падает тяжкая ноша с натруженных плеч,
И ты наполняешься солнцем, как прежде - печалью и болью.
И хочется - в небо, и хочется в сердце на веки сберечь
Беспечные крылья, простор, где так дышится сладко и вольно.

Крылья прорвутся наружу от ветра, что мягко свернулся в руках,
От солнца, от запаха свежей травы и цветов маргариток,
Крылья прорвутся на волю, сметая собой и тревоги, и страх,
Поймают воздушный игривый поток, что так быстр и прыток.

На крыльях воздушных ворвешься в душистое, светлое лето,
Застынешь на миг и почувствуешь ласковый, медленный ход
Часов, что бежали, спешили, насмешливо прятались где-то,
А ты их искал, все бежал, все спешил, все пытался считать наперед.

Здесь не нужно бежать и считать - тихо дремлет уснувшее время,
Здесь ты можешь на миг замереть и без тени тревог отдохнуть,
Здесь с измученных плеч рухнет тяжкое, трудное бремя,
Здесь ты можешь на миг замереть, чтобы после продолжить свой путь.

И ты будешь, как в детстве, смеяться без повода вроде бы вовсе
И ловить сладкий ветер в ладони распахнутых крыльями рук.
Не тревожься - пусть ветер тревоги, как листья, под небо уносит,
А тебе так спокойно и радостно станет - без повода, вдруг.



@темы: творчество, с детства с рифмой я дружу

carpe diem
Hotel Transilvania/Монстры на каникулах. Это лучшая вещь в моей жизни, честно. Лучший мультфильм, во всяком случае. Я такого еще видела. Рецепт идеального мультфильма — необычный, да что там, взрывной и не похожий ни на что сюжет, безумные каждый по-своему герои, СМЕШНОЙ юмор, без всяких там глупостей ниже пояса, добрая и простая, казалось бы, мораль, и все это — в хорошей и приятной глазу оболочке-рисовке. Идеальный мультфильм. Я его бесконечно люблю — и жалею разве что о такой задержке. Ну вот где я была раньше, почему не смотрела его, когда он только появился на большом экране? Вообще не узнала бы о нем, не будь заманчивого трейлера по второй части в кинотеатрах. Рэйн, ты пропускаешь такие прекрасные вещи, и очень, очень зря, Рэйн.
В центре событий мы имеем графа Дракулу — на первый взгляд такого привычного, традиционного Дракулу в черном плаще, с бледным лицом и горящими очами. Дракулу страшного, мрачного, очень вампирского, надо сказать. Но это все, конечно, лишь на первый взгляд. Таких вампиров, по-моему, еще никогда и ни в одной истории не было. Наш граф — добрейшей души... вампир, совсем не трогает людей, тоскует по умершей жене и души не чает в любимой дочурке. А дочурка, между прочим, тоже девочка непростая. Порой в этом Дракуле проскальзывает состояние «ужас на крыльях ночи», но в тех редких случаях, когда его дорогой Мэйвис угрожает опасность, кто-то плохо отзывается о его дорогой Мэйвис... в общем, вы поняли. А так он не пьет кровь, обходясь витаминными коктейльчиками «Замок в деревне», не ходит, а скользит по полу, склонен к пафосным речам на фоне струящегося лунного света, обращается в милую летучую мышку и содержит отель. Отель для монстров. О, этот дивный отель, где никогда не затихает бурное, даже буйное течение жизни! Разнообразная публика. Очень разнообразная. Франкенштейн, мумия, Змей-Горыныч — из простых, а ведь есть еще желе, зомби-композиторы и Квазик с крысой Эсмеральдой...
Впрочем, местная монстро-публика живет скучно. Пока не врывается в отель рыжий Джонни с огромным рюкзаком за спиной, совершенно диким хаосом на голове, своеобразной речью подростка, любитель рэпа и приключений. Врывается и взрывает жизнь мирного отеля «Трансильвания» к чертям. Я обожаю этого парня. Как не любить того, кто смог расшевелить мрачно-пафосного Дракулу и втянуть в гонку на летающих столах? А уж Дракула, читающий в конце рэп... это лучшая сцена во всех мультфильмах на свете, честное слово.
Рыжий Джон вносит нотку безумия в мир монстров, хотя, казалось бы, это монстры должны быть безумны... Ничего подобного. Больше всего удивляют здесь люди. В далеком Средневековье остались чеснок и осиновый кол — теперь люди любят монстров и готовы помочь им в трудную минуту. Какая-то гордость взяла за людей. За нас. И, между прочим, это ведь редкий случай, когда люди не показаны как разрушители спокойствия других видов, как нетерпимые, жестокие, эгоистичные... приятно встретить совсем иной взгляд. Проблема сосуществования здесь стоит не так остро и безнадежно, как бывает почти всегда. Наоборот, верится в удачу этой затеи, ведь все так просто, они правы, так просто на самом деле. «Будь добрее, веселее — и ужиться на планете мы сумеем!». Вот и все.
Я давно так не смеялась. Я давно не получала такого удовольствия от сюжета. Давно не видела таких ярких и не похожих вообще ни на кого (и ни на что) героев. К тому же, сама история очень добрая и хорошая — отцы и дети, дети вырастают, им нужна свобода, у них теперь своя, отдельная жизнь, их надо отпустить... а это всегда тяжелый выбор для любящих родителей. И еще любовь. Наконец-то я вижу любовь, которая (подчеркнуто — в детском мультике, а здесь вообще могли бы не заморачиваться на тему любовных историй) не возникла на пустом месте, хоть и был этот жуткий момент со взглядом глаза в глаза и искорками над головой. Мэйвис и Джонни, даром что юнцы еще совсем, полюбили не просто так. Она видит в нем отражение другого, яркого, интересного мира, с путешествиями, новыми местами, мира веселого и задорного, даже буйного, мира озорства и безумия, который этот рыжик принес с собой в отель. Он видит в ней... тоже воплощение иного мира, мира темных тайн и загадочных существ, о которых он слышал всюду, куда его заносила тяга к путешествиям. Он воображал себе вампиров не так — вампиры поразили его. Мэйвис и Джон такие разные, так не похожи друг на друга. Непохожесть очень хорошо, органично и правильно соединила их, и, господи, наконец-то в «дзынь» веришь безоговорочно!
Повторюсь — это лучший мультфильм в моей жизни. Скорей бы вторая часть.

Despicable me/Гадкий я. Сколько можно было оттягивать знакомство с этим знаменитым Грю — злодеем в свитере, который хочет свистнуть с неба луну и как-то вдруг связывает себя с девочками-сиротами. Я знала сюжет в общих чертах, даже видела пару раз кусочки из этого мультфильма, но кто бы мог подумать, что эта история такая... лихая и задорная, такая СМЕШНАЯ, в конце концов? Кажется, самый лучший юмор у нас живет в детских мультфильмах. Он единственный в своем роде — делает то, что и надо делать юмору, а именно играет на идею, раскрывает героев и вообще очень по-доброму шутит, без злости и пошлости.
С юмором все в порядке, с героями — тоже, ведь таких злодеев, как Грю, еще не было. Нос и свитер. Его главные опознавательные признаки. А еще пафосные позы и речи и бесподобный ТАНЕЦ в конце. Совершенно потрясающий образ, правда. С одной стороны, Грю вполне себе злодейский злодей — детишек обижает, вещи крадет, со всеми, кроме себя, доктора и миньончиков, обращается как с дном мира и хочет украсть не что-нибудь, а луну. С другой стороны, с каких-то пор считать его злодеем перестаешь — и даже хочешь успеха его коварному плану с похищением луны, ведь он просто хотел исполнить мечту детства, просто хотел, чтобы мама (мастер боевых искусств и страшная зануда) гордилась им, хотя бы раз в жизни сказала доброе слово, вообще заметила его успехи, а не издала лишь странный и невнятный звук. Не был Грю по-настоящему злым и жутким эгоистом, как Вектор-Виктор, и дети быстро нашли путь в его сердце, потому что в нем есть доброе и светлое, есть с самого начала.
Грю с детьми — это одна из самых трогательных вещей, что я видела в мультфильмах, да и вообще. Такой суровый, злой, чуждый всяким сентиментальностям захватчик луны... читает книжку про котят, приговаривая: «Дурацкая книжка... кто пишет такие...». А как он тихонько целует деток на ночь, как шепчет в ответ Марго: «Я тоже»... как отплясывает с ними на сцене, в конце концов! Это прекрасно. Это заряжает таким светом и теплом, что я не помню, было подобное когда-нибудь в мультиках или нет. Наблюдать за процессом «очеловечивания» Грю — здорово. Он не теряет своих неповторимых черт, но становится в своем духе добрым и ласковым с девочками. Это самый лучший папа в мире. И один из лучших мультфильмов. Надо в срочном порядке смотреть вторую часть!

Un Monstre a Paris /Монстр в Париже. Франция всегда делает хорошие вещи. Я очень люблю их нежные и добрые фильмы, а мультики, видимо, не исключение. Этот, правда, меня очень удивил, я такого не ожидала... уж точно не историю о гигантской блохе, которая не умеет говорить (вместо слов — чудесное «курлы-курлы»), зато умеет петь, и петь совершенно потрясающе. Да, звучит как безумие, но вещь замечательная — добрая, красивая, чисто по-французски музыкальная. Ох, эти прекрасные песни, удалось их послушать в оригинале, хотя в мой вариант видео почему-то затесался и английский вариант.
Эта гигантская блоха, итог кое-чьего бесцеремонного желания повсюду лезть, - одна из самых трогательных вещей, что я когда-нибудь видела. Правда. Франкур — чудо что такое. Улыбается совсем как человек... ребенок. Светлая, по-детски открытая улыбка, невероятное желание жить и петь, умение любить людей, грустить, заботиться, и вообще — он почти не отличается от нас, разве что внешностью. Верно говорит Эмиль - в Париже и в самом деле есть монстр, да только вот это не Франкур. Как говорится, тот, кто умеет так волшебно петь, просто не может быть злым. Трудно представить себе более безобидное существо, чем эта гигантская блоха.
Другие персонажи не менее интересны. Мне очень нравится весь из себя циник и охотник до женщин Рауль с его чудо-фургоном, а уж их с Люсиль отношения — на редкость необычные для таких историй. Обожаю этот диалог между ними:
- Люсиль, я хотел тебе что-то сказать... я... с первого класса я...
- Я тоже тебя люблю, идиот. С первой встречи.
- Ты забрала мою машинку!
- Я хотела, чтобы ты побежал за мной!
И вообще все их отношения-не отношения. Как оба презрительно друг от друга отворачиваются, хотя Рауль, например, своих чувств скрывать не умеет совершенно. И они так подходят друг другу. Оба за словом в карман не лезут, умеют за себя постоять, да и во всяческие авантюры бросаются с головой. Хорошая пара, одобряю.
И вообще история прекрасная. Хоть я и не сразу в неё втянулась, не было такого полного и абсолютного слияния, как с первыми двумя мультфильмами. Пожалуй, она не станет одной из моих любимых, но запомнится — точно, и я буду ни раз слушать чудесные песни из неё. Музыка, особая атмосфера парижских улиц, хорошие персонажи, сюжет интересный и трогательный — и, конечно, простая, но важная идея о том, что чудовища на самом деле вовсе не те, кто таковыми кажутся. Какая-нибудь гигантская блоха может любить сильней и быть человеком больше, чем известный и всеми любимый губернатор. Чего-то мне все же не хватило в этом мультике... я даже и сама не знаю, чего. Но в общем он мне очень нравится. Французы на моей памяти пока еще не делали плохих вещей.

@темы: мультфильмы

carpe diem
Третий год я мучаюсь с ведьминским циклом. Третий год эти несчастные ведьмы не могут оставить меня в покое. Точно так же, как с историей вампиров, каждую часть мне хотелось открывать все меньше и меньше, каждая часть уже не радовала, а пугала своим размером, потому что, в конце концов, когда я распрощаюсь с Мэйфейрами, когда пойму, в чем вся суть, и завершу свое очень, очень, очень долгое и тягомотное знакомство с циклом про ведьм? И ведь не так все плохо, как во многих современных романчиках, а уж тем более циклах. Все совсем не так плохо, я люблю Энн Райс, и во всех её книгах есть то, что я люблю, хотя бы прекрасный, необычный сюжет, яркие образы героев, тягучая неспешность повествования, язык сочный и приятный на вкус, изящная и красивая картинка эпохи, а то и разных эпох.
Я вообще ни на что не стала бы жаловаться, не постигни этот цикл беда почти всех на свете циклов — он слишком, слишком, слишком растянутый. У вампиров было то же самое. И, когда читаешь уже четвертую часть про одних и тех же персонажей, даже самый яркий характер не удержит внимание. Ты не читаешь под конец, а дочитываешь, домучиваешь, продираешься сквозь страницы бесконечного текста, ведь бросать за два шага до финала как-то не очень хорошо, и все же любопытно — чем все кончилось? На мой взгляд, это очень плохой стимул для чтения — узнать, чем кончится, что будет дальше. Он ослабляет внимание. Ослабляет интерес к внутреннему центру истории, а именно к её идеям и духовным ценностям, о которых она в идеале должна говорить. Крайне редко бывает, чтобы длинный цикл сохранял свои идеи и духовные ценности во всех частях, а уж тем более — развивал и открывал в них нечто новое, прежде неизвестное. Энн Райс очень зря пишет большие циклы. Это не привело ни к чему хорошему с вампирами — ясно, что «Черная камея» и «Гимн крови» нужны были, чтоб завершить историю талтосов, а Лестат — не главная фигура, сквозной персонаж, хоть все и дается через призму его специфичного восприятия.
То же самое с ведьмами. Вроде бы цикл очень хороший. Сразу отделяется от прочих ему подобных своей особенной атмосферой. Я помню, как два года назад взахлеб читала «Час ведьмовства» и не могла остановиться — мне тут же захотелось прочесть эту книгу снова, погрузиться опять в особый дух старых, обветшавших от времени особняков, тихого шепота листвы над головой, лучей солнца, косо ложащихся на мостовую, душного летнего воздуха, тишины и тайны. А еще — этих странных женщин из рода Мэйфейр. Ничуть не хуже была часть с досье Таламаски про все это загадочное семейство — неспешная, подробная история каждой ведьмы, путаные связи между ветвями семейного древа, разные характеры, разные судьбы, и над всем этим — Лэшер, всегда Лэшер где-то неподалеку, странный и пугающий призрак. Дальше тоже было хорошо. Хорошо, да не слишком. В какой-то момент Энн Райс с мягкого и неспешного повествования о Мэйфейрах сбилась на попытку смешать вместе легион разных вещей, а заодно приправить сверху тем, что я очень, очень не люблю у неё, да и в принципе — разного рода чувственными вещами. Честное слово, убрать бы из текста кучу эпизодов о том, как кто-то кого-то хотел, кто-то с кем-то спал, кто-то о ком-то в эротических фантазиях мечтал, и цикл неплохо потерял бы в размерах. Да, конечно, Энн Райс умеет красиво описывать такие вещи. Но их становится все больше, больше, больше, они навязчивы, неуместны, не по любви и поэтому страшно мешают и затрудняют чтение цикла.
В общем, неявно начиная с «Наследницы ведьм» и явно заканчивая «Талтосом», я с муками продиралась сквозь страницы, и горячий интерес к циклу был безнадежно потерян. Он ведь совсем не плохой, этот цикл, напротив, в нем есть много прекрасных вещей. И вдобавок к тому, Энн Райс — дивная рассказчица. У неё в сущности можно читать все и обо всем, хотя бы наслаждаясь непревзойденной манерой описания. Но что поделать, на одних описаниях я долго держаться не могу. «Талтос» по этой причине был начат в прошлом году, заброшен и снова воскрешен сейчас — но вовсе не потому, что мне хотелось погрузиться в необычную атмосферу, соединиться опять с любимыми героями... нет, я просто не могла не узнать, что будет в конце. Такой праздный, сквозной интерес, поэтому многие страницы я читала наискосок, стараясь быстрее покончить, и, хоть порой действительно увлекалась (история Талтосов, например, - лучшее, что было в этой книге), в общем мне было тяжко и скучно.
Все было так до тех пор, пока Мэйфейров не потеснили назад новые герои — талтосы, Эшлер и Морриган. Ведь Майкл, мой хороший Майкл, преспокойно спит с Моной, а Роуан обращается с ним, будто с ребенком, и никак не реагирует на то, что он изменяет ей, хоть бы только в физическом смысле, с другой женщиной... девчонкой. Чересчур много внимания уделено внешности в разных проявлениях — не знаю, это, наверное, тонкости вкуса, но фраза про волосы, «за которые можно отдать жизнь», меня крепко задела, и ведь она отнюдь не единственная такая. Кажется, эта часть цикла больше, чем другие, изобилует всякими неприятностями — постель, фиксация на внешнем, постель, растянутость, мутные описания, снова постель. Откровенно говоря, страницы про Мэйфейров здесь тянет просто листать чтобы скорей добраться до Эша и Талтосов.
Они действительно радуют. Они — то, ради чего и стоит читать весь длинный цикл. Талтосы... большие и наивные дети, чья душа полна такого невинного и радостного желания жить, получать удовольствие от жизни, познавать ее во всей красоте и полноте. Разве они когда-нибудь желали людям зла? Разве они когда-нибудь вообще совершали плохие поступки по отношению к ним, к себе, друг к другу, к миру? Чистые и прекрасные создания. Во многих отношениях лучше людей, ведь у них есть то, чего нет у нас, - природное, глубинное стремление к гармонии и спокойствию, а еще любовь к природе, к простым и естественным вещам. Дети. Просто дети, чей волшебный рай, как всегда, разрушили мерзкие люди. Они ворвались туда, совершенно не заботясь о чувствах чужаков, вторглись бесцеремонно и нагло, как они умеют, и все хорошее, чистое, светлое испоганили. И еще долго не давали бедным Талтосам спокойно жить. Это из-за чудовищной жажды людей все разрушать и губить появилось такое создание, как Лэшер. Я не могу винить его за жажду вернуться к жизни, я не могу винить ни одного Талтоса за не очень хорошие вещи, которые они, быть может, и совершали.
У цикла про ведьм нет логичного завершения. До сих пор не могу вспомнить историю Тарквиния и Моны из «Вампирских хроник»... кажется, Эшлер и Морриган будут где-то жить в безопасности и отчужденности от людей, а после погибнут, оставив потомков-талтосов. Это все очень смутные воспоминания. Но возвращаться к другому циклу я уже не хочу — пусть будет так, в неясных картинках, а я все же рада, что этот ведьминский цикл наконец закончился. Очень долгая у нас с ним история знакомства. Самая долгая из всех, что была у меня с циклами и книгами вообще. Несмотря ни на что, «Мэйфейрские ведьмы» оставят хорошее ощущение от себя... за талтосов и первые две части, с которыми я провела два прекрасных, солнечных лета под тенью деревьев Нового Орлеана.

@темы: книги, любимые авторы

carpe diem

Книга не из тех магических историй, которые я безмерно люблю у Джоанн Харрис, хоть она и не мрачная, грязная, насыщенная грехом и ужасом, как «Мальчик с голубыми глазами» и «Темный ангел». Наверное, ближе всего она к «Джентльменам и игрокам» - такие же мрачные тайны в прошлом, так же гадаешь, что произошло, и пытаешься собрать кусочки в одну ясную картинку. Нет, она не совсем из тех магических историй, где волшебство — вокруг тебя, в простых вещах, где весь мир и есть магия, а скучные, погрязшие в буднях люди её не видят и видеть отказываются.
Впрочем, у этой книги тоже есть своя магия. И очень даже в традициях моей любимой волшебницы. Воздушно-яркие краски лета. Мир через призму детского, чистого восприятия, через призму любопытства шустрой, неугомонной, дерзкой девчонки Фрамбуаз. Это магия фруктовых деревьев, чей терпкий, сладковатый аромат разлит в воздухе, магия кремовых завитушек на торте (это ведь почти тот самый «Шоколад»!), магия изысканных блюд домашнего приготовления, когда из простых вроде бы продуктов возникает искусный шедевр. Ох, ну как же здорово Джоанн Харрис пишет о еде, я готова читать и читать! Конечно, прежде всего здесь магия детства. И пусть суровая мать, деревенский быт, грязная речка и немцы — ребенок остается ребенком в любых обстоятельствах, а уж такой ребенок, как Фрамбуаз, и подавно. Она раскрашивает нам книгу в яркие, сочные, искрящиеся цвета, обращая самую обычную на вид вещь в веселье и приключение. Только дети могут получать такое чистое и глубокое удовольствие от рыбалки, домика на дереве, тайных вылазок в кино. Только у детей охота за рыбой обретает ореол священного долга.
Взрослая, прожившая на свете много лет Фрамбуаз пишет книгу о своем детстве — и так живо, так звеняще передает свои детские чувства и переживания, что им веришь безоговорочно. А еще лучше это выглядит, когда за яркой и непосредственной манерой рассказа проглядывает всё же взрослый человек. Взрослый и мудрый. Смотрящий на себя-ребенка с высоты прожитых лет. Уже знающий, чем все закончится. Несмотря на живость и общую радость «детских» эпизодов книги, за ними явно стоит тихая печаль и даже тоска. Как будто Фрамбуаз, вспоминая о своих детских приключениях, с горечью осознает — это прошло и уже никогда не вернется, как ни желай.
Все же умеет Джоанн Харрис смотреть на жизнь с разных сторон. Это очень смущало меня в таких книгах, как «Тёмный ангел» и «Мальчик с голубыми глазами». Здесь она, напротив, приятно удивляет своей способностью так искусно и причудливо сплести светлое и темное, прошлое и настоящее. Веселая болтовня в домике над рекой чередуется с происками жадных родственников. А пышущая весельем и радостью ярмарка уже скоро сменяется одеждой мертвого человека в колодце. Этот прием чередования, на мой взгляд, очень хорошо удается Джоанн Харрис — порой даже не сразу осознаешь, что декорации поменялись, что время совершило скачок назад, что мы опять в прошлом, а не в настоящем... порой они, два времени, сливаются в один сплошной поток, и это верно, ведь, в конце концов, та мрачная история с Томасом Лейбницем не закончилась, когда он умер. Нет, желание Фрамбуаз, которое она загадала рыбе, сбылось с жуткой и жестокой точностью. Томас остался с Фрамбуаз... навсегда и навеки... Порочный круг замыкается. И даже место — все то же, та же деревня, вокруг — потомки тех самых людей, убитых немцами. А сама Фрамбуаз, вовсе не желая того, повторяет чувства и поступки своей матери, хотя, наверное, еще в детстве обещала себе никогда и ни за что не быть на неё похожей.
Прежде чем взяться за книгу, я гадала — что значит такое странное название? Ведь нельзя разрезать апельсин на пять четвертинок. Четвертинки — значит, четыре, никак не пять. Эта пятая четвертинка казалась мне чем-то... невозможным. Неправильным. Тем, чего быть совсем не должно. Так оно и вышло, в сущности. Пятая четвертинка — тайна. Маленькая Фрамбуаз прячет её в карман в тайне от всех — и вот же он, мотив тайны, сосредоточенный в дольке апельсина, тайны страшной, которая мучила и терзала Мирабель Дартижан много лет, а после — её дочь, будто проклятие. Эта тайна — как твердая фруктовая косточка в сердце. Забираясь внутрь себя, натыкаешься на неё — и она не пускает дальше, мешает жить, не дает видеть вокруг хорошее и любить других людей. Изведенная не только своими болями, но и своими тайнами, Мирабель возвела прочную стену между собой детьми — и слишком поздно поняла, что они выросли, боясь её, сторонясь её, совсем не доверяя ей. И точно то же происходит потом у Фрамбуаз с её собственными дочерьми. Косточка-тайна мешает, давит, душит, стоит той самой непроницаемой стеной, закрывая от тебя мир... Ты замыкаешься в своей тайне. Убеждая себя в конце концов, что никто и никогда не поймет, не находя слов, чтобы открыть её кому-то, да и не желая открывать, вечно боясь, что она выплывет наружу, вспоминая, вспоминая, вспоминая прежние ошибки без конца...
Рядом с изматывающей тревогой Фрамбуаз (повторение изматывающей тревоги Мирабель) сияет спокойное, как будто не очень здоровое принятие Поля. Он всем кажется немного не далеким. И не каждый способен за его улыбкой увидеть спокойствие. Это ровное, бестревожное, кроткое, мудрое принятие всех страшных событий в прошлом. Простая мудрость «что было, то прошло». Казалось бы, так легко это было — взять и рассказать, открыть душу, выплеснуть тяжкие воспоминания, а потом их оставить за спиной и спокойно идти дальше. Это умеет делать Поль, а Фрамбуаз слишком поздно научилась — не плыть против течения, не скалить зубы как вызов всему на свете, не сопротивляться изо всех сил, не гнать от себя прочь счастье... жизнь Фрамбуаз, как прежде — жизнь её матери, обратилась в одну бесконечную борьбу с собой. А надо было просто — взять и рассказать. Фрамбуаз слишком поздно...
А вот и нет. Не слишком. Она повторила все ошибки своей матери, кроме одной — все же подпустила кого-то к себе, позволила помочь, открыла свою душу, высвободила грехи прошлого из забвения, отпустила, и теперь она будет счастлива. Нет, не слишком поздно. Домой возвращаться никогда не бывает поздно. И точно так же — со счастьем. Пускай у них осталось куда меньше времени, чем было бы, пойми всё Фрамбуаз раньше, пускай они так поздно нашли друг друга... поздно, но не слишком. И раз уж этот путь соединил их наконец в одной точке, значит, он был вовсе не напрасным.
Даже из мрачных тайн, загадочных записей в дневнике, войны и смерти Джоанн Харрис умеет создать красивую, добрую историю о правильных вещах. О любви, счастье, правде, умении слышать друг друга. О людях и о том, что они делают со своей жизнью. О том, что никогда не бывает поздно взять и стать счастливым. Все же она волшебница. Моя любимая волшебница. И я готова ей прощать не совсем полное соответствие моим ожиданиям (не так эта книга понравилась, как я хотела бы) и такие вещи, как «Мальчик» и «Ангел». Все, что угодно, лишь бы она писала светлые и добрые книги — так, как умеет только она одна.

@темы: книги, любимые авторы

carpe diem
Я в ответе за Землю.


Это страшный мир. Очень страшный. И совсем не потому, что здесь всё плохо — в антиутопиях вообще всегда и всё плохо, сгущают краски, создают героям безвыходную со всех сторон ситуацию. Только вот в привычных мне современных антиутопиях, на которые Рик Янси должен быть похож, ко второй части уже происходят побеги, революции, подпольные движения... хоть что-нибудь, хоть какая-то лазейка. Подростки её находят и разрывают порочный круг. Безвыходная ситуация начинает обретать выход. Не так важно, в сущности, удачный или нет, разумный или нет, просто возможный или нет — они всегда его находят, всегда выбираются, сцепив зубы, из своей безвыходной ситуации, и ты знаешь ко второй части наверняка — да, они найдут, да, они выберутся. На то ведь и главные герои. На то ведь и подростки, в конце концов, - мы знаем, что в современных антиутопиях подросткам всегда под силу спасти себя, друзей, любимых и весь мир заодно.
У Рика Янси ничего подобного нет — и, кажется, вообще не будет. Страшный мир. Безнадежный мир. И с каждой частью — всё безнадежней, всё хуже, я просто не вижу выхода для этих бедных ребят, да что там — хотя бы мифической возможности такого выхода. Казалось бы, вторая часть должна подвести героев хоть сколько-нибудь в сторону победы над жестокими захватчиками — и, наверное, возьмись за такой конец света автор-женщина, иные просто исчезли бы каким-то немыслимым образом, а взамен осталась бы любовь в цветочках и радугах. Хорошо, что эту историю пишет мужчина. Я без всяких предрассудков отношусь к пишущим людям. Правда. Я знаю, что женщина наравне с мужчиной может написать хорошую, интересную, глубокую вещь, хоть бы и антиутопию - Сьюзен Коллинз тому очень яркий пример. Но, простите, что-то страшное происходит у нас с антиутопиями женского авторства. Они почти все, как на подбор, нелогичные, путаные, странные, а в конце просто торжествует любовь и враги уходят в закат, пожелав героям счастья и благополучия.
Так что, простите еще раз, но все же хорошо, что эту историю пишет мужчина. Во всяком случае, здесь акценты расставлены ясно и четко, каждая фигурка на шахматной доске занимает свою конкретную позицию, они движутся по правилам игры (не о предсказуемости, конечно, речь), а не поперек всех правил, логики, разума и здравого смысла. Ты не бьешься в отчаянном порыве связать творящийся вокруг тебя и героев хаос с логикой. Ведь автор нас путает не потому, что сам не понимает ни бельмеса в мире, который сотворил и хочет даже как-то привести к логичному финалу, а потому, наоборот, что во всем разбирается безупречно. Это герои, заблудшие, одинокие, беспомощные в гибнущем мире дети и подростки, изо всех сил стараются понять, что происходит. И понять не могут. Изощренная логика пришельцев пока еще не доступна им. И мы тоже ничего, вообще ничего не понимаем вместе с ними.
Автор, как и положено автору, все знает — и бросает тут и там слабые намеки, неясные фразы, из которых герои, да и читатель заодно, сами должны собрать одну общую картинку. Сами должны найти ответ. Рик Янси не дает ответов готовых и тщательно изложенных, как порой бывает, не ударяется и в другую крайность — не обрушивает на наши бедные головы поток несвязной информации, пытаясь это выдать за какой-то якобы реалистичный и функционирующий мир. Его мир, слава богу, не спорит с законами логики. В него веришь безоговорочно. Его можно представить, нарисовать перед собой, в нем можно жить наравне с героями — не то чтобы хочется, но можно, да и тебя все равно туда втягивает против воли. И за один только мир, такой настоящий и объемный, можно со спокойной душой покупать эти книги в бумажных обложка и не бояться потратить на них время.
Страшный, страшный, страшный мир. Безнадежный. Со всех сторон. Как ни погляди, а шансов на спасение, что уж там говорить о победе над пришельцами (?), у людей просто нет. Не существует таких шансов. Нельзя их вылепить из жуткого, совершенно безнадежного расклада на шахматной доске. Захватчиков с другой планеты (что теперь, между прочим, вызывает вопросы) — много. Людей — мало. Может, хотя бы призрачная возможность что-то сделать против инородной сущности у людей была, но ведь их почти не осталось на Земле, их мало, слишком, слишком мало, чтобы оказать какое-то сопротивление. И речи быть не может о революциях, восстаниях, подпольных движениях, что так любят возводить в каждом антиутопическом мире. Некому поднимать восстание. Жалкая горстка выживших, дети, подростки, и они на первых порах совсем не думают про этот несчастный мир, они заняты тем, чтобы спасти свою жизнь, а вдобавок — жизнь своих близких. Бесконечная борьба за простое выживание. И, конечно, не могут они не понимать, что такая борьба обречена на неминуемый крах. Не сейчас, может быть... день, неделю, месяц спустя, но пришельцы до них доберутся, и это будет конец. Ведь на Земле просто нет больше людей, которые подняли бы упавший из рук погибшего воина флаг свободы и взяли бы на себя его неоконченное дело. Некому спасать мир. Мир безнадежно и бесповоротно обречен. Часы с заводом на исходе...
Но нет же. Нет. Они не думают сдаваться. Они не думают рухнуть под напором всех этих чудовищных волн — цунами, эпидемия... а теперь, вместо того, чтобы посягать на жизнь людей, захватчики с другой планеты хотят уничтожить в людях всякую человечность. Играют на лучших чувствах — сострадание, доверие, желание уберечь ближнего своего... С невероятной жестокостью, с изощренным и выверенным до мелочи расчетом они берут наши лучшие чувства и творят из них ложь, боль, смерть... Теперь люди не могут доверять другим людям. Не могут доверять себе. Поэтому мир безнадежный. В самом прямом смысле этого слова. Здесь больше нет никакой надежды. Не во что верить этой жалкой горстке выживших, не на что опереться в своей отчаянной борьбе, просто нет ничего в мире, вообще ничего, это мир пустой, самое лучшее в нем убили, извратили, наизнанку вывернули... Людям остается лечь и умереть.
Но ведь они не ложатся и не умирают! Они, безумцы, с невероятным упрямством отказываются действовать в рамках ожидаемых схем. На что же, казалось бы, они рассчитывают, чего они ждут, в чем находят свой путеводный смысл? Как это среди хаоса и кошмара конца света, среди неясной и безнадежно превосходящей человечество угрозы люди умудряются говорить: «Я в ответе за Землю»? Как они просто умудряются жить — и совершать так по-человечески неразумные поступки ради друг друга, дружить и любить, как у них хватает сил на смех и юмор? Этот упрямый, невозможный Эван в который раз находит Кэсси — хотя и бросить мог бы эту дурную девчонку, и умереть уже, в конце концов. Эта упрямая, невозможная Кэсси в который раз спасает своего братишку. А теперь еще и упрямая, невозможная Рингер жертвует всем ради маленькой девочки. В безнадежных, безумных, до самой высшей точки отчаяния доведенных (с жестокой руки пришельцев) обстоятельствах у людей просыпаются вдруг такие невероятные качества, как упрямство — твердое, любовь — глубокая и вечная, храбрость — лихая, на грани самоубийства, жертвенность — огромная и тоже вечная. Захватчики с другой планеты предпринимают очень страшные и очень жестокие попытки вынудить людей не быть людьми. А люди остаются. С упрямством, храбростью, жертвенностью. И самый лучший, самый яркий эпизод здесь — как Зомби-Бен хочет и не может убить ребенка. Вроде бы поступок насквозь неразумный и глупый — ведь из-за какой-то незнакомой девчонки все могут взлететь на воздух, и он это понимает, но ведь не может, не может убить. Так что не будет вам так просто убить в людях людей. Они за это и цепляются в созданной вами безвыходной ситуации. За свою человечность. За настоящее и человечное в себе. Я в ответе за Землю... вот так.
А ведь Рик Янси, опять же, наперекор всем традициям этих современных антиутопий, своих героев не идеализирует. Не делает как положено — раз подросток, значит, без вопросов сильный, ловкий, храбрый, бессмертный, самый лучший. Нет, слава богу, у него подростки — всего лишь подростки, простые ребята в умирающем мире, и они тоже трусят, плачут, боятся, как и бывает у живых людей. Они не супер-подростки с бесконечным запасом не пойми откуда взявшихся талантов и сил. Они умирают. Они проигрывают. Они почти совсем ничто перед этой бесконечной вражеской ордой. Ключевое слово — почти... Они черпают силы в себе. Они сами себя делают храбрыми и сильными. И это всегда непростой, болезненный процесс, и не всегда он приводит к успеху, а если приводит — то явно не сразу. Эти ребята — живые. Они живут, развиваются, меняются, и наконец-то, боже мой, в их душевную силу веришь, в их крепкие и действительно настоящие чувства веришь. Никакого неприятия не вызывает любовная линия с Кэсси и Эваном. Это не цветочки в радугах, это не пустые слова и громкие обещания, за которыми не стоит абсолютно ничего, кроме свойственного подросткам пафоса и сгущения красок. Я верю в любовь этих ребят. В ЛЮБОВЬ большими буквами, а не глупую помесь сердечек и поняшек, которая цветет бурным цветом в Делириумах, Дивергентах и тому подобных вещах.
Не очень понимаю, почему всех так заботит отсутствие в этой части активного действия. Действие, положим, есть, хотя, конечно, не в таких количествах, как в «Пятой волне». Мне вот кажется эта книга даже лучше первой — ведь она глубже, она идет в глубину, она показывает нам конец света не снаружи, а внутри. Что чувствуют брошенные на произвол судьбы подростки по этому поводу. Что они думают насчет инопланетных захватчиков. Не описание разрушений и смертей, а именно внутренний диалог Рингер, её попытки понять, что же, черт возьми, происходит, погружают нас в безысходный ужас этого Апокалипсиса. Автор все знает — но искусно не дает все знать читателям, и мы вместе с героями должны метаться от одной версии к другой и безнадежно ломать голову над странной, безумной, жестокой логикой пришельцев. Зачем они так издеваются над людьми, если можно смести их с планеты одним махом? Зачем нужны волны, зачем нужны глушители, зачем нужна эта медленная, изощренная чистка Земли от людей? Чего они хотят добиться? Зачем убивать в людях человечность, если по плану людей вообще не должно быть здесь? Ты успеваешь построить десятки разных версий и отклонить их все одну за другой, и ровно в тот момент, когда тебе кажется, что ты наконец разобрался в коварных замыслах пришельцев, тебя шарахает камнем по голове — а этих пришельцев, быть может, и вовсе нет?..
Теперь это главный вопрос. Что с пришельцами? «Их здесь мы. Только мы. Всегда были только мы». Даже эту фразу можно понять в разных смыслах. Иных в принципе нет? Или они прячутся где-то за сценой, наблюдая за тем, как усовершенствованные супер-люди выполняют за них грязную работу? Это будет самый неожиданный поворот событий из всех неожиданных, если вдруг окажется, что конец света затеяли сами люди. Они ведь могут. Еще как могут. Но с целями пришельцев все понятно, а зачем уничтожать человечество, да еще так изощренно, людям... возникает еще тысяча вопросов вдобавок к тем, что у нас есть с первой части.
И я не знаю, как теперь ждать третью книгу. Мне хочется её прямо здесь и сейчас. Антиутопия Рика Янси, может, не идеальная, один большой минус всех женских историй этого жанра и тут есть, а именно повествование от первого лица и в настоящем времени. Это правда сбивает. Все эпизоды, написанные в третьем лице, кажутся куда более живыми и яркими. Но ведь минус совсем крохотный, а в целом — я в первый раз такую хорошую антиутопию (из современных, конечно) вижу. Она крепкая, тщательно проработанная, в ней, кроме радуг и поняшек, есть смысл. И как теперь ждать третью книгу? Ведь в ней же будет... нечто невероятное.

@темы: книги, антиутопия

16:09

carpe diem
I could bet on new-years eve
He'd call me up at night
From the other side of the world
Ed was always there alright
Ed's got the looks of a movie star
Ed's got the smile of a prince
He ride a bike instead of a car
I wanna be his friend

Dancing in the living room
With the ladies so nice
Like a child with a wisdom tooth
He's just a friend of mine
Ed's got the rings and the colors
Ed's got the wind in his hair
He goes a riding with the brothers
He's got a fist in the air

Going to the run, run Angel
Going to the run, run Angel
Well, heaven and hell came together that night
Only for you this time
Going to the run, forever Angel

One summer at the festival
Holding on real tight
On the back of a Harley
He took me for a ride in the sky
Ed's got the looks of a movie star
Ed's got the smile of a prince
He'd ride a bike instead of a car
I'll always be his friend

Going to the run, run Angel
Going to the run, run Angel
And his wings started to shine so bright
Like a fire in the night
Going to the run, forever Angel

Going to the run, run Angel
Forever going to the run, run Angel
Well, heaven and hell came together that night
Only for you this time
Going to the run, forever Angel


@темы: музыка

15:04

carpe diem
Работать в городском лагере даже весело. И полезно для здоровья. Нас, во-первых, всегда кормили - три раза в день, я и дома так часто не питаюсь! И, во-вторых, кормили очень вкусно, куда вкусней, чем в школе. Разве что времени на этот лагерь уходило чересчур, зато по три человека на отряде... блаженное отсутствие всяких нервных потрясений и проблем с детьми. Я не знаю, что такое происходит у детей в голове летом. "Буревестник" страшно вспомнить - дети как с цепи сорвались, свобода унесла их куда-то далеко-далеко от соблюдений правил и дисциплины. А здесь они были очень спокойные. Правда. Не обошлось без особых кадров, но в целом - спокойные, в меру тихие и мирные дети, не убегали, не сходили с ума, не убивались на прогулке. Две недели без происшествий. Вообще без происшествий, а это с детьми какая-то небывалая благодать.
Собственно, вся наша работа заключалась в том, чтобы водить детей по кружкам, экскурсиям, играм, концертам и так далее. Весь день был расписан почти полностью. Все время какие-то игры по станциям, выступления, поездки, песни, танцы, ЕДА, в конце концов. Разве что я отвыкла со времен колледжа вставать в семь часов, и день проходил в зомби-режиме с адским желанием СПАТЬ. Но последняя неделя вышла совсем легкая - часть детей разъехалась, а мы с напарниками договорились приходить каждый часа на три-четыре, и все было совсем хорошо.
Работала с И.В., воспитателем с моего этажа, а третья наша напарница - из другой школы. Не пойми зачем меня поставили на работу раньше всей второй порции воспитателей на два дня (видимо, своеобразная месть за учебный отпуск), и я, опять же не пойми зачем, поработала в одном отряде, чтобы потом перейти в другой. Зато эти два лишних дня привели в мою жизнь нарутовца - надо же, так странно общаться весь год с коллегой по школе и не знать, что она - нарутовец горячий и страстный. Так что все две недели, несмотря даже на разные отряды, она безбожно спойлерила мне Гайден и давала слушать дивную музыку. Хожу теперь и без остановки напеваю: "Довакин, довакин...". Страшное дело.
Сходили с ней в кино на "Головоломку", и это, пожалуй, лучший мультфильм в моей жизни. Я знаю много хороших мультфильмов, но это... Детям, конечно, будет здорово смотреть, но с нами вместе в зале почти не было детей. Всё взрослые люди, ведь "Головоломка", по сути, будет полностью понятна только тем, кто уже прошел этап детства и переходного возраста. История о... взрослении. Как взрослеет и расстается с детством одна девочка. Как все в ней меняется, как чувства приходят в хаос, а прежние воспоминания затухают, чтоб уступить место новым. Как же потрясающе здесь воссоздана психология человека. Все психические процессы, виды памяти... наука в легкой и доступной форме. В центре сюжета - личность одной девочки, и она раскрывается так полно и цельно, как это вообще возможно. Развитие личности. Как Райли стала такой, как и почему у неё сформировались именно такие качества. Личность... разрушение личности... её медленное и болезненное восстановление из пустоты. Все так, как это происходит на самом деле. Прекрасный мультфильм... и порой разрывающий душу на части. Детям тоже будет грустно. Но они не поймут в полной мере весь горький и все же необходимый смысл гибели воображаемого друга девочки. Ревела вторую половину фильма.
Я посмотрела "Головоломку" потом еще раз - и только тогда разглядела одну важную деталь главной идеи. Воспоминания Райли, все до одного, теперь разных цветов. Смешанные. Не чисто грустные, радостные, гневные. Ведь человеку нужны все чувства. Нельзя быть всегда радостным. Печаль необходима, надо в какой-то момент сесть и поплакать как следует, не пытаясь упрятать душевную боль за улыбкой. Все проблемы Райли возникли именно из-за этого. Она ради родителей старалась отогнать свою печаль и боль, сделать вид, что все в порядке, заставляла себя быть счастливой вопреки всему... Она выросла по-настоящему, когда обрела согласие всех своих чувств.
Еще смотрели с Даней "Мир Юрского периода", и это просто фильм, где есть Звездный лорд и большие, очень большие динозавры.
Наконец с чистой совестью уезжаю на дачу. Написала заявление об увольнении. Поиски новой работы - потом, все потом, я хочу отдыхать и ни о чем не думать, смотреть аниме, читать книги... приводить себя в порядок.

@темы: школьные будни, мультфильмы, моменты

23:34

carpe diem
Давно хожу вокруг лекций Набокова о зарубежной литературе. И не зря хожу. Вещь такая необычная... и мне ее вдвойне необычно было читать, потому что из всех книг, которые обсуждает со студентами Набоков, я знаю одну - о Джекиле и Хайде. Другие либо в планах, либо вообще неизвестны. А личность Набокова меня интересует со времен "Лолиты"... вот же не понравился роман, в общем совершенно не понравился, но так изящно и красиво он написан, таким особенным языком, что ради одного языка можно читать... смаковать каждое слово и получать эстетическое удовольствие. И даже в своей "Лолите" Набоков кажется очень умным и знающим человеком. Не просто так эта история написана... я даже готова признать, что нечто важное и глубокое в ней от меня ускользнуло. Хотелось прочесть еще несколько его книг, а уж лекции - тем более. Потому что лекции и потому что лекции набоковские.
Конечно, чтобы их понять как следует, надо бы ознакомиться с книгами, о которых говорит Набоков. А так скорее беглый экскурс по сюжету и композиции вышел - и все равно я об этом не жалею. Джейн Остин благодаря Набокову исчезла из моего списка, зато Кафка, с опасением избегаемый прежде, добавился, и даже Флобер, о котором до "Лекций" вообще не думала.
Не хватило в книге разговора об идеях - судя по всему, Набоков не считает их самым важным в произведении. Он говорит про стиль и композицию - что, конечно, тоже очень важные составляющие... может быть, он полагает, что хитрости писателя с языком и структурой мы не всегда способны разглядеть без наводки, а вот уловить идею сумеем без труда. Набоков разбирает, да еще очень подробно разбирает литературу с точки зрения механики. Как история работает, как она выстроена автором, с помощью каких особенных приемов в языке, структуре, портретах персонажей она живет и дышит. Это очень хороший подход. И даже мне, не читавшей почти ни одного произведения, было возможно представить этот механизм с тысячью разных шестеренок - книгу. Диккенс. Я теперь вдвойне хочу взяться за Диккенса. Его литературные приемы восхищают бесконечно. Настоящий мастер.
Но вот самая важная идея Набокова, по-моему, - это отрицание связи книг с жизнью. Они совсем не обязательно должны иметь отношение к жизни, говорит он. Имеет значение лишь внутренний мир произведения, его личная реальность, художественная, а не внешняя. И ведь это объясняет очень многие вещи, которые мне казались раньше странными и нелепыми. Например, эти неправдоподобные совпадения и встречи у героев - всегда выходит так, как надо сюжету, а в жизни наверняка такого не произошло бы, скорее, с точностью до наоборот. Но ведь в том же и суть. Писатель не жизнь копирует, он создает книгу. Особый, отграниченный от нашей обычной жизни мир. И пусть в нем герои - такие же люди, как мы, живут в таких же условиях, как мы, они существуют по тем законам, которые для них создал автор. Ведь все в литературном произведении так или иначе собирается вокруг большой идеи. И раз уж для воплощения этой идеи нужно, чтобы герои внезапно и якобы неправдоподобно встретились, так и произойдет. И это правильно. Показательный пример - с самовозгоранием злодея в "Холодном доме" Диккенса. Часто в реальной жизни люди умирают, загоревшись в пьяном сне от огня? Едва ли. Но Диккенсу была нужна именно такая смерть. Лишь в таком виде она как следует играет на идею, на образ героя, на общий тон всей книги. И с точки зрения реальности она в общем и целом возможна, здравому смыслу не противоречит.
Часто слышу в адрес книг такую критику - сюжет будто не соответствует жизни, не реалистичен. И то же самое в обратном направлении - книга хороша, потому что реалистична. Но если я захочу увидеть реальную картину какой-то эпохи, я возьму учебник по истории. Между прочим, у меня самой был такой предрассудок - книга хорошая, раз она отражает "быт и нравы" той эпохи, она вообще обязана отражать эти быт с нравами, это её святой долг. Набоков очень убедительно показывает, что картина эпохи у писателя может быть вовсе и не реалистичной. Пасторальные пейзажи Джейн Остен, например. Это картина не эпохи, в которую жил автор, это его личная эпоха, существующая только в рамках произведения. Потому он и писатель, художник, творец. Он создает новую реальность. Его задача - "заново изобрести мир".
Я очень хотела бы услышать эти лекции вживую. Слушать и видеть, как их читает Набоков, с какой интонацией и выражением лица он говорит, какими жестами сопровождает свою речь. А ведь нельзя было учесть в этом письменном изложении лекций все отступления, дополнения, спонтанные идеи... Все равно книга очень хорошая. Буду ни раз обращаться к ней в процессе общения с Кафкой, Флобером и Джойсом - а оно будет теперь точно, это общение.

@темы: книги

carpe diem

... история этой семьи - сцепление неизбежных повторов, кружение колеса, которому вовеки бы не остановиться, если бы не подгнивала ось, все быстрее, все неизбежнее.

Бесконечные вариации одних имен - Хосе, Аркадио, Аурелиано, Амаранта, Ремедиос - вынули из меня всю душу. Я продиралась сквозь дебри этих навязчивых имен и все думала - неужто автор, как, собственно, и сами обитатели Макондо не могли назвать ребенка иначе? Хуаном, Габриэлем, да как угодно, я ждала и молила, я терпела изо всех сил, надеясь уж на следующем отпрыске семьи Буэндия вздохнуть с облегчением. И не сразу мне стало понятно, что хитрец Маркес уже с имен втягивает нас в свое нудное, усталое, без конца вертящееся колесо - и порочный круг не будет разорван, пока ребенка не назовут другим именем. Не Хосе, Аркадио, Аурелиано, Амаранта, Ремедиос. Как не чередуй, в каком порядке не ставь, а суть будет все та же, та же, та же. Семейство Буэндия можно смело делить на породу Хосе Аркадио, породу Аурелиано, породу Урсулы, породу Ремедиос... Это не кончится. Потому что все они одинаковые. При всех внешних различиях - повторяют из поколения в поколение своё одиночество и глубокую душевную пустоту.
И хоть бы они, эти бедные люди, брали от своих предков не пустоту и одиночество, а что-то хорошее и полезное. Хоть бы они все пошли в Урсулу с ее горячим и терпеливым желанием беречь семейный очаг. Но Буэндия - на то и Буэндия, чтобы брать всё самое безумное и гиблое. И еще, конечно, тягу созидать, чтобы разрушать, общий стержень для всех, вдобавок к их личным, присущим "породам" внутри семьи безумиям. Тридцать две войны. Алхимия и попытки извлечь из комка золота философский камень. Одержимость кладом, закопанным в недрах дома. Беготня по всему свету за женщиной. И каждое из этих увлечений кончается крахом, и каждый следующий потомок находит себе какую-то ерунду и предается ей со страстью невиданной, чтобы в конце получить крах, а следующий потомок... И здесь - замкнутый круг. Везде - замкнутый круг. Буэндия сходят с ума, с головой бросаясь в лихие задумки с войнами и опытами, а после все, как один, умирают. Это ведь тоже их семейная, неизбежная традиция. Умирать. И часто не уходить, как положено духам, а оставаться жить в доме и болтать по случаю с живыми людьми.
Эта вереница людей с одинаковыми именами как-то неизбежно собирается в своем семейном доме. Как будто страшная, неодолимая тяга манит их всех туда... даже Амаранту Урсулу, которая могла бы жить себе с мужем и богатством в какой угодно стране. Нет, ее, роскошную и веселую женщину, чуждую, казалось бы, сельским пасторалям Макондо, притягивает туда, в этот дом, чтобы она, как все, погибла здесь... погибла плохо, грязно, некрасиво, в вязком чувстве одиночества. Они все так умирают. Их дом - не крепость, скорее, а могила, еще при жизни, они собираются там, крутятся там, порой не выносят общества друг друга, но никуда им не деться из Макондо, даже смерть не отпускает их. Одна Ремедиос Прекрасная воспарила к небесам - может, потому, что хоть один не-похожий-на-всех-других человек родился в этой семье, и ему не ужиться с вязкой, болотной атмосферой Макондо.
С каких-то пор в книге много раз начинает повторяться "одиночество", но я не очень-то сочувствую этим одиноким людям, потому что, на мой взгляд, с самых первых дней сотворения Макондо и зарождения клана Буэндия они сами, своими руками, делали все, лишь бы испортить себе жизнь. Да что там, не только себе, близким людям тоже. С какой поразительной настойчивостью они делают то, что делать совсем не надо, рвут хорошие связи, лезут в жизнь детей, внуков, сестер, племянниц, творят бог весь что - и вдруг обнаруживают себя безысходно одинокими и покинутыми. Одиночество настигает их даже в кругу семьи. И, кажется, злой рок ведет мужчин и женщин Буэндия, вынуждая их брать свою жизнь и ломать, ломать, ломать без какой-либо на то причины. Злой рок? Так просто? Откуда же он возник? Кто его создал? Разве не сами Буэндия? Не верится, что жестокая судьба из пустоты привязалась именно к этому семейству, чтоб вести его к неминуемой гибели через сто лет. Если объяснять все их поступки злым роком, история теряет малейший смысл. Выходит, они не имели ни выбора, ни шанса все изменить. Их вела какая-то высшая сила, играясь с ними, забавляясь грязью и похотью...
Не знаю, как там все на самом деле. Магический реализм Маркеса слишком туманен и странен, чтобы понять как следует хоть что-нибудь. Но в любом случае эти люди не вызывали у меня сочувствия. Ни разу. Никто. Кроме одной Урсулы, пожалуй, да еще новорожденного, съеденного, о господи, муравьями просто за тем, чтобы оборвать проклятый род Буэндия. Я не сочувствую им, не жалею их, я не приняла к себе в душу никого... легким привкусом горечи отозвались золотые рыбки и Аурелиано с ворохом пророчеств Мелькиадеса на коленях, но в целом я просто шла рядом с этими людьми, смотрела, как они совершают свои безумные поступки, и не очень понимала, к чему это все, почему это все. Они в общем довольно неприятные люди. Да что там - очень неприятные, с чередой бесконечных и грязных любовных связей, где любовь бывает редко, зато похоть и животное в худшем смысле слова желание - всегда, да еще приправленное инцестом сверху. Инцест - ничего, пусть будет, но инцест без любви - это за гранью моего понимания. Я как-то не нашла ничего, за что можно было бы любить семью Буэндия, хотя бы одного ее представителя. Чистой и настоящей любви, в общем, нет, а если какая-то связь за таковую выдается, я просто не верю. Высоких и великих душ, в общем, тоже нет - кроме разве что Мелькиадеса, но ведь он не Буэндия. Эти люди меня не зацепили, не удержали ничем, я, наверное, не забуду их по одной только причине - за дикую, безнадежную, неизбежно трагичную и грязную жизнь. Они пробегали передо мной, со своим странным безумием, со своими странными связями, и как-то даже не видно у них попыток изменить эту безотрадную судьбу, повернуть реку в другое русло... А возможно ли это, впрочем? Не безнадежна ли судьба? А если безнадежна - все Буэндия тем более превращаются в механических кукол без воли и права выбора.
В любом случае, история очень странная... а я не слишком люблю странные истории. Когда один символ тянет следом другой, когда абстракция тянет абстракцию, когда все значит не то, что оно есть на самом деле, а нечто совсем другое, отвлеченное. Я буду лучше читать фэнтези - там если уж колдуют, то колдуют как колдуны, а не с отсылкой к миллиардам смыслов и связям с реальностью. Книга Маркеса странная и туманная - и, честно говоря, скучная, ведь за обилием странных и магических событий, а их много, на пустоту сюжета не пожалуешься, просто не ясно, что же автор имел нам сказать. Безнадежность? Неизбежность? Да, книга оставляет после себя тяжелое, гнетущее впечатление, чувство горечи и тоски - и все, пожалуй. Конечно, есть яркие и до абсурда доведенные явления из нашего мира - с войной, хотя бы, с произволом власти, с самой бессмысленностью войны как таковой. И все это очень узнаваемо, однако... я просто не люблю такие книги. Мне больше по душе, когда вещи зовут своими именами. Готова признать, что величие Маркеса и постоянное присутствие этой книги в списках "прочесть обязательно" остались неясны мне именно поэтому.

@темы: книги

12:48

carpe diem
- А теперь послушай меня, Дэнни. И послушай внимательно, потому что я скажу тебе это только один раз. Есть вещи, о которых ни одному шестилетнему мальчику знать не положено, но мир устроен так, что реальность не всегда соответствует нашим ожиданиям. Наш мир очень жесток, Дэнни. И я принимаю это как должное. Нельзя сказать, что этот мир ненавидит нас с тобой, но он нас и не любит. Происходят жуткие события, и никто не может объяснить почему. Хорошие люди умирают порой мучительной смертью, оставляя в одиночестве тех, кто любил их. Иногда действительно создается впечатление, что только плохие люди живут и здравствуют. Мир не любит тебя, Дэнни, но тебя любит мама, и я тоже. Ты славный мальчик. Ты горюешь по отцу, но когда тебе делается невыносимо при мысли о том, что с ним случилось, и тебе хочется плакать - запрись в стенном шкафу, спрячься под одеялом и уж тогда выплачь свое горе. Только так должен поступать хороший сын. И постарайся продолжать жить нормальной жизнью. Это твоя миссия в нашем злом мире. Сохранить в себе чувство любви и держаться, что бы с тобой ни происходило. Взять себя в руки и продолжать идти по жизни. © "Сияние", Стивен Кинг

@темы: цитаты

12:29

*_*

carpe diem
21.06.2015 в 02:08
Пишет  я тиран, не забывайте.:

для Рэйни-тян, это не я рыбодебил, это кость медлительная :facepalm::facepalm: :facepalm:

→ Феликс / Питер, g, 283.

URL записи

@темы: once upon a time, фанфики

carpe diem

Эта книга страшная не потому, что здесь бродят бешеные призраки, пожарный шланг похож на гремучую змею, а кусты в живой изгороди не дают пленникам отеля вырваться из его мрачных стен. Конечно, Стивен Кинг умеет нагнетать атмосферу. Этим искусством он вообще овладел в совершенстве. Но здесь я выберу другое слово - не страшно, а жутко. Жутко наблюдать, как бедных героев - и тебя, как участника событий, тоже, - окутывает странная, непонятная, где-то в недрах затаившаяся тьма. Как она подбирается к ним, мягко ступая на своих кошачьих лапах, дразнит, играет, давая знать о себе мелкими, совершенно невероятными признаками, которые так легко списать на "мне почудилось" - пожарный шланг на стене на минутку не шланг, а опасная змея, милые зверушки из кустов на минутку не кусты, а голодные хищники, полки в баре на минутку не пустые, а полные искрящихся бутылок, лифт на минутку не пустой, а полный шума дьявольской вечеринки... Тьма крадется все ближе и ближе - и, как всегда, один ребенок её видит и ощущает в полной мере. Родители - позже. И не сразу начинают слушать своего маленького сынишку. Хотя, между прочим, надо бы отдать должное Джеку и Уэнди - они не отмахнулись от малыша, не обвинили его в буйных фантазиях, не закрыли глаза на происходящее. Правда, их прозрение всё равно не подоспело в нужный момент. Они разглядели жуткую правду, но слишком поздно, и тьма уже пробралась в отель "Оверлук", точней, проснулась в нем и вступила в роль единственной хозяйки, и бедные герои обнаружили себя с ног до головы во тьме.
Да, это жутко. И вовсе не скучно, как пишут многие в своих рецензиях. Медленное, неспешное, чуть ли не ленивое сгущение темноты над головами героев, редкое и дразнящее проявление признаков, что не все так хорошо и радужно с этим отелем... Раз уж Стивен Кинг хочет пугать нас внешней частью своих историй, то выбрать лучший способ просто невозможно. Уже через пару-тройку глав от начала столкнуться с темнотой - одно, а ходить и нервно оглядываться вокруг, ожидая в каждом шланге увидеть змею, - совсем другое. Такая медленная, никуда, в сущности, не торопящаяся жуть. Она приподнимает голову, приоткрывает один глаз, тянет в сторону непрошеных (хотя, пожалуй, как раз очень желанных) постояльцев свои холодные пальцы - и убирает обратно, тянет - и убирает... она играет с нами, эта жуть, и ничего страшней себе представить нельзя.
Но, конечно, здесь не маскарада жутких созданий надо бояться. Самая страшная часть этой книги - как, в общем, и всех хороших книг Кинга, а разве есть у него другие? - проявляет себя в тот момент, когда ты наконец понимаешь, что это вовсе не коварные призраки совращают с пути хорошего и доброго парня. Ведь Джек Торранс никогда не был хорошим парнем. И его не совратили с пути, не задурманили мозг безумными видениями... он был готов обратиться в безумца, он задолго до поездки в "Оверлук" стоял у тонкой черты, что отделяет Джека-писателя, Джека-отца, Джека-мужа, Джека-нормального человека от психа с горящими глазами, который бегает по отелю с молотком для роке и мерзкой бранью на языке, чтоб убить жену и сына. Этот жуткий отель по-настоящему страшен - не призраками своими, не мертвой женщиной в ванне, не опасными зверями в живой изгороди, не ребенком в бетонной трубе на площадке, не шумом неумолчного маскарада... а тем, что он - живой. Умная, древняя, опасная субстанция, некий большой и вечно наблюдающий за людьми разум, который все знает о наших слабостях и дурных воспоминаниях. Джек - уязвимая душа. Наверное, среди всех гостей отель ищет именно такую уязвимую душу. Она уже подточена, она и без всяких призраков балансирует на грани. Она уже в двух шагах от безумия, и коварному отелю надо лишь подтолкнуть... в нужный момент нашептать на ухо сладкие речи... коснуться заветных струн в этой душе... сказать то, что она хочет услышать... найти ей оправдания, возвеличить её... дать ей то, чего она не может найти в своей жизни - чувство собственного достоинства и могущества, простую и такую роковую в своей простоте мысль: "Это не я виноват, это все ОНИ виноваты".
Джек был готов убить жену и сына. В каждом взрыве горячего характера, в каждом резком слове, в каждом необдуманном поступке на поводу эмоций эта готовность легко сквозила, не обретая, конечно, таких безумных форм. Тяга к пьянству, взрывной темперамент, вспышки гнева, привычка, чуть что, винить всех вокруг, темная фигура отца в прошлом... а в итоге - очень слабая и уязвимая душа. Ведь именно Джек сходит с ума и хватается за молоток. Не малыш, который раньше всех начал видеть изнанку отеля. Не Уэнди, которая сияет хоть немного сильнее Джека. Отелю с ними не справиться - как и с Холлораном, несмотря на тщетную попытку это сделать в конце. Конечно, слабые струнки есть в душе у каждого, и кому лучше, чем отелю "Оверлук", об этом знать. Но сильные души тем и отличаются от слабых, что они могут отвергнуть заманчивый зов темноты.
Джек не сумел. И я ничуть не сочувствую этому мерзкому человеку. Сам Кинг в предисловии пишет о неоднозначности своего героя - да, конечно, у Джека были причины обрести и тягу к пьянству, и взрывной характер, и грязный язык, но ведь у всех в душе сидят свои личные призраки-демоны. Уэнди своих демонов победила, хотя фигура матери стояла у неё за спиной ничуть не менее навязчиво, чем отец - у Джека. Уэнди справилась. Уэнди твердо знала, что есть для неё нечто неизмеримо дороже любых призраков, любых наваждений... это Дэнни. Её родной малыш. Именно крепкая и глубокая связь с ребенком сделали её неуязвимой для коварных шепотков отеля. Я готова допустить, что Джек тоже любит своего сынишку. Он его любит... и так все становится еще страшней. Будь он обычной бездушной скотиной, которая только ищет повод выместить на окружающих свой бешеный нрав, - я куда спокойней переживала бы эту историю. Но Джек не злодей в привычном смысле этого слова, он какое-то промежуточное, вечно мятущееся между двух огней создание... его душа - потемки, там и угрызения совести, и воспоминания об отце, и клятва завязать с алкоголем, и тяга к этому алкоголю, и попытки унять свой гнев, и грязные словечки в адрес жены с сыном, и буйные фантазии, и резкие переходы от самоунижения к унижению других, поиски виноватого, желание оправдать себя, найти убедительную причину своим поступкам... Жуткая, темная душа. И мне было все же немного жаль эту душу. Борьба Джека с собой безнадежна. И, сдается мне, не так уж он хотел одержать победу в этой борьбе. Куда важней ему было наконец найти оправдание всем своим безумствам... пока он не оправдывал хотя бы урода-отца, у него была надежда на спасение, но в тот момент, когда он нашел ему какие-то извращенные причины и даже стал брать с него пример, - он погиб. "Оверлук" закончил с ним.
Стивен Кинг - потрясающий автор. Кроме того, что смотрит в самую глубину людских душ, находит там нечто жуткое и пугающее, вытаскивает на свет и показывает нам - он мастерски использует внешние атрибуты сюжета, чтобы увеличить масштаб катастрофы. Что может быть лучше для обличения внутренней тьмы, чем тьма внешняя? Один отрывок из "Сияния" очень ясно говорит об этом. "Оверлук" встречал непогоду невозмутимо, как делал это уже почти три четверти столетия. Его темные окна, обросшие теперь снежными бородами, бесстрастно взирали на то, как отель в очередной раз полностью отрезает от внешнего мира. Быть может, его даже радовала подобная перспектива. А внутри его три человека занялись своими обычными вечерники делами, похожие на микробов, угодивших в чрево огромного чудовища. Микробы в чреве чудовища... Не только через описания, сравнения и метафоры, но и с помощью самого сюжета Кинг потрясающе искусно переплетает внешний кошмар с кошмаром внутренним. Мистическая атмосфера нужна, чтобы лишний раз подчеркнуть и даже обвести жирным красным контуром ту правду, о которой на самом деле пишет Кинг. А пишет он всегда о людях. О внутренней темноте людей. Но, что еще более здорово, пишет не в совсем уж мрачных и безнадежных тонах. В конце, когда все самое плохое уже случилось, а зло, может быть, не убито, а уползло в другой угол, чтобы там караулить своих новых жертв... в такие моменты Кинг дает нам небольшую надежду. Небольшой лучик света. Намек на то, что все еще может наладиться... в зависимости, конечно, от нас, людей. Тьма будет всегда. Происки злых сил будут всегда. А наша задача - выстоять в битве с ними, потеряв, может быть, очень многое, но сохранив себя. Оставшись людьми. И тогда любая тьма будет перед нами бессильна.

@темы: книги, любимые авторы

01:31

carpe diem
Конечно, главная проблема философии - нагромождение трудных слов. Кажется, в ней их больше, чем в любой другой гуманитарной науке. Так и выходит - читаешь трудное слово, а оно потом в тексте объясняется еще более трудными словами. Одно такое непонятное слово тянет за собой другое, и ты увязаешь в совершенно жуткой путанице, где уже никакого смысла не видно. Наука - все же наука, в некоторых вещах без терминов не обойтись, они правда хорошо и ёмко отражают понятия. Но часто, по-моему, трудные слова из необходимости обращаются в проблему. Будто философы, начиная заниматься философией, напрочь теряют умение говорить простым и ясным языком. Коротко и понятно. За что я очень уважаю Айн Рэнд - в огромной речи Джона Голта, где он выражает все идеи объективизма, она сумела их облечь в ясные и четкие формулировки с доходчивыми примерами. Почему так нельзя и в специальной литературе делать? Хочу провести небольшой... хотя, наверное, как раз большой, эксперимент. Буду излагать в процессе изучения (наконец снова возвращаюсь к философии!) все философские теории кратко и ясно, чтобы человек, научные труды об этом не читавший, все понял.
Еще серьезное изучение философии показало, что философы всех времен с самого начала подвергают сомнению ВСЕ. От существования мира др существования у людей разума. Раньше мне казалось, что они зря тратят время в пустых рассуждениях не пойми о чем. А теперь я понимаю, что это и правда нужно. Ведь если человек не установит для себя точно, можно доверять своему разуму или нет, он не сумеет двигаться дальше. Надо подвергнуть такие вещи сомнению один раз, чтобы избавить себя от глубоких внутренних противоречий потом, чтобы не сомневаться во всем подряд всю жизнь.
Теперь понимаю наконец ясно и четко, зачем человеку нужна философия. Многие... очень многие называют ее пустой болтовней, копанием в тех вещах, где копаться не надо. Но Айн Рэнд очень верно выразила назначение философии: "Человек абсолютно не способен действовать без какой-либо системы философии в качестве путеводителя". Ведь так и есть. Человек не может. Если, конечно, это человек думающий, а не те антагонисты из книг Рэнд, которые живут в вязком тумане неизвестности и неопределенности, либо отрицая все, либо повторяя чужие суждения, твердя, что на все воля судьбы или бога, что истины нет и не может быть, что мы над собой не властны... живут в каком-то диком состоянии порывов и всплесков, не зная, почему они делают то или другое, почему чувствуют то или это. Просто плавают в жидкости, и куда их понесет - туда понесет. Они что-то думают, какие-то мнения по разным вопросам у них есть, но если спросишь, почему они считают так, а не иначе, чем они могут подтвердить свою точку зрения, - они не ответят, не смогут ответить. Когда у человека есть своя философская система - он твердо стоит на ногах в своей жизни и несет ответственность за все ее сферы. Сам. Не бог, не рок, не "случайность", а он один. Философия и нужна именно для этого. Чтобы выработать такую систему. Выстроить по кирпичику свое ощущение мира. И жить по-настоящему, твердо держаться за конкретные взгляды, не совершать поступков, которые рвут тебя на части и противоречат тебе. Философия помогает найти истину. Свою истину, то, что будет истиной для тебя. Ознакомиться со взглядами философов и не повторять их, а вывести на их основе нечто свое, особенное. Это очень важная наука. Ее надо изучать. Иметь о ней хотя бы общее представление. Я одолела свое предубеждение - и ведь вовсе не благодаря двум преподавателям философии... благодаря Айн Рэнд, пожалуй, и ничуть не жалею об этом. Когда занимаюсь философией, чувство невероятное... будто мне удалось притронуться к чему-то большому и важному... самому важному.

@темы: мысли вслух, философия

01:29

carpe diem
Я уже не бреду наощупь в мире трудных книг. Они всегда меня тянули к себе... наверное, как раз своей сложностью и недоступностью. Я их часто листала, порой выхватывая трудные, большие слова с неясным значением, и мне хотелось постичь все эти слова и значения, однажды читать такую книгу и ПОНИМАТЬ, о чем речь, а не просто восхищаться глубокими знаниями автора. Теперь я понимаю. Меня все еще завораживают трудные книги, научные труды, и чем трудней, тем лучше, - но теперь я понимаю наконец, о чем в них пишут. Не боюсь не понять. Изложение философии Рэнд ее учеником гораздо сложнее, чем ее собственное, и я медленно, очень медленно продвигаюсь вперед. Задача безумно трудная . Вчитываться в каждое слово, все время лезть в словари, чтобы найти значение непонятных терминов... а их очень, очень много. Но я каждый раз, как беру в руки эту книгу, чувствую огромный душевный подъем. В ней фразы такие же длинные и насыщенные терминами, как в моем докладе к экзамену по философии. Но теперь я не хватаюсь за голову и не кричу от тщетных попыток углядеть за нагромождением слов смысл... я его ВИЖУ. И, оказывается, философия - это не так трудно... когда тщательно и пристально разбираешь каждое слово. Мой словарный запас уже на первых двух главах как никогда пополнился, а дальше будет больше.

@темы: мысли вслух, философия

01:59

carpe diem
Я не могу писать отзыв на замятинский роман "Мы". Уже вторую неделю хожу с ним, думаю, вспоминаю, ищу подходящие к Великому Произведению фразы... а просто нет таких фраз. Она слишком важная, эта книга, слишком страшная, правдивая, даже абсурдно порой правдивая, слишком жестокая и больная, слишком... да все - слишком. Я так хочу об этом написать. И жаль, что совсем не получается. Беспомощное изумление перед книгой... очень редко так происходит в моем общении с книгами. И еще жаль, что мне не удалось читать ее в школе-колледже с кем-то мудрым и знающим, кто объяснил бы всё, кто провел бы за руку по лабиринтам бесподобной фантазии Замятина, по этому городу, идеальному городу из стекла, где все так вроде бы счастливы... Я хочу все это понимать. Историю создания. Чудовищные выверты нашей, русской, государственной системы, из которых родился этот город. Хочу понимать все отсылки, аллюзии, всю важную суть букв-имен - да, конечно, в конце книги есть множество пояснений и уточнений, но это же все не то, я хочу погружаться с головой в эту невероятную книгу и каждый шаг героя - а ведь каждый шаг в книжном мире очень важен - видеть во всей полноте смыслов.
Просто заметки, размышления, не отзыв, я восхищаюсь красивыми, ровными отзывами с LiveLib - я все равно лучше, чем они, не скажу, и все самое важное сказано.
Эта вещь - великая. Не просто хорошая и важная, не просто нужная и глубокая, она велика - во всех ее составляющих, даже в языке, хотя язык, к слову, был тем единственным, что затрудняло мое путешествие по стеклянным улицам города. Порой сбивало порой с толку, заставляя терять нить рассуждений Д-503. Он прекрасен, конечно. Он себе не имеет вообще никаких аналогов. Никаких и нигде. Эту книгу, даже опустив все прочее, можно запомнить за один только необычайный язык. Я понимаю, зачем Замятину было нужно, чтоб его Д-503 поведал нам о своих чувствах и впечатлениях именно в такой, наполовину математической, наполовину возвышенно художественной и образной форме. И во много раз страшней, по контрасту с его прежней речью, выглядит последняя глава, где сухо, кратко и не тратя лишних слов герой сообщает, как предал анафеме свою любимую. И все же... это правда слишком. Письма к неведомым обитателям далеких планет, такой личный, непосредственный разговор с собой и о себе, конечно, не обойдется без образов, без сумбурных попыток объяснить свои чувства, но как-то уж слишком они сумбурные, слишком увлекается Д-503 необычными метафорами, цветистыми сравнениями, а то и вовсе передает чувство через мутный и абстрактный образ, да что там чувство - даже событие. За сюжетной конвой поэтому следить не всегда просто. Не всегда понимаешь, кто и куда пошел, что произошло, чем кончилось... Да и ритмически текст воспринимается очень тяжко. Эти странные паузы в тех местах, где вроде бы и пауз не нужно, это смысловое выделение не каких-то редких, а вообще почти всех образов и мыслей во внутренней речи героя... они сбивают с толку порой, и ты гадаешь, почему здесь нужна такая пауза, и теряешь ниточку рассуждений Д-503. Не везде, безусловно, многое здесь оправданное и нужное, но все же - читать трудно.
Мир, замкнутый в стройных математических понятиях. Мир как большая система, где все так просто и разумно объясняется логикой. Д-503 как идеальный образец стеклянной философии, как ее носитель и проводник, всегда, безнадежно, до самых последних строк. Страшное противоречие рвет его в разные стороны, ломает без пощады всю стройную и разумную логику, любовь не укладывается ни в какие схемы... даже любя, даже познавая другой, не логичный, не стеклянный мир, Д мыслит в своих научных понятиях, Д хочет нести математическую мудрость Благодетеля в другие миры. До последнего. Любя безумно и всем своим существом. Идеальный продукт системы... которая, пожалуй, уже въелась ему глубоко под кости и не могла бы исчезнуть под действием хоть тысяч I.
Прозрачное стекло повсюду... жизнь - не твоя, а общая, все, что ты делаешь, кроме разве что регулярных половых актов, не твое - общее. И ты сам - не ты, а мы. Коллективный разум. Совершенный организм из одинаковых частей. Эти дома с прозрачными стенами, где все видно насквозь, комната за комнатой... как бы я хотела увидеть это в фильме. Правда. Как бы я хотела увидеть и ощутить еще сильней невообразимую чудовищность такого мира. А ведь он может быть... он, доведенный до абсурда Замятиным, в разных формах и сейчас существует, и когда-нибудь некий умный человек придумает новое учение о разумном распределении человеческих ресурсов, однажды кто-то придумает удалять у людей фантазию, и тогда - всё.
Оруэлл, Хаксли - это все страшно, это очень пугающее и возможное будущее, но таких страшных картин, как у Замятина, я еще не видела и, наверное, не увижу. Они... чудовищные. Безумные. Но в них сразу веришь - с первых строк первого письма Д-503 в неведомую галактику. Неумолимый режим... Благодетель, стоящий над всем этим, хотя тоже, кажется, жертва режима, как все, хочет свою стеклянную философию отправить и на другие планеты, к другим людям, которые живут себе хорошо и счастливо, живут как люди, а не как машины. Боюсь представить, как рвется на части жизнь таких благополучных планет, когда какой-нибудь их обитатель прочитает письма Д-503... подумает... еще раз подумает... и решит, что нужно заняться механизацией сознания людей и созданием Стеклянного города.
Замкнутый мир - и надежда за Стеной, еще живая, еще не убитая математикой жизнь. Как у Хаксли, есть надежда - Стеклянный город замкнут сам в себе, но люди там, за его пределами, еще могут жить, их не трогают, о них просто забывают... и туда ушла О, ее ребенок вырастет на свободе, без стекла и режима. Но с другой стороны - такая дикая жизнь очень близка к абсолютному одичанию, превращению в животных, так что I все хочет сделать верно - соединить город и природу. Жаль, что у нее это не получается. Здесь, как у Оруэлла, все революции обречены погибнуть, даже толком не начавшись.
Не так просто выудить из мутных, странных, порой абстрактных рассуждений и образов Д какие-то характеры других героев. Но мне очень нравится О - ее считают пустышкой-дурочкой, а я не знаю, как можно так считать. Хорошая, добрая, теплая О, вся нежно-розовая - вот уж прекрасная передача человека через один только цвет! - здесь как воплощение любви. Да, может, она не летит мыслью далеко и глубоко, как I, не думает о борьбе с режимом, но ведь она любит Д, по-настоящему, неразумно, не математически любит... и остается символом прекрасной, чистой любви. Такого чувства у I к Д не было. Я так понимаю, он был нужен ей как строитель "Интеграла"... она, может, и любила его, даже скорей всего любила, но это - во вторую очередь. Любовь к нему О блестит и сверкает солнцем. Так что из всех героев нравится О, но и I с ее резкими порывами, с ее неуместностью в этой системе, с ее жизнью, бьющей во всех движениях и улыбках, и Д как идеальный образец системы, с его математическим метафорами и научными понятиями про все, даже про чувства - особенно про чувства. А вообще, конечно, они все такие абстрактные, размытые, может, потому, что в этом жутком городе все такие - и Замятин очень хорошо показывает нам это, сливает индивидуальность каждого героя в безликое и вечное "мы".
Слишком много всего. И я ведь не считаю эту книгу идеальной во всех отношениях... идеальной - нет, великой - да. Думать, думать, еще очень долго думать над этим стеклянным миром. Оруэлл и Хаксли, хотя безусловные Мастера в жанре "антиутопия", не хватали меня так крепко своими мирами.

Плохо ваше дело! По видимому, у вас образовалась душа.

Единственное средство избавить человека от преступлений — это избавить его от свободы.

Имя это болезни: фантазия.
Это - червь, который выгрызает черные морщины на лбу. Это - лихорадка, которая гонит вас бежать все дальше - хотя бы это "дальше" начиналось там, где кончается счастье. Это - последняя баррикада на пути к счастью.

Если они не поймут, что мы несем им математически-безошибочное счастье, наш долг заставить их быть счастливыми.

— Милый мой: ты — математик. Даже — больше: ты философ — от математики. Так вот: назови мне последнее число.
— То есть? Я… я не понимаю: какое — последнее?
— Ну — последнее, верхнее, самое большое.
— Но это же нелепо. Раз число чисел — бесконечно, какое же ты хочешь последнее?
— А какую же ты хочешь последнюю революцию? Последней — нет, революции — бесконечны.

А вдруг он, желтоглазый, - в своей нелепой, грязной куче листьев, в своей невычислимой жизни - счастливее нас?

Потому что разум должен победить.

Надеюсь, никогда не победит.

@темы: книги

00:56

carpe diem
Эта ужасная вещь настигла и меня, и теперь я неизбежно пишу о братьях. Как о них не писать, когда они такие потрясающие?

Название: «Брат»
Автор: rainbow
Фэндом: Supernatural
Персонажи: Дин, Сэм
Жанр: еще-не-слэш джен
Размер: мини
Статус: закончен

читать дальше

@темы: творчество, фанфики, supernatural

00:30

carpe diem
Немного творческой мудрости Набокова.

Удел среднего писателя — раскрашивать клише: он не замахивается на то, чтобы заново изобрести мир — он лишь пытается выжать все лучшее из заведенного порядка вещей, из опробованных другими шаблонов вымысла. Разнообразные сочетания, которые средний литератор способен выстроить в заранее заданных рамках, бывают не лишены своеобразного мимолетного очарования, поскольку средним читателям нравится, когда им в привлекательной оболочке преподносят их собственные мысли. Но настоящий писатель, который заставляет планеты вертеться, лепит человека и, пока тот спит, нещадно мнет его ребро, — такой писатель готовыми ценностями не располагает: он должен сам их создать.

Читатель должен замечать подробности и любоваться ими. Хорош стылый свет обобщения, но лишь после того, как при солнечном свете заботливо собраны все мелочи. Начинать с готового обобщения — значит приступить к делу не с того конца, удалиться от книги, даже не начав ее понимать. Что может быть скучнее и несправедливее по отношению к автору, чем, скажем, браться за «Госпожу Бовари», наперед зная, что в этой книге обличается буржуазия. Нужно всегда помнить, что во всяком произведении искусства воссоздан новый мир, и наша главная задача — как можно подробнее узнать этот мир, впервые открывающийся нам и никак впрямую не связанный с теми мирами, что мы знали прежде. Этот мир нужно подробно изучить — тогда и только тогда начинайте думать о его связях с другими мирами, другими областями знания.

Писателя можно оценивать с трех точек зрения: как рассказчика, как учителя, как волшебника.
Все трое — рассказчик, учитель, волшебник — сходятся в крупном писателе, но крупным он станет, если первую скрипку играет волшебник.
К рассказчику мы обращаемся за развлечением, за умственным возбуждением простейшего рода, за эмоциональной вовлеченностью, за удовольствием поблуждать в неких дальних областях пространства и времени. Слегка иной, хотя и необязательно более высокий склад ума ищет в писателях учителей. Пропагандист, моралист, пророк — таков восходящий ряд. К учителю можно пойти не только за поучением, но и ради знания, ради сведений. Мне, к сожалению, знакомы люди, читавшие французских и русских романистов, чтобы что-нибудь разузнать о жизни в веселом Париже или в печальной России. Но в-третьих, и это главное, великий писатель — всегда великий волшебник, и именно тогда начинается самое захватывающее, когда мы пытаемся постичь индивидуальную магию писателя, изучить стиль, образность, структуру его романов или стихотворений.
Три грани великого писателя — магия, рассказ, поучение — обычно слиты в цельное ощущение единого и единственного сияния, поскольку магия искусства может пронизывать весь рассказ, жить в самой сердцевине мысли. Шедевры сухой, прозрачной, организованной мысли способны вызывать художественное потрясение не меньшей мощности, чем «Мэнсфилд-парк» или самый бурный каскад диккенсовской образности. Точность поэзии в сочетании с научной интуицией — вот, как мне кажется, подходящая формула для проверки качества романа. Для того чтобы погрузиться в эту магию, мудрый читатель прочтет книгу не сердцем и не столько даже умом, а позвоночником. Именно тут возникает контрольный холодок, хотя, читая книгу, мы должны держаться слегка отрешенно, не сокращая дистанции. И тогда с наслаждением, одновременно и чувственным и интеллектуальным, мы будем смотреть, как художник строит карточный домик и этот карточный домик превращается в прекрасное здание из стекла и стали.

Распоряжаться огромным созвездием героев и тем, держать людей и события связанными и уметь выявить отсутствующих героев в диалоге — другими словами, владеть искусством не только создавать людей, но и сохранять их живыми в воображении читателя на протяжении долгого романа, — это, конечно, признак величия.

Итак, кружево, узоры, ткань одновременно эмоциональная и логическая, изящная и полная смысла текстура – вот что такое стиль, вот что составляет основу писательского мастерства


@темы: творчество, цитаты