carpe diem

Почему-то роман многим не нравится, говорят, мол, и сюжета единого нет, и персонажи из-за их количества друг с другом путаются, и слишком много идей Стругацкие попытались вложить в одну-единственную книжку. С этим нельзя не согласиться. Да, идей много, да, нет общей линии, вместо неё — сшитые лоскутки, обрывки разных историй, разных мест и событий, происходящих с разными людьми, в разные промежутки времени. Но все эти вещи не мешали мне понимать роман и наслаждаться им... наоборот, именно «Полдень», кажется, самая меня зацепившая из всех книг Стругацких. В ней есть надежда. Сияющая, как звёзды над Землёй, надежда — вот, мы уже рядом с нашим Полуднем, вот ещё один рывок совершить, вот уже совсем немножечко осталось... Надежда на светлое будущее и вера в человека. Даже не так — в Человека. Того самого, который стремится выше и дальше своих повседневных нужд и мелких проблем, которому хочется знать, понимать, закапываться мыслью в самые потаённые глубины вселенной. Распутывать тайны Земли, потом — космоса, потом — других планет. Бессмертие, полёты в космос, контакты с иными цивилизациями. Предела, кажется, нет вовсе, нет и конца этому процессу познания, этому любопытство человеческому, пытливому разуму и вопросам, вопросам, вопросам.
Есть в мире Полудня и лёгкость какая-то, теплота, человечность, что ли. Горбовский, Кондратьев, Званцев, Поль, все они — живые люди, которые любят пошутить (а Горбовский, например, полежать) и посидеть с друзьями у костра, поболтать за жизнь. Вот в такой прикостровой беседе, например, обсуждался контакт не то что с иной разумной расой, а с потомками нашими, узнавшими, видимо, как прыгать из будущего в прошлое и назад. Их очень легко полюбить, всех этих разных, но соединённых общим любопытством и желанием менять свой мир людей. Вот космонавты, пустившиеся в полёт (когда полёты в космос ещё не были обычным делом) на корабле "Таймыр"и случайно пропустившие целых сто лет на Земле. Вот весёлые, изобретательные и чертовски умные мальчишки из Анъюдинской школы, чьи головы переполнены затеями, проектами, дерзкими планами. Вот команда океанологов, выслеживающих в глубине океана жуткого монстра-кальмара, который нападает на китов. Вот исследователи, обнаружившие на планете под названием Леонида странный город... уже не первый такой город — осколок какой-то другой цивилизации — во вселенной. Каждая главка, каждая история высвечивает новый уголок мира Полудня. Да, они меняются очень быстро, да, они раскиданы по временам и местам, да, только успеваешь привыкнуть к одному персонажу — на его место заступает другой. И действительно, не всех героев можно запомнить и прочувствовать, не все события пережить в полной мере... вся эта книга — скорее пролёт над полуденным миром, стремительное знакомство с ним, зацепки-зарубки на будущее. Мне теперь страшно хочется узнать о нём больше, побыть в нём ещё немного.
Славный всё-таки мир. Там учёные из разных стран работают вместе и спокойно ладят, без всякой ненужной конкуренции и желания вцепиться в глотку чужаку. Нет в этом мире чужаков, все люди — товарищи, все заняты одним и тем же — самым главным, самым важным делом. Они познают мир. Раздвигают границы. Бросают вызов невозможному. Их общие ценности — разум и наука, любопытство и знание, они устремлены к одной цели, они счастливы, у них всё впереди.
Пожалуй, этот мир всё же чистая утопия. Сомнительно, чтобы наша Земля в двадцать втором веке стала такой. Но я не считаю роман Стругацких каким-то наивным, чересчур оптимистичным и уже не актуальным в наше время. Наоборот, именно сейчас он был бы очень полезен и нужен нам. Хотя бы ради одной-единственной мысли:
— Ты хочешь знать, что делается в системе UV Кита?
— Ну, хочу, — сказал Панин. — Мало ли что я хочу.
— А я очень хочу. И если буду хотеть всю жизнь, и если буду стараться узнать, то перед кончиной своей — надеюсь, безвременной, — возблагодарю бога, которого нет, что он создал звёзды и тем самым наполнил мою жизнь.
— Ах! — сказал Гургенидзе. — Как красиво!
— Понимаешь, Борис, — сказал Малышев. — Человек!
— Ну и что? — спросил Панин, багровея.
— Всё,— сказал Малышев. — Сначала он говорит: «Хочу есть». Тогда он ещё не человек. А потом он говорит: «Хочу знать». Вот тогда он уже Человек. Ты чувствуешь, который из них с большой буквы?
— Этот ваш Человек, — сердито сказал Панин, — ещё не знает толком, что у него под ногами, а уже хватается за звёзды.
— На то он и Человек, — ответил Малышев. — Он таков. Смотри, Борис, не лезь против законов природы. Это от нас не зависит. Есть закон: стремление познавать, чтобы жить, неминуемо превращается в стремление жить, чтобы познавать. Неминуемо!