carpe diem
Дорога к настоящему
Глава 10. То, что нельзя простить
Глава 10. То, что нельзя проститьУтро ознаменовалось тем, что в столовую, где уже завтракала почти вся семья, с самым серьёзным видом вошёл Леонардо. Подмышкой у него была зажата толстая и безумно скучная на вид книга, глаза сияли лихорадочным блеском, волосы растрепались и торчали во все стороны, как будто он не спал три ночи подряд.
– Кто хочет обсудить со мной философию Ницше? – спросил он с торжественными нотками в голосе.
Анжела не успела удивиться вопросу, как возник новый повод для удивления – Джаред с такой же серьёзностью, ни слова не говоря, встал из-за стола и в сопровождении Лео покинул комнату. Несколько секунд Анжела таращилась им вслед, а потом решила – чему же тут изумляться, от этой дикой семейки всего можно ожидать.
– Наш Леонардо вступил в свою самую причудливую стадию, – пояснил Салливан, одной рукой повязывая салфетку на шею Доры, а второй приглаживая лохматую голову Теодора: забота о малышах сегодня легла на его плечи. – Называется «исследователь». Может, видела, Ани, все полки в его комнате заставлены какой-то жуткой скукотищей – философия там, литература постмодернизма, что-то ещё… Парень учится на музыканта, любит музыку, но с другими своими интересами так и не определился – такое чувство, что он хочет знать всё.
– А Джаред… – начала Анжела, но тут же смутилась; Салливан, впрочем, и так понял её.
– А Джаред тягой к знаниям, кажется, пошёл в него. Они вечно устраивают бурные дискуссии – из которых я, взрослый дядька, не понимаю ни слова.
– В школе надо было лучше учиться, братец, – хмыкнула Роберта. – И лекции в университете не прогуливать.
– Подумаешь, велика важность! Наверное, не умру, если до конца дней своих так и не узнаю, кто такой Ницше и какие великие глубины содержит в себе его философия.
Анжела слушала, по привычке не поднимая глаз от содержимого своей тарелки; и всё же, хоть в общем разговоре она не участвовала и на членов семейки Джонс не смотрела, она почувствовала с удивлением, что ей… больше не страшно. И дискомфорта тоже нет. И тревоги, и постоянного ожидания угрозы от этих странных людей. Может, дело в том, что прошло уже больше месяца с тех пор, как она поселилась в этом невероятном доме… а может, в том, что эти люди, все вместе и каждый по отдельности, становятся ей родными?
Из путаных и даже ей самой непонятных мыслей Анжелу вырвал звонок в дверь. Не так уж часто у Джонсов бывали гости, если не считать Аманды, – но в такой ранний час она вряд ли пришла бы; поэтому просьба Роберты открыть нежданному гостю – видимо, чужому, незнакомому человеку – не вызвала у Анжелы никакого восторга. Но открывать всё-таки пришлось, ведь именно в этот момент рыжие Крисы унеслись куда-то наверх, Роберта отправилась мыть посуду на кухне, а Салливан убирал тарелки со стола.
На пороге стояла женщина, с которой Анжела точно не встречалась прежде. Синее платье в полоску и туфли на высоких каблуках, чёрные волосы изящными волнами спускаются на плечи… гостья была очень красива, но выглядела почему-то потерянной, а глаза у неё покраснели и блестели нездоровым блеском; кажется, за пару минут до того, как нанести визит Джонсам, она плакала.
Женщина посмотрела на Анжелу без удивления, но с какой-то испуганной растерянностью; Анжела тоже растерялась и неловко топталась у дверей, не зная, то ли пригласить женщину войти, то ли спросить, кто она такая, то ли позвать Роберту… Никого не пришлось звать. За спиной Анжелы зашуршали шаги и раздался изумлённый вздох; девочка обернулась и увидела Роберту – та стояла со странным, совершенно непривычным для неё выражением лица… изумление напополам с яростью.
Анжела испугалась. Ни разу прежде не доводилось ей видеть, чтобы Роберта злилась, – более спокойного и дружелюбного человека она просто не знала.
– Амелия, – тихо проговорила Роберта, словно с трудом сдерживая себя, чтобы не сорваться на крик. И в голосе её прозвучали так же незнакомые стальные нотки. – Зачем ты пришла? Не помню, чтобы приглашала тебя в наш дом.
Слово «наш» было подчёркнуто с особенной силой – и женщина на пороге вздрогнула, как будто ей дали пощёчину.
– Ты ведь знаешь, Берта, – слабым голосом ответила она. – Я хочу… увидеть его. Пожалуйста, дай мне его увидеть, я только…
– Нет.
И снова Анжела почувствовала холодные мурашки по спине. Что-то было не так. Что-то странное происходило между Робертой и нежданной гостьей. Роберта, с лица которой обычно не сходила добрая улыбка, которой никогда не изменяло терпение и дружелюбие, побледнела, крепко сжала губы и сделала шаг вперёд, легонько прикоснувшись к плечу Анжелы.
– Помоги Салливану на кухне, хорошо? – глухо сказала она. И вскинула горящий почти ненавистью взгляд на женщину в синем платье; та переминалась с ноги на ногу в дверях и не решалась посмотреть Роберте в глаза.
Анжела юркнула обратно в столовую, но к Салли не пошла – прижавшись к закрытой двери, изо всех сил напрягла слух, чтобы понять, о чём идёт разговор в холле, и одновременно попыталась вспомнить, слышала ли раньше имя «Амелия» в семейных хрониках Джонсов. Кажется, в тот первый день, когда Салливан и Роберта рассказывали ей о своих наизнанку вывернутых родственных связях, да и потом, позже, ни о какой Амелии речь не заходила…
– Уходи, – приглушённо звучал голос Роберты. – Я просто не верю, что ты посмела сюда явиться, как только наглости…
– Берта, послушай! Я ничего… Я просто хочу увидеть сына. Пожалуйста, позови его, дай мне поговорить с ним.
– О чём ты хочешь с ним говорить, Амелия? Что ты ему скажешь? Он только начал забывать о тебе, только оправился и привык к семье, а ты хочешь всё испортить – снова?
– Но ведь и я – его семья, Берта, разве ты можешь…
– Нет, Амелия, ты ему не семья. Ты бросила Джареда, когда он нуждался в тебе больше всего, – и до сих пор смеешь называть себя матерью?
Амелия что-то ответила, но слишком тихо, чтобы Анжела могла разобрать хотя бы слово. Она отскочила от двери и бросилась вверх по лестнице, потому что в холле оглушительно хлопнула дверь и послышались шаги Роберты, которая возвращалась в столовую; из кухни выглянул Салливан, спрашивая, что случилось. Их разговор Анжела тоже не услышала – она бежала в свою комнату, и сердце у неё колотилось, как безумное, грозя вот-вот выскочить из груди.
Ты бросила Джареда… смеешь называть себя матерью…
Амелия действительно не была упомянута в семейных хрониках Джонсов. Они не говорили о ней – про эту женщину рассказал Анжеле Джаред, в тот день, когда спас её от уличных мальчишек. Амелия – его мать.
«Он знает? Наверняка не знает, вряд ли Роберта и Салливан ему сказали... Стоит ли мне говорить? Может, лучше, если он так и не услышит об этом? Но если она вернётся, если снова будет пытаться... Но это же не моё дело, сами как-нибудь разберутся, да и потом, это ведь Джаред...»
Уже несколько дней Анжела не могла найти себе места, и её нервную тревогу заметили даже вечно занятые переворачиванием мира с ног на голову близнецы. Они спрашивали, не поднялась ли у Анжелы температура, не нужно ли ей горячего чая с мёдом... в шутливой, обычной для них форме выражали беспокойство. Беспокоился и Салливан, хотя, на взгляд Анжелы, её поведение ничем от прежнего не отличалось. И как они умудрились заметить, что она чуть более задумчива и молчалива, чем раньше?..
Мысли о Джареде крутились в голове, ни на минуту не давая забыть тот подслушанный разговор. И Джаред, конечно, маячил тут же, и в конце концов дошло до того, что Анжела избегала смотреть ему в глаза и всеми возможными усилиями старалась не бывать в одних и тех же местах с ним. Раковину в ванной Салли починил, и хотя бы проблема столкновений в коридоре исчезла сама собой. Но от мыслей деваться было некуда: сказать или не сказать, сказать или не сказать... Почему-то аргумент «это ведь Джаред» больше не казался разумным. Ещё каких-то две недели назад Анжела ни минуты не стала бы думать о трудностях Джареда, но теперь думала — так, словно они были её собственными. Она чувствовала себя виноватой — потому, что скрывала от Джареда разговор Роберты и Амелии, просто тот факт, что его мама ищет встречи с ним... Должна ли она сказать Джареду? Надо ли ему видеться с матерью, хочет ли он этого? Почему Роберта скрывает от него такие важные вещи?
Но и эта проблема решилась сама собой.
Как-то раз Анжела по просьбе Салливана пошла в ближайший магазинчик (ей больше не страшно было одной показаться на улице) и на обратном пути заметила машину чуть поодаль от дома Джонсов. Ничего примечательного в этой машине не было, но возле неё стояла Амелия — с собранными в пучок волосами, в тёмно-красном платье. Женщина напряжённо всматривалась в ту сторону, откуда шла Анжела; казалось невероятным, чтобы она ждала именно Анжелу, но, заметив и узнав её, Амелия подалась ей навстречу. Впрочем, тут же снова замерла в напряжённой, неловкой позе, скрестив руки на груди и спиной прижавшись к дверце.
Первым порывом Анжелы было развернуться и поискать другую дорогу домой. Но другой дороги не было, Салливан ждал покупки, и пришлось ей, на секунду сбившись с шага, идти дальше... всё ближе и ближе к машине. Анжела не знала, чего хочет от неё эта странная женщина, но почему-то чувствовала страх. Мимо Амелии она постаралась проскочить как можно быстрее и незаметнее. Ей это почти удалось, но внезапный оклик заставил вздрогнуть и застыть посреди дороги.
— Подожди! Можно мне... с тобой поговорить?
Анжела, сглотнув комок в горле, обернулась. Амелия сделала в её сторону резкий шаг и тут же остановилась; она сделала непонятное движение рукой — словно хотела тронуть Анжелу за плечо или притянуть к себе, — но в последний момент опустила руку.
— Ты, наверное, не помнишь, — сказала она немного хриплым голосом, — но пару дней назад я...
— Я помню вас, — тихо ответила Анжела.
До сих пор в своей «новой жизни» она разговаривала только с Джонсами, но дело было не только в этом. Анжела испытывала страх и растерянность перед матерью Джареда... однако ещё одним чувством, почти неосознанным, едва уловимым, было отвращение. Анжеле просто не хотелось говорить с этой женщиной и даже находиться рядом с ней. Ведь она причинила столько боли Джареду, ведь она была так похожа на её собственную мать — родную мать, бросившую ребёнка.
— Мы можем поговорить? — почти умоляющим голосом спросила Амелия.
— О чём?
— Ну... ты же понимаешь... о Джареде...
— Почему вы хотите говорить о нём со мной?
— Берта... не пускает меня. Я её не виню — заслужила, — но мне нужно... Пожалуйста, давай поговорим. Я много времени не займу.
Так Анжела и оказалась рядом с Амелией на переднем сиденье её автомобиля. Она сидела рядом с этой женщиной и не знала, как поступить. Самой начать разговор? Дождаться, пока Амелия наконец заговорит сама? А может, выскочить из машины и укрыться в доме Джонсов, чтобы Амелия обсуждала Джареда с кем-то другим? Всё внутри Анжелы скручивалось в тревожный, липкий узел при мысли о том, что придётся говорить о Джареде с его матерью, но страх постепенно исчезал, уступая место той самой неожиданной неприязни. И внезапно даже для самой себя Анжела выпалила:
— Зачем вы хотели видеть Джареда?
Амелия как будто растерялась от этого вопроса и ответила не сразу. Её руки нервно комкали краешек платья, а на щеках выступил румянец. Она казалась совершенно… нормальной, только слегка взволнованной, и совершенно не вязалась с тем, что рассказывал о ней Джаред. Тварь, выродок, да лучше б тебя не было… свято была уверена, что в моём рождении виноват я сам… в глаза ему говорит, что без него была бы намного счастливей… А сейчас кажется, что она искренне сожалеет о боли, которую причинила сыну, и хочет всё исправить.
— Я хочу всё исправить, — эхом на мысли Анжелы отозвалась Амелия. — Понимаешь, я… совершила много ошибок в своей жизни, но то, что я потеряла Джареда, — самая большая из них. Каждый день я думаю об этом, и мне… стыдно, Анжела, очень стыдно перед ним. Какая же я мать, если сделала несчастным своего ребёнка? Если он называет мамой другую женщину, не меня?
— Откуда вы… знаете, как меня зовут? И почему именно я?..
— Берта меня не слушает. И даже в дом не пускает. Она права, конечно, я поступила бы так же на её месте. Но я… мне… мне нужно поговорить с Джаредом, хотя бы раз, просто объяснить всё ему, попытаться объяснить. А про тебя я знаю, я же… ну… старалась не выпускать Джареда из виду. Узнавала, как он живёт, и что происходит в его новой… семье.
Анжела не стала уточнять, как именно Амелия об этом узнавала, – может, караулила в машине возле дома Джонсов, как сейчас? Она вообще не знала, что ответить; с языка рвались резкие слова (те слова, что она хотела бы сказать своей матери, если бы снова встретилась с ней), но Амелия выглядела такой искренней, по-настоящему раскаявшейся, и волновалась неподдельно, и смотрела на Анжелу с тревогой, словно именно от неё, случайной девочки-сироты, зависит всё.
— Но чего вы хотите от меня?
— Попроси его встретиться со мной. Пожалуйста, передай ему, что я хочу… поговорить. Просто поговорить. Например, через неделю, в его любимом кафе, в три часа. Конечно, Джаред не будет этому рад и сразу откажется — я не могу винить его за это, — но всё-таки… если ты уговоришь его, попросишь… хотя бы одна встреча, Анжела, прошу тебя.
Нужно было отказаться — решительно и без колебаний; да какие вообще могут быть колебания, если Анжела знала со слов самого Джареда, что собой представляет его мать? Разве покаянный вид Амелии, её желание извиниться перед Джаредом и что-то объяснить сотрут ту боль, которую она уже причинила сыну? Разве имеют значение причины? Или всё-таки… имеют? Вот в чём была проблема, вот почему Анжела никак не могла найти слов, чтобы ответить Амелии, — она просто не знала, что действительно имеет значение, раскаялась ли эта женщина всерьёз или нет, способно ли её раскаяние что-то изменить для Джареда. Она попыталась приложить ситуацию к самой себе. Если бы её мать пришла к ней и сказала: «Прости, я так виновата перед тобой, я никогда больше так не поступлю»... Поверила бы Анжела ей? А если поверила бы – приняла бы извинения, позволила бы ей снова войти в свою жизнь? Джаред, судя по тому, что знала и видела Анжела, был счастлив в доме Джонсов. Он говорил о Роберте с искренней любовью, да и ко всем остальным, видимо, испытывал тёплые чувства, даже к надоедливым Крисам. Захочет ли он оставить этот дом, чтобы уйти к матери — пусть родной, пусть осознавшей свои ошибки, но…
От этих мыслей трещала голова. Анжела оторвала взгляд от рук, нервно стиснутых на коленях, и запоздало поняла, что молчит слишком долго. Но Амелия, видимо, и не ждала ответа — она улыбнулась какой-то потерянной улыбкой и сказала тихо:
— Пожалуйста, хотя бы подумай об этом. Я… не знаю, как ещё мне поступить.
И Анжела думала об этом весь день: в своей комнате, за обедом в окружении весёлых и беспечно болтающих Джонсов; в гостиной, слушая горячий спор Лео и Салливана о чём-то малопонятном и безумно скучном. Она держалась поближе к Джонсам, переборов застенчивость, даже позволила Крисам втянуть себя в какую-то запутанную и явно придуманную ими самими игру с картами; она надеялась, что шум и разговоры помогут ей отвлечься от мыслей про Амелию. Но ничего не вышло. Ведь и Джаред был постоянно где-то поблизости, и, глядя на него, Анжела вспоминала сцену в машине и чувствовала комок ужаса в горле. «Надо поговорить с ним… надо поговорить с ним…» — эти слова бились в сознании и, видимо, как-то отражались у Анжелы на лице, потому что Джаред, раз проходя мимо, коснулся её лба ладонью и насмешливо спросил: «Ты не заболела, сестрёнка?». Непонятно было, чего в этом вопросе больше – насмешки или заботы, но Анжела всё равно почувствовала себя ещё более несчастной. Что же делать? Сказать ему или не сказать? А если сказать – как? Не разозлится ли Джаред, что она полезла не в своё дело? С другой стороны – Амелия ведь сама заговорила с ней, её вины в этом нет...
В конце концов, после долгих и бесполезных раздумий, Анжела решила: надо подождать удобного случая. Как-нибудь сложатся обстоятельства, чтобы возник повод завести с Джаредом разговор об Амелии, а пока... пока нужно к нему подготовиться.
— Ну, выкладывай, что там у тебя стряслось?
Анжела испугалась так, что даже выронила книгу, и Джаред, прислонившийся к дверному косяку, громко хмыкнул — правда, без прежней злости. Он вообще не походил на себя прежнего, и Анжела никак не могла привыкнуть, поверить: вот этот нормальный, дружелюбный парень и есть тот самый Джаред, и тревожные нотки в его голосе вовсе не чудятся. Да, он как будто беспокоился за неё и пришёл узнать, в чём дело. Хотя, конечно, в своей излюбленной манере — без стука, без спроса, просто распахнул дверь и возник на пороге.
— С чего ты взял... — начала было Анжела, но Джаред махнул рукой и поморщился — не заговаривай, мол, зубы, у тебя на лице всё написано. Да, пожалуй, всё и правда было написано у неё на лице, а ещё ясно слышалось в голосе, натянутом, едва ли не дрожащем.
Джаред прошёл через комнату, с размаху опустился на кровать рядом с Анжелой, упёр локти в колени и пристально поглядел на неё. Всем своим видом он изображал интерес и повышенное внимание.
— Ну? Не молчи, рассказывай. Если не хочешь, чтобы кто-то такой любопытный, как я, выведывал твои тайны, надо лучше владеть собой. А ты давно уже ходишь как в воду опущенная. К тому же, мою тайну ты знаешь, а значит, моя должница. Выкладывай.
Что ж, удобного случая можно было больше не ждать — он наступил сам. Только вот Анжела оказалась к нему совершенно не готова — все слова, все объяснения, которые она подбирала, разом вылетели из головы, и рассказ получился сбивчивый, скомканный, нелепый. Сама ситуация тоже казалась дикой, ведь Анжела в первый раз говорила так много, да ещё кому — Джареду, да ещё о таких вещах... Ей было страшно смотреть на Джареда. Но, замолчав, она решилась поднять на него глаза и увидела: он изменил свою чуть насмешливую позу и сидит теперь прямо, даже слишком прямо, неотрывно смотрит на стену, сжимает губы в тонкую линию. По Джареду непонятно было, злится он, или расстроен, или растерян, или испытывает все эти чувства сразу.
Случилось именно то, что представляла себе Анжела, думая об этом разговоре: в комнате повисла тишина. Наверное, надо было что-то ещё сказать или спросить, но Анжела, как ни пыталась, не могла выдавить больше ни слова.
Джаред внезапно вскочил на ноги и сделал резкое движение к двери, словно порываясь уйти... а потом сел обратно на кровать и как-то весь сжался, сгорбился, опустил голову. Никогда ещё Анжела не видела его таким потерянным. Нет, он не злился, но ему было очень больно.
— А теперь вот я не знаю, что сказать, — почти прошептал Джаред с улыбкой — неловкой попыткой посмеяться над самим собой. Попытка не вышла, и он отвернулся к стене, как будто не хотел, чтобы кто-то видел его слабость... ведь он сам ещё не так давно высмеивал слабости Анжелы, подтрунивал над ней за то, что она не умеет держать себя в руках.
Анжела вспомнила, как Джаред закрыл её собой от Сэма и компании — пришёл на помощь в самый нужный момент. «Я всегда буду рядом» — сказал он, и эти слова были не пустым, сказанным лишь для виду, а на деле ничего не значащим обещанием. Нет, Джаред и правда был готов защитить её снова... сделать что-то важное для неё, ведь они — одна семья, он действительно так считал, он сам об этом говорил. Семья. И разве не должна Анжела сделать для него то же самое — быть рядом в нужный момент?
Джаред сидел спиной, и не видно было, плачет он или нет, но Анжеле почему-то показалось — плачет. Осторожно и несмело она тронула его за плечо, а потом обхватила руками и прижалась к нему, сама не веря, что и правда решилась на это; мало того — Джаред не отталкивает её, не велит убрать руки и пойти одарить своей жалостью кого другого, ведь он-то в жалости вовсе не нуждается... Нет, Джаред замер и сидел тихо, и только в этой тишине стало слышно его тяжёлое дыхание и тихие всхлипы.
— Я с ней поговорю.
Тем же вечером Джаред снова зашёл к Анжеле в комнату; Анжела сама не заметила, что вскочила с кровати и уже стоит на ногах, чтобы... что? Конечно, он тоже обратил на это внимание и криво ухмыльнулся уголком губ.
— Да брось, всё со мной в порядке. Отставить панику.
Не паника, но зудящая тревога не давала покоя Анжеле целый день. Она вспоминала Джареда — растерянного, плачущего, совсем на себя не похожего, и без конца ругала себя за то, что никак не помогла ему. Нужно было ободрить... поддержать... найти какие-то правильные, хорошие слова... а она ничего лучше не придумала, чем с ненужными, бесполезными объятиями накинуться. Успокоившись, Джаред довольно резко отпихнул её прочь, встал и вышел, закрылся в своей комнате и даже к ужину не спустился. Анжела не находила себе места, едва замечала, что происходит вокруг, и Салли в конце концов заявил, что их с Джаредом сразила какая-то общая инфекция. Над этим все, конечно, посмеялись, и под шумок Анжела улизнула в комнату. Сидеть там и беспокоиться за Джареда, ведь он...
А с ним и правда всё было в порядке. Прежняя язвительность, по крайней мере, вернулась. И Анжела почувствовала, как развязывается тугой узел у неё в груди.
— Ты всё-таки хочешь?..
Джаред прислонился к дверному косяку и скрестил руки на груди, глядя в потолок.
— Хочу послушать... что она скажет теперь. Столько времени прошло, а последнее, что я слышал от неё, было: «Да лучше бы ты не рождался».
— Значит, ты...
— Нет. Я не верю ей, Анжела, ни капли не верю, дело не в этом. Но...
Он хмыкнул, отмахиваясь от своих же слов, и пожал плечами.
— Можешь не волноваться за меня, Анж. И вообще – успокойся. Это больше не твоя проблема.
Он криво улыбнулся уголком губ и повернулся, чтобы уйти.
— Я пойду с тобой, — сказала Анжела ему в спину, не успев как следует обдумать свои слова. Сказала так тихо, что, наверное, Джаред не услышал вовсе… нет, он услышал и, обернувшись, изумлённо поглядел на неё. Анжела съёжилась внутри, готовясь к вопросам, на которые не смогла бы ответить: какой тебе в этом толк, почему ты так решила, для чего ты мне там нужна… она и сама не знала – для чего, не знала – почему и зачем, и, спроси об этом Джаред, тут же, конечно, дала бы задний ход и отказалась от своей глупой задумки. Но Джаред ничего не сказал. С минуту он молча стоял и смотрел, а потом пожал плечами, соглашаясь, и вышел из комнаты.
Кафе, в котором Амелия назначила встречу, было маленьким, уютным и почти пустым. Джаред скупо объяснил: вот уже пару лет прошло с его открытия, а жители городка так и не догадались, что именно в этом непритязательном с виду заведении подают самые вкусные блинчики с карамелью и самый сладкий капучино. Этой тайной, видимо, владела лишь семейка Джонсов, потому что, по словам Джареда, кафе видело ни одну семейную вечеринку в честь дня рождения, сдачи экзамена, годовщины чего-нибудь, а то и без повода вовсе. Но радости в голосе Джареда не было. «Его любимом кафе» — вспомнила Анжела слова Амелии. Может быть, с этим местом у Джареда связаны какие-то неприятные – или, наоборот, приятные – воспоминания детства?..
Словно прочитав её мысли, Джаред хмыкнул.
— Не бойся, от любопытства не умрёшь. Да, мы бывали тут с… мамой. В её хорошие дни. Таких дней было немного, но я помню все. Она водила меня сюда, заказывала всё, что я захочу, смеялась со мной, и мы были… ну, как настоящая семья. Правда, через день она уже проклинала меня и винила за сам факт моего существования.
Анжеле невыносимо было видеть Джареда, когда он говорил о матери. И без того насмешливый, любитель вставить едкую фразочку в любой разговор, он совершенно менялся, если речь заходила про Амелию. Злое, нарочитое веселье появлялось в его голосе и улыбке, странно блестели глаза… будто он всеми силами пытался показать, что ему смешно, а вовсе не обидно и больно. Но Анжела видела — или, может, ей только казалось, — что он чувствует на самом деле.
Амелии ещё не было. Впрочем, Анжела и Джаред и пришли минут за сорок до назначенного срока. Они постояли минутку на пороге, а затем Джаред махнул рукой в сторону одного из маленьких столиков – самого дальнего, у стены.
— Я там сяду. Наверное, она скоро появится.
Анжела совсем не знала, что делать дальше; она проводил Джареда до кафе, но… что же дальше? Понятно, что на этой семейной встрече ей делать совершенно нечего.
— А я… пойду… раз ты уже…
Она сразу же замолчала, поняв, что ничего толкового сейчас сказать всё равно не сможет. А стоило бы, наверное, ведь Джареду нужна поддержка — пусть он об этом и не говорит, — и только одна Анжела из всех Джонсов знает, куда он сегодня отправился… Но с этим даже Крисы справились бы лучше — они, по крайней мере, не топтались бы бестолково на месте, изо всех сил соображая, что сказать, краснея и ровным счётом никак не помогая. Видимо, и правда стоит просто уйти. Анжела неловко развернулась и хотела толкнуть дверь кафе, чтобы скорее выбраться наружу — проще говоря, сбежать, — но Джаред внезапно подался к ней и тронул за плечо.
— Останься, — сказал он словно бы через силу. — Я бы хотел, чтобы ты осталась.
Так и вышло, что Анжела сидела за столиком неподалёку от Джареда и видела, как в кафе появилась Амелия. Нерешительно, нервно женщина окинула взглядом зал, заметила Джареда и ещё несколько секунд медлила, прежде чем к нему подойти. Анжела сама не заметила, что цепляется за стакан с кока-колой слишком сильно, что в горле у неё липкий комок, а лицо пылает; ей казалось, что не Джаред сидит там со своей матерью, а она сама... Что она сказала бы, что ответила бы на извинения и обещания, поверила бы им? Поверит ли Джаред? А если поверит, если правда у него с Амелией всё наладится — значит, он будет снова жить с ней и покинет безумную семейку? Ещё пару недель назад от мысли о том, что угрюмого насмешника Джареда она больше не увидит, Анжела пустилась бы в пляс, но теперь... почему-то представить дом Джонсов без него было невозможно — он, как и рыжие близнецы, как Лео с гитарой, как шумный Салливан и весёлые малыши был неотъемлемой частью новой жизни Анжелы. Странной, не совсем понятной, не совсем даже приятной, но всё-таки важной частью. Особенно — после случая с хулиганами. Особенно — после дня в заброшенном особняке. Если Джаред уйдёт... если Джареда рядом не будет, то...
Конечно, Анжела не слышала, о чём говорили они с Амелией. Джаред сидел к Анжеле лицом, и через маленький зал кафе, потихоньку заполнявшийся людьми, она смотрела на него и пыталась угадать — что он чувствует? Что происходит между ним и матерью? Амелия, опустившись напротив Джареда за столик, сцепила пальцы в замок и по началу не поднимала глаз, говорила словно и не Джареду, а полированной столешнице. Джаред откинулся на спинку стула и слушал с нечитаемым выражением лица — и не злым, и не обиженным, и не замкнутым, просто... никаким. Но затем это изменилось. Он, кажется, всё-таки разозлился — пару раз перебил Амелию и бросил что-то резкое и грубое, отдёрнулся прочь, когда мать потянулась к нему и накрыла своей рукой его руку. Потом он снова слушал молча, изредка кривил губы в той самой, хорошо Анжеле знакомой усмешке. Потом с его лица снова исчезли чувства, накрытые маской безразличия ко всему на свете.
А ещё он изредка взглядывал на Анжелу, быстро и словно бы вскользь. Тут же отводил глаза, но то и дело смотреть опять.
Это был очень долгий, бесконечный, как показалось Анжеле, разговор. Люди приходили и уходили, а Джаред и Амелия по-прежнему сидели за столиком. Анжела неотрывно наблюдала за ними, волнуясь не меньше, как можно было ожидать, а всё больше и больше с каждой минутой. И совсем не знала, какого же исхода ждёт.
Наконец Джаред поднялся с места и потянулся за своей потрёпанной курткой. Амелия вскочила тоже, но тут же, как будто без сил, опустилась обратно на стул. Джаред что-то сказал ей — спокойно, с настоящим или деланным равнодушием — и пошёл к выходу из кафе; Анжела скользнула вслед за ним, догнала на улице и приноровилась к его быстрому шагу. Так они и прошли половину дороги до дома Джонсов — в абсолютном молчании.
Что же он решил? Чем кончился этот разговор? Он простил Амелию? Была ли она искренна с ним, поверил ли он ей? Вопросы кружились у Анжелы в голове, как мухи, и отмахнуться от них было невозможно.
— Она извинялась передо мной, — сказал вдруг Джаред, ломая тишину. Он спрятал руки глубоко в карманы и смотрел по сторонам, как будто очень заинтересованный красотами пейзажа; голос его был сухим и ровным. — Много-много-много раз. Называла себя плохой матерью. Говорила, что я не был виноват, она сама решила меня родить, и за её легкомыслие я не должен быть в ответе. И снова извинялась. С тех пор, как я ушёл к Роберте, много времени прошло, и она осознала, что без меня в её доме и в жизни пусто. Обещала, что больше такое никогда не повторится, что теперь-то мы будем счастливы.
— Ты поверил ей?
Анжела задала тот вопрос, на который не решилась накануне. Джаред уже отвечал на него, но теперь ответил иначе.
— Да. Я поверил ей. Она действительно сожалеет и хочет всё исправить. Это было видно... по глазам.
— И ты теперь... уйдёшь, да?
Можно было ожидать насмешки, или резкой отповеди — не твоё, мол, дело, — или просто молчания, но Джаред посмотрел на Анжелу и улыбнулся совсем незнакомой, мягкой и спокойной улыбкой. Он казался сейчас совсем другим — не таким, как в тот день, когда узнал о возвращении матери, и даже не таким, как в кафе, во время разговора с ней. Ни злости, ни раздражения, ни горечи в нём не было почему-то, только умиротворение и спокойствие, а уж этих чувств Анжела на лице Джареда не видела никогда.
— Нет, Анж. Никуда я уходить не собираюсь.
— Но как же... ты ведь сам говоришь — она сожалеет, хочет исправить...
— Да, это так. Я понял, почему она так поступала со мной, и знаю, что, если бы я снова стал жить с ней, всё было бы по-другому. Но я не стану. У меня уже есть мой настоящий дом.
— Почему?
— Потому что, Анж, можно понять всё, но бывают вещи, которые нельзя простить.
И до самого дома он больше ничего не сказал.
@темы: творчество, семейка
-
-
14.05.2019 в 13:03За Джареда больно и было очень тревожно: встретится он с матерью или нет? Как сильно это ударит по нему? Что он решит?
Амелию в некоторой степени тоже жаль, особенно если она искренне изменилась и раскаялась, но Джаред прав: некоторые вещи нельзя простить. Хотя бы потому, что след от них - вот он, ещё кровоточит, и явно останется на всю жизнь. Я рад, что Джаред проявил твёрдость, хотя представляю, как ему было тяжело. И рад, что Анжела была с ним, что он не остался наедине со всем этим.
Мне кажется, вот такие вещи сближают даже больше, чем общие приключения, чем открытое общение и доверие своих секретов. Потому что Джаред дал понять Анжеле, что на него можно положиться, что он будет рядом, и теперь Анжела делает для него то же самое. Это не про дружбу или какую-то особенную близость, это именно про то, что даже если не всё в их общении бывает гладко, они всё равно семья, а значит опора друг для друга.
-
-
15.05.2019 в 11:30Мне кажется, вот такие вещи сближают даже больше, чем общие приключения, чем открытое общение и доверие своих секретов.
Да. Именно эти события сблизят Джареда и Анжелу по-настоящему. Он открыл ей себя с иной стороны, позволил себе быть с ней слабым и страдающим, а она его за это не осудила, приняла и была рядом в самый нужный момент. Вот именно это, как мне кажется, и есть семья, именно такую семью они оба заслужили
Очень-очень рада, что глава получилась напряжённой и сильной по эмоциям, как и должна быть. Она никак не хотела дописываться, пришлось долго ходить вокруг самого важного момента - встречи Джареда с матерью. Всю душу из меня вынула