carpe diem
Дорога к настоящему
Глава 1. Странная семейка
Глава 1. Странная семейкаАнжела лениво наблюдала, как за окнами машины ползет скучная сельская местность. Ничего общего с большим городом, где она жила прежде... одна деревенька за другой, унылые, всюду одинаковые домики с печными трубами, а позади них — густой лес, конца и края ему не видно. Большой город — далеко. И больше она не вернется к его шумным улицам. В стены приюта она не вернется тоже — и это, казалось бы, должно радовать её. Но Анжела не чувствовала по этому поводу ничего. Ей не было ни грустно, ни весело, пейзажи за окном не отзывались в душе ни скукой, ни тоской, ни уж тем более хоть слабым подобием интереса.
Анжеле было все равно. Куда её везут, к каким людям, что будет в новой семье... она не хотела думать об этом и не думала, а лишь смотрела в мутное окно машины, чтобы чем-то занять себя. Пожалуй, у неё сейчас должно быть какое-то особое чувство — ведь машина уносит её из жизни старой и не очень хорошей в жизнь новую, и где-то там, за сельскими пейзажами и бесконечной лентой дорог, Анжелу Хьютон ждет семья. Все дети-сироты в приюте мечтают о семье. Изо всех сил стараются произвести приятное впечатление на тех, кто приходит выбрать себе ребенка — будто товар в магазине. И любой из этих детей отдал бы всё на свете, чтоб сейчас сидеть и смотреть, как бегут мимо деревеньки и леса. Ехать к семье, ехать в новую жизнь, которая точно будет лучше прежней!
Анжела не ощущала по поводу своей новой жизни ничего. Ей не было страшно — а вдруг она не понравится этим людям, а вдруг её вернут обратно в детский дом? Ей не было радостно — родители, игрушки, своя комната! Ей не было грустно от расставания с приютом — она не любила его, ведь нельзя любить место, где никому в общем нет дела до тебя и твоих чувств. Еще там Анжела взращивала в себе ровное и спокойное равнодушие ко всему — и весьма преуспела в этом. Она не ждала ничего хорошего от своей настоящей жизни. Не ждала ничего хорошего и от жизни будущей. Ей было все равно, где находиться, - здесь, в приюте, в любом другом месте на земле. Лучше не будет. Все хорошее давным-давно закончилось... хотя, пожалуй, оно даже не начиналось. Не ждать ничего — проще. Пусть всё в который раз окажется не так, как надо, - больно не будет. Когда отключаешь в себе чувства — и болеть нечему.
- Ты не можешь вообразить, дорогая, как тебе повезло! Я много знаю про этих людей... чудесные люди, просто чудесные! И это невероятно, что из всех детей они выбрали именно тебя. Сказочное везение! Я уверена, ты будешь счастлива с ними. Они станут тебе настоящей семьей!
Cоцработница, которой было поручено решать все дела, связанные с удочерением Анжелы, радовалась куда больше своей подопечной. Она едва держала руль — так у неё дрожали от не сдерживаемых чувств руки. Анжела вскользь поразилась тому, что они еще не въехали в какой-нибудь столб на этой бесконечной дороге — соцработница, мисс Кроуфорд, через равные промежутки времени поворачивала голову назад и одаряла Анжелу улыбкой. А уж поток восторженных речей не утихал ни на секунду. Мисс Кроуфорд чаще самой Анжелы — надо сказать, намного чаще, - общалась с женщиной, которая вздумала не пойми зачем её удочерить. Они проводили вместе часы — за бумагами, за вопросами и ответами, за разговорами о том, будет ли счастлива девочка в своей новой семье. Мисс Кроуфорд была уверена — будет. Она, судя по всему, испытывала бесконечное обожание к женщине — сама Анжела так и не запомнила, как ту зовут, да, в сущности, и не хотела запоминать.
Женщина по всем законам мироздания должна была отказаться от этой безумной идеи. Анжеле хотелось, чтоб она отказалась — и подтвердила тем самым непреложное правило. Это самое правило сироты слушали по тысяче раз на дню, да что там — целый свод правил для тех, кто хочет все же обрести новый дом. Приют служил лишь временным обиталищем детей, их активно старались разместить в семьях. Связи с возможными родителями были крепки и постоянны. И дня не проходило, чтобы в приют не являлся кто-нибудь, мечтающий о ребенке. Будущие родители, которые шагали вдоль шеренги детей, будто инквизиторы, были источником правил. Они не любят мрачных детей. Они не любят замкнутых, не общительных детей. Они никогда не возьмут себе неопрятного, не умеющего себя вести ребенка. Им не нужен ребенок, глядящий исподлобья на всех вокруг. Только жизнерадостные и ко всем добрые детишки могут надеяться, что взгляд будущих родителей замрет на них.
И все дети в приюте безупречно следовали этому своду правил. Они могли по-разному вести себя, могли и замыкаться в себе, и молчать, и забывать почистить зубы перед сном, и задирать тех, кто младше и слабее, но, стоит лишь одному будущему родителю ступить за порог приюта, они все становились как один идеальный ребенок. Чистенький. Вежливый. Веселый. Добрый. В меру серьезный и в меру застенчивый в разговорах с взрослыми. Анжела порой гадала, как из этих одинаковых детей родители выбирали одного — ведь их нельзя отличить друг от друга, даже улыбка у них была одна на всех, лучезарная, открытая, по-детски невинная и широкая. Побеждал какой-нибудь ребенок, который, видимо, старался лучше всех. После долгих процедур общения соцработников с жаждущими усыновления ребенка увозили — в красивой машине, навстречу новым горизонтам, в настоящую жизнь, а другие дети с тоской разбредались по приюту. В ожидании, когда им всем выпадет новый шанс.
Анжела никогда не хотела нравиться будущим родителям. Напротив, упорно и с полной отдачей делала все, лишь бы НЕ понравиться им. Непреложный свод правил безошибочно действовал — и в обратную сторону тоже. Она не улыбалась, когда кто-то из этих взрослых говорил с ней. Смотрела исподлобья, с мрачным презрением ко всему на свете. Уходила в угол и сидела там, пока другие дети толкались возле Мамы и Папы. Нарочито не заправляла блузку, выбившуюся из юбки. За столом делала вид, что понятия не имеет о правилах хорошего тона и банальной опрятности. Вежливых словечек не употребляла. На вопросы отвечала так, будто не очень хорошо соображает. Никогда не нужно было пускать в ход все эти пункты сразу — одного-двух, смотря по степени упрямства родителей, хватало, чтоб отвадить их от себя. Отбить всякую охоту даже смотреть на этого мрачного и противного ребенка. Анжела не хотела оказаться в новой семье — тех людей было более чем достаточно. Она изо всех сил изображала из себя НЕ идеального ребенка — другие дети по контрасту с ней еще больше выигрывали, — и, в конце концов, начала воплощать привычную схему без усилий. Теперь не надо было играть в равнодушие к будущим родителям. Анжела обрела это равнодушие на самом деле. Ей стало всё равно, что будет, — ведь, конечно, ничего хорошего, а значит, и думать об этом не стоит. Анжела Хьютон жила в приюте три года - дольше всех других детей.
Женщина, вздумавшая удочерить Анжелу — в первый раз за три года, что девочка провела в приюте, — оказалась упрямей всех предыдущих. Против неё не работало нарушение свода правил. Против неё не работала подчеркнутая невежливость, тупое безразличие во взгляде, явное нежелание общаться. Против неё не работало ничто, и Анжела однажды с изумлением услышала, что её хотят взять в семью. Она не помнила имя той женщины. И смутно помнила их единственную встречу наедине — может, их было бы больше, их должно быть больше, когда происходит удочерение. Просто Анжела своим равнодушием ясно дала понять, что видеть будущую мать больше не желает. У женщины были черные волосы, заплетенные в густую косу, и глаза очень яркого синего цвета — вот все, что Анжела о ней помнила, и не хотела помнить больше, ведь, разумеется, женщина уйдет и поищет себе другого ребенка, приятней, веселей, вежливей... больше похожего на ребенка.
Но в какой-то момент в жизни Анжелы появилась мисс Кроуфорд, которая проводила долгие часы с её будущей матерью, а потом в порыве радужных чувств рассказывала девочке... что-то рассказывала. Анжеле не хотелось это слушать. Она и не слушала. Не нужна ей эта странная женщина, не нужна ей семья, дом, все то, о чем мечтают приютские дети. Она хочет быть здесь. Приют не хорош и не плох, обычное место, где всем взрослым (кроме, может, мисс Кроуфорд) плевать на детей. В приюте спокойно. Никто не лезет в душу, никто не задает не нужных вопросов... никто не ранит и не причиняет боль. А значит, это самое лучшее место на свете. Там, в семье, лучше не будет, там будет плохо... очень плохо.
- Там будет хорошо, вот увидишь! Я буду навещать тебя... знаешь, нам положено еще какое-то время следить, как ребенок приживается в новой семье... Но проблем не возникнет, я уверена, они такие чудесные люди! А мы почти приехали — смотри, какой уютный городок, я и не знала, что в Америке еще есть такие милые места!
Анжела не заметила бы перемену пейзажа за окном, не будь мисс Кроуфорд так возбуждена и радостна. Унылые картинки сельских домов и лесов перешли в город... впрочем, городом назвать это было никак нельзя. Городок. Очень маленький и очень странный. Без всякого интереса, подперев щеку кулаком, Анжела наблюдала, как ползут у неё перед глазами домики — да, все же лучше деревенских, но им было далеко до небоскребов большого города; узкие и неправдоподобно чистенькие улицы с клумбами и кустиками со всех сторон; скромные магазинчики — не чета торговым центрам Сан-Франциско, со старой краской на вывесках; скамейки в зеленых аллеях и детские площадки непонятной давности; большие камни... Да, всюду на улицах этого странного городка лежали и стояли камни — разной величины, от мелких до крупных, но даже самые мелкие серьезно превышали по размеру камушки, которым можно быть на улице. Казалось, какой-то загадочный горный обвал — пусть гор тут и не было — прошел над городком, оставив после себя след из камней. И городские власти почему-то не торопились убирать это безобразие с улиц. Камни были тут и там, в самых неожиданных местах, отшлифованные ветром, заросшие мхом. И еще здесь был лес — во всяком случае, что-то очень на него похожее. Густые купы деревьев появлялись внезапно за поворотом дороги — а за ними, как Анжела сумела разглядеть, все так же тянулись улочки и вроде бы оживленные проспекты. Деревья и камни... они так неуместно рушили картину города, каким ему положено быть, что, будь у Анжелы хоть малейший интерес к этому городку, он тут же исчез бы. Но интереса не было. Поэтому девочка, прикрыв глаза, уныло смотрела, как несутся мимо улица за улицей, дом за домом... Мисс Кроуфорд издала непонятный звук — очевидно, полный восторга и восхищения, — и её старенькая машина замерла у крохотного особнячка в ореоле пушистых деревьев.
- Вот мы и приехали! - затрещала соцработница, выскакивая наружу, и распахнула дверь перед Анжелой. Девочка взяла с сиденья рядом маленький рюкзачок с вещами и выбралась на тротуар.
Особнячок не был похож на такие же скромные домики по соседству. Со всех сторон к нему было что-то пристроено... сверху и сбоку, некие не очень надежные на вид конструкции, и вскользь Анжела подумала — не дай бог меня поселят в какую-то из них. Домик, кажется, был готов рухнуть на землю прямо сейчас. И все-таки стоял, на одной чудовищной силе воли, должно быть. Рядом с ним был гараж — обычный гараж, каких множество вокруг, но с изрисованной яркими картинками дверью. Позади него торчало к небу огромное дерево — и в густой кроне проглядывали доски, веревки, тряпки... хаос непонятных предметов, которых на дереве вообще быть не должно. Под деревом болтались хлипкие качели. Из-за домика выглядывала стенка сарая — тоже потрепанного и не первой свежести. Клумбы с десятками разных цветов окружали подъездную дорожку. Прудик неясной формы, затянутый ряской, с деревянным плотом в центре, блестел под солнцем. Три велосипеда лежали на земле.
Анжела обвела весь пейзаж беглым взглядом — дом не вызвал у неё никаких чувств, не имело значения, какой он был. А вот мисс Кроуфорд смотрела на него с выражением такого бешеного восторга, что, казалось, и сама не против тут жить. После безуспешной попытки отнять у Анжелы рюкзак и помочь донести его до дверей соцработница наконец замолчала и бросила попытки расшевелить подопечную — может, это был первый раз, когда она подумала, что Анжела вовсе не рада обретению новой семьи. Растерянный взгляд, брошенный на девочку, говорил именно об этом. Анжела заметила взгляд, как замечала все вокруг, но тут же выбросила его из памяти за ненадобностью.
Возле разукрашенной двери гаража тускло отражала свет солнца машина еще более древняя и страшная, чем у мисс Кроуфорд. Ездить она не могла по всем законам механики. Она казалась не просто древней, а еще и очень уставшей, очень потрепанной и давно отжившей свой век. У машины возился с гаечными ключами мужчина — и Анжела ощутила легкий укол какого-то смутного недовольства: ведь ей думалось, что та женщина живет одна, мисс Кроуфорд не говорила о других членах семьи. Это, должно быть, её муж... да и какая разница?
Мужчина работал так, будто в мире больше ничего не существует — лишь он и машина. Но, подняв голову на звук шагов по дорожке, он вскочил на редкость прытко, бросил ключи на землю и побежал — да, именно побежал, хотя было ему, наверное, лет тридцать пять, — навстречу гостям с радостной улыбкой на лице. Впрочем, при более близком взгляде оказалось, что на тридцать он совсем не тянет — светлые волосы в мелких кудряшках растрепаны, по щекам россыпь веснушек, одежда — испачканные краской и чем-то еще джинсы и простая футболка с дурацкой надписью «Берегите меня. Я незаменим». Только высокий рост наводил на подозрения, но в целом мужчина смахивал на большого ребенка. Анжела еще никогда не видела таких людей. Он ей не понравился.
Хлопнула дверь, и на крыльцо домика вышла женщина. Та самая. С густыми черными волосами, заплетенными в косу, — это Анжела запомнила верно. Она не была похожа на мужа. Глаза не голубые, как у него, а глубокой синевы, насыщенного и даже странного цвета, а одета в светло-голубые джинсы и свободную желтую кофту, чуть открывающую плечи. Женщина улыбнулась Анжеле. И эта улыбка так поразила девочку, что она едва не сбилась с шага — задела ногой выступающий из земли камень, во всяком случае. Просто потеряла на миг ориентацию в пространстве. И тут же ощутила, что эта женщина ей тоже не нравится, как и мужчина... из-за их странных, непонятных, слишком широких и радостных улыбок. Зачем так улыбаться чужому человеку? Они уже взяли её из приюта, никто не вынуждает их изображать с ней заботу и доброту. Может, таким образом они хотят произвести впечатление на мисс Кроуфорд? Как стараются... слишком стараются, мерзко смотреть.
- Здравствуйте, Роберта! - мисс Кроуфорд подскочила к женщине и обняла её, как старую знакомую. - Я рада снова видеть вас!
- Я тоже рада, Элис, - все еще улыбаясь ответила женщина. Голос у неё был такой же, как внешность, - мягкий, спокойный и добрый. И здесь эта показная доброта! Зачем? Как же бесит!..
Мужчина-ребенок встал на крыльце рядом с Робертой. И они оба со своими навязчивыми улыбками поглядели на Анжелу. Девочка незаметно для них сжала пальцы в кулаки и, успокаивая себя, медленно, осторожно выпустила из груди воздух. К сожалению, здесь не выйдет остаться совсем уж безучастной ко всему. С этими людьми надо будет разговаривать... отвечать на их вечные вопросы... делать вид, что ей хоть в малой степени хочется быть тут... Пришел конец спокойному и приятному одиночеству. Эти люди не оставят её в покое.
- Здравствуй, Анжела. Хорошо, что ты наконец здесь. Добро пожаловать в наш дом.
Роберта протянула руку, как бы собираясь коснуться плеча Анжелы.
Анжела шарахнулась от неё, как от огня, и чуть не выронила рюкзачок. Нет! Только не трогай, хотя бы этого не делай... не подходи так близко! По всем законам мироздания этот странный поступок должен был удивить женщину, может, и рассердить — родители не любят мрачных и нелюдимых детей... но Роберта ничего не сказала, не стала заострять на этом внимание, даже не убрала с лица свою фальшивую улыбку. И мужчина рядом с ней тоже улыбался как ни в чем ни бывало. Это были странные, очень странные люди. Анжела еще тверже решила, что они ей не нравятся.
Взрослые, беседуя о каких-то пустяках, зашли в дом, девочка — за ними, и тут же, ступив за порог, оказалась в чудовищном грохоте из сотен звуков. Здесь были крики — громкие, истошные, будто кошке чья-то нога наступила на хвост; был топот бегущих ног над головой, на втором этаже дома; был на редкость безумный смех, тихий, едва слышный голос и даже легкое бренчание гитарных струн. Анжела опять чуть не сбилась с шага. Какофония звуков со всех сторон оглушила её и вызвала острый укол уже не только недовольства — тихо зарождающегося гнева. Да что такое происходит в этом доме? Сколько здесь людей? В какое жуткое место она угодила?
Не глядя под ноги, Анжела шагнула за Робертой к лестнице — и едва не рухнула на пол, споткнувшись об игрушечный паровозик. Игрушка? Значит, тут есть еще какие-то дети? Вещь была самой обычной и особого внимания привлекать, казалось, не должна, но праздно скользящий вокруг взгляд Анжелы ухватился за него... с паровозом явно было что-то не так. Слишком резкий желтый цвет. Слишком сумасшедший узорчик из крошек-гитар и нотных значков. Слишком криво и неумело выведенные картинки. Игрушка походила на безумное творчество еще более безумного мастера.
Мужчина увидел, на что смотрит Анжела, и страшно развеселился.
- Это Крис-в-квадрате учудили. Им, знаешь, кажется, что обычная игрушка для детей — скука смертная. И надо раскрашивать жизнь яркими цветами.
Анжела не имела ни малейшего понятия, что за существо этот Крис-в-квадрате, но, в общем, и знать не хотела. Вообще ничего не хотела знать об этой безумной семейке.
- Прости великодушно, я забыла, что Анжела не знакома с тобой! - обернувшись к ним, всплеснула руками Роберта и указала на мужчину — он все еще сверкал и сиял без всякой на то причины, и дурацкая улыбочка никак не желала сходить с его веснушчатого лица. - Анжела, позволь тебе представить. Мой брат, Салли.
Выражения на этом лице менялись с такой бешеной скоростью, что Анжела не успевала ловить момент — когда глубокая погруженность в работу над машиной уступила место бурной радости от появления девочки; когда бурная радость, бурная, между прочим, через край, ушла, чтобы стать через одну секунду обиженным возмущением. Мужчина... не казался мужчиной. Он совсем не производил впечатление взрослого, серьезного человека — а серьезность должна приходить с годами, разве не так? Его смешное лицо с россыпью веснушек и в обрамлении светлых кудряшек-барашков исказила обида по-детски сильная... как удается ему так быстро и так искусно менять маски? Разумеется, каждая эмоция, которую он хочет показать, - фальшивка, игра на публику, должно быть, потому что нормальные люди не испытывают столько разных чувств в один момент, не переходят так быстро из одного состояния в другое.
- Салливан! - мужчина-ребенок указал пальцем на Роберту. - Избавь меня, сестренка, от этой собачьей клички! В конце концов, я взрослый мужчина, за тридцать лет заслужил право зваться полным именем!
- Салливан — слишком серьезно для тебя, братишка. Как в десять лет, так и в тридцать.
Роберта весело улыбнулась донельзя возмущенному брату и повела Анжелу с мисс Кроуфорд по лестнице наверх. Правда, и здесь не обошлось без происшествий. Девочка еще не успела добраться до первой ступеньки — какой-то рыжий и громкий вихрь мелькнул справа, исчез за дверью в кухню, и Анжела сумела выхватить из него двух огненно-рыжих и совершенно одинаковых созданий. Но и это было еще не всё. В кухне вдруг нечто с грохотом обрушилось на пол, нечто другое зазвенело и явно сгинуло в гуще осколков, а из-за дверей показалась растрепанная голова. Это был парень, очень взрослый по сравнению с Анжелой; его темные волосы, собранные в небрежный хвост, торчали во все стороны, фартук, повязанный поверх рубашки в клетку, тоже съехал куда-то набок, клубок тонких цепочек и шнурков болтался на шее, а в руках одиноко поблескивал скромный остаток чашки.
- Прости, тетя Берта, - с ужасно виноватым и в то же время отрешенным лицом сказал парень, глядя на осколок в руке так, будто не совсем осознает, откуда он здесь взялся. - Ужин немного... не ужин.
Да, Лео, с гитарой и детьми ты явно управляешься лучше, чем с продуктами питания, - заметила Роберта, а Салливан рядом так и прыснул со смеху, зажав рот ладонями обеих рук. - Положи, пожалуйста, все, что взял, на место. И отойди от плиты на пару метров. И сядь за стол, хорошо? Не трогай плиту, тарелки, чашки... просто ничего не трогай. Я покажу Анжеле её комнату и вернусь спасать убитый тобой ужин.
- Я не хотел...
- Да, я знаю, что не хотел, но овощное рагу от этого, к сожалению, не воскреснет.
Других неприятностей, наверное, не ожидалось, и они наконец завершили путь на второй этаж. Анжела брела за спиной у взрослых, крепко сжимая лямку рюкзака на плече и чувствуя, как смутное раздражение, которое сразу вызвал в ней этот странный дом, не просто разбивает равнодушие, а превращается во что-то вроде злости. Сколько вообще людей в этом доме? И почему они все такие... непонятные, странные? Живет здесь хотя бы один нормальный и на что-нибудь похожий человек? Одной только Анжеле, впрочем, категорически не нравилась эта безумная атмосфера — Роберта и Салливан, конечно, привыкли жить в мире абсурда и странности, а мисс Кроуфорд щебетала что-то радостное и была явно в восторге от всего и всех вокруг.
Анжела заметила много разных дверей на первом этаже. На втором, судя по всему, их было еще больше. Одинаковые двери, казалось бы, как можно превратить их... в такое? Почти ничего не удалось девочке заметить — Роберта уже открывала перед ней самую дальнюю дверь, — но вроде бы вход в одну из комнат был разукрашен кривыми солнышками, а на входе в другую болталась деревянная табличка с какой-то не менее кривой надписью. И вообще на всех дверях было что-то радужное, висящее, приклеенное либо нарисованное, и только одна из них сохраняла свой вменяемый вид — та, за которой будет теперь жить Анжела.
Своя комната... об этом мечтают все дети в приюте. Своя комната, не общий зал, где, пусть он и огромен, тесно и душно, где все ютятся на узких кроватях, где нельзя ступить, чтоб не угодить ногой в чужую вещь и не выслушать за это десяток оскорблений. Своя комната. Дети из приюта что угодно отдали бы за неё. Анжела не испытала радости, входя в свою комнату, лишь бегло обвела её взглядом — скука и равнодушие возвращались к ней — и бросила свой рюкзачок на кровать.
Кровать была роскошная. Широкая, просторная, с резной спинкой, горой пушистых подушек и одеял и цветастым пледом. Рядом с кроватью — тумбочка в три ящика с ночником на крышке, по другую сторону комнаты — огромное окно и прозрачные занавески на нем. Возле самого окна — простой и все же очень красивый стол с крутящимся стулом, чуть дальше — мягкое кресло и громадный, подавляющий своими размерами плюшевый медведь песочного цвета. Большие напольные часы с маятником в углу. Полка с журналами и какими-то тонкими книжками. Узорчатый ковер. Платяной шкаф.
Анжела скользила взглядом по комнате, отмечая каждый предмет. Это были хорошие, удобные, добротные вещи, и ей бы сейчас сравнивать с приютом и радоваться до безумия... но Анжеле не хотелось ни радоваться, ни сравнивать. Там было лучше. Просто потому, что не стояла над душой эта улыбчивая женщина, не открывала ящики шкафа с беспечным видом, не говорила без остановки о том, куда и что Анжела может положить... Они вместе начали разбирать скромный запас вещей девочки. Весьма скромный. Кроме слегка потрепанной одежды, в рюкзаке ничего не было. У неё, конечно, остались разные вещи с тех времен... но даже в приюте она прятала их в самое далекое и недоступное место, и уж тем более не хватало тащить их с собой сюда. Пусть останутся там. Останутся и забудутся.
Мисс Кроуфорд спустилась вниз смотреть дом. Неугомонный Салливан пошел за ней, чтобы все показать и в подробностях рассказать. Анжела и Роберта оказались наедине. И в тот момент, когда за соцработницей и братом Роберты захлопнулась дверь, Анжела ощутила, как всё хваленое равнодушие и вся нарочитая невозмутимость слетают с неё, как слой пыли, - будто и вовсе не было. Она научилась быть равнодушной ко всему на свете. Научилась... почти. И жизнь не пугала её, как прежде, - приют хорошо располагал к тому, чтоб забыть обо всем и не чувствовать ничего, просто смотреть без всякого интереса, что происходит вокруг. Даже там это тщательно взращенное в себе умение давало сбой, а здесь — и подавно. Ведь здесь была Роберта. Странная, непонятная женщина с еще более непонятной улыбкой. Вот сейчас она взяла в руки рюкзак Анжелы и начала аккуратно раскладывать её вещи на кровати. Изредка, подняв глаза, смотрела на девочку, ни слова не говорила и улыбалась. Когда она прекратит улыбаться? Когда с её лица сойдет эта фальшивая улыбка?!
Анжела ощутила, как взамен равнодушию и злости приходит растерянность. Испуг и растерянность. Те чувства, которые она в себе ненавидела и гнала прочь изо всех сил... но сейчас они вернулись — такие сильные и страшные, что деваться от них было некуда. Анжела и хотела бы уверить себя, что ей нет никакого дела до женщины рядом. Хотела бы безучастно отвернуться и просто выждать, пока та наконец уйдет. Но у неё это больше не получалось. У неё это не получалось с самого начала. Эта женщина... которая якобы претендует на то, чтобы стать Анжеле матерью... почему она все время улыбается? Почему все еще улыбается и смотрит ласково, хоть мисс Кроуфорд здесь уже нет? Изображать заботу и участие больше не перед кем. Зачем? Почему? Что ей нужно?
Что вообще происходит в этом странном доме...
Анжела ощутила, как ей физически неуютно возле Роберты. Может, и надо было сказать что-нибудь... но девочка молчала и радовалась хотя бы тому, что её не просят говорить. Она вдруг поняла, что не знает, куда деть руки, осознала свое неловкое и даже смешное положение — стоит, будто к месту примерзла, и не делает ничего, просто смотрит... К щекам бросился румянец. Еще один признак испуга, которого она изо всех сил хотела бы избежать. Не хватало еще, чтобы Роберта увидела её так... с лихорадочно горящими щеками и опущенной головой. Анжела отвернулась. Сделала вид, будто изучает журналы на полке. Нескольких секунд ей, слава богу, хватило, чтобы вернуть на лицо безучастное выражение. Выражение — да, а вот скука и равнодушие, которые она как будто испытывала по дороге сюда, исчезли, а испуг и растерянность прочно обосновались в душе вместо них.
Анжела вздохнула с облегчением, когда Роберта наконец оставила её вещи в покое и встала.
- Спускайся вниз, - с улыбкой сказала она, выходя за дверь. - Скоро будем ужинать... если Лео не совсем прикончил наш ужин.
Что же еще оставалось делать? Только идти вниз. К этой безумной семейке. Анжела совсем не хотела её видеть... вообще не хотела быть в этом доме.
За столом в большой комнате с множеством красочных пейзажей на стенах сидела куча народу. Анжела ничего не смогла с собой поделать — на секунду остановилась, чуть не в панике водя глазами по лицам. Роберта. Салливан. Совершенно одинаковые рыжие создания. Мрачный подросток с тяжелым взглядом исподлобья. Встрепанного Лео не хватало — но тут же он вошел в кухню, медленно, никуда не торопясь и таща за собой двух детей, мальчика и девочку с кудрявыми волосами, совсем маленьких, лет по пять. Мальчик казался таким же Лео, только в детстве, почти безупречная копия, каштановые волосы, глаза темно-карего цвета — наверняка его младший брат. Прежде чем упасть на стул, Лео разместил обоих по сторонам от себя - подвинул каждому из них стул и положил на колени тряпичную салфетку.
- Простите, - сказал он каким-то нездешним голосом с той же странной отрешенностью во взгляде . - Мы с Дорой и Тео просто...
- Не беспокойся, - Салливан помахал рукой, отметая всякие извинения. - Мы же знаем, что ты с Дорой и Тео всегда просто... занят чем-то очень важным, и тебе не до ужинов.
Роберта повернулась к Анжеле, и девочка осознала лишь сейчас, что так и стоит на одном месте, не двигаясь, — и по-дурацки, должно быть, выглядит в глазах других. Анжела ощутила, как румянец снова выступает у неё на лице, еще раз отругала себя за это — и с трудом заставила ноги оторваться от пола и подойти к столу. Салливан, рядом с которым было единственное свободное место, со своей странной ребячьей улыбкой отодвинул для неё стул.
Самая невыносимая часть дня началась.
Мисс Кроуфорд, тщательно осмотрев все комнаты в доме и решив, что Анжела будет здесь очень счастлива, обещала заглянуть на следующий день и уехала. Оставила Анжелу одну в обществе этих странных, непонятных людей. Кажется, тут все не умели не улыбаться широкими и глупыми улыбками. Не умели не смотреть так странно... даже пугающе. Это были как будто дружелюбные улыбки и приветливые взгляды, но Анжела им, конечно, не верила и, садясь за стол, все задавала себе вопрос — зачем они это делают? Какая им с этого выгода? Мисс Кроуфорд рядом нет. Никто не узнает, держись они с ней так, как и должны держаться родные друг другу люди с чужим человеком. Безразлично — в лучшем случае. В худшем — как те. Анжела чувствовала бы себя куда спокойней, если бы рыжие близнецы, сидящие напротив неё, не улыбались так весело, если бы Салливан не двигал к ней тарелки и миски, если бы Роберта не предлагала ей салфетку, соль, хлеб с таким подчеркнутым вниманием. Так не бывает. Так не должно быть. Странные, непонятные люди... они ей точно не нравятся.
Роберта вдруг кашлянула, привлекая к себе общее внимание, и всё внутри Анжелы свело тревожным предчувствием. Конечно. Как она могла думать, что обойдется без речей. Сейчас будут речи — наверняка о том, как они рады видеть её в своей семье, как они надеются, что этот дом станет ей родным домом, как они хотят, чтобы она была здесь счастлива... что-то подобное полагается говорить в таких случаях, разве не так? Приемные родители, пожалуй, считают, что такая речь должна воодушевить ребенка и поднять в нем боевой дух, но Анжеле не хотелось речей, не хотелось лишний раз слушать, что она здесь чужая.
Все сидящие за столом поглядели на Роберту. Она сказала совсем не то, что, казалось Анжеле, по всем законам мироздания обязана была сказать.
- Знаю, Анжела, тебе кажется, что нас тут много, даже слишком много. Так просто нас всех не запомнишь. Но все-таки попробуй. С моим неугомонным братцем Салли...
- Салливаном!
- …Салли ты уже знакома. Это совершенно невыносимый человек, но не любить его нельзя.
- Спасибо за лестную характеристику, Ро.
- Обращайся, братишка. Что ж, дальше. Эти рыжие создания — не пробуй их различать, бесполезная трата времени, - Кристофер и Кристина. Правда, они терпеть не могут свои полные имена — в отличие от Салливана. Любят, чтобы их звали Крис и Крис. Тайный умысел этого — лишить нас последнего шанса понять, кто из них кто.
Анжела искренне полагала, что близняшки, лет по тринадцать, как она сама, сидящие по другую сторону стола от неё, - мальчики. Кого-то похожего на девочку среди них точно не было. Девочка и мальчик, даже близнецы, не могут быть такими безупречными копиями друг друга. Одинаковые рыжие волосы, очень коротко стриженные, — не такая рыжина цвета старого ржавого металла, как у самой Анжелы, а яркий и как будто нереальный огонь... не может быть в природе такого безумного цвета. Одинаковые светло-карие глаза... совершенно дьявольские и хитрые, со стайкой пляшущих бесенят в глубине. Одинаковая одежда — какие-то пиратские костюмчики, бриджи и рубашки с рукавами, закатанными до локтей, пестрые платки на шее; не хватало повязки на глазу для полного сходства с пиратами. Лица у обоих близнецов были испачканы чем-то серым — и Анжеле показалось, что пятна пыли у них на щеках расположены одинаково. С такой идеально совпадающей внешностью, пожалуй, очень легко дурить других людей — и по хитрым мордашкам Крисов было ясно, что они с огромным наслаждением это делали, и ни раз.
- Но мамы нет. Мамы никогда нет. Она пропадает с утра до вечера, чтоб заработать деньги на все наши безумные проекты.
Мамы никогда нет... работает... пропадает... Анжеле была очень знакома такая ситуация. И она с полным основанием ожидала услышать в голосе Кристофера грусть, а может, обиду, гнев на мать, которая бросает своих детей. Ничего подобного не было. Мальчик говорил вроде бы горькие фразы с небрежной улыбкой, даже весельем, как будто вечное отсутствие матери его совсем не смущало.
- Аманда — дочь Томаса, брата нашего отца, - сказала Роберта. - Наша двоюродная сестра. Она очень много работает. А Питер, её муж, - и того больше.
- Папы тоже никогда нет, - заметила Кристина (наверное, этот близнец все же был Кристиной, судя по чуть более тонкому голосу, чем у брата). - Он пропадает в командировках по всему свету. Мама хотя бы вечером возвращается домой.
Какие грустные, казалось бы, слова. Отец и мать бросают детей у тети, а сами... пусть даже они работают, пусть это нужно, чтобы заработать денег на жизнь, но дети — важнее любых денег! Что за ужасные люди Питер и Аманда. Анжела еще ни разу их не видела, но сразу решила, что они ей не нравятся. Ужасные люди. Эгоистичные и думающие только о себе и своем благе.
Может, Кристофер и Кристина слишком любили своих родителей. Они улыбались, говоря о них, и как ни в чем ни бывало шутили на тему того, что мама и папа редко ужинают здесь, за семейным столом. Почему так? Неужто они не осуждают отца с матерью за такое равнодушие? Роберта, конечно, была на стороне Аманды и Питера. Защищала их. Оправдывала в глазах Анжелы. Но девочка уже утвердилась в своем мнении насчет этих ужасных людей и как-то иначе думать не хотела.
- Не подумай, Анжела, Аманда и Питер — очень хорошие люди. Просто так выходит, что на них — бремя нашего семейного бюджета. Семья очень большая... а Салли своим трудом не очень-то много зарабатывает.
Салливан обиделся ни на шутку. Опять выражение детской обиды и глубоко задетой гордости возникло среди веснушек у него на лице.
- Между прочим, сестренка, я эту работу сам себе изобрел — и попросил бы не унижать её значение для...
Роберта явно не в первый раз видела такие чувства у брата — и ощутимо хлопнула его по плечу, положив конец гневной тираде.
- Успокойся, братик. Никто не унижает твою работу. Ты же знаешь, как мы любим её. Как весь город любит её и благодарен тебе за то, чем ты занимаешься.
Обида исчезла с лица Салливана, будто её там вообще никогда не было. С довольной улыбкой, как ребенок, которому дали леденец, он откинулся на спинку стула и выказал желание слушать Роберту дальше.
- Питер редко приезжает домой. Работа не дает ему здесь часто бывать.Сейчас он тоже за границей. Аманда... она просто задерживается в офисе. Все же из самого Сан-Франциско ездит. Может быть, она даже успеет на ужин.
Роберта указала на юношу с лохматым хвостом темных волос. Старше Анжелы — на вид ему казалось лет восемнадцать. Все это время, как заметила Анжела, он был поглощен заботой о детях — утирал еду с лица, поднимал упавшие (хотя, скорее всего, нарочно брошенные) на пол ложки и вилки. Кажется, его зовут Лео. Внешний вид — небрежный, словно одевался он второпях и не очень думая о том, как выглядит. Он поднял голову на жест Роберты, улыбнулся какой-то нездешней улыбкой — будто находился за тысячу миров отсюда — и опять стал наблюдать за детьми. Рассеянная отрешенность на его лице пропадала только в одном случае — когда уступала место тревоге. Тревоге за мальчика и девочку, сидящих по две стороны от него. Как мамочка, Лео глубоко переживал за них — хотя, ей богу, ничего страшного с ними за ужином произойти не могло.
- Не обращай внимания на странности Леонардо, Анжела. Он же отпрыск наших дурных французов... странное и пугающее — у них в крови.
Значит, не вся семья сидит сейчас за общим столом. Есть Питер и Аманда. Есть брат Роберты и Салливана. Есть какие-то французы. Сколько же народу в этой безумной семейке? Анжела едва слышно вздохнула. С каждой минутой семья нравилась ей все меньше... а испуг и растерянность хватали за душу всё крепче. Одну приемную мать выносить казалось невозможным. А здесь родственников столько, что и связи между ними не запомнишь. Анжела не хотела запоминать. Не хотела ничего знать о людях, окружающих её, чужую, лишнюю здесь девочку, которой быть за этим столом вообще не должно. Эти люди — семья. Родные, близкие. И у них кучу других детей. Зачем нужна Анжела, чужая девочка из приюта? С какой целью они взяли её к себе? Всегда, всегда, всегда есть некая корыстная цель... Иначе не бывает.
А Роберта между тем продолжала свой рассказ.
- Лео — сын жены... бывшей жены нашего старшего брата. Он сам решил перебраться в этот дом... потому что души не чает в детях и не знает, как жить без них.
Лео отозвался на эту речь весьма туманной и загадочной улыбкой. Анжела не думала, что он вообще слушает чужие слова. Мысль этого юноши в клетчатой рубашке и с кудрявыми волосами, стянутыми простой резинкой в хвост, бродила где-то в иных сферах, далеко-далеко отсюда. Он тоже улыбался. Вечно улыбался, как все люди в этом странном доме. Должно быть, некая семейная привычка... прятать за дружелюбной улыбкой что-то совсем другое, неприятное и жестокое. Именно такие вещи всегда прячут за улыбками. Улыбкам лучше не доверять. Хороший человек не станет показывать всем вечную улыбку.
- Любимые дети Лео — Айседора и Теодор. Дети еще одной нашей племянницы, Эмбер, и она... здесь не появляется. Лео никого не подпускает к детям. Хотя и они без него шага ступить не могут. Лео — мать и отец в одном наборе.
Что-то горькое и не очень понятное послышалось Анжеле в этих словах. Они даже сказаны были чуть тише, чем все прочее. Но думать об этом девочка не стала, да и не хотела. Наверняка речь об еще одной матери-эгоистке, бросившей своих родных детей на произвол судьбы, то есть, как в этом случае, - в чужую семью.
- Ну, и наконец, Джаред, - закончила беглый экскурс по членам безумной семейки Роберта, указав на мрачного подростка — один лишь он не улыбался и смотрел на Анжелу как-то странно и совсем не приятно. Все люди за столом не нравились Анжеле — она так решила, — но этот парень производил еще более гнетущее впечатление. Он казался старше её года на два. Высокий, худой, с жестким ежиком черных волос и темными, непроницаемо темными глазами, в джинсах, старой, изрядно потрепанной куртке болотного цвета, с кожаной полоской на запястье. Он не просто наблюдал за девочкой, он сидел, откинувшись на спинку стула и скрестив руки на груди, и прожигал её взглядом насквозь. Взгляд был тяжелый и страшный. Как будто Джаред хочет убить Анжелу на месте, но ищет повод — за что.
Анжела никак не ждала, что парень будет говорить.
- Сомневаюсь, что она тебя слушает, Роберта, - сказал этот страшный человек. И голос у него был под стать мрачной внешности — низкий, хрипловатый, грубый... и такой едко-насмешливый, что Анжела вздрогнула.
- Ну что ты, Джаред, - женщина ничуть на него не рассердилась, лишь бросила укоряющий взгляд. - Хоть раз будь вежлив, я тебя прошу.
У Анжелы, исподтишка глядящей на Джареда — от его злых слов она вспыхнула и опустила голову вниз, но все же не могла удержаться и не посмотреть — возникло чувство, что парень еще не все сказал. Отнюдь не все сказал. Его пугающие глаза говорили о том, что Анжела стоит еще тысячи самых жестоких насмешек. Но как будто неявный упрек Роберты что-то значил — Джаред лениво повел крепкими плечами и занялся едой в тарелке. Больше к Анжеле не приставал. Даже не смотрел в её сторону, подчеркнуто обходя вниманием место, где она сидела. Но этот взгляд... тяжелый, мрачный, до костей пробирающий... так и стоял у девочки перед глазами, так и прирос к ней, будто свежее клеймо. Обжигал и не давал думать о чем-то, кроме него. Неужели Джаред ненавидит Анжелу? И не хочет, чтоб она вторгалась в тесный кружок семьи? Впрочем, такая реакция — куда разумней и логичней, чем приторные и насквозь фальшивые улыбки всех прочих. Конечно, он её ненавидит. Конечно, он не хочет, чтобы она была здесь. Девочка из приюта... чужая любому из этих людей... ей вообще нет места здесь. Она быть здесь не должна.
Сомневаюсь, что она тебя слушает.
Неужели так заметно? Анжела почти не слушала Роберту — до такой степени неуютно и неловко ей было среди этих странных и непонятных людей. Изо всех сил она старалась скрыть сильную дрожь в руках — зажала их между коленей, - скрыть панику, стоящую комком в горле, убрать румянец с лица и выражение испуга из глаз. Но, видимо, это у неё не очень получилось... острый, как стрела, взгляд Джареда пронзил её насквозь и вытащил наружу все путаные чувства. А ведь чужакам нельзя знать, что она чувствует, чужаков нельзя пускать к себе в душу, ни за что, ни за что!.. Анжеле вдобавок ко всему стало стыдно. Очень стыдно. Горячая краска стыда выступила у неё на щеках и на шее. Она, должно быть, выглядит так глупо! Сидит, молчит, смотрит в тарелку, совсем не живая и мрачная, с красными пятнами на лице... глупо и нелепо! А Джаред привлек к ней общее внимание. Теперь все видят её такой — испуганной и растерянной, хотя прежде, может, не замечали вовсе. Джаред... проклятый Джаред!
За столом возникла непринужденная беседа. Салливан сверкал детской радостью в глазах. Близнецы пробовали пускать комки хлеба с вилки в тарелку Джареда — и пусть, так ему и надо! Лео бережно смахивал крошки с подбородка Доры. Роберта о чем-то рассказывала спокойно и тихо. И каким-то загадочным образом в беседе умудрялись показывать себя все — и дети, и взрослые. Один Джаред, правда, держался особняком от всех — глядел с дикой яростью на Крисов, закрывая руками свою тарелку, нарочито избегал смотреть на Анжелу и мрачно молчал. Разговор шел без оглядки на чужую в их семье девочку. Так, будто... странное и непонятное ощущение... будто она была здесь всегда, понимает, о чем речь, слушает, но не находит нужным участвовать в разговоре. Не было речей в духе «добро пожаловать, будь как дома», не было вопросов о прежней жизни, не было выражений надежд на мир и дружбу других детей с приемным ребенком, не было взглядов и ободрения... не было вообще ничего из того, что быть должно, и Анжела не знала, как вести себя в такой ситуации. Странная семейка... непонятная, необъяснимая, со своей непостижимой обычному человеку логикой поступков. Они все улыбались. Они вечно улыбались и казались такими счастливыми, что изредка поверх неловкости Анжелу брал тихий гнев. Почему они улыбаются? Почему они такие веселые и радостные, будто у них вообще нет забот и тревог? Не бывает так... не бывает!..
Странные люди. Они никогда не понравятся Анжеле.
Кушать здесь, судя по всему, любили долго и основательно. Блюда, стоявшие на столе, не казались жертвой неумелых рук Лео. Ужин все не хотел кончаться. Анжела крепко сжимала руки между коленей и торопила время, чтоб ей дали поскорее убежать в свою комнату — подальше от мрачных глаз Джареда и сладких улыбок всего семейства (не ясно, что хуже). Комнате суждено стать её постоянным убежищем... хотя бы там тихо и спокойно, хотя бы там не надо чувствовать себя лишней, глупой, нелепой и смешной.
Наконец испытание подошло к концу. Дети и взрослые разбрелись по своим делам... Анжела как можно осторожней скользнула по ступенькам наверх, и, слава богу, никто не звал её, не пробовал заговорить с ней — безумная семейка будто забыла об её существовании, и девочка была этому бесконечно рада. Хотелось только упасть на кровать и забыться сном. Во сне тихо и спокойно, никто не трогает, не мешает, не проявляет ненужного и насквозь фальшивого внимания. Хотелось лечь и заснуть, но страшная какофония звуков во второй раз окутала Анжелу и не давала покоя несколько часов. Анжела лежала на большой и удобной кровати и слушала, как под ней, в кухне, что-то падает и грохочет, кто-то смеется и громко рассказывает некие истории; как рядом, через пару комнат, бренчат струны гитары, звучно гудит какой-то механизм, кто-то на кого-то кричит, кто-то кого-то зовет через весь коридор... Кажется, тишина не самый частый гость в этом доме. А покоя и одиночества даже за дверями запертой комнаты не получишь. Да замолчат они наконец? Как тут вообще можно спать?!
Как тут вообще можно жить?
Анжеле не нравились эти люди — и еще больше не нравились чувства, нахлынувшие на неё в этот долгий, бесконечно долгий день. Растерянность. Волнение. Беспокойство. Испуг. Тревога. Паника. Она так давно не испытывала подобного... так давно, казалось бы, научила себя не бояться, не тревожиться, вообще ни о чем плохом не думать, ни о чем и ни о ком, безучастно смотреть, что происходит вокруг, и не давать любым, даже самым острым, событиям задеть её. Пускай проходят мимо. Пускай жизнь и люди проходят мимо, только бы не касались её... не делали больно. В этом доме все рухнуло, как домик из бумажных карт, когда на него подуешь. Столько усилий, чтоб его возвести, но одно быстрое дуновение — и домика нет. С первой минуты здесь Анжела потеряла свою слабую опору под ногами — и не знала, удастся ли ей вернуть назад утраченное равнодушие. Нет. Не удастся. Раз эти странные и непонятные люди теперь всегда будут с ней рядом. Раз теперь каждое утро она будет встречать тяжелый взгляд Джареда и мерзкие улыбки прочих. Ужасный дом... ужасное место... она совсем не хочет быть здесь. Почему родители могут отказаться от приемного ребенка, а приемный ребенок от них — не может? Пожалуйста, мисс Кроуфорд, вернитесь и заберите меня обратно в тихий и спокойный приют.
Анжела еще долго лежала и смотрела в потолок, хоть в доме наступила долгожданная тишина, хоть все его неугомонные обитатели разошлись по кроватям. Она лежала и неожиданно для себя, против своей воли, в первый раз за три года, вспоминала о тех. За долгий, невыносимо долгий и трудный день мысли об этом чересчур часто царапали её сердце... а теперь — нахлынули, как волна, и бороться с ней было невозможно. Анжела знала, что не заснет, пока не увидит всю историю перед своими глазами так, будто она произошла вчера. Всю историю... с самого начала.
Анжела Хьютон очень быстро поняла, что её родители не любят друг друга. У каждого из них, живущих в одной квартире, была своя жизнь. Они встречались за ужином, и скоро даже редкие фразы о том, как прошел день, исчезли, и ужин проходил в тягостном, неприятном только для Анжелы молчании. Отец был слишком занят звоном в пьяной голове, чтобы обращать внимание на какие-то другие мелочи, а мать просто вычеркнула мужа из личного мирка, пусть и находясь с ним под одной крышей. Джессика Хьютон ходила по дому так, будто никого, кроме неё, здесь нет — и вообще не должно быть. Декстер Хьютон с безучастным ко всему на свете лицом лежал на диване и тихо стонал от боли в разных частях тела. Таким его и помнила Анжела до некоторых пор — как безобидное, беспомощное создание, истошно зовущее жену со стаканом воды и таблетками; кажется, Джессика ни разу не ответила на этот зов.
Потом и совместных ужинов не стало. Вообще ужинов не стало. Джессика ужинала не дома, Декстер либо пил, либо наскоро готовил себе лапшу в бумажном стакане. Анжела рано научилась готовить себе еду сама… научилась все делать сама, потому что заботиться о ней, кроме неё самой, было уже некому. Родители не просто не любили... они терпеть друг друга не могли. И слишком заняты были этой ненавистью. Мать брезгливо морщилась, учуяв вездесущий запах алкоголя, и с отвращением хлопала дверью гостиной, где отец, злобно буркнув ей вслед нечто грязное и грубое, уходил обратно в свои пьяные грезы. Анжеле очень хотелось узнать, почему все происходит так. По семьям своих школьных друзей она знала — бывает иначе. Бывают мамы и папы, которые ласково целуют детей на ночь и желают им приятных снов; бывают мамы и папы, которые готовят барбекю на заднем дворе и устраивают шумные вечеринки по праздникам. Бывают мамы и папы, которые любят друг друга. Как-то раз Анжела забралась в шкаф, где в кучу были свалены вещи старые и никому не нужные, и в помятой коробке нашла фотографию - Джессика и Декстер Хьютоны стоят рядом на фоне роскошных дверей ресторана и улыбаются, как самая счастливая пара на свете. Молодые и веселые. Любящие друг друга. Дата на обратной стороне говорила о том, что сама Анжела появится у них через год. Всего лишь год... что могло произойти за это время? Ведь сколько Анжела себя помнила, её родители цапались, как кошка с собакой, пока война не перешла в глухую вражду, а потом — в глубокое равнодушие.
Она пошла с вопросом к матери. И это был первый и последний раз, когда она решила задать ей такой вопрос. Красивое, с изящными чертами лицо исказилось совершенно жуткой гримасой, мать вдруг стала жестокой ведьмой из страшных сказок — и резко бросила одну фразу, указав рукой на храпящего на диване отца.
- Погляди на него и подумай, за что мне любить эту бесформенную массу, которая была когда-то человеком!
Чуть менее быстро Анжела поняла, что родители не любят и её. Лет до шести она убеждала себя, изо всех сил стараясь поверить, - мама просто занята делами, мама просто злится на папу, и от этого у неё плохое настроение; мама просто устает и не может уделять ей столько времени, сколько другие родители. Уже тогда Анжела смутно догадывалась, что мать не целует её на ночь не потому, что утомилась за долгий день. Джессике Хьютон просто не было никакого дела до своей дочери. Она не испытывала к ней холодной ненависти, как к мужу, - лишь вынужденно терпела её в доме, как нечто досадное и не слишком приятное, от чего никак не избавишься. Даже самой жалкой заботы о дочери Джессика не проявляла. В школу дочь не устроила. Еду для неё не готовила. Почти не бывала дома, оставляя Анжелу либо с пьяным отцом, либо без него, в одиночестве, когда отец шатался по барам с друзьями. Анжела не помнила миг, когда со всей ясностью перед ней возникла страшная, безумно страшная правда — мама её не любит. С отцом все было ясно и прежде. Он ничего и никого на свете не любил, кроме своих дурно пахнущих бутылок. Но мама... как мама может не любить родного ребенка? Может быть, Анжела увидела правду в её холодных глазах, а может быть, в тот день, когда с безучастным выражением мать наблюдала, как отец избивает дочь, и даже пальцем не шевельнула, чтобы вмешаться.
Тот день недолго стоял у Анжелы перед глазами. Потому лишь, что такие дни стали идти бесконечной чередой, и боль смазывалась, затухала, не была уже настолько острой и яркой, как в первый раз. В первый раз было больней всего. Отец, вроде бы совсем безобидный и затерявшийся в пьяном дурмане, вдруг резко сел и обвел мутными глазами комнату... заметил дочь, игравшую с кукольным домиком на полу. Кажется, домик был куплен еще до её рождения — единственная вещь в их мрачной квартире, которую Анжела любила. Большой, роскошный домик, он крепко стоял, привинченный к доскам пола; играть с ним можно было только здесь. Анжела всегда играла тихо. Впрочем, после очередной пьянки отец рушился на диван и погружался в такой глубокий сон, что даже извержение вулкана, пожалуй, не могло бы его разбудить. И вот он, не подававший признаков жизни, сел, поглядел вокруг, заметил дочь... и глаза его выкатились из орбит, как у безумца. Анжела закричала, увидев, как чудовище с широко распахнутыми глазами и перекошенным лицом несется на неё, хватает и со всей своей мощью швыряет на пол.
Мать проходила мимо и даже шаг не замедлила, видя, как отец отвешивает дочери одну сильную пощечину за другой, не оглянулась на громкий крик. Она ушла на кухню готовить ужин. Ни единого чувства не мелькнуло в её холодных голубых глазах.
Пьяный и безобидный отец, к которому Анжела привыкла за семь лет жизни, стал монстром. Опасным, страшным чудищем. Нельзя было угадать, когда приступ гнева проснется в нем в очередной раз. Когда он бросится на девочку и начнет хлестать её по щекам, а то и колотить чем под руку попадется, обливая при этом грязной бранью. «Сука! - шипел он сквозь сжатые зубы в лицо дочке. - Тварь... всю жизнь мне испортила... не прощу тебя... сдохни!». Маленькая Анжела не понимала, за что отец ненавидит её. И почему часто зовет её Джессикой, будто путая с матерью.
Мать не делала ничего, видя, что творит муж с дочкой. Она стояла в дверях и смотрела — холодная, равнодушная, почти мертвая, с безучастным выражением на лице. Разворачивалась и уходила, как если бы жизнь шла своим чередом. Хотя, пожалуй, это и был для неё нормальный порядок вещей, ведь с каких-то пор, когда уже не надо было менять Анжеле пеленки и кормить из бутылочки, она предоставила дочь самой себе и принимала в её жизни не больше участия, чем соседи. Меньше соседей, надо сказать. Те хоть изредка здоровались с Анжелой, когда встречали на лестничной площадке, а мать с ней не разговаривала, ни о чем не спрашивала, в комнату Анжелы не заходила... не делала вообще ничего. Она и дома очень редко показывалась. Не работала, но пропадала где-то с утра до вечера, и деньги на жизнь возникали не поймешь откуда. Анжела смутно догадывалась, что так быть не должно
Они жили как чужие друг другу люди. Как три отдельных мирка, собранные в один дом по какой-то злой шутке судьбы. Отец с матерью ненавидели друг друга. Анжела, сама себе удивляясь, не испытывала ненависти к отцу, хотя он бил её очень больно, хотя синяки от его ударов не сходили по несколько дней. Даже в семь лет она видела и знала достаточно, чтобы понять, - та мерзкая жидкость, которую хлещет отец целыми бутылками, и делает его таким... жестоким, страшным чудовищем. Отец просто не понимает, что делает. А после, когда трезвеет, - не помнит о своих поступках. Странное чувство, не то страх, не то отвращение, не то гадливость и даже жалость вызывал у Анжелы отец, она не могла почему-то ненавидеть этого грязного, помятого и оплывшего человека, но мать... Анжела боялась её, как огня. Пускай она и пальцем не тронула дочь. Анжела боялась и ненавидела её, всей своей детской душой, - не за открытую жестокость, как у отца, а за холодное и безразличное выражение голубых глаз, за то, как она стояла в дверях и слушала крики дочери, как всегда, всегда, всегда смотрела на Анжелу так, будто её здесь и нет. Не дочь. Не родной ребенок. Пустота.
В десять лет Анжела в слезах бросилась к матери, нfкричала на неё и потребовала ответа на все свои отчаянные вопросы. Мать пришла домой поздно ночью, в красивом платье, с ярко накрашенными губами — и стояла на пороге, перебросив через руку пальто, холодно наблюдая, как Анжела кричит и плачет, проклинает и оскорбляет её. Она ответила лишь на один вопрос из целого легиона.
- Куда ты ходишь? Зачем тебе эти мужчины? Чего ты хочешь от них?!
- Я хочу ребенка, - сказала мать и ушла в спальню, бросив дочь в коридоре, ошарашенную таким ответом.
В десять лет отец избил Анжелу так жестоко, как еще никогда не было, а новые соседи, только заселившиеся в квартиру рядом, не стали делать вид, как прежние, что ничего не видят и не слышат. Они вызвали полицию. Спустя недолгое время Декстера Хьютона лишили родительских прав и увезли куда-то лечиться от алкоголизма. Джессику Хьютон лишили тех же прав - на основании того, что она часто оставляла дочь одну и не заботилась о её воспитании. Уклонение от обязанностей… преступная небрежность… оградить ребенка от такой матери… Анжела не следила за ходом юридических процедур. Она вообще ничего не хотела знать об этом. Доказательств об «уклонении» могло и не быть, если бы Джессика сама не сказала социальным работникам, что дочь не воспитывала и воспитывать не желает. Все были потрясены. Джессика с холодным выражением голубых глаз захлопнула за Анжелой дверь.
Приют на окраине Сан-Франциско, устроенный какой-то религиозной общиной, был, в общем, не так уж плох. По сравнению с жуткими местами, про которые Анжела слышала от других детей, где сирот бьют, унижают и загоняют на тяжелой работе, здесь все было спокойно и тихо. Конечно, никто не чувствовал себя тут как дома... ведь взрослым сотрудникам приюта казалось, что кормить и одевать детей — более чем достаточно. Забота и любовь не входили в перечень их непосредственных обязанностей. Унылое равнодушие, царящее в стенах приюта, более чем устраивало Анжелу — не бьют, и хорошо, а тишина и покой позволяли без преград возводить вокруг себя прочную стену, учиться не испытывать никаких чувств и не ждать от жизни ничего хорошего. Получив много времени для раздумий, Анжела поняла, что мать видела в ней отца-пьяницу, загубившего ей жизнь, а отец — мать, загубившую жизнь ему. Может, в первые дни знакомства они еще любили друг друга, может, Анжела была у них желанным ребенком; но позже, когда отец запил, она превратилась в образ самого ненавистного и нежеланного для обоих. Отец бил её, воображая, что мстит Джессике, а сама Джессика жила за счет других мужчин и искала того, кто подарит ей ребенка. Любимого. Родного. Анжела как дочь Декстера давно перестала существовать в её мире. Почему отец взялся за алкоголь, за что ненавидел свою жену, что у них произошло год спустя после рождения Анжелы... девочка не знала, да и знать не хотела. Она дала себе твердое обещание, что не будет вспоминать об этих людях, называвшихся её родителями.
Не будет. Не будет. Не будет. Ни за что и никогда.
Анжела тихо вздохнула в темноте и закрыла глаза. Раз уж люди, природой названные её отцом и матерью, могли так обращаться с ней, чего ждать от этих чужаков? Они будут поступать точно так же, они будут причинять ей боль... и это, в сущности, разумно и правильно. Ведь у них просто нет ни единой причины вести себя по-другому.

@темы: творчество, семейка
Анжела, имя главной героини. Почему мне кажется, что ты назвала её в честь своей Анжелы
У меня есть вопросы по поводу главной героини. У неё, во-первых, ужасная история. Во-вторых, она что, до 10 лет так и не ходила в школу?? Всё сидела дома и играла в куклы, глядя каждый день на весь этот развал? Мне кажется, что это слишком. Человек не сколько будет нелюдим, сколько вообще может с ума сойти. Тем более ребенок. Я просто поразился, как после всего она ещё могла стать.. да хотя бы той собой из самого начала 1 главы. Очень замкнутой, недоверчивой. Недоверие - это лишь малая толика того, что могло случится с таким ребенком. Помню, как ты работала над этой сценой про её родителей. Хочу сказать, что у тебя правда получилось всё передать достоверно и качественно. Я поверил в написанное и прочувствовал атмосферу. А это важно.
Для меня остается загадкой, как при таком раскладе, как в странной семейке, а главное - зачем, была удочерена бедная героиня. Это, надеюсь, раскроется)
есть Питер и Аманда. Есть брат Роберты и Салливана. Аманда — дочь Томаса, брата моего отца, - сказала Роберта. - Моя племянница. Что ничуть не мешает ей быть старше меня на пять лет. Она очень много работает. А Питер, её муж, - и того больше.
- Папы тоже никогда нет, - заметила Кристина - ты не поймешь, но я обязан тебе сказать, у тебя тут персонажей и их взаимоотношений, как в "Твин Пиксе"
Кхм. А вообще необычно, что Роберта (кстати, прекрасное имя) живет с братом. Когда читатели видят его, они думают, что это её муж. И я тоже очень бы хотел, чтобы это был её муж. Странно, что такой взрослый брат живет с сестрой, да ещё среди кучи детей)) Пора ему жить самостоятельно, и очень хочется узнать про мужа Роберты побольше.
Джаред напрягает меня, я хочу его невзлюбить, как Ивана в первом сезоне, но наверняка ты приберегла объясняющую историю о нем)
Я очень жду дальнейших глав с историями про героев, как в "Театре" *О* Интересен их внутренний мир, и то, как они оказались здесь, более подробно) А насчет Анжелы могут сказать, что эта бедная девочка заслужила счастья и больше всего я хочу, чтобы она стала в конце другой, изменилась в лучшую сторону, приобрела в себе любовь и жизнерадостность.
Выкладывай вторую главу **
Не думаю, что название "простенькое" , вообще не нравится мне это слово. Я хотела не "простенького", а простоты в хорошем смысле. Чтобы звать роман (ладно-ладно, пусть так) про себя Дорога, как и театральную вещь зову Дом. В этих коротких словах - самая суть. Все, просходящее с Линой в театре, - её Дом. Все, происходящее с Анжелой в семейке, - её Дорога. Большая дорога, в конце которой девочка во многом изменится, а все же сохранит свои важные и хорошие черты, а они у неё даже сейчас есть, после всего пережитого
Анжела с ударением на первую букву и никак иначе. Анжела и АнжЕла - разные имена, и, нет, я назвала её так не в честь своей Анжелы, а в честь героини романа Драйзера "Гений". Читала его в момент первого пришествия замысла семейки, и мне понравилось имя.
На вопрос со школой я вроде бы уже отвечала тебе вк. Нет, она ходила в школу какое-то время, пока отношения родителей были более-менее сносными. Об этом будет сказано во второй главе, так что я ничего не упускаю, если ты хотел об этом сейчас сказать
Хорошо, что ты прочувствовал атмосферу, это важно. Но гораздо важнее - не ощущения, а мнение. Что ты думаешь о её родителях? Кроме "ужасные люди"
Они, конечно, заслуживают самого серьезного осуждения, причины не оправдывают их, но все же меня интересует твоя точка зрения на этот счет.
Всегда сложно понять, почему одни ломаются, а другие - нет. В одних и тех же обстоятельствах. Почему при одном воспитании Уго стал злодеем, а Даниэль - героем? И здесь то же самое. Анжела могла сойти с ума - а могла и не сойти. Я думаю, моей задачей не является объяснить это до самых первоначал - я объясняю, но постепенно и далеко не всё. Не спеши, это не последний раз, когда девочка вспомнит о своём прошлом. И все же эта сторона истории передается через ее восприятие, а разве она может и хочет в таком возрасте и такой ситуации толковать сама себе, почему не сошла с ума, что помогло ей удержаться? Конечно, нет. Анжела просто вспоминает. Почти безлично - факты, события, как все было и не больше.
Не думаю, что ты обязан указать мне на сходство моей работы с каким-то сериалом
А ты видел семейное древо, их там куда больше, чем пока в сюжете
"Зачем была удочерена бедная героиня" - как раз при раскладе в семейке и зная характеры героев, особенно Роберты, ты почти можешь ответить на этот вопрос, но только почти...
А ты считаешь наличие мужа обязательным атрибутом любой женщины?) И что же плохого в том, что брат и сестра живут вместе? Да, семейка у них странная, но ты уже видишь отношения между Робертой и Салли - что в них приводит тебя к мнению "пора ему жить самостоятельно"? Разве я где-то писала, что Салли - нахлебник, живущий за счет сестры?) А ведь только это могло быть неправильным и плохим.
Не подгоняй мою семейку под стандарты, пожалуйста, - ее главная суть как раз в том, что брат и сестра живут среди кучи детей.
И откуда все-таки ты взял Роберте мужа? х)
О Джареде смолчу - истории каждого обитателя безумного дома еще впереди :3
Да, Анжела будет меняться. Как же не меняться в такой семье?) Это её большая и трудная дорога к настоящему.
Я жду больше мнений о героях, а самое главное - о духе этого сумасшедшего семейства
А вторая глава пока подождет :з
Название у тебя хорошее. И про "Дом" с "Дорогой", как ключевые слова я тоже понял давно, мне нравится, как четко и здорово у тебя подходят они подходят под смысл.
Анжела с ударением на первую букву и никак иначе. Эх, а ведь мне так нравилась АнжЕла xD Но что поделаешь, есть законы, которые нерушимы :3
Об этом будет сказано во второй главе, так что я ничего не упускаю Ты и не упускаешь)) Я просто задаю вопросы, потому что продолжения пока нет))
Что ты думаешь о её родителях? Я так и не понял истоков конфликта. Что такого сделала его жена, в чем именно сломала ему жизнь? Из-за чего он начал пить? Было сказано только о том, что он начал, и всё. Может он не хотел ребенка? Или оба? Бюджет стал хромать? Поэтому тоже жду, когда будет сказано больше. Ты пойми, я не задаю некоторые вопросы не потому, что не могу или неинтересно, а потому что считаю, что остальное ты объяснишь потом, и просто жду))
и зная характеры героев, особенно Роберты, ты почти можешь ответить на этот вопрос, Я вряд ли смогу угадать) По поводу мужа Роберты я и не говорил, что он есть/должен быть. Опять же сделал предположение, если он есть, то что с ним. Самое разумное - она любит детей, но не может иметь своих. А мужа у неё не было изначально, раз ты считаешь, что у женщины муж - необязательная часть, так что вполне могла и не приписывать ей мужчину "автоматом")) Отсюда у Роберты и её готовность водиться со всеми бесконечными племянниками, которых ей безжалостно оставляют и любить их. Ей хочется свою семью, которой у неё нет?
Не спеши, это не последний раз, когда девочка вспомнит о своём прошлом. И все же эта сторона истории передается через ее восприятие, а разве она может и хочет в таком возрасте и такой ситуации толковать сама себе, почему не сошла с ума, что помогло ей удержаться? Хорошо, спешить не буду) Терпеливо жду новых флэшбеков :3 Мне правда интересно узнать, что её удержало от безумия.
Разве я где-то писала, что Салли - нахлебник, живущий за счет сестры?) Я не говорил, что он нахлебник или плохой. Но для 30-летнего парня правда странно жить со взрослой сестрой. Ладно бы - живет временно, погостить приехал. Но к такому возрасту всякий человек хочет жить отдельно и создавать что-то своё. Тут любой подумает, почему такой взрослый парень оказался здесь)) *кстати, ещё один повод для истории))*
О Джареде смолчу ну я ведь уже предвижу :3
Дух этого сумашедшего семейства очень необычен. Царит хаос. Вообще. Жить в таком семействе я, как и Анжела, захотел бы очень-явно-далеко-не-сразу
Что значит вторая глава подождет? Как ты можешь такое говорить?
Просто есть разные страны и разные имена)
Об этом не будет сказано больше. Анжела ведь не знает, почему её родители возненавидели друг друга, знают только они сами, а они канули в небытие. Но здесь и не в подробностях дело, а в самом конфликте, в ситуации - родители вмешали ребенка в свои личные дрязги и покалечили его душу из-за того, в чем он не виноват. Я спрашивала о твоём отношении к этому, к тому, что уже известно.
Как это "свою семью"? А эта что - чужая?
Роберта о себе расскажет, но не скоро
Это не будет известно в таком прямом виде, как ты хочешь х) Все показано глазами Анжелы, а она не сможет ответить на этот вопрос, ты сам ответишь
Не согласна с обобщением. Не "всякий человек". У всех людей разные ценности, и раз эти вот безумцы собрались в одном доме, разумно предположить, что главная ценность у них - семья, правда ведь? Если Салливан дорожит сестрой и детьми, если это его самые любимые люди, почему он должен хотеть жить отдельно и "создавать что-то своё"? Тем более что и работа у него есть, и увлечения свои, он самодостаточен.
Даже без истории появления семейки как семейки такие мысли кажутся мне странными)
Предвидь на здоровье и делись своими предвидениями, но спойлерить я не буду :3
У этих людей есть все. И спокойствие тоже, не только безумие и хаос.
P.s. Они вполне адекватные люди, веселье и сумасшедшинка не делают их неадекватными
В постоянном хаосе невозможно жить) Прочие стороны их жизни раскроются потом, это сейчас Анжела видит лишь одну сторону, ведь она еще не привыкла быть здесь, ничего толком не знает - да и знать не хочет.
Хм, я уже говорила, почему она подождет)
родители вмешали ребенка в свои личные дрязги и покалечили его душу из-за того, в чем он не виноват. Я спрашивала о твоём отношении к этому, а как таких родителей назвать, кроме как ужасными? Это невероятно ужасно. Ничего в этом хорошего. Давит даже на больное, ведь дети от этого рано вырастают, очень рано, а родителям на это всё равно. Всё равно на потерянные годы детства, впечатления, того, чего уже никогда не будет. Такие дети ничего не ждут от жизни хорошего очень долгое время, мало кто находит дорогу к свету, вырастая. Может они и надеются на лучшее, но как с измененным уже осознанием жизни видеть в жизни свет? Взрослые счастливы редко. И нет ничего хуже, чем оказаться с запертым взрослым умом в детском теле. Да, у родителей своя жизнь, свои ошибки. Но вовлекать детей - нельзя, бросать на произвол - тем более. Они совершили большую ошибку, оправдание которой я дам с трудом.
Как это "свою семью"? А эта что - чужая? под "своей семьей" я имел в виду: своего мужа, и своих, родных детей) Племянники тоже семья, но ты меня поняла)
Все показано глазами Анжелы, а она не сможет ответить на этот вопрос, ты сам ответишь хорошо, пусть будет так))
Если Салливан дорожит сестрой и детьми, если это его самые любимые люди, почему он должен хотеть жить отдельно и "создавать что-то своё"? Я не против нисколько твоего персонажа, но ты наверняка увидишь какой-то мой негатив к ситуации с ним xD Вот для меня то, что ты показала, необычно и непривычно. Человеку, тем более такому взрослому, здоровому, всё равно нужен свой угол, как он будет создавать собственную семью, приведет невесту в дом сестры, где почти всегда обитает куча детей? (кстати, если можно, сразу уточни: где родители Берты и Салли, они не так стары, чтобы их родители уже умерли, но хочется всё равно уточнить, потому что в обсуждении будет важно, чей это дом - их родителей, либо же собственность Берты)
почему он должен хотеть жить отдельно и "создавать что-то своё"? Тут нельзя спорить, у меня просто такой взгляд на жизнь. Рано или поздно все разъезжаются, хотят своего места, и ты тоже думала о переезде не раз, и я тоже. Лёна уехала в Москву. Живи он с сестрой по соседству - это было бы мне понятнее: и своё жилье и семья рядом. Но до 30 лет не уехать даже на съемную квартиру (ведь достаток у него есть) - это необычно в наши дни. Чем мешает отдельное жилье Салли любить детей, заботиться о семье, сохранять его взгляды на ценности, которые ты упомянула, приходить к ним хоть каждый день (есть машина)? В наше время многие хотят независимости. Можешь ли ты представить себя в 30 лет там, где ты сейчас? А я? Мне 20, но я уже живу отдельно, потому что не могу по-другому, как бы я не любил близких. Не воспринимай мои мысли как негатив в сторону героя, я лишь говорю о мнении своем. Ты всегда за то, чтобы говорили, как думают) В любом случае смотреть за этим персонажем будет интересно)
Прочие стороны их жизни раскроются потом, это сейчас Анжела видит лишь одну сторону Да, чем занимается семья, будучи в спокойствии - тоже здорово будет узнать
Да, ты прав. Они мерзкие люди. Терпеть их не могу, а как автор-создатель - еще больше х)
Нельзя так делить семью на свою-чужую, детей на своих-чужих. Кровное родство еще не признак близости, об этом и "Дорога". Суть была именно в том, что люди, не связанные прямой родственной связью, живут вместе и любят друг друга больше, чем если бы жили отдельно со "своими" детьми-родителями-женами-мужьями.
А ты не должен воспринимать все это со своей точки зрения. У тебя есть герой, который живет по своим законам, и оценивать нужно его, а не свои "непривычно" и "необычно". Никогда не суди героев по себе, правда, так делать нельзя. Ведь ты говоришь так, будто твоя позиция все-таки единственно верная - "всякий человек", "все равно нужен"... но Салливан по-другому живет, вот и все, и ты должен это принять и ни в коем случае не проявлять "негатив". Это реальность героев, а не твоя. Да, сейчас ты скажешь, что я учу тебя, но то, что я говорю, - правильно.
Как я уже говорила, "типичные" люди меня не слишком интересуют, так что мои герои будут ломать твои представления о том, что нормально, и тебе надо к этому привыкать
необычно в наши дни - никто не говорил, что Салливан обычный. Я не против честного мнения, разумеется, но ты судишь персонажа по себе, и если так будет дальше - я как раз против. Ты объясняешь свою позицию, но не обобщай, не все люди хотят жить так. Я, например, хочу переехать, потому что жить здесь порой невыносимо. Переехать к близким людям - а ему это не нужно, все его близкие люди тут. А насчет девушки - почему нет варианта, что он пока не может найти родную душу? Что за условности, мол, в таком-то возрасте надо уехать в отдельную квартиру, в таком-то встречаться, в таком-то жениться.... у всех же это происходит по-разному, не в зависимости от возраста, да и в конце концов, ему не шестьдесят лет, чтобы уже считаться пропащим человеком без жены и детей) "Можешь ли ты представить себя..." - разная ситуация, Ренья, разная, будь у меня такая чудесная семья, как у них, я бы и не мечтала уехать подальше.
В общем, я не буду объяснять жизненную философию Салливана, скоро он сам за себя все скажет.
Пока ты не очень понимаешь самое главное в моей истории, почти не одобряешь это, я немного грущу по этому поводу)
А насчет родителей Ро и Салли - это ключевой момент, и я пока не буду его раскрывать. Могу сказать только, что дом не Берты, а их общий с братом.
живут вместе и любят друг друга больше, говоря о своей семье, я не говорил, что дети из другой семейной линии менее любимы, можно хотеть свою семью, но любить меньше других ты не станешь))
А ты не должен воспринимать все это со своей точки зрения. Тут тебе не изменить того, что читая книгу читатель невольно и всегда будет сравнивать жизнь и какие-то моменты с собой. И если его взгляды на жизнь будут как-то отличаться, это всё равно сколько-то, но повлияет на мнение о персонаже. Да, может, так и нельзя, но я как-то и не зацикливаюсь на этом. Как ты и говоришь, это реальность героев, и я принимаю её такой, какой она есть, поэтому и сразу тебе сказал, чтобы не считала мои слова негативом или чем-то плохим, я просто хотел обсудить ситуацию))
чтобы уже считаться пропащим человеком без жены и детей) если у меня к 30 годам не будет всего своего, жену-детей так и быть - опущу, то да, я буду считать, что ничего в жизни не добился, как нужно. Тебе спасибо за уточнение про их дом. Если это дом конкретно купленный напополам Бертой и Салли, то мне станет воспринимать его обитание намного проще и понятнее) Я подожду его историю, всё я у тебя прекрасно понимаю, но мне нравятся эти дискуссии, не лишай меня их xD
И кстати, насчет "своего" - что ты понимаешь под своим? Салли и Берта создали этот дом, эту семью, приложили усилия, время, - разве это не считается тем самым "своим"? Это "своё", созданное пусть двумя людьми, но созданное, не возникшее из пустоты. К тому же, здесь Салливан говорит про еще одну свою вещь, которую он сотворил сам. Его работа. Ты еще не знаешь, какая, но факт уже представлен - работа есть, своё дело, нечто созданное своими руками. Да и увлечения у него имеются. Есть все для полноценного, развитого, самодостаточного человека, это с любой стороны, по любым взглядам не может быть плохо.
всё я у тебя прекрасно понимаю Выражайся тогда яснее, что ли, я не понимаю, что ты понимаешь х)
Надо же, вон оно как...
Роберта все-таки очень добрая и чуткая женщина, раз выбрала именно такого ребенка. Видимо, рассуждая так, что замкнутыми и мрачными дети просто так не бывают.
Надо сказать, Анжела производит впечатление очень неприятной девочки. И в большинстве ситуаций реально ведет себя как неблагодарная тварька, хотя должна бы в самом деле радоваться или - хотя бы - уважать тех, кто ее приютил, тратит на нее деньги, выделает место в своем доме и в жизни. Но дети так не чувствуют и никогда не задумываются о таком, и ты очень хорошо описала то, как мир и ситуация выглядит именно глазами ребенка.
Поначалу я опасалась, что Анжела была жертвой педофилов... К счастью, вроде бы нет. Уфф!
Но от приемной семьи она явно ждет какого-то маньячества.
Очень понравились обитатели дома. Салливан чем-то напомнил "Мистера Эй" из "Мэри Поппинс, до свиданья"
Рыжие близнецы - просто мимими. Надо же, они еще и взросленькие довольно-таки.
И они чем-то напоминают мне моих египетских близнецов)) Те тоже часто морочили окружающим голову, переодеваясь друг в друга
Буду читать дальше.
Я очень рада, что детские чувства и взгляд на мир в такой ситуации у меня получилось достоверно показать
Обожаю своих рыжих близнецов-затейников!))) И Салливана тоже - тот самый человек вне-возраста, вечно юный и сумасшедший
Как здорово, что ты читаешь семейку, Морь *-* Очень жду отзывов на следующие главы))