carpe diem
Я не могу писать отзыв на "Атлант расправил плечи". Просто не могу. Я умею писать разные отзывы, о разных вещах, но здесь у меня не хватит слов, это слишком великолепно, слишком мощно, слишком много... слишком мое. Так что пускай будут цитаты - по-честному, весь "Атлант", и особенно речь Джона Голта, - сплошная цитата, и я сегодня потратила час, листая и читая все подчеркнутые карандашом места. Но не копировать же сюда всю книгу. Пусть будет хоть немного самого-самого.
читать дальшеОн считал бесспорным, что делать надлежит то, что считаешь правильным; он так и не сумел понять, почему люди могут поступать иначе, хотя знал, что именно так они и делают.
Это была симфония победы. Звуки взмывали ввысь, они повествовали о восхождении и были его воплощением, сутью и формой движения вверх. Эта музыка олицетворяла собой те поступки и мысли человека, смыслом которых было восхождение. Это был взрыв звука, вырвавшегося из укрытия и хлынувшего во все стороны. Восторг обретения свободы соединялся с напряженным стремлением к цели. Звук преодолевал пространство, не оставляя в нем ничего, кроме счастья несдерживаемого порыва. Лишь слабое эхо шептало о былом заточении звуков, но эта музыка жила радостным удивлением перед открытием: нет ни уродства, ни боли, нет и никогда не было. Звучала песнь Великого Высвобождения.
Это были ночи, проведенные возле пышущих жаром печей исследовательской лаборатории завода… ночи, проведенные в его домашнем кабинете над заполненными формулами листами бумаги, разлетавшимися в клочья после очередной неудачи… дни, когда молодые ученые, составлявшие тот небольшой штаб, который он избрал себе в помощь, истощив собственную изобретательность, ожидали от него инструкций — как солдаты, готовые к безнадежной битве, — еще готовые сопротивляться, но уже притихшие, а в воздухе уже висел непроизнесенный приговор: мистер Риарден, этого сделать нельзя… трапезы, прерванные и забытые после очередного озарения, после мысли, которую следовало немедленно проверить, испробовать, положить в основание растянувшихся на месяцы и месяцы работ, а потом отвергнуть после очередной неудачи… мгновений, оторванных от конференций, от контрактов, от обязанностей директора лучшего сталелитейного завода страны, оторванных едва ли не с виноватой улыбкой, как от тайной любви… и единственная мысль, растянувшаяся на десять лет, пронизывавшая все, что он делал, все, что он видел, мысль, возникавшая в его уме всякий раз, когда он смотрел на городские дома, на колею железной дороги, на свет в окнах далекого сельского дома, на нож в руках красавицы, разрезавшей какой-нибудь плод на банкете, мысль о металлическом сплаве, который будет способен на то, что выходит за пределы возможностей стали, металле, который станет для стали тем, чем стала она сама для железа… мгновения самобичевания, когда он отвергал надежду или образец, не позволяя себе ощутить усталость, не давая себе времени на это, заставляя себя испытывать мучительную неудовлетворенность… продвижение вперед, не имея другого мотора, кроме уверенности в том, что это можно сделать.
Я наблюдаю за ними уже двадцать лет. И заметил перемену. Здесь люди всегда мчатся, и мне было приятно видеть спешку людей, понимающих, куда они спешат, и старающихся добраться туда побыстрее. Теперь они торопятся, потому что боятся. Теперь их гонит вперед не цель, а страх. Они не находятся на пути куда-то, они спасаются. И я не уверен в том, что они понимают, от чего спасаются. Они не смотрят друг на друга. Они вздрагивают, ощутив прикосновение. Они слишком много улыбаются, но это уродливые улыбки: в них нет радости, только мольба. Я не понимаю, что происходит с миром.
Такова на самом деле реальность, думала она, это ощущение четких очертаний, цели, легкости, надежды. Так она рассчитывала провести свою жизнь - чтобы в ней не было ни одного часа или поступка, наполненных меньшим содержанием.
Ничто не могло заставить его даже пальцем шевельнуть, пока он не находил разумной причины. В тот месяц своего летнего отдыха Франсиско носился как ракета, однако, когда удавалось остановить его на середине полета, всякий раз оказывалось, что он способен назвать цель любого отдельно взятого мгновения. Две вещи были равно невозможны для него: замереть на месте и двигаться без цели.
Мисс Таггерт, вам известен критерий посредственности? Это злоба по отношению к чужому успеху. Эти трепетные бездарности, трясущиеся при мысли о том, что чужая работа окажется лучше, чем их собственная… Им не знакомо одиночество, которое приходит, когда достигаешь вершины. Одиночество из-за отсутствия равного ума, который ты мог бы уважать, и открытия, которым ты мог бы восхищаться! Они ощеривают на тебя зубы из своих крысиных нор, уверенные в том, что ты получаешь удовольствие, затмевая их, в то время, как ты отдал бы год жизни, лишь бы уловить в них искру таланта. Они завидуют успеху, и в своих мечтах о величии рисуют мир, где все люди становятся их благодарными подчинёнными. Им невдомёк, что эта мечта — безошибочное доказательство их заурядности, потому что в таком мире, талантливый человек не выживет. Им не дано узнать, что он чувствует, окруженный посредственностями. Ненависть? Нет, не ненависть, но скуку, ужасную безнадёжную, опустошающую, парализующую скуку. Чего стоят лесть и низкопоклонство тех, кого не уважаешь? Вы когда-нибудь ощущали желание узнать человека, которым вы можете восхищаться? На кого вы не будете смотреть сверху вниз, а только снизу вверх?
... кажется, что весь мир внезапно погиб, но не от взрыва - взрыв это нечто жесткое, конкретное - а от... какого-то жуткого размягчения... кажется, что ничего конкретного больше нет, ничего не сохраняет никакой формы.
... источник всех зол есть тот отвратительный акт, который вы практикуете, но стараетесь не признаваться в этом: акт замутнения, добровольная приостановка работы сознания, отказ думать — не слепота, а отказ видеть, не неведение, а отказ знать. Это акт рассеивания разума и на-пускания внутреннего тумана, чтобы избежать ответственности суждения на основании неназванной предпосылки, что какое-то явление не будет существовать, если вы откажетесь его отождествлять, что А не будет А, пока вы не произнесете вердикт «есть». Недумание — это акт уничтожения, желание отрицать существование, попытка уничтожить реальность. Но реальность существует; реальность невозможно уничтожить, она лишь уничтожит уничтожителя. Отказываясь сказать «Есть», вы отказываетесь сказать «Я есмь». Отказываясь от собственного суждения, вы отказываетесь от собственной личности. Когда человек заявляет: «Кто я такой, чтобы знать?», он заявляет: «Кто я такой, чтобы жить?»
Независимость — признание того, что ответственность за суждение лежит на тебе. Ничто не может помочь тебе избежать ее, никто не может думать за тебя, как никто не может жить за тебя. И самая низкая форма самоунижения и саморазрушения — это подчинение своего разума разуму другого, принятие авторитета над своим мозгом, его утверждений как фактов, его высказываний как истины, его распоряжений как посредника между своим сознанием и существованием.
... не может существовать ни беспричинной любви, ни каких бы то ни было беспричинных чувств. Чувство - это ответ на факт реальности, оценка, продиктованная вашими мерками.
Любовь есть выражение ценностей человека, величайшее вознаграждение за те моральные качества, которых вы достигли как личность.
... люблю тебя, как люблю видеть и понимать, как все, что я сделал, и все, что чувствовал, как свой выбор, как облик своего мира, как свое лучшее зеркало, как то, что делает возможным все остальное: свою способность жить.
Вы представляете собой единство, а не разбросанные по Вселенной части, где ничто не связано ни с чем, Вселенной детских кошмаров, где тождественности меняются, где негодяй и герой взаимозаменяемые, произвольно принимаемые роли, вы — человек, вы — единство, вы есть.
читать дальшеОн считал бесспорным, что делать надлежит то, что считаешь правильным; он так и не сумел понять, почему люди могут поступать иначе, хотя знал, что именно так они и делают.
Это была симфония победы. Звуки взмывали ввысь, они повествовали о восхождении и были его воплощением, сутью и формой движения вверх. Эта музыка олицетворяла собой те поступки и мысли человека, смыслом которых было восхождение. Это был взрыв звука, вырвавшегося из укрытия и хлынувшего во все стороны. Восторг обретения свободы соединялся с напряженным стремлением к цели. Звук преодолевал пространство, не оставляя в нем ничего, кроме счастья несдерживаемого порыва. Лишь слабое эхо шептало о былом заточении звуков, но эта музыка жила радостным удивлением перед открытием: нет ни уродства, ни боли, нет и никогда не было. Звучала песнь Великого Высвобождения.
Это были ночи, проведенные возле пышущих жаром печей исследовательской лаборатории завода… ночи, проведенные в его домашнем кабинете над заполненными формулами листами бумаги, разлетавшимися в клочья после очередной неудачи… дни, когда молодые ученые, составлявшие тот небольшой штаб, который он избрал себе в помощь, истощив собственную изобретательность, ожидали от него инструкций — как солдаты, готовые к безнадежной битве, — еще готовые сопротивляться, но уже притихшие, а в воздухе уже висел непроизнесенный приговор: мистер Риарден, этого сделать нельзя… трапезы, прерванные и забытые после очередного озарения, после мысли, которую следовало немедленно проверить, испробовать, положить в основание растянувшихся на месяцы и месяцы работ, а потом отвергнуть после очередной неудачи… мгновений, оторванных от конференций, от контрактов, от обязанностей директора лучшего сталелитейного завода страны, оторванных едва ли не с виноватой улыбкой, как от тайной любви… и единственная мысль, растянувшаяся на десять лет, пронизывавшая все, что он делал, все, что он видел, мысль, возникавшая в его уме всякий раз, когда он смотрел на городские дома, на колею железной дороги, на свет в окнах далекого сельского дома, на нож в руках красавицы, разрезавшей какой-нибудь плод на банкете, мысль о металлическом сплаве, который будет способен на то, что выходит за пределы возможностей стали, металле, который станет для стали тем, чем стала она сама для железа… мгновения самобичевания, когда он отвергал надежду или образец, не позволяя себе ощутить усталость, не давая себе времени на это, заставляя себя испытывать мучительную неудовлетворенность… продвижение вперед, не имея другого мотора, кроме уверенности в том, что это можно сделать.
Я наблюдаю за ними уже двадцать лет. И заметил перемену. Здесь люди всегда мчатся, и мне было приятно видеть спешку людей, понимающих, куда они спешат, и старающихся добраться туда побыстрее. Теперь они торопятся, потому что боятся. Теперь их гонит вперед не цель, а страх. Они не находятся на пути куда-то, они спасаются. И я не уверен в том, что они понимают, от чего спасаются. Они не смотрят друг на друга. Они вздрагивают, ощутив прикосновение. Они слишком много улыбаются, но это уродливые улыбки: в них нет радости, только мольба. Я не понимаю, что происходит с миром.
Такова на самом деле реальность, думала она, это ощущение четких очертаний, цели, легкости, надежды. Так она рассчитывала провести свою жизнь - чтобы в ней не было ни одного часа или поступка, наполненных меньшим содержанием.
Ничто не могло заставить его даже пальцем шевельнуть, пока он не находил разумной причины. В тот месяц своего летнего отдыха Франсиско носился как ракета, однако, когда удавалось остановить его на середине полета, всякий раз оказывалось, что он способен назвать цель любого отдельно взятого мгновения. Две вещи были равно невозможны для него: замереть на месте и двигаться без цели.
Мисс Таггерт, вам известен критерий посредственности? Это злоба по отношению к чужому успеху. Эти трепетные бездарности, трясущиеся при мысли о том, что чужая работа окажется лучше, чем их собственная… Им не знакомо одиночество, которое приходит, когда достигаешь вершины. Одиночество из-за отсутствия равного ума, который ты мог бы уважать, и открытия, которым ты мог бы восхищаться! Они ощеривают на тебя зубы из своих крысиных нор, уверенные в том, что ты получаешь удовольствие, затмевая их, в то время, как ты отдал бы год жизни, лишь бы уловить в них искру таланта. Они завидуют успеху, и в своих мечтах о величии рисуют мир, где все люди становятся их благодарными подчинёнными. Им невдомёк, что эта мечта — безошибочное доказательство их заурядности, потому что в таком мире, талантливый человек не выживет. Им не дано узнать, что он чувствует, окруженный посредственностями. Ненависть? Нет, не ненависть, но скуку, ужасную безнадёжную, опустошающую, парализующую скуку. Чего стоят лесть и низкопоклонство тех, кого не уважаешь? Вы когда-нибудь ощущали желание узнать человека, которым вы можете восхищаться? На кого вы не будете смотреть сверху вниз, а только снизу вверх?
... кажется, что весь мир внезапно погиб, но не от взрыва - взрыв это нечто жесткое, конкретное - а от... какого-то жуткого размягчения... кажется, что ничего конкретного больше нет, ничего не сохраняет никакой формы.
... источник всех зол есть тот отвратительный акт, который вы практикуете, но стараетесь не признаваться в этом: акт замутнения, добровольная приостановка работы сознания, отказ думать — не слепота, а отказ видеть, не неведение, а отказ знать. Это акт рассеивания разума и на-пускания внутреннего тумана, чтобы избежать ответственности суждения на основании неназванной предпосылки, что какое-то явление не будет существовать, если вы откажетесь его отождествлять, что А не будет А, пока вы не произнесете вердикт «есть». Недумание — это акт уничтожения, желание отрицать существование, попытка уничтожить реальность. Но реальность существует; реальность невозможно уничтожить, она лишь уничтожит уничтожителя. Отказываясь сказать «Есть», вы отказываетесь сказать «Я есмь». Отказываясь от собственного суждения, вы отказываетесь от собственной личности. Когда человек заявляет: «Кто я такой, чтобы знать?», он заявляет: «Кто я такой, чтобы жить?»
Независимость — признание того, что ответственность за суждение лежит на тебе. Ничто не может помочь тебе избежать ее, никто не может думать за тебя, как никто не может жить за тебя. И самая низкая форма самоунижения и саморазрушения — это подчинение своего разума разуму другого, принятие авторитета над своим мозгом, его утверждений как фактов, его высказываний как истины, его распоряжений как посредника между своим сознанием и существованием.
... не может существовать ни беспричинной любви, ни каких бы то ни было беспричинных чувств. Чувство - это ответ на факт реальности, оценка, продиктованная вашими мерками.
Любовь есть выражение ценностей человека, величайшее вознаграждение за те моральные качества, которых вы достигли как личность.
... люблю тебя, как люблю видеть и понимать, как все, что я сделал, и все, что чувствовал, как свой выбор, как облик своего мира, как свое лучшее зеркало, как то, что делает возможным все остальное: свою способность жить.
Вы представляете собой единство, а не разбросанные по Вселенной части, где ничто не связано ни с чем, Вселенной детских кошмаров, где тождественности меняются, где негодяй и герой взаимозаменяемые, произвольно принимаемые роли, вы — человек, вы — единство, вы есть.
@темы: книги, цитаты, любимые авторы
-
-
29.02.2024 в 06:09Посетите также мою страничку
transcribe.frick.org/wiki/Why_Some_Folks_Nearly... открыть карту в таджикистане россиянину 2024
33490-+