Спасибо за все, сэр Терри. Спасибо за ваши чудесные книги про честных стражников, безумных волшебников, человечного Смерть и кучу других героев, которых я пока не знаю, но узнаю непременно. Спасибо за ваш юмор и серьезность под маской юмора. Спасибо за сочетание абсурда и волшебства. Боги Плоского мира... вы были - да что там, есть и будете - одним из самых лучших авторов в моей жизни.
Of rage and dying of the lightСегодня (уже вчера, 12-го) умер Терри Пратчетт.
В 2007 году у него диагностировали болезнь Альцгеймера.
В 2009 году он был посвящен Елизаветой II в рыцари-бакалавры. На его рыцарском гербе анх в черном поле и девиз: Noli Timere Messorem. Don't fear the Reaper.
Не могла не перевести сентябрьскую
заметку его друга и соавтора Нила Геймана «
Терри Пратчетт не весельчак. Он зол»
ЧитатьЯ хочу рассказать вам о моем друге Терри Пратчетте, и это нелегкая задача. Я расскажу вам кое-что, чего вы, возможно, не знали. Некоторым людям довелось повстречать дружелюбного человека в шляпе и с бородой. Они думают, что встретили Терри Пратчетта. Они ошибаются.
На конвенциях для любителей фантастики вам обычно выделяют сопровождающего, чтобы вы не заблудились. Несколько лет назад я встретил человека, который помогал Терри Пратчетту на конвенции в Техасе. Его глаза подернулись дымкой воспоминаний, как он провожал Терри из книжного магазинчика туда, где проводилась его панель, и обратно. «Сэр Терри такой развеселый старый эльф», – сказал он. А я подумал: нет. Он совсем не такой.
В феврале 1991 мы с Терри ездили с презентацией «Благих знамений», нашей совместной книги. Мы были в Сан-Франциско. Мы как раз закончили автограф-сессию в книжном магазине, подписав дюжину или около того заказанных ими копий. Терри сверился с путеводителем. Дальше по программе у нас была радиостанция: мы должны были дать часовое интервью в прямом эфире.
«Судя по адресу, радиостанция по этой же улице чуть дальше, – сказал Терри. – А у нас еще полчаса. Давай пешком дойдем».
Это было давно, тогда не было GPS, мобильных телефонов, приложений для быстрого вызова такси и тому подобных удобных вещей, которые могли бы нам подсказать: нет, до радиостанции не каких-то там несколько кварталов. До нее несколько миль, почти все время в гору и, большей частью, через парк.
По дороге мы звонили на радиостанцию из каждого встречного таксофона – мы уже поняли, что опаздываем к прямому эфиру, и клялись им, что идем так быстро, как только можем.
Я бы отпустил какое-нибудь оптимистичное замечание, но Терри шел молча, и по нему было видно, что мои слова сделали бы только хуже. Ни разу за весь наш пробег я не упомянул, что этой неприятности удалось бы избежать, если бы мы попросили в книжном магазине вызвать нам такси. Бывают такие вещи, которые нельзя произнести вслух и не потерять друга, и это были бы именно такие слова.
Радиостанция оказалась на вершине холма, очень далеко от чего бы то ни было. Мы добрались туда через сорок минут после запланированного начала нашего прямого эфира. Мы были все в поту и запыхались, а радиостанция в этот момент передавала экстренные новости. Как раз в это время мужчина в одном из местных Макдональдсов начал расстреливать людей. Это не та новость, после которой хотелось бы говорить о своей юмористической книге, в которой вы написали про Конец Света и как мы все умрем.
Сотрудники радиостанции тоже были на нас сердиты, и их можно понять: им пришлось импровизировать из-за нашего опоздания. Не думаю, что наши 15 минут в эфире кому-то могли показаться смешными.
(Позже мне рассказали, что и я, и Терри несколько лет были в черных списках на радио Сан-Франциско, потому что радио не так-то просто прощает людей, которые вынуждают ведущих сорок минут маяться и тянуть время).
Так или иначе, к концу часа все закончилось. Мы вернулись в гостиницу, на этот раз на такси.
Терри молча злился: думаю, главным образом, на себя самого, и на весь мир – за то, что не вразумил его, что расстояние от магазина до станции намного больше, чем кажется по путеводителю. Он сидел рядом со мной на заднем сидении, весь белый от злости, как большой сгусток ни на кого не направленной ярости. Кажется, я сказал что-то в духе: ну что теперь, все же уже закончилось, и это даже не Конец Света, – и предложил ему остыть наконец.
Терри взглянул на меня и сказал: «Не недооценивай этот гнев. Этот гнев был движущей силой «Благих знамений».
Я вспомнил, с какой одержимостью он писал, и как его одержимость увлекала всех нас за ним следом, и понял, что он прав.
В том, как пишет Терри Пратчетт, очень много гнева. Этот гнев стал движущей силой Плоского мира. Это также гнев шестилетнего Терри Пратчетта на директора начальной школы, который считал, что он никогда не будет достаточно умен, чтобы сдать экзамен для 11-летних; гнев на надутых критиков, и на тех, кто считает, что «серьезно» и «с юмором» - противоположные вещи; гнев на его ранних американских издателей, которые не сумели успешно опубликовать его книги.
Гнев всегда лежит в основе, приводит все в движение. Когда Терри узнал, что у него редкая форма болезни Альцгеймера в ранней стадии, направленность его гнева изменилось: он был зол на свой мозг и наследственность, а еще больше – на законы страны, которая не позволяла ему (и другим людям в таких же невыносимых обстоятельствах) самостоятельно выбирать, как и когда они хотят умереть.
И мне кажется, что весь этот гнев происходил из основополагающего чувства справедливости. Чувство справедливости лежит в основе всей его работы и писательской деятельности, это оно провело его из школы через журналистику к должности пресс-атташе «SouthWestern Electricity Board» и сделало одним из самых любимых и читаемых писателей в мире.
Это же чувство справедливости заставляло его время от времени, между строк, когда он писал о совершенно других вещах, гласно отдавать должное людям, оказавшим на него влияние – например, Алану Корену, который первым придумал множество приемов в жанре коротких юмористических произведений, приемов, которые мы с Терри годами у него таскаем. Или великолепному, обширнейшему фразеологическому словарю Брюэра и его составителю Эбенезеру Кобхэму Брюэру, обладавшему счастливейшей способностью к открытиям. Терри однажды написал предисловие к изданию Брюэра, и я улыбнулся, читая его: мы то и дело звонили друг другу, чтобы поделиться восторгом от находки очередной его книги, которая нам раньше не попадалась («Эй! У тебя уже есть «Словарь чудес: Подражательное, Реалистичное и Догматичное?»)
Голос автора у Терри всегда его собственный: теплый, рассудительный, полный суховатого юмора. Наверное, если бросить поверхностный, невнимательный взгляд, можно принять это за веселое добродушие Санта-Клауса. Но в основе, под всем этим весельем, кроется ярость. Терри Пратчетт точно не из тех, кто уходит смиренно в сумрак какой бы то ни было тьмы.
Он встанет, уходя, против множества вещей: глупости, несправедливости, человеческой тупости и ограниченности, а не только против тьмы, сдавившей свет земной. И, подобно ангелу и демону, идущим рука об руку навстречу закату, рука об руку с этим гневом идет любовь: к людям, во всем их несовершенстве; к тому, что ему всего дороже; к историям; и, в конечном итоге, любовь к человеческому достоинству.
Иначе говоря, гнев – это то, что им движет, но величие духа – то, что делает этот гнев чем-то таким со стороны ангелов, или же, еще лучше для всех нас – со стороны орангутангов.
Терри Пратчетт никакой не развеселый старый эльф. Он совершенно не такой. И он нечто гораздо, гораздо большее. И, зная, что Терри уйдет во тьму уже слишком скоро, я тоже испытываю гнев на несправедливость, которая лишит нас… чего? Еще двадцати или тридцати книг? Еще целой полки, полной идей, великолепных фраз, и старых и новых друзей, и историй, герои которых занимаются тем, что действительно умеют лучше всего: думать своей головой и с ее помощью выбираться из неприятностей, в которые попали по неразумению? Еще одной-двух книг публицистики? Но знаете, все эти утраты не так сильно злят меня, как должны бы. Расстраивают, но я понимаю, как человек, который с близкого расстояния наблюдал за сотворением некоторых книг Терри Пратчетта: каждая из них – небольшое настоящее чудо, и их у нас уже намного больше, чем было бы разумно требовать, так что не следует жадничать.
Я в ярости оттого, что неминуемо потеряю своего друга. И я думаю: «А что бы Терри сделал с этой яростью?» И тогда я беру ручку и сажусь писать.---
AT LAST, SIR TERRY, WE MUST WALK TOGETHER.
— Terry Pratchett (@terryandrob)
12 Март 2015---
Terry took Death’s arm and followed him through the doors and on to the black desert under the endless night.
— Terry Pratchett (@terryandrob)
12 Март 2015---
(Черт, из-за Брэдбери я так не ревела).
-
-
12.03.2015 в 23:14-
-
12.03.2015 в 23:53