carpe diem
- Ах, Уилл, - сказала она, - ну что мы можем поделать? Что? Я хочу жить с тобой всегда. Хочу целовать тебя, и ложиться с тобой, и вставать с тобой вместе каждое утро, всю жизнь, до самой смерти - а до нее, наверно, еще долгие, долгие годы. Я не хочу, чтобы мне осталось только вспоминать, и ничего больше...
- Да, - сказал он, - вспоминать - это слишком мало. Мне нужны твои настоящие волосы, губы и глаза, и руки. Я и не знал, что полюблю когда-нибудь так сильно. Вот было бы хорошо, если бы эта ночь никогда не кончалась! Если бы мы могли сидеть здесь, как сейчас, а земля перестала бы вертеться и все люди заснули...
- Все, кроме нас! А мы с тобой жили бы тут вечно и любили друг друга.
- Я буду любить тебя вечно, что бы ни случилось. Пока не умру, и после того как умру, а когда я выберусь из страны мертвых, мои атомы будут летать везде, пока не отыщут тебя...
- И я буду искать тебя, Уилл, - каждую минуту, каждую секунду. А когда мы встретимся, то прижмемся друг к другу так сильно, что нас больше никто никогда не разлучит. Каждый мой атом и каждый твой... Мы будем жить в птицах, и цветах, и стрекозах, и соснах... И в облаках, и в тех маленьких пылинках, которые плавают в солнечных лучах... А когда наши атомы понадобятся, чтобы создать новую жизнь, нельзя будет брать их по одному - только по два, один твой и один мой, так крепко мы соединимся...
- Сюда, - Лира потянула Уилла за рукав. Она повела его мимо фонтана под раскидистым деревом, а потом налево, между клумбами, к огромной многоствольной сосне. Здесь возвышалась массивная каменная стена с дверью; дальше посадки были не такими правильными, а деревья казались моложе. Лира привела его почти в самый конец сада, на маленький мостик, где стояла деревянная скамейка, укрытая низкими ветвями одного из деревьев.
- Ура! - сказала она. - Я так надеялась, и она правда тут стоит, не отличишь... В моем Оксфорде, когда мне хотелось побыть одной - ну, то есть с Паном, - я приходила сюда и сидела точно на такой же скамейке. И я подумала: если ты... может, хоть раз в год... если бы мы смогли приходить сюда одновременно, хотя бы на часок, тогда можно было бы думать, что мы опять рядом, - ведь так оно и будет, если ты сядешь сюда и я тоже, только в своем мире...
- Да, - согласился он, - пока я жив, я буду приходить сюда. Где бы я ни был в
этом мире, я вернусь...
- В Иванов день, - сказала она. - В полдень. Всю жизнь. Пока я жива...
Горячие слезы мешали ему видеть, но он не стал вытирать их - только привлек ее к себе.
- И если мы... когда-нибудь... - шептала она, дрожа, - если мы встретим кого-нибудь, кто нам понравится, и женимся, то мы будем вести себя хорошо, и не сравнивать все время, и не жалеть, что мы не друг с другом, а с ними... А сюда все равно приходить - раз в год, на один только час, чтобы побыть вместе...
Они крепко обнялись. Минута проходила за минутой; водяная птица позади них, на реке, захлопала крыльями и крикнула; случайный автомобиль проехал по мосту Магдалины.
Наконец они разжали объятия.
- Ну... - мягко сказала Лира.
Все вокруг в этот момент было мягким, и потом он очень любил вспоминать этот момент - ее изящные черты скрадывал подступающий сумрак, ее глаза, руки и особенно губы казались бесконечно мягкими. Он целовал ее снова и снова, и каждый поцелуй приближал их к тому, последнему.
Отяжелевшие и мягкие от любви, они побрели обратно к воротам. Там их ждали Мэри и Серафина.
— Лира… — промолвил Уилл, и она сказала:
— Уилл…
Он прорезал окно в Читтагацце. Они находились недалеко от опушки леса, в глубине парка, посреди которого стояла большая вилла. В последний раз они вошли в окно и окинули взглядом молчаливый город, черепичные крыши, поблескивающие под луной, высокую башню, сверкающий огнями корабль на спокойной воде.
Потом Уилл обернулся к Серафине и сказал твердо, как мог:
— Спасибо тебе, Серафина Пеккала, за то, что спасла нас тогда от детей, и за все остальное. Пожалуйста, будь добра с Лирой, пока она жива. Я люблю ее так, как еще никто никого не любил.
В ответ королева ведьм расцеловала его в обе щеки. Лира что-то прошептала Мэри, потом они обнялись, и сначала Мэри, а за ней Уилл шагнули через последнее окно обратно в свой мир, под сень деревьев Ботанического сада.
«Надо выглядеть бодрым», — вертелось в голове у Уилла, но это было все равно что удерживать голыми руками свирепого волка, который стремился разодрать ему когтями лицо и перекусить глотку; тем не менее он принял жизнерадостный вид, уверенный, что никто не догадается, каких усилий ему это стоило.
Он знал, что и Лира страдает так же, — об этом ясно говорила ее вымученная, напряженная улыбка.
И все же она улыбалась.
Один последний поцелуй — такой быстрый и неуклюжий, что они стукнулись скулами и слеза с ее щеки мазнула его по лицу; их деймоны тоже поцеловались на прощание, и Пантелеймон скользнул в окно и к Лире на руки; а потом Уилл начал закрывать окно, а потом наступил конец — оказалось, что проход закрыт и Лиры больше нет.
Эту трилогию я могу перечитывать бесчисленное множество раз. Лучшая в жанре фентези. Сам мир, идея, персонажи... не зря когда-то моим ником было имя Лиры. Я восхищаюсь этой героиней. Через столькое пройти, столько сделать...
А над концовкой каждый раз неизменно плачу.
- Да, - сказал он, - вспоминать - это слишком мало. Мне нужны твои настоящие волосы, губы и глаза, и руки. Я и не знал, что полюблю когда-нибудь так сильно. Вот было бы хорошо, если бы эта ночь никогда не кончалась! Если бы мы могли сидеть здесь, как сейчас, а земля перестала бы вертеться и все люди заснули...
- Все, кроме нас! А мы с тобой жили бы тут вечно и любили друг друга.
- Я буду любить тебя вечно, что бы ни случилось. Пока не умру, и после того как умру, а когда я выберусь из страны мертвых, мои атомы будут летать везде, пока не отыщут тебя...
- И я буду искать тебя, Уилл, - каждую минуту, каждую секунду. А когда мы встретимся, то прижмемся друг к другу так сильно, что нас больше никто никогда не разлучит. Каждый мой атом и каждый твой... Мы будем жить в птицах, и цветах, и стрекозах, и соснах... И в облаках, и в тех маленьких пылинках, которые плавают в солнечных лучах... А когда наши атомы понадобятся, чтобы создать новую жизнь, нельзя будет брать их по одному - только по два, один твой и один мой, так крепко мы соединимся...
- Сюда, - Лира потянула Уилла за рукав. Она повела его мимо фонтана под раскидистым деревом, а потом налево, между клумбами, к огромной многоствольной сосне. Здесь возвышалась массивная каменная стена с дверью; дальше посадки были не такими правильными, а деревья казались моложе. Лира привела его почти в самый конец сада, на маленький мостик, где стояла деревянная скамейка, укрытая низкими ветвями одного из деревьев.
- Ура! - сказала она. - Я так надеялась, и она правда тут стоит, не отличишь... В моем Оксфорде, когда мне хотелось побыть одной - ну, то есть с Паном, - я приходила сюда и сидела точно на такой же скамейке. И я подумала: если ты... может, хоть раз в год... если бы мы смогли приходить сюда одновременно, хотя бы на часок, тогда можно было бы думать, что мы опять рядом, - ведь так оно и будет, если ты сядешь сюда и я тоже, только в своем мире...
- Да, - согласился он, - пока я жив, я буду приходить сюда. Где бы я ни был в
этом мире, я вернусь...
- В Иванов день, - сказала она. - В полдень. Всю жизнь. Пока я жива...
Горячие слезы мешали ему видеть, но он не стал вытирать их - только привлек ее к себе.
- И если мы... когда-нибудь... - шептала она, дрожа, - если мы встретим кого-нибудь, кто нам понравится, и женимся, то мы будем вести себя хорошо, и не сравнивать все время, и не жалеть, что мы не друг с другом, а с ними... А сюда все равно приходить - раз в год, на один только час, чтобы побыть вместе...
Они крепко обнялись. Минута проходила за минутой; водяная птица позади них, на реке, захлопала крыльями и крикнула; случайный автомобиль проехал по мосту Магдалины.
Наконец они разжали объятия.
- Ну... - мягко сказала Лира.
Все вокруг в этот момент было мягким, и потом он очень любил вспоминать этот момент - ее изящные черты скрадывал подступающий сумрак, ее глаза, руки и особенно губы казались бесконечно мягкими. Он целовал ее снова и снова, и каждый поцелуй приближал их к тому, последнему.
Отяжелевшие и мягкие от любви, они побрели обратно к воротам. Там их ждали Мэри и Серафина.
— Лира… — промолвил Уилл, и она сказала:
— Уилл…
Он прорезал окно в Читтагацце. Они находились недалеко от опушки леса, в глубине парка, посреди которого стояла большая вилла. В последний раз они вошли в окно и окинули взглядом молчаливый город, черепичные крыши, поблескивающие под луной, высокую башню, сверкающий огнями корабль на спокойной воде.
Потом Уилл обернулся к Серафине и сказал твердо, как мог:
— Спасибо тебе, Серафина Пеккала, за то, что спасла нас тогда от детей, и за все остальное. Пожалуйста, будь добра с Лирой, пока она жива. Я люблю ее так, как еще никто никого не любил.
В ответ королева ведьм расцеловала его в обе щеки. Лира что-то прошептала Мэри, потом они обнялись, и сначала Мэри, а за ней Уилл шагнули через последнее окно обратно в свой мир, под сень деревьев Ботанического сада.
«Надо выглядеть бодрым», — вертелось в голове у Уилла, но это было все равно что удерживать голыми руками свирепого волка, который стремился разодрать ему когтями лицо и перекусить глотку; тем не менее он принял жизнерадостный вид, уверенный, что никто не догадается, каких усилий ему это стоило.
Он знал, что и Лира страдает так же, — об этом ясно говорила ее вымученная, напряженная улыбка.
И все же она улыбалась.
Один последний поцелуй — такой быстрый и неуклюжий, что они стукнулись скулами и слеза с ее щеки мазнула его по лицу; их деймоны тоже поцеловались на прощание, и Пантелеймон скользнул в окно и к Лире на руки; а потом Уилл начал закрывать окно, а потом наступил конец — оказалось, что проход закрыт и Лиры больше нет.
Эту трилогию я могу перечитывать бесчисленное множество раз. Лучшая в жанре фентези. Сам мир, идея, персонажи... не зря когда-то моим ником было имя Лиры. Я восхищаюсь этой героиней. Через столькое пройти, столько сделать...
А над концовкой каждый раз неизменно плачу.
-
-
02.01.2017 в 17:09-
-
02.01.2017 в 17:45