[.rainbow.]

Название: «Полёт бабочки»
Автор: Dreamless
Бета: Bruno-o
Жанр: слэш, angst, drama
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой, с моего согласия
Предупреждение: местами жестокость и постельные сцены – чуть. Я предупредила.

Глава 8. Кукловоды

Глава 8
Кукловоды.

Человеком, который любит, управлять проще, чем тем, кто боится за себя.
С.Лукьяненко "Рыцари Сорока Островов"

Всё началось месяц назад - в тот самый день, когда Ники пришёл ко мне домой в слезах. Тогда он сбивчиво и путано рассказал мне, что друзья попросили его помочь с каким-то делом - а он не смог; ведь нужен был дома, где лежала больная мать…
Настоящие друзья, конечно, поняли бы Никиту, а, если по совести – пошли бы вместе с ним - купить лекарства, вызвать врача... Поддержать в трудную минуту. Так же, как Ники поддерживал их везде и всегда.
А как же эти друзья... эти люди, именующие себя друзьями, поступили с Никитой?
Назвали его предателем и эгоистом. Нагрубили. Ушли, оставив его - в одиночестве и слезах.
В тот день Ники пришёл ко мне - и я утешал его, как только мог, хотя и жалко, хотя и неумело. И через пару дней, затянутый в сладкий омут солнечной улыбки, совершенно позабыл об этой истории. Да и вскоре Никита сам сказал мне - "Я не буду больше общаться с ними". Тогда – я и сейчас отчётливо это помню - всё моё существо захлестнула волна слепого восторга. Ведь последняя преграда разрушена, и больше ничто, ничто не встанет на пути нашего счастья! Я забыл о дружках Ники, как о досадной, но, впрочем, устранённой уже неприятности; оставил их размытой картинкой в дальнем уголке сознания. Забыл, думая, что вопрос этот исчерпан, и более никогда мерзкий Димка со своей компанией не появится в нашей жизни.
Но я ошибался.
Следующим же днём, тогда, месяц назад, на школьной перемене Никита отыскал Димку, Лёху и Егора. Извинился перед ними, сказал, что был не прав и что сегодня точно готов исполнить любую их просьбу. Лишь сейчас Никита вспомнил, что они переглянулись - странный, лишь им троим понятный огонёк мелькнул в их глазах. Но только теперь Никита вспомнил об этом, тогда же он попросту не предал этому значения - наивный... Потом я ни раз задавал себе вопрос - зачем? Зачем, Ники, зачем ты это сделал? Зачем снова позволил своим друзьям использовать тебя, вертеть тобой так, как им вздумается? Почему не понял, почему не распознал в том мимолётном взгляде опасность, которая тебе угрожала? Ведь если бы ты тогда не согласился им помочь... если бы послушал мои слова и забыл этих людей, как страшный сон... Если бы, если бы...
Но Ники извинился и предложил свою помощь. А дружки, разумеется, только этого и ждали - поломавшись для виду, они сказали, что да, Никита может искупить свою вину. И для этого ему надо сделать то, от чего он отказался вчера - передать кое-что кое-кому.
Ясное дело, что и кому - они не объяснили. Ну а Ники, по природной тактичности, спрашивать не стал. Какая, в самом деле, разница, что нужно сделать, как это трудно и сколько времени займёт? Главное - помочь друзьям.
Глупо, Ники, как глупо...
Теперь я вспомнил – в тот день меня срочно вызвала к себе мать. Уже и не вспомню, что ей было нужно от меня - такие эпизоды жизни я стремился поскорее списать в утиль. Но факт есть факт – сразу после последней пары я поплёлся исполнять тяжкий долг примерного сына, и с Ники мы не встречались. Позже, на мой вопрос: "А чем ты занимался весь день?" Никита, пожав плечами, равнодушно ответил: "Да ничем" Ровным, спокойным голосом. И ни слова. Ни слова о том, что случилось...
Сразу, едва только звонок возвестил о конце последнего урока, Никита отправился в указанное место - на станцию "Гостиный двор", где пересекаются две ветки метрополитена. Встреча с таинственным кем-то была назначена на три часа дня; точно в срок из подъехавшего поезда выплеснулась толпа народу, и один человек, отделившись от шумного потока, приблизился к Никите. Это был парень одного с ним возраста, высокий и долговязый, в толстовке с капюшоном, почти скрывающим лицо. Ники сразу обратил внимание на его нервные движения, быстрые взгляды по сторонам, суетливость, дрожь бледных пальцев. Да и взгляд, взгляд, который чуть угадывался из-под тени капюшона... Затравленные, отчаянные глаза.
Незнакомец держал в руках обыкновенную спортивную сумку, и было видно, что ему не терпится поскорей от неё избавиться. Может быть, именно по этой причине он, неловко передавая сумку Никите, случайно дёрнул за молнию; сумка раскрылась.
В то время, как и в годы моего ученичества, по школам активно ходили врачи из наркологических центров, втолковывая глупым деткам о вреде психотропных средств. Обычно рассказы сопровождались слайдами, фотографиями, наглядными примерами из жизни. Именно благодаря стараниям сиих врачей Ники, как и прочим рядовым школьникам, был отлично известен внешний вид наркотиков. И Никита тут же признал их в штабелях прозрачных пакетиков с белыми круглыми таблетками, коими была до краёв полна сумка.
Можно было, конечно, подумать, что это обычные лекарства. Но кто, скажите на милость, станет передавать медикаменты на станции метро с пятнадцатилетним мальчишкой? Да и смутная тревога, какое-то... предчувствие недоброго, испуганный вид незнакомца, его затравленные глаза - всё нашёптывало Никите пугающую истину.
Но, увы, внутреннее чутьё не уберегло Ники от ошибки. Парень, передавший сумку, поспешно ретировался, бросив последний быстрый взгляд, а Никита тут же отправился к своим друзьям. «Зачем?" – ни однажды я потом задавал себе этот вопрос. Зачем, зачем? Никите стоило выбросить проклятую сумку куда подальше и бежать, бежать прочь от этой опасности, страшные последствия которой он не мог даже вообразить. Если бы он сделал тогда это, если бы...
Но Ники верил своим друзьям – а как же иначе? И в метро, сжимая дрожащими руками лямку сумки, был твёрдо убеждён, что всё это - просто глупое недоразумение. Ошибка. Разумеется, Димка, Лёха и Егор не могут быть замешаны в грязные дела с наркотиками - они честные и порядочные люди, они, в конце концов, уже несколько лет его лучшие друзья!
И Никита отправился к ним - в пустующий скверик неподалёку от Димкиного дома, как и было условлено; вокруг ни души; только ветер протяжно гудел в спутанных ветвях деревьев, да три фигуры застыли под раскидистой кроной. И Ники спокойно зашагал к ним, уверенный, что вот-вот эта нелепая ситуация разрешится, добровольно шагал на место казни... Сейчас он вспоминал многие детали, на которые тогда - почему-то - не обратил внимания: алчный огонёк в глазах друзей, когда они увидели сумку; нетерпеливое движение Димки, когда тот подался к нему навстречу, протягивая руки; застывшие, будто маски, лица всех троих, когда Ники испуганно сказал первую фразу.
- Ребят, а почему там... наркотики?..
Ребёнок - наивный, светлый, слишком чистый для этого мира!.. Он не думал, не хотел даже думать, что на свете есть негодяи. Которые порой скрываются за улыбками лучших друзей. И он взволнованно, сбивчиво продолжал говорить, не замечая, как изменились, исказились лица его друзей, как они медленно обступили его, смыкая кольцо. А потом - удар, россыпь пёстрых огней перед глазами, боль; затем - темнота.
Очнулся Ники в маленькой комнатке, судя по всему – подвале; к тому же - совершенно пустом: только голые стены со змейками труб, слабый отблеск лампы над головой, холод, тянущий костлявые пальцы со всех сторон да капли, с гулким эхом бьющие об пол... Ники стало страшно. Он хотел закричать, позвать на помощь. Но чёрный силуэт метнулся к нему, и грубые руки зажали рот.
- Молчи, щенок. - жаркий шёпот у самого уха.
Ники весь сжался, съёжился - он узнал голос. Димка. Неужели он... и наркотики... всё это...
Словно откликнувшись на эти мысли из пятна коридора, что был напротив, выступили трое. И застыли в молчании. Лёха... Егор... и... Костик. "А он что здесь делает? Почему?.." Никита скользнул взглядом по лицам друзей, будто пытаясь найти ответ - но не нашёл ничего. Только холодное равнодушие; лишь Костик чуть заметно ухмылялся, и тусклый свет лампы пугающе искажался в его глазах.
Димка вдруг убрал руку, и Ники выпалил на одном дыхании, с ноткой паники:
- Где я? Что происходит?! Как...
Но Димка усмехнулся и заговорил, перебивая Никиту:
- Происходит то, дорогой Ники, что ты сунул нос не в своё дело. И случайно раскрыл нашу маааленькую тайну. А допустить, чтобы об этом секретике стало известно ещё кому-то, мы, разумеется, не можем.
- То есть наркотики...
- Да. Именно за ними мы тебя посылали. Но ты не должен был заглядывать в сумку, нехороший мальчишка...
Тут уже в голосе Димки, прежде насмешливом, мелькнула угроза. Он обернулся к дружкам, коротко мотнув головой в сторону пленника, и Ники стало мгновенно ясно значение этого знака. Лёха, Егор, Костик - они медленно приближались. Секунда - и грубые руки на его теле, треск рвущейся ткани, влажные прикосновения... Дойдя до этого момента в своём рассказе, Ники задрожал, словно в ознобе. Он закрыл лицо руками и бессвязно зашептал сквозь слёзы:
- Стас, они... понимаешь, они...
Он не смог ничего больше сказать. Но я и без объяснений понял, что дружки сделали с ним.
Никита не знал, сколько продолжалась эта пытка - минуты, а может, часы, а может, и целую вечность... Он не знал, где находится, не видел лиц и не слышал слов; только унижение, отвращение с яркими всполохами боли. Тёплые струйки крови. Солоноватый привкус на губах. Сотни алых искр. Потом всё стихло. И снова опустился занавес темноты.
***
Когда Ники очнулся, помещение оказалось пустым. Сам он полулежал в углу, съёжившись, и первое же движение острой болью вспыхнуло по всему телу... Беглым взглядом Ники окинул комнату в лихорадочных поисках выхода. Маленькая, не больше чем пять на пять метров, с низким, пугающе низким потолком - кажется, вот-вот задавит своей свинцовой тяжестью... Блестящие от влаги стены и холодный пол - с ужасом Ники увидел на каменных плитах багровые пятна собственной крови. Больше в комнате не было ничего; только тишина окутывала всё вокруг, звенящая, натянутая, будто струна. Она врезалась в уши сильнее самых громких криков, готовая разбить, разломать сердце на кусочки...
- Очнулся, дорогой? - голос. Резкий, неожиданный, словно удар наотмашь по щеке, притворно сладкий и ласковый. Быстрый взгляд - Димка. Ники дёрнулся, то ли собираясь бежать, то ли просто от страха - и услышал оглушительный звон, гулко бьющий о стены звон стали. Наручники. Крепко сжимая запястье Никиты, они были пристегнуты другой стороной к трубам, что змейкой вились по стенам.
Несколько раз Ники дёрнул рукой, ещё надеясь, что это сон, что это ложь, неправда, неправда...
- Они крепкие, не пытайся,- насмешливо обронил Димка, прислонившись спиной к дверному косяку - лениво, будто с неохотой. Никита замер, безвольно опустив руки. Глаза Димки алчно блеснули в тусклом свете. И Ники стало страшно. По-настоящему. Потому что глаза Димки... это были не его глаза. Не те, что с тёплой смешливой искоркой всегда смотрели вокруг. Просто два осколка чёрного льда.
Димка шагнул вперёд, и Ники отпрянул. Снова звякнули наручники. Чужой взгляд тёмных глаз сверху вниз.
- Ты никогда, слышишь, никогда никому ни о чём не расскажешь, - даже голос казался хриплым, глухим, не Димкиным. - А здесь... останешься навсегда.
"Навсегда". Это звучало дико, нереально, глупо! Холодные стены, пугающе низкий потолок с тусклым пятнышком света, медленный, въедливый звон капель о плитки пола, стальное кольцо на запястье... Нет, друзья не смогут, не смогут оставить его здесь навсегда!
Но один лишь взгляд в чёрные осколки - и стало ясно, что Димка способен на всё. Даже на это. Даже на что-то, в сотни раз худшее.
- Я... не останусь здесь! - выкрикнул Ники, чувствуя, как жалко и нелепо звучат его слова. Димка хрипло рассмеялся.
- Да кто ж тебя спрашивает, щенок? Здесь я правлю бал...
Вдруг - движение, и через секунду наручники, отлетая, звякнули о каменные плиты. А Димка криво ухмылялся, прижимая Никиту всем телом к холодному полу, впиваясь ногтями в тонкую кожу запястий; по руке Ники скользнули алые бусинки крови.
Треск материи - остатки и без того порванной рубашки разлетелись прочь. Грубые руки царапали, терзали и мучили, рваные поцелуи сминали губы... На первый тихий стон Димка запрокинул голову и рассмеялся – снова дико, пугающе; множась, звук отражался от стен подвала и разлетался в разные стороны, отзываясь гулким эхом.
- Я люблю тебя! - кричал Димка сквозь приступы смеха, хрипло, с издёвкой, невыносимо коверкая эти три драгоценных слова. - Я люблю тебя, слышишь, Никита?! Ну, отвечай! Или тебе только от своего Стасика ненаглядного приятно такое слышать?! Может, он лучше трахает тебя, а?!
Мгновенно поверх унижения и страха в сердце Ники вспыхнула ярость. Собрав никчемные остатки сил, он резко спихнул с себя Димку и прижался к холодной стене; тело его напряглось, словно натянутая тетива лука, а глаза сверкали гневом.
- Не смей так говорить о Стасе, не смей! - отрывисто выкрикнул Ники. Димка, только чуть сморщившись от удара, сплюнул через плечо и, в три шага оказавшись рядом с Никитой, сжал пальцами его подбородок. И наотмашь ударил по щеке.
- Найдётся и на тебя управа, щенок. - бросил он, прежде чем скрыться во тьме коридора.
А Ники ещё долго сидел неподвижно, чувствуя саднящую боль в щеке и думая, пытаясь понять: что же за столь недолгое время сделало из Димки - доброго, с вечной смешинкой на губах Димки, его лучшего друга - этого чужого человека. А человека ли?..
***
Скоро, сам и не заметив, как, Ники провалился в тяжёлый беспокойный сон. И вздрогнул, резко просыпаясь, когда гулкое эхо донесло до него шаги - шаги множества ног из коридора.
Секунда, две - из чернильного мрака протянулись длинные, пугающие тени, и в комнате появились двое. Димка и Егор. Следом ещё две фигуры... нет, три - Костик и Лёха, тащившие, крепко скрутив запястья, Риту. Ники с ужасом увидел, как Костик - этот щуплый худенький мальчишка - сильно выкручивает Рите руку, будто не он учился с ней в одном классе, будто не он списывал у неё на контрольных, не он всегда ходил вместе с ней, весело болтая… Затем - взгляд на лицо Риты; бледное, растерянное лицо, с широко распахнутыми глазами. Девочка явно была напугана - она не понимала, что здесь делает, почему друзья притащили её в это ужасное место. Рита даже сопротивляться не пыталась, не издавала ни звука; но, увидев Ники, она сдавленно вскрикнула.
- Ники!
- Рита!
Ники невольно дёрнулся вперёд, словно пытался дотянуться до Риты, спасти её, помочь; звякнула сталь, и крепкая цепь наручников потянула его обратно. Рита, не выдержав, закричала. Лёха быстрым движением ладони зажал ей рот.
- Молчать. – грубо, отрывисто.
Димка, жадно наблюдавший за действием, теперь уставился на Никиту насмешливым взглядом с ноткой торжества.
- Я ведь говорил, что и на тебя найдётся управа. - сказал он. Короткий кивок головы Лёхе - и тот перебросил Риту в Димкины руки, легко, будто тряпичную куклу. Сверкая льдинками глаз, Димка вытянул из кармана обычный складной нож и прижал лезвие к шее девочки.
- Смотри. - бросил он Ники. Нестерпимо ярко блеснула сталь - алчно, как глаза Димки, - и на бледной коже Риты выступила алая капля. Девочка дёрнулась, плечи её задрожали, и солёные капли побежали по щекам, срываясь на каменный пол...
- Ну что, Никита, ещё будешь сопротивляться?
Ники быстро взглянул на Риту - эту слабую, беззащитную девочку, которая по сути ни в чём не виновата и оказалась здесь только из-за него, Никиты...
- Нет... - тихо ответил он, опуская глаза.
***
Того, что стали делать дружки Ники дальше, не мог вообразить даже я, крепко убеждённый в их беспросветной подлости... Дни потянулись за днями, складываясь для Никиты в один бесконечный кошмар.
В школу Ники больше не пускали – весьма верно, на удивление, просчитав, что добрая, слишком наивная классная не станет звонить его родителям. Но заставляли разыгрывать беспечность - для меня. Каждое утро мы с Никитой прощались у его подъезда, и он бежал в школу, на ходу весело махая мне рукой. Если бы я знал... если бы я только знал, что идёт Ники не на занятия, а в тёмный сырой подвал... Если бы я только знал об этом - я крепко обнял бы его, уткнувшись в светлые пряди волос, и никогда, никогда не отпускал!
Если бы...
Но каждое утро Ники шёл к тому самому подвалу - в доме Егора, как ему позже стало известно, - добровольно шёл к месту казни. Потому что знал. Знал, что будет, посмей он не явиться, рассказать кому-нибудь или попросить помощи. Рита. Её испуганное лицо с мутными дорожками слёз на щеках - вот первое, что видел Никита, когда грубым движением Димка выталкивал его из чернильной тьмы коридора в мрачную тюрьму.
Да, дружки Ники были блестящими психологами. И успели отлично изучить его натуру за годы дружбы; они знали, за какие ниточки нужно дёрнуть, чтобы Никита стал безропотной марионеткой в их руках. Они играли на его любви к людям. К друзьям. На его доброте, не позволяющей заставить другого человека страдать по своей вине. Умелыми кукловодами они оказались, дружки Ники. Возможно, я недооценил их изворотливые умишки, способные играть на самых светлых чертах человеческой души.
Риту связанной держали в том же подвале. И часто Димка небрежно кивал головой в её сторону - знак. Мгновенно Лёха с Костиком и Егором оказывались рядом с девочкой и насиловали её - прямо на глазах Никиты. Иногда били. Иногда забавлялись тем, что острыми лезвиями ножей, которые всюду таскали с собой, вычерчивали узоры на Ритином теле. Аккуратно, бережно - так, чтобы ссадины и синяки можно было скрыть под одеждой.
Димка не участвовал в веселье - куда большее наслаждение ему доставляло стоять рядом с Ники и следить, чтобы он не смел закрывать глаза. Чтобы видел каждую каплю крови на бледной коже; чтобы слышал каждый стон, каждый отчаянный крик с искусанных губ; чтобы ловил отражение боли в распахнутых зеленых глазах.
Ники понимал - если он сделает один, хоть один неверный шаг, то однажды... однажды Риту замучают до смерти.
И он покорно служил этим негодяям. Исполнял приказы.
***
Затем его стали посылать, как в тот, первый, день - на шумную станцию метро, широкую улицу в центре города... Туда, где суетливыми равнодушными толпами клубился народ. Туда, где можно было спокойно, не привлекая лишнего внимания, взять это.
Обычно товар приносили ровесники Никиты - такие же, как он, испуганные мальчишки с затравленным взглядом. Ники ни раз вспоминал того паренька, что передал ему спортивную сумку в первый день, и невольно в его сердце вспыхивала жалость. К тому парню. Ко всем мальчикам-посыльным, наверняка не по своей воле втянутым в это дело. К Рите, над которой надругаются, которую мучают, чтобы преподать ему урок послушания. Никита жалел всех - но только не себя. Ему плевать было на свою судьбу. Он оказался в ловушке, западне, откуда нет выхода. И понял, что ничего не сумеет сделать. Что он - беспомощен.
Это всё твоя любовь к людям, Ники. Любовь, которая тебя погубила...
Никита возвращался обратно в подвал и отдавал Димке наркотики. Изобретение глупых людей - невидимыми руками оно ломает душу человека. Заставляет его мозг, сердце, каждую клеточку тела биться в одном лишь желании - дозы. А это желание - самая разрушительная сила на Земле. Такая сила, что делает из человека монстра - похлеще чудищ из американских ужастиков. Такая сила, что способна толкнуть на предательство, на жестокость, на убийство ради круглой белой таблетки.
Чужим, пугающим блеском сияли глаза Димки, когда он резко вырывал из рук Ники сумку с товаром.
После дозы мир для Димки и прочих превращался в праздник с пёстрым вихрем красок и искрами салютов. И они всегда весело завершали торжество; крики двух беззащитных детей тонули в их хриплом хохоте.
***
Люди слепы и глухи к трагедиям, которые разворачиваются у них под носом. И противно, мерзко, больно осознавать, что и я - один из этой массы. Ведь я ничего не заметил. Гулял каждый день с Ники, терялся в его тёплых губах и не знал, не подозревал даже, какое отчаяние, какой страх скрывается за солнечной улыбкой...
Да, на встречи со мной Ники отпускали. Вынужденно - ведь перестань он видеться со мной, я немедля что-нибудь бы заподозрил. Мог, при желании, даже докопаться до правды. А раскрытия своих делишек дружки Ники ох как не хотели... К тому часу, когда звонок возвещал о конце последнего урока, Никиту приводили в школьный двор - и он беспечно шёл оттуда мне навстречу, весело болтая.
Это был новый, изощрённый вид пытки: после сладкой свежести улиц, звонких голосов птиц, шёпота ветра и моих поцелуев - в тёмные, сырые стены подвала, где снова боль, крики, искажённое лицо Риты, наркотики, чужие люди с безумным блеском в глазах... Я не понимаю сейчас и, наверное, не пойму никогда - как Ники удавалось всё от меня скрывать? Зачем, почему?.. Ведь если бы он тогда рассказал мне... Мы бы вместе придумали выход, сдали бы этих придурков в милицию, спасли Риту, и жизнь снова вошла бы в привычную колею...
Если бы...
В этой истории было слишком много "если бы", слишком много шансов всё исправить, которые остались, не использованные, в прошлом. Ведь я не замечал ничего. Меня затянуло в омут нашего счастья - слишком глубоко затянуло и, ослеплённый, оглушённый, я позволял Ники падать всё ниже и ниже... к крайним пределам отчаяния и страха...
На самом деле от меня многое зависело тогда - теперь я ясно это понимаю. Я многое мог заметить и понять. Мог почуять неладное, когда Ники сказал мне: "Я не буду больше общаться с ними" - именно Димка заставил его сказать эту фразу, чтобы раз и навсегда отвести от себя подозрения; я мог тогда спросить Ники о причине его решения и, возможно, вытянуть правду... Но я слишком обрадовался рухнувшей преграде между мной и Никитой, чтобы мыслить адекватно.
Я мог бы не отворачиваться презрительно от Риты, когда встречал её возле школьных ворот - и увидел бы, наверное, затравленный ужас в её глазах и бледное лицо.
Я мог бы больше спрашивать Ники о его жизни, о его делах и проблемах.
Я мог бы...
Много чего я мог бы сделать - если бы не был так беспросветно туп. Счастье - неуловимое чувство, которое ускользает сквозь пальцы от одного лишь дуновения; и редко кому эта драгоценность попадает в руки. За счастьем стоит гоняться, ради него стоит жертвовать многим; а если оно тебе досталось - стоит погрузиться в него с головой, забыв обо всём. Но счастье делает некоторых людей эгоистами; часто, став счастливыми, мы не замечаем трагедии, что разворачивается прямо у нас под носом. Не замечаем, как рушится, трещит по швам жизнь самого дорогого человека...
***
Но причиной настоящей катастрофы послужили даже не наркотики, которые превращали Димку и прочих в чудовищ; не Рита, которую мучили у Никиты на глазах; не боль и унижения, которым подвергали их обоих. Нет, причиной стало другое. Фраза, невзначай брошенная Димкой в череде серых, бесконечных дней.
- Тебе не вырваться отсюда, - в который раз уже насмешливо сказал Димка. - А если рыпнешься... прибьем твоего Стасика, как муху.
И будто щёлкнуло что-то в измученном сознании Никиты; вся боль, весь страх, всё, что ему пришлось испытать за это время, сбилось в тугой комок, померкнув перед новой угрозой. Никита мог бы долго терпеть - собой он не дорожил. Но слова Димки полоснули сердце, словно удар ножом: ведь эти безумцы могут убить Стаса, действительно могут убить! А моя жизнь... моя жизнь была для Ники в сотни раз дороже собственной, дороже всего!
- Ну что, я пойду, пожалуй, навещу твоего Стасика, дорогой…
Димка в тот день был уже изрядно под кайфом; и роковые слова произнёс заплетающимся языком, хрипло, глухо. Может быть, именно по этой причине он, уходя из подвала, позабыл свой перочинный нож в углу у стены. А сторожить Никиту оставил только Егора - Лёха и Костик тоже где-то шатались, а Рита испуганно съёжилась у холодной стены. Только Егор... а Димка идёт убить Стаса... его любимого Стаса... А нож - лежит рядом, близко, стоит лишь чуть протянуть руку, а Егор не видит, он что-то язвительно болтает Рите…
Страх за меня сработал быстрее разума, здравого смысла, каких-либо чувств и устоев. Ники резко выбросил вперёд руку, схватил нож за рукоятку, и тут же, мгновенно, Егор кинулся к нему. И набросился бы, наверное, отнял нож и проучил как следует, если бы не Рита. Она сразу поняла, что Ники хочет сбежать. Напрягая жалкие остатки сил, девочка толкнула Егора в бок - слабо, но тот не ожидал удара и рухнул на каменные плиты, ударившись головой. Егор затих. Сердце безумными ударами отмеряло секунды - одна, две... Рита протянула руку - настолько, насколько позволяли верёвки, опутавшие её тело, - и вытянула из кармана Егора ключи от наручников. Бросила их Никите.
- Давай же, беги скорее, он сейчас очнётся...
Слова Риты и всё возрастающий страх за меня предал Никите сил, не позволил растеряться; быстро отперев замок наручников, Ники вскочил на ноги, бросился к Рите, чтобы её развязать... но тут зашевелился, бормоча проклятия сквозь зубы, Егор. Времени спасти девочку просто не осталось. И Ники метнулся в чернильную тьму коридора, оставив позади Риту, которая помогла ему сбежать.
Страх, всё тот же отчаянный страх за меня гнал Никиту вперёд, через тёмные коридоры, быстрее и быстрее, к свету, ко мне... Но шаги Егора всё приближались, а крики "Стой!" неумолимо настигали.
Впереди вдруг вспыхнуло неясное пятно света - выход; секунда, две - и вот уже Ники ринулся вверх по ступенькам, толкая решетчатую дверь подвала. Ещё немного и...
Егор догнал его почти сразу, всего только через пару дворов; страх придавал Никите сил, однако он был слишком слаб, слишком измучен, да и Егор - всё равно старше, выносливее, быстрее. Он бросился на Ники со спины, толкнул на землю и прижал своим телом. Дышал Егор тяжело, но в голосе, когда он заговорил, сквозила прежняя насмешка:
- Что, недолго бегал, Никиточка? Думал сбежать от нас, к своему Стасику, а? Не выйдет!
Желание защитить любимого человека - сила; способная преодолеть всё, толкнуть на любой поступок, порой даже - самый безрассудный, самый ужасный. Нож по-прежнему был у Никиты, и тот, вывернув руку, ударил Егора в бок. Ещё раз. Ещё. Он бил бесцельно, отчаянно, управляемый не ненавистью даже - желанием меня спасти. Да, бывает и так, что любовь пуще ненависти толкает на преступление.
Хватка Егора ослабла, руки разжались - и Ники вскочил на ноги, отбрасывая неподвижное тело прочь. Он не знал, куда бежит, забыв внезапно, где находится; он бежал без оглядки, сквозь паутину дворов и пятиэтажек, прочь, прочь от этого места. Одна лишь мысль дробью выстукивала в голове: "Скорее... Вдруг Димка уже... Стаса... Нет! Скорее, скорее...»
Впереди вдруг показалось здание школы, и Ники резко затормозил, едва не шлёпнувшись на землю; сбитое дыхание рваными обрывками рвалось из груди. А в следующее мгновение - чьи-то руки кокнулись его плеча, и он вздрогнул, хотел вырваться, броситься прочь, закричать...
Но тут раздался голос - мой голос. Это я подошёл к Ники сзади и обнял.
- Прости, пожалуйста, Ники, я опоздал. Не долго ждал, надеюсь? Кстати, почему ты такой запыхавшийся?
Никита обернулся ко мне – и тут же ткнулся в плечо, обнимая за шею. Облегчение, бесконечное облегчение горело в его сердце – Стас жив…
- Физ-ра последним уроком была, кросс бежали.
Как? Как я мог даже тогда ничего не заподозрить?.. Безумие. Безумие и то, что Ники солгал мне, снова играя в беспечность - через считанные минуты после того, как он убил человека.
- Почему?! - с отчаянием воскликнул я, прерывая рассказ Никиты, и вскочил на ноги. - Почему, Ники, почему ты не рассказал мне тогда? Ведь я мог бы... сдать этих придурков в милицию, да, в конце концов, сам начистил бы им морды! Почему ты не сказал мне?! Я...
- Нет, Стас. - тихо, но твёрдо ответил Ники, качнув головой. - Они убили бы тебя. Нет.
Я безвольно опустился на кровать, чувствуя, как сердце сжимается от тоски.
Не думаю, что, бросая те роковые слова, Димка действительно собирался меня убить. И шёл он, понятное дело, вовсе не ко мне. Он - повторюсь, конечно, - блестяще изучил натуру Никиты и знал, что ради человека, которого любит, Ники готов на всё. Димка просто припугнул Никиту, надеясь этим окончательно сломить жалкие остатки его воли. Но Ники... по-настоящему испугался за меня. И лишь одно им руководило - отчаянное желание меня защитить. Спасти. Уберечь от опасности. И он убил человека, друга - ради меня. ***
Но кошмар не окончился, нет - теперь Никита должен был прятаться. Видимо, кто-то раньше дружков Ники обнаружил тело Егора, вызвал скорую, милицию - и таким образом всё попало в выпуск новостей, который я частично слышал. Димка, Лёха и Костик, думаю, догадались, что именно Никита убил Егора, и начали за ним охотиться. Наверное, они хотели изловить где-нибудь Никиту, затащить обратно в подвал и там... Но у них ничего не вышло - ведь большую часть времени Ники проводил со мной. Его дружки знали об этом, может быть, даже следили за нами, но близко подходить не смели - не дураки же, прекрасно понимали, чем обернётся огласка их тёмных дел. Поэтому от нас они держались подальше.
Но где же Никита проводил большую часть дня? В школу он по-прежнему не ходил - не без оснований боялся, что там его дружки и изловят. Поэтому он, попрощавшись со мной у подъезда, нырял в лабиринт дворов и улиц. Ники шёл как можно дальше - в парки, кинотеатры, метро; в любые места, где легко можно затеряться в гуще пёстрой суетливой толпы. Какое же сумасшествие это - прятаться по улицам города от тех, кто ещё недавно был твоими лучшими друзьями; скрываться по шумным закоулкам, где никому нет до тебя дела.
Всё же люди - эгоисты, и я... я один из них. Потому что снова ничего не заметил. Хотя мог, чёрт возьми, мог!
Мог заподозрить неладное, когда Никита стал выбирать для наших прогулок всё более отдалённые места - тот же парк аттракционов, где я упивался детским восторгом в кабинке колеса обозрения! Но я был слеп, я был глух; в очередной раз я ничего не заметил.
Прошла неделя бесконечной тревоги и пряток; потом Никиту поймали.
Это вышло неожиданно. Из-за глупой, обидной случайности. Просто в тот день матери - я готов был сейчас её возненавидеть, честное слово! - снова что-то понадобилось от меня. Кажется, она опять меня куда-то за чем-то послала - теперь мне и не вспомнить... Но всё же факт - в тот день Никита остался совсем один. Я не встретил его у школы; и дружки немедля этим воспользовались. Появились вдруг из какой-то подворотни - и в миг обступили Никиту со всех сторон, отрезая пути отступления. Ники беспомощно оглянулся - но вокруг не было ни души; никто не спасёт его, никто не придёт на помощь...
-Недолго ты бегал, однако ж, мой друг. - невыносимо кривляясь, сказал Димка. - Прятался за спину Стасика, думал, он тебя спасёт... Ну и где сейчас твой Стасик, а? Тю-тю.
Димка сделал едва уловимый знак рукой - и тут же Костик с Лёхой, подскочив к Никите, заломили ему руки за спину.
- Ты ещё ответишь нам за смерть Егора, щенок... - мгновенно тон Димки из насмешливого стал угрожающим. Сверкнули алчно чёрные льдинки. - И за побег. За всё поплатишься, и Ритка тоже будет страдать по твоей вине... Хочешь увидеть, как я стану ломать ей пальцы? Увидишь. Ты всё увидишь, гадёныш.
Сам, лично он ударил Ники коленом в живот. Свет коротко моргнул и погас, словно лампочка; темнота; боль; испуганное лицо Риты, которая помогла Ники сбежать; и ледяные пальцы отчаяния - снова, снова в тюрьму, снова пытки, снова страх... И это не закончится - никогда.
Очнулся Никита в том же подвале. Его не заковали в наручники - просто швырнули на пол, из которого сочился холод. И, открыв глаза, Ники увидел взгляды - взгляды, неотрывно устремленные к нему; три - презрительных, насмешливых, диких, и один - испуганный, отчаянный. Наверное, это же самое выражение ужаса Рита увидела в его собственных глазах... Затем снова – тьма…
Когда Никита очнулся опять, на него смотрел с презрительной насмешкой Лёха – только он. Остальные пропали куда-то, утащив с собой Риту. Предчувствия. Недобрые предчувствия зашевелились у Ники в груди, когда он представил, что его дружки могут сделать с беззащитной девочкой теперь…
Димка и иже совершили ошибку. Страшную, непоправимую. Они ошиблись, опять оставив с Никитой одного только Лёху; они ошиблись, думая, будто Ники напуган так сильно, что уже не способен на действия.
Они ошиблись, считая себя всесильными, а Никиту - безвольной марионеткой.
Тишину нарушали только капли, гулко бьющие об пол. Долго, томительно долго Лёха сидел молча и неподвижно, явно надеясь поселить в сердце Никиты страх, предчувствие скорой расплаты; и не ошибся, надо сказать. Наконец он поднялся, подошёл к Ники и присел рядом с ним на корточки, сжав пальцами подбородок. И начал - зря, очень зря, - играть на самых слабых струнах его души.
- Ты, наверное, задаёшься вопросом – а где же остальные? Они, Никиточка, за волшебным зельем отправились. Вколем тебе немножко – и сразу станешь намного послушнее Ну, неужели тебе никогда не хотелось попробовать наркотики?
Смех – пугающий, хриплый, чужой…
- Ах да, кстати, забыл тебе сообщить – Стасика своего ты больше не увидишь. Нагулялся уже, достаточно. Интересно вот, чем он сейчас занят? Небось гуляет в своё удовольствие, о тебе и не вспоминает. А завтра... завтра он будет ждать тебя у школьных ворот. Любопытно, куда же он побежит, где будет искать тебя? Наверняка весь район оббегает, как преданная собачка! Хочешь к нему, а, Ники? Хочешь? Только вот отсюда ты больше не выйдешь – никогда. Смотри - нож. Острый. Что нам стоит поймать твоего Стасика в тёмной подворотне - и чик, перерезать горлышко? Не волнуйся, мы и тебя с собой возьмём - всё увидишь собственными глазами.
Блеф, блеф чистой воды. Ничтожно мала вероятность того, что они действительно собирались меня убить; просто шантаж, дешёвый и подлый трюк. Который, однако же. сработал. Лёха хотел подразнить Ники, запугать до потери сознания, вывести из равновесия - и отчасти достиг своей цели. Только вот эффект был отнюдь не таким, какой он ожидал.
Наперекор боли и слабости Ники вскочил, резко отталкивая от себя Лёху, и тут же быстрым движением вонзил ему под сердце нож. Короткий хрип сорвался с губ Лёхи и, зашатавшись, он опрокинулся на спину. Как и Егор тогда.
Никита почувствовал, как странная слабость пронзает тело, будто электрический ток; как к горлу подкатывает липкая тошнота, а руки начинают мелко дрожать. Он рухнул на колени рядом с неподвижным телом, которое секунды назад было живым, неотрывно смотрел, как медленно кровь растекается из раны по каменным плитам... Несколько ужасных мгновений Лёха хрипел, дёргался, что-то бормотал; потом затих навсегда.
Одна лишь мысль билась, стонала, кричала с отчаянием в голове Никиты: "Я убил человека. Снова убил человека"
И тут в подвал ворвался я.
***
Никита замолчал, а видения ужасов, пережитых им, - удивительно яркие, чёткие, - стояли у меня перед глазами. Ники молчал - и я тоже не произносил ни слова, не зная, что теперь делать; что вообще можно сделать в такой ситуации. Утешить? Ободрить? Сказать, мол, ерунда всё это, забудь, любимый? Бред...
Минута прошла, может – час, я не следил за ходом времени; наконец я протянул руки и беспомощно обнял Никиту. Он вздрогнул и дёрнулся, будто желая отстраниться, но затем стиснул пальцами мою рубашку, мелко дрожа. А я шептал, неразборчиво шептал ему на ухо:
- Не бойся, Ники... Я... мы... мы убежим, слышишь? Куда-нибудь далеко, где эти уроды никогда нас не найдут. Я смогу защитить тебя, слышишь?.. Мы убежим и...
- Рита. - тихо сказал Ники. - Стас, там Рита.
И я подумал: "Да, там Рита" Слабая, беззащитная девчонка - одна среди обозлённых до крайности наркоманов, пусть и осталось их всего двое. Она помогла Никите сбежать, она страдала за него. И Ники не сможет оставить её там. Нет. Мы не сможем. Как бы я там не относился к ней раньше, как бы не ревновал к ней Никиту.
Какая, к чёрту, ревность? То, что случилось, напрочь выбивалось за все рамки обыденного и привычного, обыкновенных чувств, рамки всей нашей прежней жизни. Да что там - в щепки разносило уклад прошлого.
- Ты ненавидишь меня, да? – вдруг почти шёпотом спросил Никита. Он низко опустил голову, изучая деревянные половицы, и не смел поднять на меня глаз.
Ненавижу?..
- И презираешь, наверное. Ведь я убийца...
Презираю?..
Тебе противно, да? Сидеть рядом с преступником, который убил своих друзей?
Противно?..
- Давай Стас уходи... ты же хочешь этого. Уходи.
Какой-то горький вызов прозвучал в этих словах. Словно Ники был уверен - я отвернусь от него теперь, как отвернулся бы любой другой. Ведь Ники - преступник, убийца, а такие, как известно, должны сидеть в тюрьме. И за людей их не считают. Правда?
В самом деле – я ненавижу Никиту? Презираю? Мне противно находиться рядом с ним? Я хочу встать и уйти?
Ответов на эти вопросы не было в моей голове. Там не было вообще ничего - ни единой мысли, только сумятица из обрывков чувств и воспоминаний. Я не мог сделать ничего лучше, чем просто обнять Никиту и бестолково гладить его по голове, приговаривая: "Всё хорошо, маленький, всё хорошо..."
Может быть, Никита почувствовал моё смятение? Иначе почему тогда нотки мольбы и слёз звенят в его тихом голосе?..
- Я люблю тебя, Стас... Не бросай... пожалуйста, не бросай...
Никита уже засыпал - всё, что случилось, в конец измотало его, а рассказ о пережитом кошмаре отнял последние остатки сил. Я бережно опустил Ники на подушки и укрыл сверху одеялом, легко коснувшись его губ. Почему-то осторожно, нерешительно.
***
Прошло, наверное, несколько часов. Уже медово-золотистыми мазками закат украсил небо; уже последние отблески солнца, что клонилось к горизонту, тянулись алыми лучами сквозь стекло; уже деревья обратились в причудливые тени на полотне сумрачных небес. А я всё сидел на краю кровати, рядом с давно спящим Никитой, и удивлялся нереальности, даже абсурдности происходящего. Вот рядом, совсем близко - только руку протяни - спит убийца. Преступник, на руках которого кровь уже двух жертв. Я, наверное, всё-таки должен ненавидеть его - по крайней мере, презирать точно. Должен встать сейчас, набрать номер и вызвать милицию. Так, скорее всего, поступил бы любой другой человек, окажись он на моём месте. Потому что убийство - грех, самый тяжкий грех из всех возможных; раньше за такое полагалась смертная казнь. "Убийца" - этим словом я с ранних лет привык нарекать жестоких созданий без души и совести, которым ничего не стоит пустить пулю в висок беззащитного человека. Сколько раз я слышал в новостях сообщения о серийных маньяках, сколько объявлений видел на дверях собственного колледжа, в ещё раньше - школы. Думая об этих существах - даже людьми их назвать не поворачивался язык - я желал им скорее получить по заслугам и оказаться за решёткой, может быть, даже умереть; а как иначе? Ведь они - преступники. И в то же время - далёкие, чуждые, только лица на экране или бумажном листе. Страха не было - к чему бояться тех, кто мне не причинит никакого вреда? Милиция их поймает, судья осудит; ну а мне - безразлично.
И вот теперь... теперь, когда этот призрак, этот ужасный сон, эта безликая угроза с голубого экрана вихрем ворвалась в мою жизнь... что я должен сделать? Как мне следует поступить?

@темы: творчество