carpe diem
Название: «Полёт бабочки»
Автор: Dreamless
Бета: Bruno-o
Жанр: слэш, angst, drama
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой, с моего согласия
Предупреждение: местами жестокость и постельные сцены – чуть. Я предупредила.
Глава 7. Чёрно-белое
Глава 7
Чёрно-белое
Первым, кого я увидел, ступив на знакомый двор, был Рик - тот самый пёс, которого всегда кормил Ники; много времени прошло - и мы с ним тоже успели стать верными друзьями. Едва заметив меня, Рик бросился навстречу, неистово виляя хвостом и лучась щенячьим восторгом. Пёс доверчиво ткнулся мне в ладони, а я ласково потрепал его за ухом, заговорщицки шепнув:
- Угадай, Рик, а кому я принёс вкусные косточки?
Глаза пса засияли - словно у ребёнка в предвкушении сладостей. Я жестом опытного фокусника вытянул из кармана кулёк костей и плавно провёл им перед собачьим носом; Рик неотрывно следил за моей рукой. Наконец я весело рассмеялся и зашагал к школе Ники, оставив Рика наедине с его обедом.
Встречая Ники после занятий, я всегда проходил через этот двор. И каждый раз приносил
что-нибудь вкусное восторженному Рику. Каждый раз мельком бросал взгляд на окно третьего этажа. И каждый раз острое ощущение счастья вспыхивало в моём сердце.
С тех пор, как мерзкие дружки оставили Ники в покое, а я послал дальними дорогами Глеба, наша жизнь пришла в норму. Можно считать, что я окончательно переселился к Ники - обедал, ужинал и завтракал у него, ночевал на диване в его гостиной, задания для колледжа делал в его светлой уютной комнате, вечерами разговаривал с его мамой... Весна плавно переходила в лето, и вот-вот у Ники должны были начаться экзамены. Поэтому большую часть времени мы проводили над учебниками - Никита старательно готовился, а я помогал ему, чем только мог, усиленно собирая из уголков памяти обрывки скудных школьных знаний. Думаю, помощи особой от меня было мало - но я всегда был рядом с Ники, поддерживал и ободрял в минуты волнения перед экзаменами. "Всё будет хорошо, вот увидишь! - уверял я. - Это не так страшно, как кажется на первый
взгляд. Я тоже в девятом классе сдавал экзамены - и учти, что учился я тогда на одни тройки. Но я сдал, а ты, отличник мой, и подавно!" Ники столь полюбившимся мне движением склонял голову набок, улыбаясь, и я видел, какой благодарностью лучатся его небесные глаза.
Уроки у Никиты заканчивались всегда раньше, чем у меня, но я не особо стеснялся прогуливать последние пары; по удивительному стечению обстоятельств они обычно оказывались математикой. Так что дела мои с этим предметом оставляли желать лучшего. Замечания, упрёки, тонны дополнительных заданий, даже угрозы матери сообщить... Но мне важнее было встретить Ники после школы и заключить его в объятия, чем выслушать очередную лекцию о квадратных уравнениях. Да и, в конце концов, разве есть дело влюблённому человеку до паршивой математики?
Жизнь наладилась, вошла в привычную колею; каждый день был размеренным, спокойным, как хорошо отлаженный механизм. На кого-то – да и на меня прежнего, уверен - такая жизнь могла нагнать скуку; но я был счастлив. И не хотел
ничего менять.
Часто мне вспоминался тот далёкий, маячивший где-то на краю сознания день, когда я смотрел на небо и твёрдо знал, что мне суждено видеть только дождь. Но я ошибался. Ведь солнце, сквозь обрывки серых туч, пробилось и в мою жизнь; оно каждый день заглядывает в окна, танцует яркими бликами на стенах, ласково касается тёплыми ладонями щёк, греет солнечной улыбкой. И теперь так будет - всегда.
Я быстро глянул на экран телефона - два часа дня, вот-вот у Ники закончится последний урок; как бы не опоздать… Ускорив шаг, я уже через три минуты оказался рядом со школой и занял привычное место - у мраморных колонн возле ворот. Как раз вовремя - из недр школьных коридоров раздались переливы звонка, и я увидел через окно, как всё пространство школьного здания заполнила гудящая толпа. Школьники всех возрастов толкались, кричали что-то друг другу, и вскоре первые из них стали показываться на крыльце. Я узнавал некоторых одноклассников Ники, да и тех же Риту, Тимура, Сашку. "Кстати. Что-то я давно не видел его Величество Диму" - мельком пронеслось у меня в голове. Да и Егора, Лёху, Костика... А вообще-то и хрен с ними. Наверное, хоть до этой части дружной компании дошло - от меня и Ники лучше держаться подальше. Иначе вломлю - добавки не попросят.
Я отвернулся, когда Рита и прочие проходили мимо - неохота с ними связываться. Они, конечно, не Димка с его вечными выкрутасами, но Ники - мой, и больше никому не
достанется!
Пёстрое море школьников заполонило двор. Кто-то сразу отправился домой, кто-то - на стадион, погонять с друзьями мячик, ну а кто-то остался шататься в школьном дворе. Понятия не имею, сколько времени прошло. Поток улыбающихся рожиц иссяк, постепенно затихали крики, замолкал смех. А Ники всё не было. Не знаю, почему - но внутри меня заворочался страх. Смутное, тайное волнение, которое я часто испытывал, если Ники не было рядом. Всё время мне казалось, что что-то с ним случится, кто-то обидит… Хотя сейчас я и понимал - волноваться глупо. Наверняка какой-нибудь добрый учитель задержал Ники, или ему понадобилось в библиотеку - да мало ли какие дела могут быть после уроков у рядового школьника...
Прошло ещё минут десять; но тревога не оставляла меня. "Соберись, тряпка" - мысленный
приказ себе самому; коротко передёрнув плечами, я направился к крыльцу.
Пустые школьные коридоры встретили меня тишиной - помнится, учась ещё в школе, я обожал такие моменты: когда место моих мук пустеет, и можно беспрепятственно бегать вверх-вниз по этажам, валяться на диванчиках, пинать пустую бутылку с друзьями - никто и слова не скажет. С того времени ничего не изменилось - едва переступив порог, я увидел двух пареньков лет одиннадцати: они выпихивали друг друга из кресла и весело смеялись; смех звонким эхом отдавался от стен.
С лёгкой улыбкой я смотрел на мальчишек и ощущал в груди странное тепло с ноткой горечи – у меня-то такого больше никогда не будет; кажется, это чувство зовётся ностальгией.
Но веселье пареньков прервали шаги - из дальнего конца коридора к ним спешила молодая учительница с непослушным веером светлых волос. Она, напустив на себя самый строгий вид из всех возможных, стала отчитывать мальчишек; но, впрочем, особой злости в её голосе я не уловил.
- Перестаньте шуметь! У многих, между прочим, сейчас дополнительные занятия, а вы...
- Да ладно вам, Наталья Николаевна. - Прервал один из пареньков, с вихрастой рыжей шевелюрой. - Мы просто шалим. То есть балуемся.
И с весёлым смехом приятели кинулись прочь; суровость вмиг слетела с лица учительницы, она улыбнулась, глядя им вслед. И я понял, что эта девушка очень любит детей.
У нас тоже была такая учительница, классе, кажется, в седьмом, она вела английский язык и...
Внезапно я вспомнил об истинной цели своего визита. Ностальгия - оно, конечно, всякому
дозволено, но нужно ведь узнать, где Ники... Вернулось ощущение той смутной тревоги, и я кинулся к девушке, которая уже развернулась, собираясь уходить.
- Вы, случайно, не знаете, где Никита Сафронов из 9"в"? - с ходу начал я.
Девушка взглянула на меня удивлённо, но тут же схватила за руку; от неожиданности я
вздрогнул.
- А вы Никите кто? - взволнованно - что это с ней? - спросила она.
Так, и кто же я Никите? Лучше вам, Наталья Николаевна, не знать сей правды...
Улыбнувшись краешком губ, я ответил - самое безобидное, что пришло на ум:
- Друг.
- Как вас зовут?
- Стас.
- Стас... Я классная руководительница Никиты. Давайте пройдём ко мне в кабинет - мне нужно с вами поговорить.
Я с досадой скривился, но всё же последовал за девушкой, удивлённый до крайней степени. Интересно, зачем я ей понадобился? Она же видит меня в первый раз в жизни! И почему бы ей, в конце концов, просто не ответить на мой вопрос? А может... Никита что-то натворил?
Нет. Он же учится лучше всех в классе, а драки и прочие возмущения спокойствия... Да Ники же самый добрый, самый светлый человек во всей Вселенной! В отличие от меня, он решает проблемы путём культурного диалога. Но в чём же тогда дело?..
Кабинет Натальи Николаевны находился совсем рядом – на первом же этаже, только в другом его конце; и уже скоро мы оказались в самом обычном классе: аккуратные ряды парт, комнатные растения по углам, доска с кусочками мела и возле окна – учительский стол с кипами бумаг. Всё в точности так же, как в моём недалёком прошлом. Наталья Николаевна указала мне рукой на первую парту у окна - и я послушно опустился на деревянный стул, чувствуя себя школьником.
Забавное, однако ж, ощущение.
- Так вы не знаете, где Никита? - решил я сразу расставить все точки над ё. Потому что нервные движения Натальи Николаевны, её дрожащий от волнения голос, руки, крепко сжатые на груди... всё это начинало меня пугать.
- Понимаете, Стас... – начала она. - Я не знала, с кем мне об этом поговорить - к родителям или директору обращаться не стала, не хочется вредить мальчику...
- О чём вы?
- Никита уже три недели не появляется на занятиях.
Сердце в груди замерло и забилось медленно-медленно, будто чувствуя что-то, какую-то
беду...
- Может быть, он болеет? - продолжала Наталья Николаевна.
- Нет...
Что за ерунда? Чтобы Ники прогуливал школу... да никогда, он же любит учиться! К тому же - пускай он и решил не идти на занятия, но он точно сказал бы мне об этом. Я знаю каждую его мысль, каждый страх, каждое желание! Он не мог ничего от меня скрыть!
- Я так и знала... - тяжёлый вздох вырвался у Натальи Николаевны. - Значит, он всё-таки
прогуливает... Стас, прошу вас, поговорите с ним! Ведь Никита... никогда не прогуливал, он такой хороший мальчик, душа класса, всем помогает... К тому же, скоро экзамены… Пожалуйста, поговорите с ним!
Девушка неотрывно смотрела на меня, и в глубине зелёных глаз сияла тревога. Настоящая, неподдельная тревога за Ники, даже паника. Я медленно поднялся из-за парты и чуть заметно кивнул.
- Хорошо, Наталья Николаевна... я поговорю с ним.
- Спасибо, Стас.- она тоже встала и на мгновение сжала в своей руке мою. - Я правда очень беспокоюсь за него...
Из школы я не вышел - выскочил, словно пущенная из дула пистолета пуля. Быстрее, бежать, скорее... куда, зачем? Где вообще может быть сейчас Ники? Я остановился, чуть не вписавшись в фонарный столб, и резко выдохнул, стараясь отдышаться. Почему? Почему Ники обманывал меня? Ведь я каждый день встречал его после школы, и он всегда выходил из её ворот, хватал меня за руку и тащил домой, весело болтая - радостный, беспечный как всегда. И тут выясняется, что на занятиях он не бывал… а где же тогда проводил целый день с самого утра до шестого урока? Ничего не понимаю!
Я огляделся по сторонам и с удивлением отметил, что стою во дворе дома Ники. Интересно, когда я успел добраться сюда?.. Неважно. Надо подумать, где Никита может быть.
Дом, парк, кинотеатр... все места, в которых мы с ним бывали, чередой ярких вспышек
замелькали в голове. И я начал механически их обследовать, тщательно, с повышенным вниманием. Но нигде Ники не было, и к шести часам вечера я окончательно пал духом. Где, где ещё его искать?.. И вдруг на ум пришло единственное место, куда я ещё не заглядывал: дома его дружков.
При одной даже мысли о Димке и прочих в груди заворочалась ярость, казалось, утихшая за последние недели. А что, если Ники сказал мне: "Я не буду больше общаться с ними" только потому, что знал, как я их ненавижу? А сам потихоньку продолжает с ними отношения, и сейчас, возможно, сидит у кого-нибудь в гостях, не зная, что я тут с ума схожу от беспокойства! Ну Никита, я от тебя такого не ожидал...
Просто пылая от гнева, который почти перекрыл собою прежнее беспокойство, я зашагал к дому Егора - однажды мы всей компанией к нему заходили, и это был единственный адрес, который я знал. Низкая пятиэтажка с облупившейся краской на стенах, четвёртый подъезд, второй этаж, квартира номер 126.
Звонок у двери не присутствовал, и мне пришлось пару минут упорно стучать, прежде чем
дверь распахнулась. На пороге стояла женщина - насколько я помнил с единственного давнего посещения, мама Егора. Но сейчас... передо мной был другой человек. Совершенно. И я даже моргнул несколько раз, полагая, что ошибся, и это вовсе не она…. Что за столь недолгое время могло так изменить человека? Маму Егора я запомнил весёлой, живой и подвижной женщиной, вечно хлопотавшей вокруг нас, предлагая то чаю, то яблочного пирога. Но теперь лицо, прежде сиявшее румянцем, осунулось и побледнело, руки, которыми женщина сжимала дверную ручку, отчаянно дрожали, а в волосах - могу поклясться - появилось несколько седых прядей. Я открыл было рот, чтобы задать вопрос, мельком поймал её взгляд... и слова застряли в горле, так и не слетев с губ. В своей жизни я ещё не видел у человека таких глаз. Мёртвые. Холодные. С тоской, застывшей в синей глубине. Я пошатнулся, отступив назад.
- Кто вы? Что вам нужно? - глухо спросила женщина, быстро опуская глаза.
- Меня зовут Стас, и я хотел... - я быстро прокрутил в голове давние события, припоминая
её имя. - Анна Андреевна, я хотел увидеть Егора. Можете его позвать?
Словно от удара кнута, женщина дёрнулась, ещё крепче сжимая ручку двери, и снова подняла на меня глаза; на щеках её блеснули слёзы.
- Вы издеваетесь? - тихим, звенящим шёпотом произнесла она. - Зачем вы сюда пришли? Сыпать соль на свежую рану?
С каждым словом Анна Андреевна чуть отступала вглубь квартиры, прочь от меня, будто от прокаженного…
- Егор, он... он погиб! Неужели вы не смотрите новости?! Три недели назад... об этом
показывали по... Уходите отсюда! – голос сорвался на хриплый крик с нотками ярости. – Уходите и не смейте никогда говорить о Егоре! Его... его больше нет, он погиб, погиб!..
Голос женщины прервался судорожными рыданиями; дверь захлопнулась прямо перед моим носом, и последнее, что я увидел – лицо женщины, полностью растоптанной горем.
Тревога, мучившая меня до сих пор, возросла в разы, вытесняя и гнев, и все прочие чувства; липкий комок ужаса подкатывал к горлу, и я сполз по стене на холодный пол, сжав ладонями виски.
Что... чёрт возьми... здесь... происходит?
***
Вечность – хотя на деле всего десять минут - я сидел на пустой лестничной клетке, пытаясь собрать воедино стаю разбежавшихся мыслей. Колени почему-то дрожали, а пальцы судорожно сжимались в кулаки.
Значит, Егор погиб. Три недели назад, сказала Анна Андреевна, о его гибели показывали в
новостях… Память услужливо развернула передо мной картинку. Вот я лихорадочно собираюсь в парк аттракционов - Ники давно хотел там побывать, - а на заднем плане неразборчиво шуршит телевизор. Вдруг моё внимание привлекает голос диктора: "... сегодня в Кировском районе найден труп молодого человека..." Я испуганно срываюсь с места, бегу к Ники, потому что боюсь – вдруг неведомый убийца причинит ему вред?.. С Ники всё обошлось, слава богу, и через пару дней я и думать забыл о том сообщении – ведь, в конце концов, какое нам дело до убийцы, если мы счастливы? И всегда, что бы не случилось, я смогу защитить моё солнце… Да, с Ники всё обошлось - но погиб Егор, его друг.
Интересно, а Ники об этом знал? И, если знал, то почему не сказал мне, почему скрыл, почему обманул?..
Хотя...вдруг Никита ничего не знает! И даже не подозревает, что по этому району, может быть, и до сих пор бродит неизвестный убийца, который, к тому же, убил его... друга. А раз так... то сейчас Ники в огромной опасности! Я должен... должен найти и защитить его!
Отчаянное беспокойство придало мне сил; даже дурнота мгновенно прошла. Сорвавшись с места, я кинулся вниз по лестнице, то и дело оступаясь, быстрее, быстрее... Перескочив на последнем пролёте сразу через три ступени, я уже дёрнул на себя тяжёлую входную дверь... но крик заставил меня остановиться.
Отчётливый, громкий крик боли; эхом отдавшись от стен пустого подъезда, он стих.
Я почувствовал, как страх тянется ледяными пальцами к горлу. Была даже мысль убежать - просто убежать и поскорее забыть об этом отчаянном крике. Ничего не знаем, ничего не
видели, и вообще, не наше это дело. Но тут крик раздался снова - короткий, сдавленный, он будто захлебнулся сам в себе и смолк; повисла тишина. Тяжёлая, свинцовая тишина, которую не увидеть, не коснуться - но которая ощутимо давит на нервы. Быстрый взгляд в сторону подвала – а крик, насколько я сумел понять, донёсся именно оттуда. За железной решёткой двери было темно; ни отблеска света, только непроглядная мгла, густая, как чернила. И, может быть, там, в этом мрачном подземелье, томится человек – и ему нужна помощь. А кто ему поможет здесь, если не я? Мне стало ясно, что просто уйти отсюда, позабыв обо всём, я не смогу.
Путь к подвалу преграждала чугунная решётка – при близком рассмотрении оказалось, что она давно проржавела, а замок оторвали чьи-то добрые руки. И потому, легко толкнув створку, я погрузился во тьму.
Совершенно не к месту вспомнился летний лагерь; тогда мне было лет одиннадцать, и мы с мальчишками однажды совершили вылазку в подвалы корпуса. В тех подземельях, в противоположность этим, ярко горел свет, а рядом со мной шагали друзья, весело смеясь и подталкивая друг друга; однако сейчас я был один. И страх вцепился мне в горло мёртвой хваткой; мгновенно в памяти мелькнули все фильмы ужасов, связанные с подземельями – а их я немало пересмотрел на своём веку, - книги и страшные истории из того же лагеря. Чернила темноты зашевелились, принимая самые пугающие очертания.
Нет, я никогда не был трусом. Но идти вот так, наощупь, не имея возможности
разглядеть, что творится у тебя под ногами... согласитесь, приятного мало. Чтобы не
упасть, я вынужден был держаться поближе к стене, и мои пальцы то и дело натыкались на что-то мокрое, склизкое, гадкое. Где-то внизу хлюпала вода, а мимо ног то и дело мелькало нечто, подозрительно похожее на крыс. Насколько можно было судить, подвал состоял из множества небольших помещений, и всё глубже я путался в их прочные сети, совсем не уверенный, что после смогу найти дорогу обратно. Но где-то там, в глубине этих сырых помещений, сейчас находится человек, и наверняка ему нужна помощь. Не время трусить, Стас, ведь этому неизвестному сейчас в сотни раз хуже, чем тебе – не может существо, которому тепло и хорошо, вот так отчаянно, с болью кричать.
И поэтому, с трудом переставляя ноги, так как вода в некоторых местах доходила до щиколотки, я двигался вперёд; хотя вовсе не был готов к опасностям, которые могли поджидать меня в конце пути. Может быть, это логово какого-нибудь маньяка-убийцы? Или обиталище наркоманов? А может, этот подвал избрали сатанисты для своих чудовищных обрядов?..
Но внезапно вдалеке замаячило пятно - размытое, неясное пятно света. И я ускорил шаги, почти перешёл на бег, отчаянно порываясь к нему. Ещё несколько шагов - и яркие лучи ударили в лицо, заставив прикрыть глаза рукой: столь непривычен был свет после томительных минут, проведённых в кромешной тьме. Мне всё ещё было страшно; однако свет, настоящий, яркий свет заставил панический страх разжать хватку, и я выдохнул - почти с облегчением.
Но когда я поднял глаза...
Это было крошечное, едва ли больше, чем четыре на четыре метра, помещение, совершенно пустое. Пустое, если не считать лампы, которая весьма ненадёжно болталась под потолком, отбрасывая косые пятна света; труб, что змеились по стенам; самих стен, голых, с обрывками старой краски; бутылок, банок, осколков стекла и прочего разнообразия мусора на полу; тела в самом углу комнаты.
Одного взгляда мне хватило, чтобы понять - это Лёха; тот самый, из бывших дружков Ники. Этого же взгляда оказалось достаточно, чтобы увидеть – Лёха мёртв.
Затем я уже потерял способность соображать здраво, и мои глаза лихорадочно заметались с места на место, беспорядочно выхватывая детали, словно кадры из фильма. Кровь. Большая лужа крови рядом с Лёхой, в которой, преломляясь, отражается бледный свет лампы. Ужас и отчаяние, застывшие в пустых глазах мёртвого тела. Ники, испуганно смотрящий на меня, с ножом, зажатым в правой руке.
Время будто замерло в этой мрачной комнате; наши взгляды не отрывались друг от друга несколько томительных секунд, хотя мне показалось - вечность. Не знаю, что увидел Ники в моих глазах – наверное, страх с изрядной долей изумления, - а я видел в небесной глубине ужас, ужас от того, что Ники застали прямо на месте преступления. Да и кто застал – я собственной персоной… Но прежде, чем Никита не выдержал и опустил глаза, я заметил в них бледный призрак боли. Тайной тоски и, пожалуй, обречённой покорности обстоятельствам: так смотрит маленький зверёк, уже оказавшийся в лапах хищника.
Рассудок вернулся ко мне. Я смотрел на Ники, на нож, зажатый в его руке, на капельки крови, падавшие со стального лезвия… и только сейчас впервые осознал всю истину, всю правду – эту ужасную, невозможную, пугающую правду. И будто кусочки мозаики, в моей голове замелькали, собираясь в общую картинку, мысли, голоса, обрывки давних слов и фраз.
Я должен им помогать, понимаешь, должен! Иначе… иначе они забудут обо мне…
…сегодня в Кировском районе найден труп молодого человека...
Егор, он... он погиб! Неужели вы не смотрите новости?!
Знаешь, Стас, ты был прав... эта компания не для меня. Я не буду больше общаться с ними.
Никита уже три недели не появляется на занятиях.
За мгновения мне стало понятно всё. Я заговорил - и не узнал своего голоса. Хриплый,
срывающийся на шёпот, испуганный и, может быть, с ноткой надежды, что всё это – глупый сон, что ещё секунда, и…
- Так это... это ты убил Егора, ты?..
Ники сорвался с места, швырнув в сторону нож. Но, пускай страх сковывал мои движения, я был быстрее и ближе к выходу. Он уже почти прошмыгнул у меня под рукой в коридор, к спасению, но я раскинул руки, закрывая ему путь. Ники застыл на месте, стреляя взглядом по сторонам, словно волк, загнанный в ловушку охотниками. Это смятение было мне на руку; одним движением я оказался рядом с Ники, завёл его руки за спину и крепко обхватил поперёк талии.
Чего только не вообразил я себе, шагая по тёмным подземным коридорам. Я представлял логово убийцы или наркомана, место тайных обрядов и жертвоприношений и, может быть, был готов встретить опасность лицом к лицу. Я ведь сильный, да и не трус, я справился бы, выручил бы несчастного, ради которого шёл сюда, из беды. Однако я оказался полностью беспомощен перед реальностью. Лёха, конечно, один из ненавистной мной компании, но всё-таки человек – однако теперь ему не помочь. Он умер. И убил его – Ники; нож в его руках – лучшее тому доказательство.
Определённо, мир сошёл с ума...
***
Мне повезло хотя бы в том, что в это время суток улицы были почти пусты; лишь редкая
малышня сновала по детским площадкам да бабушки сидели у подъездов. Потому я смог дотащить Ники до его дома – он был ближе – не привлекая лишнего внимания.
Конечно, Никита не собирался покорно следовать за мной; он рвался, шипел, пытался даже укусить. Но всё-таки я был сильнее - и вскоре, поняв это, он затих, только изредка подавая признаки жизни, пытаясь вырваться из моих рук.
Я с трудом мог собрать мысли воедино: они разбегались, закручивались пёстрым вихрем:
сознание упорно отгоняло истину. Ники - убийца? Нет... этого... просто не может быть! Я
ошибся. Это глупое недоразумение, это неправда, неправда! Но лужа крови на полу… мёртвое тело… а главное, нож в руках Ники – прямое доказательство вины… И я продолжал тянуть Никиту к дому, мысленно умоляя небеса, чтобы его мама была сейчас на работе. Чувствовал я себя гадко, мерзко, да что там – просто отвратительно. Ведь всё выглядит так, будто я – конвойный, который ведёт преступника к месту казни…. Нет! Какой преступник? Ведь это же – Ники, моё маленькое солнце!
Едва переступив порог квартиры, мрачно обрадовавшись, что мама Ники и правда на работе, я опрометчиво разжал руки. И Никита отскочил от меня, беспомощно оглядываясь - искал выход. Но путей к отступлению не было – поэтому он забился на кровать, глядя на меня из-под чёлки. И снова я увидел боль в его взгляде – как тогда, в подвале, у тела мёртвого Лёхи. Столько тоски – совершенно непривычной и… неправильной – в небесной глубине, обречённой покорности перед судьбой… Я едва сумел сдержать слёзы. Нет... Ники не убийца. Он не мог.
- Ники... - я присел на край дивана, стараясь лишним словом или жестом не напугать его;
словно маленький котёнок, с которым я хотел подружиться, оказался у меня в руках. Никита отшатнулся, вжался крепче в стену, и молча отвёл взгляд.
- Ники…- я уже чувствовал нотки мольбы в своём голосе и протянул руку, взяв Ники за подбородок. Мягко заставил его посмотреть на меня, пытливо заглянул в небесную глубину. - Ники, в чём дело? Что ты делал там, в подвале? И Лёха, он... Расскажи мне, в чём дело, я не понимаю!
- Хорошо, - почему-то вдруг покорно отозвался он.
И рассказал мне всё.
Автор: Dreamless
Бета: Bruno-o
Жанр: слэш, angst, drama
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой, с моего согласия
Предупреждение: местами жестокость и постельные сцены – чуть. Я предупредила.
Глава 7. Чёрно-белое
Глава 7
Чёрно-белое
Самые прекрасные цветы растут из грязи…
Otto Dix «Чёрно-белое»
Otto Dix «Чёрно-белое»
Первым, кого я увидел, ступив на знакомый двор, был Рик - тот самый пёс, которого всегда кормил Ники; много времени прошло - и мы с ним тоже успели стать верными друзьями. Едва заметив меня, Рик бросился навстречу, неистово виляя хвостом и лучась щенячьим восторгом. Пёс доверчиво ткнулся мне в ладони, а я ласково потрепал его за ухом, заговорщицки шепнув:
- Угадай, Рик, а кому я принёс вкусные косточки?
Глаза пса засияли - словно у ребёнка в предвкушении сладостей. Я жестом опытного фокусника вытянул из кармана кулёк костей и плавно провёл им перед собачьим носом; Рик неотрывно следил за моей рукой. Наконец я весело рассмеялся и зашагал к школе Ники, оставив Рика наедине с его обедом.
Встречая Ники после занятий, я всегда проходил через этот двор. И каждый раз приносил
что-нибудь вкусное восторженному Рику. Каждый раз мельком бросал взгляд на окно третьего этажа. И каждый раз острое ощущение счастья вспыхивало в моём сердце.
С тех пор, как мерзкие дружки оставили Ники в покое, а я послал дальними дорогами Глеба, наша жизнь пришла в норму. Можно считать, что я окончательно переселился к Ники - обедал, ужинал и завтракал у него, ночевал на диване в его гостиной, задания для колледжа делал в его светлой уютной комнате, вечерами разговаривал с его мамой... Весна плавно переходила в лето, и вот-вот у Ники должны были начаться экзамены. Поэтому большую часть времени мы проводили над учебниками - Никита старательно готовился, а я помогал ему, чем только мог, усиленно собирая из уголков памяти обрывки скудных школьных знаний. Думаю, помощи особой от меня было мало - но я всегда был рядом с Ники, поддерживал и ободрял в минуты волнения перед экзаменами. "Всё будет хорошо, вот увидишь! - уверял я. - Это не так страшно, как кажется на первый
взгляд. Я тоже в девятом классе сдавал экзамены - и учти, что учился я тогда на одни тройки. Но я сдал, а ты, отличник мой, и подавно!" Ники столь полюбившимся мне движением склонял голову набок, улыбаясь, и я видел, какой благодарностью лучатся его небесные глаза.
Уроки у Никиты заканчивались всегда раньше, чем у меня, но я не особо стеснялся прогуливать последние пары; по удивительному стечению обстоятельств они обычно оказывались математикой. Так что дела мои с этим предметом оставляли желать лучшего. Замечания, упрёки, тонны дополнительных заданий, даже угрозы матери сообщить... Но мне важнее было встретить Ники после школы и заключить его в объятия, чем выслушать очередную лекцию о квадратных уравнениях. Да и, в конце концов, разве есть дело влюблённому человеку до паршивой математики?
Жизнь наладилась, вошла в привычную колею; каждый день был размеренным, спокойным, как хорошо отлаженный механизм. На кого-то – да и на меня прежнего, уверен - такая жизнь могла нагнать скуку; но я был счастлив. И не хотел
ничего менять.
Часто мне вспоминался тот далёкий, маячивший где-то на краю сознания день, когда я смотрел на небо и твёрдо знал, что мне суждено видеть только дождь. Но я ошибался. Ведь солнце, сквозь обрывки серых туч, пробилось и в мою жизнь; оно каждый день заглядывает в окна, танцует яркими бликами на стенах, ласково касается тёплыми ладонями щёк, греет солнечной улыбкой. И теперь так будет - всегда.
Я быстро глянул на экран телефона - два часа дня, вот-вот у Ники закончится последний урок; как бы не опоздать… Ускорив шаг, я уже через три минуты оказался рядом со школой и занял привычное место - у мраморных колонн возле ворот. Как раз вовремя - из недр школьных коридоров раздались переливы звонка, и я увидел через окно, как всё пространство школьного здания заполнила гудящая толпа. Школьники всех возрастов толкались, кричали что-то друг другу, и вскоре первые из них стали показываться на крыльце. Я узнавал некоторых одноклассников Ники, да и тех же Риту, Тимура, Сашку. "Кстати. Что-то я давно не видел его Величество Диму" - мельком пронеслось у меня в голове. Да и Егора, Лёху, Костика... А вообще-то и хрен с ними. Наверное, хоть до этой части дружной компании дошло - от меня и Ники лучше держаться подальше. Иначе вломлю - добавки не попросят.
Я отвернулся, когда Рита и прочие проходили мимо - неохота с ними связываться. Они, конечно, не Димка с его вечными выкрутасами, но Ники - мой, и больше никому не
достанется!
Пёстрое море школьников заполонило двор. Кто-то сразу отправился домой, кто-то - на стадион, погонять с друзьями мячик, ну а кто-то остался шататься в школьном дворе. Понятия не имею, сколько времени прошло. Поток улыбающихся рожиц иссяк, постепенно затихали крики, замолкал смех. А Ники всё не было. Не знаю, почему - но внутри меня заворочался страх. Смутное, тайное волнение, которое я часто испытывал, если Ники не было рядом. Всё время мне казалось, что что-то с ним случится, кто-то обидит… Хотя сейчас я и понимал - волноваться глупо. Наверняка какой-нибудь добрый учитель задержал Ники, или ему понадобилось в библиотеку - да мало ли какие дела могут быть после уроков у рядового школьника...
Прошло ещё минут десять; но тревога не оставляла меня. "Соберись, тряпка" - мысленный
приказ себе самому; коротко передёрнув плечами, я направился к крыльцу.
Пустые школьные коридоры встретили меня тишиной - помнится, учась ещё в школе, я обожал такие моменты: когда место моих мук пустеет, и можно беспрепятственно бегать вверх-вниз по этажам, валяться на диванчиках, пинать пустую бутылку с друзьями - никто и слова не скажет. С того времени ничего не изменилось - едва переступив порог, я увидел двух пареньков лет одиннадцати: они выпихивали друг друга из кресла и весело смеялись; смех звонким эхом отдавался от стен.
С лёгкой улыбкой я смотрел на мальчишек и ощущал в груди странное тепло с ноткой горечи – у меня-то такого больше никогда не будет; кажется, это чувство зовётся ностальгией.
Но веселье пареньков прервали шаги - из дальнего конца коридора к ним спешила молодая учительница с непослушным веером светлых волос. Она, напустив на себя самый строгий вид из всех возможных, стала отчитывать мальчишек; но, впрочем, особой злости в её голосе я не уловил.
- Перестаньте шуметь! У многих, между прочим, сейчас дополнительные занятия, а вы...
- Да ладно вам, Наталья Николаевна. - Прервал один из пареньков, с вихрастой рыжей шевелюрой. - Мы просто шалим. То есть балуемся.
И с весёлым смехом приятели кинулись прочь; суровость вмиг слетела с лица учительницы, она улыбнулась, глядя им вслед. И я понял, что эта девушка очень любит детей.
У нас тоже была такая учительница, классе, кажется, в седьмом, она вела английский язык и...
Внезапно я вспомнил об истинной цели своего визита. Ностальгия - оно, конечно, всякому
дозволено, но нужно ведь узнать, где Ники... Вернулось ощущение той смутной тревоги, и я кинулся к девушке, которая уже развернулась, собираясь уходить.
- Вы, случайно, не знаете, где Никита Сафронов из 9"в"? - с ходу начал я.
Девушка взглянула на меня удивлённо, но тут же схватила за руку; от неожиданности я
вздрогнул.
- А вы Никите кто? - взволнованно - что это с ней? - спросила она.
Так, и кто же я Никите? Лучше вам, Наталья Николаевна, не знать сей правды...
Улыбнувшись краешком губ, я ответил - самое безобидное, что пришло на ум:
- Друг.
- Как вас зовут?
- Стас.
- Стас... Я классная руководительница Никиты. Давайте пройдём ко мне в кабинет - мне нужно с вами поговорить.
Я с досадой скривился, но всё же последовал за девушкой, удивлённый до крайней степени. Интересно, зачем я ей понадобился? Она же видит меня в первый раз в жизни! И почему бы ей, в конце концов, просто не ответить на мой вопрос? А может... Никита что-то натворил?
Нет. Он же учится лучше всех в классе, а драки и прочие возмущения спокойствия... Да Ники же самый добрый, самый светлый человек во всей Вселенной! В отличие от меня, он решает проблемы путём культурного диалога. Но в чём же тогда дело?..
Кабинет Натальи Николаевны находился совсем рядом – на первом же этаже, только в другом его конце; и уже скоро мы оказались в самом обычном классе: аккуратные ряды парт, комнатные растения по углам, доска с кусочками мела и возле окна – учительский стол с кипами бумаг. Всё в точности так же, как в моём недалёком прошлом. Наталья Николаевна указала мне рукой на первую парту у окна - и я послушно опустился на деревянный стул, чувствуя себя школьником.
Забавное, однако ж, ощущение.
- Так вы не знаете, где Никита? - решил я сразу расставить все точки над ё. Потому что нервные движения Натальи Николаевны, её дрожащий от волнения голос, руки, крепко сжатые на груди... всё это начинало меня пугать.
- Понимаете, Стас... – начала она. - Я не знала, с кем мне об этом поговорить - к родителям или директору обращаться не стала, не хочется вредить мальчику...
- О чём вы?
- Никита уже три недели не появляется на занятиях.
Сердце в груди замерло и забилось медленно-медленно, будто чувствуя что-то, какую-то
беду...
- Может быть, он болеет? - продолжала Наталья Николаевна.
- Нет...
Что за ерунда? Чтобы Ники прогуливал школу... да никогда, он же любит учиться! К тому же - пускай он и решил не идти на занятия, но он точно сказал бы мне об этом. Я знаю каждую его мысль, каждый страх, каждое желание! Он не мог ничего от меня скрыть!
- Я так и знала... - тяжёлый вздох вырвался у Натальи Николаевны. - Значит, он всё-таки
прогуливает... Стас, прошу вас, поговорите с ним! Ведь Никита... никогда не прогуливал, он такой хороший мальчик, душа класса, всем помогает... К тому же, скоро экзамены… Пожалуйста, поговорите с ним!
Девушка неотрывно смотрела на меня, и в глубине зелёных глаз сияла тревога. Настоящая, неподдельная тревога за Ники, даже паника. Я медленно поднялся из-за парты и чуть заметно кивнул.
- Хорошо, Наталья Николаевна... я поговорю с ним.
- Спасибо, Стас.- она тоже встала и на мгновение сжала в своей руке мою. - Я правда очень беспокоюсь за него...
Из школы я не вышел - выскочил, словно пущенная из дула пистолета пуля. Быстрее, бежать, скорее... куда, зачем? Где вообще может быть сейчас Ники? Я остановился, чуть не вписавшись в фонарный столб, и резко выдохнул, стараясь отдышаться. Почему? Почему Ники обманывал меня? Ведь я каждый день встречал его после школы, и он всегда выходил из её ворот, хватал меня за руку и тащил домой, весело болтая - радостный, беспечный как всегда. И тут выясняется, что на занятиях он не бывал… а где же тогда проводил целый день с самого утра до шестого урока? Ничего не понимаю!
Я огляделся по сторонам и с удивлением отметил, что стою во дворе дома Ники. Интересно, когда я успел добраться сюда?.. Неважно. Надо подумать, где Никита может быть.
Дом, парк, кинотеатр... все места, в которых мы с ним бывали, чередой ярких вспышек
замелькали в голове. И я начал механически их обследовать, тщательно, с повышенным вниманием. Но нигде Ники не было, и к шести часам вечера я окончательно пал духом. Где, где ещё его искать?.. И вдруг на ум пришло единственное место, куда я ещё не заглядывал: дома его дружков.
При одной даже мысли о Димке и прочих в груди заворочалась ярость, казалось, утихшая за последние недели. А что, если Ники сказал мне: "Я не буду больше общаться с ними" только потому, что знал, как я их ненавижу? А сам потихоньку продолжает с ними отношения, и сейчас, возможно, сидит у кого-нибудь в гостях, не зная, что я тут с ума схожу от беспокойства! Ну Никита, я от тебя такого не ожидал...
Просто пылая от гнева, который почти перекрыл собою прежнее беспокойство, я зашагал к дому Егора - однажды мы всей компанией к нему заходили, и это был единственный адрес, который я знал. Низкая пятиэтажка с облупившейся краской на стенах, четвёртый подъезд, второй этаж, квартира номер 126.
Звонок у двери не присутствовал, и мне пришлось пару минут упорно стучать, прежде чем
дверь распахнулась. На пороге стояла женщина - насколько я помнил с единственного давнего посещения, мама Егора. Но сейчас... передо мной был другой человек. Совершенно. И я даже моргнул несколько раз, полагая, что ошибся, и это вовсе не она…. Что за столь недолгое время могло так изменить человека? Маму Егора я запомнил весёлой, живой и подвижной женщиной, вечно хлопотавшей вокруг нас, предлагая то чаю, то яблочного пирога. Но теперь лицо, прежде сиявшее румянцем, осунулось и побледнело, руки, которыми женщина сжимала дверную ручку, отчаянно дрожали, а в волосах - могу поклясться - появилось несколько седых прядей. Я открыл было рот, чтобы задать вопрос, мельком поймал её взгляд... и слова застряли в горле, так и не слетев с губ. В своей жизни я ещё не видел у человека таких глаз. Мёртвые. Холодные. С тоской, застывшей в синей глубине. Я пошатнулся, отступив назад.
- Кто вы? Что вам нужно? - глухо спросила женщина, быстро опуская глаза.
- Меня зовут Стас, и я хотел... - я быстро прокрутил в голове давние события, припоминая
её имя. - Анна Андреевна, я хотел увидеть Егора. Можете его позвать?
Словно от удара кнута, женщина дёрнулась, ещё крепче сжимая ручку двери, и снова подняла на меня глаза; на щеках её блеснули слёзы.
- Вы издеваетесь? - тихим, звенящим шёпотом произнесла она. - Зачем вы сюда пришли? Сыпать соль на свежую рану?
С каждым словом Анна Андреевна чуть отступала вглубь квартиры, прочь от меня, будто от прокаженного…
- Егор, он... он погиб! Неужели вы не смотрите новости?! Три недели назад... об этом
показывали по... Уходите отсюда! – голос сорвался на хриплый крик с нотками ярости. – Уходите и не смейте никогда говорить о Егоре! Его... его больше нет, он погиб, погиб!..
Голос женщины прервался судорожными рыданиями; дверь захлопнулась прямо перед моим носом, и последнее, что я увидел – лицо женщины, полностью растоптанной горем.
Тревога, мучившая меня до сих пор, возросла в разы, вытесняя и гнев, и все прочие чувства; липкий комок ужаса подкатывал к горлу, и я сполз по стене на холодный пол, сжав ладонями виски.
Что... чёрт возьми... здесь... происходит?
***
Вечность – хотя на деле всего десять минут - я сидел на пустой лестничной клетке, пытаясь собрать воедино стаю разбежавшихся мыслей. Колени почему-то дрожали, а пальцы судорожно сжимались в кулаки.
Значит, Егор погиб. Три недели назад, сказала Анна Андреевна, о его гибели показывали в
новостях… Память услужливо развернула передо мной картинку. Вот я лихорадочно собираюсь в парк аттракционов - Ники давно хотел там побывать, - а на заднем плане неразборчиво шуршит телевизор. Вдруг моё внимание привлекает голос диктора: "... сегодня в Кировском районе найден труп молодого человека..." Я испуганно срываюсь с места, бегу к Ники, потому что боюсь – вдруг неведомый убийца причинит ему вред?.. С Ники всё обошлось, слава богу, и через пару дней я и думать забыл о том сообщении – ведь, в конце концов, какое нам дело до убийцы, если мы счастливы? И всегда, что бы не случилось, я смогу защитить моё солнце… Да, с Ники всё обошлось - но погиб Егор, его друг.
Интересно, а Ники об этом знал? И, если знал, то почему не сказал мне, почему скрыл, почему обманул?..
Хотя...вдруг Никита ничего не знает! И даже не подозревает, что по этому району, может быть, и до сих пор бродит неизвестный убийца, который, к тому же, убил его... друга. А раз так... то сейчас Ники в огромной опасности! Я должен... должен найти и защитить его!
Отчаянное беспокойство придало мне сил; даже дурнота мгновенно прошла. Сорвавшись с места, я кинулся вниз по лестнице, то и дело оступаясь, быстрее, быстрее... Перескочив на последнем пролёте сразу через три ступени, я уже дёрнул на себя тяжёлую входную дверь... но крик заставил меня остановиться.
Отчётливый, громкий крик боли; эхом отдавшись от стен пустого подъезда, он стих.
Я почувствовал, как страх тянется ледяными пальцами к горлу. Была даже мысль убежать - просто убежать и поскорее забыть об этом отчаянном крике. Ничего не знаем, ничего не
видели, и вообще, не наше это дело. Но тут крик раздался снова - короткий, сдавленный, он будто захлебнулся сам в себе и смолк; повисла тишина. Тяжёлая, свинцовая тишина, которую не увидеть, не коснуться - но которая ощутимо давит на нервы. Быстрый взгляд в сторону подвала – а крик, насколько я сумел понять, донёсся именно оттуда. За железной решёткой двери было темно; ни отблеска света, только непроглядная мгла, густая, как чернила. И, может быть, там, в этом мрачном подземелье, томится человек – и ему нужна помощь. А кто ему поможет здесь, если не я? Мне стало ясно, что просто уйти отсюда, позабыв обо всём, я не смогу.
Путь к подвалу преграждала чугунная решётка – при близком рассмотрении оказалось, что она давно проржавела, а замок оторвали чьи-то добрые руки. И потому, легко толкнув створку, я погрузился во тьму.
Совершенно не к месту вспомнился летний лагерь; тогда мне было лет одиннадцать, и мы с мальчишками однажды совершили вылазку в подвалы корпуса. В тех подземельях, в противоположность этим, ярко горел свет, а рядом со мной шагали друзья, весело смеясь и подталкивая друг друга; однако сейчас я был один. И страх вцепился мне в горло мёртвой хваткой; мгновенно в памяти мелькнули все фильмы ужасов, связанные с подземельями – а их я немало пересмотрел на своём веку, - книги и страшные истории из того же лагеря. Чернила темноты зашевелились, принимая самые пугающие очертания.
Нет, я никогда не был трусом. Но идти вот так, наощупь, не имея возможности
разглядеть, что творится у тебя под ногами... согласитесь, приятного мало. Чтобы не
упасть, я вынужден был держаться поближе к стене, и мои пальцы то и дело натыкались на что-то мокрое, склизкое, гадкое. Где-то внизу хлюпала вода, а мимо ног то и дело мелькало нечто, подозрительно похожее на крыс. Насколько можно было судить, подвал состоял из множества небольших помещений, и всё глубже я путался в их прочные сети, совсем не уверенный, что после смогу найти дорогу обратно. Но где-то там, в глубине этих сырых помещений, сейчас находится человек, и наверняка ему нужна помощь. Не время трусить, Стас, ведь этому неизвестному сейчас в сотни раз хуже, чем тебе – не может существо, которому тепло и хорошо, вот так отчаянно, с болью кричать.
И поэтому, с трудом переставляя ноги, так как вода в некоторых местах доходила до щиколотки, я двигался вперёд; хотя вовсе не был готов к опасностям, которые могли поджидать меня в конце пути. Может быть, это логово какого-нибудь маньяка-убийцы? Или обиталище наркоманов? А может, этот подвал избрали сатанисты для своих чудовищных обрядов?..
Но внезапно вдалеке замаячило пятно - размытое, неясное пятно света. И я ускорил шаги, почти перешёл на бег, отчаянно порываясь к нему. Ещё несколько шагов - и яркие лучи ударили в лицо, заставив прикрыть глаза рукой: столь непривычен был свет после томительных минут, проведённых в кромешной тьме. Мне всё ещё было страшно; однако свет, настоящий, яркий свет заставил панический страх разжать хватку, и я выдохнул - почти с облегчением.
Но когда я поднял глаза...
Это было крошечное, едва ли больше, чем четыре на четыре метра, помещение, совершенно пустое. Пустое, если не считать лампы, которая весьма ненадёжно болталась под потолком, отбрасывая косые пятна света; труб, что змеились по стенам; самих стен, голых, с обрывками старой краски; бутылок, банок, осколков стекла и прочего разнообразия мусора на полу; тела в самом углу комнаты.
Одного взгляда мне хватило, чтобы понять - это Лёха; тот самый, из бывших дружков Ники. Этого же взгляда оказалось достаточно, чтобы увидеть – Лёха мёртв.
Затем я уже потерял способность соображать здраво, и мои глаза лихорадочно заметались с места на место, беспорядочно выхватывая детали, словно кадры из фильма. Кровь. Большая лужа крови рядом с Лёхой, в которой, преломляясь, отражается бледный свет лампы. Ужас и отчаяние, застывшие в пустых глазах мёртвого тела. Ники, испуганно смотрящий на меня, с ножом, зажатым в правой руке.
Время будто замерло в этой мрачной комнате; наши взгляды не отрывались друг от друга несколько томительных секунд, хотя мне показалось - вечность. Не знаю, что увидел Ники в моих глазах – наверное, страх с изрядной долей изумления, - а я видел в небесной глубине ужас, ужас от того, что Ники застали прямо на месте преступления. Да и кто застал – я собственной персоной… Но прежде, чем Никита не выдержал и опустил глаза, я заметил в них бледный призрак боли. Тайной тоски и, пожалуй, обречённой покорности обстоятельствам: так смотрит маленький зверёк, уже оказавшийся в лапах хищника.
Рассудок вернулся ко мне. Я смотрел на Ники, на нож, зажатый в его руке, на капельки крови, падавшие со стального лезвия… и только сейчас впервые осознал всю истину, всю правду – эту ужасную, невозможную, пугающую правду. И будто кусочки мозаики, в моей голове замелькали, собираясь в общую картинку, мысли, голоса, обрывки давних слов и фраз.
Я должен им помогать, понимаешь, должен! Иначе… иначе они забудут обо мне…
…сегодня в Кировском районе найден труп молодого человека...
Егор, он... он погиб! Неужели вы не смотрите новости?!
Знаешь, Стас, ты был прав... эта компания не для меня. Я не буду больше общаться с ними.
Никита уже три недели не появляется на занятиях.
За мгновения мне стало понятно всё. Я заговорил - и не узнал своего голоса. Хриплый,
срывающийся на шёпот, испуганный и, может быть, с ноткой надежды, что всё это – глупый сон, что ещё секунда, и…
- Так это... это ты убил Егора, ты?..
Ники сорвался с места, швырнув в сторону нож. Но, пускай страх сковывал мои движения, я был быстрее и ближе к выходу. Он уже почти прошмыгнул у меня под рукой в коридор, к спасению, но я раскинул руки, закрывая ему путь. Ники застыл на месте, стреляя взглядом по сторонам, словно волк, загнанный в ловушку охотниками. Это смятение было мне на руку; одним движением я оказался рядом с Ники, завёл его руки за спину и крепко обхватил поперёк талии.
Чего только не вообразил я себе, шагая по тёмным подземным коридорам. Я представлял логово убийцы или наркомана, место тайных обрядов и жертвоприношений и, может быть, был готов встретить опасность лицом к лицу. Я ведь сильный, да и не трус, я справился бы, выручил бы несчастного, ради которого шёл сюда, из беды. Однако я оказался полностью беспомощен перед реальностью. Лёха, конечно, один из ненавистной мной компании, но всё-таки человек – однако теперь ему не помочь. Он умер. И убил его – Ники; нож в его руках – лучшее тому доказательство.
Определённо, мир сошёл с ума...
***
Мне повезло хотя бы в том, что в это время суток улицы были почти пусты; лишь редкая
малышня сновала по детским площадкам да бабушки сидели у подъездов. Потому я смог дотащить Ники до его дома – он был ближе – не привлекая лишнего внимания.
Конечно, Никита не собирался покорно следовать за мной; он рвался, шипел, пытался даже укусить. Но всё-таки я был сильнее - и вскоре, поняв это, он затих, только изредка подавая признаки жизни, пытаясь вырваться из моих рук.
Я с трудом мог собрать мысли воедино: они разбегались, закручивались пёстрым вихрем:
сознание упорно отгоняло истину. Ники - убийца? Нет... этого... просто не может быть! Я
ошибся. Это глупое недоразумение, это неправда, неправда! Но лужа крови на полу… мёртвое тело… а главное, нож в руках Ники – прямое доказательство вины… И я продолжал тянуть Никиту к дому, мысленно умоляя небеса, чтобы его мама была сейчас на работе. Чувствовал я себя гадко, мерзко, да что там – просто отвратительно. Ведь всё выглядит так, будто я – конвойный, который ведёт преступника к месту казни…. Нет! Какой преступник? Ведь это же – Ники, моё маленькое солнце!
Едва переступив порог квартиры, мрачно обрадовавшись, что мама Ники и правда на работе, я опрометчиво разжал руки. И Никита отскочил от меня, беспомощно оглядываясь - искал выход. Но путей к отступлению не было – поэтому он забился на кровать, глядя на меня из-под чёлки. И снова я увидел боль в его взгляде – как тогда, в подвале, у тела мёртвого Лёхи. Столько тоски – совершенно непривычной и… неправильной – в небесной глубине, обречённой покорности перед судьбой… Я едва сумел сдержать слёзы. Нет... Ники не убийца. Он не мог.
- Ники... - я присел на край дивана, стараясь лишним словом или жестом не напугать его;
словно маленький котёнок, с которым я хотел подружиться, оказался у меня в руках. Никита отшатнулся, вжался крепче в стену, и молча отвёл взгляд.
- Ники…- я уже чувствовал нотки мольбы в своём голосе и протянул руку, взяв Ники за подбородок. Мягко заставил его посмотреть на меня, пытливо заглянул в небесную глубину. - Ники, в чём дело? Что ты делал там, в подвале? И Лёха, он... Расскажи мне, в чём дело, я не понимаю!
- Хорошо, - почему-то вдруг покорно отозвался он.
И рассказал мне всё.
@темы: творчество