[.rainbow.]

Название: «Полёт бабочки»
Автор: Dreamless
Бета: Bruno-o
Жанр: слэш, angst, drama
Рейтинг: R
Размер: миди
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой, с моего согласия
Предупреждение: местами жестокость и постельные сцены – чуть. Я предупредила.

Глава 9. Решение

Глава 9
Решение

Я хочу быть с тобой,
Вопреки всем запретам.
Ворон "Я хочу быть с тобой"

Утро подкралось незаметно – серое и бледное, оно заглянуло мутными лучами в окно. Через пыльное стекло я видел небо – затянутое дымкой, оно не пускало солнце сквозь клочья облаков, сковывая, мешая, обрывая свободу…
Вчерашний вечер помнился слабо. Вроде я сначала звонил маме Никиты, сообщая, что её сын останется ночевать у меня; да-да, разумеется, завтра я разбужу его утром и отправлю на занятия; конечно-конечно, я не забуду; естественно, я понимаю, что у Ники экзамены. Затем – Наталье Андреевне, уверяя, что Никита необходимое внушение получил и совсем скоро появится на занятиях; но сейчас он действительно заболел и несколько дней посидит дома.
Ложь. Всё – ложь. Противно, мерзко делать вид, что всё нормально, когда ни черта оно… не нормально.
Затем я ещё несколько раз подходил к телефону – сняв трубку, пару минут слушал протяжные гудки и возвращал её на месте. Не знаю, что я собирался сделать. Нет. Я чувствовал, что должен сделать – но руки опускались, а мысли снова начинали крутиться в пёстром водовороте.
Потом был сон – тяжёлый, беспокойный; не сон даже – лёгкая дрёма с рваными обрывками каких-то видений. И вопрос, опять тот вопрос выстукивал в голове на разные лады – что делать. Что. Теперь. Делать.
Открыв глаза, я не почувствовал желанного облегчения – только тяжесть. Свинцовую тяжесть в опухших от бессонной ночи глазах. Тут же я бросил короткий взгляд на Никиту – спит. Спит, закутавшись в одеяло, хотя в комнате тепло, почти жарко, и такой он… беспомощный, маленький сейчас. Ники… или убийца? Кто он? Что я чувствую к нему? Что должен чувствовать?
Невольно взгляд скользнул через открытую дверь в коридор, где на полке стоял телефон. Преступник обязан сидеть в тюрьме – никак иначе. Человек, отнявший жизнь у другого, прощения не стоит. На свободе ему не место. Ведь это… своего рода правило, в конце концов. И как мне теперь поступить? У кого спросить совета?
Я не заметил, как уснул – уже по-настоящему, крепко и без надежды на скорое пробуждение. Последним ощущением, которое я сумел поймать на грани сонного царства – усталость. Дикая, до невозможности сильная усталость, словно всю ночь напролёт я разгружал товарные вагоны. Потом – пустота. Будто лампочка щёлкнула, вспыхнув, и погасла.
Как и ожидалось, проснулся я поздно – казалось, мгновенье назад сквозь облака сияло тусклое солнце, а уже – мягкие сумерки окутали небосклон. Я медленно приподнялся на локтях, чувствуя под собой блаженную мягкость – и сообразил, что лежу на кровати. Под одеялом. На том самом месте, где секунду назад – хотя бог знает, сколько времени прошло – лежал Никита.
В голове выстукивал молот, а мышцы будто сковало невидимой цепью – однако я мигом скатился с кровати и кинулся на кухню. Я знал, я был уверен, что Ники там – а где же ещё ему быть; в моей скромной квартире пойти особо некуда… Но Никиты на кухне не оказалось. Как, впрочем, и в ванной, и во второй комнате. Тревога грызущей болью вонзилась под сердце, как лезвие ножа; не тревога даже – панический страх на грани отчаяния. Будто я знал, будто я чувствовал – с Ники что-то случилось. Неужели Димка?..
Кажется, вылетая из квартиры на лестничную клетку, я забыл закрыть дверь. А на лестнице, споткнувшись о ступени, едва не пропахал носом холодный камень. Но всё это осталось смутными ощущениями где-то там, в уголке сознания. Всё моё существо билось сейчас в истерике, яростно сверкая красными лампочками тревоги. Где Ники, что с ним, куда эти сволочи его утащили?! И куда мне теперь бежать, куда? Ведь я… должен, должен, чёрт возьми, спасти его!
Передо мной, сливаясь в пёструю радугу, мелькали картины вечернего города. Уже стали зажигаться неоновые вывески магазинов; уже слышались кое-где пьяные голоса подгулявших прохожих; уже шумными толпами клубился на улицах рабочий люд, возвращаясь с работы. Питер, мой родной город – большая разноцветная масса, у которой нет такого понятия, как «состояние покоя». Город живёт всегда – утром, днём, вечером, даже поздней ночью. Город никогда не спит; и он видит – всё.
И где-то среди этой суеты, среди ярких красок и смеха, среди этого праздника жизни – Никита, один, в руках безумных наркоманов. Теперь, когда он убил Егора и Леху, да и вообще – доставил им ворох неприятностей… кто знает, что они способны с ним сделать. Убьют? Нет, это слишком легко; слишком просто; слишком… гуманно, пожалуй. Димка придумает сотню более изощрённых способов отомстить Никите.
И сейчас только я. Только я могу спасти его, помочь. Больше никто на этом свете.
Вдруг земля ушла у меня из-под ног – и я заскользил куда-то вниз, быстро, стремительно, теряя равновесие. Не удержавшись, я всё-таки шлёпнулся на землю, продолжая падать; под ладонями у меня зашуршала трава. Тут же я стал цепляться за короткие стебли, изо всех сил пытаясь остановить бешеную гонку – и мне это удалось, надо сказать. Всё замерло, мир перестал крутиться в сумасшедших кульбитах, и несколько минут я лежал, пытаясь привести в порядок дыхание. Затем наконец распахнул глаза: оказывается, зажмурил их – от страха, что ли?
Над моей головой было небо – сумрачное, в невесомых мазках ультрамарина. Рядом журчала вода – чуть приподнявшись, я разглядел речку, которая сейчас казалась серой, свинцовой. А впереди был склон – поросший травой и прочими сорняками, почти пологий; это чудо из чудес, что я не полетел прямо в речку и не свернул себе ненароком шею… «Надо выбираться» - подумал я, с трудом поднимаясь на ноги. Отряхнул стебельки травы с одежды, повернул голову… и увидел Никиту.
Он стоял на мосту, что был перекинут через реку совсем рядом, и меня не замечал. Даже не смотрел в мою сторону – его глаза были устремлены вдаль, поверх деревьев, воды, людей, поверх всего в этом мире. Неотрывный, задумчивый взгляд. Я не был уверен точно – всё-таки расстояние в несколько метров никто не отменял – но мне показалась… мне показалась нотка обречённости в небесной глубине. Будто он принял какое-то решение и с горькой покорностью шёл навстречу судьбе.
Стоп. Это какое же решение может быть на безлюдном мосту, под которым шумит глубокая река?..
Можете назвать меня параноиком. Но сейчас мои нервы были натянуты, как никогда раньше – и тело отозвалось на сигнал тревоги раньше, чем я сообразил, что, собственно, делаю. Я бросился вверх по склону – отчаянно, обрывая траву, царапая руки об острые сухие стебли. До сих пор не могу понять, как мне удалось уложиться в столь рекордное время – всё происходило будто не со мной, будто во сне; в сумасшедшем, безумном сне. Я оказался рядом с Ники за мгновения, вроде крикнул что-то ему; он обернулся, удивлённый, ошарашенный, сделал шаг назад. Тогда я схватил его за руку и потянул к себе; он сопротивлялся, пытаясь вырваться, но я держал крепко, увлекая Никиту прочь, прочь от зияющего в ограждении моста пролома, который я только сейчас сумел заметить….
Так мы молча боролись, пожалуй, ещё несколько минут; вдруг одно неловкое движение, не помню даже, моё или Никиты – и вот мы уже летим под откос, к плещущей внизу воде.
Чудом этот полёт окончился раньше, чем мы дружно плюхнулись в речку – у самого берега, совсем близко от края. Сердце, словно безумное, трепыхалось у меня в груди, а дыхание слетало с губ рваными, хриплыми клочками. Рядом так же тяжело дышал Ники, раскинув руки в стороны; спохватившись внезапно, я перекатился на спину, метнулся к Никите и прижал запястья его рук к земле.
- Ты ведь собирался прыгнуть, да? – выпалил я, всё ещё задыхаясь от головокружительной гонки. – Прыгнуть хотел, Ники?!
Глядя в широко распахнутые глаза Никиты, я надеялся… нет, я умолял – пускай всё это окажется плодами моей воспалённой фантазии. Пусть я перенервничал, зря развёл панику, пусть! Но Ники кивнул, быстро и безболезненно лишая меня всяческих иллюзий.
- Но почему, зачем?.. – как же по-детски жалко звучал сейчас мой голос, как беспомощно…
Несколько секунд Никита молчал, старательно отводя взгляд.
- А ты думаешь, я смогу с этим жить? – наконец сказал он. Я вздрогнул. – Стас, ты понимаешь, что я сделал? Я убил. Убил своих друзей. Из-за меня страдала Рита. И я оставил её там, бросил, хотя она помогла мне сбежать. Стас, я не могу жить с этим!
Ники замолчал. Молчал и я, не зная, что сказать, что сделать… Только сейчас почему-то я в полной мере осознал, как трудно Никите, какие чувства он испытывает. Ведь и правда… можно ли жить с грузом того, что он совершил? А я… как бы я поступил, оказавшись на его месте? Сумел бы я выдержать?
- Сегодня мне снился Егор, - вдруг снова заговорил Никита. – И Лёха – когда они были ещё живы. Снилась Рита – одна там, с Костиком и Димкой… И ты, Стас… - на моём имени его голос сорвался, и чуть заметно в нём зазвенели слёзы. – Ты, Стас… ты ведь меня презираешь. Ненавидишь, наверное. Ты несколько раз вчера подходил к телефону – я видел. Хотел вызвать милицию? Это… правильно. Так и должно быть, это правильно… Сделай то, что хотел, когда вернёшься домой – если в этом ещё будет смысл. А я жить не хочу. Зачем? Ведь теперь же я для всех – преступник, даже… даже для тебя.
Замолчав, Ники резко дёрнулся, вырываясь из моих рук, вскочил на ноги и кинулся бы, наверное, вверх по склону, если бы я не бросился на него сзади. Если бы не потянул за собой на землю, если бы не придал снова запястьями к траве.
За мгновение я представил всё – как Никита летит вниз с моста; как звонко всплёскивают волны, смыкаясь над его головой; как я возвращаюсь в пустую квартиру, понимая, что ей навсегда суждено остаться пустой – как и тогда, раньше; до дня, когда я случайно встретил в метро мальчика с солнечной улыбкой. Я представил всё это, я вспомнил счастье, которым обернулась случайная встреча в шумном вагоне – и осознал, только сейчас почему-то осознал, что люблю. Люблю Никиту. И каким же был кретином, если мог в этом сомневаться, если мог называть Ники чужим словом преступник.
Ники дёргался, извивался подо мной, пока наконец не затих, судорожно выдыхая. Я взглянул в его глаза и увидел там вопрос: «Почему? Почему, зачем ты остановил меня?» Я не стал отвечать ничего – только наклонился и легко коснулся губами его губ.
Ники понял меня – судя по тому, как обхватил за шею, не сдерживая больше слёз. Понял лучше, чем если бы я наговорил ему сотни слов – пустых, бесцветных; да я и не уверен. Что сумел бы правильно, с должным красноречием казать обо всём, что чувствую сейчас… Но всё же в эти мгновения, когда мы лежали на траве и целовались, как школьники… между нами что-то промелькнуло. Какая-то искра. Может быть – любовь, которая сладко разрывает мне грудь, которая пылает в каждой клеточке тела? И Ники понял всё. Понял, что ничего не изменилось, что я люблю его – по-прежнему. Быть может, даже сильнее – если такое вообще возможно.
Наконец я поднялся, отпускай губы Никиты, и протянул ему руку.
- Идём домой, - сказал я. Никита кивнул; и, хотя на щеках у него блестели мутные дорожки слёз, в уголках губ – я чувствовал – притаилась улыбка.
***
Кулинар из меня, прямо скажем, паршивый. Нет, я вполне способен открыть упаковку макарон и покидать содержимое в воду – однако на этом всё. Так что и сегодня пришлось готовить сей шедевр; стоя у плиты, я отчаянно проклинал себя за то, что не научился у матери готовить, пока предлагали. Удивил бы сейчас Никиту каким-нибудь необыкновенным блюдом…
Предавшись мечтам, я не заметил, как вбухал в кастрюлю всю упаковку.
В результате вместо съедобного кушанья получилась малоприятная липкая масса. Несолёная, к тому же – да, забыл, опять забыл про соль. Я готов был кидаться на стену от отчаяния.
Но Ники, похоже, был совсем не против липкой массы. Наоборот, он всячески меня поддерживал и ободрял, когда я извлекал это из кастрюли. Он наконец улыбался – и впервые, кажется, я был настолько счастлив видеть его улыбку.
За ужином мы молчали – но то была не тяжёлая тишина, нет. Просто сейчас, наверное, слова были и вправду не нужны – они лишь разорвали бы тонкую, невесомую ниточку, что натянулась в воздухе между нами. Как и тогда, на мосту. Что это было – доверие, понимание, нежность, любовь? А может быть, всё вместе?
Я видел, что Ники устал, что глаза у него слипаются – и потому велел ему идти спать; Никита мужественно выдержал ещё минут десять, пока наконец не сдался. Щёлкнула дверь моей комнаты; а я сидел, помешивая кофе в кружке и наблюдая, как круги мерно расходятся по нежно-шоколадной поверхности. За окном совсем стемнело – только огни далёких фонарей, звезды и кусочек луны мелькали призраками в чернильном мраке. А я сидел и улыбался, хотя чувствовал, даже сейчас чувствовал – опасность. Опасность, которая нависла над нами – ведь Димка, хоть и последняя тварь, отнюдь не глуп. Он понимает, что Никита со мной, а значит, мне уже всё известно об их темных делишках. И, ясное дело, теперь он возжелает устранить, убрать с дороги – нас обоих.
Но я почему-то улыбался – хотя это и казалось безумием в подобной ситуации. Мы с Ники вместе, просто вместе. И пускай опасность стережёт везде, а планом действий даже не пахло, пускай. Ведь мы же вместе.
Сейчас вся ответственность ложится на меня – и я обязательно найду выход. Обязательно спасу Никиту – как и он пытался спасти меня. Эта ситуация напрочь выбивается из всех категорий, и, разумеется, нам придётся нелегко. Но сегодня я принял самое важное решение, а остальное – по сути пустяк. Больше я не совершу глупых ошибок, больше никогда не оставлю Никиту. Ни-ког-да.

Глава 10. Осколки

Глава 10
Осколки

Полечу я, словно птица,
Чтобы сердце сжечь в огне,
Я не дам слезе пролиться –
За нее заплатят мне!
Эпидемия «Романс о слезе»

Это была нелёгкая ночь. Около трёх часов я всё же лёг в постель, рядом с Ники, который тут же доверчиво уткнулся мне в бок, и до самого утра вертелся, ворочался где-то между сном и явью. И думал. Ведь нужно что-то делать. Нужно выпутываться из этой ерунды. Но как, если я даже не знаю, где сейчас находится Димка? Да и Рита… ведь в его руках Рита… Что он сделал с ней? Где упрятал? Только бы не…
К утру подобие плана действий было готово. Надо искать Риту. Любыми способами вырвать её из Димкиных лап. А потом нужно поговорить с Димкой – пускай оставит нас в покое. В конце концов, доблестной милиции я его сдавать не собираюсь, пусть катится, куда душенька пожелает. Стоило бы отомстить этому ублюдку, конечно, за Никиту и за всё… и, будь моя воля, - лично свернул бы его тонкую шейку. Но… к чёрту справедливость, к чёрту месть, главное – чтобы он отпустил Риту и к нам более не приближался.
Вот таков был план. И утром я поднялся почти радостный – всё, всё что угодно лучше мрачного бездействия. Страх подтачивал моё сердце изнутри, медленно, верно – а вдруг не выйдет? Вдруг Димка уже Риту?.. Вдруг он задумал что-то ещё, непонятное и неизвестное мне? Но взгляд невольно остановился на Ники – моём Ники, по-детски свернувшимся в комочек под одеялом, и я понял, что должен. Должен спасти Риту – ради Ники, ради нашего счастья…
Должен.
Завтрак вышел скомканный – жалкие остатки вчерашнего ужина да чашка крепкого, жгущего губы кофе. Проглотил я всё это быстро, залпом, потому что понимал – медлить нельзя. Ведь Рита… Так же стремительно я вернулся в комнату и, наскоро одевшись, бесшумно – чтобы не разбудить Никиту – скользнул в коридор. И уже открывал входную дверь, уже хватал с полки ключи… как сзади вдруг зашуршало, и раздался сонный, чуть с хрипотцой голос:
- Стас, ты куда?..
Ники. Всё-таки проснулся, чёрт… Но медлить нельзя. Я толкнул створку и выскочил на площадку, коротко бросив через плечо:
- Спасать Риту.
И шагнул к ступенькам, захлопывая дверь снаружи. Но Ники внезапно выбежал за мной, плечом придерживая дверь, и ухватил за короткий рукав рубашки.
- Подожди, я с тобой пойду!
«Нет!» Что-то во мне крикнуло громко, забилось при мысли о том, что Никите снова придётся увидеться с Димкой. С этим ублюдком, который его… Такой встречи я допустить не мог. И потому сбросил рывком его руку – пожалуй, даже чересчур резко.
- Нет. Оставайся дома.
Я кинулся вниз по каменным ступенькам, оставив Ники позади, на пороге квартиры.
От моего дома до обиталища Егора в общем то приличное расстояние - сначала на метро минут тридцать, затем пешком… Но добрался я быстро – к бегу в последнее время у меня открылись блестящие способности.. И часа не прошло – а я уже стоял перед знакомым подъездом, кое-как пытаясь восстановить дыхание. Решительно толкнул железную створку двери и ступил в сырую, холодную темень.
В этот раз мрачные коридоры подвала я одолел без труда – образы жути разных видов и размеров меня больше не тревожили. Я просто шёл вперёд, изредка натыкаясь на стены, пока в чернильной тьме не замелькал мутным пятном огонёк лампы – конец пути. Решительно я ступил из мрака в крохотную комнатку, готовый ко всему.
Встречать врага лицом к лицу мне не пришлось. Не пришлось и говорить тщательно заготовленных слов – они попросту застряли у меня в горле. А сам я замер в дверном проёме, глупо таращась в пустоту. В комнате не было никого – вообще. Даже намёка на чьё-то присутствие. Только неизменный мусор на полу, трубы и гулкий звон капель о плитки пола.
Где-то в груди у меня заворочался ужас. Смутный пока, бесплотный призрак страха… Куда пропал Димка? Где его теперь искать? Холодное, липкое чувство протянуло пальцы к моему сердцу; я выбрался из подвала, даже не заметив обратного пути, и беспомощно рухнул на пол у железной решётки. Уронил голову в ладони. Таким слабым, таким беспомощным ощущал я себя сейчас… А ведь именно от меня зависит теперь судьба Риты и Ники… именно от меня.
Я встал вдруг, расправил складки на одежде. В конце концов, не будь такой сопливой девчонкой, Стас. Растёкся лужицей после первой же неудачи… А никто и не обещал, что будет легко. Так что соберись, тряпка.
Тишину прорезал оглушительный звон.
Я дёрнулся нервно, выхватил их кармана телефон и тут же, не глядя на экран, нажал кнопку ответа.
- Да?
- Не нашёл Ритку, Стасик? – до противного знакомый голос насмешкой резанул ухо.
- Куда ты дел её, куда?! – держать эмоции под контролем я не умел никогда; поэтому вскочил на ноги, до боли в костяшках сжал корпус телефона.
- Глубже дыши, Стасик, лопнешь ведь от злости. Хочешь Ритку увидеть?
- Хочу. Где она?..
- Напротив школы корабль. Мы на крыше,- коротко сообщил Димка и отключился.
Я стоял неподвижно и слушал короткие гудки, которые, впрочем, полностью заглушал яростный стук моего сердца. Крыша? Но зачем, почему именно там? Что хочет Димка в обмен на Ритину жизнь? Надеюсь, он её не…
Минутный завис прошел, я сорвался с места и бросился из подъезда, через лабиринты дворов и улиц – к школе.
Это низкое, в три этажа здание, окружённое кольцом ободранных клёнов, совсем близко стояло от жилища Егора. А напротив высился дом – в пятнадцать этажей, длинный, будто змея, он вился и изгибался под разными углами. Именно этот корабль, конечно, имел в виду Димка.
Всю дорогу я бежал, не чувствуя под собой ног, и только перед этим гигантом остановился, запрокинув резко голову. Крыша терялась высоко-высоко под небесами, в перистой вате облаков; и где-то там – Димка, прячет Риту, если только не…
Резко выдохнув пару раз, я кинулся к ближайшему подъезду.
Мне повезло – едва я взбежал по каменным ступенькам, как свинцовая дверь распахнулась, и на улицу вышел дядечка – лет тридцати, в пиджаке и с кейсом. Я шмыгнул в подъезд на секунды раньше, чем тяжёлая створка коснулась косяка, и ринулся к лифту.
По закону жанра он оказался сломан.
Вы пробовали тащиться по лестнице на пятнадцатый этаж? Если да – то поймёте, разумеется, почему к концу пути гладкие ступени начали вызывать во мне чувство стойкого отвращения. За сегодняшний день я и так достаточно побегал, а гонка по лестничным пролётам выжала из меня те жалкие крохи сил, что ещё оставались. Но я не смел, не смел остановиться даже на краткий отдых и замер лишь на последней площадке, там, где тросы лифта со скрипом уходили наверх; при условии, конечно, что лифт исправен. Я всё-таки позволил себе опуститься на ступеньку – на какие-то, впрочем, жалкие секунды; затем поднялся – колени неумолимо подгибались – и вскинул голову. Там, в нескольких метрах надо мной, была маленькая квадратная дверь, ведущая на крышу.
Лесенка, прислонённая к стене, давно развалилась – обломки её лежали в строительной пыли у меня под ногами. Пришлось, уцепившись руками за край, по выбоинам в кирпичах лезть наверх. Руки я ободрал в кровь; даже едва не кувыркнулся вниз, свернув себе шею. Но наконец я толкнул деревянную створку и буквально вывалился на крышу, для полноты картины ударившись боком. В глаза мне ударил ослепительной вспышкой свет.
Я позволил себе лежать, не шевелясь, чувствуя под щекой жёсткий шифер и слушая отчаянный стук собственного сердца. Над моей головой расстилалось голубым бархатом небо; где-то там, в вышине, звонко пели птицы; солнце ярким пятном лучилось среди перистых облаков.
Сколько времени я так провёл – не знаю; но поднялся наконец на ноги с уверенностью, что вот сейчас увижу Димку.
Но никого не было передо мной; только крыша – длинная, извилистая, конца которой невозможно было разглядеть. Тут и там были раскиданы низкие кирпичные квадраты, по верху которых стелились провода; а, сделав пару неуверенных шагов вперед, я обнаружил двери, ведущие на крышу из других подъездов.
В таком месте, если честно, я был впервые. И просто стоял, как дурак, пялясь во все глаза. Но наконец рассудок стал урывками ко мне возвращаться, и неровными шагами я приблизился к парапету, что тянулся по самому краю крыши.
Передо мной, позади и со всех сторон – раскинулась панорама города. Нескончаемые ряды домов в пятнах зелени, позади которых блестит, переливаясь, вода далёкого залива. Не удержавшись, я глянул вниз.
Люди отсюда казались букашками – крохотными точками на пёстрых полотнах улиц. Спешат куда-то по своим делам, несомненно, важным – и никто, никто не поднимет голову, не поймёт, не узнает, что где-то здесь наркоман прячет беззащитную девочку. Люди эгоисты по сути своей – они равнодушны ко всему, что лично их не касается.
Почувствовал, как странная горечь спазмом сдавила горло, я отошёл от парапета и двинулся куда-то по скрипучему шиферу, то и дело оглядываясь вокруг. Но Димки не было. Даже следа его присутствия. Может, он прячется где-нибудь за кирпичными квадратами? Или за дверями, ведущими в подъезды? Я шёл, заглядывая во все мыслимые углы, и страх постепенно протягивал пальцы в каждую клеточку моего тела. Мне стало казаться, что Димки здесь нет. Что он и не думал тут появляться, а просто заманил меня сюда, одурачил, чтобы… оставить на крыше навсегда.
Я передёрнул плечами. Ну и глупости порой лезут тебе в голову, Стас. Ты ведь спокойно забрался сюда, значит, с той же лёгкостью сумеешь выбраться обратно. Но… все двери были заперты – я лично убедился в этом, тянул же за каждую! А где, где та, через которую я сюда пришёл? Быстрый взгляд кругом – и мысль: «Заблудился». Может быть, звучит оно и глупо, но крыша казалась бесконечной. Только по бокам она имела чёткие границы, сзади же и спереди…
Края я не видел. Только эти кирпичные квадраты – через равные промежутки, до тошноты одинаковые квадраты, и больше ничего.
Я вдруг почувствовал себя в клетке – длинной, просторной, но всё же клетке под чистым голубым небом. Сюда никто не придёт, чтобы спасти меня, никто не остановит Димку и не поможет Рите, никто, никто, никто… Я почувствовал вдруг – резко, ясно – всю безвыходность положения; и это уже оказалось сильнее меня. Опустившись на шифер я уткнулся лицом в колени и, кажется, почти заплакал, почти… Просто представил вдруг, что никогда не выберусь отсюда – и умру, конечно, от голода и жажды. А в руках Димки Рита, она тоже погибнет; а дома Ники, он ждёт меня и уже беспокоится, наверное; что он станет делать, когда к ночи я не вернусь домой? Ники, прости… я не смог её спасти, не смог ничего сделать, опять – не смог…
- Раскис уже? Так быстро? – голос. Голос, который мне уже и не думалось услышать. Я вскинул голову.
Да, это был Димка, собственной персоной; он стоял, лениво скрестив руки на груди, всего в нескольких шагах от меня. Откуда он взялся, как сумел подобраться ко мне незаметно?.. Чуть скосив глаза, я заметил Костика – мальчишка держал обмякшую Риту, крепко заломив её за спину руки.
В первую секунду я даже не узнал девочку; нет, внутренне понимал, что это она, что это просто не может быть кто-то другой; но… её лицо… Царапины, кровоподтёки, синяки были везде. На каждой клеточке, каждой чёрточке лица. Волосы растрёпаны, губы искусаны в кровь, а на щеках – я видел, видел – мутные дорожки от слёз. Костик мог бы не держать Риту – она всё равно не сумела бы убежать; да что там – просто шевельнуть рукой. При моём появлении Рита не выказала эмоций – похоже, была… была без сознания…
Мне захотелось расплакаться; просто по-бабски расплакаться, когда я смотрел на неё – девочку, маленькую беззащитную девочку, которая никому не сделала плохого, а стала куклой, просто куклой в руках подлых негодяев.
Ненависть. Ненависть к Димке вспыхнула во мне с ужасающей силой – словно вулкан, до этого чуть клокотавший, взорвался потоками расплавленной магмы. Я готов был растерзать эту тварь; вцепиться в горло и сжимать, сжимать, пока огонь жизни не угаснет в наглых бессовестных глазах. Но я сдержался; даже встал, медленно подошёл к Димке и ровным голосом начал беседу:
- Дим, отпусти девчонку. Она уж тебе точно не сделала плохого. Отпусти.
Димка, похоже, дипломатических переговоров не ожидал – я видел это по удивлённым изгибам его бровей, губам, чуть дрогнувшим в усмешке., неопределённо Я смутно почувствовал себя лохом; а моя уверенность – была ли ещё она? - начала сдавать потихоньку позиции. Но я всё говорил… надеялся на что-то.
- Да, мне известно о ваших делах. Но в милицию я не пойду, не бойся. Шагай на все четыре стороны, делай дальше, что пожелаешь… только Риту отпусти. И нас оставь в покое.
Вот на этом моменте, я рассчитывал, мы тихо-мирно разойдёмся. Димка, в конце концов, гоняется за Ники лишь потому, что боится огласки своих дел. Но я ведь сказал, что в милицию идти не намерен – и Димка должен мне поверить, равно или поздно. «Хорошо» - сейчас скажет Димка; я не ждал от него другого ответа.
Но Димка молчал. Просто молчал, насмешливо изогнув краешки губ; молчал и смотрел мне прямо в глаза. Я старательно не отводил взгляда, уже ясно чувствуя, что вся моя затея – ничтожна и жалка, как карточный домик.
- И ты думаешь, я соглашусь? – раздался наконец голос. Я вздрогнул.
- А почему нет? Не волнуйся, мне действительно нет смысла сдавать тебя в милицию. Просто оставь нас в покое, и всё.
Димка изучающее окинул меня взглядом, будто прикидывая, дурак я или просто таким кажусь; и я видел, что вот-вот он готов рассмеяться.
- Ну, для начала я тебе не верю. Это раз. А два… думаешь, меня волнует только то, пойдёшь ты в милицию или нет? О, конечно, ты можешь идти в милицию, Стасик. Мне всё равно.
Я замер. То есть ему всё равно? Да ведь его же посадят за наркоту! В психушку упекут, если узнают, как он издевался над Ритой и Ники… Да его…
- Удивлён, не так ли? – мягко спросил Димка. – Что ж, смотри, - и, сунув руку в карман, он извлёк что-то, обернутое тканью. Чуть откинул материю, и я увидел – нож. Блестит, переливается под лучами жаркого солнца. Почему-то сразу стало ясно, что это – тот; тот самый… которым Ники…
Слабые подозрения заворочались у меня в груди.
- Что это? – хрипло выдохнул я.
- Брось, Стасик, ты ведь всё прекрасно понял. Это нож. Да-да, тот самый, которым орудовал твой Никита. Мальчишка обронил его в подвале, даже не заметив, глупый…
- Зачем он тебе? – спросил я, хотя знал, почти знал ответ и на это.
- Ну всё ж так просто, Стасик, - меня буквально передёргивало от насмешки в его голосе, от тона взрослого, который толкует простую истину малышу. И «Стасик»… так меня называл Ники, всегда ласково, нежно. В устах же Димки это звучало мерзко; гадко; просто невыносимо.
- Всё просто. Я могу пойти с этим ножом в милицию. Ведь убийцу Егора не нашли, мои показания будут им очень кстати. На ножике то отпечатки пальцев Ники остались – что им стоит проверить и засадить твоего драгоценного за решётку? Передачки ему таскать будешь лет десять, а, Стасик?
Тут Димка не выдержал, рассмеялся, запрокинув голову. И я отступил на шаг, потому что впервые внимательно посмотрел в его глаза. И понял, понял со всей ясностью, что в них так напугало Никиту; и как в корне нелепа была моя идея о дипломатических переговорах. Осколки чёрного льда – сказал тогда Никита; пожалуй, и правда - единственно верное определение. Я не психолог, конечно, даже не претендую, но обычный человек не смотрит с такой… алчной насмешкой, с таким пугающим огоньком… Безумец. Я ясно видел теперь – он безумец. Наркотики, похоже, вырвали из него последние остатки человечности. И никакие доводы разума, никакие просьбы и предложения против него уже не сработают. Димка не оставит нас в покое. Риту не отпустит. Он будет мучить нас всех, пока не достигнет…. какой-то смутной, непонятной мне цели.
- Что тебе нужно?- глухо спросил я. – Почему не оставишь нас покое?
- Мне просто… так хочется. – ответил Димка безмятежно. И, видимо посчитав меня более не интересным, повернулся к Костику; до этого мальчишка стоял неподвижно рядом с ним, крепко скручивая запястья Риты; теперь он вытянулся стрункой, преданно глядя в Димкины глаза; мне стало противно.
– Кидай её. – короткий приказ, казалось, разбил небо на осколки.
Мне почудилось – крыша ушла у меня из-под ног; в ушах звенело. Несколько секунд я стоял так, будто оглушённый, один звук только разбирая – отчаянный стук собственного сердца. Знал ведь, что этим закончится, но верить почему-то не хотел… не мог… Оцепенение прошло через секунды, я метнулся к Костику… одно движение Димки – мои ноги подкосились, и я шлепнулся на колючий шифер, в кровь обдирая колени.
Удары посыпались отовсюду, вонзаясь мне в бока, живот, затылок, спину… Когда они стихли, я уже не смог подняться. Всё тело вспыхнуло болью, как один большой факел, шумным потоком кровь ударила в голову, а мир вокруг подёрнулся дымкой. Перед глазами вдруг задвигались, сужаясь и расширяясь, круги, и сквозь эту пелену мой взгляд едва фиксировал силуэты Риты, Димки, Костика… Девочка не сопротивлялась даже, когда Костик потащил её к краю крыши; не уверен, что она слышала хоть слово. И всё её хрупкое тело так обмякло, так беспомощна он была перед лицом гибели, что на глазах у меня выступили слёзы.
- Тебя теперь тоже посадят… - прохрипел я. – За убийство… Я всё расскажу, всё…
Димка повернул голову ко мне, улыбнулся почти ласково.
- Думаешь? Здесь высоко, Стасик, узнать нас никто не сможет, даже если вдруг посмотрит наверх. А ты ничего не расскажешь, дорогой – просто потому, что тебе никто не поверит. Нож то у меня. Ведь я могу… могу сказать, что и Риту убил Ники. Убил одного – что же мешает убить другого? Они мне поверят, а не тебе, Стасик.
И я понимал – правда; всё – правда. Поверят ему, не мне, почему, почему?..
Костик между тем уже достиг края. И вдруг, глядя на него затуманенными глазами, я вспомнил - вспомнил те времена, когда ещё общался с их компанией. Ведь эти двое – Рита и Костик – всегда держались чуть позади нас; оно и понятно – младшие; но всегда – вместе. Как рассказывал мне Никита, они и в школе сидели за одной партой; смышлёная Рита помогала Костику на контрольных, он, в благодарность, таскал её сумку с учебниками. Одно время мне даже казалось – они встречаются; а если нет, то всё плавно к этому идёт. И вот сейчас… сейчас Костик собирается скинуть Риту вниз. Почему, зачем? Только Димку я воспринимал как главного мерзавца; а Костик… он же просто мальчишка, глупый мальчишка… и на убийцу совсем не похож.
Кажется, это одно мне и остаётся – вести светские диалоги в минуту опасности.
- Костик… - хрипло выдохнул я. – Димка тварь, это давно понятно. Но ты… ты то куда?..
Костик замер. Замер у самого края, втянул голову в плечи, сжался, съёжился, будто мои слова – удар по щеке наотмашь. Он не смел на меня взглянуть, не смел сказать хоть что-то; но он замер, и я подумал: «Может быть, этот мальчишка ещё не безнадёжен?»
- В чём дело? – с раздражением спросил Димка, сверкнув в его сторону глазами. – Кидай её вниз, быстро!
И Костик шагнул вперёд, разбивая все мои иллюзии, и неловко толкнул Риту через парапет.
Почему-то я ожидал услышать крик – громкий, отчаянный крик боли. И, может, звк удара тела о землю. Но было тихо - так тихо, что нервы жгутом скручивало от этого мёртвого молчания.
- Идём, - бросил Димка Костику и, посчитав свою миссию оконченной, зашагал по скрипучему шиферу прочь. Костик поспешил за ним, старательно избегая встречаться со мной взглядом; а я даже не посмотрел, в какую сторону они пошли, где выход. Я просто лежал на шифере, чувствуя, как кровь колотится о виски, и думая, что ошибся. Очень сильно ошибся, полагая, что с Димкой о чём-то можно договориться. И что всё это - фарс, игра на публику. Ведь если Димка хотел убить Риту… почему не сделал это там, в подвале, вдали от посторонних глаз? Нет, он устроил это представление специально – для меня. Чтобы я видел, слышал, чувствовал – всё. Чтобы лично увидел гибель Риты, чтобы навсегда запомнил этот ужас… Мерзавец.
Мой взгляд против воли скользнул к парапету, и сердце ухнуло куда-то вниз. Я долго, долго ещё не решался подойти к краю и заглянуть вниз; боялся, наверное. Ведь что толку скрывать - это моя вина. Это я ничего не сделал, не остановил Костика, это я в своё время не выручил из беды Никиту, это я, я, я…
Мне понадобилось несколько минут – вечность – чтобы собрать воедино осколки мужества. Наконец я поднялся и, спотыкаясь, шатаясь в разные стороны, побрёл к парапету. Перегнулся через него и взглянул вниз.
Крыша дома была выстроена таким образом, что в некоторых местах резко опускалась вниз на пару этажей; именно это спасло Рите жизнь. Девочка не упала на асфальт, нет - раскинув руки, по-прежнему без сознания она лежала на чёрном блестящем шифере в нескольких метрах подо мной.
Облегчение, которое волной захлестнуло всего меня, не передать словами. Я мигом забыл о слабости и боли; остался только он – шанс спасти Риту, шанс, который я уже не мог упустить.
По-человечески спуститься не получилось, пришлось прыгать – а высота вообще-то приличная. Я едва не отбил себе ноги, приземляясь, но всё же мне удалось кое-как утвердиться в положении прямо, подойти к Рите и опуститься рядом с ней на корточки. Я поднял её на руки и, вскинув голову, посмотрел наверх.
Теперь дело обстояло сложнее – как забраться обратно? Липкое отчаяние прочно вцепилось мне в горло – выхода нет. Мы застряли здесь, на этом островке, в десятках метров над землёй, и никто, никто не сумеет нам помочь… Может, закричать, привлечь внимание? И я уже открыл рот, собираясь воплотить эту задумку, как вдруг заметил штыри. Куски металла, около десяти сантиметров каждый, в беспорядке раскиданные по бетонной стене. Бог знает, зачем и чьими усилиями они там оказались, но ликующий вопль чуть было не сорвался с моих губ. Голова ещё кружилась – по-прежнему, если не хуже; бок болел – бьёт Димка, к чести его будет сказано, на славу. Но на время я забыл о всех своих увечьях – взбирался по штырям наверх, кое-как прижимая к себе Риту.
Лезть, на благо, было не слишком высоко – и вскоре я уже лежал, пытаясь отдышаться, на горячем от жаркого солнца шифере. Риту я опустил рядом – она ещё не двигалась, не открывала глаз. Но, приложив ухо к её груди, я уловил рваное, тяжёлое дыхание с хрипотцой и безумные удары сердца.
Восхождение длилось от силы несколько минут – но устал я так, будто одолел турпоход в сотни километров. Сил у меня просто не осталось и, словно выжатая губка, я бы лежал так долго – если бы вдруг Рита не зашевелилась с коротким стоном. Тут же я кинулся к ней, помогая сесть.
Девочка приоткрыла глаза, мутным взглядом окинула меня, крышу, небо… затем слабо зашевелила губами, будто пытаясь сказать что-то; и выдохнула наконец:
- С Ники всё в порядке?
Я вытаращил глаза. Согласитесь, логичнее было ожидать от неё других вопросов, вроде: «Где я?», «Что случилось?» и далее. А Рита… У меня мучительной болью защемило сердце.
- С ним всё хорошо, Рит, - тихо ответил я.
Девочка выдохнула с облегчением и откинула голову назад.
- Стас, ты знаешь… я так люблю его, - вдруг сказала она.
Я замер. Нет, разумеется, её влюблённые глаза, коими она всегда смотрела на Ники, не могли от меня укрыться. Но почему она говорит об этом сейчас? Ведь не время же и не место…
- Но он любит тебя, я вижу – а ты его, да, Стас?
Я ничего не ответил, только кивнул едва заметно. Значит, наша конспирация плодов не принесла? Мы же так старались, так старались, чтобы наши отношения выглядели не более чем дружбой… А Рита говорила, спокойно, ровно, будто факт, что Никита – гей никак её не трогал. Впрочем, вру – в голосе девочки скользила горечь; лёгкая, невесомая, обречённая даже горечь, словно Рита уже смирилась – я и Ники вместе.
- Знаешь, год назад… на меня напали хулиганы. Их было трое, вечер – тёмный, улица – пустая. Я кричала, кажется, но никто меня не слышал... Они набросились – сразу, все трое – повалили меня на землю и хотели уже… Но тут появился Ники. Он один, представляешь, один против трёх хулиганов! Они были сильнее его, старше – но Ники бросился на них, несколько раз ударил, но они… они его избили. И ушли, оставив на земле рядом со мной, в крови, в синяках… Ники было больно, я видела – но он только улыбался. Улыбался и говорил: «Как здорово, что с тобой всё в порядке!»
Так мы стали друзьями. И знаешь, Стас…мне кажется, я полюбила его сразу, в тот вечер на пустой улице… Я полюбила его больше всех на свете, я готова была отдать ему всё! Но он не замечал моей любви. Считал просто другом, таким же, как Тимур, Лёха, Егор и прочие. А потом появился ты и… Мои шансы ему понравиться разлетелись на куски. Ведь рядом с тобой, Стас… он счастлив. Я вижу – счастлив. Но Ники был дорог мне по-прежнему, пусть и видел во мне лишь друга, пусть…
А месяц назад, когда Димка схватил меня после школы, притащил в подвал, и я увидела там его, в наручниках… Мне стало плевать на себя. Даже когда они издевались надо мной, мучили – плевать. Ведь главное – чтобы Ники был в порядке… Димка пригрозил – убьёт его, если я посмею кому-нибудь рассказать. И я молчала. Прятала синяки под одеждой. Ради него, ради Ники… Знаешь, Стас, если бы сейчас Димка сказал – оставит его в покое взамен на мою жизнь, я бы прыгнула. Сама прыгнула вниз, только бы Ники… жил…
Она плакала, уже плакала. И я не растерялся теперь – может, лишь на краткие мгновения, - опустился рядом с ней на колени и обнял. Девочка тут же приникла к моей груди, сжала пальцами рубашку; я чувствовал, как дрожат от рыданий её хрупкие плечи.
Кажется, я тоже заплакал, тихо, незаметно – от жалости. Бесконечно жаль мне было эту маленькую девочку, так отчаянно влюблённую в Никиту. Ведь она же знала, что у неё нет никакой надежды на взаимность – и всё равно любила. Жертвовала всем ради него. Даже терпела боль. Даже… готова была отдать за Ники жизнь.
В эти минуты, похоже, я впервые за недолгое своё существование начал понимать, что любовь – это не только прогулки за руки по парку и поцелуи в сумраке кинотеатра. В жизни может случиться и так, что чужие смерть, боль, предательство, убийство врываются в мирное течение дней. И тогда нужно быть готовым защищать любимого человека до последней капли крови – как Рита. Ей всего пятнадцать, но по сути – она гораздо сильнее меня.
Не знаю, сколько мы просидели так, обнявшись; но наконец я поднялся и помог встать Рите. Безрезультатно – она не могла стоять без посторонней помощи. Поэтому я зашагал по скрипучему шиферу, держа девочку на спине; собственная боль показалась мне ничтожной, жалкой… Рита пережила гораздо, гораздо больше.
Выход нашёлся на удивление быстро – единственное из всех открытое квадратное окошко. Кое-как, ценой многих усилий, мне удалось выбраться наружу и сойти вниз по каменным ступенькам – слава всем богам, ни единого человека я не встретил на своём пути.
На лицо девочки без острых уколов боли невозможно было взглянуть. Глупо – тащить её в таком виде по улицам города и вестибюлям метро. Мудрый я вызвал такси – и вскоре уже машина мчалась через лабиринты дорог, к моему дому; я обнимал Риту, старательно игнорируя удивлённые взгляды шофёра. И чего он пялится, наглый, не его это дело… Мои нервы были истрёпаны сегодняшним днём настолько, что мне казалось – секунда; всего одна секунда – и я кинусь на этого любопытного водителя, вцепившись в горло.
Когда я распахнул дверь в квартиру, придерживая за плечи Риту – совсем ослабшую – и щёлкнул выключателем, Ники поднялся со стула нам навстречу. Ждал?.. На секунду он замер, будто не узнал девочку, испуганно выдохнул и отступил на шаг; но тут же порывисто заключил Риту в объятия.
Ники не задавал вопросов. Он только взглянул мельком на меня – испытующе, с ноткой страха – и занялся Ритой. Усадил её на кровать и метнулся в кухню за водой. Я тем временем вызывал врача.
Пришёл он минут через пятнадцать – стандартный такой дядечка в белом халате и с неизвестного назначения приборами в чемоданчике. Вопросов лишних, на благо, он не задавал, лишь молча осмотрел девочку и перевязал все раны, назначив явиться к нему завтра. Проводив доктора и дав Рите немного передохнуть, я отвёз её домой.
К встрече с родителями девочки, как выяснилось, я был совершенно не готов. И их испуганный вопрос: «Что случилось?!» буквально поставил меня в тупик. Не помню даже, чего я болтал – кажется, о том, что Риту сбила машина, не на смерть, слава богу, а водитель, подлец такой, скрылся. Версия никакой критики не выдерживала. Но взволнованные родители, похоже, верили каждому слову. С ужасом в глазах отец прижимал к себе дочь, а мать осаждала меня благодарностями, мол, спасибо вам огромное, что привели Ритулю домой. «Если б вы знали, что случилось на самом деле, - горько думал я. – Если бы только знали…» Почему-то вдруг захотелось рассказать этим людям всё – о Димке, о Никите, о том, что он не по своей воле убил Егора и Лёху, объяснить, попросить помощи… Но я сумел – не знаю, не ведаю, как, - сдержать в себе этот безумный порыв. Нельзя. Они не поймут. Да и кто, в самом деле, смог бы понять? Нет. Этот клубок нужно теперь распутывать – мне; только мне.
Домой я вернулся уже в сумерках, когда на небе зажглись бледными огоньками первые звёзды. Ники встретил меня в коридоре – молча мы прошли на кухню, сели за обеденный стол и ещё несколько минут – вечность – провели в тишине. Он заговорил первым.
- Стас, что сегодня произошло?
И я рассказал – всё. Не мог, не мог просто теперь от него что-то скрывать… Внешне Никита оставался спокойным, молча и внимательно слушал, опустив голову на скрещённые руки. Но я видел, понимал, чувствовал тот пёстрый вихрь эмоций, что сейчас, наверняка, крутился в его душе. А в голосе Ники, когда он наконец нарушил молчание, звенела боль. Страх. И ещё, пожалуй… горькая покорность судьбе.
- Значит, тюрьма. Что ж… я ведь преступник, верно? Там мне место.
- Прекрати! – я не смог сдержаться. Вскочил, рухнул на колени рядом с Никитой и уткнулся лицом ему в живот, обнимая, прижимая к себе.
- Прекрати… не смей так о себе говорить… Во всём виноват Димка – не ты. Это он здесь – настоящий преступник.
- Но посадят то меня, Стас, - с грустной полуулыбкой сказал Ники. – И никто не поверит в мою невиновность, когда он покажет им нож.
- Зато я – верю, - твёрдо сказал я. Сжал пальцами его подбородок и коснулся губами губ.
Никита напрягся на секунду, но тут же ослаб, обмяк в моих руках, целиком и полностью отдавшись мне. С тихим стоном прикрыл глаза и ответил – жарко, пылко, почти безумно, с одному мне понятным отчаянием. Я прижимал его к себе, целовал губы, шею, руки, волосы и шептал что-то бессвязно, пытаясь сказать: «Я люблю тебя, люблю и не оставлю. Мы будем вместе до конца…всегда будем вместе…» Кажется, Ники понял меня – оторвавшись от моих губ, улыбнулся; драгоценной солнечной улыбкой. Почти, как прежде… почти.
- Мы убежим отсюда, слышишь, Ники? – тихо шептал я, положив голову ему на колени. – Убежим далеко-далеко… там, где никто нас не найдёт. Тебя не посадят в тюрьму, я не допущу.
У меня в голове не было чёткого плана. Просто желание – отчаянное желание спасти Никиту. Не знаю даже, верил ли мне Ники. Но улыбался, сжимая в тёплых пальцах мою ладонь.

@темы: творчество