Шерлок #2

Второй сезон порадовал знакомым сюжетом "Собаки Баскервилей" (да, я очень плохо помню книги Конан Дойля, а "Собаку" не так давно перечитывала). Очень понравилось, как обыграли, а ещё в этой серии Шерлок впервые потерял контроль над собой и едва ли не чокнулся — ну не укладывались у него в голове эти мистические гончие, мрачные тени, жуткие завывания по ночам. Даже Джон как-то спокойнее реагировал, и наблюдать за этим было... странно? Но Шерлок раскрылся с новой стороны.
Ирэн Адлер сама по себе меня восхитила — великолепная женщина, умная, хитрая, невероятно уверенная в себе — нет, не её будут соблазнять мужчины, она будет их соблазнять, она хозяйка положения, она управляет всем и вся. Этакий немножко Мориарти в женском обличии Чертовски хороша. Но прямо воротило от попыток насадить любовную линию между ней и Шерлоком .___. Окей, они действительно похожи, Ирэн и в самом деле заинтересовала Шерлока, зацепила в нём что-то... но, извините, уж точно не в романтическом смысле. Во-первых, Шерлок подобным вещам чужд (он если и будет любить, то иначе, на мой взгляд), и не надо пытаться его как бы очеловечить таким вот нелепым образом. Во-вторых, Шерлоку явно нужно больше времени, чтобы привязаться к кому-то и полюбить кого-то. В-третьих... ну да, да, я шипперю джонлок и, по-моему, с Джоном у Шерлока связь куда крепче и глубже, чем со случайной женщиной, пусть даже такой шикарной, как Ирэн.
МОРИАРТИ! Весь этот сезон своей непредсказуемой и внезапной личностью заполнил Мориарти. С первой же серии (- Я возьму трубку, ты не против? - О нет, разумеется. Хоть до конца жизни разговаривай) и до самого конца — я от него ВОПИЛА, потому что нельзя, НЕЛЬЗЯ быть таким обалденным Сам по себе образ хорош — скучающий преступник, неуловимый, но готовый сам себя в руки полиции отдать, чтобы подразнить Шерлока и слегка развеять скуку. Но что с ним делает Эндрю Скотт! Эти его ужимочки, кривляшки, этот ГОЛОСОЧЕК, боже мой, я представляю, как они там все ухохатывались на площадке, снимая сцены с его участием "Прыгай. Ради меня. Ну пожаааалуйста", и вроде понимаешь, что момент-то трагичный, но тянет ржать во весь голос А бесконечный и совершенно откровенный флирт с Шерлоком? Признания в любви на яблочках (да-да, знаю, что там было выгрезено другое), игра в "найди меня", приказ тащить сюда Шерлока вотпрямщас на витрине в музее, стены тюремной камеры, исписанные именем Шерлока... Ну что это, если не любовь? А сцена на крыше просто ОХ...
Но в моём сердце, конечно, Джон/Шерлок. В первом сезоне я ещё сомневалась, подходит ли Джону Шерлок, всё-таки Джон, котичек и солнышко, заслуживает большего, чем чувак, который вечно тыкает в его неспособность думать, повторяет по сто раз на дню "ну ты совсем тупой, Джон" и не шарит в человеческих отношениях абсолютно. Но во втором сезоне Шерлок уже более... живой, что ли, он уже признаёт, что у него есть друзья, есть люди, которые ему дороги (он был готов прыгнуть с крыши ради них!). Этот Шерлок говорит: "У меня нет друзей. Только один друг" и целую серию пытается своеобразными способами вытянуть у Джона прощение за глупые слова. Тот разговор по телефону... он меня разорвал на тысячи маленьких и рыдающих Рэйн. "Goodbye, John". А потом на кладбище: "Please, don't be dead". Всё, меня можно было выносить, я знала, что дальше будет хорошо, но ревела и чуть ли не выла на весь дом, потому что БОЛЬНО. Слишком_больно. Джон так оплакивал Шерлока, что у меня разрывалось сердце.
Ужасно хочу смотреть дальше. Иногда есть плюсы в том, что я позади планеты всей — после дикого финала последней серии мне ждать годами не придётся, могу взять и сразу же узнать, ЧТО ТАМ, ЧЁРТ ВОЗЬМИ, ПРОИЗОШЛО!

@темы: sherlock, сериалы

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

Я очень медленный человек, с большим опозданием смотрю сериалы (ещё медленнее пишу на них отзывы), но всё-таки смотрю. За декабрь-январь аж целых две штуки набралось.

Chilling adventures of Sabrina/Леденящие душу приключения Сабрины.
Ещё один сериал Нетфликс, от которого мне хочется вопить и восторженно пищать, потому что ХОРОШ
Плохо помню старую "Сабрину", но атмосфера там была весёленькая, ламповая, в духе ситкомов, с лёгкой щепоткой магии. Здесь же всё СОВСЕМ иначе, ближе к оригинальным комиксам про Сабрину: Церковь мрака, Дарклорд, Тёмные крестины, жуткие ритуалы, фамильяры... уже от одной заставки мурашками покрываешься. Конечно, снят сериал не для самой взрослой аудитории, поэтому многие вещи – поедание человечинки, расчленёнка, кровь-кишки – остаются как бы за кадром. Но и без того криповых сцен хватает, а больше и не надо, на мой взгляд. Сериал держит идеальный баланс, именно это мне очень понравилось.
Сабрина Спеллмен – дочь чернокнижника (да непростого, а бывшего Первосвященника Церкви мрака) и смертной женщины. Её родители погибли в катастрофе, и Сабрина живёт с тётями Зельдой и Хильдой, кузеном Амброузом и котиком-фамильяром Салемом. В 16 лет она должна отречься от второй жизни – в мире людей – и отдать себя полностью в руки Повелителя Тьмы, как все остальные из клана. Но Сабрина любит своих друзей и парня, она не хочет выбирать между мирами, ей нужны оба.
Очень много всего вместилось в 11 серий. Попытки Сабрины жить двумя жизнями сразу, её борьба с устарелыми традициями клана, правда о родителях, покрытая мраком, Мадам Сатана под видом учительницы, которой очень нужно, чтобы Сабрина исполнила своё тёмное предназначение... Да и другие персонажи себя показали: тётушки Зельда и Хильда, с их разными характерами и сложными отношениями, Первосвященник с его кознями, парень Сабрины Харви (эта пара — просто ЧУДО!), сестрички-ведьмочки из Академии, смертные друзья Сабрины Роз и Сюзи. Приятным и неожиданным открытием для меня стал Амброуз – обожаю этого парня, он обаятелен, умён, по мальчикам и взорвал Ватикан
Конечно, сериал кинулись обвинять во всех смертных грехах. Ну как это — в один сюжет запихать и гея, и чернокожую девушку, и девушку, которая носит штаны и коротко стрижёт волосы, и феминизм. У, толерасты проклятые! Скрепы расшатывают, на общественных волнениях играют, тра-та-та. По мне, сериал очень незаметно, тонко и без лишних перегибов затронул важные темы, показал сильную, яркую, интересную героиню и компанию разных, уникальных по-своему ребят. Для юных зрителей очень нужно и правильно видеть на экранах такие образы, таких пёстрых персонажей, потому что, сюрприз, геи существуют, в американских школах учатся чернокожие, девушки носят короткие стрижки и могут за себя постоять, и всё это НОРМАЛЬНО.
Меня поражает степень изумления и возмущения некоторых граждан, когда в набор героев сериала смеют вносить, о боже мой, разнообразие. У Нетфликса с этим вообще всё хорошо: что в Ривердейле, что в Сабрине не стесняются никого, плевать хотели на вопли недовольных и снимают о ком хотят: о геях, о лесбиянках, о чернокожих, о девочках и мальчиках, разных и всяких. Люблю Нетфликс!
В новогоднюю ночь посмотрела спешл-эпизод и осталась очень довольна. Скорей бы второй сезон, там столько всего интересного намечается! *___* И, может, там наконец-то заговорит Салем?..

A Series of Unfortunate Events/Лемони Сникет: 33 несчастья, 3 сезон.
Кажется, я не писала тут о втором сезоне, но смотрела его с удовольствием и БЕЗУМНО ждала третий, потому что... это же моё детство, мои самые горькие и яркие воспоминания из книг того времени. Как болела душа за сирот Бодлеров, как хотелось им счастья, чтобы они встретились с Квегмайрами (а Куигли нашёл Айседору и Дункана), и всё было хорошо, и кончились эти беды наконец. Когда вышел странный и ну такой себе фильм с Джимом Керри, я мечтала о нормальной экранизации, а главное — всех тринадцати книг. Мечта исполнилась. Я смотрела третий сезон со смешанными чувствами... просто не верилось — вот оно, происходит, прямо перед моими глазами, этот сериал ЕСТЬ. Может, и странно так привязываться к детским книжкам, но ничего с собой поделать не могу. Я визжала буквально на каждой серии, скринила всё подряд, мой твиттер разрывало от мыслей-эмоций. Целый сезон за два дня, ух.
В третьем сезоне чуть сместились акценты: Бодлеры не убегают от Олафа, а гоняются за ним и его тайнами, выступают его обвинителями в совершённых преступлениях. Сам Олаф кажется немного человечнее (тот самый вечер в опере, да), немного понятнее, но всё так же его ненавидишь всей душой. Нил Патрик Харрис сумел создать настолько яркий и отталкивающий образ, что я аплодирую стоя. Детки... детки по-прежнему чудесны, и моё сердце, разбитое их разлукой с Дунканом и Айседорой (самая большая драма детства), снова стало целым от дружбы Вайолет и Клауса с Куигли. И от робкой, не успевшей стать чем-то серьёзным романтики — Вайолет/Куигли, Клаус/Фиона... Как же я надеюсь, что там, за границами сериала, после возвращения с острова, Бодлеры нашли всех своих любимых и близких и были с ними счастливы *ревёт в три ручья*
Коварная гора, субмарина "Квиквег", Великое Неизвестное, отель "Развязка", Кит Сникет, остров... Всё было, и почти как в книгах, и я пережила все возможные эмоции, от тёплой радости и светлой грусти до безумной тоски и отчаянных воплей: "Почему?!". Эта история всё так же действует на меня, как и много лет назад: вроде бы понимаешь, что гротеск, слегка сюрреализм и полное отсутствие адекватности, а с другой... ну нельзя спокойно наблюдать за тем, как славные, добрые, ни в чём не повинные дети страдают снова, и снова, и снова, как взрослые вокруг них остаются глухи и слепы, как даже те, кто сочувствует им и хочет их спасти, ничего не может сделать. Олаф в сцене суда говорит: да эти люди помогли мне больше, чем мои собственные подельники, и так оно и есть, чёрт возьми, так и есть. История сирот Бодлер — история о детях в жестоком и абсурдном мире, о голосе разума, который ничего не может поделать с предрассудками и тупостью. Это было... страшно, смешно, сильно и до самых нервов пробирающе. Не знаю, как я воспринимала бы этот сериал, если бы не влюбилась безнадёжно в книги, но я влюбилась, и мне понравилось ВСЁ.
За финал Нетфликс нужно кланяться в ножки: они сделали это, они всё-таки дали нам капельку надежды, которой так не хватало в книгах. Там Вайолет, Клаус и Солнышко уплывали с острова в никуда, в Великое Неизвестное, и меня в детстве крутило и корёжило от невозможности узнать: ЧТО было с ними дальше?! Они обрели свой дом, получили состояние, нашли Квегмайров, узнали все тайны ГПВ?.. Сериал немножко приоткрыл завесу тайны: да, обрели, да, они счастливы... и нет, опять же, однозначного ответа, но по поступку Беатрис я делаю вывод, что всё у них сложилось более-менее благополучно. Они вырастили эту девочку как свою дочь, а она нашла Лемони, своего дядю, чтобы рассказать ему недостающие фрагменты истории. Тоже важно, кстати, — в книгах Лемони был лишь сторонним наблюдателем, он проследил жизнь Бодлеров до отплытия с острова и только, а тут они виделись с ним, он действительно часть их семьи, важная веха на пути, важный человек.
А ещё была та самая сцена. За одну только эту сцену можно возлюбить сериал. Куигли нашёл Айседору и Дункана! Тройняшки Квегмайры снова вместе!
Есть вопросы по сюжету. Да, книги тоже ясностью не отличались и много вопросов оставили в конце, но про сахарницу, во всяком случае, объяснение было. Я могу ошибаться, давно уже читала, но как будто в сахарнице лежало наследство Эсме Скволор? А тут ерунда какая-то с противоядием от мицелия, которое... самый обычный сахар, и не очень понятно, какого ж чёрта именно эту посудину искала Эсме и пытались спрятать от неё все остальные.
Вообще там наверняка отыщутся косяки и белые пятна кроме сахарницы, но я просто не могу быть объективной. Это же Бодлеры, моё детство, одна из самых любимых историй, и слов не осталось, только писки-визги-восхищение. СПАСИБО, НЕТФЛИКС

@темы: сериалы

---

Mozart L'Opera Rock

Искры, буря, безумие. Так и получилось у меня с этим мюзиклом. Я была с ним знакома как-то заочно, по песням, три из которых ещё несколько лет назад выучены наизусть, но кто же знал, кто же знал, а, что на сцене оно ТАКОЕ — яркое, прекрасное, горькое, немножко сумасшедшее... Все эти буйные краски, блеск и карнавал, клоуны и демоны, дьяволы в мятущейся душе Сальери, необузданная страсть к жизни и музыке в душе Моцарта... Ну и песни, песни, конечно же, те самые любимые и ещё множество новых, теперь надолго поселившихся в моём плейлисте. Восторг. Одним словом — восторг. Я знала, что мне понравится, но даже и не думала, что настолько сильно.

Озорной мальчишка Моцарт выкатывается на сцену и сразу же приковывает к себе взгляд. Мальчишка же, весёлый, непокорный ребёнок, безумец, ведущий всех вперёд, живущий по своим правилам, без оглядки на мнение кого-то там, вкусы, приличия и моду. Он готов бросать вызов всем на свете, даже епископам и королям, никто ему не указ, и как здорово это показано в словах, в песнях... особенно хороша Place Je Passe, где Моцарт летает по сцене с нотными листами в руках, дерзкий, абсолютно бесстрашный. Свободный. И эта вереница танцующих так правильно вписалась, а потом они в восхищении кружатся вокруг него — браво, Моцарт, браво... Песня свободы.
А ещё был печальный, разбитый, брошенный Алоизией Моцарт в грустной Je dors sur des roses. Дерзкий, со всеми дамами заигрывающий, отметающий все условности и благопристойности Моцарт в Tatoue moi. Обретший мир и счастливый в Vivre а en crever. И чёрт возьми, Микеланджело Локонте сыграл Моцерта во всех его настроениях и состояниях так достоверно... каждое слово, каждый жест, всё по-настоящему. Необыкновенно талантливый актёр. А голос, какой тёплый и волшебный голос!
Но самые жуткие и внезапные метаморфозы происходят, конечно, с Сальери. Всегда спокойным, почти равнодушным Сальери — все вокруг носятся с Моцартом, то хвалят, то поносят его, Сальери же будто плевать хотел и на Моцарта, и на всю эту светскую суету... Но вот Моцарт играет свою музыку, Сальери стоит, слушает и внешне-то совершенно невозмутим, а внутри у него алое, чёрное, демоны пляшут, любовь и ненависть, боль и радость разрывают на части. Le Bien Qui Fait Mal — это что-то с чем-то, такая гремучая смесь разных чувств, такая буря, всплеск эмоций, как в слова и постановке, так и в музыке. А потом была L'assasymponie: зависть, ненависть, восхищение захватили душу Сальери совсем, и вот уже в руках у него нож, то ли чтобы покалечить себя, то ли чтобы покалечить (убить) Моцарта. И Флоран Мот, опять же, так по-настоящему, так живо передаёт все эти резкие смены душевных состояний героя... слов нет. Я хотела бы увидеть это вживую, чтобы аплодировать до боли в ладонях.
Вообще музыка захватывает с первых же минут спектакля, задаёт нужный тон: Penser l'impossible, спетая в два голоса отцом и сестрой Моцарта, а посреди песни входит (влетает) на сцену сам Вольфганг. Как-то очень здорово и правильно это сделано, и много таких моментов в мюзикле. Я люблю театральный язык, порой даже больше, чем кинематографический, — такого не увидишь на экране, только на сцене. Символы, цвета, задний план, актёры на фоне, декорации, метафоры вроде бешеных демонических танцев, свет, звук... ужасно нравится.
Ещё очень зацепила песня отца Моцарта J'Accuse Mon Pere, и как она спета, и как поставлена: фигура отца позади Моцарта, который борется со своим демоном-клоуном, зубастым таким, страшным, сманивающим его на кривую дорожку. И что бы ни говорил отец, его слова падают мимо... сын уже изменился, уже пал.
Ну а последняя песня, Vivre a en crever, дуэт Моцарта и Сальери, Микеле и Флорана... ох, тут моё сердце остановилось совсем. Какая музыка, какие слова, но прежде всего — какая тонкая связь между этими двумя людьми, такими разными, но всё же близкими и важными друг для друга. Моцарт и Сальери обретают мир и согласие друг с другом... жаль, что слишком поздно. Я промолчу насчёт этого взгляда, этого разговора музыкой, этих касаний рук, этих искр, которые так и сверкают между Моцартом и Сальери. Ну шиппер я, безнадёжный уже, что теперь поделаешь.

А вот женские арии и дуэты мне как-то не очень понравились, честно говоря. Может, потому, что я не большой любитель именно таких женских голосов: тонких, звонких, нежных колокольчиков, больше люблю низкие, глубокие голоса, как у Сальери и Леопольда Моцарта. Весьма ошарашила песня Алоизии, с которой она появляется, вот это «бим-бом», блеск и сияние, диковатое платье, взрыв вместо причёски и РЕСНИЦЫ Как-то чересчур мне показался её образ, да и Констанции в общем тоже. Но их история — соперничество сестёр, ревность, желание быть первой, перегнать, поставить на место ту, вторую, — вполне себе тронула.
Вообще внешние образы сбивали с толку: блестючие платья, огромные цветные ресницы, голубой-жёлтый-розовый, ярко нарумяненные лица... До сих пор не поняла, зачем сделано именно так, но, наверное, можно списать на жанр мюзикла: сцена всё-таки, и сама история про безумца-гения Моцарта предполагает как раз что-то такое. Привыкла, и глаз больше не цеплялся.

Волшебно поставлены все номера, декорации сделаны очень здорово и меняются стремительно: вот Зальцбург, а вот уже Вена, светский приём, репетиция оперы, чья-то парадная гостиная, улицы, комнаты... как же от всего этого захватывает дух!
Сами идеи для номеров очень интересные и сыграны так, что проникаешься мгновенно. Le Bien Qui Fait Mal, например, — вроде бы слишком, перебор, скачут какие-то мужчины-женщины в коже, один из них эротичненько обнимает Сальери и таскает по сцене... а присмотришься, прислушаешься и видишь совсем другое. Ну вот люблю я, когда таким гротескным, метафорическим образом передают смыслы в театре.

Что ж, я влюблена в Mozart L'Opera Rock безнадёжно. С воскресенья успела уже раз десять переслушать по кругу все песни, пересмотреть самые любимые номера, переосмыслить кое-что заново. И написать фанфик, ага В пятницу твёрдо намерена показать это ЗРЕЛИЩЕ пока незнакомому с ним человеку, намерена болтать без умолку, рассказывать о песнях, сценах, актёрах, идеях и вообще по полной приседать человеку на уши Просто я не могу, нет никаких сил молчать, «Моцарт» во мне бурлит и требует выхода!

@темы: мюзиклы, музыка

---

Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра

---

планы 2019

С большими планами по пунктам у меня как-то не складывается, вечно забываю о них и делаю хорошо если два-три из двадцати. Попробую иначе — не планы, а скорее общее направление движения: куда идти, что делать, что поменять, на что обратить внимание. По всем сферам сразу.

Мюзиклы. Заняться этим делом наконец всерьёз. Мне всегда они нравились, но именно ГОРЕТЬ я стала в конце прошлого года, после "Бала вампиров" и "Джекилла и Хайда". Фильмы-мюзиклы, конечно, тоже сюда относятся, но гораздо больше — на сцене. Обязательно побывать на всех мюзиклах Ожогина ("Мастер и Маргарита", "Демон Онегина"), по возможности словить его же в ролях Кролока и ДжекиллоХайда Посмотреть всё известное и давным-давно в заметках записанное: Mozart L'Opera Rock (УЖЕ), Jesus Christ Superstar, Romеo et Juliette, Notre-Dame de Paris, Призрак Оперы, что-то ещё, если найдётся.

Театр. Как-то совсем забросила это дело, а ведь хотелось стать, что называется, театральным экспертом — быть в курсе, знать спектакли и актёров в лицо, хотя бы рамках одного (любимого Молодёжного, конечно) театра. А там уже много новых постановок, о которых я ни слухом ни духом. Возобновлять традицию ежемесячных театральных походов, открывать для себя новые театры, смотреть классику на сцене.

Книги. Больше внимания уделять классической литературе: много чего из русских классиков не читала, со многим из зарубежных не знакома (тут самое важное, пожалуй, — "Отверженные" Гюго). Братья Стругацкие, больше, больше братьев Стругацких! Вступить в неравную схватку (уже предчувствую печальный исход) с "Улиссом" Джйоса — я почти на сто процентов уверена, что мне такие книги не нужны, что не понравится... но ведь надо, в конце концов, понять, что за "Улисс" такой и с чем его едят. Активно взяться за чтение фэнтези-циклов: "Земноморье", "Благородные канальи", "Сага о Видящих", "Хроники Амбера", "Чёрный отряд", ну и Ротфусс наш любимый, конечно. Вернуться к чтению нон-фикшена — совсем его забросила во второй половине года.

Сериалы. Я очень их люблю, но такой медленный человек, что смотрю гораздо реже, чем хотелось бы, и сильно после того, как все отгорели и отболели. Много брошенных на середине историй, надо бы их закончить: Доктор (ВСЕ сезоны с седьмого и до конца), Готэм (боль моя), Шерлок (со второй серии второго сезона и далее). Ну и разные другие из списка на посмотреть, плюс новинки, которых будет немало в этом году.

Здоровье. Что-нибудь уже решать и делать с расшатанными нервами, укреплять иммунитет (вечные осенне-зимние простуды достали .__.), больше физической активности (может, в бассейн записаться наконец?), глаза лечить (хотя бы узнать точно, можно ли мне делать лазерную коррекцию или нет). Привести, в общем, тело в нормальное состояние, чтобы не чувствовать себя в 23 года старой развалинкой.

Люди. Определиться наконец со своим отношением к отношениям (хах), понять, чего не хватает, чего я больше не хочу, а чего, наоборот, хочу, разобраться с ложным чувством вины за всё на свете (привет, весёлое прошлое с Л. и Ш.) и безнадёжной установкой "у меня никогда не будет личной жизни". Больше не смотреть назад, не вспоминать всех этих ушедших, бросивших, обманувших доверие, не гадать, почему они так поступили... смириться с фактом. Беречь тех людей, которые нашлись и остались в моей жизни

Работа. Развязаться наконец с этим несчастным получением первой категории. Денежки лишними не будут, да и начальство на пять лет отстанет и не будет лезть со своим "соответствием занимаемой должности".

Творчество. Я обнаружила у себя аж несколько начатых и давно заброшенных текстов: в семейке 41к слов, в слэш-ориджике 24к слов, а ещё есть Странники, Волшебники и Путешественник. Дописать наконец, а с Волшебниками (может, с Путешественником тоже?..) сделать всё-таки попытку в публикацию. Уже столько лет я говорю о своей мечте издать книгу, но только говорю, ни одного большого текста не готово, реальных шагов почти не сделано. Хватит это терпеть, в конце концов.
Сюда же: научиться рекламировать себя. С каждым годом как будто всё меньше людей, которые читают мои фики и рассказы (о комментировании вообще молчу), хотя писать-то я стала лучше и, казалось бы, всё должно быть наоборот. Попытаться нести свои тексты на другие ресурсы, участвовать в обмене отзывами на Фикбуке, ещё что-нибудь... мнение со стороны мне очень нужно, как ни крути, да и хотелось бы знать, что работаю я не в пустоту и не зря.

Путешествия. Точно, без всяких откладываний на потом, выбраться заграницу. Хотя бы в Финляндию. Морюшко, конечно, очень хорошо, и Крым прекрасен, как тысячи рассветов, но за пределы нашей необъятной меня тянет давным-давно.
Побывать в Москве. Она же близко, билет на поезд не такой уж дорогой, а в Москве Морь и Марьяна :3

Эпоха перемен. Мой вечный пункт уже лет пять, наверное, и дело сдвинулось с мёртвой точки, я сделала много... но далеко не так много, как мне хотелось бы. Делать ещё. Решать. Действительно менять и меняться в нужную мне сторону.

@темы: эпоха перемен

---

show must go on

Позади планеты всей, но я таки посмотрела "Богемскую рапсодию". Чуть ли не самый последний сеанс, ночью, но, ей богу, стоило постараться и найти его, чтобы увидеть ЭТО.
Я не то чтобы большой фанат группы Queen. Слышала самые популярные песни, знала про отношения Фредди с Джимом и болезнь... а больше и ничего. Но мимо фильма о творце, да ещё таком легендарном, как Фредди Меркьюри, пройти просто не могла. И до сих пор слегка потряхивает, плейлист наполнился новыми песнями, душа — вдохновением и желанием сворачивать горы немедля, вот прямо сейчас, сию же минуту... бежать и что-то делать, творить, достигать, рваться вперёд и вверх. Такие фильмы — самые лучшие, у них не тянет искать минусы, цепляться к чему-то, ведь они хороши просто тем, что делают со зрителями. Остальное — малозначимые детали.
Читала в критических отзывах, что, мол, и реальные факты фильм переврал, и других участников группы не раскрыл, и с самим Фредди у него получилось плохо. Рваный он, быстрый, слишком скомканный. Не очень понимаю смысл таких претензий. Это же фильм, пусть и длинный, но один-единственный фильм, нельзя в нём показать всё и рассказать обо всём, это должен был получиться пролёт по истории гениального музыканта, с песнями-вехами, с основными точками пути... и получился, на мой взгляд.
Мне очень нравятся такие люди, как Фредди. Яркие, необычные, с сокрушительной уверенностью в себе и своём праве на славу, уважение, восхищение. Уверенность не от раздутого эго, а потому, что человек про себя знает: да, я не похож на других, да, я умею петь хорошо, да, я пришёл сюда, чтобы делать музыку, которой до меня ещё никто и никогда не делал. И никогда Фредди не терял веру в свой талант, делал всё по-своему, наперекор и вопреки, не подражал никому и оставался самим собой. Храбрым, дерзким, не вписавшимся в рамки. Cумасшедшие костюмы, дикие выходки, наплевательство на чужие вкусы и правила... это можно не одобрять, можно осуждать, но не проникнуться этим, по-моему, просто не выйдет. Фредди создал культ самого себя, и чёрт возьми, он более чем заслуживает быть кумиром. Не в пьянках и любовниках, не в пристрастии к алкоголю и наркотикам, понятное дело, а кое в чём гораздо более важном.
Очень понравился эпизод про ту самую Богемскую рапсодию. Странная песня, помесь из жанров, бессмыслица, да ещё длиной в шесть минут — кому нужна такая? Но Queen настояли на своём, и песня в итоге стала легендой. Броская, наглая, безумная песня, как и сами они.
Вообще здорово получилось с песнями-вехами: как они были написаны, что они значат для группы. Музыкальные вставки, концерты, выступления, всё это сделано так... по-настоящему, искристо, ярко, дух захватывает. Особенно финальный эпизод с концертом Live Aid. И очень правильно сделали создатели фильма, что закончили именно тут: триумф, слава, тысячи людей кричат и поют песни Queen, Фредди на сцене, живой, счастливый, свободный... именно таким его нужно запомнить, именно таков он и был.
Рами Малек. Знаю его только как прототип Джоша из Until Dawn. Он казался мне по типажу не очень-то и подходящим на эту роль, но чем дальше, тем меньше оставалось сомнений, а в конце концов — восхищение. Да, он смог. Да, он это сделал. Я не знаю, кем надо быть, каким гениальным актёром, чтобы ТАК сыграть. Эпизоды с концертами великолепны, я даже забывала, как дышать, такой энергией, таким мощным потоком захлёстывало через экран... хотелось вскочить и тоже петь во весь голос. Ух.

Mama, life had just begun,
But now I've gone and thrown it all away.

@темы: кино, до глубины души, музыка

---

"Страхи мудреца. Том 1", Патрик Ротфусс

Юный Квоут, уже ставший ре-ларом, познаёт искусство симпатии, проникает в тайны именования (ну, или пытается проникнуть) на занятиях чокнутого магистра Элодина, делает полезные вещицы в фактной, играет на лютне в "Эолиане", гуляет по крышам с Аури, бродит в поисках неуловимой Денны... В общем, Квоут почти всю книгу делает то же самое, что в "Имени ветра". И, казалось бы, вот он, повод Ротфусса поругать и к истории потерять интерес, раз уж она, история, с места не движется, на одном месте топчется. Коут, трактирщик в маленьком городке, прячется от славы Квоута Бескровного... так какие же подвиги совершил Квоут, какого, в конце концов, короля он убил? Мы не знали об этом ничего в первой книге. Не узнаем и тут. Только под конец первого тома "Страхов мудреца" жизнь мальчика сделает резкий поворот и затянется в узел, обещая там, впереди, много интересных и жутких приключений.
Ну а жизнь университетская всё та же, проблемы с деньгами никуда не делись. Квоут на части разрывается, чтобы денег на оплату обучения заработать, да ещё Деви долг вернуть, да ещё покушать что-нибудь и рубашку новую купить, взамен вечно рвущихся старых, да от пакостей недруга спастись. Лишь два изменения наметились в жизни Квоута: магистр Элодин впервые за много лет решил учить студентов именованию и заодно добыл бедному мальчику доступ в архивы. Теперь Квоут может делать то, за чем, собственно, и поступил в универ: искать имя ветра и сведения о чандрианах.
Имя ветра он не обретёт, о чандрианах почти ничего не узнает. До короля, понятное дело, мы тоже не доберёмся. НО. Кому какое дело, что обычно фэнтези пишется не так, что обычно сюжеты раскручиваются куда быстрее, а локации должны быть разнообразнее, а Тайна должна получать хотя бы проблески объяснения, во второй-то книге. Ротфусс плевать хотел, что там фэнтези должно и какие там у фэнтези правила. Он ТАК интересно пишет о будничных вещах, у него, уникального нашего, схема "сижу на лекциях-ищу Денну-играю на лютне-страдаю от козней Амброза", схема, более чем расписанная в прошлой книге, ТАК красиво и хорошо получается... Нет слов. Правда, нет слов. Я не помню ни одной истории, где сама история развивалась бы так медленно, но читалась бы с таким бесконечным интересом. Семь сотен страниц за пять дней — да ни разу не было такого в моей читательской биографии! Не знаю, как с другими читателями, но со мной Ротфусс творит страшные и прекрасные вещи. Жизнь Квоута изменилась, колесо раскручено, но я бы с большим удовольствием прочла ещё тысячу страниц об учёбе, посиделках с друзьями в таверне... о музыке...
Квоут стал немножко старше и опытнее. Он пока не мудрец, но умный не по годам, выпутывается из самых отчаянных ситуаций, выживает в мире, который для него не приспособлен (денег — нет, одежды — нет, славы и связей — нет, ничего нет, кроме лютни и цели), умеет сказать нужные слова в нужный момент и сделать правильный выбор. Особенно хорошо это заметно с Алвероном. Квоут как будто не собирается делать больших и смелых поступков, но делает их — а впереди, судя по легендам и сплетням о Квоуте Бескровном, ещё много чего. Невероятного, тяжёлого, горького. И как не сгрызть себе локти, пока дожидаешься "Дверей из камня", к которым, видимо, наш Ротфусс даже близко не подходил?
К сожалению, солнышко-Квоут, при всём его уме, при всех достижениях и талантах, непроходимо туп в одном важном вопросе. И вопрос этот — Денна. В первой книге девушка казалась худо-бедно необычной, даже интересной, с какими-то тёмными секретами из прошлого, с тяжёлой жизнью. И радостно было за Квоута, что в его беспросветном, тоскливом "сейчас" есть Денна, с этой тёплой привязанностью, хотя бы и просто дружеской. Но теперь, простите, я видеть не могу эту мерзкую девчонку. Чем больше о ней думаю, тем больше мерзости нахожу. Хорошо, она женщина в мире, для женщин не очень подходящем, она вынуждена искать себе покровителей за еду и кров, но... Первое — как же Мола, Фела и, ладно уж, Деви, женщины, вполне обеспечившие себя сами? Второе — она вообще пробовала, не знаю, делом каким заняться, да на той же арфе играть по трактирам, как Квоут, зарабатывать музыкой? И третье, самое, пожалуй, главное — почему Денна не объединит свои скромные силы с Квоутом? Они могли бы петь дуэтом, работать, не знаю, ещё что-нибудь, в четыре-то руки и две головы! Нет, Денна любит роскошь, любит порхать, как птичка, с места на место, и такая жизнь — с красавчиками-богачами, которые в неё влюблены, под боком — ей, видимо, нравится больше.
А Квоута она не любит, в этом я уже нисколько не сомневаюсь. Денна прекрасно разбирается в мужчинам и не может не видеть, что мальчик в неё влюблён. Мало того, он и поступками свои чувства доказывает, последние деньги на Денну готов потратить, бегает за ней по всему городу, ищет каждый день... а Денна у нас свободолюбивая натура, она может исчезнуть надолго, а потом как ни в чём не бывало сказать Квоуту "привет". Ни разу за всё время она не выслушала его, не спросила о семье, о проблемах, не предложила денег (в которых сама явно не очень нуждается), не помогла если не делом, то хотя бы словом. А в сцене ссоры она таких гадких вещей наговорила ему, на самые больные точки надавила... Но Квоут влюблён и, судя по тону, с которым Коут-трактирщик рассказывает о Денне, либо влюблён до сих пор, либо так и видит её неземным божеством.
Мне Денна чертовски неприятна. И, если она в итоге не окажется какой-нибудь ведьмой, в тайне от всех летающей на шабаши, станет неприятна совсем.
Квоут по-прежнему вызывает у меня горечь и желание обнять его, укрыв от всех тревог. Когда он плакал, вспоминая о погибшей семье, о маме, я плакала вместе с ним. В самом деле, хоть и прошло время, но рана не затянулась и, наверное, не затянется уже никогда... бедный, одинокий Квоут, я счастлива хотя бы тому, что в настоящем у него есть тёплый и заботливый Баст.
Крутится колесо. Судьба готовит ещё немало испытаний юному Квоуту. А я готова следовать за ним дальше по этой извилистой дороге, чтобы в конце концов, надеюсь, оставить его счастливого, окружённого близкими людьми и нашедшего покой.

@темы: книги, любимые авторы

---

You have everything you need if you just believe

Я бы назвала этот год не плохим и не хорошим, а необычным. Удивляющим и удивительным. Случились вещи, которых я совсем не ждала, вещи разного толка, но в целом, если брать самую суть, — сделавшие меня счастливее. И свободнее, как внутри, так и снаружи. Могла ли я подумать, что будет так, когда писала пост с планами на 2018-ый?..

Конечно, самым важным событием года стал переезд. Начало моей новой жизни, самостоятельной, свободной и спокойной. Я помню зиму, начало весны — как сильно меня скручивал страх, как много было сомнений и вопросов: справлюсь ли, надо ли, может, ну его, а? Едва не отказалась от плана с квартирой, едва не махнула на всё рукой. Если бы не нашла в себе тогда решимости и сил — так и тонула бы сейчас в том самом болоте, от которого нужно было избавиться по-хорошему ещё несколько лет назад. Но силы нашлись, и я даже сама не знаю, откуда. Ресурсы какие-то скрытые... видимо, слишком сильным было желание вырваться на волю. А ещё, конечно, огромную, почти решающую роль сыграла поддержка близких — Морь, которая ободряла меня в самые тяжёлые минуты, заражала своей уверенностью и смелостью; Кости, который ходил со мной смотреть квартиры, по вечерам и однажды рано-рано утром в выходной, слушал мои бесокнечные потоки мыслей вслух; Реньи, который был уверен в правильности моего поступка больше меня, кричал капсом и радовался чуть ли не сильнее, чем я сама за себя радовалась. И вообще порой нужные, добрые слова приходили с неожиданной стороны. Это была та самая капля, что перевесила чашу весов. Конец апреля, я подписываю договор и забираю ключи от квартиры.
Жить стало в чём-то сложнее, а в чём-то гораздо, гораздо легче. И на фоне свободы, той самой, которую я хотела лет с пятнадцати, наверное, меркнут и разборки с тётей, и ложное чувство вины, и проблемы с деньгами. Всё меркнет, потому что, в конечном итоге, я приняла правильное решение.

Вторая важная вещь, случившаяся со мной в 2018-ом, — я взялась всерьёз и без всяких хождений вокруг да около за мечту о Книге. Мечта, конечно, давняя, почти всю сознательную жизнь со мной, и были планы больших историй, были даже неловкие попытки что-то из них начать... ничем они не кончались, разбивались о внутренний барьер. Всегда. А тут я взяла и написала целых семь глав той вещи, которая, может быть, станет моей первой книгой. До сих пор, если честно, не верю... я смогла? я справилась?
Всю весну я вообще не могла писать из-за тревог, связанных с семьёй. Меня вылечил Крым: тишина, солнце, море, горы, свобода и лёгкость в душе... там, в Крыму, тихими вечерами с ноутбуком на коленях я начала два рассказа (серьёзных, идейных, тех самых, что ещё с прошлого года пылились в чертогах разума) и положила начало истории волшебников. Будет ли это Книга — не знаю, загадывать не берусь, но уже одно то, что я за неё взялась, я её оживила, даёт мне громадный заряд сил и уверенности в себе. Странно, немного страшно, но пьяняще восхитительно наблюдать, как замысел обретает форму, как герои говорят, действуют, чувствуют, как всё это абстрактное и расплывчатое превращается в строки на бумаге.

А кроме этого большого и переломного, были ещё события, меньше по масштабу, но тоже ценные. Не так много листочков на этот раз в коробочке воспоминаний, а всё же...
Целых два концерта Элизбара, человека, под чью музыку я прожила так много важных моментов, написала ни одну важную историю.
Книги, фильмы, аниме, сериалы, целый ворох чудесных историй, и каждая мне что-то дала, к чему-то подтолкнула, сделала чуть счастливее.
Пересмотр первого сезона Naruto... не просто аниме, а вещи, которая реально, без шуток и преувеличений, сделала меня мной. Я шла по пути ниндзя с этими ребятами, взрослела, училась, становилась сильнее и смелее... и вот снова прожила первый этап их долгой дороги, со всеми взлётами, падениями, потерями, разлуками. Я ждала этого — возвращения в мир моей многострадальной наруты — двенадцать лет в Азкабане, серьёзно.
Фестивали, мой первый, так сказать, выход в сияющий мир фандомов. И я бы точно так же радовалась стендам, косплею, мерчу, фоткам с косплеерами в свои лет двенадцать, как и сейчас, так же бегала бы с раскрытым ртом и визжала на всё это великолепие. А ещё на двух последних фестах случились мои попытки в закос под персонажа, недо-косплей, как я его называю, — студентка Хогвартса и шиноби из Конохи =D Почувствовала себя частью любимых миров, и это... восхитительно, мне вот такого очень не хватало.
Огненный, безумный, слов-нет-какой-шикарный мюзикл "Джекилл и Хайд", увиденный за год аж дважды. И "Бал вампиров", всё такой же прекрасный и завораживающий, как пять лет назад. Любовь к мюзиклам загорелась снова со страшной силой!
Иван Ожогин, которого я любила как-то беспредметно, а теперь люблю иначе и гораздо больше, потому что видела его вживую — он настоящий, тёплый, влюблённый в своё творчество бесконечно.
Новый альбом моих дорогих Поэтов — опять же, не просто музыка, не просто альбом, а нечто большее.
Погружение в магический мир с Костей: пересмотрели все части ГП и первых Тварюшек, а потом и на вторых пошли в кино.
Знакомство с двумя славными людьми — а я уже почти потеряла веру, что такие знакомства в интернете (для меня) возможны.

Были и тревоги, конечно. Нервотрёпка из-за отношений (скорее недоотношений каких-то) с одним человеком, проблемы со здоровьем душевным и физическим, учёбой и работой. Ничего, пережила, справилась... начинаю думать, что сил во мне больше, чем я привыкла считать. Даже эти последние недели, трудные, тоскливые, не отпустившие до конца, к сожалению, и к новогодней ночи, не поломали меня. В целом во мне стало больше твёрдости и осознанности, больше умения, скажем так, забить болт на вещи, зависящие не от меня, вещи не смертельные и в масштабах вселенной (хах) не такие важные. Научилась не застревать в неудачах и ошибках, не давать другим людям принимать за меня важные решения, провоцировать меня и кормиться ресурсами за мой счёт. Научилась не брать всю вину и ответственность на себя, если виновата и другая сторона. Научилась смотреть вперёд и видеть ситуацию в целом, а не только досадные мелочи-препятствия. Пожалуй, теперь я больше люблю жизнь, потому что вижу, какой она станет совсем-совсем скоро, когда избавлюсь от всех оставшихся проблем, тревог и недолеченных травм.
Чего и желаю себе в грядущем году. Двигаться дальше по эпохе перемен уверенным шагом. Не сбиваться с курса, не давать сбивать меня всякому — и всяким. Почему-то я уверена, что 2019-ый станет во многих смыслах действительно новым, меняющим, преображающим годом, и не сам по себе, а моими руками и стараниями.

Как-то так. Не хочется о плохом, хочется о хорошем и тёплом. С наступающим всех-всех-всех!

@темы: мысли вслух, эпоха перемен, праздник к нам приходит

---

книжные итоги 2018

Лучший цикл года: Безусловно, "Локвуд и компания" Джонатана Страуда Призраки, дети со шпагами, альтернативная Англия — я знала, что мне понравится, но даже не надеялась на ТАКОЕ *____* Покорило всё, от языка, которым книги написаны, до интриги с Проблемой и главными персонажами. Локвуд, несмотря на всю свою клишированность (вьюнош загадошный, красивый, ловкий, умелый, с болью в сердце) всё же зацепил, Люси очень живая и потому не оставляющая равнодушной девочка, да ЧЕРЕП, в конце концов, один череп в банке чего стоит! Очень рада, что поддалась на провокации Юли с канала books around me и познакомилась всё же с этим циклом.
Лучший автор года: Макс Фрай. Я с большим удовольствием дочитывала "Хроники Ехо" и понимала с каждой новой книгой: да, это уже не особо нужные вещи, без них можно было и обойтись, они не рассказывают цельную историю, они лишь добавляют штришки в картину мира и образы персонажей... Но так я люблю этих персонажей, этот мир, язык и взгляд на жизнь этого автора, что в книжках про Ехо греюсь, как в солнечных лучах, и мне мало, мне надо ещё! Конечно, от "Сновидений Ехо" в новом году никуда не деться :3
Книжное открытие года: Братья Стругацкие. Я знала их только понаслышке, а в этом году, по настойчивым советам папы, вчиталась наконец. И полюбила, конечно. Их нельзя не полюбить. Книги многослойные, не совсем привычные для меня, не во всём понятные, тяжёлые для осмысления... но с каким же удовольствием я их читала, как наслаждалась языком, смыслами, глубинами! "Малыш", "За миллиард лет до конца света", "Гадкие лебеди", "Пикник на обочине" — только четыре пока, но впереди ещё много книг, и планом на 2019-ый будет прочитать их все, особенно трилогию про Максима Камеррера.
Самая необычная книга года: Пожалуй, "Над кукушкиным гнездом" Кена Кизи. Я купила эту книгу n лет назад, была наслышана о ней, знала, что, по идее, надо уже хватать и читать... но какие-то то ли предубеждения были, то ли рецензий разных начиталась, но подступить к ней никак не могла. И вот летом всё же сделала это. Книга-обманка, она все мои представления с ног на голову перевернула, поразила меня и попала в самое сердце. Я до сих пор, если честно, с финалом смириться не могу, даже слёзы наворачиваются, как вспомню это...
Книга-неожиданность года: "Мизери" Стивена Кинга. Я, в общем, в таланте мастера не сомневаюсь, и мне почти всегда нравятся его книги, но именно эта, кроме действительно леденящей душу истории и кошмарной Энни Уилкс, зацепила другим: взглядом на творчество, который у нас с Кингом очень схож. Творчество как спасение, как соломинка для утопающего, как способ не спятить и удержаться на краю безумия... тихая, мирная гавань, даже если вокруг разверзнулся самый настоящий ад.
Самая запомнившаяся книга года: "Голубятня на жёлтой поляне" Владислава Крапивина. Мне сказали, что эта книга, напрямую не отнесённая к циклу о Великом Кристалле, всё же с ним связана: миры, грани, дорожки от мира к миру... Хотя бы из-за этих тем она была обречена понравиться мне, но я даже не ожидала такого эффекта. Было лето, я ходила с книжкой на лужайку в парк или на скамейку во двор, читала и не могла остановиться, а потом шла домой и по ночам читала тоже. Крапивин пишет о детстве как никто другой. И о важных вещах, таких вроде бы очевидных, обычных для литературы, но необходимых и бессмертных: любовь, дружба, свобода, честность перед собой и другими... Его книги пропитаны светом, пронизаны грустью, такой острой и безысходной, что не знаешь, куда деваться от боли, и всё это, печаль и свет, потеря и любовь, горечь и счастье, сменяют друг друга как картинки в калейдоскопе, смешаны в одно, в единое целое. Не знаю, кто ещё на самом деле умеет так.
Самая тёплая книга года: Тут, без сомнения, должны быть все "Хроники Ехо" Макса Фрая. Именно им удавалось меня греть в любых обстоятельствах, в любую погоду, независимо ни от чего
Самая неоднозначная книга года: "Цена нелюбви" Лайонел Шрайвер. Книга тяжёлая, бьёт прямо по голове пыльным мешком и, главное, не даёт однозначного ответа на вопрос: ПОЧЕМУ? Нам, читателям, самим нужно думать, почему же Кевин родился (или стал?) именно таким, почему Ева не смогла его полюбить, почему мальчик, ребёнок, натворил таких вещей, которые и взрослого повергнут в ужас... почему, почему, почему. Выводы из этой книги можно делать совершенно разные, копий об неё сломано много, и как раз неоднозначность, наверное, так и цепляет. Мне вообще кажется, что прямых и конкретных ответов на все "почему" в данном случае просто не может быть.
Лучшая детская книга года: Сюда, пожалуй, отнесу сразу две вещи.
"История, конца которой нет" Михаэля Энде — да, та самая бесконечная история родом из детства, где мальчик летел на белом драконе по стране Фантазии. Над детской литературой я плачу частенько — трогает она меня, задевает важные струнки в душе, но с этой вещью как-то по-особенному получилось. Слишком больно было. И светло. И радостно. И понятной, в конце концов, очень-очень близкой оказалась эта тема важности вымышленных миров, их влияния на реальную жизнь — я сама в то же время писала об этом рассказ. В итоге книга попала в самые любимые и непременно будет перечитана ни раз
"Первому игроку приготовиться" Эрнеста Кляйна. Опять же — миры, вселенные, игры-фильмы-книги, осколки миров, из которых соткан наш, реальный, вполне себе ощутимый и настоящий. Как они, чьи-то фантазии и выдумки, могут быть нужны, необходимы, как они помогают и делают нас — нами. Книга Кляйна — словно волшебный сундук, наполненный до самого верха сокровищами (отсылками к иным мирам), и пусть я понимала далеко не все отсылки, не все истории, упомянутые тут, знала, но удовольствие получила колоссальное.
Лучшая классическая книга года: Я вообще молодец в этом году, стала читать больше классической литературы. И вся классика этого года прекрасна и хороша, но "Цитадель" Арчибальда Кронина, наверное, зацепила сильнее всего. Я Кронина люблю со времён "Замка Броуди", ещё тогда мне нравилось, как он пишет, как рисует образы персонажей, как глубоко проникает в тонкости характеров и отношений. Всё это есть в "Цитадели", а ещё важная тема верности себе и своим принципам, так что любовь с книгой получилась сразу же и безоговорочно. Теперь я хочу читать всего Кронина, чем непременно займусь в 2019-ом году
Лучшая фантастика (фэнтези) года: "Имя ветра" Патрика Ротфусса. В этом году я всё же воплотила давний план припасть к Большим Фэнтези Циклам, но самый-самый из них — Хроника убийцы короля, безусловно. И кто же знал, что будет ТАК больно, прекрасно, волшебно и по-настоящему. Кто же знал, что я буду реветь, глотая слёзы, над полюбившимся персонажем, который страдает, и страдает, и страдает снова... словно страдает не он, а я сама. Мощная сила слова, не иначе. У Ротфусса вообще понравилось всё — и магия, и устройство мира, и МУЗЫКА, конечно, и язык, которым написана книга. Вот язык — большой плюсик в копилку Ротфусса, ведь далеко не все авторы фэнтези, даже если у них хороший мир, идеи и герои, так заботятся о каждом слове, о каждом полутоне в описаниях, о каждой нотке в атмосфере.
Одним словом — любовь Не передать даже, как сильно я ждала "Страхов мудреца" и как рада, что таки ДОЖДАЛАСЬ *___*
А ещё "Джонатан Стрендж и мистер Норрелл". О божечки мои, я ВЛЮБЛЕНА в эту книгу, она ТАК ПРЕКРАСНА, так великолепна, я просто не найду связных слов! Целое полотно магической Англии, столь проработанное, настоящее, крепкое, что начинаешь верить в его реальность. Изящный слог, персонажи один другого лучше, мрачная изнанка волшебного мира, магия, о которой все знают, но которую давным-давно никто не практикует, Стрендж и Норрелл, такие разные, объединённые общей целью, одной мечтой на двоих... Да я могу хвалебные оды этой КНИГЕ писать, что, собственно, и сделала в рецензии
Лучший нон-фикшн года: "Астрид Линдгрен. Этот день и есть жизнь", Йенс Андерсен. Самая необычная, вдохновляющая, тёплая биография из тех, что я читала — не сухой и скучный рассказ о жизни писательницы, а приключение, путешествие сквозь время, любовь к жизни, верность своим принципам и идеям. Линдгрен писала прекрасные сказки, и её жизнь тоже как сказка, удивительная, волшебная история, в которой утопаешь с головой. Я очень рада такой находке и чуть лучше теперь понимаю одного из самых своих любимых авторов.
Книжный персонаж года: Номинацию разделили двое: Квоут из "Имени ветра" и Фитц из "Саги о Видящих". И причина одна и та же — авторы (особенно Робин Хобб!) измываются над своими героями как могут, лишают их всего, и снова лишают, и швыряют в разные стороны, от беды до беды, от боли до боли. А ты сиди, утирай слёзы и всеми силами души СОПЕРЕЖИВАЙ. При чём если у Квоута более-менее жизнь налаживается, у него есть любимая, друзья, какое-то положение в магической академии, то у Фитца нет... ничего. Он болтается неприкаянный в играх престолов, в королевских интригах, в непонятных и странных событиях и мало что вообще может сделать. Я прочла только одну книгу Саги, но даже там случилось СТОЛЬКО горьких и страшных вещей, что я просто не нашла в себе сил чтение продолжить.

@темы: книги, флешмоб

---

(запись случайно сломалась )

@темы: флешмоб, праздник к нам приходит

---

А я тоже хочу поздравляшек! Пора бы, в конце концов, впускать в свою жизнь (и дневник) новогоднее настроение


Получи свой Поздравлятор

запись создана: 17.12.2018 в 17:59

@темы: праздник к нам приходит

---

Мы с Марьяной упоролись по гельбусу и задумали написать цикл зарисовок. Светлая юность, горькая зрелость, несчастная старость... Но Рэйн понесло, и даже первая часть (и пока ещё только от Альбуса, Геллерт будет потом!) растянулась аж на многотыщ слов. Просто они слишком чудесные и славные, просто мне хотелось проследить весь их путь, от случайного знакомства до Той Самой Любви, и всё это отчаянно не влезало в формат зарисовки. В общем, цикл получится, но больше, намного больше, чем я изначально планировала
Если что — пейринг через призму моего восприятия, на истинность не претендую, пусть каждый шипперит так, как хочет :3

Название: Чтобы лето не кончалось никогда
Автор:  .rainbow.
Фандом: Фантастические твари: Преступления Гриндевальда (впрочем, гельбус и в ГП вполне себе канон, но именно Тварюшки поставили все точки над i, так что в фандоме будут они, ага)
Пейринг: Геллерт/Альбус
Размер: миди, 7292 слова
Жанр: слэш
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Это лето могло стать самым важным в жизни Альбуса, если бы не. Теперь ему кажется, что он привязан к дому и к больной сестре навсегда, и никаких перемен в его жизни больше не будет. Но однажды на пороге его дома появляется Батильда Бэгшот со своим племянником Геллертом Гриндевальдом...
Примечание: Я долго копалась в Гарри Поттер Вики на тему дат. Вроде бы всё совпадает, но пришлось сделать так, что Альбус сдал экзамены и оказался дома на месяц раньше Аберфорта, пока тот ещё доучивал свой курс. Кендра умерла в то же самое лето. Читала в комментариях, что разница между этими событиями могла быть в год, но мне нужно, чтоб разницы не было, так что так

Лето.
Альбус всегда любил летние каникулы. Он был рад повидаться с матерью и сестрой, да и Аберфорт летом становился почти похож на нормального брата: они бродили вместе по Годриковой Впадине, болтали о школе, учителях и гнусных слизеринцах. Дома вокруг них порхала беззаботная Ариана, и даже на губах Кендры бледной тенью мелькала улыбка. Вкусные ужины, тихие вечера у камина... они были семьёй, и даже память о случившемся в Насыпном Нагорье, о Персивале Дамблдоре, осуждённом на пожизненное заключение в Азкабане, почти их не беспокоила.
Всё было хорошо. До этого лета, которое могло стать самым важным в жизни Альбуса, если бы... Слишком много вероятностей: если бы те мальчишки-маглы не напали на Ариану, если бы отец не переборщил с наказанием для них, если бы рассудок Арианы не повредился... Если бы не погибла мать.
Это случилось, когда рядом с матерью и Арианой не было никого. Альбус и Аберфорт — в школе, а из соседей только Батильда Бэгшот кое-что знала... но и она не успела придти на помощь. Никто не успел, не сумел остановить очередной приступ Арианы, а сестра, конечно, понятия не имела, что творит. Альбус видел её в таком состоянии: не человек, не разумное существо... бешеная, слепая, наизнанку вывернутая сила. Тоненькой, хрупкой Ариане было не справиться с ней, и магия выходила на волю, круша всё на своём пути. Раньше обходилось без жертв, если не считать посуды да мебели, но в этот раз...
Мать погибла, Ариана была в ужасе, Аберфорт хватался за голову и твердил, что сейчас же бросит Хогвартс, ведь нужно следить за сестрой, а если кто-то о ней узнает, а если в дом нагрянут из Министерства, а если... Альбус уже тогда почувствовал, что жизнь его рушится. Правда, не отдавал себе в этом отчёта. Он ещё думал: всё снова будет хорошо... Брат закончит школу, он, Альбус, сам присмотрит за Арианой, в Министерстве ничего не узнают. Он теперь старший, он должен защитить свою семью, как поступил отец, когда погнался за теми магловскими хулиганами.
И всё действительно удалось привести в порядок. Они с Аберфортом сочинили сказку о неудачном заклинании, из-за которого погибла Кендра Дамблдор. Успокоили Ариану, убедили её, что она ни в чём не виновата. Похоронили мать на кладбище в Годриковой Впадине. Альбус уговорил Аберфорта вернуться в Хогвартс, обещал, что с ним, старшим, сестра будет в безопасности. Братьев Дамблдор обсуждали по всей деревне, жалели, а то и поминали недобрым словом, но в конце концов оставили в покое.
И лето пошло своим чередом. Самое важное лето в жизни Альбуса, если бы не. Ещё месяц назад он сдавал последние экзамены в Хогвартсе и бредил мыслью о том, как отправится с Элфиасом в путь, увидит мир... Но всё, что увидел Альбус этим летом, были стены его дома в Годриковой Впадине; могила матери и доверчивое личико сестрёнки: ты же защитишь меня, Альбус, ты же будешь рядом, и ничего плохого больше не случится? Альбус готов был сберечь Ариану даже ценой своей свободы, а то и жизни — как отец, — но боль сжимала ему горло, когда он читал письмо Элфиаса из Франции. Ему хотелось скомкать лист пергамента и швырнуть в камин.
Лето шло своим чередом. Жаркие, душные, слишком долгие дни, наполненные лишь заботами об Ариане и попытками задавить в душе горечь. Долгие, долгие дни... Альбус торопил время, хотел, чтоб лето поскорее кончилось, — но, впрочем, и осенью, и зимой, и весной не будет никаких перемен. Кажется, теперь он привязан к этому дому навсегда.

В дверь постучали, и Альбус несколько секунд размышлял, а стоит ли вообще подниматься с кресла. К ним могла зайти только Батильда, верная подруга матери, да кто-нибудь из соседей; болтать с ними о пустяках и выслушивать соболезнования у Альбуса не было сил. И всё-таки он заставил себя открыть дверь непрошеному гостю.
На пороге и вправду стояла Батильда, а рядом с ней — какой-то незнакомец; оба — совсем некстати и не вовремя. Альбус едва удержал резкие слова, так и просящиеся с языка, и невольно прислушался: чем занята Ариана? Не хватало ещё, чтобы сестра выскочила посмотреть, кто пришёл, и показалась на глаза Батильде в одном чулке, в платье, надетом наизнанку... Альбус любил свою сестрёнку и знал, какой милой, доброй, заботливой она может быть, но всё же она была слишком странная для нормальных людей. И хоть Батильда знала больше, чем кто-либо другой вне семейства Дамблдор, лишний раз напоминать ей об Ариане не стоило.
— Альбус, дорогой! — Батильда подалась к нему и стиснула морщинистыми руками его руки. — Как хорошо, что мы застали тебя дома! Познакомься... это мой внучатый племянник Геллерт... приехал навестить, поживёт со мной до конца лета... А у нас тут, сам знаешь, мало ребят вашего возраста. Вот я и подумала, что вы могли бы составить друг дружке компанию, да и ты развеешься, придёшь в себя после... а то сидишь целыми днями взаперти, так и совсем зачахнуть недолго.
Батильда тараторила без умолку, но Альбус почти не слушал её — он повернулся к незнакомцу и окинул его внимательным взглядом.
Если бы не слова Батильды, Альбус ни за что не подумал бы, что она приходится этому юноше родственницей. Ни капли не походили они друг на друга. Сколько было в ней суетливости, столько в нём спокойствия и даже равнодушия; он стоял, скрестив руки на груди, и тоже явно не слушал, о чём болтает его бабушка. Всем своим скучающим видом юноша показывал — он предпочёл бы сейчас оказаться в другом месте и заняться другим делом. Более увлекательным. Аккуратно и красиво одетый, светловолосый... и со странными глазами — один голубого, а второй серебристого цвета. Альбусу стало немного жутко, когда эти глаза без интереса скользнули по нему.
— Я вас оставлю, — завершила наконец свою вдохновенную тираду Батильда и, повернувшись к племяннику, потрепала его по плечу. — Жду тебя к ужину, Геллерт. Общайтесь на здоровье, мальчики.
Она упорхнула, а «мальчики» остались на крыльце, не то чтобы довольные столь нежданным знакомством.
Альбус вроде бы услышал, как в глубине дома, на втором этаже, что-то с громким треском упало на пол и разбилось. Он тут же начал изобретать предлог, под которым можно выпроводить гостя, и даже собрался озвучить его вслух... как внезапно заметил кое-что. Не только глаза юноши были странными, не только они притягивали взгляд; была ещё тонкая серебряная цепочка на шее и знак на ней.
Знак Даров смерти.
— Дары? — выпалил Альбус прежде, чем успел себя остановить. Ему совсем не понравилось, как прозвучал его голос — хрипло, тонко, — не понравилось и неосознанное движение: шаг вперёд, к юноше, к знаку Даров, чтобы убедиться... А юноша, до сих пор не смотревший на Альбуса, резко повернулся к нему.
— Да, — ответил он почти таким же голосом. И тоже сделал шаг вперёд.

Они стояли над могилой Игнотуса Певерелла и молчали, а потом заговорили одновременно:
— Я и не думал, что...
— Мне казалось, все...
И оборвали себя на полуслове. Альбусу вдруг захотелось рассмеяться в голос, смех так и бурлил внутри; но такое поведение с едва знакомым человеком было бы уж точно нелепо. Ему удалось взять себя в руки и выдавить:
— Мы так и не познакомились... а уже стоим на кладбище и любуемся надгробиями.
— В самом деле... Что ж, давай исправлять столь досадное недоразумение? Геллерт Гриндевальд.
— Альбус Дамблдор.
Геллерт чуть задержал руку Альбуса в своих ладонях, но тут же, спохватившись, отпустил.
— Извини, я... просто не думал, что встречу в этих краях человека, который знает про Дары.
— А мне казалось, все считают Дары глупой сказкой для детишек. Ты прав, в этих краях едва ли встретишь человека, который носит знак Даров на шее.
— Это... ну, скажем так, напоминание себе самому.
— О чём?
— О цели.
— И твоя цель...
— Нетрудно, пожалуй, догадаться. Я хочу отыскать все Дары: мантию невидимости, воскрешающий камень и...
— Бузинную палочку, — не веря тому, что слышит, закончил Альбус. И растерянно посмотрел на Геллерта.
Далеко не все жители Годриковой Впадины знали, что на местном кладбище похоронен Игнотус Певерелл, младший брат из сказки про Смерть и её Дары. Мало кто вообще слышал эту сказку, а если и слышал — относился к ней так, как и положено относиться к историям из детских книжек: равнодушно. Такая книжица, потрёпанная, захватанная руками, была дома и у Дамблдоров. Однажды Альбус осторожно спросил у Аберфорта, верит ли он в Дары, ведь, кажется, некоторые волшебники говорят, что можно отыскать Палочку, Мантию и Камень и стать Повелителем Смерти... Брат презрительно хмыкнул и ответил, что некоторые волшебники либо ошибаются, либо совсем выжили из ума.
Сколько раз Альбус стоял на этом самом месте, над могилой Игнотуса Певерелла. Сколько раз проводил рукой по едва различимым буквам и знаку Даров. Сколько раз мучительно размышлял: а правда ли это, можно ли найти Дары, можно ли с ними обрести власть над самой Смертью... Мысли об этом пьянили Альбуса. Он прочёл всё, что сумел найти в хогвартской библиотеке, о братьях Певерелл, о Бузинной палочке, Мантии-невидимке и Воскрешающем камне. Ему отчаянно хотелось нащупать нити, ведущие вглубь времён, к Дарам, проследить их извилистый путь через века, понять, где они сейчас... а потом, быть может, отправиться самому на их поиски.
Но всё рухнуло этим летом. От всех идей и планов осталась только пыль. И тут появляется внучатый племянник Батильды, Геллерт Гриндевальд, с горящими глазами и знаком Даров смерти на шее... случайность ли это?
— Я хочу отыскать их, — пару минут спустя повторил Геллерт. Он, сам того не замечая, крепко сжимал кулаки, а в глазах у него появился блеск... упрямый и вызывающий, только непонятно было, кому же он бросает вызов. — Я верю, что Дары существуют.
— Я тоже... верю, — тихо отозвался Альбус.

Они сидели на траве под раскидистым дубом и говорили взахлёб уже несколько часов.
— Да неужто в твоей школе никто не верит в Дары? Мне казалось, Дурмстранг...
— …уделяет повышенное внимание Тёмным искусствам?
— Ну... все так говорят.
— В общем, и не зря говорят. Но даже в Дурмстранге Дары — не больше чем поучительная сказка: со смертью, мол, шутить нельзя... Есть, конечно, те, кто верит. Среди моих сокурсников были такие: все книжки на эту тему перечитали, только и делали, что хвастались друг другу, как бы они поступили, будь у них Палочка, Мантия или Камень. Но дальше пустой болтовни дело не шло. Сомневаюсь, что кто-нибудь из них в самом деле пытался отыскать Дары. Или хотя бы желал по-настоящему их найти. Они боятся, Альбус. Боятся Смерти, как боялись братья Певереллы в сказке... Если бы хоть один Дар попал им в руки, они отказались бы от него из страха. Но трус не может стать Повелителем смерти, только смелому, решительному человеку это под силу.
— А есть же наверняка и те, для кого поиски Даров — пустячная забава... даже если бы нашли их, они просто не знали бы, что с ними делать. Такая сила не должна попасть в руки глупцов.
— Именно! Но представь, Альбус, что могут сделать Дары в руках человека достойного... разумного, сильного, знающего твёрдо, чего он хочет достичь. Он сумел бы навеки вписать своё имя в историю, он изменил бы мир...
— К сожалению, таких людей единицы. Их не особо жалуют, потому что не понимают. Мой младший брат Аберфорт...
— У тебя есть брат?
— Да, и ещё... сестра. Так вот, Аберфорт всегда говорит мне: поменьше бы ты копался в старых книгах, побольше времени тратил бы на практическую магию. Для него практическая магия — дуэли, и дня в Хогвартсе не проходило, чтобы Аберфорт кого-нибудь не покалечил.
— Я этому не удивлён... добрая часть моих сокурсников были такими же.
— Ты тоже закончил школу в этом году? Чем хочешь заняться теперь?
— О, у меня большие планы на жизнь... правда, школу я так и не закончил.
— Вот как? Почему?
— Меня всегда недолюбливали в Дурмстранге. Директору и профессорам не очень по душе были мои занятия... Дары и всё остальное... Я доставлял слишком много проблем. Куда проще было избавиться от меня.
— Что же ты собираешься делать?
— До конца лета поживу у бабушки, а потом...
Они даже не заметили, как на Годрикову впадину опустились сумерки, а после и ночь. «Даже Люмосом такую темноту не разгонишь» — весело пошутил Геллерт, и только сейчас Альбус понял: он совсем забыл об Ариане и надолго оставил её одну.
Но как бы Альбус ни торопился к сестре, а возле дома Батильды он замешкался, почему-то не находя нужных слов, чувствуя себя растерянным и взволнованным. Слишком много неожиданностей принёс этот странный день...
— Спокойной ночи, Альбус, — просто сказал Геллерт и улыбнулся. И Альбус пожелал в ответ:
— Спокойной ночи.

C Арианой всё было в порядке, хоть она тревожилась за Альбуса и долго ещё приставала к нему с вопросами: где он был, почему так внезапно исчез, что случилось... Альбус отмахнулся какими-то общими словами про «дела» и «важные вещи»», уговорил сестру наконец-то лечь спать, а сам без сил рухнул в кресло у камина.
Ему было жарко и трудно дышать, но вовсе не потому, что за каминной решёткой разгоралось пламя.
Каждое слово беседы с Геллертом до сих пор звучало в ушах. Альбус едва знал племянника Батильды, но так много сказал ему... а сколько ещё хотелось сказать, скольким поделиться! Даже с младшим братом и друзьями в Хогвартсе Альбус никогда не был столь откровенен. А тут человек почти незнакомый, ничем с Альбусом не связанный... Но без толку лукавить перед собой — связанный. Дары смерти связали их. Те самые Дары, о которых Альбус втайне от всех и порой даже от себя самого мечтал с пятого курса.
И было что-то в самом Геллерте. В его спокойной уверенности, лихорадочном блеске глаз, если речь заходила о Дарах, в его мягком, неспешном голосе и даже в странных двухцветных глазах. И в том, как он слушал, — чуть склонив голову набок, не отводя взгляда, словно впитывал и запоминал всё. Альбус, может, и хотел бы сдержаться, не говорить больше, не доверять... но смотрел на Геллерта, и слова вырывались сами собой. Он совсем не знал этого юношу, а всё же знал точно — Геллерт понимает его. Лучше, чем брат и друзья из Хогвартса. Лучше кого бы то ни было на свете.
Альбусу не сиделось на месте — он вскочил, пошевелил кочергой дрова, прошёлся по комнате, расправил манжеты на рубашке, выглянул в окно, в ночную темень, и снова вернулся к креслу. Какая-то неугомонная сила бурлила в его крови. Альбус мог думать лишь об одном: как жаль, что день кончился слишком быстро! Они с Геллертом, конечно, сговорились о новой встрече, но как нескоро наступит завтра, хоть бы оно наступило поскорее!
Старенькая сова, вот уже много лет жившая в доме Дамблдоров, приоткрыла один глаз и с досадой глянула на Альбуса. Альбус рассеянно протянул руку, чтобы пригладить встопорщенные перья, и тут же с тихим вскриком кинулся к столу, рассердив Даргу ещё больше. Правда, пыл его сразу же иссяк, и он замер в нерешительности возле стола; может, лучше выбросить эту нелепую мысль из головы? В конце концов, и близких тревожить ночными совами — не самый хороший тон, что уж говорить о едва знакомом человеке, который, наверное, давным-давно спит и даже не вспоминает про Альбуса...
Он колебался ещё с минуту, а потом махнул рукой и начал выводить размашистые строчки на листе пергамента. Да пускай Геллерт и разозлится на него — он попросит прощения, если нужно, за свою бестактность... но ему, видимо, уже не уснуть сегодня, если не сделает этого. Не напишет Геллерту письмо. Слова, невысказанные днём, так и рвались с кончика пера, Альбус не поспевал за ними и украсил пергамент парой клякс. У него даже пальцы слегка подрагивали, когда он привязывал маленький свиток к лапке совы.
— Ну, давай же, лети. Да поскорее, знаю я тебя...
Дарга посмотрела на Альбуса с величайшим презрением, но всё-таки расправила крылья, стряхнула с них пару пёрышек и вылетела в распахнутое окно. Альбус добрёл до кресла, опустился в него и сцепил руки на коленях. Нет, он не сомневался, что Дарга, несмотря на свои преклонные года, с адресатом не ошибётся... только будет ли Геллерт рад письму, захочет ли ответить, не посчитает ли поступок Альбуса навязчивостью? А что, если...
Тревожные мысли оборвал шелест крыльев — Дарга нетерпеливо вышагивала на подоконнике. Альбус поднялся, чтобы закрыть окно, и мысленно отметил: если сова вернулась так быстро, значит, нечего и рассчитывать на ответ...
Но к лапе совы был привязан пергамент, неровно и будто в спешке свёрнутый в несколько раз. Альбус бросился к нему, развернул, уже готовясь увидеть собственное письмо с язвительной припиской о недопустимости беспокоить незнакомых людей по ночам... и в изумлении увидел, что лист исписан мелким, чуть корявым почерком — чужим почерком — с обеих сторон.
Геллерт ответил ему. Да не просто короткой записочкой с обещанием поговорить завтра. Неужто и для Геллерта тоже...
… мне так много хотелось сказать тебе, что я уже подумывал стащить у бабушки Батильды её сову, а тут твоя стучится клювом в окно. Ты словно мысли мои прочитал, Альбус, — я бы не удивился, если бы узнал, что вас в Хогвартсе обучают легилименции!
Для меня наша встреча стала... глотком свежего воздуха, если уж быть честным до конца. Я приехал в Годрикову Впадину отдохнуть и собраться с мыслями... мог ли я вообразить, что познакомлюсь с таким человеком, как ты? Знаешь, Альбус, мне кажется, мы знакомы тысячу лет, — чем иначе объяснить, что ты понимаешь меня с полуслова? С тобой не нужно притворяться, скрывать мысли и говоришь только то, что от меня хотят услышать. Да я и не помню, когда столь откровенно говорил с кем-нибудь в последний раз!
Альбус прервал чтение и велел самому себе успокоиться, но сердце билось всё так же сильно.
Да. Для Геллерта — тоже.

И стали сменять друг друга дни, тягучие, неспешные... но всё же слишком быстрые и мимолётные.
…Лучи бьют сквозь пушистые листья над головой, и Геллерт прикрывает глаза ладонью. Он смешно жмурится и щурится, прячась от солнечного света.
— Как, ты сказал, называлась та деревня?
— Насыпное Нагорье. Мы жили там до... некоторых пор, а потом перебрались сюда.
— И там были маглы?
— Да, с нами по соседству жило несколько магловских семей.
— И какие они? Я почти не встречался с маглами, наша семья всегда старалась держаться от них подальше.
— Мне кажется, они не очень от нас отличаются, Геллерт...
— Но?
— Прости?
— Я точно услышал в твоём голосе «но», Альбус. Договаривай.
— Да просто... я порой задумываюсь — а что было бы, если бы маглы узнали о нас? Если бы узнали, что рядом с ними есть люди, обладающие магической силой?
— Ты же помнишь из курса истории магии... Доркас Твелвтрис. Девчонка была глупа и беспечна, но дело же не в ней, а в том магле, Бэрбоуне. Он испугался, когда узнал правду. А может, позавидовал магам и их способностям, решил забрать у них то, чего он сам навеки лишён. Не думаю, что с тех пор маглы слишком изменились.
— Но ведь они же не все одинаковы, Геллерт. Среди наших соседей в Насыпном Нагорье была пара очень славных людей...
— И всё же маглы и волшебники разные, Альбус. Это как... мы с тобой и, например, твой брат Аберфорт.
— Аберфорт всегда был мне хорошим братом.
— Прости. Я не хотел обидеть тебя. Но ты же сам говорил — он не понимает твоего увлечения Дарами, твоего желания узнать больше, увидеть больше. Мне это знакомо, я сталкивался с таким отношением в Дурмстранге ни раз.
— Да уж, с этим не поспоришь... Аберфорту интересно совсем другое. Как и большинству моих сокурсников в Хогвартсе. Разве что Элфиас...
— Вот видишь. Эти люди не похожи на тебя или меня, так же как маглы не похожи на магов. Мы понимаем мир гораздо лучше, чем они... мы и умеем больше, нам под силу сделать то, на что не способны они.
— Тебе не кажется, что стоило бы их пожалеть? Они не виноваты, что родились такими.
— Конечно, не виноваты. Пожалеть, да... а ещё мы могли бы помочь им, направить их, чтобы они... не совершали глупых ошибок. Ты же знаешь, как маглы порой бывают узколобы и жестоки.
— О да, Геллерт. Я знаю.

…— Как ты узнал о Дарах? — спрашивает Альбус, приподнявшись на локте, искоса наблюдая за Геллертом. Он уже знает, что Геллерт не любит смотреть в глаза собеседнику, и старается не смущать его непрошеным взглядом. — Из «Сказок барда Биддля»?
— Мои родители не очень-то баловали меня сказками, — отвечает Геллерт с усмешкой, за которой Альбусу — уже не в первый раз — чудится что-то горькое и несказанное. — Нет, я узнал о них, когда поступил в Дурмстранг... не помню даже, по какому поводу профессор Найвист упомянул сказку о Дарах смерти. Но мне стало интересно, и уже в библиотеке я прочёл всю книжку от корки до корки. Она была занимательная, но Дары... О них мне хотелось узнать больше. Я переходил с курса на курс, а мысль о том, что Дары существуют, не оставляла меня. Помню, я листал в сотый раз страницы «Сказок» и думал: как хорошо было бы их найти... какой силой они наделили бы своего обладателя...
— Да! Не осталось бы на свете ни одного колдуна, даже самого опасного, с которым не справилась бы Бузинная палочка. И никто не был бы страшен хозяину Даров.
— А Мантия? Проникать невидимым и неузнанным в любое место, выведывать любые тайны...
— А Камень помог бы вернуть с того света близких людей. Если они погибли слишком рано. Правда, у Кадма Певерелла это не очень получилось, но мне кажется...
— Воскрешающий камень пригодился бы, конечно, но с Бузинной палочкой не сравнится ни он, ни мантия. Какие заклинания творил вместе с ней Эмерик Отъявленный, — пусть мерзкие и жестокие, да, но всё же... великие! Разве сумел бы он достичь таких высот с обычной палочкой? Не думаю.
— Но Бузинная палочка сводила людей с ума. Вспомни Гереварда и то, как он поступил с собственным отцом, чтобы её заполучить...
— Геревард был слишком слаб, чтобы справиться с Всесильной палочкой. Как и Локсий, впрочем, и Аркус... Сильный, по-настоящему сильный и волевой волшебник твёрдо взял бы Палочку в руки. И уж точно не позволил бы никому её отнять.
— Интересно, у кого она сейчас? Может, мы могли бы... То есть, я хотел сказать — ты мог бы, Геллерт, или я...
— Да, могли бы, Альбус. Знать бы точно, кому она теперь принадлежит...

… Они лежат под тенистыми ивами и молчат, но молчание это уютное, не тяготящее; просто в такой жаркий день не хочется говорить. Хочется лежать, бездумно смотреть в небо и щурить глаза на солнечные лучи.
Альбус осторожно перекатывается на бок и смотрит на Геллерта. Геллерт почти всегда кажется угрюмым и замкнутым, вот и сейчас его лицо застыло, как маска, а брови сведены к переносице. Он словно хмурится чему-то. Альбус хочет, чтобы Геллерт улыбнулся... наверное, потому, что улыбается Геллерт редко, а смеяться, видимо, не умеет вовсе.
Альбус срывает одуванчик с пушистой головкой и сдувает семена-парашютики прямо Геллерту в лицо.
— А, чёрт возьми! Что ты такое творишь, Ал?
— Пытаюсь подручной магией развеселить тебя, Гел.
— Да мне весело, не поверишь, как, с одуванчиками-то на лице. Просто великолепно себя чувствую!
— А если так?
Геллерт отмахивается от новых пушинок и от Альбуса заодно, а потом для верности толкает его подальше от себя. Альбус со смехом катится по траве, вскакивает на ноги и выхватывает волшебную палочку.
— Геллерт Гриндевальд, я вызываю вас на поединок! Моя честь оскорблена, и я должен...
— Это моя честь оскорблена, и кто бы тут выпендривался в магических дуэлях, Альбус Дамблдор! Сам говорил, что даже младший брат побеждал тебя со второго заклинания.
— Не заговаривайте мне зубы, сэр! Принимайте вызов!
Геллерт смотрит на Альбуса недоверчиво — не шутит ли? А потом всё же встаёт с земли, отряхивает налипшие на рубашку травинки и семена одуванчиков и принимает нарочито торжественную позу. Одна рука заведена за спину, вторая, с палочкой, поднята вверх. Он почти улыбается, а Альбусу только того и надо.
Несколько минут они обмениваются пустячными заклинаниями, даже не вполсилы, а так, забавы ради. В конце концов Альбус картинно рушится на землю, роняя палочку, раскидывая руки и закрывая глаза, всем своим видом изображая мертвеца.
— Вы... одолели меня, мистер Гриндевальд... пусть же слава о вас обойдёт все страны, весь магический мир... и ваше имя отныне будут произносить с восхищением, будут величать вас великим волшебником, который победил в дуэли самого Альбуса Дамблдора...
Геллерт стоит над Альбусом, застыв, как мраморная статуя, словно не очень понимает, как нужно реагировать. А потом его губы растягиваются в улыбке, он падает на землю около Альбуса и хохочет звонко, весело... совсем по-настоящему.
— Ал, а ты часом не получил в Хогвартсе кубок как самый главный шутник?
— Нет, что ты. Я получил два кубка.
Когда у них кончаются силы на смех, они просто тихо лежат рядом, переводя дыхание. Они снова молчат, но молчание это звучит яснее всяких слов.

Альбус, напевая неразборчивую мелодию без слов, распахнул дверь и едва не столкнулся с Аберфортом. Очень сердитым и мрачным Аберфортом; ещё несколько дней назад он отправил сову из Хогвартса, сообщая, когда вернётся домой, но это напрочь вылетело у Альбуса из головы. А если не обманывать себя… Альбус совсем забыл про Аберфорта; ни разу о нём не вспомнил за месяц с тех пор, как познакомился с Геллертом.
— Почему ты бросил Ариану? — Аберфорт скрестил на груди руки и гневно уставился на старшего брата. — Ты же знаешь, она пугается, если надолго остаётся одна!
— Да я просто… на минутку…
— Она сказала мне, что ты исчез куда-то с самого утра, а сейчас, между прочим, почти ночь!
Альбус растерянно переступил с ноги на ногу, лихорадочно придумывая, что бы сказать… и поймал себя на попытках оправдаться. Объяснить как-то свой поступок Аберфорту. Хотя, в конце концов, почему он должен объяснять? Именно Альбус — старший в семье, он имеет право распоряжаться своим временем как пожелает, а сестра… ну, с ней же, в конце концов, ничего не случилось, была бы хоть причина поднимать шум!
— Всё в порядке, Аб, – улыбнулся Альбус, взяв себя в руки. — Ты же видишь, с Арианой всё хорошо, а я…
— А ты с каких пор стал таким безответственным? — Аберфорт, видимо, не был настроен на мирное разрешение ситуации. Он принялся вышагивать из одного конца холла в другой, спотыкаясь о собственный чемодан, закинутый в угол, и одновременно пытаясь стянуть с плеч хогвартскую мантию. — Ты же обещал мне… месяц назад, когда мама… Ты сказал, что я могу спокойно учиться, и Ариана будет в безопасности с тобой. Но ты где-то шатаешься целыми днями, пока она сидит дома одна, и даже не вспоминаешь о том, что…
— Да с чего ты взял, что я не вспоминаю?! — вспылил Альбус. Приподнятое настроение от встречи с Геллертом (они вместе копались в старых книгах Батильды, думая отыскать там что-нибудь о Дарах) испарилось, и ему на смену пришёл гнев. Аберфорт преспокойно сдавал свои экзамены в Хогвартсе, развлекался с друзьями, гонял на метле над квиддичным полем, пока Альбус просиживал целые дни взаперти, с больной сестрой, которой нужна опека, забота, защита, изо дня в день, каждый час, каждую минуту, чтобы ни дай Мерлин не… Так что же Аберфорт может понимать, как он смеет оскорблять Альбуса?!
— Да с того, что ты бросил нашу сестру в одиночестве! И, судя по тому, что говорит Ариана, не в первый раз. Где ты был, хотелось бы мне знать? Любовался могилой на кладбище?
— Общался кое с кем.
— И с кем же?
— Не твоё дело, – буркнул Альбус и мельком подумал — никогда они с Аберфортом, даже в самые тяжёлые дни, даже несмотря на всю несхожесть характеров, не ругались так. Ему стало стыдно. К тому же, мысль о Геллерте снова согрела и обрадовала его, и он почувствовал настойчивую необходимость… поделиться с Аберфортом; Ариане он про Геллерта не рассказывал — без толку, но этот месяц был слишком странным, слишком чудесным и насыщенным, чтобы о нём молчать.
— Я… встретился с одним человеком, Аб. Его зовут Геллерт. Внучатый племянник Батильды Бэгшот. Она познакомила нас, чтобы нам было не скучно здесь, вот мы и…
— Да уж, тебе явно было не скучно с этим Геллертом, — хмыкнул Аберфорт. — Светишься весь, как будто открыл новое заклинание или нашёл эти твои Дары.
— Геллерт… он… ну, он понимает меня. Мы о стольком говорили, у нас так много общего, он тоже знает о Дарах, поэтому…
— Поэтому ты обсуждаешь с ним сказку из детской книжки, вместо того чтобы присматривать за сестрой.
— С Арианой всё в порядке, Аб.
— Но могло быть не в порядке. Какой-то незнакомец тебе важнее собственной сестры?
— Ну зачем ты так… И ты совсем не знаешь Геллерта.
— Очень хорошо, что я его не знаю.
Альбус почувствовал, как руки у него сами собой сжимаются в кулаки. Он сделал шаг к Аберфорту и собрался уже наговорить ему неприятных слов, — о которых, быть может, потом и пожалеет, но… Его остановила Ариана. Сестра тихонько выглядывала из-за двери в соседнюю комнату, и в глазах её плескался испуг. Ослабевший после выходки тех магловских мальчишек рассудок Арианы и так был непредсказуем, а уж в страхе она могла совсем потерять контроль над собой. Ариана ни разу не слышала, чтобы старшие братья кричали друг на друга, и, конечно, очень этого испугалась.
Альбус повернулся к сестре, изобразив на лице улыбку. А потом хотел в знак примирения пожать руку Аберфорта, но братец фыркнул и прошёл мимо него в комнату, слегка задев по дороге плечом; насчёт Альбуса и Геллерта он, видимо, всё уже для себя решил. Глупый Аберфорт… он ничего не понял, как не понимал старшего брата никогда. Дружба Альбуса с кем-то для него — пустой звук, Аберфорт-то в Хогвартсе был окружён шумными толпами приятелей, таких же, как он; ему невдомёк, до чего трудно было Альбусу отыскать такого же и как он счастлив, да, счастлив, что наконец встретился с таким человеком. С Геллертом.
И что бы ни говорил Аберфорт, как бы ни возмущался, но Альбус не позволит ему разрушить эту дружбу.

Ариана была неспокойна с самого утра, и Альбус, опасаясь серьёзного приступа, не смог улизнуть из дома на встречу с Геллертом. Тем более Аберфорт, который теперь постоянно отчитывал Альбуса за пренебрежение сестрой, сам куда-то собрался с утра пораньше и даже не объяснил, куда. «Вот и кто теперь безответственный, а?» — мрачно размышлял Альбус. Всплески магии Арианы, конечно, были для него не в новинку, да и не так опасны они были сейчас, как, например, месяц назад, с матерью; Альбус легко отражал сгустки магической силы, беспорядочно летавшие по комнате, и пытался успокоить сестру, когда дверь распахнулась и гулко стукнула о стену.
Но это был не Аберфорт.
Необузданным вихрем из холла в комнату ворвался Геллерт; его глаза сияли, он на ходу открывал какую-то книгу и захлёбывался в словах:
— Ал, ты только посмотри, что я обнаружил в сундуке у Батильды! Надо взглянуть, может, здесь мы найдём…
Его голос становился тише и смолк совсем, когда он увидел Альбуса, Ариану и хаос, царящий в комнате. Книги с вырванными страницами валяются на полу, стёкла в дверцах шкафов покрыты трещинками, пыль вьётся в воздухе, вспышки магии ещё не угасли до конца. Посреди всего этого безумия стоит Альбус с поднятой палочкой, а у стены, закрыв лицо ладонями, съёжилась напуганная Ариана.
По лицу Геллерта ничего нельзя было понять, но Альбус почувствовал, как у него подкашиваются колени и рука с палочкой неловко опускается; жгучий стыд выступил краской на щеках. Альбус с Геллертом проводили время в саду Батильды, или бродили по Годриковой Впадине, или отыскивали для себя уютное местечко на какой-нибудь лужайке. Альбус никогда не приглашал Геллерта в свой дом — и даже до возвращения Аберфорта, который явно был бы не рад такому гостю. Дело было, что уж скрывать, в Ариане. Альбус просто не знал, как рассказать Геллерту о своей спятившей сестрице, как объяснить, что случилось с ней в Насыпном Нагорье… Тогда пришлось бы говорить и про всё остальное — про отца, заключённого в Азкабане, про убитую в приступе ярости мать. Альбус же хотел, чтобы в его жизни был хоть один человек, который не смотрит с жалостью, не говорит сочувственных слов, не косится украдкой. И если с назойливой заботой Батильды и перешёптываниями сокурсников Альбус давно смирился, жалости или презрения Геллерта — он знал твёрдо — ему не выдержать.
Тишина становилась невыносимой. За спиной Альбуса слетали на пол страницы из книг, тихо плакала Ариана, в ужасе от безумной силы внутри себя, но Альбус мог смотреть только на Геллерта и думать только о нём. Что он скажет сейчас? Скажет ли что-нибудь? А может, молча развернётся и уйдёт? В мире Геллерта Гриндевальда наверняка нет места для сумасшедших, не способных контролировать свою магию, наверняка он, как и большинство людей, считает: им место в больнице Святого Мунго. Неспроста же боялась мать, и прятала Ариану, и хранила от всех посторонних её секрет!
Что же теперь?
Геллерт осторожно прошёл в комнату, стараясь не наступать на осколки разбитой вазы, и остановился совсем рядом с Альбусом. Альбус едва смог заставить себя поднять на него глаза — а вот сердце биться слабее и кровь не приливать к щекам заставить не сумел. Он сознавал, что выглядит глупо, и краснел ещё больше. Надо было сказать… сказать что-нибудь…
— Гел, я… послушай, мне…
— Молчи, Альбус.
— Что?..
— Молчи. Ты же собрался мне что-то объяснять, оправдываться передо мной? Неужели ты правда думаешь... ты правда вообразил, что я… Ал, для такого умного и талантливого волшебника ты порой бываешь чертовски глуп.
Альбус застыл, не зная, верить ли услышанному. И снова попытался выдавить из себя обрывки бессмысленных фраз, — но Геллерт, заметив это, тут же накрыл его рот ладонью.
— Молчи, просто молчи, Ал. Давай лучше… поможем ей?
Вместе они подняли с пола заплаканную Ариану, отряхнули с её платья пыль, отвели в спальню и заставили прилечь. Геллерт едва ли не силой усадил Альбуса на край кровати Арианы и велел присматривать за ней, а сам ушёл в разгромленную комнату и за считанные секунды привёл всё в порядок. Посуда стояла целёхонькая на полках, страницы вновь заняли своё место в книгах, исчезли трещины на стёклах, перестала бешено качаться люстра. Потом Геллерт вернулся к Альбусу, тихо, чтобы не разбудить уснувшую Ариану, прикрыл за собой дверь и сел рядом.
Несколько минут они молча слушали, как тревожно и хрипло дышит девочка во сне.
— Почему ты не рассказал мне? — спросил наконец Геллерт. В его голосе не было насмешки, осуждения или презрения... лишь тихая грусть.
Альбус не знал, что ответить, по-прежнему избегая смотреть Геллерту в глаза; он завязывал в узелки бахрому на покрывале и нервно кусал губы. Альбус совсем не ожидал, что Геллерт внезапно наклонится и положит руки ему на плечи.
— Послушай, Ал... и запомни, пожалуйста, запомни навсегда — со мной ты не должен бояться. И прятаться. Ты можешь рассказать мне обо всём, даже о тех вещах, которые кажутся тебе постыдными. Здесь нечего стыдиться, и я в любом случае не осудил бы тебя. Это же ты, Альбус, разве я могу... Слышишь? Давай у нас больше не будет секретов друг от друга?
Словно тяжёлая ноша рухнула у Альбуса с плеч — так легко и спокойно стало на сердце. До этого мгновения Альбус даже не осознавал, до чего сильно ему хочется открыть Геллерту свой секрет... как сильно хочется, чтобы Геллерт — только Геллерт, и никто больше на свете — знал о нём всё. Облегчение было таким ошеломляющим, что Альбус не сразу вспомнил, как дышать, и едва успел сморгнуть набежавшие на глаза слёзы. Он подался к Геллерту — и никогда они ещё не были так близко, — почти обнял его, но неловко отстранился в самый последний момент.
На щеках почему-то снова появился непрошеный румянец.
Геллерт осторожно снял руки с плеч Альбуса, немного отодвинулся и отвёл глаза.
— Как это случилось с ней? — спросил он. И уже не колеблясь, без всяких сомнений Альбус рассказал ему обо всём. О Насыпном Нагорье, о малышке Ариане, внутри которой впервые проснулась магия. Как она, толком не умея колдовать, тихонько магичила что-то на заднем дворе и привлекла внимание мальчишек-маглов. Как эти мальчишки издевались над ней, маленькой, беззащитной, и могли бы сделать ещё хуже, если бы не появился Персиваль Дамблдор. Как отец погнался за маглами и, мстя за дочь, убил их, а потом отправился на пожизненное заключение в Азкабан. Как семья Дамблдор перебралась в Годрикову Впадину, подальше от прошлого. Как рассудок Арианы повредился непоправимо, и магия, та магия, которую девочка теперь ненавидела, повернулась внутрь и стала постепенно сводить её с ума. Как приступы ярости и бесконтрольной силы обрушивались на дом Дамблдоров, как Альбус и Аберфорт пытались утихомирить сестру. Как она, очнувшись после, плакала и заламывала руки, просила братьев сделать что-нибудь, помочь ей, избавить её от волшебства, а если не получится — убить. Как они не спали ночами, дежуря у постели сестры, как Кендра выходила гулять с девочкой по ночам и ни с кем не водила дружбы — из страха, что об Ариане узнают и запрячут её навсегда в больницу Святого Мунго.
И о том, как два месяца назад у Арианы случился самый серьёзный приступ, убивший мать.
Альбус говорил быстро и путано, едва успевая переводить дух. Слова рвались из него безудержным потоком, и он уже не сумел бы замолчать, даже если бы захотел. Слишком долго ему пришлось молчать. Слишком сильно давила на сердце эта тайна. Слишком больно было от того, что некому довериться, некому рассказать... И вот теперь появился Геллерт — он сидит рядом в полной неподвижности, слушает, не произносит ни слова, но в глазах его понимание, ясное и без всяких слов.
— Видишь, Альбус, — тихо сказал Геллерт, когда Альбус наконец обессиленно откинулся на спинку стула. — Вот они какие, маглы. Они не умеют контролировать себя. Боятся тех вещей, которых не понимают, страх делает их настоящими монстрами.
Он с сожалением и горечью посмотрел на Ариану и ещё тише добавил:
— Она же могла стать прекрасной волшебницей...

Геллерт что-то вдохновенно рассказывал Альбусу, листая страницы толстого фолианта, лежащего перед ними. Это был обычный день, который они проводили в саду у Батильды; сама Батильда отлучилась за продуктами и оставила «мальчиков» одних. Но даже если бывала дома, она не беспокоила Альбуса и Геллерта без нужды — словно понимала, что никто посторонний им не нужен. Лишь изредка приносила чай и пирожные на красивых блюдцах.
Солнце заливало веранду ослепительным светом, даже тут было невозможно спастись от жары. Геллерт то и дело отирал тыльной стороной руки лоб и смахивал влажные волосы с лица. Альбус обмахивался какой-то книгой, раскопанной в сундуках Батильды. Впрочем, ни жаркого солнца, ни духоты Альбус и Геллерт не замечали — так они всегда были увлечены разговором.
Но сегодня Альбус не слышал Геллерта. Пробовал сосредоточиться и уловить смысл произносимых им слов, ответить… но его хватало лишь на бессмысленное поддакивание и кивки головой. Альбус не мог говорить с Геллертом — лишь, будто заворожённый, наблюдал за ним: как изящно его тонкие пальцы летают по страницам книг, как на мгновение он откидывается на спинку стула и расслабляет плечи, покусывает кончик пера, то и дело убирает за ухо выбившуюся прядь волос, шевелит губами, читая что-то полушёпотом, улыбается, встретив в тексте интересную мысль. Это был скорее призрак улыбки – едва заметный и мимолётный, но Альбус ловил его с непонятной, удивлявшей его самого жадностью.
Не только это удивляло Альбуса. Он поймал себя вдруг на странных желаниях… например, подвинуться ближе к Геллерту и накрыть ладонью его руку, лежащую на столе; коснуться светлых, растрёпанных ветерком волос; перебить Геллерта, рывком повернуть к себе, чтобы он смотрел не в книгу, а на него, Альбуса. Только на него.
Это были незнакомые, не пойми откуда взявшиеся чувства; Альбус отчаянно вслушивался в себя, гнал их прочь, крепко зажмуривал глаза, надеясь, что они, как наваждение, как пятна света под веками, исчезнут. У него совсем не оставалось сил, чтобы связно отвечать Геллерту. В конце концов он бросил бессмысленные попытки и стал просто слушать.
— Смотри, Ал, Джеберик Фаулс пишет, что проследил весь путь Бузинной палочки от самого Антиоха, и сейчас, возможно, она находится у...
Альбус мог бы слушать этот голос бесконечно. Спокойный, ровный, полный какого-то поразительного достоинства, гордости, силы; никто из знакомых Альбуса так не говорил. Но в те минуты, когда речь заходила о чём-то важном для Геллерта, его голос наполнялся яростной мощью, волнением, вдохновением. Геллерт привставал с места, взмахивал руками, едва успевал переводить дух, дышал тяжело и хрипло; казалось, никакие слова, никакие жесты не могут вместить того, чем он хочет поделиться с Альбусом. И Альбус каждый раз чувствовал счастье — да, именно счастье, ведь Геллерт говорит с ним, рассказывает — доверяет — ему.
Но сейчас к этому счастью примешивалось иное... смутная тревога, тяга к чему-то, а к чему — Альбус и сам не мог бы объяснить. Стало совсем невозможно сидеть на месте — он беспокойно ёрзал, теребил краешек скатерти, сплетал руки на коленях, а потом внезапно хватал ложку и мешал в чашке давным-давно остывший чай. Он сам себе стал чужим, сам себя не понимал... и в конце концов решил просто пойти на поводу у вспышки, порыва, да чего угодно, но уж точно не сознательного стремления. Внутри у него всё сжалось в холодный комок; он протянул руку и осторожно коснулся волос Геллерта, отводя спутанную прядь от лица.
Геллерт оборвал свою речь на полуслове, чуть вздрогнул и замер, как под Обездвиживающим заклинанием. Альбус ощутил, как стыд приливает к щекам, и тут же отдёрнул руку. Дурак! Глупец! Не нужно было...
Именно это «не нужно» ожидал Альбус увидеть в глазах Геллерта, когда тот повернулся к нему. А ещё, конечно, услышать сердитую отповедь — мол, такие жесты неуместны, даже если они с Альбусом друзья. Ведь Альбус-то знал, как важно для Геллерта понятие о личных границах; Геллерт не любил прямых взглядов, касаний, не любил, чтобы другие люди подходили к нему слишком близко. Батильда то и дело вторгалась со своими объятиями и желанием потискать племянника за щёки, потрепать по плечу, пригладить волосы, а Геллерт морщился и отстранялся как можно быстрее. Альбус заметил эту его особенность с первой же встречи. Старался не нарушать границ. Но, быть может, он позволил себе истолковать случайные прикосновения Геллерта превратно и решил, что, наверное, теперь, когда они так близки, можно...
Нет, нельзя. И терять голову от каких-то необъяснимых вспышек нельзя тоже. Альбус смотрел на Геллерта, чувствовал, как холодеет всё внутри и думал, что любая, даже самая суровая, отповедь будет им заслужена.
Но Геллерт молчал, долго молчал, невыносимо, а потом произнёс едва слышным шёпотом одно слово:
— Ал...
Сердце Альбуса заколотилось как безумное, просто потому, что Геллерт сказал это так.
— Ал... — снова прошептал Геллерт и запнулся, растерянный, испуганный; краска прилила к его щекам, а глаза лихорадочно заблестели.
Альбус так и не понял, кто же из них первым подался навстречу другому — кажется, они сделали это одновременно; и уж совсем не удалось ему поймать момент, когда он схватил руку Геллерта и прикоснулся губами к тонким пальцам, а потом оказался у Геллерта на коленях, крепко прижал его к спинке стула и поцеловал. Всё было как в бредовом видении, мало похожем на реальность. Они целовали друг друга быстро, беспорядочно, словно боясь куда-то не успеть, опоздать, упустить; руки Геллерта сомкнулись у Альбуса за спиной, притягивали к себе, поглаживали, стискивали до боли; Альбус на миг отрывался от губ Геллерта, чувствуя, что ему не хватает дыхания, а затем приникал снова; в любой момент в сад могла выйти Батильда, или через низкую ограду мог заглянуть случайный прохожий с улицы, но им обоим было всё равно, они больше ничего не замечали и ни о чём не думали.
— Геллерт, Геллерт, — тихо бормотал Альбус, касаясь губами его шеи. Альбуса затапливало счастье — бесконечное, ослепительное... страшно становилось, не верилось, что можно чувствовать так сильно. Но в счастье это вплетался страх, отчаянный, ничем не объяснимый, нелепый в эту секунду, когда Геллерт был с ним, был его... страх потери. Словно Геллерт вот-вот выпорхнет у Альбуса из рук, как птица, исчезнет где-то вдали и никогда больше не вернётся.
— Нет, нет, не надо, — просил Альбус, и Геллерт, конечно, не понимал его, но шептал что-то бессвязное и успокаивающее на ухо и ещё крепче прижимал к себе.
Со стороны, наверное, они могли бы показаться жертвами кораблекрушения, на безлюдном острове наконец нашедшими друг друга.

И стали сменять друг друга дни, тягучие, неспешные... но всё же слишком быстрые и мимолётные. Альбус не помнил, а был ли он когда-нибудь в своей жизни так счастлив. Все тревоги оставили его, все тяжёлые мысли: об Ариане и Аберфорте, о будущем, об упущенных возможностях и несбывшихся мечтах. Всё, всё теперь можно было принять, со всем смириться, ведь эта цепочка событий привела его к Геллерту.
Лето. Жаркие, душные, пронизанные солнцем и запахом цветущих деревьев дни. Утром, до того, как проснётся Аберфорт, Альбус выскальзывает из дома и скорее спешит к условленному месту — а там уже стоит, заложив руки за спину, Геллерт. Он оборачивается и улыбается Альбусу — и это наконец настоящая улыбка, светлая, открытая. Альбус ускоряет шаг, почти срывается на бег, а потом заключает Геллерта в объятия.
Геллерт легко касается губами его щеки и берёт за руку.
Они больше не пьют чай в саду у Батильды Бэгшот. Они прячутся от посторонних глаз, отыскивая по всей Годриковой Впадине укромные уголки. Там Альбус может целовать Геллерта без страха, может говорить ему всё, что хочет, любые вещи, даже самые глупые и постыдные. И он целует, он говорит, краснея, как стеснительный первокурсник, опуская глаза и обрывая самого себя на полуслове. Но Геллерт понимает его — и даже без слов, — Геллерт на его неловкие признания отвечает своими, горячими, искренними, самыми важными на свете.
Альбус понимает теперь: то, что он чувствует к Геллерту, называется не дружбой. Он жалеет лишь, что ему понадобилось слишком много времени на осознание этого. Слишком много потерянных дней, когда можно было держать Геллерта за руку, опускать голову ему на плечо, притягивать к себе и целовать в висок, склоняться над ним, когда он, полусонный и разомлевший от солнца, дремлет на траве... И каждое касание, каждый поцелуй были словно впервые — сияющая вспышка, безумный стук сердца, счастье. Неужели, думал Альбус, теперь так будет всегда? Неужели можно любить так сильно? Неужели и его, Альбуса, могут любить так же в ответ?
— Я люблю тебя.
Слова срывались с губ легко и казались несомненными, неизбежными, ведь как иначе назовёшь это бесконечное доверие, эту неодолимую тягу, это желание быть рядом всегда? Альбус, впрочем, всё равно смущался, говоря о своей любви Геллерту, и едва осмеливался верить, слыша признание в ответ.
Дни бежали, летели вперёд, как самые быстрые мётлы. За ними нельзя было угнаться и уж тем более нельзя было их остановить. Ещё каких-то два месяца назад Альбус подгонял время и хотел, чтобы лето скорее закончилось; теперь он отчаянно умоляет, сам не зная кого, чтобы лето не кончалось никогда.

@темы: magic world, творчество, фанфики, one true pairing

---

"Творец заклинаний", Себастьян де Кастелл

Интересный мир, необычная магия магия, игры престолов — всё как я люблю! Неспроста всё же мой глаз упал на книгу в разделе подросткового фэнтези и зацепился не только за аннотацию, но и за обложку — посмотрите, какая красота! С этой карты и началась, пожалуй, моя история с "Творцом заклинаний" — я сразу поняла, что мне нужно иметь эту вещь на своих полках. И не прогадала же, впервые, кажется, обложка вполне соответствует содержанию.
В мире, в котором живёт Келлен, магия — превыше всего. У каждого из народа джен-теп на теле есть татуировки, нанесённые ещё в младенчестве специальными металлами. Зажигаешь татуировку — пробуждаешь один из видов магии: дыхание, железо, огонь, ... Седьмой вид магии — тень — у джен-теп под запретом. Только тот, кто сумел зажечь свои татуировки и пройти четыре магических испытания, имеет право называться джен-теп; те же, кто к магии не способен, становятся ше-теп — низшей кастой, слугами, выполняющими всю грязную работу.
Келлен — представитель славного рода, его отец, Ке-хеопс, едва ли не самый сильный маг клана, сестрёнка Шелла зажгла все татуировки намного раньше срока. А сам Келлен... его магия гаснет, как бы он цеплялся за неё, как бы ни мечтал стать великим джен-теп. "Старайся лучше, работай больше" — говорят Келлену все вокруг, но с исчезновением магии он ничего поделать не может, и вот уже нависла над ним угроза стать ше-теп, как начинают твориться непонятные вещи. Умирает Верховный маг клана, а в городе появляется Фериус Перфекс, странная женщина с картами в кармане и полным презрением к магии и джен-теп, да ещё вдова Верховного мага поручает Келлену задание...
Полный восторг от мира. Как же интересно он придуман, как хорошо прописан, в какие тугие узлы закручивается интрига, какой неожиданной оказывается правда о джен-теп, об угасшей магии Келлена, о Чёрной тени. Я читала взахлёб, не могла оторваться, летела по страницам вперёд, чтобы узнать — а дальше, дальше-то что?! Правда, язык всё же немного простоватый, хотелось бы ярче, но для целевой аудитории — подростков, — такой лёгкий слог в самый раз будет. Меня захватила магия джен-теп и ничуть не меньше — "магия" Фериус, основанная на разуме и физических законах. Что самое необычное и привлекательное — Фериус с её картами, взрывчатыми порошками и прочим вполне может выступить против джен-теп с их заклинаниями и одержать победу в схватке. Не магией единой, как говорится. Келлен, почти лишённый магических сил, находит в итоге иные способы, использует свой интеллект и сноровку, а это уже редко для жанра и просто замечательно.
Интересные получились персонажи. Келлен, при всех его подростковых глупостях, желания плеваться не вызывает. Наоборот, мальчишка он вполне разумный, добрый, хитрый (в хорошем смысле слова), умеющий отличить ложь от правды. Его сестра Шелла резко изменила отношение к себе с"вот гадина, да чтоб её некхеки покусали" до "какая славная девочка, всех ей благ". Даже Панакси и Нифения, лучший друг и любовный интерес Келлена, хоть и выходили на сцену нечасто, а сыграли свою роль и лучше раскрыли замысел книги. То же и с родителями Келлена, у которых слишком глубоко под кожей сидят мерзкие законы мира джен-теп. Ну а больше всех, конечно, понравились Фериус и "деловой партнёр" Келлена — белкокот Рейчис. О, ради одного только Рейчиса можно читать книгу — эта тварюшка ругается последними словами, вечно грозит всем людишкам на свете выцарапать глаза и слушается каждого слова своей мамы. Ну прекрасно же!
Очень хорошая книжка. Не лучший представитель жанра (хотя бы за счёт языка и глубины проработки), но увлекает и затягивает, и никуда уже не денешься после первой книги, будешь читать вторую, чтобы узнать о последствиях выбора, который сделал Келлен.

@темы: книги

---

Мать сбила машина, она лежала неделю в больнице. И там случилась наша первая за семь месяцев встреча. А ведь летом мне коллега рассказывала о своих сложных отношениях с матерью и о том, что после года молчания у той случился сердечный приступ, и только уход за ней в больнице вынудил коллегу наладить хоть какой-то контакт, иначе до сих пор не общались бы. Я подумала тогда: наверное, лишь что-то вроде этого способно поменять нашу с маман ситуацию. И так вот оно и вышло.
Сотрясение мозга, ушибы на голове, то ли вывих, то ли перелом в колене, что-то с позвоночником. Не помнит, как переходила эту дорогу — на красный или на зелёный, вообще не помнит ничего до момента, как оказалась в больнице. Водитель машины говорит совсем другое. Кто вызвал скорую — тоже непонятно. Они там с тётей-юристом разбираются, я в эти дела не лезу, ловлю важные сведения от брата.
Долго размышляла, а стоит ли, и в итоге всё же поехала с братом к матери в больницу. Много разных мыслей накануне передумала, вообще не знала, чего от встречи ожидать, но прошла она... спокойно, даже как-то на удивление мирно. Поговорили о том о сём, брат, конечно, служил большой поддержкой, да и подруга материна пришла, сидели втроём.
Ещё одна встреча была — уже когда мать выписали, я ей домой завозила продукты. Пару часов посидела, потом ушла под предлогом кино, которого не было. Боялась, что, в отсутствии противовеса-брата, начнётся выяснение отношений, ещё что-нибудь неприятное... нет, не началось, прошло опять же мирно. И мне показалось по её словам и поведению, что она... смирилась вроде бы с тем, что я теперь отдельно и по-своему, и наше общение если и будет, то лишь на таких условиях, обратно ничего вернуть нельзя. Впрочем, особых надежд я не питаю — скорее всего, это затишье кончится с материным выздоровлением.
Что касается меня, я... да почти ничего не чувствовала. Немного жалости, конечно, когда видела перед собой её, беспомощную, больную, одинокую. И всё же — почти ничего. Мне в целом даже безразлично, хотя нервы ситуация потрепала знатно... в основном из-за тёти, которая пыталась возложить на меня вину за случившееся. Я, мол, довела мать чуть ли не до нервного срыва, ей все эти месяцы было морально плохо, она потихоньку сходит с ума, вот и мчится через дороги, не глядя по сторонам. Возможно, в мае эта манипуляция и сработала бы, а сейчас я прекрасно вижу и знаю, что моей ответственности тут нет и быть не может. И между своим спокойствием и спокойствием матери я по-прежнему выбираю своё — пора бы наконец выбирать себя, впервые за столько лет, — хотя тётя настаивает, чтобы я всё осознала, переиграла назад и вернулась снова жить к матери. А там ипотека, полный контроль, в общем, по плану любящей родительницы.
Вот уж фигушки. Не знаю, поменяла ли эта ситуация что-нибудь, но точно не моё не_желание с матерью жить. Да и общение, в целом, возобновлять не шибко хочется... разве что вариант "в гости раз в месяц" меня бы, пожалуй, устроил, просто чтоб избавиться от тётиных вечных упрёков.
Не ожидала, конечно, такого под Новый год. Очень тяжёлые выдались недели... и теперь ещё труднее выцарапывать новогоднее настроение. Но я стараюсь и даже вполне успешно

---

"Дарители. Сердце бури", Екатерина Соболь

Дар был ошибкой, Генри, — но ты превратил её в свою силу.

Я так ждала новой книжки "Дарителей", так хотела поскорее взять её в руки и узнать, чем кончится история Генри, Эдварда и всех остальных, так скучала по ним, родным и любимым ребятам, по волшебному миру с дарами и магией... И стоило ей, долгожданной книге, попасть ко мне в руки, я поставила её на полку и боялась к ней даже подходить. Серьёзно. Одна мысль о том, чтобы читать "Сердце бури", заставляла сжиматься болью и горечью всё внутри. Слишком живы были воспоминания о четвёртой части, слишком срослась я с Генри, этим одиноким, сильным мальчишкой, взвалившим на плечи непосильную ношу. С "Дарителями" у меня вообще всё — слишком. Я и не думала, что будет так. Обычно книги, даже самые тяжёлые и печальные, всё-таки читаю, а здесь... пришлось прервать чтение после нескольких глав и на неделю-другую отложить — прийти в себя. Хотелось не то что плакать, а тихонько скулить: ну почему с ним так, почему несправедливо, он же Генри, он же заслужил иного!..
Ох. И сейчас, после прочтения, уже зная, чем всё кончилось, захлебываюсь эмоциями. Детская книжка, да, и как её умудрились написать таким образом, что у взрослого человека ноет сердце и слёзы не просыхают едва ли не с первой страницы до последней?
Что ж, вот и подошёл к концу путь Генри, мальчика с даром огня, который нежданно и нежеланно оказался втянут в спасение Сердца волшебства, а потом и в другие приключения, другие дороги. Генри терял и обретал, искал общий язык с разрушительной силой внутри себя, познавал уголки волшебного мира, его созданий и создателя, боролся с Тьмой вокруг и с Тьмой в себе. Лучше понимал людей, учился жить среди них. Генри нашёл семью и друзей и чуть было не лишился их снова. Генри прошёл... такой огромный, тернистый путь, такой важный и сложный. И так он стал мне дорог за пять книг — не сказать словами. Я проживала каждый шаг Генри, каждую его боль как собственную, мне хотелось выть от горечи и отчаяния, смеяться в голос от радости и восхищения.
В последней книге Генри нужно совершить невозможное — спасти королевство от Силы, столь буйной и необъятной, что дар огня меркнет безнадёжно рядом с ней. Барс и Странник ему на помощь придти не могут, рокировка (поверьте, она сделает вам БЕЗУМНО больно) лишила его даже опоры на близких людей. Генри снова один, снова лишь он и огонь против зла, но задача невыполнима, силой спятившего Хью не победишь... и значит, нужно искать иные способы, настолько иные, насколько это вообще возможно.
Обычная, казалось бы, история о победе добра над злом выворачивает наизнанку некоторые штампы и удивляет на каждом шагу. Но дело даже не в том, о чём написана эта книга (да и все предыдущие "Дарители" тоже), а в том, как она написана. Екатерина Соболь большую часть своей магии творит слогом — мягким, тёплым, сказочным, обволакивающим, от этого слога оторваться невозможно, он баюкает, как красивая колыбельная, и в самом деле затягивает в мир. Обычно для детей и подростков пишут простенько, безыскусно, но тут автор пошла другим путём, и это потрясающе. Ну а если добавить Генри, Эдварда, Джетта, Олдуса, Освальда и прочих славных персонажей (даже Сваном я прониклась под конец), яркий и по-хорошему сказочный мир, идеи, сам смысл дарителей... остаётся лишь восхищённо замереть.
Самое неожиданное и приятное открытие в книжном году для меня.

@темы: книги, до глубины души

---

"История, конца которой нет", Михаэль Энде

— Каждая настоящая история — это история, конца которой нет.

Мы с Бастианом, толстым, неуклюжим, не очень-то счастливым мальчишкой забираемся на школьный чердак и открываем книгу. "Историю, конца которой нет". Книгу Бастиан стащил в букинистической лавке, а на чердак залез, чтобы спрятаться от проблем: от задиристых одноклассников, мрачного, совсем ушедшего в себя после смерти жены отца, от всей своей тусклой и безрадостной жизни. Я присела с ним рядышком, и мы... потерялись в стране Фантазии, в приключениях храброго мальчика Атрейо, который должен спасти её от гибели. Должен призвать через границу миров человеческого ребёнка, ведь именно в руках людей судьба Фантазии, от них зависит, получит ли Девочка-Королева новое имя и будет ли дальше освещать Фантазию вечным светом.
И мы даже не заметили, как сами стали героями этой волшебной истории. Мы уже не читали, не листали страницы, мы сами взбирались на спину Дракона Удачи Фалькора, надевали на шею амулет Девочки-Королевы, бродили по Разноцветной Пустыне и Ночному Лесу, беседовали с оборотнем, сражались с тысячью опасностей, встречали новых друзей, открывали новые тайны. И не было конца нашему путешествию. Не было границ фантазии у Фантазии. Мы узнавали её, эту прекрасную страну, всё больше и больше, а заодно и себя узнавали тоже.
Бастиан в поисках спасения для Фантазии оставлял за спиной не только врагов и зло, но и настоящего себя. Слабый, толстый, нелепый, никому не нужный Бастиан не нужен и самому Бастиану, — то ли дело красавец, храбрец, герой, надежда целого мира! Только вот не знал Бастиан, что, пользуясь магией для переделки своего "я", он теряет одно за другим воспоминания о человеческом мире... теряет свою суть, ценнее которой нет и не может быть ничего. Этот мальчик думал, что Фантазия — место, где он сможет стать счастливым, нужным, важным... но дети не живут в Фантазии, лишь наведываются туда время от времени, чтобы помочь, чтобы не забывать, чтобы сотворить ещё несколько чудесных историй. Жить они должны в своём мире. Не сбегать в Фантазию, а просто знать, что Фантазия существует. Гораздо больше сил и храбрости нужно будет Бастиану, чтобы быть Бастианом, а не избранным спасителем с мечом в ножнах и волшебным амулетом на шее.
Я помню "Бесконечную историю" из детства — смотрела когда-то фильм, но ничего не осталось, кроме смутных ощущений: счастье и восторг с капелькой печали и горечи, что-то невыносимо тёплое и доброе, родное. Теперь понимаю, почему так чувствовала в свои десять-двенадцать лет. А теперь я влюблена в эту книжку всем сердцем, я готова ей простить небольшие огрехи — ведь они ну совсем не имеют значения. У Михаэля Энде получилось написать самую лучшую сказку, книгу в книге, в самом деле бесконечную историю — она тем и хороша, что в нашем читательском воображении никогда не закончится. Фантазия беспредельна, её населяют тысячи разных созданий, там могут произойти тысячи разных историй... и точнее всего об этом говорят строки, рефреном проходящие через всю книгу. "Но это уже другая история, и мы расскажем её как-нибудь в другой раз". Сколько таких историй случится или уже случилось в Фантазии, сколько событий, открытий, чудес, подвигов совершено или только свершится!
Ведь прав букинист Карл Кореандер: каждая настоящая история — это история, конца которой нет.

@темы: книги, до глубины души

---

"Пикник на обочине", А. и Б. Стругацкие

Мне со Стругацкими сложно, потому что я их не понимаю до конца. Наверное, в опыте дело — и жизненном, и книжном, не таком уж большом, — а может, в том, что я привыкла к другим книгам, менее... многослойным, что ли, и гораздо больше поддающимся объяснению и толкованию. Что ж, любить я всё равно буду всей душой именно такие книги — туманная дымка Стругацких, оборванные концы сюжетных линий, двусмыслие (а то и бесконечносмыслие) и до невозможности открытые финалы не совсем моё. Но братьев читать буду ещё, никуда не денусь, мне нравится думать над их историями, вживаться, толковать по-своему. Конечно, я могу в своих выводах оказаться очень далеко от изначального замысла авторов, но как теперь узнать, что имели в виду они, да и вообще — имели ли что-то конкретное?..
Понаслышке об этой книге знают, пожалуй, все. Нашу планету мимоходом посетили инопланетяне, устроили пикник на обочине, — а мусор, следы свои, улетая, оставили нам, разбирайтесь, мол. Оставили скорее всего без цели и намерения, как бы ни хотелось думать людям, что Посещение было осмысленным, что для нас оставлены знаки, ключи, что мы имеем ценность в глазах инопланетных гостей... А они, гости, может, и забыли давным-давно об игрушках, брошенных на Земле.
Итогом Посещения стала Зона — точнее, несколько Зон по всей планете. Зона отравлена и непригодна для жизни, там властвуют аномалии, разные, на любой вкус и цвет: жгучий пух, комариная плешь, мясорубка, паутина... чуть ли не каждый шаг опасен для здоровья и жизни человека. А помимо опасностей, есть там и сокровища — артефакты с поразительными свойствами, которые ищут и выносят сталкеры.
С первых же страниц нас зашвыривают в Зону. Мы будем бродить по ней с Рэдриком Шухартом, избегать аномалий, разыскивать артефакты... и при том очень многого так и не узнаем о Зоне, многое останется за кадром, на уровне смутных слухов и догадок. Поговаривают, есть люди, которые пережили мутации, неизбежные для тех, кто угодил в лапы Зоны, и до сих пор обитают где-то там. А правда ли, что за теми, кто рискнул удрать подальше от Зоны, тянется шлейф бед и несчастий? И так далее, и тому подобное. Множество вопросов по миру, как всегда у Стругацких (по крайней мере, в тех книгах, что я уже прочла), сам мир зыбкий и нечёткий, несмотря на всю конкретику. Рэдрик Шухарт болтается в нём, тянется к чему-то, хочет чего-то, а в итоге погружается всё глубже и глубже на дно... в трясину, в рутину, в грязь и мразь, от которых как будто шарахался в начале романа.
Напомнила эта книга другую, тоже от Стругацких, — "Гадкие лебеди". Похожая атмосфера была там — тусклая, липкая, с попытками утопить отчаяние в алкоголе и скатыванием на дно, медленным, но неизбежным. "...хотя бы увидеть что-нибудь, как оно должно быть, но он опять видел только рыла, рыла, рыла... зелёненькие, бутылки, кучи тряпья, которые когда-то были людьми, столбики цифр... Он знал, что всё это надо уничтожить, и он желал это уничтожить, но он догадывался, что если всё это будет уничтожено, то не останется ничего — только ровная голая земля". В таком мире живёт Рэдрик, и ясными искорками в нём мелькают лишь его погибшие слишком рано друзья да Артур Барбридж, Арчи, слишком добрый и чистый, не пойми как получившийся у мерзавца Стервятника. Рэдрик по началу кажется тоже из них, из незапятнанных, а в итоге сам про себя говорит: я животное, ты же видишь, я животное... И его затянуло, перемололо, запачкало. Он же, чуткий, любящий, понимающий, именно он тащит на убой невинного Артура, и тут остаётся лишь опустить голову. Безнадёга безысходная.
Золотой Шар, сердце Зоны, артефакт, исполняющий любые желания, кажется надеждой для этого страшного мира. Найди его, пожелай что-то хорошее — и тут же исцелится мир, все будут счастливы, всё будет как надо. Но просят у Шара совсем не того, и только Арчи попросил "счастья для всех", но... какое оно — счастье, можно ли сделать всех счастливыми, исполняет ли вообще Шар такие просьбы? А желание Рэдрика остаётся загадкой, он ведь, кажется, настолько сросся с серым миром рыл, зелёненьких и бутылок, что сам себя почти потерял, сам себя не знает больше. Но в последних строчках слышится какой-то очень маленький, очень слабый, даже чудовищно слабый просвет — если человек сумел про себя сказать, что он животное, сумел в себе это увидеть и пожалеть об этом, значит, он не потерян до конца, с ним ещё не всё?..
О "Пикнике на обочине" хочется думать, читать и слушать, разглядывать его с разных сторон и пытаться вникнуть. Интерес к Стругацким лишь разгорелся сильнее, несмотря даже на то, что не могу их назвать моими авторами целиком и полностью. Но таких вещей, как они, не пишет больше, пожалуй, никто.
Я животное, ты же видишь, я животное. У меня нет слов, меня не научили словам, я не умею думать, эти гады не дали мне научиться думать. Но если ты на самом деле такой всемогущий, всесильный, всепонимающий — разберись! Загляни в мою душу, я знаю, там есть всё, что тебе надо. Должно быть. Душу-то ведь я никогда и никому не продавал! Она моя, человеческая! Вытяни из меня сам, чего же я хочу, — ведь не может же быть, чтобы я хотел плохого!.. Будь оно все проклято, ведь я ничего не могу придумать, кроме этих его слов: СЧАСТЬЕ ДЛЯ ВСЕХ, ДАРОМ, И ПУСТЬ НИКТО НЕ УЙДЕТ ОБИЖЕННЫЙ!

@темы: книги, стругацкие, любимые авторы

---

О важности вымышленных миров.

Эта вещь не должна была получиться такой большой, да я вообще не думала, что она выйдет. Желание что-то подобное написать вспыхнуло год назад, этим летом, в Крыму, делала первые наброски и черновик первой части, осенью писала потихоньку и вот... закончила наконец. Не верю даже. Мне казалось, я-сейчас не смогу завершить ни одну большую историю, воплотить в словах всё в точности так, как вижу в голове, но это ПОЛУЧИЛОСЬ.

Земля для всех

знаю, ты скажешь — всего лишь книги...

*

— Наверняка, Джонатан, вам уже сто раз задавали этот вопрос, но я всё-таки спрошу снова: почему вы решили стать писателем?
— Я не то чтобы решил. Я просто всегда знал, что буду писать. Ещё с одиннадцати лет, с моих тетрадок с первыми «книгами» — смешными, нелепыми историями, но мальчик Джон правда думал их опубликовать. Прославиться. Изменить мир. Они были важны ему, и он хранил свои тетрадки под подушкой.
— Ваши родители как-то связаны с творчеством? Они вдохновили вас?
Нет, что вы. Мои родители — их можно понять — только смеялись над потугами ребёнка. А вдохновили меня — знаю, банально прозвучит, — книги. Может, не совсем типично для мальчишки, но я прибегал из школы, швырял в угол рюкзак и брался за новую книжку. Они кончались быстро, как горячие пирожки, я таскал их из нашей районной библиотеки пачками, — и глотал одну за одной, забывая, конечно, и об уроках, и о домашних делах, и обо всём на свете. Говорят, только дети умеют так — нырять в книгу с головой, и пускай весь мир подождёт. Но, знаете, мне сорок пять скоро стукнет, а я по-прежнему теряюсь в вымышленных реальностях, забыв о собственной!
— Какие книги вам нравились в детстве?
— А какие книги больше всего любят дети? Конечно, о приключениях. Полёты в космос, путешествия во времени, миры, совсем не похожие на наш... Эльфы, гномы, тролли, говорящие коты, ведьмы на мётлах — они стали моими лучшими друзьями. И чем более странным, полным чудес и волшебства был мир, тем больше он нравился мне. Я готов был бродить по этим тропам бесконечно: рубить головы дракону, сражаться на мечах с Повелителем Тьмы, спасать принцесс, искать артефакты, учиться в магической академии, пускаться в странствия по лесам и горам. И я очень жалел, что мои любимые книжки кончались так скоро — ведь только вошёл во вкус, только полюбил этот мир как родной! Потому, наверное, я начал воображать, а позже и записывать на бумаге свои истории. А потом я вырос и...
— И что же было, когда мальчик Джон вырос?
— Обычно в таких случаях говорят: потом он вырос, устроился на работу, забыл о детских увлечениях и стал читать только умные книжки. Я сломал схему.
— Давайте же обратимся к тому, что, уверена, волнует ваших читателей больше всего... Амарра. Этот мир полюбили люди со всех уголков планеты. Как вы придумали его?
— Хм... как придумал... на такой вопрос не ответишь сразу. Если вы хотите узнать, в какой день и час я сел и набросал на бумаге карту — не было такого дня и часа. И месяца. И года. Амарра была со мной много лет — ещё не называясь Амаррой, ещё толком не существуя... с тех самых пор, как я закончил университет и вступил, как говорится, во взрослую жизнь. Такому солидному дядьке, Джонатану Деккеру, казалось вовсе не к лицу читать сказки и думать о драконах с эльфийскими принцессами... Но я-то знал, пожалуй, лучше всех прочих — мальчишки и девчонки, вырастая, не забывают любимые сказки, просто стесняются об этом говорить.
— Да-да, к нам в редакцию на днях пришло письмо от вашего поклонника... шестидесяти пяти лет от роду...
— Именно так! Даже в шестьдесят пять в человеке живёт ребёнок, который страшно любит истории — да, о драконах и принцессах, о битвах и магии, о путешествиях сквозь время. Я подумал — а почему бы и нет? Что же плохого в этом? Должен быть такой мир, где найдётся место каждому — и беспечному ребёнку, и серьёзному мужчине, и деловой женщине в летах, и старику. Каждому.
— И у вас это получилось, Джонатан! Как вы думаете, почему столько разных людей влюбились в Амарру?
— Амарра — земля для всех. Только и всего. Каждый человек может найти на её островах, в её городах, морях и лесах что-то своё, важное. Все мы — жители Амарры. И не подумайте, что я хвастаю, — хотя уже наверняка удивились: «До чего нескромный писатель, бывают же такие!» Дело не во мне и даже не в моём выдуманном мире. Мне кажется, Амарру так любят потому, что она открывает людям глаза на мир — не тот, несуществующий, рождённый моей фантазией, а наш, реальный мир. На ту землю, что у нас под ногами, на наши моря, города, леса... Ведь эта реальность ничуть не менее прекрасна, чем Амарра. И вся она открыта перед вами. Да, у вас нет волшебного камня, чтобы призвать ветер, вы не умеете открывать порталы, варить зелья и прыгать из настоящего в прошлое. Но вы можете — правда, поверьте мне, я знаю, о чём говорю, — ступить за порог вашего дома и отправиться куда глаза глядят. На поезде, на самолёте, на лайнере. С рюкзаком за спиной или налегке. Вы можете — вот так просто — пойти навстречу приключениям: искать легенды, открывать новые страны, покорять вершины, ходить нехожеными тропами и карабкаться до самых дальних горных пиков. Вы можете — всё. Вы такие же Искатели Легенд, как Джайден и его друзья, вы такие же храбрые мореплаватели, как Эльмир и Эрин, и весь мир открыт перед вами. Вся вселенная. И нет пределов. Нужно только не бояться — не важно, десять вам лет, двадцать или семьдесят — поглядеть по сторонам, увидеть, как мир чудесен, и сказать себе: «А может, попробуем? Где наша не пропадала, вперёд!»

*

…От Изумрудного моря до Алмазного, подпирая спиной Радужные горы, раскинулась Амарра. Стеклянным морем омыта она с четвёртой стороны, но что там, за синими волнами, за серебристо-лазурным небом, за тонкой линией горизонта… не знает никто.
В горном краю было с десяток маленьких деревушек: дома, крытые черепицами, узкие тропинки, пёстрые садики, весёлый смех и пляски у трескучих костров. В одной такой деревне с диковинным названием — Предел — жил мальчик по имени Джайден. Только тринадцать лет стукнуло ему, но весь Предел уже за голову хватался — за какие грехи им такой неугомонный ребёнок? Чуть свет, он уже на ногах, носится по деревне, вопросы странные задаёт: куда, когда, зачем да почему… И ничего, может, не было бы странного в бесконечных вопросах, но спрашивал Джайден не о том, что знали взрослые, и не о том, что обычно волнует ребят.
— Почему наша деревня называется так? — приставал он к отцу, торговцу в мясной лавке. — Предел чего? Для кого она служит пределом? И что будет, если Предел, деревню, преодолеть и пойти дальше, в горы?
— А что там, за горами? — теребил Джайден мать-домохозяйку. — Там кончается Амарра и начинаются новые земли?
— Почему, — выпытывал паренёк у Томаса-кузнеца, — на горных тропах раскиданы эти чудные камешки? Почему они разноцветные? Зачем они нужны?
Почему одна из Радужных гор так похожа на дракона — может, неспроста? Откуда взялось название водопада на окраине деревушки — Алинэйя, значит ли что столь нездешнее слово? Можно ли переплыть Стеклянное море и пересечь линию горизонта, чтобы найти… А что находится за Стеклянным морем, почему путешественники на своих быстроходных кораблях ещё не бывали там? Кто такая Сильванна, в честь которой назвали речку, узкий серебристый поток, отсекающий Предел от соседней деревни Алой?
И ещё тысячи вопросов. Отец и мать Джайдена, как и другие жители Предела — даже сам староста — не могли ответить на них. Они совали в руки Джайдена книжки с легендами и сказками, много лет бытовавшими в Пределе, — почитай, мол, вот и узнаешь всё о наших краях. Конечно, никто всерьёз не верил в легенды: в то, что Сильванна была чародейкой, слишком любившей жизнь, чтобы умереть в свой срок, и потому навеки ставшая рекой; в то, что гора Дракон и вправду большой ящер, заснувший давным-давно, спящий, пока что-то – или кто-то — его не разбудит; в то, что пёстрые камни Радужных гор призывают ветер, указывают на клад, зарытый в земле, лечат все хвори, делают невидимым, помогают заглянуть в будущее… ведь их там, в горах, разбросал некогда колдун-чужеземец Кирдан.
Красивые сказочки на потеху детей. Истории, в которых обычные вещи — река, гора, камни, водопады — становятся чем-то иным, волшебным. Зачитанная до дыр книжица побывала в руках всех жителей деревни, но вот уж много лет валялась в кладовке у старосты. Люди в Пределе были слишком заняты, чтобы читать сказки, и слишком погружены в повседневные хлопоты, чтобы думать о прошлом родных земель.
Но Джайден в свои тринадцать лет поклялся себе, что непременно узнает о Пределе всё. Узнает правду.
И Джайден был такой не один. Своим безумным любопытством он заразил соседскую девочку Кейру, а там и другие — Алаис, сёстры Мори и Марика — присоединились к их компании. Они решили между собой, что будут искать легенды, — ведь что такое затрёпанная книжка, в которой, наверное, нет и слова правды? А нужно понять, как всё было на самом деле. Может, все эти легенды и сказки — чушь. Может, все эти легенды и сказки — не выдумка, а прошлое, безнадёжно угасшее в памяти живущих. Может, правда так велика и прекрасна, что люди не способны её даже вообразить.
В краю, что раскинулся у самого подножия Радужных гор, жили простые, неучёные, люди, и книг почти никто не читал — не до того было. Казалось, о книгах тут вовсе и не слышали; если нашёлся бы любитель чтения, жадный до знаний, пришлось бы ему отшагать сотни миль до Тамрина, столицы Амарры. Именно там, в большой библиотеке, на тысячах полок, стояли тома обо всём на свете. Но отыщется ли в Тамрине хоть что-то о Пределе, деревушке крохотной, мало кому известной, а если известной — то из-за странного названия и только. Так быть не может, решили Джайден и его друзья, должна же быть и у Предела история, у всего горного края с его маленькими деревнями, шумными водопадами, густыми лесами и струистыми речками.
Она действительно была. И никуда не исчезла за много лет — о ней перестали помнить люди, но не книги. В старом сундуке у бабки Денны, которая махнула рукой — копайтесь, мол, раз вам в голову взбрело, — ребята нашли книгу. Листы пожелтевшей бумаги, стянутые шнурком, такие тонкие, что едва-едва не таяли в руках… бабка Денна не помнила, откуда они взялись у неё, как угодили в сундук и почему пролежали нетронутыми столько лет.
С этой-то книги из пыльного сундука и началась история Искателей Легенд...
На древних листах была записана легенда о Кирдане, чародее, якобы пришедшем из иных, далёких, земель в Радужные горы. Оказалось — Кирдан и в самом деле был. Оказалось — легенда вовсе не легенда, а правда… всё, всё правда — и про волшебника с его затейливой магией, и про камни, впитавшие чары; возьмёшь в руку синий камень, легонько сожмёшь — и взовьёшься в воздух, как птица, возьмёшь зелёный — и ветер примчится на твой неслышный зов, возьмёшь красный — и туманная пелена будущего расступится перед тобой…
Всё — правда.
Не одна бабка Денна хранила, сама того не зная, сокровища в забытых сундуках. Лихим ветром ворвались Джайден и компания в дома своих соседей, решительно требуя одного: дайте нам старые вещи, треснутые шкатулки, лари, от которых давным-давно потерян ключ, бумаги, брошенные на дно корзины для растопки… Дайте нам обыскать чердаки, заглянуть в шкафы и буфеты, пощупать скрипучие половицы, — а что, если там… И там порой находились книги. Листы, исписанные чьей-то неизвестной рукой. Сокровища.
Языки в горном краю то и дело сплетались друг с другом, врастали один в другой. Немало времени нужно было потратить ребятам, чтобы разглядеть смысл, скрытый в старых книгах, в словах, утраченных или поменявших значение. Пришлось искать знатоков, ещё помнящих прежние наречия… пришлось в конце концов покинуть Предел и отправиться в другие деревни, в другие места, чтобы собирать по крупицам правду.
Родители не хотели отпускать их. Шутка ли — самому старшему в компании, Алаису, только стукнуло семнадцать, остальные и вовсе дети; куда они пойдут одни, как?.. Но никто не сумел бы удержать ребят, и они ушли, обещая вернуться, когда их дело будет завершено.
Но будет ли? Вернутся ли они в Предел — деревню хоть и родную, но совсем крохотную, малую часть большого мира? Есть ли вообще предел в этом мире, есть ли границы, которые нельзя перейти, горизонты, за которые нельзя заглянуть?..
Они ушли, и много позже, годы спустя, когда они совершили, казалось бы, невозможное, в горном краю их прозвали Искателями Легенд. Джайден, Алаис, Кейра, Мори, Марика… они искали правду в книгах, а потом, когда книг им стало мало, отправились в прошлое; да-да, забыли о том, что так не бывает, и махнули в пучину лет, чтобы своими глазами увидеть, как всё было на самом деле.
И ещё долго люди повторяли, не только в горах, а во всех уголках Амарры, слова Джайдена, мальчишки, который в тринадцать лет приставал ко взрослым с глупыми вопросами.
«Предел — деревня у подножия Радужных гор; я не знаю и знать не хочу других пределов».

…Эльмир и Эрин, братья-близнецы из города Сиана, услышали об Искателях Легенд, когда были ещё совсем малы. Красивой сказкой казалась им история про ребят, не таких уж и взрослых, но дерзнувших бросить вызов неизведанному. «И мы будем такие же!» — решили между собой братья и затаились в ожидании: вот они вырастут, станут большими и храбрыми, и мир распахнёт перед ними двери. Двери в тайну.
Но чем старше становились Эльмир и Эрин, тем больше понимали — мир не торопится открывать никаких дверей. А может, дверей и нет вовсе. Да, Сиан был очень красивым и славным городом — домики с цветными крышами рассыпались вдоль берега Стеклянного моря, прячась в густой листве; рыбачьи лодки качаются на волнах, снуют шустрые рыбки в прозрачной до самого дна воде. Набережная Сиана всегда шумна и многолюдна: кричат торговцы, расхваливая приезжим свой товар, хозяева лодок зазывают на рыбалку или путешествие к диким пляжам; на солнце греются коты, старенький музыкант перебирает струны скрипки. Славный город. Многие жители Амарры мечтают поселиться здесь.
Но Эльмиру и Эрину Сиан не нравился — наверное, потому, что был он самым скучным местом на свете.
За внешней красотой таилась скука. Ничего не происходило в этом городе. Ни тайн, ни чудес, ни духа странствий в порывах ветра… Мечта братьев стать новыми Искателями таяла, словно дым.
— Ну нет там ничего, говорю тебе! И где только ты баек этих наслушался?
— Да всюду говорят — за Стеклянным морем, мол…
— Нет ничего за Стеклянным морем! Там кончается мир. Неужто, если б лежали там новые земли, наши путешественники не открыли бы их давным-давно?
— Говорят — и не злитесь, я же просто чужие слова повторяю, — что прямо посреди Стеклянного моря, аккурат у линии горизонта, где солнце садится в воду… ну, стена.
— Стена, значит? В море?
— Да помилуйте, не я же придумал… Люди говорят — стена. Прозрачная, будто и нет её, но никого, даже самый быстроходный корабль, не пускает. Уж и мучились моряки, обойти преграду пытались, и так и этак пробовали — а всё без толку. Не пускает. За стеной вода плещет, солнышко сияет, но нет нам, людям, туда ходу, нет, и хоть в лепёшку разбейся.
— Тьфу три раза на эти глупые сказочки. Слышал я и не такое, но только бабки старые у колодца этому верят да дети – вон, видишь, заслушались тебя мальцы.
Эльмир с Эрином и правда слушали, разинув рты. И только смущение от того, что их застукали, помешало им вцепиться в заезжего путника с вопросами: что, да как, да почему… Когда братья шли домой по тёмным улочкам Сиана, у них горели глаза, словно самые яркие фонари. Тайна! Загадка! Чудо и диковинка! Стена посреди моря не пускает корабли плыть дальше… в школе учили, что за Стеклянным морем нет ничего, и мир кончается этим морем, но что, если все они ошибаются и на самом деле там!..
Время шло, и братья узнавали о диковинке всё больше. Там словечко поймают, там вопросы нужные зададут, там подслушают… И оказалось, что Сиан — отнюдь не самый скучный город в Амарре, а может статься, самый интересный и самый важный.
Стеклянное море плескалось у подножия Сиана. Рыбаки выходили в море на своих маленьких лодках, но далеко не заплывали — рыбы водилось довольно, порой даже у самых берегов. Но так вышло однажды, что сильный ветер поднялся и унёс лодчонку старого Камилла намного дальше, чем обычно, в бурные воды. Одно весло треснуло, и усилия грести против ветра были напрасны; зашвырнуло бы лодку совсем далеко, сгинул бы Камилл… если бы какая-то невидимая преграда не остановила его. Не было там, посреди моря, ни камней, ни рифов, ничего; но лодка мягко ткнулась бортом и откатилась назад, хотя волны мимо неё бежали и дальше, за «стену».
Стих ветер, унялись волны, и Камилл вернулся домой, в Сиан, со странным своим рассказом. Ему, конечно, не поверили. Но нашлись всё же те, кто из упрямого желания доказать старику, что он де совсем спятил, сели в лодки и направились к «стене»; и что же? Остановила их стена, не пустила дальше, закрыла путь.
И потянулись в Сиан, сонный прибрежный городок, люди со всех уголков Амарры. Путешественники. Искатели приключений. Любопытные зеваки. Учёные из Тамрина. Даже колдуны из своей странной обители — Мелейи. Всем хотелось понять чудо, возникшее вдруг посреди Стеклянного моря; всем хотелось разбить стену.
Но сделать этого не смог никто — ни моряки на шустрых лодках и даже специально выстроенных кораблях; ни искусные пловцы-ныряльщики; ни колдуны со всеми их могучими заклятьями. Стена оставалась неприступна. На многие мили тянется она, обогнуть её нельзя, сломать тоже; только и оставалось, что глядеть на море по другую сторону. А море там… казалось совсем иным. Словно бы цвет воды менялся. И запахом дивным тянуло — сладковато-горьким, как осенние листья; там, за стеной, где кончалось Стеклянное море, лежали земли неизведанные, совсем непохожие на Амарру. Но как добраться до них?
Люди быстро бросили попытки и махнули на всё рукой. Разобрали по дощечкам корабли, запрятали в шкафы книги заклинаний. Что ж, нет и нет; столько лет жили, не зная, что за морем, и ещё столько же проживём. А быть может, там и нет ничего, стена — обман зрения, и тянется Стеклянное море без конца и края… в любом случае, людям не дано этого узнать. Не дано — и пытаться, значит, больше не следует.
И люди забыли о тайне Сиана — или, во всяком случае, сделали вид, что забыли, выкинули неудобную тайну из головы. Истории о попытках разбить стену звучали теперь как сплетни, досужие домыслы, сказки; любой, кто смел заговорить о землях по ту сторону моря, получал лишь насмешку в ответ.
— А если они не ошибаются? — спрашивал Эрин у Эльмира, когда они вдвоём сидели на носу отцовской лодки и глядели в сторону горизонта. — Если там действительно — ничего? А стена — всего лишь… ну, не знаю, мираж?
— А если — правда? — отвечал ему Эльмир. И одного только этого «если правда», одной возможности хватало, чтобы мечта затрепыхалась у братьев в груди, вновь ожила и расправила крылья.
— А если у нас не получится? — спрашивал Эльмир у Эрина, когда они вдвоём сидели у края набережной, свесив ноги в воду. — У самых опытных путешественников не вышло, и магия оказалась бессильна… что можем мы?
— А если получится? Если мы – можем? — отвечал ему Эрин. И одного этого «если получится», одного предчувствия хватало братьям, чтобы вера в свои силы и тайну вновь окрепла и сделалась нерушимой.
Конечно, у них не было ничего — ни карт, ни приборов, ни волшебных заклятий; только безумное желание и безумная храбрость. Эрин и Эльмир никому не сказали про свою затею; в час затишья, когда весь Сиан отдыхал от жары и дневных трудов, они вышли из дома потихоньку, запрыгнули в отцовскую лодку и цепко взялись за вёсла. Один удар по волнам. Второй. Третий. Тучи брызг взмывали в небо, шелестела вода у бортов лодки, и братья мчались вперёд… не зная, что ожидает их там, впереди, но зная точно — ожидает что-то.
Они плыли и продолжали разговор, шедший между ними уже давно. Как прорваться сквозь стену? Что нужно сделать, чтобы пересечь Стеклянное море? Почему до сих пор ни у кого это не получилось? Это вообще возможно?
Эрин и Эльмир равномерно взмахивали вёслами, не отрывая взгляд от горизонта. Братья не знали точно, где находится стена, потому ожидали каждый миг — вот сейчас их лодка натолкнётся на невидимую преграду, и дальше пути не будет… Минута шла за минутой, волны пенились у бортов, руки уже начали уставать от гребли, а стены всё не было. Эрин и Эльмир пытались вспомнить, как об этом было сказано в историях; неужто стена в самом деле так далеко?
Минута шла за минутой.
— Смотри! — внезапно крикнул Эрин, вскакивая и роняя в воду весло. Эльмир поднялся на ноги тоже; братья вглядывались в морской простор впереди и не могли поверить своим глазам.
Прямо из прозрачных волн моря вставал город. Почти мираж, плохо видный с такого расстояния. Он дрожал и размывался в воздухе и всё же определённо был: низенькие дома, башни с реющими флагами, силуэты кораблей у причала… Город. Самый настоящий город. Там, где не должно и не могло быть никакого города; ведь сколько людей плавало, сколько возвращалось ни с чем, так почему же?..
Братья посмотрели друг на друга и, не сговариваясь, оглянулись назад. Не было больше видно Сиана с домиками и рыбацкими лодками у берегов; только море, бескрайнее, спокойное, лежало у Эрина и Эльмира за спиной. Они плыли так долго, что оставили свой дом далеко позади. Они плыли и, сами того не заметив, разбили неприступную стену посреди моря. А может, стена стоит до сих пор на своём месте, но их, двух мальчишек в старой лодчонке, пропустила.
Почему? Как же это вышло? Никто не мог, а им, детям, удалось, хотя ничего у них не было, кроме лодки, упрямой, глупой, как сказал бы отец, если бы знал, храбрости и уверенности: всё получится; там, за горизонтом, есть земля, и они её найдут.
— Эрин, мы…
— Представляешь, Эль, нам…
Братья не сумели закончить фразы и только глядели друг на дружку с огнём в глазах. Они поймали чуть отплывшее в сторону весло и принялись грести с удвоенной силой. Вперёд, вперёд, к новой земле, которую они, первые и единственные в Амарре, сумели открыть. Вперёд! Сколько новых тайн и приключений ждёт их там, на берегу!
Эрин и Эльмир плыли к чудному городу на той стороне Стеклянного моря; они так и не узнали, что же именно открыло им, мальчишкам с одной лишь лодкой да храбростью, ворота сквозь стену. Они не знали, но мы-то знаем — для смелых, дерзких, верящих в тайну и чудо путников всегда будут открыты любые дороги.

*

Школьный день начался как обычно — с выволочки от мистера Фостера. Все учителя не жаловали Майкла — за опоздания на уроки, вялость, "отсутствие мотивации" и "вечно испуганный вид", но мистер Фостер, географ, испытывал к нему особенно сильные чувства. Ему и повода не нужно было, чтобы вызвать "новичка" к доске и отчитать перед всем классом — в этой подчёркнуто-снисходительной манере, которую Майкл ненавидел.
— И что же вам, мой мальчик, снова помешало сделать домашнее задание? А на уроках вы слушаете, позвольте спросить? Уже вторую неделю мы работаем с картой, и только вы, мистер Майкл Финч, не можете найти на ней даже собственную страну!
Майкл мог найти на карте Америку, как и другие страны, — но голос мистера Фостера, резкий, словно визг пилы, выметал знания у него из головы. Начисто. Майкл стоял у доски и краснел, а одноклассники смеялись над ним... как всегда.
Перемена прошла в попытках выбраться из шкафчика, куда его с весёлым гиканием затолкали Джек Торн и компания. Вторая перемена —в попытках избежать ещё одного заключения в шкафчике. Обед принёс лишь разлитый на сумку с учебниками компот (мы случайно, Майки, прости нас, только, пожалуйста, не распускай нюни) и демонстративное нежелание садиться с "новичком" за один столик. На последних уроках Майкл вертелся, поглядывал на часы, изо всех сил удерживал липкий комок рыданий в горле и судорожно размышля, как же ему избежать стычки с Джеком у крыльца школы.
Ничего, в общем, нового не случилось в этот день; обычный распорядок школьной жизни Майкла был именно таков. Год назад они с родителями перебрались в новый город, оставив позади всё знакомое, привычное и любимое; Майкл пошёл в новую школу и каждый раз за ужином врал, скрывая правду о том, как происходит его "адаптация в коллективе". Да никак не происходит. Он старался всем приветливо улыбаться, делиться маминым печеньем и комиксами... он не делал ничего такого, за что можно было его невзлюбить, и тем не менее очень быстро стал самым главным "любимчиком" школы.
Может, так вышло потому, что Майкл никогда не давал сдачи — да просто не умел, — от злых слов втягивал голову в плечи, сжимался в комок и дрожал, как затравленный охотниками заяц?
И было только одно спасение — библиотека.
Вечером Майкл сидел на стареньком диванчике у окна и держал на коленях книгу — в потёртой, захватанной руками, но по-прежнему яркой обложке. Он взял её на одной из самых дальних полок библиотеки — там она стояла, покрываясь пылью, не нужная никому... Одноклассники посмеялись бы над Майклом, если бы узнали, чем он занят после школы. Они-то гоняют в футбол, в кино, может быть, собираются, в гостях у кого-нибудь из шумной компании пьют лимонад. Майкл тоже любил играть в футбол, пить лимонад, да и фильмы в кинотеатре смотрел с большим удовольствием. Но никакие движущиеся картинки, подумал он, раскрывая книгу, не заменят ему историй.
Таких, например, как эта.
… Погладил Джайден спину спящего дракона, а тот, словно только и ждал этого, неспешно потянулся, приоткрыл один из своих серебристо-зелёных глаз и с любопытством взглянул на мальчишку.
… у Кейры загорелись глаза, — так, как всегда бывало, если в голову ей приходила Мысль.
— Кажется, я поняла, как нам узнать, правдива ли легенда о Сильванне.
— И как же? — с недоверием спросил у неё Джайден и выгнул бровь — Кейра хоть и была умна не по годам, а всё-таки младше его, и неужто она сумела придумать что-то, о чём и помыслить не мог он сам?
— Это же очевидно, Джай. Раз книги и люди не могут рассказать нам правды — раз правды в настоящем нет, — значит, мы должны отправиться в прошлое.
… И прозвали их Искателями Легенд, и слава о них разлетелась по всей Амарре, и сотни детей во всех городах и деревушках хотели быть похожими на них. В любом месте, через которое проезжали Искатели в своих бесконечных странствиях, их встречали улыбкой, смехом и, конечно, вопросами: расскажите нам, что вы видели, расскажите нам сказку, что оказалась правдой!
Майкл читал, пока не вернулась с работы мама, а после ужина снова затерялся в книге, забыв и про уроки, и про домашние дела, и про всё на свете. Он забрался в постель лишь поздно ночью — и почему-то без страха, терзавшим всякий раз перед школой. Обычно Майкл, едва касаясь головой подушки, чувствовал, как покрывается холодным потом тело, как тревожные мысли мечутся в голове: надо бы завтра после уроков проскользнуть через двери физкультурной раздевалки, чтобы Джек и его компания не успели... и как-то нужно не попасться на глаза Лайзе, самой вредной из девчонок класса... а ещё нужно, чтобы мистер Фостер...
Сегодня Майкл засыпал спокойно и без тревог. Сегодня он не боялся школы — ведь Джайден и его друзья пережили куда более серьёзные опасности, чем насмешки одноклассников и сердитые учителя. А Майклу очень хотелось однажды стать таким же храбрым, как Искатели Легенд.

— Да ты... ты... совсем с катушек слетела, Линдси! О чём ты вообще думаешь? Уж явно не о наших родителях — вот что они почувствуют, когда их дочь...
Линдси стояла спиной к сестре и тихонько улыбалась, складывая одежду в чемодан. Лора, если хотела, могла быть очень громкой и очень настойчивой — за двадцать два года своей жизни Линдси в этом убедилась. Лора явно унаследовала эти черты от отца с матерью, как и привычку проводить с младшей сестрёнкой воспитательные беседы каждый раз, стоило Линдси принять какое-то своё решение. Пока Линдси жила дома, тем же успешно занимались родители, но стоило съехать от них и свести контакты к минимуму... дело в свои руки взяла сестра. И справлялась, надо сказать, на пятёрку с плюсом.
«Нет, Линдси, этот Дерил тебе не подходит, я-то в него не влюблена и ясно вижу...»
«Но, сестрёнка, зачем тебе перебираться в другой город? Чем тебя не устраивает наш? Подумай хорошенько, я бы на твоём месте...»
«По-моему, тебе не стоит устраиваться на эту работу, милая. Поверь мне и моему жизненному опыту. Будет лучше, если ты...»
Лора привыкла, что Линдси всегда слушает и покорно кивает. Во всех случаях, кроме того побега из дома несколько лет назад, ей удавалось настоять на своём. Понятно, почему сейчас она так громко кричит и едва не лопается от злости.
— Франция? Что ты забыла во Франции? Да ты хотя бы знаешь французский язык, дурёха?!
Линдси молчала, но огонь ярости Лоры разгорелся от этого ещё сильнее.
— И что ты будешь там делать совсем одна, без семьи, без дома, без поддержки? Ты не справишься, глупая, и месяца не пройдёт, как захочешь обратно, а будет уже...
— Поздно? — Линдси защёлкнула чемодан и повернулась к сестре с улыбкой. Она пыталась придать лицу серьёзное, даже суровое выражение, но улыбка лезла сама собой. — Это уезжаю я на несколько лет позже, чем следовало бы.
— Что?..
— Да, Лора. И не делай такое удивлённое лицо. Ты всегда знала, что я мечтаю о Франции, как и мама с папой знали, но... какая глупая мечта, Линдси, будь же реалисткой, у тебя не получится, ты не сможешь, выброси эти мысли из головы... И так — всю жизнь.
— Да мы просто...
— Просто заботились обо мне. Конечно, Лора. Так заботились, что почти вынудили меня отказаться от своей мечты. Но, к счастью, нашёлся советчик более убедительный, чем вы.
— И кто же? — с насмешкой спросила сестра. Она, видимо, уже готовилась свергать авторитет «советчика», упирая на его глупость и недальновидность; то ли дело она, уж она-то лучше знает...
— Джонатан Деккер, прошу любить и жаловать.
Лора, конечно, подумала, что сестра над ней издевается; с недоумением таращилась на книгу, которую ей протянула Линдси, и в первый раз в жизни казалась растерянной.
— Деккер?... Автор этой книжонки, что ли? Ты с писакой связалась, Линдси? Что ж, понятно теперь, кто задурил тебе голову этими идиотскими фантазиями...
— Нет, Лора, я не знакома с мистером Деккером — а жаль, конечно, я бы ему спасибо сказала от всей души. Мне помогла книга.
— Я не...
— Я знаю, что ты не поняла. Извини, мне пора на самолёт. Передай матери с отцом... ну, что-нибудь передай. Пока.
В салоне самолёта Линдси перелистывала страницы книги. И улыбалась. Перед глазами мелькали строчки, знакомые, перечитанные по сто раз... такие важные; в конечном итоге — самые важные из всего, что читала Линдси за двадцать два года своей жизни.
«Но почему мы должны остановиться, Ал? Мы же так об этом мечтали, все мы... столько лет шли к этому... а теперь от всего откажемся и повернём назад только лишь потому, что какие-то люди — пусть взрослые и якобы более умные, пусть якобы лучше знающие, что нам нужно — сказали «нет»? Разве можно предать свою мечту из-за такого пустяка? Да есть ли на свете причина совершить такое предательство?»

— Как думаешь, — спросил Фред у Саманты, пристально разглядывая себя в большом зеркале в прихожей, — что скажут об этом соседи?
— А это имеет какое-то значение? — откликнулась жена, поправляя складки и смахивая пылинки с собственного костюма.
— Нет, милая, не малейшего. Да и всё равно на вечеринку мы их не пригласим — вот ещё, обойдутся!
— Правильно говоришь, Фредди. Нам и без этих старых зануд весело будет, верно я говорю или нет?
— Совершенно верно, Сэм, услада глаз моих! Нам будет ОЧЕНЬ весело.
Им действительно было весело. Сначала они торжественно вкусили ужин, который приготовили сами, старательно прочитывая вдоль и поперёк главу, в которой Искателей Легенд пригласили на приём к самому королю Адвину; рецептов в этой главе, конечно, не было, но жизненный опыт Фреда (работа в закусочной в студенческие годы) и капелька фантазии помогли справиться с задачей.
Вторым пунктом программы был квест, над которым супруги корпели всю неделю до Хэллоуина, да ещё в тайне друг от друга; а это сложно, если браку тридцать лет, вы живёте вместе и знаете своего партнёра как облупленного, в том числе и все места, где он может прятать свои маленькие секретики. И всё же Саманте удалось сделать Фреду настоящий сюрприз, да и Фред постарался не хуже.
— Ну как я могу помнить, в какой главе они отправились в библиотеку Тамрина? Я уже не девочка, Фред, и память у меня не девичья, мог бы и понимание проявить!
— Ничего, старушка, тебе полезно тренироваться. Ну и сама хороша — как звали того парня, от которого Эрин и Эльмир услышали о стене?.. Ты бы ещё спросила о пятом стражнике в седьмом полку королевской гвардии, в самом деле!
— И тебе полезно тренировать внимание, мой дорогой, — в книге любая мелочь важна, чтоб ты знал!
После этого Сэм и Фред разыгрывали друг перед другом сценки — самые любимые эпизоды из истории Амарры. Саманта смеялась до колик в животе, когда Фредерик принялся размахивать игрушечным (купленным в магазине для детей за пару центов) мечом, поражая злого колдуна; колдун был невидим, а Фред уже не молод, поэтому зрелище получалось вдвойне комичное. Фред же аплодировал стоя, все ладони себе отбил, когда Сэм весьма достоверно изобразила столкновение храброй героини с солдатами короля; если учесть, что и за героиню, и за солдат выступала Саманта, её изворотливости мог позавидовать любой актёр.
Супруги и не заметили, как наступил вечер; слегка покряхтывая от усталости и боли в натруженных мышцах, они устроились на веранде подышать свежим воздухом. И, конечно, немедля наткнулись на любопытные взгляды соседей из окон: любопытные, недоумённые и даже брезгливые.
— Мне кажется, Сэм, — протянул Фредди насмешливо, — миссис Дорман очень понравились наши костюмы.
— Да и мистер Салливан, судя по всему, их тоже оценил.
Они переглянулись и прыснули, как школьники, едва сдержав желание показать язык старым занудам из соседних домов.
— Фредди, — сказала Саманта через пару минут приятного и понимающего молчания, — нам, наверное, надо бы уже вернуть Лиаму его книжку.
— Да, надо бы, — протянул в ответ муж.
Лиам, мальчишка десяти лет от роду, с месяц назад, навещая бабушку и дедушку, забыл у них на диване изрядно потрёпанный томик. Саманта и Фред хотели тут же позвонить Кристине, своей дочери, чтобы она забрала потеряшку, но перед тем решили взглянуть — что же такое интересное читает их любимый внучок? И уже несколько недель они никак не могли собраться и вернуть находку; не потому, что забывали, а потому, что очень уж она понравилась им самим. Вот и этим вечером, созвонившись с дочерью, Сэм ни слова не сказала о книге. В конце концов, интересы Лиама менялись со скоростью света, и он наверняка читает уже что-то другое, а про Амарру, волшебную страну, давным-давно забыл...
— Как прошёл ваш день? — спросила Кристина. — Мне так жаль, что мы не смогли выбраться... Вы, наверное, в гости ходили?
— Нет, милая, нам с твоим папой и вдвоём хорошо.
— Да? Ну... как скажешь, мам. Рада, что у вас всё хорошо. А в сочельник мы обязательно...
Саманта улыбнулась, вешая трубку, — не с печалью, нет, скорее с пониманием. Конечно, их дочери, молодой и полной сил, окружённой всегда шумными компаниями и поклонниками, сложно поверить, что её родители, старые, больные, на пенсии, могут быть счастливы. Наверняка Кристина думала — они уже утратили вкус к жизни и всего лишь тихо, мирно, скучно доживают свой век, занимаясь тем, чем положено заниматься в шестьдесят пять лет. Бабушка вяжет, дедушка читает газету и смотрит телевизор... И уж точно, думала Сэм, возвращаясь в спальню к мужу, дочь и представить не могла, что её родители будут скакать с игрушечными мечами на перевес в костюмах героев из детской книжки.
Да они и сами, честно говоря, не могли такого представить ещё какой-то месяц назад.

*

— Д-добрый день, мистер Деккер.
— И тебе не хворать. Ты, что ли, тот наглый юнец, которому удалось довести мою секретаршу до белого каления?
— Ну, просто...
— Просто звонил в мой офис не меньше двух сотен раз, пока бедняжка Сьюзи не сдалась и не соединила тебя со мной напрямую. Что ж, вот он я. Ты хотел встретиться со мной, а мне, на твоё счастье, совсем нечего делать по выходным.
— Я очень благодарен вам, мистер Деккер, знали бы вы, какая честь...
— Знаю-знаю, малыш. Знал бы ты, от скольких восторженных юнцов я выслушивал благодарности — придержал бы язык... Тебе нужен автограф? Валяй, подпишу любую книжонку, если ты прихватил её с собой.
— Мне... с-спасибо, мистер Деккер, но я просто хотел... поговорить с вами.
— Поговорить со мной? О чём же, мальчик?
— Об Амарре.
— …
— Это, наверное, звучит неожиданно, и всё же...
— Ха. Как раз вполне ожидаемо. Уже много лет тысячи людей со всего света хотят говорить со мной об Амарре. Письма пишут... но, признаться, ради беседы о моей сказочке ещё никто не пускался на такие ухищрения, как ты.
— Сказочке... Мистер Деккер, послушайте... я хотел бы знать... вы же не думаете так на самом деле?
— Ничего себе поворот событий! Чего не думаю, малыш?
— Вы же не всерьёз называете Амарру... сказочкой?
— Да куда уж более всерьёз.
— Но...
— Брось, парень. Неужто ты не читаешь газет? Не пользуешься интернетом? Давным-давно все издания и сайты пестрят громкими заголовками о том, что великий писатель, мол, расправился со своим детищем и выбросил его на помойку.
— Но я думал, что газеты...
— Обманывают? Приукрашивают факты? Раздувают досужие сплетни? Да, с ними случается, но не в этот раз. Боюсь, они сказали чистую правду. Я больше не пишу. И мне, малыш, совсем не хочется говорить с тобой об Амарре — ни с кем не хочется.
— …
— Судя по твоему лицу, я разочаровал тебя, милый юноша? Ты смотришь так, словно ожидал увидеть не Джонатана Деккера, а кого-то совсем другого.
— Простите, сэр, но... именно Джонатана Деккера я ожидал увидеть. А вижу кого-то совсем другого.
— Даже так? Ну, если Джонатан Деккер в твоём понимании — что-то вроде тебя, юнец восторженный, мальчишка с большими глазами и пальцами в чернилах, готовый очертя голову кинуться в новые сказки об Амарре... Спешу тебя расстроить — да, я больше не такой.
— Но... почему, сэр? Как же так получилось? Я хочу сказать... мы зачитывались вашими книжками, мы читали все ваши интервью, и там вы говорили...
— Иначе. Да, парень, я говорил иначе. Это было пять лет назад, и мне уже пятьдесят — понимаешь, пять десятков лет я прожил на свете. Пора встать обеими ногами на землю и выбросить из головы наивные выдумки.
— Не может быть... вы же сами говорили...
— Ну, что я говорил? Неужто ты наизусть все мои интервью помнишь?
— Помню! И вы говорили: «Мальчишки и девчонки, вырастая, не забывают любимые сказки, просто стесняются об этом говорить».
— Да глупости всё это... Как тебя зовут, парень?
— Саймон.
— Глупости всё это, Саймон. Мальчишки и девчонки вырастают — они должны вырастать, браться за ум и жить реальной жизнью, а в нашем мире, мальчик, нет ни волшебных легенд, ни порталов в другие миры, ни путешествий во времени. Их просто нет. И сколько бы книжек ты не прочитал, как бы сильно не верил в сказки... они, сынок, не сбываются, и только осознав это, человек становится по-настоящему взрослым.
— Но вы же говорили... Амарра — земля для каждого, и для детей, и для стариков... Она нужна всем.
— Да мало ли чего скажешь для красного словца... журналисты, знаешь, любят патетику, цветистые фразы, всякую чепуху про мечты и магию воображения. Только нет никакой магии. Есть буквы в книжке, слова на бумаге — они мёртвые, Саймон, они всего лишь рассказывают историю, а не меняют мир. Сомневаюсь, что был хоть один человек, чья жизнь изменилась от моих глупых сказок про вымышленную страну.
— Такие люди есть! Вы даже не представляете, сколько нас...
— Вас? Таких же неоперившихся птенцов, как ты? Ничего, сынок. Тебе сколько сейчас, двадцать?
— Двадцать один...
— Ещё совсем наивный и зелёный. Пара-тройка лет — и ты начнёшь думать о женитьбе. Ещё годик-два — и у вас с какой-нибудь Мартой, Сарой, Дженни пойдут детишки. Ты устроишься на вторую работу, чтобы содержать семью, вечера будешь проводить у телевизора, выходные — на рыбалке, или на пляже, или в деревенском домике твоей матушки. Работа, друзья-приятели, футбольные матчи, школа для детей, колледж для детей, свадьбы детей... Оглянуться не успеешь — а жизнь уже прошла. И не найдётся, поверь мне, в этой жизни времени, чтобы читать, а тем более писать бесполезные книжки. Если уж читать — то серьёзную литературу, она хотя бы развивает интеллект.
— Но вы же писали... столько лет посвятили Амарре...
— Таким же наивным и глупым был, как ты. Только моё детство затянулось, к сожалению, — «вечный мальчишка» называла меня Донна, пока мы не поженились.
— А теперь?
— Что — теперь?
— Ваша жена называет вас так теперь?
— Нет, малыш, не называет — ей больше незачем. Она наконец получила нормального мужа и стала счастливой, ну а я...
— А вы?..
— Я тоже счастлив. Да. Я счастлив, Саймон, здесь, в реальном мире, и никакие вымышленные вселенные мне больше не нужны. Свой эскапизм я, к счастью, давно перерос.
— …
— Ну, поболтали и ладно. Если ты больше ничего не хочешь от меня услышать, я...
— Мистер Беккер, отдайте мне Амарру.
— Что?.. Я ослышался, или ты сказал...
— Я сказал: отдайте мне Амарру. Пожалуйста. Если вымышленные миры вам уже ни к чему, отдайте этот мир мне!
— В каком смысле отдать, парень? Она и так твоя — бери, зачитывайся сказками сколько душе угодно.
— Нет. Я хочу не только читать об Амарре. Я хочу писать о ней.
— Что?..
— Вы же сами сказали, что не хотите больше писать. А я — хочу. История не закончена, нельзя вот так просто взять и бросить её... незавершённой.
— Почему же нельзя?
— Просто — нельзя. Она должна продолжаться. Столько людей по всему миру хотят узнать, что будет дальше с Эрином и Эльмиром, с Джайденом, Кейрой, Алаисом... Да и Амарра — такой большой, такой чудесный мир! Сколько ещё путешествий, открытий, находок, волшебства может случиться там? Пожалуйста, позвольте мне написать об этом за вас. Написать новую историю об Амарре!
— Ничего себе... признаюсь, ты смог удивить меня, парень. Далась тебе эта Амарра... Забирай. На здоровье. Можешь даже подписывать книжки моим именем, если угодно, только, бога ради, оставь меня в покое. И не звони моей секретарше. Вообще... не попадайся мне больше не глаза.
— Спасибо, мистер Деккер, я... не буду. До свидания!
— Постой, Саймон...
— Что, мистер Деккер?
— Пускай... пускай это будет хорошая история, ладно?
— Конечно. Я обещаю вам.

*

Эрин в отчаянии поглядел на брата и больше из упрямства, чем с какой-то целью, взмахнул веслом. Вот уже несколько часов назад штиль воцарился на море — не было ни ветра, ни шелеста, ни плеска... мало того — и сама вода не двигалась тоже. И воздух. И облака на небе. Мир застыл. И словно бы не морю плыли братья в своей лодке, а по вязкому, неподатливому киселю. Эрин пытался, Эльмир пытался, но в вместе, и в одиночку они не смогли сдвинуть своё судёнышко даже на дюйм. Она замерла, как и мир вокруг. Дразнящие силуэты города были совсем близко — казалось, лишь руку протяни... двух, трёх взмахов весла хватило бы, чтобы лодка уткнулась наконец в новый, неизведанный берег.
Но воздух и вода замерли, время тоже как будто остановилось. Умерло. Неужто, думали братья, и руки у них опускались сами собой, наше путешествие закончится так? Мы ничего не узнали, не открыли, мы так и не взглянули своими глазами на чудный город из сказок... почему? Может, потому, что какие-то пределы, неодолимые границы всё-таки существуют?
Эрин посмотрел на бледного, уставшего Эльмира и взмахнул веслом — не надеясь уже ни на что. И едва не шлёпнулся на дно отцовской лодки. Весло погрузилось в воду, легко, как нож в масло, рассекло танцующую волну и взметнуло тучи брызг. Лодочка тронулась с места, подпрыгнув на воде, и скользнула ещё ближе к берегу.
Братья обменялись взглядами и дружно рассмеялись от облегчения. Всё хорошо. Мир жив. Дорога продолжается. Их история продолжается. И вот уже башни, корабли, флаги засияли на солнце, вот уже незнакомые люди, обитатели нового Города, высыпали на пристань и замахали путникам руками.
Всё хорошо. Дорога продолжается. Потому что правы были Искатели Легенд — пока этот мир живёт, нет и не будет в нём никаких пределов.

@темы: творчество

---

"Яма", Александр Куприн

Без прикрас, без заискиваний, без обеления или, наоборот, излишнего очернения той и другой стороны рассказывает Куприн о жизни одного публичного дома в Ямской слободе. Попросту — в Яме. Содержит заведение Анна Марковна, солидная дама, бывшая проститутка, обитают там девушки самого разного возраста, характера и склада ума, посещают его самые разные мужчины: студенты загульные, чиновники серьёзные, семьянины добропорядочные, солдаты, врачи, учителя, судьи...
В романе нет общего сюжета, это скорее сборник зарисовок о проституции как явлении, с размышлениями автора, с россыпью персонажей, не только, впрочем, самих проституток, а ещё и других, тех, кто тем или иным образом оказался связан с ними. Вот знаменитая актриса, дама в мехах и золоте, и её шумная компания, от скуки решившие заглянуть на дно мира, в публичный дом, в Яму, чтобы ужаснуться и вернуться потом спокойно в свою сытую, богатую жизнь. Вот весёлые студенты, нередко кутящие у Анны Марковны, и внезапно один из них воспылал вполне искренним сочувствием к бедным девушкам и решил помочь им — хотя бы одной, — спасти, вытащить. Вот случайные любовники проституток, а то и те, к кому они испытывают сильные, серьёзные чувства, вот мальчишка, совсем ещё юный и желторотый, решивший в первый раз познать женщину.
Галерея образов и сюжетных линий. И самая сильная из них, пожалуй (не столько по накалу чувств, сколько по глубине проработки) — история с Любкой, простой и довольно глупой девчонкой, которую вызволил из публичного дома студент Лихонин. Лихонин полон благородных помыслов, великих идей — как он научит Любку писать, читать и считать, подыщет для неё квартиру и дело, как будет любить её братской любовью и жить с ней бок о бок, словно с дорогой сестрой... Только вот все высокие чувства Лихонина разбиваются о его же банальную похоть. А ещё о глупость и ограниченность самой Любки.
Да, Куприн не льстит своим героям, не пытается нарисовать глянцевые картинки вместо живых людей. Проститутки у него разные, и рядом с умной Тамарой, хищной и своенравной Женькой есть глупышки вроде Любки, помешанные вроде Пашки, дикие совсем, необразованные, умеющие только соблазнять и жеманно хихикать... Куприн честен. Но девушек ни в чём не обвиняет, а лишь разводит руками и вздыхает горестно — да, они такие. А как им другими быть? Почти всех растлили ещё в юности (а то и вовсе в детстве), оторвали от семей и родных мест, лишили шанса чему-то выучиться, поместили в грязную и противную обстановку публичного дома. С малых лет став проститутками, они не умеют жить иначе, не знают, что иначе можно, и даже если подвернётся шанс уйти... этот шанс — не гарантия, что девушка не вернётся обратно. Им нет больше места в "нормальном" мире, они к нему не приспособлены, они лишние там... и, конечно, им никуда не деться от косых взглядов и шепотков за спиной.
Вся пустота и гниль этого наизнанку вывернутого мира, в котором женщины — не люди, а вещи — нашли самое полное отражение в Женьке. Она — умная, сильная, волевая девушка, она сумела бы добиться в жизни многого, и кому, казалось бы, как не ей рваться на свободу, расправлять крылья и лететь как можно дальше от публичных домов. И Женька, наверное, могла бы... но просто не хочет. В конце концов она лишилась сил, лишилась даже самой себя — мерзость вокруг всю её выпила, не оставив ни проблеска живого чувства. Не человек это стал, лишь оболочка человека, бессмысленный, не осознающий себя механизм. Её дорога неизбежно вела к одному... и не только её — всех, в конечном итоге. Немного преувеличивая (что вполне допустимо в литературе) Куприн показывает полное падение дома Анны Марковны — вслед за Женькой, в том или ином смысле, гибли другие... никто не нашёл счастья, никому не было спасения.
Тяжёлое, горькое чувство оставляет после себя роман. Он написан прекрасно — и даже рваная структура ничуть не сбивает с толку, не мешает проникнуться всем и всеми, потонуть в этой безнадёге, этой бездушности и мерзости с головой. Я бы посоветовала читать его всем, кто пафосно рассуждает о том, что проституция, мол, дело добровольное, это профессия, проститутки счастливы, зарабатывая таким образом на жизнь, они сами это выбрали и если б захотели — давно бы ушли... Сильнее всего безысходность слышится в словах Любки, брошенных Соловьёву, который, как будто искренне, хотел помочь ей, пришёл, как Лихонин, и протянул руку. Только вот нельзя поверить и взяться за эту руку, если столько раз обжигался. Нельзя просто захотеть и уйти. Нельзя просто по одному желанию выкарабкаться из затягивающей на самое дно Ямы.

А вот я вам скажу, что меня, когда мне было десять с половиной лет, моя собственная мать продала в городе Житомире доктору Тарабукину. Я целовала его руки, умоляла пощадить меня, я кричала ему: «Я маленькая!» А он мне отвечал: «Ничего, ничего: подрастешь».

Ведь все они, которых вы берёте в спальни — поглядите, поглядите на них хорошенько — ведь все они — дети, ведь им всем по одиннадцати лет.

... я — публичная девка! Понимаете ли вы, Сергей Иванович, это ужасное слово? Пу-бли-чная!.. Это значит ничья: ни своя, ни папина, ни мамина, ни русская, ни рязанская, а просто — публичная! И никому ни разу в голову не пришло подойти ко мне и подумать: а ведь это тоже человек, у него сердце и мозг, он о чём-то думает, что-то чувствует, ведь он сделан не из дерева и набит не соломой, трухой или мочалкой!

@темы: книги