"Прежде чем я упаду", Лорен Оливер

Читая-смотря вещи вроде этой, я тихо радуюсь, что не живу в Америке и не хожу в местную старшую школу. Нет, так может случиться и в наших учебных заведениях, и где угодно, но... Америка - стандартно центр, куда сводят всё. Наркотики. Вечеринки. Алкоголь. Две стороны баррикад, изгои и популярные. Компания "самых" девочек. Секс. Издевательства над серыми мышками. Сплетни. И прочее, и прочее, и прочее. Здравствуй, десяток фильмов про американских школьников/школьниц.
Честно говоря, Сэм и её подружки - отвратительны. До тошноты пустые, глупые куколки, статус - всё, разговоры - о сексе и вечеринках, моральных понятий - никаких. Да, нам говорят потом, что девочки запутались, потеряли, обманывая, самих себя, да и подростки, для них типично. Но. Я не смогла ни сочувствовать им, ни проникнуться ими, ни пожалеть. Не умею, наверное, испытывать жалость к людям, загнавшим себя в ловушку самостоятельно.
По правде, даже дружба Элоди, Элли, Линдси и Сэм вызывает большие сомнения. Девочки говорят о парнях, сексе, алкоголе, чепухе и пошлости. Время вместе проводят выпивая, сплетничая, делая гадости другим. Из общих интересов - сплетни опять же, гадости, популярность, розочки на День Купидона, все дела. Личные проблемы, прошлое, чувства и мысли - за бортом, об этом не беседуют, тема запретна. Итог - где дружба? На чём, собственно, можно построить тут духовную общность, близость... хоть что-нибудь?
Но Сэм любит своих подруг. Как-то скомкано, вдруг, по неясной причине - но любит. А они, может быть, любят её. Это - одна из приятных неожиданностей в книге.
Я не смотрела "День сурка", но, стоит представить петлю во времени - и страшно. Раннюю смерть - страшно. Сэм, конечно, не заслужила умереть, какой бы глупенькой дурочкой не была. Она попала в ужасную ситуацию. Ей трудно. И я, как-то немного, всё же сочувствую ей. Однако, Сэм, ну кто мешал тебе строить жизнь так, как хочется, с самого начала? Дружить с Кентом, кататься на лошадях, гулять с сестрёнкой и проводить вечера с родителями. Кто виноват, кроме тебя самой, что ты купилась на дешёвую популярность, мнение других? Ты не хочешь, на самом деле, быть там, где есть. Издеваться над Джулиет, встречаться с Робом, слушать пустые глупые разговоры... Но делаешь это. Ломая себя. Обманывая себя. Зачем?
Я никогда не могла понять, и не пойму, такой трусости. А Чехов отучил меня жалеть людей, виновных в своих несчастьях.
Лорен Оливер удивила меня. Её Сэм - не статичная дурочка таки, она, крутясь в петле времени, с каждым днём всё делает по-другому. Семь пятниц. Попытки спастись, попытки нарушить все правила разом, понимание, осознание, исправление... Со временем героиня начала понимать всю ложь, пустоту, надуманность жизни, этой жизни, придуманной и надетой против желания. Сэм понимает. Думает. Делает то, что не сделала прежде, исправляет ошибки. И так... несправедливо, на самом деле. Жестоко. Саманте бы жить и жить, она смогла же, она исправила и заслужила второго шанса - почему так?
Одной вещи, несомненно, учит "Прежде чем я упаду". Надо сейчас - не завтра, через неделю, а вот прямо сейчас - посмотреть на свою жизнь. Так ли ты жил, как хотелось? Всего ли достиг? Всё ли делал правильно? Не совершил ли ошибок, не причинил ли боль другим людям? Любой день может стать последним. И заранее ты знать не будешь. Поэтому сейчас, в эту минуту, стоит обратить внимание на мелочи, окружавшие тебя всегда. Найти в них новое, и родное, и очень нужно-любимое. Мама. Сестрёнка. Кафе за углом. Столик в столовой. Удивительно, сколько кусочков большой мозаики окружает нас... и, пожалуй, права Лорен Оливер - только зная, что живём последний день, мы обращаем на них внимание.
Я поняла одно, по крайней мере. Бери - и исправляй всё, что хочешь исправить, меняй. Менять никогда не поздно. Но может стать.

@темы: книги

---

Эх, совсем расклеилась. Встаю поздно, засыпаю с трудом, горло болит, в ухе стреляет, жара надоела... В срочном порядке брать себя в руки. Такая я никуда и ни на что не гожусь.

---

Судьба взяла моё сердце
и тебя вложила мне в грудь.
Ты меня не можешь отторгнуть,
я тебя не могу отторгнуть -
Друг без друга нам не вздохнуть!

@темы: поэзия

---

30.07.2012 в 16:54

Пишет  Ninjin:

- Друзья! Благородные Рыцари! Я собрал вас здесь для очередной утренней планерки!
- Что он говорит? Я нихрена не слышу!
- Артур! С другого конца стола ничего не слышно!
- Что? Как не слышно?
- Артур, нас тут 150 человек, а стол- круглый. Естественно, что слышат не все.
- Ну и что, передавайте услышанное из уст в уста.
- Артур! Вот я сижу напротив тебя! По часовой стрелке ко мне дошло из уст в уста, что ты собрал нас для ночной внутренней семерки, а против часовой- для коренной пудренной ведерки. Кому мне верить?!
- Эм... Что он говорит?
- Вот видишь, Артур! Ты сам его не слышишь!
- Это все из-за плохой акустики... Странно, зодчий клялся, что под сводом этого зала будет слышно даже писк мыши...
- Если тебе интересно мое мнение, Артур, я думаю что на акустике пагубно сказываются твои трофеи- головы оленей на стенах, чучела кабанов по углам и клетка с еретиками под потолком...
- Хорошо, и что же вы предлагаете?
- Мне кажется, проблема в долбанном столе! Почему мы сидим за круглым столом? Даже квадратный стол улучшил бы слышимость, Артур!
- У нас равноправие! Я не хочу, чтобы кто-то чувствовал себя обделенным, сидя в углу стола!
- Мы можем кинуть жребий, чтобы все было честно! Под музыку будем бегать вокруг квадратного стола, а когда она замолкнет, каждый сядет там где бежал. Что думаешь, Артур?
- Мы так уже делали, это не интересно...
- Мы бегали вокруг круглого стола! Вот тогда это действительно не имело смысла!
- Почему не имело? Мерлин остался без стула.
- Это была хорошая шутка, Артур! Я долго смеялся... Да... но может мне все-таки выделят уже стул?
- Мы здесь обсуждаем не твой стул, Мерлин, а наш круглый стол.
- Артур, а может вместо одного большого круглого, у нас будет десять маленьких круглых? Мы тут кстати на выходных завоевали Швецию, а они там клевую мебель делают, в замке Икеа...
- Да вы спятили! Я хочу чтобы мы попали в историю как Рыцари Круглого Стола, а не Рыцари Десяти Круглых Столиков! Вы хотите превратить Камелот в столовую?
- Артур, ты всегда слишком трепетно относился к своему имиджу. Вот лично мне плевать под каким названием мы попадем в историю, хоть Рыцари из Столовой...
- Ланселот? Ты... Мордред, убей его! Он реально зае... Спасибо, Мордред. Так вот... Кстати, друзья, а по-моему стало немного получше. Посвободнее и потише, да?
- Без Ланселота нас стало 149...
- Хм... у меня идея! Мерлин, закрой выход.
- А я тогда возьму себе стул Ланселота?

@темы: смехотерапия

---

"Ты против меня", Дженни Даунхэм

А знаете, расклад в этой книге - необычный с самого начала. Ты не знаешь, кто прав. Не знаешь, что случилось в ту ночь, и с двух сторон - семьи, каждая из которых, конечно, считает виновной другую.
Я ждала роман о любви. Современная литература плюс название книги и моё предубеждение... Здесь есть любовь, само собой. Но такая непривычная, такая... первая. Чуть неловкая. Запретная. Когда и минуты не можешь без другого человека, когда он помогает тебе найти что-то новое, понять, изменить, в конце концов, свою жизнь.
Сначала мне, почему-то, не очень нравился язык. Простой слишком. Подростковый? А потом поняла - ну, конечно подростковый, книга о подростках, они не могут, не умеют ещё думать-ощущать красивыми, пространными предложениями. Нет, их чувства, их мысли - как нужно здесь.
Скажу честно, Карин - жертву вроде бы - мне не жаль. И, наверное, жестоко так думать. Но никто не заставлял её идти на вечеринку к парням, напиваться, фактически намекать на то самое, что с ней сделали. Карин - не жертва, не обиженная несправедливо девочка, и соцработница не права - она не имеет права делать, что ей захочется, а затем требовать защиты. Дурочка получила то, на что, по сути, напрашивалась. Героиня, лично мне, неприятна, и пожалеть её не вышло, хотя я пробовала.
Вот Майки - другое дело. Он молодец. Он - человек, достойный уважения. Ведь подросток же. Со своими желаниями, мечтами, интересами - а семье помогал. А сестёр защищал. А о матери заботился. Он не заперся в комнате, плюнув на родных, как Карин, нет. Сильный, смелый человек - Майки. Не много ведь есть таких.
Элли - птичка в клетке, если можно сказать так. От неё требуют, чтобы всё было идеально. Чтобы она, как положено Паркерам, выступила в суде в защиту брата. А чувства девочки, а трудный выбор, который она делает - не интересен никому.
На самом деле - удивительно. Я много раз думала над таким выбором. Что, если твой родственник, твой друг, любимый человек совершил преступление? Кого выбрать - правду или его, близкого, родного? Как жить потом, выбрав, как избавиться от чувства вины - перед ним в одном случае, перед собой в другом?
Это трудно. Безмерно трудно. И Элли, я думаю, права, поступив так, как она поступила. Храбрая девочка.
Меня удивил Том. Вроде насильник, да, - но не наглец, уверенный в том, что он прав и безнаказан. Том сам винит себя за совершённое. Не понятно, правда, зачем он сделал такое с Карин - но совесть у Тома есть, и сестру он любит, пускай даже она против него.
Финал - такой правильный, светлый и с намёком, что всё будет хорошо. Я рада. Потому что, как ни странно, меня до конца держало ощущение, что вот сейчас ворвётся Том с пистолетом на перевес и застрелит сестру со словами: "Ты против меня".

@темы: книги

---

Ichi Rittoru no Namida/Один литр слёз (полнометражный)

- Доктор, я смогу... выйти замуж?

Мазохизм - это не лечится. Зная, что буду плакать, думать, чувствовать так же, как на дораме "Литр слёз", я пошла смотреть полнометражный фильм.
Наверное, нет толку повторять, что история Аи Кито - самая страшная, острая, болезненная в моей жизни. Она, больше, чем что-либо другое, поменяла мои взгляды на жизнь. Она - в любой форме, не важно, - будит во мне мысли... разные мысли. О том, как мало я знаю о настоящих трудностях. О том, как надо жить, бороться, идти к цели, потому что, по правде, - мы можем всё, у нас есть всё, чтобы быть счастливыми. Я странно чувствую себя после "Литра слёз". Дневника, дорамы, полнометражного фильма. Мне хочется... встать, взять себя в руки и пойти строить свою жизнь так, как я хочу. Отбросить сомнения, глупые комплексы, пустые лёгкие проблемы. Я могу всё. Я хожу, говорю, - и могу всё сделать на этом свете. У меня НЕТ права считать себя в чём-то несчастной, обделённой... Я счастлива. Моё тело в порядке.
Если сравнить фильм с сериалом - конечно, здесь более жизнь, конечно, здесь более дневник Аи Кито. Ни разу во мне не возникло чувства, что актёры переигрывают/недоигрывают... что они вообще играют. Нет. В этом фильме - живые люди, живая история, и видно, как угасает Ая, как страшно, безумно страшно меняется её походка, речь, всё... Я готова биться в слезах, стоит мне только взглянуть на её лицо, перекошенное попыткой сказать два слова.
Правда, сериал понравился мне гораздо больше. Не знаю, уместно ли здесь слово "понравился"... Он масштабней. Почти не по дневнику, да, - но ярче, острей, глубже раскрыта проблема, больше показана жизнь такого человека. Там и брат, стыдящийся больной сестры. И Ако, которая меняется, глядя на Аю. И Асо, нашедший с Аей свой, особый путь в жизни. И много, много других деталей, персонажей, эпизодов, в итоге дающих такую огромную, страшную картинку всего, что хочется лезть на стену от отчаяния.
Каждый раз, когда смотрю "Литр слёз", или читаю, или думаю о нём... Хочу сказать - спасибо, Ая Кито. Ты удивительный человек. Ты многому научила меня.

@темы: кино, до глубины души

---

The Dark Knight Rises/Тёмный рыцарь: Возрождение легенды

Героем может быть любой - даже обычный человек, который просто накидывает куртку на плечи ребёнка, чтобы он знал, что мир не рухнул.

А знаете, есть в этих фильмах про супергероев что-то такое... Изюминка. Повороты сюжета, из одной истории в другую, вроде бы похожие, но очень разные. Неожиданные ходы. Образы персонажей. Музыка. Спецэффекты. Характеры. Любопытные злодеи. Ты приходишь, скептически настроенный, смотришь в экран со скукой в глазах... и тебя не оторвёшь потом. Захватывает. Затягивает. Начинаешь, внезапно, дёргаться, вертеться и адски переживать за судьбы героев.
К примеру, я вовсе не планировала идти на "Тёмного рыцаря". И две предыдущие части не смотрела. Знаю, что есть Бэтмен. Знаю, что есть Джокер - где-то там во второй. Смотреть не тянуло.
Но мой брат - страшный любитель экшенов, боевиков и вещей, где драки-крики-взрывы. Он, в общем, и приучил меня к таким фильмам, таская на них. Надо было вытащить брата из дома, пойти хоть на что-то, и лучшего не нашлось.
Ох, ну кто знал, что Бэтмен окажется настолько суровым, отменным мужчиной в отличном костюме, с прошлым, историей и... И вообще. Со всем. Он потрясающий. Я всяко иду смотреть два первых эпизода "Тёмного рыцаря".
Основа многих фильмов про супергероев - собственно, отношение общества к супергероям. И это очень... по-стандартному для людей. Найти, кого сделать козлом отпущения. Гонять, обвинять человека, который спасает мир. Бегать за ним, в упор не видя настоящей опасности.
Поэтому Бэтмену, Тони Старку, Человеку-пауку и прочим - трудно. Спасаешь мир - а миру не нужно. Мир не будет считать тебя героем, уважать, благодарить... Ну, разве что время от времени. Чуть что - забудут, как ты спасал их.
Это первое, что очень понравилось мне в фильме.
Второе - злодей. Я люблю злодеев в фильмах. Они всегда интересны, глубоки, с характером и историей, с прошлым, за которое хочется не судить - пожалеть.
Здесь так - с Мирандой и Бейном. Она - девочка, родившаяся "в аду". В тюрьме. Под землёй. Где другого человека, других чувств и желаний, кроме как уничтожить город, сформироваться не могло.
Мне было страшно, по правде, смотреть на неё. На глаза, пустые, мёртвые. На лицо, когда она говорит, ровно и жёстко - "убить всех". Несчастная девушка. И она, пусть злодей, достойна уважения. Легко ли - вот так подняться с самого низа, идти много лет к одной цели? Просто потому, что Миранда, ребёнком, смогла выбраться из той тюрьмы, она достойна... даже восхищения.
Ещё в этом фильме есть женщина - прекрасный, нестандартный образ женщины. Дерзкой, сильной воровки, так не похожей на многих других. Она напоминает мне Наташу Романову. Очень мой образ, я таких героинь люблю, ищу и уважаю. Селена живёт, как может. Бьётся за жизнь. И совсем, совсем она не зла, бездушна и жестока.
И, наконец, Джон Блейк. На мой взгляд - лучший персонаж этого фильма. Нет, и Селина, и Брюс, и все хороши, но Джон, но Робин... Он - обычный человек. Полицейский. Молодой совсем, и костюма, и силы, и специальной подготовки у него нет. Но Брюс сказал фразу, одну фразу, которая, может быть, отражает и Джона, и сам фильм лучше других. Героем может быть любой - даже обычный человек. Джон - герой. Он спасал детей из опасного города, он делал всё, что мог, чтобы помочь обезвредить бомбу. Он помогал людям. Хотя никто, конечно, не готовил его к этому, не просил об этом. Как никто, Джон заслуживает слова "герой". И неожиданно, но очень правильно, что он - Робин.
В целом - "Тёмный рыцарь" не оригинален и похож чем-то на "Железного человека". А Брюс - на Тони Старка. Но это - именно та вещь, за которую я люблю фильмы о супергероях. Они напоминают один другой, да. Но прелесть - как раз в этом. Ты идёшь на такой фильм, зная, что тебя ждёт. Эпичное зрелище. Яркие спецэффекты, битвы, взрывы. Масштабная, серьёзная проблема. Скорость, напряжение, опасность, гонка за спасение мира. Тёмное прошлое, судьбы героев, любовь, предательство, долг, дружба. И сам герой. Который Герой с большой буквы во всём, что он делает.
Да, Брюс Уэйн - герой. Я бы поплакала, если б не брат, - там, в конце, где он "погиб". Не погиб, конечно. Но такой подвиг стоит безмерно много.
Финал, к слову, - очень неожиданный, сильный и трогательный почти до слёз.
А теперь лирическое отступление. Это песня, как Настя смотрит трейлеры в кино х) Надеюсь, мальчик, сидящий рядом, не ругался на меня, ибо:
Трейлер фильма "Эволюция Борна". Я - Хоукай!!1 *О* Фильм "Охотники на гангстеров". Я - Райан Гослинг!!1 *О* Фильм "Явление". Я - Том Фелтон!!1 *О*
И так всегда

@темы: кино, DC

---

Название: "Девочка из чужих стран"
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: Ikoku Meiro no Croisee
Персонажи: Клод, Юнэ
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
Саммари: попытка проследить, как со временем менялось отношение Клода к Юнэ)
Предупреждение: POV
Посвящение: Нанатян, моя радость, с днём рождения!♥


Когда дед привёз из Японии девочку, я подумал – старик, очевидно, сошёл с ума. Что за глупости! Будто она – сувенир, подарок на память, красивая статуэтка для ветрины из чужих стран.
И к тому же – что делать ребёнку в нашей лавке? Я занят, дед бывает редко и недолго – то с женщинами где-то, то в новое путешествие Бог знает куда. Кому следить за девочкой? Работа. Самое главное. Ни времени, ни желания нянчиться у меня не было.
Деду дай волю – всю лавку заставит фигурками, амулетами и прочими безделушками из дальних краёв. А маленькая японка, судя по всему, - новое украшение. Красивое, интересное, - но, впрочем, ненадолго. Скоро дед успокоится и отправит её обратно в Японию.
Я мысленно пожелал ему сделать это поскорей и принялся за работу. Заказы. Клиенты. Ни минуты, чтобы думать о ребёнке, вертящемся под ногами.
Однако думать приходилось. Девочка едва не каждый день приходила ко мне в мастерскую. Стоит, смотрит. И стоило мне поднять голову на мгновение – ловил взгляд тёмных, странных глаз.
Тогда я впервые узнал о привычке чужестранки извиняться. Всегда. Перед всеми. За всё. «Простите, господин Клод!» - согнувшись в поклоне, говорила она. Так, что и мысль о притворстве, об издёвке я сразу отмёл.
Девочка правда чувстовала, что виновата. Девочка правда хотела получить от меня прощение.
«Странная» - назвал я её про себя. Пожалуй, лучшего слова не подберёшь. Необычная. Непривычная. Не такая, как жители города Париж.
В ней было странно всё. Глаза – глубокие, тёмные, большие. Волосы – чёрные, словно уголь. Одежда – слои яркой, на крылья бабочки похожей ткани. Да, бабочка. Пёстрая, радужная, с узорчатыми крыльями-кимоно.
Когда Юнэ впервые вышла из лавки, люди оглядывались на неё. Смотрели во все глаза. Восхищались, удивлялись, а то и ворчали вслух за спиной. Не скажу, что в Париже совсем нет ярких красок. Но Юнэ была… как пятнышко цвета на чёрно-белой фотографии. Пятнышко, которого вовсе не должно быть там.
Не только внешне Юнэ отличалась от парижан. Не только именем и одеждой. Всем. Я не знаю, что за обычаи в Японии… и знать не хочу. Нога моя не ступит в эту страну, если все там столь же наивны, открыты и до глупого доверчивы!
У меня не укладывалось в голове, как можно так слепо верить каждому встречному. Того мальчишку взять – оборванец, попрошайка, вор! Запросто мог ограбить нашу лавку. Но Юнэ совсем, совсем не видит в нём угрозы, напротив, что-то говорит в защиту его. Глупости! Может, в Японии мир справедлив и добр, - а здесь надо держать ухо в остро. И никому не доверять – до конца, по крайней мере. Любой способен подставить тебя, обмануть тебя, в момент, когда ты вовсе не ждёшь того. Любой. Даже друг. Что уж говорить о незнакомых людях с улицы.
Юнэ не могла понять этого. Не хотела, кажется, понимать. А меня злило. Её упрямство, её наивность, её детские, опасные здесь взгляды на жизнь. Ребёнок! Глаз да глаз за ней – кто знает, что случится, если пустить Юнэ одну по Галерее.
Но потом… я не смог бы сказать, когда всё изменилось. Когда я стал иначе думать о Юнэ. Не помеха. Не чужой, совсем не нужный в этом городе ребёнок.
Может быть, впервые мои мысли стали иными, когда Юнэ исчезла из лавки в первый раз. Нет, всё стало меняться намного раньше, но тогда, пожалуй, я впервые осознал – боюсь. Да, боюсь за Юнэ. Потому, что она может потеряться в лабиринте парижских улиц. Может угодить в руки, наивно-доверчиво, недобрых людей. Может… может попасть в беду, чёрт возьми. И я, только я буду в этом виноват. Не сберёг. Не удержал. А мне… мне важно стало, что будет с Юнэ. Вдруг. В то мгновение, когда представил себе – её, маленькую, одну, среди чужих мест, чужих людей и жизни.
Сердце ёкнуло в груди. Ощутимо. Так, что боль стрельнула мурашками от пальцев по позвоночнику. Я испугался за Юнэ. Я кинулся, очертя голову, чтоб отыскать её. А потом… уже в лавке, рядом с Юнэ, которая была в безопасности, со мной… осознал, как она важна мне. Почему-то. Вдруг. И не ответить, не объяснить причин, если б кто спросил меня.
Мы гуляли с Юнэ и дедом по Парижу. Она готовила нам блюда японской кухни. Убирала в лавке. Слушала, затаив дыхание, наши рассказы о Франции. Смотрела на нас большими, странными глазами. Смеялась. Улыбалась. Извинялась по поводу и, чаще, совсем без него. И… вошла. Медленно, плавно, незаметно и как-то вовсе само собой – в нашу жизнь; в Галерею; в Париж.
В меня.
Тогда, на крыше, мне хотелось сразу много разных вещей. Кричать на тебя, ругая за глупую беспечность. Хохотать, запрокинув голову, от облегчения. Крепко обнять тебя, прижать к себе и не отпускать. А ещё… Я впервые в тот день представил себе свою жизнь, если в ней не будет тебя.
Сделал попытку представить. И не смог. Потому что странным, непонятным образом – но за недели, что ты провела в Париже, тебе удалось стать частью нашей лавки. Нужной, гармоничной, как шестерёнка в механизме часов. Убери – и все прочие перестанут работать. Кажется, ты всегда была в лавке, Юнэ. Всегда сидела за столом, всегда стояла в мастерской, таращась на меня большими тёмными глазами. Я не помню, как было здесь до тебя, веришь? Не помню, было ли вообще.
Только дед помог мне понять, чем ты стала для меня. Невольно. Он сказал – я боюсь впустить тебя глубже в свою жизнь, потому что после, когда придёт время твоего отъезда в Японию, мне будет больно прощаться с тобой.
Да, больно. Да, ты прав, дед. Ведь Юнэ… Юнэ не просто друг мне, сестрёнка, дочка, все близкие люди, собранные вместе.
Ты – свет, Юнэ, знаешь? И осветила собой отнюдь не только лабиринты улиц Парижа. Меня.
Картинки прошлого, ненависть к отцу, детские глупые обиды… Они часто приходят ко мне. И раньше приходили. Но теперь – таким неважным показалось всё. Ты, Юнэ, светлая, добрая, никогда не стала бы обижаться и ненавидеть. Ты любишь всех. Ты не способна, шагая по улице, не улыбаться каждому встречному. Ты не можешь не просить прощения, если вдруг, пусть и только в твоём представлении, причинила кому-то неудобство. А я… я хочу быть похожим на тебя. Хоть чуточку. Хоть немного. Уметь, как ты, доверять людям, радоваться мелочам и быть счастливым.
Меня злило – и злит сейчас – твоя наивность, доверчивость, совершенно детская беспечность. Но в какой-то степени, Юнэ, - ты гораздо старше меня.
Да, дед прав, - ты скоро уедешь. В Японию, к сестре, к семье, к привычному образу жизни. Глупо, конечно, надеяться, что тебе может захотеться прожить здесь, с дедом и со мной, подольше… всегда?
Глупо. А я надеюсь. Потому что забыть тебя, Юнэ, - трудно-невозможно. Ты научила меня любить - не отец, не жители Парижа, а ты, девочка из чужих стран. И я буду повторять тебе снова, сколько угодно раз – в нашей лавке нет ничего, что я ценю больше, чем тебя.

@темы: творчество, фанфики, люди и я, аниме

---

 Нанатян., с днём рождения тебя, родная ♥ Под картинкой - много слов поздравления :*
Ты всё знаешь, моё солнце. И про то, как дорога мне, и про то, как я счастлива, что однажды мы встретились с тобой, что поняли друг друга - вот так, быстро и полно, во всём. Нет слов, дорогая, сколько с тех пор ты сделала для меня... Помогла. Поддержала. И просто была рядом в нужную минуту.
Я счастлива. Очень. От того, что в моей жизни появился такой волшебный, добрый, удивительный, понимающий человек. Это сокровище. И я буду беречь его.
Мне хотелось бы передать словами всё, что я чувствую. Многое сказать тебе. За многое отблагодарить. Но... ты знаешь и так, милая) Я люблю тебя. Помни об этом всегда. Что бы ни случилось - я рядом, и ты можешь в любой ситуации положиться на меня.
А пожелать тебе хочу... Любви. И людей, любящих и любимых, рядом с тобой. Которые не предадут тебя, не оставят, потому что ты - не заслужила. Возле тебя должны быть только те, кто сумеет, по-настоящему сумеет увидеть твоё доброе и светлое сердце. Ты даришь добро всем, кто с тобой. Мне. И многим, многим другим. Пусть тебе тоже дарят его, пусть в твоей жизни не будет боли, огорчений и бед. Только улыбки. И радужные, яркие краски.
Ещё, конечно - вдохновения. Пиши. Потому что, радость, твои рассказы - удивительны. Они тёплые, мягкие, чудесные - читая, забываешь о плохом, погружаешься туда, в миры, созданные тобой, в людей, которые как живые. Я думаю, это - талант. Не каждый умеет писать так. Пиши. Пусть всё вокруг тебя вдохновляет и дарит новые творческие идеи!
Я бы хотела, чтоб ты была счастлива. Счастлива с большой буквы. Оставаясь такой, как есть сейчас, занимаясь любимым делом, творчеством, достигая всего, что хочется, оставив прошлую боль в прошлом... Счастья тебе, моё солнце. Я люблю тебя. И, знаешь, обещаю приехать к тебе на следующий день рождения. Мне хочется лично поздравить тебя. Обнять. Подарить подарок. И сказать, как ты дорога мне.
С праздником!

@темы: люди и я

---

— Чёрт тебя побери, женщина. Очнись! Это же твоя жизнь!
— Вот именно. Моя. И только я имею право решать, когда ей закончиться.
— А как насчёт тех, кто тебя любит? — Аррек глубоко вздохнул, точно готовясь к прыжку в ледяные глубины. — Недавно ты спросила меня, чего я хочу. Так вот, я отвечу. Я хочу, чтобы ты была. Со мной или с другим. Бултыхаясь с этим своим проклятым долгом или удрав с Эль-онн куда глаза глядят. Поумнев наконец или творя глупость за глупостью. Живи. Дыши. Будь. Такой, какой ты желаешь быть, только чтобы я знал, что где-то в этой Вселенной есть ты. Неужели это так много? (с) "Расплетающие сновидения", Анастасия Парфенова

@темы: книги, цитаты

---

чудесное ♥

26.07.2012 в 19:33

Пишет  Нанатян.:

- [1564]
Название: "Tu es comme une île que l'on ne peut pas quitte"
Автор: Нанатян.
Фэндом: Ikoku Meiro no Croisee
Персонажи: Клод/Юнэ, Клод/Камилла, Алиса.
Рейтинг: G
Жанры: гет, ангст, романс, POV
Размер: мини
Статус: закончен
Примечания автора: Это просто накатило. Слишком много эмоций. Слишком всего много по отношению к этой паре.
Посвящение:  .Rainbow. ♥

За вдохновение спасибо Ларе Фабиан:




Юнэ, как она видится мне спустя 7 лет

Si perdue dans le ciel
Ne me restait qu'une aile
Tu serais celle-là
(с)

«27 августа 1880 года. Париж взбудоражен вестью о скорой свадьбе Камиллы Бланш и Клода Клоделя. Самая знатная дама столицы наконец-то нашла себе спутника жизни…»

***
Помнишь, как мы встретились с тобой впервые?
Был солнечный день. Наполненный запахом свежеиспечённых батонов, духами французских красавиц и Парижа… яркого, светлого, так непохожего на мой родной Нагасаки. Того Парижа, которого я остерегалась, но который манил меня. И которого я никогда не боялась по-настоящему. Что бы ты мне не говорил… этот город пропитан красотой и добротой. И тринадцатилетняя девочка, всё ещё живущая в моём сердце, сейчас вздрагивает от этого знакомого великолепия и роскоши. Вздрагивает и с восторгом прикрывает глаза, вдыхая сладкий воздух французской столицы.
- Мадмуазель?
Я всё же нахожу в себе силы открыть глаза и улыбаюсь носильщику, который готов отнести мой багаж к экипажу.
Так волнуюсь теперь, знал бы ты…
Последний раз мы виделись семь лет назад. И видит Бог, как мне не хочется вспоминать день нашего прощания.
Так ты помнишь, как мы встретились? Так хочется услышать: «Да, конечно, я помню».
Моё кимоно, словно крылья бабочки на полу в вашем магазине. Мой поклон. Твоё недоумение и даже испуг. Твоё непонимание. Твоё раздражение. Твоё пренебрежение… Я даже не заметила тогда, как из надоедливой красивой безделушки стала для тебя чем-то большим. Странно… так же я не заметила, как ты стал этим большим для меня самой. Но такая огромная пропасть… Нас разделяло столько лет. И, конечно, я никогда и не думала, что смогла бы стать для тебя той единственной… Но ты стал единственным для меня.

Париж шумел улицами, ветром в кронах деревьев и был такой знакомый, будто я и не уезжала вовсе. Лишь новые лавки, магазинчики, да выкрашенные в другой цвет заборы и оградки напоминали о том, что я не была тут достаточно долго.
Деревянные гета забыто и очень по родному, от чего немного пощипывало в носу, отбивали дробь о брусчатку. А я ловила на себе привычные удивлённые взгляды. И мне не хватало сейчас для полного счастья только Оскара-сама, идущего чуть позади меня и с доброй улыбкой наблюдающего за моим детским восторгом и желанием увидеть всё и сразу, разглядеть каждую мелочь вокруг себя.
Экипаж нашёлся быстро. Удивлённый кучер помог забраться мне в коляску, и я назвала адрес, легко и певуче отпуская слова на, казалось бы, давно забытом языке.
Дома я очень редко пользовалась французской речью. Но порой, чтобы не забыть хотя бы основы, напевала песни, услышанные тут. Или стихи. Или просто говорила всякую чушь… так старалась удержать в памяти эти бархатные, тёплые и нежные звуки чужого языка.
Пока экипаж вёз меня по улицам моего детства, я улыбалась своим мыслям и представляла, как мы встретимся с тобой. Интересно, что изменили между нами эти долгие и суматошно промчавшиеся семь лет? Какой ты теперь, будущий муж сестрёнки Камиллы?
Я переплетаю пальцы и сжимаю их, стараясь унять неприятно колющую изнутри ревность. В конце концов ни ты, ни я ни думали, что увидимся ещё когда-нибудь. А меня угораздило приехать в такой момент… Но я даже и подумать не могла о том, чтобы вернуться так и не повидавшись с тобой и господином Оскаром. Это же какой неблагодарной и эгоистичной надо было бы быть!

«Королевская галерея» осталась точно такой же, какой я запомнила её. Людная, яркая, такая уютная, что меня просто магнитом потянуло к кованным воротам. Я вошла под стеклянный свод на негнущихся ногах. Сердце замирало в груди пойманной птицей, которой сломали крылья. И дышать было так трудно и даже больно… Тринадцатилетняя девочка во мне задерживала дыхание от переполняющей радости. Двадцатилетняя девушка, которой я являлась теперь, сдерживала слёзы и упрямо шла вперёд, не обращая внимания на удивление и шёпот окружающих.
- Чем обязаны появлению столь прекрасной иноземной гостьи?
Мой шаг невольно замедлился, я чуть повернула голову, встречаясь взглядом с добрым чуть насмешливым взглядом, теплыми искорками согревающим из-за стёкол очков.
- Алан?!
На мгновение мелькнуло удивление во взгляде. Потом узнавание:
- Юнэ?! Не может быть! Та самая крошка Юнэ из Нагасаки?! – мужчина шагнул ко мне, заключая мои ладони в плен своих тёплых пальцев.
- Да, это я, - чувствую, как улыбка просится на губы. Широкая и безмерно счастливая. Сжимаю пальцами его руки и рассматриваю.
Совсем не изменился. Разве стал взрослее и чуть солиднее. Но меня не проведёшь… он всё тот же добряк Алан, друг господина Клода. Твой друг. Наш.
Он провожает меня до знакомой вывески и желает удачи. Смотрит немного грустным, но мягким взглядом, зовёт в гости и уходит, махнув на прощание рукой, оставляя меня наедине с осознанием – я сейчас увижу тебя. И заходится бешеным стуком глупое влюблённое сердце. Так сильно, что снова ни вдохнуть, ни выдохнуть… До порхающих в животе бабочек и цветных кругов перед глазами.
Я толкаю ладонью дверь и вхожу в полумрак и прохладу магазина. Одним шагом через порог я вдруг оказываюсь дома. По-настоящему дома. Даже вернувшись в Нагасаки я не испытала ничего подобного, хоть и страшно скучала по Японии и сестрёнке.
Тишина обволакивает меня уютным коконом. Я замираю на пороге и медленно скольжу взглядом по стенам и витринам, пальцами нервно сминая кимоно. И всё жду, когда ты выйдешь ко мне навстречу. Ведь ты же слышал звон колокольчика, когда я открыла дверь?..

***
Звон колокольчика отдался предвкушением чего-то хорошего. Так редко бывает такое чувство от простого и уже давно привычного звука.
Предчувствие свернулось клубочком у самого сердца и медленно растаяло, оставляя после себя теплоту.
Интересно, кого там принесло? Время клонилось к вечеру, обычно в это время посетителей было меньше всего. А у меня, как назло накопилось полно заказов.
Отложив всё в сторону, направился навстречу новому покупателю или возможному заказчику.
В магазине было тихо. Никто не прохаживался вдоль витрин, никто не барабанил нетерпеливо по прилавку. Никто не переговаривался.
Толкнув дверь из подсобного помещения, я вышел в залитый приятными густыми сумраками магазин и замер на пороге, рассматривая во все глаза незнакомку, стоящую посередине зала.
Тонкая линия позвоночника, длинная шея, голова чуть вскинула – она рассматривает вазу, стоящую на полке. Долгим внимательным взглядом скользит по изгибам изделия. Свет из окна мешает мне разглядеть её. Только вижу – одежды странные. Не пышные юбки с кринолином, а струящееся что-то, словно…
Меня простреливает осознанием и недоверием одновременно. Такого просто не может быть!
- Госпожа, вы что-то хотели?
Вздрагивает и медленно поворачивает голову, испуганным взглядом встречаясь с моим.
Так и есть… Раскосые тёмные, словно у испуганного оленёнка… эти глаза я будто видел в прошлой своей жизни.
Японка. Вторая в моей жизни японка.
- Здравствуйте, - говорит тихо и робко, рассматривая меня, как чудо какое-то.
Неуютно чувствую себя от такого пристального внимания.
- Здравствуйте, - отвечаю вежливо.
А она вдруг улыбается счастливо и так обезоруживающе, что у меня сердце ёкает.
- Господин Клод, вы не узнали меня?
Деревянные башмачки моей гостьи дробят тишину магазина, когда она подходит ближе. И теперь я вижу её лицо, мне не мешает свет заходящего солнца, льющегося из галереи. Я вижу её улыбку. Её смоляные волосы, шёлковыми прядками-росчерками касающиеся светлой кожи щёк.
Я узнаю.
Прошло семь лет, но практически всё в ней осталось неизменным. Живость и любопытство в глазах. Непосредственность и лёгкость, с какой она обращалась ко мне. Фигурка. Уже не такая крошечная, но всё равно до невозможного тонкая и какая-то неземная. Аккуратные пальцы, ладошки крохотные, почти детские… но уже женственные формы, уже уверенная осанка и взгляд молодой женщины, а не потерянной девочки, попавшей в круговорот незнакомой жизни.
- Юнэ…, - я не спрашиваю, утверждаю.
Протягиваю к ней руку. И мне кажется, что это сон. Она просто не может быть тут, в моём магазине… Но эта девушка вдруг оказывается совсем близко и моя ладонь касается её щеки. Тёмные ресницы, дрогнув, опускаются.
- Клод-сама…
Ещё одно долгое мгновение мы стоим так, будто оба не верим в то, что встретились спустя такое количество времени. Но вот порывистое движение друг к другу и я чувствую руками шёлк её кимоно, а она стискивает пальцами мою рубашку на спине и жмётся ближе. И, кажется, плачет.
Из моей головы разом вылетает всё, что было важно только пару минут назад. Заказы, магазин, Камилла и приближающаяся свадьба. Весь мир, вся вселенная сосредоточилась на макушке тёмных волос и на громко и сильно бьющемся сердечке Юнэ, находящейся в моих руках.
- Клод-сама, я так рада… Я так ждала нашей встречи, - говорит она, привычно немного путаясь и заикаясь от волнения. – Я долго представляла. Я думала, что приеду не вовремя.
- Разве может такое быть, Юнэ, что ты – и вдруг не вовремя? – отвечаю тихо и с каким-то не понятым мне самому благоговеньем, вдыхаю её запах.
- Ведь у вас свадьба.
С языка чуть не срывается привычное: «Ты важнее всего», но я вдруг понимаю – ей этого знать не нужно. Зная Юнэ – она будет винить себя в том, что я забыл про будущую жену, про готовящееся торжество. Будет чувствовать себя так, будто это её вина, тогда как на самом деле только моя.
Я любил маленькую девочку, доверчиво смотрящую на меня сияющими глазами. Любил странной, болезненной любовью, понимая, что она – ребёнок. Святые силы, неужели я мог помыслить о том, что она вернётся в мою жизнь спустя семь лет? Юной девушкой, прекрасной и непостижимой для меня, как раньше. Будто вся загадочная и далёкая Япония, о которой рассказывал дед, хранилась в ней одной, словно в шкатулке. А я, вот что тогда, что теперь, боялся приоткрыть её и позволить этому миру поглотить меня с головой. Разве мог представить, что Юнэ войдёт в этот магазинчик, в мою жизнь, свежим ветерком разворошив память о тех далёких днях? Заставив вспомнить, как с живым отрывал от себя, прощаясь тогда… И как долго и неуёмно болело где-то слева в груди, будто там – большая дыра, заполненная только болью и памятью.
А потом появилась Камилла. Вернулась лёгким звоном каблучков и шорохом юбок, заставила прийти в себя и уже не казалась та потеря такой страшной, какой была поначалу. И как-то всё завертелось… И сложилось вдруг ровно и правильно. Как должно было быть, как я думал ещё до встречи с тобой, маленькая, льнущая ко мне и дрожащая в моих руках японочка.
- Вы совсем не изменились, - говорит тихо, поднимая голову.
Щёки чуть порозовели, а глаза предательски блестят, не пуская по светлому бархату кожи солёные дорожки.
- Ты тоже совсем не изменилась. Только стала выше ростом, - улыбаюсь тепло.
Мне кажется, мы тут стоим уже вечность. На деле прошло всего несколько минут.
- Ну что же мы тут… Ты устала с дороги. И голодна, наверняка.
- Нет, - мотает головой, снова улыбаясь. – Я сейчас отдохнувшая, как никогда. Только хочется ещё вот так стоять…
У меня поперёк горла встаёт ком. Я снова прижимаю её к себе и пальцами глажу затылок.
- Скучала, - выдыхает в рубашку. – Между нами было полмира, но я не могла ни на секунду забыть вас, господин Клод…
- Прекрати уже этот официоз, - морщусь. – Давай без «господин», режет по ушам. Ты больше не ребёнок.
- Приятно, что вы это заметили, - тихо бормочет и смущённо краснеет.
А я улыбаюсь.

***
Это похоже на ханаби. Ханаби из голубых искорок его взгляда. Этот цвет заворожил меня сразу ещё тогда. И я не могла забыть его, сколько ни старалась.
Мы стояли там минут двадцать. В вязком сумраке магазина, обнимаясь и переговариваясь тихо. И беспокойно трепыхавшееся сердце, боящееся, что я окажусь тут лишней, успокоилось. Билось ровно и размеренно, отсчитывая удары до новой встречи, заставлявшей меня трепетать внутренне. Как ни крути, по ней я тоже скучала…

Господин Оскар уехал навстречу новым приключениям. Удивительный он всё же человек! Всегда так считала… его не пугали чужие языки, чужая культура, непохожие порядки и традиции. Никогда не останавливало то, что он может показаться странным, смешным, нелепым. Он кидался в гущу нового с головой, и радовался этому, словно ребёнок. И, наверное, потому его всегда и везде встречали одинаково приветливо. Уважали его смелость.
И, так как его не было в Париже, принять приглашение в дом семьи Бланш на ужин – не самая плохая идея. Тем более что так ожидаема была встреча…
Новое кимоно цвета закатного неба, расшитое крупными цветами лотоса, легло на плечи прохладной тканью. Я старалась не слишком спешить, хотелось выглядеть подобающе… но и задерживать наш выход тоже не было особого желания.
- Юнэ, ты скоро? – стук в дверь заставил вздрогнуть.
Я поправила палочки в причёске, украшенные жемчугом, расправила полы кимоно и обула гета.
- Уже готова, госпо… Клод, - осеклась и непривычно, неловко выдохнула имя.
За дверью послышался смешок, от которого по спине прокатилась волна приятного тепла.
Мне всё ещё казалось, что я в одном из своих снов. И страшно было – вот-вот проснусь, и всё это исчезнет. И комната, в которой я жила когда-то и Клод, терпеливо ждущий меня за дверью, и Париж за окном, согретый теплом августовского солнца.
Приоткрыла дверь, выглядывая в коридор.
- Мне кажется, я выгляжу так глупо в кимоно…
- Раньше тебя это не волновало, - голубые глаза смотрели насмешливо и добро. – Ты не можешь смотреться глупо. Пошли же, нехорошо заставлять хозяев ждать.

Знакомый дом, где я бывала до отъезда множество раз, знакомая калитка и всё тот же цветущий сад, благоухающий и пышный. Запах цветов кружил голову, внутри всё дрожало от волнения, но я старалась выглядеть спокойной, лишь только сжимала его руку сильнее. А Клод улыбался и прекрасно видел моё состояние.
Через минуту послышался звон каблучков. Быстрый, торопливый, будто их хозяйка куда-то опаздывала.
- Клод, это ты? Ты опозда…
Она выныривает из-за куста пышных роз и замирает удивлённо. Гравий дорожки хрустит под её туфельками. Золото волос пышным облаком окутало и легло на плечи. Взгляд – недоумённый. Бирюза глаз смотрит с недоверием и настороженностью.
- Здравствуй, Алис-чан…, - отпускаю руку Клода, кланяюсь, и замираю так на пару мгновений, рассматривая дорожку под ногами. Мне страшно вдруг, что она забыла меня. Что больше я не интересна ей. Что…
- Юнэ-чан??!!
Меня сметает с места маленьким ураганом. Алиса смеётся и плачет одновременно, стискивая меня с поразительной для её хрупкости силой. Утыкается носом мне в ухо и тараторит что-то о том, как скучала, как ей меня не хватало, а я просто обнимаю в ответ, и меня отпускает этот глупый страх оказаться забытой и ненужной. В самом деле, пора уже прекращать чувствовать себя везде и вечно не к месту.
- Что за шум? – на крыльцо дома выходит старшая сестра Алисы.
Мы встречаемся взглядами, и я вижу, как изумлена она. И ещё – она сразу узнала меня. Одно мимолётное мгновение кажется, что она не рада моему появлению, но на тонких красивых губах расцветает улыбка:
- Надо же, как неожиданно и удивительно видеть тебя тут, Юнэ-чан, дорогая. Ну что мы тут стоим? Клод, девочки… идёмте в дом, всё уже готово для ужина.

Тепло столовой, свечи, канделябры… Серебро, первоклассная сервировка, потрясающе вкусные блюда, которые я не пробовала столько лет и всё ещё вызывающее лёгкое недоумение у меня. Кажется, единственное, с чем я в итоге смирилась до конца – потофе. И даже научилась его готовить.
Всё такое яркое, с лоском и шиком европейской столицы, но… всё равно было очень по-домашнему. Разговоры, смех, шутки Клода, привычное ворчание Алисы в его сторону, но уже без того пренебрежения, а скорее как дань прошлому. Привычная тихая улыбка Камиллы или её колокольчиком звенящий над столом смех.
И желание встать из-за стола и покинуть этот дом.
Оно меня напугало сначала. Как только тонкие пальцы старшей сестры легли поверх пальцев Клода. Внутри будто завязали тугой узел, который мешал дышать. И я улыбалась через силу и отвечала на ту кучу вопросов, что вывалили на меня сестры Бланш, еле ворочая языком.
Их счастливые взгляды, которыми они обменивались, слишком стараясь не выдавать себя… Его голос, бархатно произносящий её имя. Никогда не думала, что можно до такой дикой боли кому-то желать счастья и при этом отчаянно жалеть, что это счастье будет не с тобой.
Знаешь, Клод… кажется, в моей жизни ты первый и единственный, кого я полюбила. Сначала как друга. Потом как мужчину. Не буду утверждать, что ты останешься навсегда этим единственным… Жизнь слишком непредсказуема, но… семь лет я могла думать только о тебе. Это что-нибудь значит?

***
Ночь на Париж опустилась холодная. Её свежее дыхание было похоже на настроение идущей чуть впереди Юнэ.
- Ты в порядке? – делаю пару широких шагов, нагоняя.
Она кивает только, смотря вперёд как-то слишком напряжённо и хмуро. Никогда такой её не видел. Надо признаться, мне не нравится это.
- Юнэ? – перехватываю её запястье, заставляя остановиться. Она послушно замирает, но смотреть на меня всё так же не спешит.
- Я тебя обидел чем-то?
- Нет, господин Клод…
- Я же просил, зови меня по имени.
Она поворачивается и смотрит на меня так долго и так пронзительно, что под ложечкой сосёт. Хочет мне что-то сказать этим взглядом, а я не знаю, как понять… Что важнее правильно понять. Мне нравится её живость. Нравится, как она грустит, как улыбается, но вот такой… расстроенной и потерянной я видеть Юнэ не хочу.
- Ты скучаешь по дому? – срывается первое пришедшее в голову.
- Мой дом тут, - тихо возражает она. – Вы это отлично знаете.
И снова этот взгляд. Может ли быть…
- Юнэ…, - протягиваю руку, но она испуганно делает шаг назад. Смотрит своими тёмными глазами, словно в пропасть меня засасывает.
Я так давно уже пропал. Мне нет возврата, так что толку стараться образумить себя сейчас? Какой смысл искать спасительные тропинки к отступлению, когда уже давно сошёл с ума, и всё происходящее было лишь вопросом времени? А время не преминуло подкинуть момент.
Она не успевает ни сбежать, ни испугаться, когда оказывается в моих объятиях. Только вскрикивает тихонько от неожиданности… а потом изумлённо выдыхает в мои губы, когда они оказываются совсем-совсем близко. И закрывает глаза.

***
Лето это в Париже выдалось холодным и ветреным.
Заголовки газет пестрели новостями светской хроники: «Наследник семьи Бланш – второй ребёнок старшей дочери!».
В этом городе было всё как прежде. Красавицы в кринолинах, экипажи, свежие хрустящие багеты. Культурная столица Европы бурлила, как ей то и полагалось.
На людных улицах впервые за многие годы можно было увидеть сегодня прекрасную молодую женщину в кимоно. За подол её одеяния цеплялась очаровательная темноволосая девочка пяти лет с раскосыми глазами цвета холодного горного ручья.
- Мама, нам далеко ещё?
- Нет, дорогая, уже почти пришли.
Женщина подхватывает девочку на руки и целует щёку.
- Тут так шумно и страшно, - жалуется ребёнок.
- Не бойся, я же рядом. Ты привыкнешь к Парижу. И полюбишь его. Ведь он у тебя в крови.
Девочка недоверчиво морщится и обнимает мать за шею, но не спорит.

Шёл август 1887 года, когда Клод и Юнэ встретились вновь…

@темы: фанфики, люди и я, аниме

---

Хиддлстон-мания - это когда называешь свой нетбук Локи, хотя он красный и вообще не имеет отношения к Тому

---

Название: «Не проси, не отдавай»
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Жанр: джен
Рейтинг: PG
Размер: миди
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
Музыка: Elya Chavez – Воля Отца
От автора: Мне давно хотелось написать что-нибудь по этой песне. Впервые так – не музыка под текст, а текст под музыку.

Случилось так, что он ушел туда,
Откуда нет возврата – в мир теней…

Кажется, время замедлило свой ход. Тори не помнила – как, когда очутилась здесь. И только слабо, мутно на краю сознания – дворец; шумная площадь, люди в чёрных одеждах; тропинка между домов, вперёд и вперёд – к кладбищу.
Вокруг Тори – десятки, сотни, может быть, людей. Тихий шёпот. Жесты рук. Взгляды – сочувствие, понимание, горечь. Тут были все – слуги из дворца, жители города, дети и взрослые, мужчины и женщины… Они окружали Тори. Они смотрели на неё, они перешёптывались, смахивая слёзы платком.
Тори не замечала. Не видела, не хотела видеть людей. И слышать голоса, ловить сочувствие, жалость, пустые глупые фразы. Для неё вокруг был только чёрный. Только чёрный, густо чёрный цвет, - и кладбище.
Кладбище.
Когда-то, в детстве, это место пугало Тори. Пап, а правда, что там призраки живут? Тори боялась – они придут однажды ночью к ней в спальню, схватят и утянут в сырую землю за собой. А отец смеялся. Обнимал за плечи, прижимая к себе, и говорил: «Ни один призрак не тронет мою любимую девочку». И Тори не боялась больше кладбища. Ведь оно далеко – на другом конце, позади решётки ворот города. И, конечно, его нет толку бояться. Пока папа рядом – Тори в безопасности.
А теперь она стоит тут. Среди могил, за низкой каменной оградой. Нет, призраки вовсе не притаились за густыми кронами деревьев. Просто папа – который защищал, заботился, берёг, самый нужный и любимый папа, - умер.
Умер.
Тори сказала себе, что плакать не будет. Нет, не будет, нельзя принцессе показывать своих слёз… Джейн не хотела пускать её на кладбище. И Фредерик, и Кристофер, и все. Не стоит видеть такое маленькой девочке – сказали они…
А Тори пошла. Заверив, что всё в порядке, что она выдержит, сможет… Не смогла. Всю ночь тихо плакала в подушку в своей комнате – и теперь, вот, снова. Не плакать…
- Мы собрались здесь, чтобы проводить в последний путь короля нашего, Ричарда, ибо…
Тори не слушала. Её сознание, будто по щелчку, замерло после слова «ибо». И Тори не слушала. Не хотела слушать.
Вокруг толпились люди. Люди в чёрных одеждах. Они, как один, глядели не отрываясь в лицо священника - и не заметили, как девочка скользнула мимо них. Вперёд, ещё вперёд. К густой тени расцветшей вишни. Туда, где в открытом гробу, на чёрном шёлке, белело лицо её нужного, родного, любимого папы.
Казалось, он спит. Просто спит – глаза закрыты, руки сложены на груди; и на губах – улыбка. Добрая, полумечтательная, беззаботная – как всегда у него. Отец спит. Просто спит – но сейчас войдёт Фредерик, зовя к завтраку, и он проснётся… проснётся…
Кто-то из взрослых опомнился через секунды. Тори мягко, ласково взяли под руку. И прочь увели - в сторону от чёрных одежд, к дороге, к карете.
Но Тори запомнила. На всю жизнь запомнила глаза и улыбку отца. А ещё лицо – застывшее, бледное, опущенные веки и руки, скрещённые на груди. «Он не проснётся» - подумала Тори. Конечно, не проснётся. Ведь отец, её отец умер.
А умер – это навсегда.
- Ваше Высочество.
Тори вздрогнула. И подняла глаза – трудно, чувствуя, как не хочется ей смотреть, отвечать, думать…
Джейн. Она ласково, по-доброму улыбнулась, легко коснувшись её плеча.
- Ваше Высочество, садитесь в карету… я отвезу вас домой.
- Нет.
Тори сама, кажется, не знала, почему говорит это.
- Но… Ваше Высочество…
- Нет.
Джейн спросила: «почему?». И твердила ещё о чём-то, упрашивала, уговаривала, тянула к карете. Но Тори, внезапно, дёрнулась назад. Даже, наверное, крепче упёрла ноги в землю. И шептала – «нет». Нет, нет, нет – как заведённая. Нет. Разве можно… можно уйти? Ведь отец – он тут, он тут теперь. И Тори будет с ним… потому что – папа, и они всегда рядом, всегда, всегда, он обещал!
- Нет!
Уже отчаянно. Кажется, слёзы вновь защипали глаза.
- Ваше Высочество, - голос Джейн дрогнул. В её глазах – большое, чистое, глубокое понимание. Конечно, Джейн знала, как нелегко сейчас принцессе. Конечно, она знала, почему девочка не хочет ехать домой.
- Что случилось?
Фредерик. Подошёл, ссутулив плечи, из чёрной толпы; в его глазах – всё то же понимание.
Но Тори не видела. Не видела сочувствия, жалости, доброты – ей просто не хотелось видеть. Пусть Джейн и Фредерик уйдут. Пусть уйдут все, пусть не трогают её, оставят – с отцом…
Джейн подошла к Фредерику, что-то шёпотом сказала ему на ухо. Два взгляда, две пары грустных понимающих глаз.
Тори отвернулась от них. И зацепила взглядом точку, далёкую точку вдали – замок. Хотелось стоять так вечно. Не шевелить рукой или ногой, не говорить, не моргать – просто стоять так…
- Ваше Высочество, идёмте.
Фредерик. Он осторожно, словно боясь сломать, взял Тори под руку. И почти силой, уговаривая и утешая, потянул к карете.
Тори не противилась. Что толку теперь? Она позволила усадить себя в карету, на сиденье красного бархата.
Где-то за дверцей щёлкнул кнут, лошади тронулись, зашуршали колёса.
Тори смотрела в окно. На медленно, плавно бегущие прочь деревья. Они сливались – в одно большое, мутное, неразборчивое пятно.
Перед глазами не деревья были, конечно. Не Фредерик с Джейн, не толпа людей в чёрных одеждах.
Тори видела отца.

- Пап, а правда, что там призраки живут?
- Ни один призрак не тронет мою любимую девочку.

- Смотри-смотри, звёздочка! Падает! Ой, ещё одна!
- Это звёздный дождь, Тори. Нам повезло – такое редко в наших краях увидишь.
- Как красиво!
- Не забудь загадать желание.
- Желание?
- Да. Говорят, если, глядя на падающую звезду, загадать желание – оно обязательно исполнится!
- Тогда я загадаю… я загадаю…

- Пап, а я тоже буду править страной, когда вырасту?
- Конечно, милая.
- Ой, поскорей бы!
- Чуть-чуть осталось, потерпи.
- Думаешь, у меня… получится?
- А как же иначе? Ты станешь прекрасной королевой, гораздо мудрей и справедливей меня! И все станут говорить, что их королева Виктория – самая лучшая на свете.

Только отец называл её Тори. Виктория – полное имя; так, говорил он, хотела окрестить дочку мама. Королева Анна умерла – почти сразу после рождения девочки. Болезнь. Не успели распознать вовремя, помочь…
Тори плохо помнила маму. Лишь изредка выступали улыбка полумечтательная, как у отца, глаза цвета аквамарина, локоны волос, тёплые руки…
В детстве Тори много спрашивала у отца про неё. И он рассказывал – вечером, у камина, с кружкой горячего чая в руке. По его лицу скользила тень тогда. Глаза – грустные, голос – тихий. Конечно, папа скучал по своей жене…
А Тори почти совсем не вспоминала маму. Нет, в детстве ей хотелось узнать о ней всё, больше, больше. Но Тори росла – и мама уплывала, уходила в прошлое, тая вдали. У Тори был отец. Папа, любимый, нужный, родной. С ним девочка чувствовала… защищённость. Спокойствие. Тепло, уют и дом.

- А ты не оставишь меня? Не уйдёшь, как мама?
- Конечно, нет, милая.
- И мы всегда будем вместе?
- Всегда-всегда, обещаю. Ты вырастешь – и мы вместе станем править страной.
- Правда?
- Ну, конечно. Куда я уйду от моей любимой девочки?

Но он ушёл. Болезнь, никто не смог помочь – так говорили… И нет теперь тепла, уюта и дома. Нет улыбки, глаз, рук, нет голоса, который ласково будет звать её «Тори».
Ничего нет.

***

Теперь твой долг, теперь твоя судьба –
Согрей сердца людей.

Мир стоял. Странно, дико и неправильно – но мир стоял. Он не рухнул, не рассыпался, будто карточный домик. И замок был цел, и город мерцал огоньками в окнах за стеклом.
Нет, мир не рухнул со смертью короля Ричарда. Но Тори казалось – она умерла.
- Ваше Высочество.
Джейн. Она тихо постучала, вошла, осторожно неся в руках позолоченный поднос c завтраком. Свежие фрукты, чай с молоком, тёплый белый хлеб – как Тори любит.
Джейн прошла через комнату, опустив поднос на тумбочку у кровати. И распахнула шторы на окнах, впуская свет. Лучи рассыпались по мраморным плиткам пола, заиграли в часах на полке, вазах, фигурках и начищенных столовых приборах.
- Вставайте, Ваше Высочество, - ласково сказала Джейн, улыбнувшись. И скрылась за раскрытыми дверцами шкафа, чтобы выбрать одежду для принцессы.
Так было всегда. Каждое утро, все четырнадцать лет жизни Тори.
Но теперь… разве жизнь?
Джейн выбрала, наконец, ярко-жёлтое платье с пышным подолом – любимое у дочки короля. И, расправив складки, уже хотела одевать свою госпожу… Но Тори не притронулась к завтраку. Не встала с постели, не откинула одеяло.
Девочка глядела в окно. Прижав к груди колени, уткнувшись в них подбородком. Просто смотрела и смотрела – бессмысленно, не узнавая, не видя сада за стеклом.
- Ваше Высочество? – осторожно позвала Джейн.
Но Тори молчала. Кажется, она и вовсе забыла, что в комнате стоит кто-то ещё.
Потом, вроде бы, появился Фредерик. Потом Кристофер, Реджи, другие из слуг. Тори слышала плеск голосов, шорохи, ощущала, как изредка касаются её плеча, пытаются тянуть, тащить… Но в голове девочки было пусто. И пусть там суетятся, шумят, живут… всё равно теперь. Нет смысла.
Ничего нет.
Пожалуй, только одно чувство осталось в Тори. Боль. Острая поначалу, тупая и тягучая потом. Она сжимала. Давила, стискивала изнутри, вышибая из лёгких воздух. Кажется, вот-вот – и вывернет наизнанку.
Так прошло, быть может, несколько дней. Три, четыре, десять? Тори не считала. А в комнату к ней почти перестали захаживать люди. Только Джейн – она всегда тут, приносит еду, расчёсывает волосы, умывает. И сидит в углу комнаты в кресле, ни на секунду не оставляя госпожу.
Спустя три-четыре-десять дней Тори встала с кровати. Она вдруг ощутила… странную потребность в движении. Надо было идти. Не важно, куда, не важно, на сколько – просто идти, не останавливаясь. Идти…
Тори, как тень, скользила по коридорам замка. Из спальни – по лестнице вниз до столовой, по проходу мимо комнат, снова по лестнице, через зал, в библиотеку, в гостиную…
Тори сама не знала, куда и зачем она идёт. Но нужно было идти. Шагать, двигаться, чтобы не думать, не думать…
Сменились декорации, но в общем – всё было по-прежнему. Тори молчала. С похорон отца она ни одной живой душе не сказала ни слова. Только теперь – не спальня, а полутёмные, длинные, запутанные коридоры замка.
Девочка могла плутать по ним часами. Просто идти, рассеянно обводя взглядом стены, ступени и двери. Джейн, конечно, ходила за ней первое время. Она не могла, не могла оставить госпожу сейчас… «У неё глаза мёртвые, - говорила Джейн Фредерику, чуть не срываясь на слёзы. – Мёртвые, понимаешь?»
Фредерик понимал. И посоветовал Джейн дать принцессе побыть одной. Со временем, говорил он, рана затянется. Только подождать нужно… немного подождать…
Потом Тори стала выходить за пределы замка. Не в город, нет, - только в сад, что раскинулся по левую сторону, большой, бурно цветущий сад. Как сердце, в его центре был разбит пруд. Круглый, маленький, - кольцом вокруг него смыкались молодые яблони. У самого берега – скамейка в тени деревьев; а по зеркалу воды медленно, плавно скользили лебеди.
Тори всё чаще стала приходить к этому пруду. Садиться на скамейку, или на корточки на берегу, касаясь пальцами прохладной глади. Шёпот ветра, плеск воды, шорох ветвей деревьев… В них можно было забыться. Запутаться, слушая их, только их, - и ни о чём больше не думать. Не думать…
- Ваше Высочество.
Чей-то голос, справа. Тори подумала, что снова Джейн, или Фредерик, или Кристофер хотят расшевелить её. И подняла голову, чтобы просто сказать кому-то из них: «Уходи».
Но рядом с Тори, на берегу зеркального пруда, стоял мальчик. Кажется, одних лет с ней. Простые бриджи, рубашка, жилетка, светлые волосы, растрёпанные ветром. В руке мальчик держал корзинку с яблоками. А глаза его, зелёные, пристально смотрели на Тори.
- Ваше Высочество, - повторил он. Неуверенным, чуть испуганным голосом.
«Боится меня?» - вскользь подумала Тори. Один взгляд на мальчика – и снова отвернулась, не ответив. Ну, пусть оставит её в покое. Пусть поймёт, что ей не до него. Пусть… просто уйдёт отсюда.
Но мальчик не уходил. Он мялся, переступая с ноги на ногу, рядом с Тори. И, кажется, хотел что-то сказать ей.
- Не грустите, Ваше Высочество, - выпалил мальчишка вдруг. И, словно испугавшись, отступил на шаг назад.
Тори искоса взглянула на него… и разозлилась. Ну, в самом деле, что он хочет от неё? «Не грустите», надо же! Пусть уходит! Пусть оставит, оставит её одну!
Но Тори смолчала. Коснулась пальцами водной глади, надеясь, что мальчишка догадается уйти сам.
Но он не уходил.
- Не грустите, - повторил мальчик. – Да, я знаю, как тяжело вам сейчас, но… Но мы все с вами! Правда! И все помним короля…
Мальчишка говорил. Говорил, говорил, говорил ещё о чём-то, не смолкая. Кажется, утешал её. Кажется, поддерживал. А Тори подняла голову вдруг и внимательно посмотрела на него.
Поймав взгляд принцессы, мальчик осёкся. И глядел на неё в ответ – неуверенно, правда, испуганно. Но… где-то в зелёных глазах горело сочувствие. Жалость, грусть, странное, глубокое понимание…
Тори припомнила – так же Джейн смотрела на неё. И Фредерик. И Кристофер. И слуги, и люди на похоронах, и все… Они понимали. Они сочувствовали, понимали и жалели девочку, у которой погиб отец.
- Как тебя зовут? – спросила Тори. И, после похорон отца, это были первые её слова.
Мальчик обрадовался. В его глазах вспыхнула искорка, он улыбнулся – так широко, как сумел.
- Я Хьюго! – выпалил мальчик. – На кухне работаю, помогаю там… вот, мне велели яблок к ужину собрать, для пирога…
Ему, кажется, было немного неловко. Переступая с ноги на ногу, спрятав руки за спиной, - но Хьюго сиял, не прекращая о чём-то рассказывать. Словно боялся – замолчит, и Тори снова закроет себя, отвернётся.
Она отвернулась. И резко, взметнув облачко пыли с земли, встала с корточек, пошла прочь. Кажется, мальчик смотрел ей в след. Кажется, он был расстроен.
Тори не заметила камня, что подвернулся под ногу. И, споткнувшись, нелепо взмахнув руками, упала на землю.
В спине отдалась боль. Хотя, впрочем, Тори мало волновало это. Она сделала попытку встать – но складки платья, надетого Джейн, мешали, застревали, путались.
- Вы не ушиблись, Ваше Высочество?
Мальчик оказался рядом с ней тут же. Голос – взволнованный, глаза – беспокойные. Но, увидев, что с принцессой всё в порядке, он протянул Тори руку. Протянул - и тепло, по-доброму улыбнулся.
Тори смотрела на руку мальчика с удивлением. А потом медленно, будто с опаской сжала её своей.
Хьюго потянул на себя Тори, помогая ей подняться. И тут же сделал шаг назад, неловко спрятав руки за спину.
- Вы придёте сюда завтра? – спросил он тихо.
- Приду, - ответила Тори.
Она, пожалуй, и сама не могла сказать, почему и правда пришла в сад на следующий день. Ведь ничего не случилось. Ничего не изменилось. И смысла во встрече с Хьюго нет… тогда почему?
Он уже ждал её – в саду, на том самом месте возле пруда. И улыбка, стоило ему увидеть Тори, вспыхнула на его лице.
- Ваше Высочество!
Хьюго подскочил к ней. Увлёк к скамейке, стал показывать какие-то травы, ягоды, цветы, листать книжку какую-то, с картинками… И говорил. Не смолкая, бесконечно говорил.
Впрочем, Тори не понимала слов мальчика. Ей просто нравилось – сидя так, под тёплым солнцем, видеть его улыбку и искру в глазах. Слышать его живой, весёлый радостный голос.
Кажется, именно в то время Тори впервые подумала – не всё потеряно. Да, отец умер, его не вернёшь, но… не всё потеряно.
Каждый день теперь они с Хьюго встречались в саду. То гуляли, то просто сидели на скамейке возле пруда. Мальчик, как мог, старался расшевелить её. Плёл венки, приносил книжки, цветы, красивые безделушки – и говорил, говорил, говорил.
По началу Тори просто слушала его. Молча, не разбирая и половины того, о чём он трещит. Но позже – она стала отвечать. Реагировать, рассказывать тоже о чём-то, улыбаться, смеяться…
И так хорошо было.
- Это прекрасно, Ваше Высочество, что вы подружились с Хьюго, - сказала однажды утром Джейн.
Она, как обычно, вошла в комнату Тори с завтраком на подносе. Оставила его на тумбочке у постели, раздвинула шторы, полезла в шкаф за платьем… И Тори, словно в первый раз, присмотрелась к своей служанке.
Джейн. Она ухаживала за девочкой, быть может, с самого её рождения. Одевала, умывала, кормила, учила… Два человека были с ней всю жизнь. Отец и Джейн. Теперь папа умер, но… но Джейн тут. Она, как прежде, заботится о своей госпоже. И улыбка – добрая, взгляд – ласковый… С удивлением Тори заметила там, в глазах Джейн, сочувствие и глубокое, ясное понимание. В точности как… у Хьюго.
Джейн, кажется, заметила что-то новое во взгляде принцессы. И быстрей замелькала по комнате, веселей затрещала ещё о чём-то. А Тори, вдруг, спрыгнула с постели на пол. И, подскочив со спины к Джейн, порывисто обняла её.
- Ваше Высочество? – удивлённо и испуганно выдохнула Джейн. Ещё бы – ведь много, много дней, со дня похорон короля Ричарда, она не видела принцессу настолько… живой.
А Тори ощутила, внезапно, жгучую благодарность. И любовь, любовь к этой девушке, которая ни на минуту не оставляла её. Которая, как Хьюго, жалела девочку и понимала всё.
- Спасибо, - шепнула Тори, крепче прижимаясь к спине Джейн.
Тот день поставил точку в затворничестве Тори. Кроме сада и пустых коридоров замка – девочка стала появляться в столовой. В гостиной. В библиотеке.
Джейн не носила больше обеды и ужины ей в комнату. Теперь Тори часто грелась у огня камина, читая любимые книжки. Часто собирала букеты в саду, расставляя их по столикам и комодам. Часто бегала, смеясь, через распахнутые двери из комнаты в комнату.
Конечно, Джейн всегда всюду следовала за своей госпожой. А вечером, после работы, Фредерик и Кристофер приходили к ней в гостиную. Неуверенно, чуть испуганно по началу, а затем… Это стало традицией. Каждый день, в восемь часов, сидеть вчетвером у камина. Жарить кусочки хлеба на тонких лучинах. Рассказывать истории. Шутить, смеяться, а порой – играть в прятки, жмурки по всему замку.
Его обитателям казалось – замок умер, погиб с королём Ричардом вместе. Казалось – никогда не будет здесь смеха, улыбок, игр снова. А теперь… теперь всё стало, как прежде. Смех, улыбки, игры.
Как прежде.
Однажды, тёплым днём конца лета, Джейн и Тори отправились в город. Неизменно, каждый год – на главной площади проходил карнавал. Палатки всех цветов радуги, фокусники, жонглёры, карусели, прилавки… Кажется, весь город собрался тут. Десятки, сотни людей сновали туда-сюда по улочкам и площади. Смеясь, улыбаясь, болтая о чём-то.
Но, когда кто-то первым заметил принцессу, секунды – и всё стихло.
Тори застыла, не в силах сделать шаг. На неё будто боялись поднять глаза – смотрели в стороны, в землю… А потом она заметила улыбки. Заметила взгляды. Ласковые, добрые, полные сочувствия и понимания… как у Хьюго. Как у Джейн, Фредерика, Кристофера…
Тори медленно зашагала вдоль рядов пёстрых палаток. Люди расступались перед ней. И смотрели, уже открыто, улыбались ей… Тори ощутила чьё-то лёгкое касание руки к плечу. Кто-то сказал ей: «Держитесь, Ваше Высочество». Кто-то подарил корзину фруктов – свежих, сочных. Кто-то просто смотрел с улыбкой – и понимание. Сострадание.
Люди знали, что чувствует их принцесса. Люди были с ней.
Тори вдруг ощутила в горле острый и колкий комок. Он стискивал, обжигал чем-то горьким глаза. Ей захотелось расплакаться. Просто дать волю слезам – здесь, на площади, среди мужчин, детей и женщин, среди их всех… среди её народа.
«Они – мой народ».
Эта мысль, будто молоточек, стучала в висках Тори всю дорогу. И потом, уже в замке, за ужином. И потом, у камина, с книгой.
Они – мой народ. Жители города, слуги, Хьюго, Джейн, все… Мой народ. А я – их королева. Да, папа умер, папы… больше нет, но… Теперь я – их королева. Я, вместо отца, должна править ими. Я, вместо отца, должна защищать их. Беречь, заботиться о них… Ведь так хотел папа. Он хотел, чтобы я, когда вырасту, стала королевой, правила страной вместе с ним… Да, папы нет. А значит, я одна должна продолжить его дело. Стать королевой. Защищать. Я должна…
И Тори вдруг вспомнился – вечер, конца лета, много-много лет назад… будто в прошлой жизни. Они с отцом, как сейчас Тори, сидели у камина. Он укачивал её на коленях, она обнимала его за шею. И голос папы – добрый, ласковый, как всегда.
- Когда-нибудь ты станешь королевой вместо меня, Тори. А для королевы самое дорогое – её народ. Поэтому, милая, никогда не отдавай то, что тебе дорого. Никогда не бросай свой народ в беде. И, если будет выбор – сдаться или погибнуть… Не проси пощады, Тори. Никогда, слышишь, никогда не проси пощады у врага.
Не проси… не отдавай…
Будто звон колокола, слова отца из прошлого отражались от стен гостиной. Не просить пощады. Не отдавать то, что дорого. Быть королевой, беречь свой народ. Этого хотел папа… это теперь – долг Тори.
- Джейн, - позже сказала девочка, сидя на кровати в своей спальне. – Джейн, я стану королевой.
Глаза служанки расширились от удивления.
- Но… вы… ваш отец же…
Джейн многое хотела сказать принцессе. Что она – маленькая девочка. Что недавно погиб её отец, и вряд ли ей хватит сил управлять страной. Что королева – это слишком… слишком для ребёнка.
Но Тори, впрочем, и без слов поняла Джейн. Она жестом руки велела ей замолчать.
- Я знаю, Джейн, - твёрдо сказала Тори. – Знаю, что будет сложно, что я молода для королевы, но… Это мой долг, понимаешь? Мой народ. Я должна стать королевой… папа так хотел.
И Джейн улыбнулась, не сказав больше ни слова. В глазах Тори, этой маленькой, раздавленной горем девочки, она видела… решимость. Твёрдую, будто камень, решимость. Джейн знала – чтобы не случилось, Тори не сдастся теперь.
- Понимаю, - ответила она.
Замок медленно, плавно погружался в сон. Гасли огни свечей. Стихали шаги. И двери уже не хлопали, не скрипели половицы в коридорах.
Все спали. И только Тори – не спалось.
Девочка разбирала на кровати свою шкатулку. Браслеты, кольца, цепочки, заколки… И вот, наконец, она – лента из гладкого чёрного атласа.
При тусклом свете свечи Тори, подойдя к зеркалу, перевязала волосы лентой на затылке.
«Для тебя, папа, - подумала принцесса. – Я буду защищать свой народ. Беречь его. Я никогда не отдам его никому, я не стану просить пощады… И не сниму этой ленты в память о тебе. Клянусь»
«Не проси. Не отдавай» - вот что твердила себе Тори в день, когда корона опустилась ей на голову.

***

Мы не сдадимся! Мой народ со мной,
И я не дам его сломить – клянусь вам!

Тонкие лучики света, проникнув через шторы, косо ложились на стены. А один, самый упрямый, прыгнул прямо на лицо Тори, вынуждая её проснуться.
Девочка села на кровати, протирая глаза, потянулась. И обвела комнату рассеянным взглядом.
Здесь всё было, как прежде – шкаф, кровать, столик у окна, куклы в нарядных пышных платьях. И лишь одно новое появилось – корона; маленькая, в россыпи камней корона на тумбочке у постели.
«Королева, - подумала Тори, откинувшись на подушки. – Я теперь – королева».
Это звучало… так странно. Необычно, непривычно. Ведь она – маленькая девочка, четырнадцать лет всего, толком не знает и не умеет ничего… А вдруг – королева.
В подробностях вспомнилась Тори коронация. Огромный, в тысячу, кажется, огоньков свечей, зал. Трон с высокой спинкой у стены. Красный ковёр, расшитый золотом, столы с сотнями блюд, мраморный пол… И люди, её люди кругом. Улыбаются. Смеются. Говорят что-то ей.
По правде, Тори слабо помнила, о чём именно вчера говорили. Лишь голоса запомнились – звонкий, громкий гул голосов со всех сторон. В пёстрых волнах лиц она видела Фредерика, Кристофера и Хьюго. Джейн стояла рядом с ней, почти плача от радости. А потом – руки, что опускают сверкающую корону на голову Тори…
Королева.
С этим словом какое-то незнакомое, тёплое чувство очнулось внутри.
- Доброе утро, Ваше Высочество, - Джейн вошла, опуская поднос с завтраком на тумбочку у кровати. Её руки мелькали почти незаметно – вот шторы отдёрнуты с окон, вот платье из шкафа лежит в ногах постели.
Одевая девочку, Джейн улыбалась. В уголках её глаз, как вчера, блестели слёзы.
- Поверить не могу, - сказала она. – Моя маленькая госпожа – королева…
Тори глотала завтрак быстро, почти не жуя. Ей не терпелось скорей, скорей взяться за дело. Она знала – её отец, когда был жив, собирал почти каждый день собрание министров. Обсудить проблемы, принять решения… Теперь это стало обязанностью Тори. И тут же, покончив с завтраком, она кинулась в Большой Зал, где, ещё вчера, было назначено собрание.
Министры ждали её.
Спустя два часа Тори, перепрыгивая через ступеньки, полетела в библиотеку. Там уже терпеливо сидел, Эдуард, преподаватель математики. Ещё когда отец был жив, Тори брала у Эдуарда уроки. И не только, в общем, у него. Отец хотел, чтобы дочка получила хорошее образование; в замок были приглашены учителя – литературы, языка, музыки, танцев… После похорон Тори совсем забросила учёбу. А сейчас – самое время к ней вернуться.
Так и стали проходить дни юной королевы. Утром – собрания по делам страны; днём – уроки. А вечером Тори изучала вещи, необходимые для управления страной – экономику, политику, этикет…
Ей было трудно. Очень, немыслимо трудно. Ведь она – маленькая девочка, не сведущая в делах государства. Первое время на собраниях Тори почти сразу теряла нить рассуждений. Министры говорили столько умных, сложных и непонятных слов, - голова у девочки шла кругом. А нужно не только понимать – принимать решения. Сколько денег отдать на постройку церкви; сколько семян выделить крестьянам; где найти учителей для новых школ. И десятки, сотни других вопросов…
Тори было трудно, разумеется. Но упрямо, твердо она учила, узнавала, делала. До поздней ночи порой, забывая поесть, с головой окунувшись в книги. Конечно, Фредерик, Кристофер и Джейн помогали ей. А порой и Хьюго, прибежав с кухни, как мог, поддерживал её.
Время шло. И Тори чувствовала, что уже крепко держит ситуацию в своих руках. Она научилась разбираться, куда, кому и сколько, зачем, как и за какие сроки. Иногда ей, правда, казалось – силы оставляют её. Иногда ей казалось, что ещё чуть-чуть – и сломается.
Но Тори держалась. Потому что с ней рядом – был её народ. Встречая слуг в замке, она видела ободряющие улыбки на их лицах. Гуляя по городу, она встречала взгляды, полные тепла и беззвучной поддержки.
Народ верил в неё. Народ был с ней.

Однажды всё изменилось. Однажды Тори поняла – не все, нет, не все в замке верят в свою королеву.
Сидя в Большом зале и слушая министров, она вдруг ощутила на себе взгляд. Странное, неприятное чувство – мурашки вниз по позвоночнику, и чёткая, внезапная догадка – кто-то смотрит ей в спину.
Тори подняла глаза от бумаг и успела поймать его. Взгляд. За столом, напротив королевы, сидел человек – широкий в плечах, в плаще алого цвета, с сердитым, будто из камня выточенным лицом. Он смотрел прямо на Тори. Не отрываясь, не отвернувшись, даже когда она заметила. В глазах человека была искра чего-то, нового, непонятного… словно недоверие. Словно этот человек, в отличие от министров, от народа, от всех других не испытывал любви, уважения к королеве.
Да. Он не верил ей. Он не верил в неё.
Тори вдруг ощутила, что руки её дрожат. А в груди, как снежный ком, зреет что-то болезненное, липкое, неприятное. Она поспешно отвела взгляд.
Когда министры, закончив, стали выходить один за другим из зала, Тори подозвала Фредерика.
- Кто это? – тихо спросила она, указывая рукой на того человека. Он, больше не смотря на королеву, почти скрылся в дверях.
- Это Лукас, Ваше Высочество, - ответил Фредерик. – Командир королевской гвардии.
Позже, у окна в своей комнате, Тори смотрела, как солнце медленно гаснет, рассыпая лучи по крышам домов. И думала. Что значил взгляд Лукаса? Почему бы командиру гвардии так не верить в свою королеву?
Скоро, спустя всего несколько дней, она узнала ответ на свой вопрос. Совсем чуть-чуть времени прошло, когда всё, всё в королевстве переменилось.
Тори проснулась в тот день совсем рано – солнце едва вставало из-за ломаной линии домов города, птицы только выводили первые ноты за окном. Спать не хотелось. И Тори, наскоро одевшись, побежала звать Джейн и Фредерика на прогулку.
Они, конечно, сразу же согласились, а по дороге к ним из кухни присоединился Хьюго. Все вместе вышли на свежий, по-утреннему прозрачный воздух.
Пахло травой – скошенной только-только, из сада, - яблоками, свежей выпечкой и чем-то ещё, летним, сладким. Тори шла по тропинке от замка до ворот, слушала весёлый, звонкий голос Хьюго и чувствовала себя счастливой. Очень счастливой. Пожалуй, в первый раз со смерти отца.
Да, много времени минуло со дня, когда её любимый папа погиб. И, разумеется, Тори скучала по нему, ей не хватало его. Но боль, та острая, страшная боль – сгладилась, а может, просто ушла глубоко, в дальние уголки сознания Тори. Она не плакала по ночам. Она не сидела, молча глядя в стену, не в силах пошевелиться. Улыбка, энергия, радость – всё снова вернулось к принцессе, а об отце она вспоминала с лёгкой, светлой грустью, с теплом, касаясь кончиками пальцев чёрного атласа ленты.
Несмотря на ранний час, город жил, уже жил своей разной, шумной, пёстрой жизнью. Торговцы зазывали покупателей, нахваливая товар. Женщины спешили домой с корзинами. Дети мелькали туда-сюда. А флаг на главной площади, когда Тори и остальные пересекали её, полоскался ярким пятнышком на ветру.
«Я счастлива, папа» - подумала Тори.
А потом всё рухнуло.
- Я прошу внимания, - раздался громкий, твёрдый голос – голос, который прежде Тори никогда не слышала.
- Смотрите, - сказал Хьюго, указывая рукой. Тори обернулась.
На помосте, сколоченном из досок ровно по центру площади, стоял Лукас. Тот самый, командир королевской гвардии, что так странно смотрел на Тори на собрании много дней назад. Она успела забыть о нём. И вот... Что происходит? Что он хочет сказать – на площади, на глазах всех?
Люди, по одному, а потом и толпами, стали сходиться ближе к помосту. Они смотрели друг на друга, будто глазами спрашивая, что случилось, перешёптывались и с тревогой, с дурным предчувствием бросали взгляды на Лукаса и на королеву. Особенно – на королеву.
Тори ощутила вдруг, как счастье уходит, тает внутри неё, как улыбка исчезает с лица. В груди заворочался страх. Липкий, тягучий страх – она не знала, о чём хочет сказать Лукас, но что-то ужасное, что-то небывалой опасности виделось ей.
Вокруг шумели. Но, в конце концов, над площадью повисло тяжкое, густое молчанье.
«Всё хорошо, - твердила себе Тори, проходя с Джейн, Фредериком и Хьюго поближе к помосту. – всё хорошо. Ну, что такого он может сказать?»
Дождавшись, когда стихнет каждый звук, Лукас твёрдым, ровным голосом начал:
- Сегодня рано утром наш гонец принёс из дальних стран известие. Огненное королевство узнало, что король Ричард погиб. Они идут на нас войной.
Войной. Войной. Войной. Войной.
Тишина, секунды острой, полной тишины – но последнее слово Лукаса, подхваченное сотней голосов, полетело, кружа, по главной площади города. Люди говорили, шептали его друг другу. Люди, не веря, растерянно оглядывали своих соседей, будто хотели найти ответ – это правда? Правда – война?
А Тори стояла, не слыша кругом ничего. Не видя. Не понимая. Кажется, звук резко выключили, как лампочку, одним щелчком – только звон, звон в ушах и гулкое, неразборчивое гудение вокруг. Тори не могла разобрать, о чём говорят люди. Ей чудилось одно слово, одно страшное слово – война, война, война, война.
Не может быть. Нет, такого просто не может быть. Сколько Тори помнила себя, никогда на их страну не шли войной. Где-то там, далеко, за морями, лугами, лесами было другое королевство – Огненное. Так рассказывал ей отец. «Там – наши друзья, - говорил король Ричард, улыбаясь. – Мы поставляем для них ткани, они для нас – специи и изделья из глины и дерева. Помнишь, на базаре, красивые, разноцветные? Я обязательно куплю тебе в следующем году».
Огненное королевство. Друзья. Ну, как оно может напасть, как может предать многолетнюю дружбу, торговые связи, как, как, как?
Лукас ошибся. Этого просто не может быть.
Но командир королевской гвардии заговорил снова. И люди, шепчущие друг другу «война», смолкли.
- Гонец говорит, что видел, как в Огненном королевстве готовят армию. Их больше. Их гораздо больше, чем нас, и оружия, и припасов… Шансов нет.
И снова – как приговор, из уст в уста – шансов нет, шансов нет, шансов нет… Лукас сошёл с помоста, затерявшись в толпе. А в гуще людей вдруг громко, пронзительно крикнула женщина.
Будто сигнал – все разом заговорили, заспорили, зашептались, заплакали дети, кто-то кричал, кто-то бежал прочь к дому, кто-то и вовсе упал, заламывая руки, на плиты площади.
А потом все люди, как один, посмотрели на Тори.
Давно, в другой жизни они вот так смотрели на неё – желая подбодрить, поддержать юную принцессу после гибели отца-короля. Сочувствие, участие, понимание было в глазах людей. Но сейчас… Они глядели, напомнив Тори Лукаса, тогда, за столом в Большом Зале. Недоверие. Испуганное, загнанное недоверие. Шёпот, тихие приглушённые голоса вторили взглядам. Тори услышала: «Нам конец. Мы не сумеем победить Огненное королевство. Что теперь с нами станет? Будь жив король Ричард…»
Люди не верил в свою королеву. Люди не верили, что она сможет защитить их.
- Ну, что прикажете, Ваше Высочество?
Лукас. Он вдруг вынырнул из толпы, встал перед принцессой, держа руки скрещенными на груди. Глаза – два чёрных, страшных камня недоверия. Голос – резкий и, кажется, с ноткой язвительной насмешки.
Тори попятилась. Дальше, дальше от Лукаса, и шёпота, и взглядов… Она не могла сказать ничего. Слова не шли, не хотели срываться с губ.
Тори едва помнила, как Джейн и Фредерик увели её обратно в замок. Кажется, они говорили о чём-то. Кажется, Хьюго держал её под руку, заглядывая в глаза. Тори махнула всем рукой, беззвучно прося оставить её. И, в одиночестве в своей спальне, долго пролежала на кровати без сна, без мыслей, без чувств.
Наверное, она заснула. Когда ей удалось открыть глаза, в окно сочился тусклый, серый свет следующего утра. Принцесса, чувствуя себя разбитой вдребезги, села в постели. И первым, что пришло ей в голову, было то, страшное слово – война.
Война. На её любимое, родное королевство идут войной. Что делать? Что она, маленькая несмышлёная девочка, может сделать?
Люди правы. Будь жив её отец, король Ричард, - он в миг придумал бы, как поступить, собрал армию, поборол врага… Может быть, если бы король не умер – Огненное королевство и вовсе не объявило бы войну.
Всегда, как и раньше, стоило Тори вспомнить отца, прошлое накатило, захлестнуло волной. Сменяя друг друга, замелькали перед глазами обрывки прошлого. Лицо отца. И слова, те самые слова:
- Когда-нибудь ты станешь королевой вместо меня, Тори. А для королевы самое дорогое – её народ. Поэтому, милая, никогда не отдавай то, что тебе дорого. Никогда не бросай свой народ в беде. И, если будет выбор – сдаться или погибнуть… Не проси пощады, Тори. Никогда, слышишь, никогда не проси пощады у врага.
Эти слова Тори запомнила на всю жизнь. Да, запомнила – но прежде не думала, не знала, к чему отец мог сказать их. Не проси, не отдавай…
Теперь она знала. К этому. К войне. Отец имел в виду – если будет война, если враг нападёт, никогда не бросай свой народ в беде. И пусть нет шансов, нет даже маленькой возможности победы – не проси пощады. Не сдавайся. Борись с врагом, бейся до самого конца.
Вот что хотел тогда сказать папа – ей, маленькой несмышлёной девочке. Вот какова воля её отца. И она – королева, и она должна исполнить своё предназначение. «Шансов нет» - сказал Лукас на площади. Пусть. Мы будем бороться – и лучше погибнем, погибнем, защищая наш дом, чем сдадимся на милость сильнейшего.
Тори вскочила с кровати, чувствуя, как внутри неё горит огонь. Яркий. Жаркий. Языки незнакомого раньше пламени. Не проси. Не отдавай. Странно, глупо, что эта мысль не пришла ей в голову прежде. Люди не верят своей принцессе. Лукас не верит ей. Конечно, Тори – маленькая девочка, и вряд ли сможет защитить народ от Огненного королевства.
Но она сможет. Она должна.
Вылетая из комнаты, Тори едва не сшибла с ног Джейн.
- Ваше Высочество, куда Вы?
- На площадь!

Поразительно, как всё изменилось в городе со вчерашнего дня. Где шум? Где крики торговцев, дети, снующие туда-сюда, где запах свежего хлеба и лета? На улицах было тихо. Пусто. Только ветер гнал старые листья по каменным плиткам.
Кажется, и погода говорила, что всё теперь будет иначе. Небо, вчера голубое, затянули серые, тяжёлые тучи. Веяло холодом. Мелкая морось капала за воротник платья Тори.
Конечно, Джейн пошла с ней. И Фредерик, и Кристофер, и Хьюго. Они ежились, оглядываясь по сторонам.
На встречу им вдруг попалась женщина с корзинкой в одной руке и ребёнком – в другой. Тори, метнувшись вперёд, едва успела схватить её за рукав прежде, чем она скроется в доме.
- Пожалуйста, - выдохнула Тори. – Пожалуйста, позовите всех, кого сможете, на площадь. Это важно. Пожалуйста.
На лице женщины был испуг. Загнанный страх, ужас, отчаяние. Она побледнела, взглянула на королеву – недоверие, недоверие, - но кивнула и ответила:
- Да, Ваше Высочество.
Фредерик, Джейн, Кристофер и Хьюго стали стучать в двери домов, просить людей пойти на площадь. А Тори, с трудом переставляя ноги, взошла на помост – туда, где совсем недавно Лукас объявлял о войне.
Много времени прошло, прежде чем люди собрались вокруг помоста. Шепчась, переглядываясь – они стояли кругом, смотря на королеву, и недоверие, удивление, любопытство смешивались в глазах. Тори заметила среди толпы Лукаса, близко, в двух-трёх шагах от себя. Он стоял, снова скрестив руки на груди. И жёг, жёг Тори взглядом – теперь, кажется, кроме недоверия там была злоба. Презрение. Может быть, даже жёсткая, язвительная насмешка – как вчера. Ну, что прикажете, Ваше Высочество?
Наконец, видимо, пришли все жители города. И, будто по беззвучному сигналу, шёпот смолк, голоса смолкли, и тишина, как раньше, застыла тяжело над площадью.
Тори собрала в кулак всю волю, всю душу и сказала, кажется, самые трудные в своей жизни слова.
- Вчера, - начала она, - командир королевской гвардии сказал, что Огненное королевство идёт на нас войной. И шансов нет. У них – больше людей, и оружия, и, может быть, армия гораздо лучше обучена, чем наша.
Люди внизу заволновались, зашептались едва слышно. Тори поймала взгляд Хьюго – непонимающий, как все прочие. И продолжала.
- Да, всё так. Да, Лукас прав, победить Огненное королевство мы не сможем. Но... Этот город – наш дом. Он всегда был нашим домом. А мой отец говорил мне – не бросать то, что тебе дорого, никогда не отдавать это врагу. И не сдаваться. Ни за что – не сдаваться. Да, пусть враги сильнее нас, пусть шансов нет… пусть! Мы не сдадимся. Мы не позволим забрать наш дом – вот так, просто. Мы будем биться. Мы будем стоять до самого конца.
- Как Вы себе представляете это, королева? – усмехнулся снизу Лукас. Тори видела то недоверие, смешанное со злобой, в его глазах. Он не верил. Он не поверит так просто в неё.
Но Тори не попятилась, как вчера. Не опустила глаз, признавая поражение.
- Вот так, Лукас, - ответила она. – У нас есть армия. У нас есть то, что дорого нам. И неважно, сумеем мы победить врагов или нет. Пусть им достанется победа. Но они придут сюда, чтобы разрушить, захватить, - а мы будем защищать, беречь наш город, наш дом. Это сильнее. Это сильнее во много раз, чем желание просто отнять чужую территорию.
Тори не знала, не могла бы сказать, откуда пришли эти слова. Она не готовила их. Она не думала, что скажет так. Но слова, эти слова – они шли от сердца. От прошлого, от улыбки отца-короля и напутствия, что он дал ей. Не проси, не отдавай. Тори чувствовала, как всё внутри горит, бушует огнём, как что-то новое, горячее бежит у неё по венам. Она говорила. Говорила, говорила и говорила, не в силах остановиться. А люди...
Люди слушали её. И смотрели, все, как один, без прежнего недоверия, страха, отчаяния. Вчера, на площади, услышав страшную весть, они сдались. «Шансов нет». Нет надежды на победу, нет короля Ричарда, чтобы защитить их. Но теперь… Теперь Тори видела то здесь, то там улыбки на лицах людей. Блеск глаз. И люди словно тянулись к ней, жадно ловя каждое слово. Они молчали – но королеве казалось, они отвечают на её слова. Да. Да, шансов нет, да, враг сильней, - но мы будем бороться. Мы будем воевать за наш дом.
Не проси. Не отдавай. Никогда не проси пощады и не отдавай то, что дорого.
- Я не дам сломать нас, - сказала Тори. – Я буду сражаться вместе с вами, мы, вместе, бок о бок, и пусть враг пожалеет, что решил войти в наш дом. Клянусь вам.
И разом, быстро, в секунды площадь вспыхнула тысячей голосов, тысячей слов, и лишь обрывки Тори сумела разобрать в общем гомоне. «Да!», «Мы с вами, Ваше Высочество!», «Покажем им!», «Защитим!»... Люди кричали. Люди тянули руки в королеве, трясли кулаками в воздухе, переглядывались, хлопали – и взгляд Лукаса, один, оставшийся недоверчивым, исчез в толпе.
Силы вдруг покинули Тори. Она, может быть, упала бы с помоста – если бы Хьюго вовремя не подхватил её.
- Вы молодец, Ваше Высочество, - сказал он. Его глаза блестели.

***

Пусть мы погибнем в свой последний час,
Но нашу волю не сломить!

Когда-то давно, много-много лет назад, отец подарил Тори кинжал. Она не знала, зачем, - ребёнок, повертела его в руках и положила в шкатулку, забыв о нём.
Теперь, касаясь ручки, украшенной камнями, ведя пальцем по холодной, гладкой стали, Тори подумала – отец знал. Когда дарил ей кинжал, когда сказал те самые слова – он знал, что придёт момент, что его дочери придётся драться. Драться за свой дом и погибнуть.
С мыслью о смерти, почему-то, удалось смириться легко. «Шансов нет» - сказал Лукас. А он, как командир королевской гвардии, должен был знать, о чём говорит. Шансов нет. С любой армией, с любым оружием – победа в войне им не достанется, и смерть – единственное, к чему приведёт битва. Они погибнут. И Тори, королева, погибнет с ними вместе.
Но смерть не пугала Тори. Теперь – не пугала. В детстве, помнится, она боялась умереть, как мама, потом, после, боялась умереть, как папа. А сейчас… Она будет стоять плечом к плечу со своими людьми до конца. И не отдаст свой дом без битвы. Чем всё кончится – абсолютно всё равно.
- Джейн, - позвала Тори, вертя в руках кинжал и глядя, как блики лампы пляшут на стали клинка.
- Да, Ваше Высочество? – Джейн, как всегда, ни на секунду не покидала свою королеву. Отложив в сторону книгу, которую явно не читала, она подошла.
- Как думаешь, королевский оружейник сумеет научить меня пользоваться им? – спросила Тори, протягивая кинжал. И Джейн кивнула. Она не удивилась, не сделала попытки возразить – просто кивнула и отправилась прочь из комнаты, на поиски оружейника. Война. Будет война. И Тори, её маленькая любимая девочка, встанет на защиту королевства рядом с другими. Что толку отговаривать её? Так и должно быть. Так и поступил бы, будь он жив, покойный король Ричард.
С того дня Тори видела войну в своём городе. В замке. На улицах. На площади, везде и всюду – люди готовились к войне.
Мужчины ковали оружие, юноши изучали в спешке приёмы рукопашного боя и владения мечом, женщины готовили припасы, дети помогали взрослым, чем могли. Исчезли лавки, цветные флажки, не бегали по улицам мальчишки, не кричали торговцы… Всё стало другим.
Лукас тренировал королевскую гвардию во внутреннем дворике замка. С утра до вечера Тори слышала звон, шорохи, голоса, крики, видела, как ряды бойцов в кольчугах и шлемах шагают, фехтуют, как Лукас громким, отрывистым голосом отдаёт приказы.
Ни раз она стояла у окна, наблюдая за ними. А командир, конечно, почувствовал её взгляд, поднял голову. И тут же опустил – в секунду; впрочем, Тори успела заметить недоверие, прежнее, и злость, и насмешку в его чёрных глазах. Лукас не верил. Он один, среди всех жителей королевства, не верил, что девочка-королева взаправду на что-то способна.
Но думать о Лукасе у Тори не было времени. Она тренировалась, наравне с другими готовилась к войне. Оружейник, Роберт, каждый день давал ей уроки владения кинжалом. С утра до вечера, с утра до вечера. Тори, в простом платье и с волосами, стянутыми чёрной лентой, изучала, как держать оружие; как бить им; как стоять, как отклоняться, уходя от удара. Она шла в оружейный зал к Роберту утром – а в комнату возвращалась поздно вечером, когда солнце давным-давно умерло за линией горизонта.
Тори не чувствовала рук и ног. Каждая мышца, каждая чёрточка тела рвалась от боли. Она стёрла ладони в кровь, набила синяки на лице и коленях, - но любой погиб бы на месте, попробуй он её остановить.
Изо дня в день Лукас отправлял гонца узнать, где находится вражье войско. Оно шло. Оно шло, неуклонно, неизменно приближаясь к королевству. Момента, когда объявят, что враг у ворот, все ждали с ужасом, но с упрямым, твёрдым бесстрашием.
Этот момент настал.
Было утро, и Тори упражнялась в оружейном зале с Робертом. Дверь, гулко треснув о стену, распахнулась. Запыхавшийся Хьюго, вскинув на королеву огромные, полные страха глаза, выпалил:
- Они близко. Они здесь.
Сдавленно охнул Роберт, а Тори вдруг остро, ясно накрыло осознанием – вот он. Момент, ради которого она училась, ради которого люди готовились, момент, который положит конец всему. Вот он.
Силы, кажется, всё это время дремлющие внутри Тори, взорвались огненным фейерверком. Она метнулась к двери, бросив Хьюго:
- Собирай всех!
И выскочила в коридоры замка. Страха не было. Готовность, решимость, рука крепко сжимает кинжал – но страха не было.
Джейн, Фредерик, Кристофер и Хьюго были с ней, когда, в гуще обитателей замка, Тори шла по улицам города к главной площади. Людям уже сообщили. Люди уже стояли там – сбившись тесной, огромной толпой у помоста.
Тори на секунду застыла, оглядывая их. Таким свой народ она ещё не видела никогда.
На защиту дома вышли все – мужчины, женщины, дети. И они не казались сейчас толпой, собранной из многих разных людей. Нет – одно. Одно общее, цельное существо, и каждый человек держал в руках оружие, и каждый плотно сжал губы, устремил глаза туда, в сторону ворот города, каждый молча говорил: «Мы готовы. Мы сделаем это».
Кто-то заметил Тори, потянул соседа за рукав – и вскоре все, повернувшись, смотрели на свою королеву. А она шла, медленно, уверенно; люди расступались перед ней.
Нет, Тори не будет стоять в задних рядах, где враг не сразу настигнет её. Нет, Тори не станет прятаться, спасаясь бегством и надеясь, что её пощадят. Она встанет здесь – впереди, во главе своего народа. И первая примет удар.
Джейн, Фредерик и Кристофер остались позади, что-то говоря людям. А Тори остановилась, лишь когда вышла вперёд всех, когда Лукас и его войско оказалось за спиной.
Она глянула назад. И встретила те, прежние, полные недоверия глаза командира гвардии. Лукас молчал. Он, скрестив руки на груди, жёг Тори чёрными глазами.
Что-то коснулось её руки. Хьюго. Мальчик, улыбаясь, на миг сжал пальцы Тори в своих.
- Я буду с Вами, Ваше Высочество, - сказал он.
А она ответила:
- Зови меня Тори, Хьюго. Зови меня Тори.
Как в тот день, когда Лукас объявил о войне, над площадью стояла тишина. Густая, напряжённая, словно тучи – то здесь, то там шёпот, едва заметно нарушающий её. Люди молчали. Проверяя оружие, переглядываясь, хлопая друг друга по плечу – они молчали, зная, что сегодня им всем суждено умереть.
На смерть народ Тори шёл спокойно. Как и она сама. Не проси, не отдавай. «Пусть мы умрём, папа, - но так просто они не получат наш дом». Так думала Тори, крепче затягивая на волосах чёрную ленту.
И вот, внезапно – никто не успел поймать миг, подготовиться, собраться, - далеко впереди все услышала цокот копыт. Тихо, едва разберёшь. Но Тори казалось – он бьёт прямо здесь, в её ушах, резко, больно. Она крепче сжала одной рукой – руку Хьюго, другой – кинжал. Нет, страха не было. Королева по-прежнему не боялась.
Секунду, когда вдали чётко появились силуэты вражеского войска, тоже никто не сумел поймать. Пустая улица – и вдруг, резко, фигуры всадников на лошадях, много, много фигур. Они тянулись, кажется бесконечно. Копыта звонко цокали по плиткам тротуаров, уже слышны были и голоса, и лязг мечей, и даже взрывы весёлого смеха.
Кажется, сразу враги нападать были не намерены. И, судя по всему, не ждали быстрого нападения от жителей города. Они неспешно, переговариваясь и позвякивая оружием, двигались к центру площади. Тори смогла рассмотреть ярко-оранжевые, словно языки пламени, плащи за спинами всадников, мечи в ножнах, шлемы, нагрудники, сверкающие на солнце. И ещё – мужчину на коне чёрного цвета, командира армии врагов.
Он был высок, широк в плечах, его волосы цвета воронова крыла свободно лежали на плечах, стянутые обручем. За его спиной смеялись, обменивались шутками всадники. Им, кажется, и вовсе был незнаком страх перед битвой. Они, кажется, рассчитывали на быструю, лёгкую победу.
Мужчина на чёрном коне поднял руку – и всё смолкло позади него. Он придержал уздечку коня всего за несколько метров от народа, от Тори. Лукас крепче сжал меч и обжёг незнакомца страшным, полным ярости взглядом.
Он казался Тори тетивой лука. Одно движение со стороны командира врагов – и Лукас бросится, занеся меч, в битву.
Но мужчина на коне, видимо, битву затевать был пока не намерен. Он внимательно окинул взглядом Тори сверху вниз и улыбнулся. Не добро, вовсе нет. Нагло. Самоуверенно.
- Приветствую Вас, королева Виктория, - сказал он. – Меня зовут Адриан. Я король Огненного королевства.
Тори молча смотрела на него, не понимая. Чего он добивается? Почему решил завести разговор с ней?
- Вы знаете, - продолжал Адриан, - мне очень, очень жаль Вашего отца, Ричарда. Мы были с ним хорошими друзьями. Соболезную Вам от всей души.
- Как же ты смел, - вдруг вырвалось у Тори, - как же ты смел идти войной на земли своего друга?
Хьюго крепче стиснул руку Тори. Адриан, склонив к плечу голову, снисходительно, ласково улыбнулся.
- О, видите ли, Ваше Высочество, ради земель я и отравил короля Ричарда.
- Что?
Кажется, не одна Тори – все люди за её спиной, как один, выдохнули это.
Адриан звонко рассмеялся. Волна веселья, будто по сигналу, прокатилась по его всадникам, улыбки искривили лица врагов.
- Ах, юная королева, Вам так мало ещё известно о жизни. Вы не слышали разве, что Огненное королевство меньше Вашего? А земли нам нужны. О, очень нужны. Правда, пока король Ричард правил здесь, не было возможности захватить необходимую территорию. Он был умен, Ваш отец. Силён. Мудр. Слишком рискованно, слишком глупо было бы идти войной, когда он правил. Но, знаете, королева… - Адриан усмехнулся. – Однажды мне пришла в голову мысль – прекрасная мысль, я думаю. Одним махом она решала наши проблемы.
Тори ощутила, как к горлу катится липкий, мерзкий комок. Рукам стало холодно. Она едва могла стоять на ногах. Потому что… кажется, догадывалась, что скажет сейчас Адриан.
- Если преграда – король Ричард, то почему, позвольте, просто не избавиться от него? Говорят, у короля дочка, маленькая, несмышлёная девочка. Без отца она будет беспомощна – и, разумеется, ничто не помешает нам захватить нужную землю.
Я говорил, что мы были друзьями с Вашим отцом, королева? Он с радостью принял бутылку вина, лучшего вина, из моих погребов. И так доверял мне, другу, что не подумал проверить её на присутствие, скажем, смертельного яда.
Яда. Яда. Значит, отец не умер. Адриан, король Огненного королевства, убил его.
- Что ж, как видите, мой план удался. Ричард погиб, мы в его землях, а маленькая дочка Виктория… - Адриан окинул быстрым насмешливым взглядом людей за спиной Тори, - не смогла даже собрать приличную армию.
Хьюго крепко держал Тори за руку. И она, мысленно, сказала ему большое спасибо. Наверное, если б не Хьюго, - Тори кинулась бы на Адриана, сейчас, здесь, и плевать, что он сильней, старше, плевать на всё – этот негодяй убил её папу! Убил, убил, убил!
Адриан, видимо, заметил, как исказил гнев лицо Тори. Он одарил девочку мягкой, ласковой улыбкой снисхождения.
- О, не бойтесь, Ваше Высочество, не сжимайте так свой кинжал. Вам вовсе не нужно погибать здесь. Отдайте мне королевство – и я пощажу Вас. В конце концов, Вы – дочь моего любимого, трагически ушедшего друга Ричарда. Вам будут очень рады в моём королевстве.
Всадники Адриана не смеялись, нет. Но Тори видела, ясно видела, как их губы дрожат, силясь сдержать смех, как они хлопают друг друга по плечам и мерзко, отвратительно улыбаются.
- Никогда не отдавай то, что тебе дорого. Никогда не бросай свой народ в беде. И, если будет выбор – сдаться или погибнуть… Не проси пощады, Тори. Никогда, слышишь, никогда не проси пощады у врага.
Никогда, папа.
- Никогда, - ответила Тори, глядя прямо в глаза Адриана.
Король Огненного королевства развёл руками и покачал головой, словно взрослый – с маленьким, глупым ребёнком.
- У Вас нет шансов, королева Виктория. А Ваш отец погиб. Никто не встанет на Вашу защиту.
- Мой отец бессмертен, пока я жива, - ответила Тори. – Мы сами будем защищать свой дом.
Адриан, с притворной жалостью вздохнув, махнул рукой своим всадникам.
И всё смешалось. И в уши Тори в миг ворвалась тысяча самых разных звуков со всех сторон. Армия Адриана пустила с места. Её армия кинулась им навстречу. Люди, словно бурный поток крошечный камень, окружили её. С криками, с громким топотом и занося оружие, они шли в атаку – две волны, схлестнувшись, стали одним. Тори не могла разобрать чётко, где – свои, а где – чужие.
Первые секунды она, кажется, не могла шевельнуть ногой. Не могла сойти с места. Всадник замахнулся мечом на неё, кто-то сзади дёрнул Тори за руки, уводя дальше, дальше от удара.
Тори обернулась. Испуганные глаза Хьюго смотрели на неё.
- Ты не должна быть там, Тори, там опасно!
Они, внезапно, очутились за полосой, где две армии били друг друга. Хьюго, наверное, сделал попытку спасти свою королеву. Только зря. Она не станет прятаться здесь.
- Я должна быть там, Хьюго, - твёрдо сказала Тори, глядя прямо на мальчика. И оставила его, метнувшись в гущу толпы.
Лошади громко ржали, люди кричали, тут и там мечи всадников крест-накрест встречались с оружием народа Тори. Кого-то, она увидела, задавили копыта. Кто-то зажимал пальцами раны. Чьи-то тела скорчились на земле, в столбах мутной пыли. Врагов сбрасывали со спин коней. И кровь. Всюду, всюду кровь, море алой-алой крови.
Тори застыла на миг, осознав, осознав внезапно и резко, что такое война.
Она едва успела заметить блеск стали у себя над головой. Человек в оранжевом плаще, видимо, потерявший лошадь, целил в девочку своим клинком. Тори отразила удар. Неловко, в последнюю секунду – её кинжал коротко звякнул о меч противника.
Наверное, мужчина не ожидал, что девочка, маленькая слабая девочка, сумеет защитить себя. Он удивлённо уставился на неё. А Тори, вспомнив уроки Роберта в оружейной, полоснула лезвием по шее врага. Кровь. Много крови. Он упал, тщетно пытаясь зажать рану в горле.
Может быть, Тори застыла бы, испугалась бы, в первый раз в жизни убив человека. Но ей не дали такой возможности. На смену первому противнику пришёл другой.
И третий за ним. И четвёртый. И пятый. Тори едва успевала отражать удары мечей со всех сторон. Пригибаться. Уворачиваться. Убегать, если нужно. Секунды не было, чтоб привести в порядок дыхание, - в миг мужчина с рассечённым горлом стёрся из памяти Тори. Она не знала, со сколькими людьми удалось справиться ей. Не помнила лиц. Не видела, в безумии красок и звуков вокруг себя, кто жив, кто погиб, где Хьюго, Фредерик, Кристофер... Ей казалось, что всё – крики, лязг стали, оранжевые плащи, кровь, - отошло далеко-далеко, в другое место. Она почти ничего не слышала. Почти ничего не видела. Пот заливал глаза, волосы выбились из-под ленты. Тори не чувствовала рук. Ног. Не могла сказать с уверенностью, на месте ли её тело, жива ли она.
Не проси, не отдавай.
Тори просто делала то, что должна делать.
Потерявший меч человек, с дико перекошенным лицом, ударил девочку кулаком в грудь. Резко. Сильно. Одним рывком из Тори вышибло воздух, чёрные пятна поплыли перед глазами. Она упала, отбив локти о твёрдую землю. И едва успела зажмуриться– перед, конечно, последним смертельным ударом.
Кто-то коротко вскрикнул над ней. Тори открыла глаза.
Рядом, без шлема и в порванной кольчуге, стоял Лукас. Его меч глубоко вошёл в грудь мужчины, который ударил королеву.
Он умер. Сразу, на месте; тихий, сдавленный хрип сорвался с его губ, смешавшись с кровью. Его тело рухнуло в пыль.
Лукас обернулся к Тори. И протянул руку.
Глаза Лукаса – два чёрных, непроницаемых камня, как прежде. Но Тори, глядя на ладонь командира королевской гвардию, на улыбку, почти улыбку на его губах, вспомнила день, когда упала в саду у замка. И Хьюго подал ей руку, вот так, помогая подняться.
Лукас поверил ей. Лукас принял её.
Тори встала с земли, ухватившись за ладонь Лукаса. И успела улыбнуться ему, прежде чем толпа снова разделила их.
Одежда девочки испачкалась и порвалась, кожу покрыли царапины и синяки, а из губы, рассечённой кем-то, бежала кровь. Тори крепче стиснула кинжал пальцами левой руки – правую перебили, - и, поглубже вздохнув, кинулась в бой.
Недолго, правда, пришлось ей биться. Она успела лишь увидеть чьё-то лицо, взмах меча в чьих-то руках, - и боль. Горячая, страшная боль стала течь от груди к ногам, рукам, в каждой клеточке тела. Замутило. Мир, теряя чёткие очертания, начал двоиться. Тори падала, падала, падала – кажется, вечность, - пока твёрдая земля не ткнулась ей в бок.
Тори знала, что это конец. Боль, сотней тонких, острых иголок бежала по телу. Сил не было. Хотелось закрыть глаза – и уснуть на долгие, долгие годы…
Когда тот человек ударил её, с волос девочки соскользнула лента. Тори видела её – совсем рядом, полоска грязной чёрной ткани в пыли.
Она лежала, чувствуя под щекой шершавую, жёсткую землю. И смотрела. Мимо неё двигались люди, много людей, и звенело оружие, и кто-то кричал. Может быть, вон там, справа – Фредерик? Дворецкий, ещё со времён молодости отца служивший в замке. Он всегда выполнял желания Тори. Всегда был добр с ней.
А тут, по левую руку – Кристофер, быть может? Повар, лучше него никто не знал, что любят на ужин король Ричард и его дочка Виктория. Сколько раз он тайно носил Тори сладости из кухни?
Наверное, в центре того спутанного клубка, - Хьюго. Мальчик, однажды подошедший к ней в саду замка. Они совсем недолго знакомы с ним, а он успел стать для Тори другом.
А где Джейн? Её няня, вторая мама Джейн, которая с детства учила Тори, заботилась о ней, одевала её, гуляла с дочкой короля по замку? Она ни на секунду не покидала свою королеву, когда её отец погиб.
Тот силуэт, расплывчатый, правда, с мечом в руке – может быть, Лукас, командир королевской гвардии? Он до конца, до самого конца не верил, что маленькая девочка способна встать на защиту королевства. Но теперь – признал её.
Словно картинки в альбоме, в голове Тори один за другим мелькали воспоминания. Она сидит на коленях отца, слушая сказку. Папа кружит её, смеётся. Тихий, смутный голос мамы поёт песенку. Джейн идёт с ней за руку по саду. Смотри, смотри, какой странный цветок! Что это? Звёздное небо, и Тори с папой загадывают желание. Кристофер подаёт торт со свечками на праздничный стол. Хьюго стоит рядом с ней, держа за руку. Фредерик, с раскрытой книгой на коленях, учит принцессу читать. Никогда не отдавай то, что тебе дорого. Лукас протянул руку, улыбается, смотрит без прежней вражды. Ваш отец погиб. Никто не встанет на Вашу защиту. Он прав, Адриан, король Огненного королевства. Им не победить. Нет шансов. Один за другим, один за другим, - все погибнут. И всё же...
«Я не просила, папа, - подумала Тори. – Я не отдала».
Собрав последние – она знала, последние, - силы, Тори дотянулась рукой до полоски чёрного шёлка. Крепко прижала его к груди. И умерла, не разжимая пальцев.

запись создана: 24.07.2012 в 18:14

@темы: творчество

---

Ikoku Meiro no Croisee/Перекрестки в лабиринтах чужих городов

Я думаю, это прекрасно, что сейчас делают настолько чудесные, тёплые, добрые аниме. Под них отдыхаешь душой.
Мне нравятся такие истории. Когда сразу, с головой, окунаешься в новый мир, мир города и персонажей, и наблюдаешь за их жизнью, плавной, неспешной... Ярких, серьёзных событий здесь не случится. Чего-то страшного, болезненного, обидного не будет. И хорошо. И замечательно. Пожить вот так, в Париже другой эпохи, - чудо.
Париж! Нет слов, как я люблю Францию, и этот город, и, особенно, - это время. Магазинчики с изящными вывесками. Каменные мостовые. Экипажи. Дома с лужайками. А ко всему добавить музыку - волшебную, атмосферную, - реалистично прорисованную обстановку вокруг... И всё. Меня покорило. На одну только жизнь города здесь можно смотреть бесконечно.
Япония и Франция. Два образа жизни, две культуры, два человека... Клод и Юнэ - очень разные. И наблюдать, как постепенно, из серии в серию, меняется его отношение к ней, - восхитительно. Юнэ многому учит Клода. Он многому учит её. Они перенимают друг у друга и детальки культуры стран, и черты характера, и понятия о жизни.
Клод - мой герой с начала и до конца. Замкнутый, со своим прошлым мальчик. Чуть раздражительный, чуть нетерпеливый и эгоистичный. Но когда он стал беречь Юнэ... беспокоиться за неё... Всё сказала одна фраза: "В нашей лавке нет ничего, что я ценю больше, чем тебя".
Юнэ. Конечно, я полюбила её мгновенно. Не скажу, правда, что мне нравится это беспрекословное послушание, извинения всегда... Но Юнэ - из Японии. Там другие, совсем другие правила о том, как нужно себя вести. И невозможно, правда невозможно не любить эту добрую, светлую, наивную девочку, верящую во всех и всем. Она не знает, что мир может быть жесток. Она не верит в это, нет, она широко открывает душу всем, и уверена, что в ответ к ней будет то же.
Это редкость. Что существуют такие, как Юнэ, люди на Земле. Они - свет. И понятно, так понятно, что Клода потянуло к ней...
Их отношения - что-то тёплое, нежное и очень-очень светлое. Но, правда, я не могу воспринимать их как пейринг. Нет, они хороши как есть, родные, совершенно особенные...
А вот пейринг - Камилла/Клод. И очень жаль, что ему уделено мало внимание - он захватил меня. Я хочу написать о нём. Чудесные, давние чувства, наверняка взаимные... И так понятно, откуда они взялись у Камиллы.
Мне жаль её. Птичка в клетке. Она не может жить так, как хочет, не имеет шанса лететь на волю... А Клод - уличный кот. Камилла, может быть, видит в нём свободу, ту самую, которой ей не хватает.
Алиса - герой, с отношением к которому я не могла определиться долго. Вроде - точь-в-точь Лиззи из "Тёмного дворецкого", а крикливых, надоедливых героинь вроде неё я терпеть не могу. Но... Да, мне казалось по началу, что Алиса играет Юнэ. Как куклой, красивой куклой из дальних стран. Однако там, в конце, где Юнэ потерялась, Алиса наравне со всеми искала её. И правда волновалась. И правда радовалась, когда та нашлась.
Алиса по-настоящему полюбила Юнэ. И сама по себе она стала любопытным, по-своему особенным персонажем. Свободная. Яркая. Пусть тоже - дочь богатой семьи, как Камилла, но делает, что ей вздумается, пускает на волю все свои желания и капризы. Искренняя очень. Непосредственная. Этим она привлекает меня)
Ну, и дедушка. Боже, я нигде не встречала настолько замечательного старика! Он добрый, он весёлый и отлично понимает чувства Юнэ.
Ещё, к слову, заинтересовала линия с тем маленьким бездомным мальчиком. Жаль, что её почти совсем не раскрыли.
Итог - аниме доброе, тёплое и очень-очень подходящее мне. Особенно сейчас. Спасибо, любимая!

@темы: аниме

---

Это прекрасно, я считаю!
- И почему все любят Локи? (три секунды спустя) - ЛОКИИИИ!

25.07.2012 в 06:59

Пишет  The dark crow:

Надеюсь, что можно выставлять здесь подобные видео.
Kind of юмор. В каждой шутке есть доля шутки.)

@темы: смехотерапия, marvel

---

"Пока я жива", Дженни Даунхэм

Я люблю ругать книжных героев. Очень. Особенно - если литература современная.
И здесь во мне тоже много накопилось нелестных слов в сторону Тессы, её эгоистичных поступков, подружки Зои, постельных сцен через страницу, глупого списка дел, но...
Имею ли я право осуждать? Делать выводы? Мерить Тессу по-обычному? Что я знаю, вообще, о том, каково это - умирать в 16 лет?
Эта девушка сказала фразу, после которой нельзя судить её. Я хочу умереть по-своему. Это моя болезнь, моя смерть, мой выбор. Да. Тесса вольна решать сама, что ей делать до смерти. Как прожить последние месяцы-дни. И пусть это глупо, пусть каприз - переспать с незнакомым парнем, попробовать наркотики... А как ещё? Что ещё могла желать девочка, умирающая от рака? Не сидеть же дома, не читать книжки и поливать цветы. Понятно, так понятно, что Тессе хочется острых ощущений. Движения. Жизни. Поступков, которых она ни разу ещё не совершала. А совершить, если не сейчас, уже времени не будет...
С начала книги Тесса выглядит мёртвой. Правда. Ни желаний, ни чувств, ни воли жить и бороться... Ничего. Пусто. Словно мёртвая. И давит безнадёжность. Душит тоска, страх, это мутное, тошнотворное чувство несправедливости. Почему? Почему девочки, только начавшие жить - Тесса, Ая, сотни других, - должны гибнуть, угасать вот так, медленно, без надежды на выздоровление? За что?
Да, Тесса - не Ая Кито. В "Пока я жива" не будет смирения, самопожертвования, доброты и желания помочь людям. Нет, Тесса хочет помочь себе. Хочет жить. И это, всё же, так естественно и понятно.
Мне страшно представить, каково было ей. Как она могла, как умела найти смысл хоть в чём-нибудь, что-то делать, как-то вести жизнь... Не сломалась. Не опустила руки. Не бросила всё. И пусть воля к жизни - секс, наркотики, эгоизм, пусть, девочка отчаянно цеплялась за жизнь, и никто, никто не имеет права судить её.
Мне действительно показались интересными, мудрыми в какой-то степени мысли главной героини. Не все. Но порой она размышляет в самом деле необычно, умно для своего возраста. И знаки. И мелочи, и всё, что Тесса вспоминает... Я не знаю, есть ли у автора опыт общения с людьми, обречёнными умереть. Я не знаю, откуда ей известны их чувства, может, автор и вовсе придумала всё. Но я поверила ей. Я плакала в конце. И это, на самом деле, ценно и замечательно, что в современной литературе, среди "Сумерек" и "Чисел", есть вот такие книги. Они нужны.

@темы: книги

---

Cosmopolis/Космополис

А знаете, этот фильм, может быть, не зря ограничен 18+. Не только из-за постельных сцен - а их много, - но и потому... потому, что до него нужно дорасти. Иметь опыт определённый, может быть.
Я совсем не поняла его. Ощущала - есть, что-то есть, оно проскальзывает в словах, в поступках, во взгляде главного героя. А я не могу ухватить. Избавиться от ожидания бурного действия, прогнать разочарование - и поймать. Увидеть. Впустить в себя так, что станет страшно.
Я почитала отзывов на Кинопоиске. А для меня, лично, фильм выглядел следующим образом. Главный герой едет в лимузине. Спит с женщинами. Говорит о вроде_серьёзном с людьми. Убивает охранника (?). Беседует с мужчиной, который хочет его убить. Стреляет себе в руку. Странно смотрит с пистолетом, приставленным к затылку. Титры.
Мне настолько привычны яркие, подвижные фильмы, с действием, конкретными событиями, понятными образами героев, что здесь... Здесь я просто скучала. И два часа упрямо, настойчиво вглядывалась в экран, ожидая хоть чего-нибудь. События. Поступка. Слова. Чего-то, что объяснит мне всё происходящее - ну, или разбавит мутную серость пустого сюжета.
А потом фильм закончился. Вдруг. Я вышла из зала, поняла, что прошло почти два часа, а ответ на вопрос "о чём?" до сих пор не получен. Я не смогла определить, чему "Космополис" научил меня. Что показал. Что открыл нового. Что... что вообще было.
Я разочарована. Честно скажу. По синопсису этот фильм обещал очень, очень интересную, глубокую историю. Про любимый мной, интересный класс богатых людей. Я рассчитывала, что там правда будет крах жизни героя за сутки. Так показанный, чтобы мне было видно и понятно - крах, да.
Итак, что мы имеем? Сто пять минут секса, смазанных персонажей и разговоров_ни о чём. Я изворачивалась, как могла, на кресле в почти полностью пустом зале, думая, а зачем, собственно, пришла сюда.
Потом, дома, я прочла несколько любопытных рецензий на Кинопоиске. И... что-то зашевелилось во мне. То смутное, странное впечатление, что за отсутствием движения сюжета, путанными словами в разброс и финальной сценой есть... что-то. Ради чего автор писал книгу. Ради чего режиссёр снял по ней фильм. Идея. Смысл. Я не смогла разглядеть его, но там, где-то, он есть.
Роберт Паттисон, как было ожидаемо, играет в "Космополисе" ровно так же, как в "Сумерках". Никак, попросту. Лицо без эмоций. Пустые глаза. Мимика, жесты, словно деревянные. И это раздражает, и хочется ругаться, но... Странно. Для образа Эрика Пэкера такой стиль игры - лучший. "Мёртвая" игра. Мёртвый герой.
Ему, кажется, с самого начала плевать на всё. На лимузины, на охрану, на технологии под рукой. На женщин, на жену, на секс. На юань (что это?), деньги, вложения, капиталы... На всё. Он пресыщен. Ему до смерти надоела жизнь. Эрик хочет... чего-то нового, может быть. Необычного. Нестандартного. Неиспытанного ранее. Чего ради ещё он убивает своего охранника, идёт с пистолетом на поиски убийцы, стреляет себе в руку? Эрику нужно разнообразие. А он богатый, ОЧЕНЬ богатый человек, и в жизни попробовал всё. Ему просто не к чему больше проявлять интерес. Ему скучно и надоело. Как-то так.
Признаться, я не поняла и половины бесед о политике, экономике, звере юэнь... в общем, всё, что составляло поездку Эрика до парикмахерской. Но сама поездка - как умно, метко она показывает логику самоуверенных богатых людей. У меня цель. Подстричься, просто подстричься - пусть, но я поеду, я добьюсь, а президент, а пробки, а беспорядки на улицах могут катиться к чертям.
Плюс ещё одна, показательная, сцена. Только сейчас я обратила на неё внимание. Когда Эрик ехал на лимузине по городу, за окном горел человек. А реакция - "не оригинально". Не оригинально.
Ещё. Кроме всего прочего, Эрику плевать на людей вокруг. А людям - на него. Они разговаривают, занимаются сексом... но да, что-то чужое видно. Словно их вовсе не волнует, здесь они, с этим конкретным человеком, - или в другом месте, с другим.
И сцена в финале, которая ничего вовсе не расставила по своим местам. Есть Ричард. Я не смогла понять его проблему до конца, но Ричарду больно. Внутри него - страшный, абсурдный хаос, непонятных истоков, непонятных причин... Но хаос требует выхода. Убить Эрика. Потому что Ричарда, по сути, сожрала Система. Мир - богатых людей, высоких технологий. Ричард в отчаянии. Мир загнал его туда. И слышно, слышно в последних бессвязных словах... Эрик - суть Системы, если можно сказать так. Он олицетворяет её. И Ричард хочет поквитаться, убив его.
Но убил ли? Убьёт ли? Фильм кончается, не дав ответ на этот вопрос. Не понять, что будет с героями дальше. Не понять, что значит тот взгляд, странный, Эрика в конце. Нужна ли ему жизнь? Боится ли он умереть? Или, может, мечтает об этом?
Странный фильм. Нестандартный. Я не смогла бы сказать, чётко, понравился он мне или нет, хороший или нет... Нестандартный. Точно. Похож чем-то на "Ромовый дневник" - идея в глубине, не на поверхности, а мне, привыкшей к другим фильмам, не добраться до неё. Стоит прочесть книгу? Да, прочту. Очень... зацепила история. Есть в ней что-то моё, мои мысли, моё отношение к обществу.
Не ожидала такого.

рецензия с Кинопоиска#1
рецензия с Кинопоиска#2

@темы: кино

---

Один литр слёз

Когда я смотрю эти нарезки, мне хочется снова вернуться к этой дораме. Она изменил меня. Перевернула. Заставила понять очень, очень многое.
Но потом... потом я понимаю, что не смогу. Не выдержу ещё раз. Слишком страшно.

@темы: до глубины души

---

"Один литр слёз", Ая Кито

Что плохого в падениях? Ведь всегда можно встать.
Если после падения поднять глаза в небо, то можно увидеть, что оно все такое же безграничное. И оно улыбается мне...
Я жива.

Дневник Аи Кито, на основе которого снята дорама "Один литр слёз".
Может быть, мне не стоило его читать. Я была в очень, очень перевёрнутом состоянии после сериала, а здесь сразу вспомнила всё, все моменты, всё страшное развитие болезни Аи. И мне, садистски, захотелось пересмотреть дораму. Или тот, полнометражный фильм, взять наконец. История Аи Кито... в любом виде, не важно... действует на меня, как ничто другое.
Мне страшно. Мне больно. Мне горько и обидно от сознания несправедливости. Стыдно сказать - но я, читая дневник Аи, боялась заболеть. Вот так, неизлечимо, когда вся жизнь впереди.
Наверное, это ещё одна причина, почему я не верю в Бога. Он не может, если правда есть, давать ТАКИЕ испытания детям. Дико. Несправедливо. Неправильно. А слова "испытание", "на том свете она будет счастлива"... глупости. Страданий Аи, и других детей тоже, они не окупают.
В каком-то смысле дневник Аи - страшней, чем сериал. Дневник же. Правда жившей, правда болевшей девушки. И у Аи реальной нет Асо-куна, всё более... безвыходно. Беспросветно. Ае Кито тяжелей, чем Ае Икеучи из сериала.
Меня бесконечно удивляла и восхищала Ая. Её мысли, до и во время болезни, - серьёзные, взрослые не по годам. И сила воли, сила воли такая, что мне даже не представить. Ая болела. Ая умирала. Но всё время, на каждой странице дневника, она думает не о себе. О маме. О брате и сёстрах. Об одноклассниках, друзьях, учителях, о людях, окружающих её. Она не хочет причинять им неудобства. Не хочет быть обузой для них. И Аю мучает не болезнь по отношению к самой себе... невозможность помочь людям. Сделать что-то полезное для них.
В голове не укладывается.
Когда смотрела сериал, когда читала дневник - я пыталась вообразить себе это состояние, чувства, мысли человека, ограниченного физически. Как он должен мучиться, не способный совершить самые простые действия. Как он должен бояться, зная, чем всё закончится. Как отчаянно должен бороться, биться за каждый шаг. Это... это страшно. Все мои проблемы, все глупые, пустяковые поводы поплакать - ерунда. Я счастлива. У меня есть для счастья всё.
Нет слов, чтобы передать, как я ощущала себя весь дневник Аи. Такие вещи... такие вещи нужно смотреть и читать каждому. Чтоб стать человечней. Чтоб перестать зацикливаться на проблемах и идти, идти вперёд, несмотря ни на что. Ая Кито, девушка со смертельной болезнью, смогла. Почему мы не сможем?

@темы: книги, до глубины души

---

18.06.2012 в 00:43

Пишет  Satene:

Просто офигенные арты по ГП

© *viria13

@темы: magic world