carpe diem
Название: Хранитель тайн
Автор: .rainbow.
Бета: s-schastie, Sharran
Размер: мини, 2907 слов
Пейринг/Персонажи: неканонный портрет, Луна Лавгуд, Северус Снейп, Альбус Дамблдор, Драко Малфой/Панси Паркинсон, Невилл Лонгботтом/Ханна Аббот, Маркус Флинт, Оливер Вуд
Категория: джен, гет
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Жил-был в Хогвартсе один портрет, жил и много видел...
читать дальше— Эм... привет.
— А? Кто здесь? Кто это сказал?
— Я.
— "Я" — это кто?
— Подними свечку повыше, глупая, и увидишь.
— А, так вы портрет.
— А ты думала, преподаватель? Выскочил из темноты и застукал тебя за ночными прогулками?
— Не скажите ли, сэр, где я нахожусь?
— Бродишь ночью по замку и сама не знаешь, где именно?
— Просто я хожу во сне, сэр. И порой меня заносит в очень странные места. Я буду благодарна, если вы поможете мне выбраться отсюда. Мне нужно к башне Рейвенкло.
— Надо же, рейвенкловка. Обычно гриффиндорцы гуляют по ночам.
— Но я же сказала...
— Ладно-ладно, скажи лучше, как тебя зовут.
— Луна Лавгуд, сэр.
— А я Джеральд. Джеральд Хоггарт. Послушай...
— Да?
— Ты очень торопишься в башню?
— Так ночь же, сэр...
— Ну, я подумал, вдруг ты захочешь посидеть и немного... поговорить со мной.
— О, я с радостью, если вы хотите!
— Да, хочу. Знала бы ты, девочка, как сложно молчать годами... десятилетиями... Висишь тут и подглядываешь за чужими секретами, а какой смысл в секретах, если потом о них некому рассказать?
Это был не самый известный портрет в Хогвартсе. Да что там — о нём вообще никто не знал. Его даже почти не видели. Нет, поначалу он висел рядом с одной из лестниц, ходил в гости к другим портретам и вёл вполне сносную жизнь; но как-то раз, при директоре Диппете, кажется, его взяли и перевесили в другое место. Узнав, с какой целью, он ужасно оскорбился: там, где он обитал прежде, захотели повесить другой портрет, вроде бы какого-то знаменитого волшебника.
А он не был знаменит. Он обрёл куда большую славу тут, в Хогвартсе, когда умер, чем при жизни. А жил он давным-давно, чуть позже Основателей, — мелкий волшебник, особых подвигов не совершивший: никого не спас, ничего не изобрёл, новых заклятий не придумал, тёмного колдуна не победил. Звали его Джеральд Хоггарт, но при жизни разве что матушка и невеста знали это имя.
Ему нравилось быть портретом. Художник, который его написал (просто некуда ему было податься, он нуждался в деньгах, а позировать ему никто не захотел, кроме Джеральда), выбрал для фона комнату с открытым окошком, удобным креслом и видом на цветущий сад. Даже книгу в красивой обложке Джеральду пририсовал. Такой комнаты и таких книг у него при жизни и близко не водилось — семья Хоггарт была небогата. Многие портреты жаловались, что жизнь в таком виде скучна и однообразна: сидишь себе в своих декорациях, изредка ходишь в гости, а рядом снуют вполне живые и настоящие люди, дразня и намекая, что им-то, портретам, живыми и настоящими не быть. А Джеральду нравилось.
Строго говоря, он не был Джеральдом. Джеральд Хоггарт умер. Притом очень глупо и бесславно — угодил на улице под карету. Но вся память погибшего у Джеральда-второго сохранилась, все события жизни, все лица и слова. Ну, и характер тоже. Джеральд в первые дни своей портретной жизни поломал над этим голову, но решил махнуть рукой. Какая разница? Он жив и вполне счастлив. Его всё устраивало. Сидеть в кресле и почитывать книгу, или ходить в гости к соседям, или по цепочке портретов бродить по Хогвартсу. За годы Джеральд изучил весь замок и познакомился со всеми обитателями картин.
Но однажды его взяли и перевесили. С шумной, вечно запруженной учениками и учителями лестницы в какой-то дальний коридор. Он был необитаем, как остров в море. Крайне редко сюда кто-нибудь захаживал, а если и случалось — этому «кому-то» было плевать на Джеральда. Одинокий портрет на голой каменной стене. Он был тут совсем один. До других портретов оказалось слишком далеко, чтобы Джеральд мог спастись бегством из этого мрачного коридора.
Время шло. Джеральд тосковал. Жизнь в одиночестве была невыносима. Раньше он ходил в гости к другим портретам и беседовал с ними — точнее, чаще слушал, потому что жизнь того, первого Джеральда, была скучна и ничем не примечательна. Тысячу раз Джеральд хотел взять да и рассказать что-то — героическое, невероятное, так, чтобы у всех дух захватило... но вынужден был только слушать и завидовать. Но лучше так, чем многолетнее молчание; первый год Джеральд ещё как-то пережил, но дальше стало совсем худо.
У него чесался язык. Жутко хотелось поговорить с кем-то. Ну, хоть с кем-то. Поделиться...
И вот добрый дух Мерлина принёс к нему эту девчушку. Странная, с лохматыми светлыми волосами и большими глазами, в какой-то чудной пижаме, она звала Джеральда «сэр» и выражала желание послушать его истории. Кто знает, насколько искреннее желание, но Джеральду девочка понравилась: было в ней что-то милое и приятное.
Он набрал в грудь побольше воздуха и начал свой рассказ.
В тихом коридоре третьего этажа появился человек, своими гулкими шагами разбудив портрет. Джеральд тут же встрепенулся и поудобней устроился в кресле, чтобы понаблюдать за незнакомцем. Нечасто здесь бывали гости. Совсем нечасто. Но если уж бывали — Джеральд знал, что гости будут особенными.
Он не ошибся.
Гость оказался мужчиной с тёмными сальными волосами и кривым носом, в чёрной мантии, с волшебной палочкой наизготовку — нападения он ожидает, что ли? Он был похож то ли на демона, то ли на летучую мышь и шёл, не глядя себе под ноги. Споткнувшись о древнюю статую, что притулилась в углу, мужчина поднял голову и огляделся — с таким видом, словно и сам не знал, куда его вообще занесло. Пару секунд он раздумывал, не повернуть ли ему назад, в более знакомые, людные и чистые помещения Хогвартса, а потом мрачно усмехнулся и встал у пыльного окна.
Наверное, у этого человека было не так очень-то много друзей. Он совсем не располагал к общению своим угрюмым видом, грязной шевелюрой, кривой улыбочкой (или гримасой) на губах. В целом он выглядел так, словно ненавидит весь мир. А его голос, когда он заговорил, оказался скрипучим и тоже весьма неприятным.
— Ты наверняка со смеху покатываешь на том свете, а, Поттер? Таким ты и мечтал видеть меня. Униженным. Мальчиком на побегушках. Послушной собачкой Дамблдора — и Волдеморта заодно. Ты смеёшься там надо мной, верно? Как же, двойной агент, шпион, а на деле наверняка верный пособник Тёмного Лорда. Ты не поверил бы даже Дамблдору, если б он сказал, что я...
Мужчина скривился, перебивая сам себя, и с минуту помолчал.
— А ты, Лили? Что ты сказала бы обо мне? Я ведь сделал, как ты хотела. Я перешёл на «правильную» сторону. Теперь я с Дамблдором, шепчу ему на ухо все тайны Волдеморта, да что толку, если ты...
Снова молчание. Джеральд смотрел на незнакомца — наверняка преподавателя — во все глаза и подумал даже, что он плачет. Нет, показалось, просто по некрасивому лицу мужчины прошла тень, губы дрогнули и скривились.
— А всё для тебя, Лили. Ради твоей... памяти. И сына твоего. Он похож на Поттера больше, чем на тебя, я видеть его не могу, и всё равно... Да тебе же плевать, верно? Ты, кроме своего ненаглядного Джеймса, никого не замечала. А я ведь был с тобой рядом дольше, чем он. Я знал тебя лучше. Я заслужил, чтобы ты...
Молчание. Горький смех.
— Заслужил, а получил в итоге несносного мальчишку и разговоры с самим собой. Пора обратиться к мадам Помфри.
Мужчина ещё немного постоял у окна, так и не заметив, что за ним наблюдают. А потом, взметнув мантией пыль с пола, ринулся прочь.
Пухлый и довольно неуклюжий на вид паренёк расхаживал по коридору, теребя в руках волшебную палочку. Ещё секунда — и пустит в скромный портрет на стене каким-нибудь случайным заклятьем.
— Что мне делать, Эрни? — вопрошал он в отчаянии. — Разве она может... ну, разве ей понравится такой, как я?
Второй школьник, куда более щуплый, тяжело вздохнул. Эти слова он явно слышал уже не в первый раз.
— Невилл, — тоном умудрённого жизнью взрослого начал он. — Пойми наконец. Ты уже ей нравишься — во всяком случае, судя по тому, что я знаю. А я знаю, поверь, мы же с Ханной оба старосты и много времени вместе проводим.
— Да? — толстяк остановился посреди коридора и в изумлении уставился на приятеля.
— О Мерлин, — Эрни закатил глаза. — Да я уже который день тебе об этом говорю!
— И... и что Ханна говорила обо мне?
— Она видела тебя на занятиях ОД и...
— И видела, как я даже с самыми простыми заклинаниями не справляюсь!
Невилл снова принялся метаться из одного конца коридора в другой, всё время натыкаясь на несчастную статую и в упор не замечая портрет на стене.
— Мерлиновы панталоны, Невилл! Может, хватит считать себя ничтожеством? Только один ты так и думаешь.
— Не только я.
— Ну, и кто ещё?
— Учителя, например.
— Если ты имеешь в виду Снейпа, так у него только слизеринцы — гении магических наук!
— Ещё Макгонагалл...
Эрни снова вздохнул.
— Брось. Я сам слышал, как она говорила Флитвику, что ты подаёшь большие надежды.
— Правда?! Но всё равно... Подавать надежды и быть хорошим волшебником — это разные вещи.
— А по-моему, гораздо важнее быть хорошим другом. А ты — самый лучший друг из всех, кого я знаю. И Ханна, кстати, считает так же.
Эрни схватил Невилла за плечи, останавливая его, и немного встряхнул.
— Так что хватит накручивать себя. Возьми и пригласи Ханну на свидание.
— А если она...
— Если откажет — ты хоть будешь знать, что попробовал.
Несколько минут Невилл напряжённо пыхтел, обдумывая слова Эрни, а потом с несчастным видом кивнул.
— Ладно. Я попробую. Но не вздумай никому говорить, что...
— ... что тебе нравится Ханна Аббот? — Эрни одарил друга хулиганской улыбкой.
— Да! И близнецам Уизли тоже не говори. Особенно близнецам Уизли.
Альбуса Дамблдора Джеральд помнил ещё со времён своего обитания у лестницы и очень удивился, когда увидел его в коридоре третьего этажа. Одно дело — школьники с их разговорами о девчонках, другое дело — сам директор Хогвартса. Что ему понадобилось здесь?
Джеральд уже хотел поздороваться с Дамблдором и даже рот открыл — но старый волшебник прошёл мимо, не заметив его. Он выглядел совсем не так, как прежде, — а ведь Альбус Дамблдор всегда, сколько Джеральд его видел, лучился спокойствием и мудростью, улыбался ласковой улыбкой и витал где-то в своих стариковских мыслях. Да, он был стар, но сейчас казался не просто стариком... силы словно оставили его.
Дамблдор медленно, глядя себе под ноги, дошёл до конца коридора и повернул обратно. Снова дошёл до конца — и снова повернул. Плечи его были опущены, будто на них лежал тяжёлый груз, глаза полузакрыты, губы сжаты в тонкую линию — а пальцы, крепко сжимавшие ветхие листы пергаменты, дрожали.
В пятый раз проходя по коридору, Дамблдор остановился, развернул пергамент и поднёс его к глазам. Глаза бегали по строчкам, а губы шептали что-то неразборчивое.
«Геллерт». Джеральд навострил уши — не послышалось? Нет, Дамблдор точно сказал «Геллерт». Кто или что это такое?
Казалось бы, такой старый, мудрый и глазастый волшебник, как Дамблдор, непременно должен заметить портрет. Джеральд как мог изображал из себя древнюю и давным-давно неживую картину, но уж Дамблдор обязан...
Нет. Видимо, он был слишком занят своими письмами. Это письма — Джеральд понял, когда старик заговорил чуть громче, читая строки с пергамента вслух.
... Дары Смерти, Альбус, это наш с тобой путь к власти. О, конечно, я имею в виду власть волшебников — но сам посуди, разве не лучше будет магглам под нашей твёрдой рукой?
... только ты, друг мой, один во всём мире, можешь правильно понять меня. Я так счастлив, что мы встретились! Нас ждёт великое будущее.
... не слушай своего братца Аберфорта. Он ничего не понимает. Он просто глупый мальчик, ничто по сравнению с таким талантливым волшебником, как ты.
... о нас напишут в учебниках, Альбус, наши имена прогремят на весь магический мир!
... я верю тебе, только тебе и верю, не сомневайся в этом. С кем ещё я мог бы говорить, как с самим собой?
Эти обрывки из разных писем ничего не говорили Джеральду — но для Дамблдора, видимо, они значили очень много: Джеральд с удивлением слушал, как дрожит его голос, и смотрел, как слёзы блестят в старых глазах за стёклами очков. Конечно, директор не хотел, чтобы в таком странном и недостойном состоянии его видел кто-то из коллег или учеников.
— Мы убили Ариану, — тихо сказал Дамблдор, комкая в руках письма. — Мы убили её... мы оба. Ведь я был таким же, как ты.
Двое парней, внезапно появившихся в коридоре, были такими разными, что казалось странным — как они вообще могут рядом-то стоять? Один — вылитый тролль, с широкими плечами и совершенно жуткой улыбочкой, второй — щуплый и мелкий. Один — слизеринец, второй — гриффиндорец. Может, они подраться сюда пришли? Специально выбрали тихое местечко, чтобы не попасться на глаза учителям?
Джеральд немного оживился, предвкушая — драк он тут ещё не видел, — но ничего не произошло. Парни просто подошли к окну, и слизеринец опёрся о стену, а гриффиндорец начал что-то рисовать на пыльном стекле и быстро-быстро тараторить.
В кривых каракулях можно было с большим трудом узнать мётлы и мячи.
— ... они сделали вот так, а надо было вот так! Победа была у них в кармане, и...
— Вуд, ты такой эксперт по квиддичу, что я теряюсь, — насмешливо перебил его тролль.
Гриффиндорец аж взъерошился от ярости, как воробей.
— Да я, между прочим, стал капитаном, когда был младше тебя, Флинт!
— Ладно-ладно, — Флинт поднял обе руки, как бы признавая своё поражение. — Не злись. Ты слишком забавный, когда злишься.
Вуд ещё немного попыхтел, выражая тем самым неудовольствие, но, видимо, злиться долго он просто не умел.
— И потише вопи, — добавил Флинт. — Услышит же кто-нибудь.
— А что, — снова ощерился Вуд, — боишься, что тебя застукают с гриффиндорцем? Как же, вы так ненавидите нас, что и говорить с нами ни один слизеринец не станет — это ниже его достоинства!
— Не «вы», а «они». И ты, можно подумать, всем своим уже рассказал, что беседуешь со слизеринцем о квиддиче.
— Не рассказал, — уже тише и спокойнее буркнул Вуд. — Я же не виноват, что только слизеринец может нормально говорить со мной о квиддиче.
В наступившей тишине было слышно, как Вуд сопит — то ли обиженно, то ли расстроенно.
— Ладно, мой гриффиндорский друг, — Флинт изо всех своих тролльих сил хлопнул щуплого Вуда по спине — тот чуть не упал на грязный пол. — Хватит о Слизерине и Гриффиндоре. К Мерлину их.
— К Мерлину, — кивнул Вуд. — Не будем. Мы же хотели поговорить о...
Девушка с тёмно-каштановыми волосами потянулась и погладила по голове светловолосого юношу. Он дёрнулся, словно по старой привычке, а потом расслабился и взял руки девушки в свои.
— Что бы я делал без тебя, Панси.
— То же, что обычно делаешь, Драко. Купался бы в лучах славы.
Девушка вроде бы шутила — но улыбнулась при этом горькой улыбкой. Улыбка сделала почти приятным её некрасивое и угловатое лицо.
— Слава... — Драко скривил губы и хмыкнул, как будто само слово вызывало у него ужасное отвращение. — Да катись она... к Тёмному Лорду.
Панси вздрогнула и оглянулась по сторонам — хотя, кроме Джеральда, никого в коридоре не было и не могло быть.
— Не говори так. Мы должны...
— Я знаю, что мы должны, но я... не могу больше. Просто не могу. Надоело.
Они сидели прямо на пыльном полу у стены, прижимаясь друг к другу, и Панси с тихим вздохом опустила голову на плечо Драко.
— Без меня, мистер Малфой, вы саморазрушались бы под влиянием мрачных мыслей.
— А так мы вместе разрушаемся, здорово!
Они немного помолчали, слишком печальные для школьников, слишком несчастные, а ведь дети, Джеральд знал, просто не должны такими быть! Они должны целоваться как ненормальные, смеяться, глупо шутить, а не жаться друг к дружке, словно жертвы кораблекрушения на островке суши посреди бурного моря...
— Я не должна об этом говорить, — начала Панси.
— И не говори, — оборвал её Драко. — Ну зачем? Мы уже столько раз...
— Но всё же, Драко, послушай, мы могли бы...
— Что? Убежать? Стать добрыми-светлыми? Как думаешь, наши семьи после этого долго проживут?
Панси отвернулась, наверняка пряча слёзы, и чуть отодвинулась от Драко.
— Знаю. Но я хотя бы допускаю, что однажды всё наладится.
— Как это — наладится? — Драко резким движением притянул девушку к себе и крепко обнял одной рукой. — Нет, Панс. Даже после войны... даже если Тёмный Лорд проиграет, что вряд ли... думаешь, нам забудут, кто мы такие? Ха! Да не будет хорошей жизни детям Пожирателей. Мы не в сказке.
— А жаль, — прошептала Панси едва слышно.
У Джеральда в запасе было много таких историй. Да, они не были похожи на то, о чём рассказывали с напыщенным видом портреты у лестницы. Ни подвигов, ни великих открытий, ни кровавых сражений... просто жалкие кусочки жизней тех, кто заглядывал в пустой коридор третьего этажа. Но Джеральд гордился этими историями. На его скромный взгляд, они были едва ли не лучше и важнее, чем подвиги и сражения. Подумаешь! Те, кто сражался с великанами и спасал магглов от тёмных сил, давно умерли, а герои его, Джеральда, историй — вот они, ходят по Хогвартсу, учатся и преподают в нём. И пускай они обычные люди. Их жизнь так же полна трагедий, радостей, разочарований и больших, серьёзных чувств.
Уж кому знать, как не Джеральду.
В первые секунды после того, как он закончил говорить, ему показалось — девочка по имени Луна уснула. Прямо там, на полу в коридоре, где сидела, скрестив ноги по-турецки. Глаза её оказались закрыты, а на губах бродила какая-то отрешённая улыбка.
— Эй! — немного обиженно позвал Джеральд. — Невежливо, знаешь ли, засыпать, когда с тобой говорят!
— Я вовсе не сплю, — тут же отозвалась Луна. — Простите, если вам так показалось. Я внимательно слушала вас. И мне очень понравились ваши истории.
— Да, они хороши. Можешь рассказать их кому-нибудь ещё, я разрешаю.
— Да что вы! — Луна, кажется, была потрясена до глубины души. — Ни в коем случае! Это же секрет. А секреты нужно хранить.
— Да? — недоверчиво хмыкнул Джеральд. — А я всегда полагал, что секреты нужны, чтобы их...
— Ой, мне пора! — перебила его Луна и вскочила с пола, поправляя свою странную пижаму. — Спасибо вам большое за ваш рассказ... теперь я лучше понимаю людей, которых знаю. Вы не возражаете, если я приду завтра?
— Конечно! Приходи! Я буду... ну, я буду рад снова поговорить с тобой.
— Тогда до завтра! — девочка помахала Джеральду рукой и улыбнулась. — И доброй вам ночи!
Её шаги затихли вдали. Джеральд откинулся в своём кресле с довольной улыбкой. Теперь можно и вздремнуть — а заодно подумать, что ещё он может рассказать этой девочке, Луне, такой благодарной слушательнице. Он хотел бы, разумеется, чтобы его истории услышал ещё кто-нибудь, но, раз уж Луна так не хочет никому их рассказывать, сгодится и она одна. В любом случае, как же хорошо с кем-то поговорить после стольких лет молчания!
Может, не так и плохо, что его перевесили с людной лестницы в это тихое местечко? По крайней мере, все истории и всё внимание принадлежат ему одному!
Название: Преданность
Автор: .rainbow.
Бета: Sputnik29
Размер: мини, 1735 слов
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк, Джеймс Поттер (в воспоминаниях Сириуса), упоминаются Ремус Люпин, Питер Петтигрю, Лили Поттер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды на кладбище Годриковой Лощины появился странный пёс...
Примечание/Предупреждения: небольшое АУ к началу дружбы Сириуса и Джеймса; канонные смерти персонажей за кадром
читать дальшеКалитка маленького кладбища позади церкви тихо скрипнула. Впрочем, улицы Годриковой Лощины были почти пусты в такой поздний час, и никто не услышал, а если бы и услышал — сказал бы, что летний ветер расшалился.
В калитку скользнула тень. Сухие листья похрустывали под лапами большого пса; он был чёрный, как ночь, и летел по мёрзлой земле не по-собачьи быстро.
Любому, кто увидел бы пса, он показался бы странным. Обычные собаки не ведут себя так. Животное выглядело весьма жалко: шерсть свалялась, хвост уныло повис, уши прижаты к голове, но слишком уж целенаправленно двигался этот пёс между могил. Словно не просто так вышел на ночную прогулку. Словно в точности знал, куда идёт. Он вертел головой по сторонам и как будто читал надписи на надгробных камнях, осторожно ступал по узким проходам и нюхал воздух.
Поворот, ещё поворот... Чёрный пёс остановился перед надгробием из белого мрамора. На посторонний взгляд оно ничем не отличалось от всех прочих, но для пса явно имело какое-то особое значение. Боль исказила его морду, если собакам вообще может быть больно. Несколько секунд пёс смотрел на буквы, тускло мерцавшие на мраморе, а потом опустился на стылую землю, уронил голову на лапы и прижал нос к холодному камню.
Он сидел так до самого рассвета. Никто не заметил его.
Джеймс не мог умереть. Ещё недавно Сириус говорил с ним, целовал в щёку Лили и смеялся какой-то глупой шутке; Сохатый не меняется, сказал он тогда, у Сохатого с роду не было чувства юмора! Глупости, конечно. Никто не умел так шутить, как Джеймс Поттер. Но такие, скажем, специфичные шутки понял бы далеко не каждый, и Сириусу казалось чудом, что Лили до сих пор не сбежала от юмориста Джеймса куда подальше.
Да, они говорили каких-то пару дней назад и хохотали вместе, пусть даже шла война и всем было не до смеха. Джеймс и Лили прятались в доме в Годриковой Лощине, самом безопасном месте всего магического мира, но Джим рвался в бой, он не хотел сидеть сложа руки, пока другие гибнут в сражениях с Пожирателями. А Лили — наоборот, ей хотелось только переждать страшные времена и сохранить жизнь Гарри, не свою, а Гарри. Сириус часто бывал у них. И Джеймс с горящими глазами спрашивал: ну что, как там война, не выиграли ещё? Глупая шутка. Но они втроём посмеялись над ней.
Всё было хорошо, но дня два спустя Сириус узнал, что Джеймса и Лили больше нет.
Он не поверил в это. Отказался поверить. Не мог Джеймс умереть — и всё тут! Уж точно не Сохатый, живучий, как таракан, — никакие битвы, никакие заклинания не могли с ним справиться. Он был как истинный лев Гриффиндора. Не трус Питер, не «немножко храбрый» Ремус — и даже не Сириус. Сириус подражал Джеймсу — как в школе, так и сейчас. Но таким безрассудным и отважным, как Джеймс, ему было не стать, как бы он ни старался.
Питер... это всё Питер! Крыса! Предатель! Конечно, кто же ещё. Они сделали его Хранителем Тайны, они доверились ему, а Питер предал их, предал, ПРЕДАЛ! Ходили слухи о том, что один из мародёров переметнулся на тёмную сторону; Сириус проклинал себя, что посмел заподозрить Ремуса. Нет, Ремус честен, да не было на свете человека честнее и благороднее его, а Питер — крыса, он всегда был крысой, трусливой и мерзкой, он боялся сильных и держался рядом с ними, чтобы сберечь свою жалкую жизнь. А сильным до той ночи был Волдеморт. В победу Ордена Феникса уже почти никто не верил.
Чёртова крыса... он не просто перешёл на тёмную сторону... он погубил Джеймса и Лили.
Казалось, это произошло вчера. Не двенадцать лет назад. И боль не притупилась, не стала меньше, хотя кто-то говорил — время лечит. Чушь собачья. Сколько бы ни минуло лет, а Джеймс мёртв, а Питер, грязный предатель, бродит на свободе, а Сириус остался один.
Злые слёзы закипели у Сириуса на глазах. Он тряхнул головой, прогоняя их. В облике пса он должен бы лучше справляться с эмоциями... но, видимо, нет.
Джеймс не мог умереть. Так думал Сириус в тот первый, самый страшный день и сердился на Джеймса — да как же так, неужели он ничего не сделал, он же сильный маг и храбрец без мозгов в голове, эта храбрость должна была помочь ему, спасти его, Лили и Гарри, почему он не убежал, не заавадил Волдеморта, почему не...
Это были глупые, неразумные мысли. Конечно, Джеймс не мог ничего сделать. Против Волдеморта бессильны были даже самые сильные маги, а Джеймс и Лили, как и сам Сириус, — вчерашние школьники, что они могут, на что они годятся в этой войне... Если уж Волдеморт пришёл в дом Поттеров — то, что случилось, было неизбежно.
Что он чувствовал? Джеймс. Когда смотрел в жуткие змеиные глаза Волдеморта, когда поднимал свою волшебную палочку, зная — это бесполезно, и всё же пытаясь помочь. Не себе — Лили и сыну. Он же наверняка закрыл их собой, придурок самоотверженный, он всегда был готов на всё ради тех, кого любил, даже в Хогвартсе, в мирные и спокойные времена. Сириус помнил, как особо дерзкие шалости порой ставили жизнь мародёров под самую настоящую угрозу, а Джеймс выкручивался из этих ситуаций, Джеймс спасал их всех — его, Питера, Ремуса.
Сириус помнил всё. Даже спустя двенадцать лет. Каждый их год в Хогвартсе.
Хогвартс... самое счастливое время в жизни Сириуса Блэка.
— Гриффиндор! — объявила Шляпа чуть ли не с гордостью, и в общем шуме Сириус услышал островки тишины.
Молчали те, кто знал — перед ними Блэк. Чистокровный. Такой же, как заносчивая Беллатрикс и холодная Нарцисса. Все Блэки были одинаковы, всем Блэкам было плевать на людей вокруг... и уж точно все Блэки попадали на Слизерин — это самый подходящий для них факультет.
А Сириус уговорил Шляпу послать его на Гриффиндор и тем самым обрёл врагов как среди Блэков и прочих слизеринцев, возмущённых до глубины души, так и среди гриффиндорцев. Гриффиндор не принял Сириуса, да он и не ожидал, что к нему кинутся с распростёртыми объятиями. В первые недели в Хогвартсе на него пялились как на диковинную зверушку, опасную и кусачую, шипели что-то обидное вслед и всячески задирали, но очень скоро забыли о нём. Точнее, сделали вид, что забыли. Сириус Блэк был окружён демонстративным молчанием.
Только один гриффиндорец не спускал с него глаз. Джеймс Поттер. Он пристально смотрел на Сириуса в Большом Зале, косился на уроках и как-то вроде бы случайно оказывался с ним рядом всюду, куда бы Сириус ни пошёл. Поттер будто хотел что-то разглядеть в Сириусе и получить подтверждение своим догадкам... Так казалось, но Сириус эту мысль с возмущением отвергал. Да что может этот лохматый и шумный Поттер знать о нём?!
«Непокорность у тебя на лице была написана, Бродяга». Так сказал Джеймс намного позже. По его словам, именно это ему и понравилось в Сириусе — все гриффиндорцы с курса были такие правильные и скучные, до смерти боялись нарушить хотя бы одно правило и вылететь из Хогвартса, а Сириус ходил с таким видом, словно плевать он хотел на все правила с Астрономической башни. Так оно и было. В первую же неделю Сириус умудрился нарушить по крайней мере один запрет — на ночные прогулки по замку, а так же на проникновение в какой-то особый коридор, о чём профессор Дамблдор сообщил на первом же ужине, а мистеру Блэку неплохо бы слушать, что говорят учителя... Профессор Макгонагалл отчитывала Сириуса на глазах у всего факультета очень долго, а Джеймс внезапно подмигнул ему и показал большой палец.
Непокорность. Что ж, может, именно непокорность и связала их двоих в конце концов. Сириус не помнил, как именно подружился с Джеймсом — это просто вышло само собой. Они стали друзьями. Чуть позже к их компании присоединились Ремус и Питер. И Хогвартс вздрогнул.
Сириус помнил всё. Каждую проделку. Каждый хитрый и дерзкий план. Эти планы чаще всего принадлежали Джеймсу, и сколько бы Сириус не твердил, что Поттер сошёл с ума, что они вылетят из школы благодаря ему, что у него инстинкта самосохранения и мозгов вообще нет, а всё равно шёл за ним и ввязывался в дикие авантюры. А после и сам начал авантюры придумывать. Карту Мародёров они изобрели вместе, и это, пожалуй, был их лучший план, если не считать тайное обучение анимагии ради Ремуса.
Сириус помнил всё, но самое яркое воспоминание осталось у него о том дне, когда он, не очень соображая, что делает, удрал из дома, постучал в дверь Поттеров, Джеймс ему открыл, и, ни слова ни говоря, затащил внутрь. Было сливочное пиво и вкуснейший обед миссис Поттер, были полёты на стареньких домашних мётлах, были ночные разговоры в тихой спальне... было всё, кроме расспросов. Джеймс ни о чём Сириуса не спросил. Да ему и не нужно было — кто, как ни он, лучше всех знал, что Сириус ненавидит Блэков и сходит с ума от вечных нравоучений матери.
Сириус поселился в доме Поттеров. Так и жил у них до окончания Хогвартса. И хоть дядюшка Альфард оставил ему приличное наследство и шанс начать самостоятельную жизнь, Сириус часто бывал в гостях сначала у Флимонта и Юфимии, а потом у Лили и Джеймса, когда те поженились. В битвах во время войны он стоял с Джеймсом плечом к плечу. Они вместе сражались, залечивали раны, проклинали Пожирателей и Волдеморта, строили планы на будущее, когда мир «избавится от этой мерзкой заразы»: Джеймс хотел играть в квиддич и воспитывать своего сына «в лучших традициях мародёров».
Но никакого квиддича не было. А маленький Гарри Поттер вырос сиротой.
И виноват во всём крыса Питер.
Сириус не знал, как жить без Джеймса. Не довелось ему заранее подумать об этом и приготовиться, ведь такого не могло произойти, просто не могло — они вдвоём либо вышли бы невредимыми из всех сражений и увидели бы мир без Волдеморта, либо погибли бы в бою. Вдвоём. Они же всегда были вместе, и в школе, и на войне. Сириус был предан Джеймсу как... ну да, как собака, как чёртов пёс, который ждёт своего хозяина вопреки всему на свете, и хоть Джеймс не был ему хозяином, Сириус порой чувствовал именно так. Вот и сейчас он, побитая собака, сидит и плачет на могиле Джеймса.
Только Джим не вернётся. И ждать его без толку. Опасно было приходить сюда... дементоры точно уже обнаружили побег узника и рыщут по всем углам магической Англии. В Годрикову Лощину они непременно заглянут. Опасно и глупо... и всё же Сириус не мог не побывать на могиле своего лучшего друга хотя бы раз.
В тот день его жизнь оборвалась вместе с жизнью Джима. Он мёртв. Он уже двенадцать лет мёртв. Он бы свернулся клубком и умер здесь, рядом с Джеймсом и Лили, если бы не то единственное, что ему нужно сделать, о чём он мечтал все эти мрачные годы в Азкабане.
Питер. Предатель. Чёртова крыса. Он найдёт его и убьёт, чего бы ему это не стоило.
Чёрный пёс посидел у надгробия четы Поттеров ещё несколько минут. А потом резко сорвался с места и растаял среди занесённых старыми листьями могил.
Автор: .rainbow.
Бета: s-schastie, Sharran
Размер: мини, 2907 слов
Пейринг/Персонажи: неканонный портрет, Луна Лавгуд, Северус Снейп, Альбус Дамблдор, Драко Малфой/Панси Паркинсон, Невилл Лонгботтом/Ханна Аббот, Маркус Флинт, Оливер Вуд
Категория: джен, гет
Жанр: драма, юмор
Рейтинг: G
Краткое содержание: Жил-был в Хогвартсе один портрет, жил и много видел...
читать дальше— Эм... привет.
— А? Кто здесь? Кто это сказал?
— Я.
— "Я" — это кто?
— Подними свечку повыше, глупая, и увидишь.
— А, так вы портрет.
— А ты думала, преподаватель? Выскочил из темноты и застукал тебя за ночными прогулками?
— Не скажите ли, сэр, где я нахожусь?
— Бродишь ночью по замку и сама не знаешь, где именно?
— Просто я хожу во сне, сэр. И порой меня заносит в очень странные места. Я буду благодарна, если вы поможете мне выбраться отсюда. Мне нужно к башне Рейвенкло.
— Надо же, рейвенкловка. Обычно гриффиндорцы гуляют по ночам.
— Но я же сказала...
— Ладно-ладно, скажи лучше, как тебя зовут.
— Луна Лавгуд, сэр.
— А я Джеральд. Джеральд Хоггарт. Послушай...
— Да?
— Ты очень торопишься в башню?
— Так ночь же, сэр...
— Ну, я подумал, вдруг ты захочешь посидеть и немного... поговорить со мной.
— О, я с радостью, если вы хотите!
— Да, хочу. Знала бы ты, девочка, как сложно молчать годами... десятилетиями... Висишь тут и подглядываешь за чужими секретами, а какой смысл в секретах, если потом о них некому рассказать?
Это был не самый известный портрет в Хогвартсе. Да что там — о нём вообще никто не знал. Его даже почти не видели. Нет, поначалу он висел рядом с одной из лестниц, ходил в гости к другим портретам и вёл вполне сносную жизнь; но как-то раз, при директоре Диппете, кажется, его взяли и перевесили в другое место. Узнав, с какой целью, он ужасно оскорбился: там, где он обитал прежде, захотели повесить другой портрет, вроде бы какого-то знаменитого волшебника.
А он не был знаменит. Он обрёл куда большую славу тут, в Хогвартсе, когда умер, чем при жизни. А жил он давным-давно, чуть позже Основателей, — мелкий волшебник, особых подвигов не совершивший: никого не спас, ничего не изобрёл, новых заклятий не придумал, тёмного колдуна не победил. Звали его Джеральд Хоггарт, но при жизни разве что матушка и невеста знали это имя.
Ему нравилось быть портретом. Художник, который его написал (просто некуда ему было податься, он нуждался в деньгах, а позировать ему никто не захотел, кроме Джеральда), выбрал для фона комнату с открытым окошком, удобным креслом и видом на цветущий сад. Даже книгу в красивой обложке Джеральду пририсовал. Такой комнаты и таких книг у него при жизни и близко не водилось — семья Хоггарт была небогата. Многие портреты жаловались, что жизнь в таком виде скучна и однообразна: сидишь себе в своих декорациях, изредка ходишь в гости, а рядом снуют вполне живые и настоящие люди, дразня и намекая, что им-то, портретам, живыми и настоящими не быть. А Джеральду нравилось.
Строго говоря, он не был Джеральдом. Джеральд Хоггарт умер. Притом очень глупо и бесславно — угодил на улице под карету. Но вся память погибшего у Джеральда-второго сохранилась, все события жизни, все лица и слова. Ну, и характер тоже. Джеральд в первые дни своей портретной жизни поломал над этим голову, но решил махнуть рукой. Какая разница? Он жив и вполне счастлив. Его всё устраивало. Сидеть в кресле и почитывать книгу, или ходить в гости к соседям, или по цепочке портретов бродить по Хогвартсу. За годы Джеральд изучил весь замок и познакомился со всеми обитателями картин.
Но однажды его взяли и перевесили. С шумной, вечно запруженной учениками и учителями лестницы в какой-то дальний коридор. Он был необитаем, как остров в море. Крайне редко сюда кто-нибудь захаживал, а если и случалось — этому «кому-то» было плевать на Джеральда. Одинокий портрет на голой каменной стене. Он был тут совсем один. До других портретов оказалось слишком далеко, чтобы Джеральд мог спастись бегством из этого мрачного коридора.
Время шло. Джеральд тосковал. Жизнь в одиночестве была невыносима. Раньше он ходил в гости к другим портретам и беседовал с ними — точнее, чаще слушал, потому что жизнь того, первого Джеральда, была скучна и ничем не примечательна. Тысячу раз Джеральд хотел взять да и рассказать что-то — героическое, невероятное, так, чтобы у всех дух захватило... но вынужден был только слушать и завидовать. Но лучше так, чем многолетнее молчание; первый год Джеральд ещё как-то пережил, но дальше стало совсем худо.
У него чесался язык. Жутко хотелось поговорить с кем-то. Ну, хоть с кем-то. Поделиться...
И вот добрый дух Мерлина принёс к нему эту девчушку. Странная, с лохматыми светлыми волосами и большими глазами, в какой-то чудной пижаме, она звала Джеральда «сэр» и выражала желание послушать его истории. Кто знает, насколько искреннее желание, но Джеральду девочка понравилась: было в ней что-то милое и приятное.
Он набрал в грудь побольше воздуха и начал свой рассказ.
***
В тихом коридоре третьего этажа появился человек, своими гулкими шагами разбудив портрет. Джеральд тут же встрепенулся и поудобней устроился в кресле, чтобы понаблюдать за незнакомцем. Нечасто здесь бывали гости. Совсем нечасто. Но если уж бывали — Джеральд знал, что гости будут особенными.
Он не ошибся.
Гость оказался мужчиной с тёмными сальными волосами и кривым носом, в чёрной мантии, с волшебной палочкой наизготовку — нападения он ожидает, что ли? Он был похож то ли на демона, то ли на летучую мышь и шёл, не глядя себе под ноги. Споткнувшись о древнюю статую, что притулилась в углу, мужчина поднял голову и огляделся — с таким видом, словно и сам не знал, куда его вообще занесло. Пару секунд он раздумывал, не повернуть ли ему назад, в более знакомые, людные и чистые помещения Хогвартса, а потом мрачно усмехнулся и встал у пыльного окна.
Наверное, у этого человека было не так очень-то много друзей. Он совсем не располагал к общению своим угрюмым видом, грязной шевелюрой, кривой улыбочкой (или гримасой) на губах. В целом он выглядел так, словно ненавидит весь мир. А его голос, когда он заговорил, оказался скрипучим и тоже весьма неприятным.
— Ты наверняка со смеху покатываешь на том свете, а, Поттер? Таким ты и мечтал видеть меня. Униженным. Мальчиком на побегушках. Послушной собачкой Дамблдора — и Волдеморта заодно. Ты смеёшься там надо мной, верно? Как же, двойной агент, шпион, а на деле наверняка верный пособник Тёмного Лорда. Ты не поверил бы даже Дамблдору, если б он сказал, что я...
Мужчина скривился, перебивая сам себя, и с минуту помолчал.
— А ты, Лили? Что ты сказала бы обо мне? Я ведь сделал, как ты хотела. Я перешёл на «правильную» сторону. Теперь я с Дамблдором, шепчу ему на ухо все тайны Волдеморта, да что толку, если ты...
Снова молчание. Джеральд смотрел на незнакомца — наверняка преподавателя — во все глаза и подумал даже, что он плачет. Нет, показалось, просто по некрасивому лицу мужчины прошла тень, губы дрогнули и скривились.
— А всё для тебя, Лили. Ради твоей... памяти. И сына твоего. Он похож на Поттера больше, чем на тебя, я видеть его не могу, и всё равно... Да тебе же плевать, верно? Ты, кроме своего ненаглядного Джеймса, никого не замечала. А я ведь был с тобой рядом дольше, чем он. Я знал тебя лучше. Я заслужил, чтобы ты...
Молчание. Горький смех.
— Заслужил, а получил в итоге несносного мальчишку и разговоры с самим собой. Пора обратиться к мадам Помфри.
Мужчина ещё немного постоял у окна, так и не заметив, что за ним наблюдают. А потом, взметнув мантией пыль с пола, ринулся прочь.
Пухлый и довольно неуклюжий на вид паренёк расхаживал по коридору, теребя в руках волшебную палочку. Ещё секунда — и пустит в скромный портрет на стене каким-нибудь случайным заклятьем.
— Что мне делать, Эрни? — вопрошал он в отчаянии. — Разве она может... ну, разве ей понравится такой, как я?
Второй школьник, куда более щуплый, тяжело вздохнул. Эти слова он явно слышал уже не в первый раз.
— Невилл, — тоном умудрённого жизнью взрослого начал он. — Пойми наконец. Ты уже ей нравишься — во всяком случае, судя по тому, что я знаю. А я знаю, поверь, мы же с Ханной оба старосты и много времени вместе проводим.
— Да? — толстяк остановился посреди коридора и в изумлении уставился на приятеля.
— О Мерлин, — Эрни закатил глаза. — Да я уже который день тебе об этом говорю!
— И... и что Ханна говорила обо мне?
— Она видела тебя на занятиях ОД и...
— И видела, как я даже с самыми простыми заклинаниями не справляюсь!
Невилл снова принялся метаться из одного конца коридора в другой, всё время натыкаясь на несчастную статую и в упор не замечая портрет на стене.
— Мерлиновы панталоны, Невилл! Может, хватит считать себя ничтожеством? Только один ты так и думаешь.
— Не только я.
— Ну, и кто ещё?
— Учителя, например.
— Если ты имеешь в виду Снейпа, так у него только слизеринцы — гении магических наук!
— Ещё Макгонагалл...
Эрни снова вздохнул.
— Брось. Я сам слышал, как она говорила Флитвику, что ты подаёшь большие надежды.
— Правда?! Но всё равно... Подавать надежды и быть хорошим волшебником — это разные вещи.
— А по-моему, гораздо важнее быть хорошим другом. А ты — самый лучший друг из всех, кого я знаю. И Ханна, кстати, считает так же.
Эрни схватил Невилла за плечи, останавливая его, и немного встряхнул.
— Так что хватит накручивать себя. Возьми и пригласи Ханну на свидание.
— А если она...
— Если откажет — ты хоть будешь знать, что попробовал.
Несколько минут Невилл напряжённо пыхтел, обдумывая слова Эрни, а потом с несчастным видом кивнул.
— Ладно. Я попробую. Но не вздумай никому говорить, что...
— ... что тебе нравится Ханна Аббот? — Эрни одарил друга хулиганской улыбкой.
— Да! И близнецам Уизли тоже не говори. Особенно близнецам Уизли.
Альбуса Дамблдора Джеральд помнил ещё со времён своего обитания у лестницы и очень удивился, когда увидел его в коридоре третьего этажа. Одно дело — школьники с их разговорами о девчонках, другое дело — сам директор Хогвартса. Что ему понадобилось здесь?
Джеральд уже хотел поздороваться с Дамблдором и даже рот открыл — но старый волшебник прошёл мимо, не заметив его. Он выглядел совсем не так, как прежде, — а ведь Альбус Дамблдор всегда, сколько Джеральд его видел, лучился спокойствием и мудростью, улыбался ласковой улыбкой и витал где-то в своих стариковских мыслях. Да, он был стар, но сейчас казался не просто стариком... силы словно оставили его.
Дамблдор медленно, глядя себе под ноги, дошёл до конца коридора и повернул обратно. Снова дошёл до конца — и снова повернул. Плечи его были опущены, будто на них лежал тяжёлый груз, глаза полузакрыты, губы сжаты в тонкую линию — а пальцы, крепко сжимавшие ветхие листы пергаменты, дрожали.
В пятый раз проходя по коридору, Дамблдор остановился, развернул пергамент и поднёс его к глазам. Глаза бегали по строчкам, а губы шептали что-то неразборчивое.
«Геллерт». Джеральд навострил уши — не послышалось? Нет, Дамблдор точно сказал «Геллерт». Кто или что это такое?
Казалось бы, такой старый, мудрый и глазастый волшебник, как Дамблдор, непременно должен заметить портрет. Джеральд как мог изображал из себя древнюю и давным-давно неживую картину, но уж Дамблдор обязан...
Нет. Видимо, он был слишком занят своими письмами. Это письма — Джеральд понял, когда старик заговорил чуть громче, читая строки с пергамента вслух.
... Дары Смерти, Альбус, это наш с тобой путь к власти. О, конечно, я имею в виду власть волшебников — но сам посуди, разве не лучше будет магглам под нашей твёрдой рукой?
... только ты, друг мой, один во всём мире, можешь правильно понять меня. Я так счастлив, что мы встретились! Нас ждёт великое будущее.
... не слушай своего братца Аберфорта. Он ничего не понимает. Он просто глупый мальчик, ничто по сравнению с таким талантливым волшебником, как ты.
... о нас напишут в учебниках, Альбус, наши имена прогремят на весь магический мир!
... я верю тебе, только тебе и верю, не сомневайся в этом. С кем ещё я мог бы говорить, как с самим собой?
Эти обрывки из разных писем ничего не говорили Джеральду — но для Дамблдора, видимо, они значили очень много: Джеральд с удивлением слушал, как дрожит его голос, и смотрел, как слёзы блестят в старых глазах за стёклами очков. Конечно, директор не хотел, чтобы в таком странном и недостойном состоянии его видел кто-то из коллег или учеников.
— Мы убили Ариану, — тихо сказал Дамблдор, комкая в руках письма. — Мы убили её... мы оба. Ведь я был таким же, как ты.
Двое парней, внезапно появившихся в коридоре, были такими разными, что казалось странным — как они вообще могут рядом-то стоять? Один — вылитый тролль, с широкими плечами и совершенно жуткой улыбочкой, второй — щуплый и мелкий. Один — слизеринец, второй — гриффиндорец. Может, они подраться сюда пришли? Специально выбрали тихое местечко, чтобы не попасться на глаза учителям?
Джеральд немного оживился, предвкушая — драк он тут ещё не видел, — но ничего не произошло. Парни просто подошли к окну, и слизеринец опёрся о стену, а гриффиндорец начал что-то рисовать на пыльном стекле и быстро-быстро тараторить.
В кривых каракулях можно было с большим трудом узнать мётлы и мячи.
— ... они сделали вот так, а надо было вот так! Победа была у них в кармане, и...
— Вуд, ты такой эксперт по квиддичу, что я теряюсь, — насмешливо перебил его тролль.
Гриффиндорец аж взъерошился от ярости, как воробей.
— Да я, между прочим, стал капитаном, когда был младше тебя, Флинт!
— Ладно-ладно, — Флинт поднял обе руки, как бы признавая своё поражение. — Не злись. Ты слишком забавный, когда злишься.
Вуд ещё немного попыхтел, выражая тем самым неудовольствие, но, видимо, злиться долго он просто не умел.
— И потише вопи, — добавил Флинт. — Услышит же кто-нибудь.
— А что, — снова ощерился Вуд, — боишься, что тебя застукают с гриффиндорцем? Как же, вы так ненавидите нас, что и говорить с нами ни один слизеринец не станет — это ниже его достоинства!
— Не «вы», а «они». И ты, можно подумать, всем своим уже рассказал, что беседуешь со слизеринцем о квиддиче.
— Не рассказал, — уже тише и спокойнее буркнул Вуд. — Я же не виноват, что только слизеринец может нормально говорить со мной о квиддиче.
В наступившей тишине было слышно, как Вуд сопит — то ли обиженно, то ли расстроенно.
— Ладно, мой гриффиндорский друг, — Флинт изо всех своих тролльих сил хлопнул щуплого Вуда по спине — тот чуть не упал на грязный пол. — Хватит о Слизерине и Гриффиндоре. К Мерлину их.
— К Мерлину, — кивнул Вуд. — Не будем. Мы же хотели поговорить о...
Девушка с тёмно-каштановыми волосами потянулась и погладила по голове светловолосого юношу. Он дёрнулся, словно по старой привычке, а потом расслабился и взял руки девушки в свои.
— Что бы я делал без тебя, Панси.
— То же, что обычно делаешь, Драко. Купался бы в лучах славы.
Девушка вроде бы шутила — но улыбнулась при этом горькой улыбкой. Улыбка сделала почти приятным её некрасивое и угловатое лицо.
— Слава... — Драко скривил губы и хмыкнул, как будто само слово вызывало у него ужасное отвращение. — Да катись она... к Тёмному Лорду.
Панси вздрогнула и оглянулась по сторонам — хотя, кроме Джеральда, никого в коридоре не было и не могло быть.
— Не говори так. Мы должны...
— Я знаю, что мы должны, но я... не могу больше. Просто не могу. Надоело.
Они сидели прямо на пыльном полу у стены, прижимаясь друг к другу, и Панси с тихим вздохом опустила голову на плечо Драко.
— Без меня, мистер Малфой, вы саморазрушались бы под влиянием мрачных мыслей.
— А так мы вместе разрушаемся, здорово!
Они немного помолчали, слишком печальные для школьников, слишком несчастные, а ведь дети, Джеральд знал, просто не должны такими быть! Они должны целоваться как ненормальные, смеяться, глупо шутить, а не жаться друг к дружке, словно жертвы кораблекрушения на островке суши посреди бурного моря...
— Я не должна об этом говорить, — начала Панси.
— И не говори, — оборвал её Драко. — Ну зачем? Мы уже столько раз...
— Но всё же, Драко, послушай, мы могли бы...
— Что? Убежать? Стать добрыми-светлыми? Как думаешь, наши семьи после этого долго проживут?
Панси отвернулась, наверняка пряча слёзы, и чуть отодвинулась от Драко.
— Знаю. Но я хотя бы допускаю, что однажды всё наладится.
— Как это — наладится? — Драко резким движением притянул девушку к себе и крепко обнял одной рукой. — Нет, Панс. Даже после войны... даже если Тёмный Лорд проиграет, что вряд ли... думаешь, нам забудут, кто мы такие? Ха! Да не будет хорошей жизни детям Пожирателей. Мы не в сказке.
— А жаль, — прошептала Панси едва слышно.
***
У Джеральда в запасе было много таких историй. Да, они не были похожи на то, о чём рассказывали с напыщенным видом портреты у лестницы. Ни подвигов, ни великих открытий, ни кровавых сражений... просто жалкие кусочки жизней тех, кто заглядывал в пустой коридор третьего этажа. Но Джеральд гордился этими историями. На его скромный взгляд, они были едва ли не лучше и важнее, чем подвиги и сражения. Подумаешь! Те, кто сражался с великанами и спасал магглов от тёмных сил, давно умерли, а герои его, Джеральда, историй — вот они, ходят по Хогвартсу, учатся и преподают в нём. И пускай они обычные люди. Их жизнь так же полна трагедий, радостей, разочарований и больших, серьёзных чувств.
Уж кому знать, как не Джеральду.
В первые секунды после того, как он закончил говорить, ему показалось — девочка по имени Луна уснула. Прямо там, на полу в коридоре, где сидела, скрестив ноги по-турецки. Глаза её оказались закрыты, а на губах бродила какая-то отрешённая улыбка.
— Эй! — немного обиженно позвал Джеральд. — Невежливо, знаешь ли, засыпать, когда с тобой говорят!
— Я вовсе не сплю, — тут же отозвалась Луна. — Простите, если вам так показалось. Я внимательно слушала вас. И мне очень понравились ваши истории.
— Да, они хороши. Можешь рассказать их кому-нибудь ещё, я разрешаю.
— Да что вы! — Луна, кажется, была потрясена до глубины души. — Ни в коем случае! Это же секрет. А секреты нужно хранить.
— Да? — недоверчиво хмыкнул Джеральд. — А я всегда полагал, что секреты нужны, чтобы их...
— Ой, мне пора! — перебила его Луна и вскочила с пола, поправляя свою странную пижаму. — Спасибо вам большое за ваш рассказ... теперь я лучше понимаю людей, которых знаю. Вы не возражаете, если я приду завтра?
— Конечно! Приходи! Я буду... ну, я буду рад снова поговорить с тобой.
— Тогда до завтра! — девочка помахала Джеральду рукой и улыбнулась. — И доброй вам ночи!
Её шаги затихли вдали. Джеральд откинулся в своём кресле с довольной улыбкой. Теперь можно и вздремнуть — а заодно подумать, что ещё он может рассказать этой девочке, Луне, такой благодарной слушательнице. Он хотел бы, разумеется, чтобы его истории услышал ещё кто-нибудь, но, раз уж Луна так не хочет никому их рассказывать, сгодится и она одна. В любом случае, как же хорошо с кем-то поговорить после стольких лет молчания!
Может, не так и плохо, что его перевесили с людной лестницы в это тихое местечко? По крайней мере, все истории и всё внимание принадлежат ему одному!
Название: Преданность
Автор: .rainbow.
Бета: Sputnik29
Размер: мини, 1735 слов
Пейринг/Персонажи: Сириус Блэк, Джеймс Поттер (в воспоминаниях Сириуса), упоминаются Ремус Люпин, Питер Петтигрю, Лили Поттер
Категория: джен
Жанр: драма
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды на кладбище Годриковой Лощины появился странный пёс...
Примечание/Предупреждения: небольшое АУ к началу дружбы Сириуса и Джеймса; канонные смерти персонажей за кадром
читать дальшеКалитка маленького кладбища позади церкви тихо скрипнула. Впрочем, улицы Годриковой Лощины были почти пусты в такой поздний час, и никто не услышал, а если бы и услышал — сказал бы, что летний ветер расшалился.
В калитку скользнула тень. Сухие листья похрустывали под лапами большого пса; он был чёрный, как ночь, и летел по мёрзлой земле не по-собачьи быстро.
Любому, кто увидел бы пса, он показался бы странным. Обычные собаки не ведут себя так. Животное выглядело весьма жалко: шерсть свалялась, хвост уныло повис, уши прижаты к голове, но слишком уж целенаправленно двигался этот пёс между могил. Словно не просто так вышел на ночную прогулку. Словно в точности знал, куда идёт. Он вертел головой по сторонам и как будто читал надписи на надгробных камнях, осторожно ступал по узким проходам и нюхал воздух.
Поворот, ещё поворот... Чёрный пёс остановился перед надгробием из белого мрамора. На посторонний взгляд оно ничем не отличалось от всех прочих, но для пса явно имело какое-то особое значение. Боль исказила его морду, если собакам вообще может быть больно. Несколько секунд пёс смотрел на буквы, тускло мерцавшие на мраморе, а потом опустился на стылую землю, уронил голову на лапы и прижал нос к холодному камню.
Он сидел так до самого рассвета. Никто не заметил его.
*
Джеймс не мог умереть. Ещё недавно Сириус говорил с ним, целовал в щёку Лили и смеялся какой-то глупой шутке; Сохатый не меняется, сказал он тогда, у Сохатого с роду не было чувства юмора! Глупости, конечно. Никто не умел так шутить, как Джеймс Поттер. Но такие, скажем, специфичные шутки понял бы далеко не каждый, и Сириусу казалось чудом, что Лили до сих пор не сбежала от юмориста Джеймса куда подальше.
Да, они говорили каких-то пару дней назад и хохотали вместе, пусть даже шла война и всем было не до смеха. Джеймс и Лили прятались в доме в Годриковой Лощине, самом безопасном месте всего магического мира, но Джим рвался в бой, он не хотел сидеть сложа руки, пока другие гибнут в сражениях с Пожирателями. А Лили — наоборот, ей хотелось только переждать страшные времена и сохранить жизнь Гарри, не свою, а Гарри. Сириус часто бывал у них. И Джеймс с горящими глазами спрашивал: ну что, как там война, не выиграли ещё? Глупая шутка. Но они втроём посмеялись над ней.
Всё было хорошо, но дня два спустя Сириус узнал, что Джеймса и Лили больше нет.
Он не поверил в это. Отказался поверить. Не мог Джеймс умереть — и всё тут! Уж точно не Сохатый, живучий, как таракан, — никакие битвы, никакие заклинания не могли с ним справиться. Он был как истинный лев Гриффиндора. Не трус Питер, не «немножко храбрый» Ремус — и даже не Сириус. Сириус подражал Джеймсу — как в школе, так и сейчас. Но таким безрассудным и отважным, как Джеймс, ему было не стать, как бы он ни старался.
Питер... это всё Питер! Крыса! Предатель! Конечно, кто же ещё. Они сделали его Хранителем Тайны, они доверились ему, а Питер предал их, предал, ПРЕДАЛ! Ходили слухи о том, что один из мародёров переметнулся на тёмную сторону; Сириус проклинал себя, что посмел заподозрить Ремуса. Нет, Ремус честен, да не было на свете человека честнее и благороднее его, а Питер — крыса, он всегда был крысой, трусливой и мерзкой, он боялся сильных и держался рядом с ними, чтобы сберечь свою жалкую жизнь. А сильным до той ночи был Волдеморт. В победу Ордена Феникса уже почти никто не верил.
Чёртова крыса... он не просто перешёл на тёмную сторону... он погубил Джеймса и Лили.
Казалось, это произошло вчера. Не двенадцать лет назад. И боль не притупилась, не стала меньше, хотя кто-то говорил — время лечит. Чушь собачья. Сколько бы ни минуло лет, а Джеймс мёртв, а Питер, грязный предатель, бродит на свободе, а Сириус остался один.
Злые слёзы закипели у Сириуса на глазах. Он тряхнул головой, прогоняя их. В облике пса он должен бы лучше справляться с эмоциями... но, видимо, нет.
Джеймс не мог умереть. Так думал Сириус в тот первый, самый страшный день и сердился на Джеймса — да как же так, неужели он ничего не сделал, он же сильный маг и храбрец без мозгов в голове, эта храбрость должна была помочь ему, спасти его, Лили и Гарри, почему он не убежал, не заавадил Волдеморта, почему не...
Это были глупые, неразумные мысли. Конечно, Джеймс не мог ничего сделать. Против Волдеморта бессильны были даже самые сильные маги, а Джеймс и Лили, как и сам Сириус, — вчерашние школьники, что они могут, на что они годятся в этой войне... Если уж Волдеморт пришёл в дом Поттеров — то, что случилось, было неизбежно.
Что он чувствовал? Джеймс. Когда смотрел в жуткие змеиные глаза Волдеморта, когда поднимал свою волшебную палочку, зная — это бесполезно, и всё же пытаясь помочь. Не себе — Лили и сыну. Он же наверняка закрыл их собой, придурок самоотверженный, он всегда был готов на всё ради тех, кого любил, даже в Хогвартсе, в мирные и спокойные времена. Сириус помнил, как особо дерзкие шалости порой ставили жизнь мародёров под самую настоящую угрозу, а Джеймс выкручивался из этих ситуаций, Джеймс спасал их всех — его, Питера, Ремуса.
Сириус помнил всё. Даже спустя двенадцать лет. Каждый их год в Хогвартсе.
Хогвартс... самое счастливое время в жизни Сириуса Блэка.
— Гриффиндор! — объявила Шляпа чуть ли не с гордостью, и в общем шуме Сириус услышал островки тишины.
Молчали те, кто знал — перед ними Блэк. Чистокровный. Такой же, как заносчивая Беллатрикс и холодная Нарцисса. Все Блэки были одинаковы, всем Блэкам было плевать на людей вокруг... и уж точно все Блэки попадали на Слизерин — это самый подходящий для них факультет.
А Сириус уговорил Шляпу послать его на Гриффиндор и тем самым обрёл врагов как среди Блэков и прочих слизеринцев, возмущённых до глубины души, так и среди гриффиндорцев. Гриффиндор не принял Сириуса, да он и не ожидал, что к нему кинутся с распростёртыми объятиями. В первые недели в Хогвартсе на него пялились как на диковинную зверушку, опасную и кусачую, шипели что-то обидное вслед и всячески задирали, но очень скоро забыли о нём. Точнее, сделали вид, что забыли. Сириус Блэк был окружён демонстративным молчанием.
Только один гриффиндорец не спускал с него глаз. Джеймс Поттер. Он пристально смотрел на Сириуса в Большом Зале, косился на уроках и как-то вроде бы случайно оказывался с ним рядом всюду, куда бы Сириус ни пошёл. Поттер будто хотел что-то разглядеть в Сириусе и получить подтверждение своим догадкам... Так казалось, но Сириус эту мысль с возмущением отвергал. Да что может этот лохматый и шумный Поттер знать о нём?!
«Непокорность у тебя на лице была написана, Бродяга». Так сказал Джеймс намного позже. По его словам, именно это ему и понравилось в Сириусе — все гриффиндорцы с курса были такие правильные и скучные, до смерти боялись нарушить хотя бы одно правило и вылететь из Хогвартса, а Сириус ходил с таким видом, словно плевать он хотел на все правила с Астрономической башни. Так оно и было. В первую же неделю Сириус умудрился нарушить по крайней мере один запрет — на ночные прогулки по замку, а так же на проникновение в какой-то особый коридор, о чём профессор Дамблдор сообщил на первом же ужине, а мистеру Блэку неплохо бы слушать, что говорят учителя... Профессор Макгонагалл отчитывала Сириуса на глазах у всего факультета очень долго, а Джеймс внезапно подмигнул ему и показал большой палец.
Непокорность. Что ж, может, именно непокорность и связала их двоих в конце концов. Сириус не помнил, как именно подружился с Джеймсом — это просто вышло само собой. Они стали друзьями. Чуть позже к их компании присоединились Ремус и Питер. И Хогвартс вздрогнул.
Сириус помнил всё. Каждую проделку. Каждый хитрый и дерзкий план. Эти планы чаще всего принадлежали Джеймсу, и сколько бы Сириус не твердил, что Поттер сошёл с ума, что они вылетят из школы благодаря ему, что у него инстинкта самосохранения и мозгов вообще нет, а всё равно шёл за ним и ввязывался в дикие авантюры. А после и сам начал авантюры придумывать. Карту Мародёров они изобрели вместе, и это, пожалуй, был их лучший план, если не считать тайное обучение анимагии ради Ремуса.
Сириус помнил всё, но самое яркое воспоминание осталось у него о том дне, когда он, не очень соображая, что делает, удрал из дома, постучал в дверь Поттеров, Джеймс ему открыл, и, ни слова ни говоря, затащил внутрь. Было сливочное пиво и вкуснейший обед миссис Поттер, были полёты на стареньких домашних мётлах, были ночные разговоры в тихой спальне... было всё, кроме расспросов. Джеймс ни о чём Сириуса не спросил. Да ему и не нужно было — кто, как ни он, лучше всех знал, что Сириус ненавидит Блэков и сходит с ума от вечных нравоучений матери.
Сириус поселился в доме Поттеров. Так и жил у них до окончания Хогвартса. И хоть дядюшка Альфард оставил ему приличное наследство и шанс начать самостоятельную жизнь, Сириус часто бывал в гостях сначала у Флимонта и Юфимии, а потом у Лили и Джеймса, когда те поженились. В битвах во время войны он стоял с Джеймсом плечом к плечу. Они вместе сражались, залечивали раны, проклинали Пожирателей и Волдеморта, строили планы на будущее, когда мир «избавится от этой мерзкой заразы»: Джеймс хотел играть в квиддич и воспитывать своего сына «в лучших традициях мародёров».
Но никакого квиддича не было. А маленький Гарри Поттер вырос сиротой.
И виноват во всём крыса Питер.
Сириус не знал, как жить без Джеймса. Не довелось ему заранее подумать об этом и приготовиться, ведь такого не могло произойти, просто не могло — они вдвоём либо вышли бы невредимыми из всех сражений и увидели бы мир без Волдеморта, либо погибли бы в бою. Вдвоём. Они же всегда были вместе, и в школе, и на войне. Сириус был предан Джеймсу как... ну да, как собака, как чёртов пёс, который ждёт своего хозяина вопреки всему на свете, и хоть Джеймс не был ему хозяином, Сириус порой чувствовал именно так. Вот и сейчас он, побитая собака, сидит и плачет на могиле Джеймса.
Только Джим не вернётся. И ждать его без толку. Опасно было приходить сюда... дементоры точно уже обнаружили побег узника и рыщут по всем углам магической Англии. В Годрикову Лощину они непременно заглянут. Опасно и глупо... и всё же Сириус не мог не побывать на могиле своего лучшего друга хотя бы раз.
В тот день его жизнь оборвалась вместе с жизнью Джима. Он мёртв. Он уже двенадцать лет мёртв. Он бы свернулся клубком и умер здесь, рядом с Джеймсом и Лили, если бы не то единственное, что ему нужно сделать, о чём он мечтал все эти мрачные годы в Азкабане.
Питер. Предатель. Чёртова крыса. Он найдёт его и убьёт, чего бы ему это не стоило.
*
Чёрный пёс посидел у надгробия четы Поттеров ещё несколько минут. А потом резко сорвался с места и растаял среди занесённых старыми листьями могил.
@темы: magic world, творчество, фанфики, фандомные баталии