тексты c ФБ #3 - Нарния

[.rainbow.]

Нарния стала моей второй командой. Нельзя просто взять и не пойти за Нарнию на ФБ!
Перед началом фандомных баталий я пересмотрела "Принца Каспиана", и во мне возродилась мой неугасающая, на самом деле, любовь к Нарнии, к этому волшебному, прекрасному миру. Я писала о нём до ФБ очень немного: три зарисовки всего лишь, а писать хотелось... я решила, что команда меня вдохновит, и не ошиблась!
Это был джен, это был гет в трёх вариациях, это был слэш, это было ВСЁ в нашем соавторском с тираном фике Я ходила в Нарнию писать волшебное и сказочное - и сделала это более чем, на мой взгляд :3 А многие мои работы, честное слово, для меня же самой стали неожиданностью.
Команда Нарнии - прилив бесконечного вдохновения и света, люблю команду Нарнии

Название: No need to say goodbye
Автор: .rainbow.
Бета: commander romanoff
Размер: мини, 2834 слова
Пейринг/Персонажи: Питер, Сьюзен, Эдмунд, Люси
Категория: джен
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: по заявкам о жизни ребят после первого возвращения из Нарнии
Размещение: с моей шапкой

Кто хоть день правил Нарнией, тот навсегда — король или королева.
Мы вернулись из Нарнии несколько месяцев назад, а кажется — целую вечность. Время здесь идёт совсем не так — дни долгие, скучные, уже до смерти надоевшие. А там, в нашей прекрасной стране, они бежали, как лесные олени, не заметишь — за охотами, пирами, битвами, приключениями. Что может быть необычного в Лондоне? Ничего. Скука. Серый, блёклый цвет. Трудно вставать с постели, зная, что впереди нудный и скучный день, но ещё хуже — знать, что проживешь этот день, с утра до вечера задавая вопрос тому, кто тебя не услышит. Его здесь нет. Великого Льва с золотой гривой и мудрыми глазами. Он в Нарнии, а мы безнадежно застряли тут.
Но мы ведь нужны там, Аслан! Когда ты вернешь нас обратно? Ты должен...
Дни тянутся и тянутся, и нет им конца. И только месяцы спустя я понял — Аслан ничего не должен. И возвращать нас обратно в Нарнию он не станет. Наша Нарния, наша прекрасная страна живет где-то там, далеко-далеко, уже без нас. А наш дом — здесь. Может, права Сьюзен? И надо прислушаться к ней, к нашей сестренке, которая легче всех отпустила Нарнию, и сделать, как она — жить здесь. Не рваться на части, не быть одной ногой там, другой тут, не жить в одном мире, а мечтать о другом. Может, надо смириться, что Нарнии... Конечно, не так, как Сью, которая готова поверить, что Нарнии не существует вовсе. Она существует. Только не с нами. Не для нас.
Но всё же, Аслан, почему? Мы ведь нужны там! Мы нужны, и мы навсегда короли и королевы, как ты сам сказал, помнишь?
Именем ясного северного неба да славится король Питер — Великолепный.
Люси понимает, почему я дерусь с мальчишками из школы. Эдмунд и Сьюзен не понимают, но говорят все одно и то же. «Это ничего не изменит, Питер». Так они говорят, и я знаю, но не могу иначе, не могу — и всё. Безумный гнев плещется во мне, жгучая волна гнева, когда они, эти мелкие недоумки, тычут в меня пальцами, толкают, оскорбляют прямо в лицо. Я король, чёрт возьми! Король Питер Великолепный, как они смеют! Но мальчишки не знают, поэтому — смеют. И никто не знает. Может, мне самому надо скорее об этом забыть?
Я гляжу на Сьюзен и поражаюсь. Как же быстро наша сестра сбросила с себя всё нарнийское. Быстрее нас всех. Она ходит и улыбается, как... не хотелось бы, конечно, так говорить о сестре, но всё же — как дурочка-школьница, а вовсе не как королева. И движения у неё такие же, и жесты, и словечки — она ещё в первое время в Лондоне переняла это у сверстниц, у обычных людей. И по Сью не скажешь, что когда-то она вообще была в Нарнии вместе с нами. Только в ней Нарнии совсем не видно. А на каждом из нас я вижу неизгладимый след нашей волшебной страны. У Эдмунда — много таких следов, а Люси сама и есть Нарния.
Но, может, мне надо взять пример со Сью? В конце концов, она всегда была самой умной из нас. «Думай логически, Питер» — советовала она, улыбаясь своей новой улыбкой. Слегка насмешливой и нарочито взрослой. Это Сьюзен Пэвэнси. Не королева Сьюзен Великодушная.
Я кидаюсь на тех глупых мальчишек, как целую вечность назад кидался в битву с пособниками Белой Колдуньи. Я рычу сквозь сжатые зубы, рука моя тянется к мечу, я готов пронзить их сердца, перерезать глотки, расправиться с ними без жалости, но... Никакого «там» больше нет. Никакого другого мира. Есть только мир этот, а в этом мире у меня на поясе не висят ножны с королевским мечом, а мои враги — всего лишь дети, а не жестокие бандиты и пособники зла.
Больше всего, наверное, не хватает мне его. Меча. Его привычной и удобной тяжести в ножнах. Рука тянется к нему не только в драках, часто, почти всегда и всюду, а ноги несут в бой. Так и тянет сорваться с места и метнуться в полчище врагов или вскочить в седло верного скакуна и мчаться, мчаться в густую чащу, в погоню за белым оленем...
Там, в Нарнии, у меня не было недостатка ни во врагах, ни в охоте, ни в скачках, ни в дружеских сражениях. Когда я хотел охотиться — я прыгал на коня и охотился. Когда я хотел дать волю заскучавшему мечу — я затевал полусерьезный бой с Эдмундом. Эти желания перебрались в Лондон вместе со мной. И сидят во мне, жгут, как кипящее масло. Наружу их не выпустишь. Ни жестом, ни словом не покажешь, чего хочешь на самом деле. Ведь я не король здесь, даже не взрослый... Здесь я школьник Питер Пэвэнси, а «дети так себя не ведут». Об этом не устает напоминать моя умная сестренка Сьюзен.
За Нарнию! За Аслана!
Моя жизнь в Нарнии проходила в битвах. Всегда находился кто-нибудь, желавший нарушить мир нашего королевства — и мы мчались, я и ветер, я и меч, я и конь, навстречу новым и новым сражениям. И даже в тихие времена я не мог долго усидеть на месте, меня подкидывало и швыряло то в дружескую схватку, то на охоту, то на бесцельное брожение по лесам и горам. Теперь я снова в Лондоне — и чем же, о Аслан, я занимал свои дни, пока не угодил в Нарнию? Скучные, серые дни. Скучный, серый город. Бродишь по этому городу, и даже чудится, что Нарнии просто нет.
Не приснилась ли она мне?

«Тебе приснилось». Так я говорил Люси в давние, давние времена её первого путешествия сквозь шкаф. Люси отыскала за шубами нашу прекрасную страну, а мы не верили ей. Но, если Питер и Сьюзен не верили миролюбиво, то я смеялся над сестрой и твердил: «Тебе приснилось, глупышка». Теперь я готов поверить в это. Нарния — сон. Наш общий на всех сон. Как же не поверить, когда всё вокруг: и мир, и люди, и даже твоё собственное тело — убеждают тебя, что всё это сказки. Детские сказки и красивые сны. Пора просыпаться, Эдмунд Пэвэнси. Настоящий мир ждет.
Никому из нас (кроме Сьюзен) не хорошо в этом настоящем мире. Я не узнавал Люси в первые дни — она пряталась по углам и была сама на себя не похожа, глядела тоскливыми глазами и как будто хотела плакать, но не могла. Я читал в её глазах свои же чувства, понимал, что, как она, не могу здесь, не хочу быть здесь. Хотелось бы мне пойти по стопам Сьюзен — она легко отпустила Нарнию. Более чем легко. Как будто из Лондона не уходила — тут же обросла привычками и словечками, которые и положены этому возрасту, этому миру.
А я смотрю на неё и безуспешно гадаю, как удалось ей забыть, что нам всем давно не по тринадцать, двенадцать, десять и восемь лет, что мы давно уже не дети. Как удалось ей забыть и жить, словно вообще ничего не было? Не было нашей битвы с Белой Колдуньей. Не было лет, прожитых в Нарнии. Фавнов, древесных духов, замка Кэр-Параваль, Аслана... ничего.
Нам всем приходится жить так, будто ничего и не было. Жить как обычные дети. Но что такое — обычные дети? Как они себя ведут? Что делают, что любят, о чём говорят друг с другом? Я забыл за пятнадцать лет не здесь, и никак не получается вспомнить — старые привычки так и лезут наружу, старые слова и жесты, всё старое, нарнийское. Может, поэтому мальчишки из школы не хотят общаться со мной. Я тоже не хочу. Я бы с ними дрался, как Питер. Ничего другого не тянет делать с этими... детьми. Глупыми, скучными, бесконечно далёкими от нас.
Но теперь они — моя жизнь. А ещё мокрый серый Лондон, метро, толпа на улицах, дождь, школьные обеды и уйма всего такого же обычного и нормального. Добро пожаловать в твой мир, Эдмунд Пэвэнси.
Но только Сьюзен умеет считать этот мир своим. А мы живём в Нарнии. Мы редко говорим о ней — говорить слишком больно и тяжело, но я вижу, я читаю по лицам и взглядам. Люси светится Нарнией — верит, как всегда, сильнее нас всех. Питер ждёт возвращения и скорее не верит, а носит в себе отчаянную надежду, что мы вернёмся, ведь профессор обещал нам, и Аслан говорил, что мы будем править, пока не погаснут звёзды на небе. Сьюзен живёт нормальной жизнью и довольна этим. А я...
Я ищу её повсюду. Нашу Нарнию. Конечно, не в платяном шкафу — мы с Люси смотрели в него десятки раз и убедились, что Нарнии там уже нет. Трудно верить, что она вообще есть, когда весь мир и собственное тело — маленькое, худое, неуклюжее, ни следа королевской стати и силы — твердят тебе, что всё это сны и сказки. Правда, не приснилось ли?..
Мне нужна бесконечная, твердая, как камень, и яркая, как звезда, вера Люси — она просто знает, что Нарния есть, и больше ей ничего не надо. Я не умею так. Я ищу её повсюду, нашу Нарнию, хотя вижу себя глазами прохожих. Как, должно быть, глупо и странно смотрится мальчик, который щупает холодную статую льва в городском парке. Мальчик, который стоит и неотрывно глядит в небеса. Мальчик, который трогает деревья, прижимается к ним щекой и как будто слушает их. Мальчик, который, едва услышав музыку, останавливается в любом месте и даже дышать перестаёт. Да, глупо и странно, да, совершенно без толку, но иначе никак, иначе я совсем сойду с ума. Если не буду искать, ловить жалкие искры Нарнии в нашем — не нашем вовсе — мире.
Это небо не похоже на нарнийское. Эти деревья не живые, как в Нарнии. В этой музыке ничего нет от нарнийских песен. Но я ищу, потому что верить, как Люси, просто так и даже вопреки всему, я не умею, и мне нужно что-то, что скажет — да, Нарния есть; и мы вернёмся, вернёмся, вернёмся...
Именем великого западного леса король Эдмунд — Справедливый.
Со Сьюзен говорить о Нарнии нельзя, а с Питером и Люси — слишком больно, но я вижу в их глазах ту же самую тоску, которая рвет на части меня. Плещет внутри, как кипящее масло, и никуда не денешься от неё, не спрячешь, не сделаешь вид, что её вовсе нет. «Скучаешь?» — без слов, одними взрослыми и грустными глазами, спрашивает меня Люси.
Конечно, скучаю. Невыносимо скучаю.
Когда же мы вернёмся, Аслан? И вернёмся ли?..

«Скучаешь?» — без слов спрашивает меня Люси, а я, небрежно передернув плечами, всегда ухожу — мой ответ ясен так же без слов.
Давно мы вернулись из Нарнии, а Питер, Эдмунд и Люси не переставая думают о ней. Бредят сказочной страной, отказываясь замечать мир настоящий, реальный, мир вокруг нас. Мир, которому мы принадлежим. Мир, в котором мы обязаны жить. Не просто так нас вышвырнуло сюда: значит, так нужно, значит, время детских сказок и красивых снов подошло к концу, а наша задача — жить здесь, твердо стоять на ногах и мыслить логически. Глупо возвращать какой-то смутный, давний сон, пусть даже волшебный, пусть даже родной до боли... Сны всегда остаются снами, и всегда нужно просыпаться и жить.
Они не могут. Не просто не могут — не хотят. Особенно младшие — Эдмунд и Люси, но с ними хотя бы ясно, они же попали в Нарнию, когда им было так мало лет, сказка слишком сильно взбудоражила их ум. Но и Питер, взрослый, умный, старше меня... Питер тоже не отпускает свою сказку. И никак не научится жить в настоящем мире.
А чем он плох? За что они все так ругают Лондон? Пускай здесь нет говорящих животных и лесных чащ, фавнов и песен у костра, замков и скачек на лошади. Зато есть, к примеру, быстрые поезда в метро, горячая вода, удобная одежда, косметика и много чего ещё. Того, что они не в силах оценить. Того, что Питер, Эдмунд и Люси не хотят даже замечать — королевская кровь всё еще бурлит в них, они охотнее сражались бы на мечах, чем ездили на поездах. Но поезда — вот они, рядом, шумные и настоящие, их можно коснуться рукой. А Нарния... где-то далеко-далеко от нас. Значит, её как будто и вовсе нет. Зачем думать о том, что больше не вернется? Зачем изводить себя тоской по сказочному месту, которое исчезло навсегда?
Не так уж просто оказалось сбросить с себя прожитые годы, всё обретенное там, в Нарнии. Манеры, слова, тон голоса. Мои сверстницы не говорили так, как привыкла говорить я. Они не обсуждали охоту на медведя или прогулки в лесу. Их пустячные беседы утомляли меня, казались скучными и глупыми. Скучные, глупые — как и мальчики нашего возраста. Нашего... я была старше их всех. Знала больше, видела больше, умела больше. Только вот моё умение стрелять из лука никому здесь не было нужно. В сущности, эти глупые мальчики и девочки знали, видели и умели больше меня.
И я начала наблюдать за ними, учиться у них. Пока однажды не стала такой же, как они. И мне это нравится! Я не чувствую себя, как Питер, Эдмунд и Люси, оторванной от какого-то далекого-далекого дома. Мой дом — здесь.
Я хорошо провожу время — не сижу дома, погруженная в мрачные мысли, как Питер, не общаюсь с деревьями в парке, как Эдмунд. Я гуляю с подругами, изредка встречаюсь с симпатичными мальчиками, копаюсь в старых книгах из библиотеки, учусь, смеюсь, радуюсь жизни. Мне всё нравится. Мне хорошо и удобно здесь. Но...
Я выхожу в коридор и случайно сталкиваюсь с Люси. Она смотрит на меня светлыми глазами, видя насквозь, и спрашивает без слов: «Скучаешь?»
Именем лучезарного южного солнца королева Сьюзен — Великодушная.
Скучаю. Но лучше — не скучать. Лучше забыть, что Нарния была, лучше дразнить младших и Питера — сказки, сны... так самой легче верится, что мне хорошо и спокойно в этом мире, что я не чувствую порой на лице мягкие касания нездешнего ветра, не слышу нездешнюю музыку, не вижу себя в длинном платье и с луком в руках. Так легче. Так лучше. Несколько месяцев прошло, мы не вернёмся в Нарнию, как бы сильно ни верила Люси, как бы отчаянно ни надеялся Питер, как бы крепко ни желал Эдмунд. Мы останемся здесь навсегда. Теперь Англия — наш мир. Надо жить в нём и гнать от себя прочь смутные голоса, которые тихо приходят и нашёптывают на ухо: «Нарния, Нарния, Нарния...»
Ведь Нарнии нет. Нарния — сон. Пора проснуться, Сьюзен Пэвэнси.

Нарния, Нарния, Нарния... Голоса, как колокольчики, звенят у меня в голове без конца, и я знаю, это — древесные духи, фавны, звери, ветра, звёзды — всё, что есть Нарния, наша волшебная страна. И Аслан. Конечно, Аслан. Его голос я слышу лучше прочих — он не сливается в общий хор, он говорит со мной один в те самые моменты, когда, кажется, я начала терять веру. Он приходит и говорит. «Ты будешь верить, милая?». И я снова верю, я снова горю, я снова окутана теплым, ласковым светом нашей прекрасной страны. Ведь она всё ещё с нами, Питер. Она никуда от нас не уходила, Эдмунд. Она существует на самом деле, Сьюзен. Наша Нарния. Всегда.
За несколько месяцев мне удалось — и я сама не знаю, как, — стать снова маленькой девочкой. Хотя бы притвориться такой. Я уже не говорю, как королева, не хожу, как королева, не пою те песни, что пела в Нарнии, не смотрю на людей вокруг меня как на чужаков. Несколько месяцев — и Лондон всё-таки захватил нас, мы, сами того не желая, живём по его законам и привычкам, делаем всё то же, что и другие. Стараемся делать.
В школе мне скучно — я давно умею читать и писать, я умею куда больше, чем может предложить нам учительница, но мои умения сражаться, ездить верхом и править королевством не годятся здесь. Лондон... Дом? Нет. Просто временное пристанище. Место, где мы ненадолго, ждём. Ведь мы вернёмся. Скоро, совсем скоро мы вернёмся в Нарнию.
«Откуда ты знаешь?» — дрожащим голосом спрашивает Эдмунд. Но я не знаю. Я верю. А это почти то же самое, что знать.
Я вижу тоску по Нарнии в глазах всех. Ту же глубокую тоску, которая одолела меня в первые наши дни в Лондоне — я пряталась по углам, сворачивалась в клубок и не могла себя заставить жить здесь. Жить там, где нет Нарнии... зачем мне такая жизнь? Это было в самом начале, а теперь — я только вижу эту тоску, но задавленную, загнанную внутрь, в глазах всех остальных. И даже Сьюзен. Она думает, что, говоря с пренебрежением: «Сказки!» — и правда делает Нарнию сказкой, а заодно обманывает нас и себя. Но я вижу. Я знаю — Сьюзен скучает так же, как мы.
Мне хочется дать им, каждому из них, свою веру, всю, до последней капли, перелить в них, чтоб они верили, ЗНАЛИ — мы вернёмся. Мне хочется сказать Эдмунду — тебе не нужно слушать деревья и смотреть в небо, братик, Нарния не где-то там за облаками, не за тысячу миров от нас, она здесь, вокруг, везде, во всём! Просто надо видеть. Надо верить. Надо помнить... Аслана, Льва с теплой пушистой гривой, его мягкий голос и добрые глаза, танец лепестков в воздухе, зов рога, звон мечей, шелест деревьев, голоса наших друзей-животных, Кэр-Параваль, замок четырехтронный. Надо помнить всё это, а если помнишь — веришь, что мы вернёмся. Как же иначе? Мы не можем не вернуться.
Именем блистающего восточного моря да славится королева Люси — Отважная.
Я долго не могу уснуть ночами — нарнийские колыбельные звучат в голове и не дают покоя. Я рисую в школьных тетрадках нарнийские звёзды — вместо цифр и букв. Я щурюсь на прохладное солнце в мутном небе Лондона и улыбаюсь, ведь оно, хоть совсем другое, похоже на солнце в Нарнии. Я глажу морду каменного льва в парке — это не Аслан, но ещё одна искорка Аслана в нашем мире. Всё вокруг напоминает мне Нарнию. Каждый лист, каждое облачко, каждая капля дождя. Мне хочется стереть отчаянную тоску-надежду с лица Питера, грустные сомнения из глаз Эдмунда, презрительную улыбку с губ Сьюзен, и сказать им, так, чтоб они поверили, как верю я.
Мы вернёмся. Через день, неделю, месяц, год... Мы вернёмся непременно, потому что...
Кто хоть день правил Нарнией, тот навсегда — король или королева.
Так Аслан говорил. Аслан всегда говорит правду.

Название: Нарнийские колыбельные
Автор:  .rainbow.
Бета:  commander romanoff
Размер: драббл, 552 слова
Пейринг/Персонажи: Тумнус, Люси
Категория: джен
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Размещение: с моей шапкой

Люси уже взрослая — и до сих пор с детским восторгом слушает нарнийские колыбельные. Из всех волшебных песен Нарнии она выбирает именно эти. Песни, сказки, легенды о древних временах… Люси любит все необычное и чудесное, но больше всего — колыбельные; она слушает их, не дыша, боясь неосторожным словом спугнуть магию. «Ребенок» — шутя звали ее подданные, братья-короли и сестра-королева, но все, конечно, очень любили свою Люси Отважную.
И больше всех — Тумнус.
«Ты будешь меня навещать?» — тихо и робко спрашивал он ее, когда Люси только стала королевой. Она даже не отвечала, лишь крепко-крепко обнимала его. И такое объятие говорило лучше всяких слов. Тумнус не верил — не потому, что Люси когда-нибудь обманывала его, нет, не было в Нарнии никого искреннее и честнее. Он просто боялся — а вдруг она забудет? Дела государственные требуют сил и времени… Вдруг за новыми заботами Люси просто забудет о нем? Она же теперь королева… не только человек, но еще и королева, великая, далекая, слишком недосягаемая для него, простого фавна.
А Люси среди государственных дел всегда находила время, чтобы увидеться со старым другом. Тумнус и не ждал ее, — а она, веселая, запыхавшаяся, вся в каплях дождя или цветочных лепестках, вбегала в его скромную норку. И все было, как прежде, — жаркий огонь в камине, теплые покрывала, кружка настоя из трав… и нарнийские колыбельные.
Люси уже давно знала все эти мелодии, но прибегала к Тумнусу и просила играть снова и снова — и слушала, как в первый раз. Фавн помнил ее маленькой девочкой с короткими волосами и румяными щеками, — много лет назад она, жадно ловя каждое его слово, сидела тут же и слушала, как он играет. Завороженная. Околдованная. Тумнус больше не пытался усыпить ее колыбельными — упаси Аслан! — но для Люси в них по-прежнему была магия.
Она почти такая же, как прежде. Стала выше, взрослее… и все равно — ничуть не изменилась.
Тумнус играл, извлекая из своей флейты такие волшебные звуки, какие, кажется, не умел вовсе. Для нее. Он готов был играть для нее бесконечно — для этой доброй, светлой девочки, которая была… как сама Нарния. До сих пор Тумнусу не верилось, что Люси — из другого мира, из странной, незнакомой страны Той-Комната, города Шкафище… Он играл, смотрел в ее сияющие глаза и думал — нет, она родилась здесь, она всегда была здесь, какая же Люси без Нарнии…
Какая же Нарния без Люси?
«Пожалуй, придворные музыканты сыграют лучше, Ваше Величество...» — сказал ей однажды Тумнус. Она поглядела на него своими светлыми глазами и ответила: «Может, и лучше — а я их послушаю и приду к тебе, мой милый Тумнус». Среди государственных дел она всегда находила время для старого друга, всегда вбегала в его маленький домик и просила сыграть нарнийские колыбельные. А он боялся — вдруг она больше не придет? Вдруг все же забудет? А вдруг однажды, по какой-нибудь немыслимой причине (хотя Тумнус и не мог выдумать таких причин) Люси решит вернуться в свою родную страну Той Комнату?
Но годы шли. Долгие, прекрасные годы мира и покоя в Нарнии — ведь ей правили Питер Великолепный, Сьюзен Великодушная, Эдмунд Справедливый. И Люси Отважная. Шли годы, Тумнус старел, но Люси продолжать ходить к нему, слушать нарнийские колыбельные, держать его морщинистые руки в своих теплых, нежных ладонях и озарять его тихое жилище своим веселым смехом.
Все было хорошо. И Тумнус гнал от себя мрачные мысли. Ему больно было даже представить, как он будет жить, если Люси вдруг… не приведи Аслан, но вдруг… покинет Нарнию.
Ведь какая же Нарния без Люси?

Название: Я тебя никогда не забуду
Автор:  .rainbow.
Бета:  commander romanoff
Размер: мини, 2441 слово
Пейринг/Персонажи: Каспиан/Сьюзен
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: G
Краткое содержание: Недели и месяцы идут - а Сьюзен и Каспиан не могут забыть друг друга.
Примечание: Название - строчка романса из рок-оперы "Юнона и Авось"
Размещение: с моей шапкой

— Ваше Высочество?..
Каспиан вздрогнул и поднял голову. Перед ним стоял верный советник и помощник; тревога светилась в его добрых глазах. Кажется, он звал своего короля не в первый раз.
— Что, Теодор? Прости, я... задумался.
Задумался. Не самое верное слово. Но как объяснишь Теодору, как объяснишь вообще кому-либо. Не задумался Каспиан, а потерялся всеми мыслями в прошлом, ушел в другой мир, тот мир, что ему навеки недоступен. Он ничего не знал об этом мире, не знал даже, как он называется, — древние легенды о королях и королевах Нарнии оставили их имена, но стерли название мира, из которого те были родом. Каспиан не знал, как называется этот мир, знал только — он очень, очень далеко. Это не иная страна, даже не иные берега за бесконечным морем. Море можно переплыть. А границу между мирами не пересечь, как бы сильно ему не хотелось. Только они умели так — Питер, Эдмунд, Люси... и Сьюзен.
Может, они вернутся. Младшие из королей и королев. Но Сьюзен не вернется. Так Аслан сказал, а ведь Аслан всегда говорит одну лишь правду, слово Аслана — закон.
— С Вами все хорошо, мой король? — Теодор смотрел на Каспиана с беспокойством. Так и остальные смотрели. Каспиан пробовал скрыть свою тревогу, но, кажется, не преуспел в этом — друзья и соратники глядели на него, как если бы он был серьезно и даже безнадежно болен. Бледность, худоба, полное отсутствие аппетита, взгляд, словно бродящий по другим мирам. Король Каспиан, отчаянно желая быть хорошим королем, выпадал из жизни своего королевства. Да, он был болен. Но лекарства, предлагаемые Теодором и другими, не помогут здесь.
— Да, конечно, я задумался, вот и все. Извини. Может, мы поговорим позже? Мне, кажется, надо бы отдохнуть.
— Да, мой король, — верный советник кивнул и, слегка поклонившись, оставил Каспиана в одиночестве.
Одиночество стало его вечным спутником с тех пор, как Сьюзен ушла.
Еще несколько минут Каспиан сидел, глядя перед собой, а после усилием воли заставил себя встать. Походить по комнате. Прогнать гнетущие мысли. Они не желали покидать его. Они всегда были с ним. С тех самых пор. Целая вечность прошла, но, возвращаясь в свой мир из другого мира, Каспиан понимал, что не вечность вовсе, а какие-то недели. Боль не утихала. Утихнет ли она когда-нибудь? Время тянулось бесконечно. Начнет ли оно когда-нибудь идти своим ходом?
Она не вернется. Она больше не вернется в Нарнию, и глупо, так глупо и наивно этого ждать. Каспиан и сам не знал, что ждет, пока не ловил себя на мысли: он же призвал их всех в Нарнию, может, если сделать это еще раз, если выдумать какой-то новый способ... Нет. Без толку. Придет Эдмунд, придет Люси, но Сьюзен в Нарнию не вернется.
Не глупо ли думать о том, кого никогда больше не увидишь?
Каспиан бродил по комнате, пока не замер наконец у стола. Весь стол был завален свитками. Прошения, указы, законы, письма — сколько их уже скопилось здесь? Бумажными делами занимается, конечно, Теодор, и многие другие, кроме него, но есть вещи, для которых нужен король. А король непозволительно запустил насущные дела. На миг Каспиану стало стыдно — и он даже решил прямо сейчас сесть и разобраться с бумагами. В конце концов, чувства — это чувства, а еще есть долг. То, что важнее чувств. Долг перед страной и народом. Он должен. Он обязан.
Рука бессильно рухнула на стол. Перо выпало и покатилось куда-то в сторону скопившихся бумаг. Беспомощность овладела Каспианом. Он не мог. Просто не мог заставить себя делать что-то. Дела государственные, все эти прошения, указы, законы, письма... они теряли всякий смысл, стоило Каспиану подумать о том, что Сьюзен не вернется. Что бы он ни делал — она никогда больше не будет с ним.
Тяжелый вздох вырвался у Каспиана из груди. Он опустил голову на скрещенные на столе руки и устало закрыл глаза.

— Сью?..
Сьюзен вздрогнула и подняла голову. Перед ней стояла Люси — кажется, звавшая её не в первый раз. Тревога светилась в добрых глазах младшей сестры.
— Что?.. Прости, я задумалась немного.
Люси не сказала ничего, не стала спорить со Сьюзен — и, конечно, не потому, что поверила ей. Люси все понимала. Она всегда понимала все без слов, ей не надо было объяснять, ей не надо было даже врать, но Сьюзен врала — по привычке больше, чем по необходимости. Люси не знала, что такое любовь, рано ей было знать, но младшая сестренка понимала точно — там, в Нарнии, Сьюзен оставила очень дорогого и важного для себя человека.
Оставила без единого шанса увидеть еще раз.
Она была спокойна, когда Аслан сказал ей и Питеру: «Вы больше не вернетесь. Ваше время в Нарнии подошло к концу». Она казалась спокойной всем — и нарнийцам, и Эдмунду, Питеру и Люси, и Каспиану. Она вроде бы совсем не огорчилась, ей легко было сказать: «У нас все равно ничего не получилось бы». Она бы и ушла, ничего больше не сказав, ничего больше не сделав, но ненадежная маска равнодушия дала трещину, и первый поцелуй у них с Каспианом все-таки произошел. Первый — и последний.
Больше поцелуев не будет. Не будет его глубокого, мягкого голоса, его доброй и светлой улыбки. Не будет тех особых взглядов, которые он бросал на нее — украдкой, чтоб другие не заметили. А другие, конечно, замечали, и в первую очередь — Люси, может, еще ребенок, но ребенок внимательный и чуткий. «Каспиан глаз с тебя не сводит, Сью» — так сказала она однажды, и Сьюзен пропала. Хотя, казалось бы, какое дело ей до чьих-то взглядов. Она начала посматривать на Каспиана в ответ. Ловить те самые взгляды. И то, что она увидела в глазах юного короля, поразило ее. Еще никто так не смотрел на Сьюзен. Были, конечно, мальчики в школе, милые и забавные мальчики, Сьюзен думала даже, что влюбилась в Тома, Дика, Генри... Никто из них не смотрел на нее так. Как на богиню. Как на самое светлое и важное в мире.
Никто больше не будет так на нее смотреть. Никогда.
— Знаешь, Сью, Люси подошла к сестре и присела рядом с ней на краешек кресла. — Мне кажется, он думает сейчас о тебе так же, как ты думаешь о нем.
Как это Люси умеет быть такой проницательной?
— Может быть, — со слабой улыбкой ответила Сьюзен. — Только вот меня это ничуть не утешает.
Бесконечная грусть сияла в глазах Люси.
— Да, Сьюзен, я знаю.
Чуткая, добрая сестренка — она без лишних слов поняла, что никакие разговоры не утешат Сьюзен, наоборот, потревожат её, и ушла, оставив старшую в одиночестве.
Одиночество стало ее вечным спутником с тех пор, как они покинули Нарнию.
Тишина комнаты казалась непроницаемой. Ни шороха. Только слабые звуки из коридора, кухни, двора, соседних комнат. Там живут люди, там они смеются и разговаривают, а Сьюзен уже несколько недель ни с кем не могла говорить. «Доброе утро» и пара вымученных слов — не в счет. Слова казались бессмысленными. Все, что прежде занимало Сьюзен, потеряло свой смысл. Подруги, мальчики, книги, школа — ничто больше не вызывало в ней чувств. Настоящих, ярких, сильных. Последние сильные чувства остались в Нарнии — с Каспианом.
Не глупо ли думать о том, кого никогда больше не увидишь?
Сьюзен снова забралась с ногами в кресло у окна и выглянула наружу. Там не Нарния. За окном она больше не увидит Нарнию, родные сады и неспокойное море. Как бы ей ни хотелось, как бы она ни желала вернуться, дорога в сказочную страну для них с Питером закрыта. И Сьюзен даже овладевала смутная, странная зависть — Люси увидит Каспиана, если однажды снова будет в Нарнии, Люси сможет говорить с ним, смеяться с ним, делать все то, что Сьюзен не делала, когда была такая возможность.
Самым ужасным были возможности. Упущенные. Несбывшиеся. Те, которых уже не будет. Сколько всего она могла бы делать — вести с Каспианом долгие беседы, смотреть вместе в звездное нарнийское небо, обнимать его, держать за руку, смотреть, как он правит Нарнией честно и справедливо. Быть с ним. Просто быть с ним. Она уже никогда не сможет этого. Не почувствует то, что чувствовала, когда Каспиан смотрел на нее — своими ласковыми и любящими глазами. Сердце замирало в груди — на миг, а потом билось и трепыхалось безумной птицей, и теплая нежность окутывала его. Том, Дик, Генри... как Сьюзен могла думать, что испытывает к ним что-либо серьезное? Она любила Каспиана, а к ним не испытывала вообще ничего. Она уже забыла их лица. Лицо же Каспиана стояло перед глазами как живое. Хоть целая вечность пройди, хоть еще тысяча вечностей.
Только это и остается ей теперь — вспоминать. И мечтать о том, что могло бы быть, но уже никогда не будет.
Сьюзен тяжело вздохнула, обняла себя руками и закрыла глаза.

Девушка была красива. В ее голубых, как лесное озеро, глазах отражался теплый, добрый свет души, и такой же доброй улыбкой она улыбалась Каспиану, так же ласково смотрела на него. Принцесса... Амелия? Из какого-то небольшого королевства к югу от владений Каспиана. Она проделала долгий и наверняка нелегкий путь, чтобы увидеться с прославленным королем, а может, и завоевать его сердце.
Многие особы из знатных семей — далеких, близких, — прибывали сюда в надежде стать суженой самого Каспиана Десятого. А советники и друзья, ничуть не послушные приказам Его Высочества, пускали девушек во дворец. Красивые, сверкающие блеском своих украшений, улыбчивые, ласковые, очаровательные. Среди них были и те, кому нужен был не Каспиан, а только его престол. Были и те, кто, как принцесса Амелия, испытывал искреннее желание стать Каспиану хорошей супругой.
Он припомнил то, что говорил об Амелии Теодор. А говорил он много — видимо, возлагал на эту девушку особые надежды. «Умна не по годам и даже не по-женски, мой король, но скромна и застенчива, а красоты какой! И глаза у нее чудесные, судя по портретам. И нрав подходящий Вашему Высочеству»
Теодор, кажется, думал, что читает душу Каспиана как открытую книгу. И знает, что будет для короля «подходяще», а что нет. Глаза у Амелии блестели, как звезды, поза и тон голоса говорили о мягком и добром характере, и Теодор уже посматривал на Каспиана с горящим взором, уже шептал что-то прочим желающим устроить счастье своего несчастного короля. Они верили — должно же это когда-нибудь случиться! Забудет же он когда-нибудь свою пропавшую навеки королеву из странного и далекого мира?
Каспиан подавил тяжкий вздох и улыбнулся девушке.
— Прошу прощения, принцесса Амелия, я вынужден покинуть вас. Мы продолжим нашу беседу за ужином.
Он вышел из зала приемов, даже не обернувшись на своих верных друзей. Он и так знал, что увидит на их лицах разочарование.
Теодор догнал его в коридоре и со всей возможной учтивостью остановил.
— Мой король, подождите! Куда Вы уходите? А как же принцесса? Я думал, Вы...
Советник оборвал себя на половине фразы. Что он думал? Что наконец-то Каспиану понравилась девушка? Наконец-то бедный, потерянный Каспиан открыл глаза и увидел перед собой кого-то еще, кроме той, что ушла несколько месяцев назад и не вернется больше?
А Каспиан думал, что каждой улыбкой, обращенной на других девушек, он предает Сьюзен. Он им улыбался, но ведь их, в сущности, не было для него.
— Мой милый друг, — Каспиан положил руки на плечи Теодора и заглянул ему в глаза. — Я знаю, что ты хочешь сказать. Что ты хочешь сделать. Но я просто не могу, пойми же. И не смогу. Никогда. Не заставляй больше бедных девушек напрасно покидать свои страны и напрасно надеяться.
Каспиан не дал Теодору ответить что-то, просто ушел, как можно быстрее удаляясь прочь по коридору. Не хотелось ему слушать в сотый раз одно и то же — наверняка мудрые, верные слова, и уж точно искренние, но... Теодор просто не понимает. И никто из них.
Кажется, принцесса Амелия будет сегодня ужинать в одиночестве.

— И как его зовут на этот раз?
Сьюзен не обернулась на вошедшего Питера. С тем же спокойным видом поправляла прическу у зеркала, а старший брат, наверное, застыл там, в дверях, скрестил руки на груди и прожигает Сьюзен взглядом. Он часто делал так в последнее время; Эдмунд и Люси тоже.
— Томас? Реджи? А может, Саймон? Таких у тебя еще не было, или я ошибаюсь? Так сложно за ними уследить.
Питер не успокаивался, а Сьюзен не испытывала ни малейшего желания вступать с братом в глупые, пустые разговоры. Сколько у них было таких разговоров? И каждый раз они ссорились, каждый раз Люси прибегала их мирить, впрочем, явно занимая сторону Питера и не опускаясь до крика лишь потому, что она слишком добрая и мягкая, ее младшая сестренка. Эдмунд угрюмо молчал. Просто смотрел и молчал. Его мысли тоже сомнений не вызывали.
— Не твое дело, — бросила Сьюзен, аккуратно закладывая пряди волос за уши и любуясь собой. Прекрасна. Джонатану должно понравиться.
— Не мое дело? — хмыкнул Питер. — А Каспиану ты сказала бы так же?
Каспиан.
Имя теперь не обжигало огнем, как прежде. Сьюзен не вздрагивала, стоило кому-то его упомянуть. Слава Богу, эти времена остались в прошлом, а прошлое нужно закрыть на замок и двигаться дальше. Кто же виноват, что Питер и младшие никак не могут проститься со своими детскими сказками? Вины Сьюзен в этом точно нет. И чувствовать себя виноватой — чего они все так упрямо добиваются — она не станет.
И вообще она опаздывает на свидание.
— Если сказать ничего больше не хочешь — не мешай мне, — спокойно ответила Сьюзен и начала искать в шкафу подходящую шляпку.
— О, я хотел бы сказать, сестренка. О том, например, что всего полгода прошло с тех пор, как мы вернулись, а ты уже забыла, предала, неужели ты совсем не?..
— Хватит! — красивая шляпка с искусственными цветами выпала из рук Сьюзен. Девушка обернулась к брату, чуть не сжимая кулаки от гнева, и поспешила тут же погасить глупую вспышку. Незачем сердиться. Это только испортит ей настроение.
— Питер, — уже спокойнее сказала она. — Если вы с Эдмундом и Люси хотите играть в Нарнию — пожалуйста. Я не мешаю вам, я не трогаю вас, так и вы оставьте меня в покое, ладно? Живите прошлым на здоровье, а я — не хочу.
Сьюзен не дала Питеру ответить что-то, быстро вышла из комнаты и для надежности захлопнула за собой дверь. Она уже опаздывала. Джонатан обещал ждать ее в семь вечера у фонтана.
Каспиан. Почти забытое, почти канувшее под слоем пыли имя. Оно тревожило ее по ночам неделями и месяцами, бросало то в слезы, то в нервный смех. Сьюзен думала только о нем, изводила себя чередой глупых картинок — а что было бы, останься она там, а что было бы, будь Каспиан здесь, что было бы, имей она хотя бы одну возможность вернуться в Нарнию.
Таких возможностей не было. Аслан сказал — они больше не вернутся. И, значит, Нарнии больше нет. Может, ее и вовсе не было? Так, красивая сказка, мимолетный сон. Может, она до сих пор существует для Эдмунда и Люси, и для Питера, который никак не хочет и не умеет смириться и жить здесь, сейчас, в своем единственном мире. Питера рвет между двумя мирами, а Сьюзен решила однажды — просто глупо думать о том, кого больше никогда не увидишь. Томас, Саймон, Крис, Джонатан... Все они были здесь, Сьюзен обнимала их, держала их за теплые руки и улыбалась им, живым и настоящим. Каспиан был картинкой. Красивой, приятной, светлой картинкой из прошлого. Сьюзен решила его забыть.
Ведь прошлое должно оставаться в прошлом.

Когда Люси и Эдмунд выбирались на палубу «Покорителя зари» из бурных морских волн, а Каспиан спешил им навстречу, слабая и глупая надежда мелькнула в его душе — может, Сьюзен тоже с ними?..
Конечно, Сьюзен с ними не было. Она не вернется в Нарнию никогда. А он так и не сумел за три года ее забыть.

Название: Морок
Автор:  .rainbow.
Бета: commander romanoff
Размер: драббл, 645 слов
Пейринг/Персонажи: Джадис/Эдмунд
Категория: гет
Жанр: ангст
Рейтинг: PG-13
Размещение: с моей шапкой

«Эдмунд…»
Нежный голос звал его. Такой же ласковый, как тогда, такой же холодный и пронзающий до самых костей.
«Эдмунд, идём со мной…»
Он хотел бы убежать подальше от этого голоса — но бежать некуда, под ногами только палуба корабля. Трусливая мысль мелькнула у него — спрятаться в трюме, закрыть уши руками и просто ждать, пока голос исчезнет. Пока исчезнет она.
Эдмунд Пэвэнси, как был ты трусом, так и остался… Как угодил в её холодные руки — так и попадаешь снова и снова, каждый чёртов раз.
«Эдмунд… Эдмунд…»
Он даже не удивился, когда услышал голос Белой колдуньи на корабле. Она была с ним и до «Покорителя зари» — может, не так зримо, может, без лица, но с таким же вкрадчивым голосом. Она ласкала его своими словами, окутывала собой — мёртвая, давно уже канувшая во тьму… Эдмунд слышал её почти каждую ночь в своих снах. И голос на корабле — лишь продолжение такого сна.
«Мой король…»
Голос сладок, словно рахат-лукум, любимое лакомство Эдмунда, и холоден, словно тысячи айсбергов. Белая колдунья… для всех — так, а для него — Джадис, первая и единственная женщина, которая назвала Эдмунда своим королём. Она знала, что есть Питер, старше, лучше, сильнее, храбрее, чем Эдмунд, и всё равно звала королём его. Только Эдмунд знал, какой может быть Джадис, только Эдмунду она принадлежала… Так он думал прежде, а теперь знает — не она принадлежала ему, а он принадлежал ей. Весь. До последней своей мысли. У Эдмунда не было ничего своего — всё забрала она.
«Эдмунд… Ты будешь моим королём…»
В ней был только холод. Глубокий, жуткий — его нельзя было прогнать никаким теплом. Холод Джадис пробирал до костей, проникал под кожу, пронзал сердце, и Эдмунд замерзал у неё во дворце, но не ушёл бы, даже если бы она его отпустила. Джадис сказала однажды: «Хочешь уйти, сын Адама? Может, открыть тебе двери моего дворца? Ты хочешь этого?». Она улыбалась, сжимая крепкой хваткой его плечо, потому что знала — он не уйдет. Не сможет уйти.
Да и не хочет.
Эдмунд не ушёл и замерзал в ледяном замке, не в силах унять дрожь. Он искал тепла у неё, у ледяной королевы, и она, смеясь, дарила ему тепло. Своё холодное, колючее тепло холода и снега, пустоты и как будто не-жизни… Джадис касалась его щеки холодными пальцами, прижимала к себе, обжигала ухо морозным дыханием. «Мой король» – шептала она. И Эдмунд хватал её за край белых одежд, крепко, до боли вжавшись в неё, протягивая руки к ней, только бы она не отпускала его никогда.
Он был готов остаться в ледяной крепости Джадис навечно.
Но Белой колдунье он быстро наскучил. Она выбросила его, забыла о нём.
«Идём со мной, Эдмунд… ты же хочешь этого, мой король…»
Аслан уничтожил Белую колдунью, в Нарнии наступил мир. Пришло лето, растопившее весь холод без остатка. Нарния растопила холод и в сердце Эдмунда — он стряхнул с себя, как снег, осколки странных дней в замке Джадис. Белой колдуньи. И правил Нарнией с братом и сёстрами, и жил прекрасной жизнью, и выбросил её из головы, как выбросила она его. В Англии, кажется, он вовсе о ней не думал.
Кажется… Но в самые хорошие дни в Нарнии, в самые хорошие мысли о Нарнии в Лондоне вдруг врывалась она. Снежный вихрь, колкая буря. Она вонзалась в него, как тысячи морозных игл — её лицо, её ледяные руки, её улыбка, в которой не было ни капли любви, только холод… И сам Эдмунд вдруг превращался в того же жалкого, одинокого мальчика, который хотел отчаянно и бесполезно вызвать у неё настоящую улыбку. Добрую. Человеческую.
Который хотел найти в её холодном сердце любовь к себе.
И теперь она пришла к нему. Снова.
— Прочь! — упрямо крикнул он ей — мороку в клочьях зелёного тумана. — Ты мертва!
«Я всегда буду жить в твоих мыслях… глупыш»
Морок коснулся его ледяным дыханием и шепнул на ухо до боли знакомым голосом. И растворился во тьме ночи.
Но Эдмунд знал — она права. Она будет жить в его мыслях. В его снах и глупых, безумных фантазиях.
Джадис не покинет его. Джадис всегда будет с ним.

Название: Сказки в зеркале
Автор:  .rainbow.
Бета: commander romanoff
Задание: мифологемы - Зеркало
Размер: драббл, 904 слова
Пейринг/Персонажи: Сьюзен
Категория: джен
Жанр: общий
Рейтинг: G
Размещение: с моей шапкой

Сьюзен нравилось смотреть на себя в зеркало. Она была красива. Кто бы сказал иначе? Те юноши, с которыми она гуляла, признавались ей в любви и обязательно добавляли, что их покорили её прекрасные глаза, дивные волосы, милый румянец, стройная фигура, очаровательная улыбка. Они говорили, что ещё не встречали девушки красивее, чем Сьюзен Певенси.
Каспиан когда-то тоже называл её красивой. Но это было очень давно.
Сьюзен нравилось смотреть на себя в зеркало. Она любила стоять перед ним и укладывать в изящную причёску роскошные волосы. Примерять новые наряды и решать, какой из них ей больше к лицу. Красить губы маминой помадой. Пробовать разные улыбки и гримаски, наблюдая за тем, как они меняют её, делают ещё красивее и привлекательнее. И пускай Люси думала, что «кривляния» перед зеркалом — пустая трата времени, а Питер и Эдмунд с ней соглашались, Сьюзен ничего плохого в этом не видела.
Она красива, так почему бы ей не любоваться собой?
В доме семьи Певенси было несколько зеркал. В ванной, в родительской спальне, в комнате девочек. Люси пробегала мимо них, не задерживая взгляд, разве что волосы спешно пригладит и старое платье на себе одёрнет. Питер и Эдмунд, как мальчишки, не уделяли своей внешности почти никакого внимания. А Сьюзен уделяла. С удовольствием разглядывала себя — отражение красивой, интересной девушки по ту сторону стекла.
Она была красива и признавала это. И любила зеркала за то, что они показывают правду; любила до тех пор, пока они не начали играть с ней странные шутки.
Сьюзен помнила, как это случилось в первый раз. Она примеряла перед зеркалом своё новое платье. Изящное, красивое, из мягкой голубой ткани, оно превращало Сьюзен в какую-то неземную фею, и точно должно было понравиться Майклу. Майкл был её новым знакомым — милый юноша из дома по соседству.
Сьюзен кружилась и наблюдала за собой в зеркале, и не сразу заметила нечто странное в отражении. Потом она решила, что ей почудилось. Тень мелькнула на мгновение и пропала, словно её вовсе не было. Так её и не было, не могло быть... Сьюзен лишь почудилось на секунду, что за спиной у неё мелькнул лес. Пушистые кроны зелёных деревьев.
Но этот лес, если он вообще был, исчез очень давно. Сьюзен предпочитала думать, что он просто приснился ей однажды в каком-то красивом, но зыбком сне.

С того дня зеркала сошли с ума и показывали то, чего не было на самом деле. А может, сошла с ума Сьюзен. Она красила губы помадой и роняла тюбик, резко оборачиваясь назад: ей казалось, что позади стоит большой лев с гривой цвета солнца. Она примеряла новое платье и вздрагивала, выпуская его из рук: комната за спиной менялась и словно бы превращалась в бальный зал какого-то замка. Она расчёсывала густые волосы и замирала с гребнем в руках: на её голове как будто сияла изящная золотая корона.
Конечно, этого не было. Не могло быть. Ни замка, ни льва, ни короны. Сьюзен поворачивала голову и видела всю ту же обычную комнату. Да, ничего этого не было, но странные видения нельзя было не замечать. Сьюзен искала им разумное объяснение. Она не была любительницей сказок. Она давно уже не видела сказочных снов. Она не слушала болтовню братьев и сестры про волшебную страну Нарнию, не хотела слушать и просто уходила, едва те начинали свой глупый разговор. Откуда же видения? Почему такие странные картинки мерещатся ей, разумной и взрослой девушке? Их могла бы видеть Люси, но не Сьюзен.
Сьюзен давно уже не верила в сказки.
Но сказки эти мелькали в зеркалах, день за днём, и Сьюзен из упрямства не избегала зеркал, пусть ей очень этого хотелось. Глупости! Ничего такого не может быть. Наверное, Люси со своими историями о Нарнии и чудесах плохо влияет на неё; наверное, детская выдумка, которая развлекала их всех какой-то год назад, не выветрилась до конца и даёт знать о себе. Только вот Сьюзен о ней знать больше не хотела. В её жизни теперь были вещи более важные — и более реальные, в конце концов.

Время шло, и зеркала стали мучить Сьюзен. Миражи, являвшиеся из них, пробуждали в ней те самые детские фантазии, с которыми она, казалось бы, покончила уже давно. Замки, мечи, балы, леса, дриады, говорящие животные... Бессвязные картинки теснились у Сьюзен в голове, не давая спокойно спать по ночам и наслаждаться жизнью. А встречи с Майклом (и всеми, кто был после него) не приносили радости — именно из-за этих картинок. Сьюзен гнала их от себя, как назойливых мух, но они не желали уходить. Они, отзвуки уже прожитого, забытого, ненужного детства, мешали взрослеть и жить здесь, вечно унося Сьюзен... куда-то. Она даже сама не знала, куда. Она не хотела верить в эти глупые сказки за своей спиной, но почти верила.

Однажды, прихорашиваясь перед зеркалом и тихо напевая себе под нос, Сьюзен увидела позади себя юношу с тёмными волосами. Как будто живого и настоящего, с грустной улыбкой на губах, с печальным взглядом. Юноша опустил руку на плечо Сьюзен и без слов что-то прошептал; она прочла по его губам своё имя.
Тюбик с помадой выпал из ослабевших рук Сьюзен и покатился по полу. А она обернулась — резко и быстро, понимая, что это глупо, что там, у неё за спиной, никого нет... И всё же сердце её билось как безумное. Дышать на миг стало трудно.
Комната была, конечно, пуста, а в голове крутилось странное имя, вроде знакомое, а вроде и чужое совершенно. Каспиан?..
Сьюзен помотала головой, сердясь на саму себя. В конце концов, она взрослая и разумная девушка, неужели она не властна над своими мыслями? Хватит. Эти видения, эти сказки — плод её фантазии, и, значит, она легко может покончить с ними.
Просто нужно больше не смотреть в зеркало.

@темы: творчество, нарния, фанфики, фандомные баталии