carpe diem
Этот рассказ был написан больше года назад точно, но по неясной причине остался лежать на ноутбуке, так и не увидев свет. А ведь рассказ неплохой. И основан на реальных событиях. Я несколько раз видела таких удивительных людей в транспорте. И вот захотелось написать эту вещь как восхищение ими.
По утрам я всегда добираюсь до работы на седьмом автобусе. По прямой. Удобно, легко - и времени, к слову, отнимает совсем немного.
Правда, я терпеть не могу наш седьмой. С семи ноль-ноль до семи тридцати утра - особенно.
Кроме меня, три четверти района, кажется, решили, что только этот маршрут и в это время подходит им. Безумные толпы. Давка, ругательства, споры. Капризные бабушки, любители поскандалить. Наглые дети-подростки, суровые женщины, настроенные на бой. А ещё - отвратительная, до скрежета зубов громкая и вредная кондукторша.
Представьте себе картину. Вы стоите, мизинцем правой руки ухватившись за поручень, левой - прижимая к себе сумку с бумагами. Ваша позиция - на нижней ступеньке лестнице, совсем на нижней, на самом краю. В бок вам, с навязчивым постоянством, тычется чей-то острый локоть. В лицо лезут чьи-то волосы, настойчиво, упрямо. На ногу, с размахом и силой, кто-то опустил тяжёлую, каменную тележку. Вы не можете двинуться. Шевельнуть рукой, ногой, повернуть шею, расслабить спину. Со всех сторон на вас рушатся, валятся другие пассажиры разных комплекций и весовых категорий. Ругаются. Придираются. Спорят друг с другом. Кричат, почти до визга, в мобильный телефон. На всю громкость слушают музыку. А сзади, на остановках, упрямые люди толкают, лезут, просят, мол, молодой человек, нельзя ли подвинуться, нельзя ли пройти вперёд?
Вы мысленно воете, рвёте автобус с пассажирами на куски. И здесь в игру вступает добрая кондукторша.
Она большая. Во всех смыслах. К тому же - упорная, железная. К тому же - громкая, шумная. Ещё издалека, с другого конца салона, её высокий, резко-визгливый голос вонзается в уши. Раздвигая людей руками и плечами, активно работая телом, кондукторша очищает себе путь, безжалостно топчет ноги.
Берегись, если скажешь, что тебе, мол, не достать карточку из кармана, когда ты зажат на последней ступеньке лестницы. Берегись, если дерзнёшь завести с ней беседу, мол, любезная женщина, потерпите, народ немножко рассосётся, я покажу проездной.
- Платите за проезд, мужчина! - в миг заводится кондукторша. - Или выметайтесь, раз денег нет! Ишь, повадились тут, неудобно им, а я ходи, уговаривай оплатить, точно попугай какой...
Кондукторшу бесили пробки. Толпы народу. Давка в салоне. Впрочем, на станции метро большая часть пассажиров выходила и становилось свободнее, - а настроение женщины не улучшалось.
Она рычала на каждого, кто попадётся на пути. На детей, посмевших занять её укрытое ковриком кресло. На молодёжь, не уступившую место пожилым инвалидам. На подростков, громко болтающих и смеющихся. На женщин с колясками. На всех. Она рыскала по салону, навострив уши на любой раздражитель, летела к очагу бедствия и начинала скандал.
А ещё - жаловалась на жизнь. Всегда, с завидным постоянством, либо прямым текстом, либо вперемешку с упрёками пассажирам. Она - несчастная одинокая женщина. Она - преданная, брошенная, обманутая. И работа у неё - грязь, неблагодарное, ненужное дело, и платят гроши, и есть нечего, и новые сапоги на зиму купить не на что...
По-видимому, кондукторша считала, что недовольство жизнью необходимо выплеснуть, выместить, обрушить на головы другим, счастливым людям. Тогда, быть может, ей станет легче. Тогда, быть может, все прекратят смеяться-улыбаться-смотреть-разговаривать, чтобы не портить существование бедной кондукторши ещё сильней. В каждом жесте - острое, едкое отвращение ко всему. В каждом слове - язвительное, глубокое ожесточение.
Я часто попадал под горячую руку - язык, скорее, - доброй кондукторши. Мы с ней особенно невзлюбили друг друга. И маленькая война велась между нами каждое утро. К сожалению, по вечерам, возвращаясь обратно, я обязательно попадал в тот автобус, где обитала она. Всё начиналось заново.
Однажды утром, перед серьёзным, важным совещанием, я встал намного раньше обычного. В спешке и суете позавтракал, собрался, оделся, послонялся по квартире - и, так как дома сидеть не было толку, вышел на улицу. На мобильнике - шесть часов сорок минут. Седьмой автобус подъехал сразу, я втиснулся в брешь на нижней ступеньке и запасся терпением.
Из головы, почему-то, напрочь вылетело, что время другое и автобус другой. Заметив нового, непривычного кондуктора, я изрядно удивился.
Это был парень, совсем мальчишка, лет, пожалуй, восемнадцати-девятнадцати. Бейсболка, лихо закрученная на правую сторону. Пёстрая рубашка с закатанным рукавом. Взлохмаченные, в беспорядке торчащие волосы. Ярко-оранжевый форменный жилет болтается, хлопая по бокам.
Я ожидал, что склочный характер, упрямство, навязчивость и брюзгливость кондукторов - издержки профессии. Что все, без исключения, товарищи билетёры терпеть не могут свою работу, пробки, толпу, часы-пик и жизнь в целом. Что им, как положено, плевать на пассажиров, чужих назойливых людей, что поспорить, разругаться, пожаловаться, возмутиться – любимое и главное ремесло.
Мальчишка-кондуктор заявил о себе не бранью, а бодрым, приподнято-шутливым кличем.
- Леди и джентльмены! - крикнул он. - Извольте приготовить проездные билеты и плату за проезд, инквизиция, то есть я, не дремлет, уже в пути!
Я сам не заметил, как прыснул, прикрыв рот ладонью.
- Прошу прощения, аккуратно, посторонитесь, благодарю, спасибо, позвольте... - частил парень, пробираясь через плотную толпу. Аккуратно, осторожно пробираясь. Не применяя руки и ноги, чтобы расчистить пространство, извиняясь, вежливо и по-доброму прося, чтоб уступили дорогу.
Пассажиры уступали. Охотно.
- Я понимаю, что эти штуковины - ерунда и трата времени пассажиров, - от уха до уха улыбаясь, торжественно говорил парень, постукивая пальцем по оранжевой коробочке на поручне. - Но такова наша профессия, мы смиренно и честно выполняем свой долг.
Интонации голоса, жесты, взгляды мальчишки были неподражаемы. Я тихо смеялся, почти забыв, что нижняя ступенька лестницы - опасное положение.
У метро, как обычно, две трети народа покинули салон седьмого автобуса. Мне удалось, юркнув между людьми, занять местечко у окна, вытянуть ноги и выдохнуть с облегчением.
Кондуктор между тем развил бурную деятельность. Сновал туда-сюда по проходу мимо сидений, бегал с карточками к коробкам на поручне, выкрикивал названия остановок... И помогал. Любому, кто его попросит или вовсе не попросит.
Одной женщине он затащил коляску по крутым ступенькам в салон. Другой пристроил тележку в удобное, безопасное место в уголке. Для мужчины собрал мелочь, разлетевшуюся по полу, для мальчика-подростка подробно разъяснил, где нужно выходить и как потом идти.
В дальнем конце салона, у окна, на руках матери плакала девочка. Мать цыкала, шипела на неё, уговаривала, чем-то угрожала - ребёнок не успокаивался, и тут мальчишка-кондуктор... Я вспомнил добрую мегеру- кондукторшу. Как она бы поступила? Накричала бы, взъелась бы, приказала бы женщине заткнуть, наконец, этого маленького монстра.
А парень подошёл к матери, нагнулся и ласково, мягко погладил девочку по голове.
- Ну, успокойся, милая, - с улыбкой сказал он. - А если будешь вести себя хорошо - сможешь посидеть на королевском троне. Хочешь?
Девочка успокоилась в миг. Взглянула на паренька большими, любопытными глазами и активно закивала.
Спросив разрешения у матери, мальчишка торжественно усадил ребёнка на своё место кондуктора. Вручил ей моток бумажных билетов. И до конца поездки девочка, довольная, по команде парня тщательно отрывала билетик от общей ленты и вручала ему.
Я тихо удивлялся и гадал, откуда это странное, неправильное существо явилось на нашу Землю. Да такого не бывает. Кто, в конце концов, все эти люди парнишке-кондуктору? Пассажиры. Шумные, назойливые, чужие, нет толку разговаривать с ними, помогать им, знай ходи себе, плату за проезд собирай... Никто не спросил бы с кондуктора, нагруби он кому-то, пройди равнодушно мимо, ограничься непосредственным исполнением служебных обязанностей. Никто не обязывал паренька быть добрым, внимательным с пассажирами, смешить их, поддерживать их, оказывать мелкие добрые услуги. Он и не должен. Он, как мегера-кондукторша, как продавцы в магазинах, кассиры, гардеробщики, обязан беситься, злиться и выплёскивать недовольство на мир.
- Простите, этот автобус доедет до Московского проспекта?
- Вам назвать количество остановок, миледи, или достаточно факта, что доедет?
- Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, ещё осталось немного сухих сидений.
- Тебе куда нужно?
- К парку Ленина...
- Эй-эй, отставить панику! Записывай, я подробно расскажу, куда, где, когда и сколько ехать.
- Уважаемые пассажиры, кто не заплатил за проезд - кричите, я подойду!
Сказать честно, мне с трудом удалось не проехать свою остановку. И теперь каждое утро, на двадцать минут раньше выходя из дома, я сажусь в этот автобус к этому удивительному кондуктору.
***
Кондуктор седьмого автобуса
По утрам я всегда добираюсь до работы на седьмом автобусе. По прямой. Удобно, легко - и времени, к слову, отнимает совсем немного.
Правда, я терпеть не могу наш седьмой. С семи ноль-ноль до семи тридцати утра - особенно.
Кроме меня, три четверти района, кажется, решили, что только этот маршрут и в это время подходит им. Безумные толпы. Давка, ругательства, споры. Капризные бабушки, любители поскандалить. Наглые дети-подростки, суровые женщины, настроенные на бой. А ещё - отвратительная, до скрежета зубов громкая и вредная кондукторша.
Представьте себе картину. Вы стоите, мизинцем правой руки ухватившись за поручень, левой - прижимая к себе сумку с бумагами. Ваша позиция - на нижней ступеньке лестнице, совсем на нижней, на самом краю. В бок вам, с навязчивым постоянством, тычется чей-то острый локоть. В лицо лезут чьи-то волосы, настойчиво, упрямо. На ногу, с размахом и силой, кто-то опустил тяжёлую, каменную тележку. Вы не можете двинуться. Шевельнуть рукой, ногой, повернуть шею, расслабить спину. Со всех сторон на вас рушатся, валятся другие пассажиры разных комплекций и весовых категорий. Ругаются. Придираются. Спорят друг с другом. Кричат, почти до визга, в мобильный телефон. На всю громкость слушают музыку. А сзади, на остановках, упрямые люди толкают, лезут, просят, мол, молодой человек, нельзя ли подвинуться, нельзя ли пройти вперёд?
Вы мысленно воете, рвёте автобус с пассажирами на куски. И здесь в игру вступает добрая кондукторша.
Она большая. Во всех смыслах. К тому же - упорная, железная. К тому же - громкая, шумная. Ещё издалека, с другого конца салона, её высокий, резко-визгливый голос вонзается в уши. Раздвигая людей руками и плечами, активно работая телом, кондукторша очищает себе путь, безжалостно топчет ноги.
Берегись, если скажешь, что тебе, мол, не достать карточку из кармана, когда ты зажат на последней ступеньке лестницы. Берегись, если дерзнёшь завести с ней беседу, мол, любезная женщина, потерпите, народ немножко рассосётся, я покажу проездной.
- Платите за проезд, мужчина! - в миг заводится кондукторша. - Или выметайтесь, раз денег нет! Ишь, повадились тут, неудобно им, а я ходи, уговаривай оплатить, точно попугай какой...
Кондукторшу бесили пробки. Толпы народу. Давка в салоне. Впрочем, на станции метро большая часть пассажиров выходила и становилось свободнее, - а настроение женщины не улучшалось.
Она рычала на каждого, кто попадётся на пути. На детей, посмевших занять её укрытое ковриком кресло. На молодёжь, не уступившую место пожилым инвалидам. На подростков, громко болтающих и смеющихся. На женщин с колясками. На всех. Она рыскала по салону, навострив уши на любой раздражитель, летела к очагу бедствия и начинала скандал.
А ещё - жаловалась на жизнь. Всегда, с завидным постоянством, либо прямым текстом, либо вперемешку с упрёками пассажирам. Она - несчастная одинокая женщина. Она - преданная, брошенная, обманутая. И работа у неё - грязь, неблагодарное, ненужное дело, и платят гроши, и есть нечего, и новые сапоги на зиму купить не на что...
По-видимому, кондукторша считала, что недовольство жизнью необходимо выплеснуть, выместить, обрушить на головы другим, счастливым людям. Тогда, быть может, ей станет легче. Тогда, быть может, все прекратят смеяться-улыбаться-смотреть-разговаривать, чтобы не портить существование бедной кондукторши ещё сильней. В каждом жесте - острое, едкое отвращение ко всему. В каждом слове - язвительное, глубокое ожесточение.
Я часто попадал под горячую руку - язык, скорее, - доброй кондукторши. Мы с ней особенно невзлюбили друг друга. И маленькая война велась между нами каждое утро. К сожалению, по вечерам, возвращаясь обратно, я обязательно попадал в тот автобус, где обитала она. Всё начиналось заново.
Однажды утром, перед серьёзным, важным совещанием, я встал намного раньше обычного. В спешке и суете позавтракал, собрался, оделся, послонялся по квартире - и, так как дома сидеть не было толку, вышел на улицу. На мобильнике - шесть часов сорок минут. Седьмой автобус подъехал сразу, я втиснулся в брешь на нижней ступеньке и запасся терпением.
Из головы, почему-то, напрочь вылетело, что время другое и автобус другой. Заметив нового, непривычного кондуктора, я изрядно удивился.
Это был парень, совсем мальчишка, лет, пожалуй, восемнадцати-девятнадцати. Бейсболка, лихо закрученная на правую сторону. Пёстрая рубашка с закатанным рукавом. Взлохмаченные, в беспорядке торчащие волосы. Ярко-оранжевый форменный жилет болтается, хлопая по бокам.
Я ожидал, что склочный характер, упрямство, навязчивость и брюзгливость кондукторов - издержки профессии. Что все, без исключения, товарищи билетёры терпеть не могут свою работу, пробки, толпу, часы-пик и жизнь в целом. Что им, как положено, плевать на пассажиров, чужих назойливых людей, что поспорить, разругаться, пожаловаться, возмутиться – любимое и главное ремесло.
Мальчишка-кондуктор заявил о себе не бранью, а бодрым, приподнято-шутливым кличем.
- Леди и джентльмены! - крикнул он. - Извольте приготовить проездные билеты и плату за проезд, инквизиция, то есть я, не дремлет, уже в пути!
Я сам не заметил, как прыснул, прикрыв рот ладонью.
- Прошу прощения, аккуратно, посторонитесь, благодарю, спасибо, позвольте... - частил парень, пробираясь через плотную толпу. Аккуратно, осторожно пробираясь. Не применяя руки и ноги, чтобы расчистить пространство, извиняясь, вежливо и по-доброму прося, чтоб уступили дорогу.
Пассажиры уступали. Охотно.
- Я понимаю, что эти штуковины - ерунда и трата времени пассажиров, - от уха до уха улыбаясь, торжественно говорил парень, постукивая пальцем по оранжевой коробочке на поручне. - Но такова наша профессия, мы смиренно и честно выполняем свой долг.
Интонации голоса, жесты, взгляды мальчишки были неподражаемы. Я тихо смеялся, почти забыв, что нижняя ступенька лестницы - опасное положение.
У метро, как обычно, две трети народа покинули салон седьмого автобуса. Мне удалось, юркнув между людьми, занять местечко у окна, вытянуть ноги и выдохнуть с облегчением.
Кондуктор между тем развил бурную деятельность. Сновал туда-сюда по проходу мимо сидений, бегал с карточками к коробкам на поручне, выкрикивал названия остановок... И помогал. Любому, кто его попросит или вовсе не попросит.
Одной женщине он затащил коляску по крутым ступенькам в салон. Другой пристроил тележку в удобное, безопасное место в уголке. Для мужчины собрал мелочь, разлетевшуюся по полу, для мальчика-подростка подробно разъяснил, где нужно выходить и как потом идти.
В дальнем конце салона, у окна, на руках матери плакала девочка. Мать цыкала, шипела на неё, уговаривала, чем-то угрожала - ребёнок не успокаивался, и тут мальчишка-кондуктор... Я вспомнил добрую мегеру- кондукторшу. Как она бы поступила? Накричала бы, взъелась бы, приказала бы женщине заткнуть, наконец, этого маленького монстра.
А парень подошёл к матери, нагнулся и ласково, мягко погладил девочку по голове.
- Ну, успокойся, милая, - с улыбкой сказал он. - А если будешь вести себя хорошо - сможешь посидеть на королевском троне. Хочешь?
Девочка успокоилась в миг. Взглянула на паренька большими, любопытными глазами и активно закивала.
Спросив разрешения у матери, мальчишка торжественно усадил ребёнка на своё место кондуктора. Вручил ей моток бумажных билетов. И до конца поездки девочка, довольная, по команде парня тщательно отрывала билетик от общей ленты и вручала ему.
Я тихо удивлялся и гадал, откуда это странное, неправильное существо явилось на нашу Землю. Да такого не бывает. Кто, в конце концов, все эти люди парнишке-кондуктору? Пассажиры. Шумные, назойливые, чужие, нет толку разговаривать с ними, помогать им, знай ходи себе, плату за проезд собирай... Никто не спросил бы с кондуктора, нагруби он кому-то, пройди равнодушно мимо, ограничься непосредственным исполнением служебных обязанностей. Никто не обязывал паренька быть добрым, внимательным с пассажирами, смешить их, поддерживать их, оказывать мелкие добрые услуги. Он и не должен. Он, как мегера-кондукторша, как продавцы в магазинах, кассиры, гардеробщики, обязан беситься, злиться и выплёскивать недовольство на мир.
- Простите, этот автобус доедет до Московского проспекта?
- Вам назвать количество остановок, миледи, или достаточно факта, что доедет?
- Проходите, пожалуйста, присаживайтесь, ещё осталось немного сухих сидений.
- Тебе куда нужно?
- К парку Ленина...
- Эй-эй, отставить панику! Записывай, я подробно расскажу, куда, где, когда и сколько ехать.
- Уважаемые пассажиры, кто не заплатил за проезд - кричите, я подойду!
Сказать честно, мне с трудом удалось не проехать свою остановку. И теперь каждое утро, на двадцать минут раньше выходя из дома, я сажусь в этот автобус к этому удивительному кондуктору.
@темы: творчество
-
-
24.08.2015 в 01:25-
-
24.08.2015 в 01:31Это ведь собирательный образ, таких теплых людей было несколько :з
-
-
24.08.2015 в 01:40У тебя получился очень светлый и хороший рассказ. Вселяет надежду, что не все люди испорченные.
-
-
24.08.2015 в 01:44Конечно, нет. Так нельзя и думать. Далеко не все испорченные.