carpe diem
Нельзя было не написать. Самый храбрый человек на свете.
Название: "То, что сильнее долга"
Автор: rainbow
Фэндом: Naruto
Персонажи: Итачи, Саске
Жанр: джен, ангст
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеСаске видит его с кровью отца и матери на руках. Кровью клана Учиха. Сколько родных и близких людей он был вынужден лишить жизни в эту долгую, невыносимую ночь? Итачи не помнит. Итачи хотелось бы, как сейчас его младшему братишке, поверить, что кровь, смерть, боль, расширенные от изумления и страха глаза и крики умирающих, вдруг замолкшие на полустоне, — это сон, всего лишь страшный, безумный сон. Ты проснешься, вот-вот, ещё секунду потерпеть — и, вскочив со смятой постели, бросишься в комнату родителей, чтобы обнять их. Саске так делал всегда, если по ночам ему снились кошмары. Не к родителям, правда, приходил. Он крался, словно маленький призрак, в комнату старшего брата, испуганно тряс за плечо — и только под боком Итачи, прислонившись к нему, с улыбкой на губах засыпал вновь без сновидений. А теперь кошмаром Саске стал его брат. Его любимый брат, которому он верил безгранично и которого любил больше всех людей на свете. Так он сам говорил, доверчиво и с такой детской, чистой радостью утыкаясь лицом в колени Итачи и крепко-крепко прижимаясь к нему.
Теперь братишка видит его с кровью отца и матери на руках. После долгой, бесконечной, невыносимой ночи, когда смерть, кровь, боль, звон стали и крик, захлебнувшийся на губах умирающего, заполняли Итачи без остатка, раздирая в кровавые клочья его сердце. Он был вынужден уничтожить свой клан. Каждую женщину, каждого ребенка. Всех людей с гербом Учиха на одежде, с этим символом благородства и честности, с этой клятвой долга защищать и беречь деревню от вражеских сил. Кто-то из них играл с ним в детстве на улицах Конохи, с кем-то они делили парту в Академии, с кем-то отправились в свою первую миссию. Кто-то был ему наставником, кто-то — другом, кто-то — лишь хорошим знакомым, приветливо поднимающим руку при встрече. Он знал каждого из них. Знал по имени, в лицо. И, конечно, все знали этого доброго, мягкого юношу со светлой улыбкой, подающего так много надежд. Они смотрели на него, не в силах сопротивляться, расширенными от изумления и ужаса глазами, потому что перед ними был, с занесенным для удара мечом, Учиха Итачи, никогда не поднявший бы руку на клан. Да, клан. Большая семья, где все повязаны друг с другом священными узами. Что может быть важней, чем люди, давшие тебе жизнь, окружавшие тебя с самого детства? Он был вынужден уничтожить их. Вынужден. Хорошее слово, чтобы подчеркнуть отсутствие выбора и тяжкую необходимость. Только выбор у Итачи, конечно, был. Он мог бы рассказать о приказе старейшин отцу, мог бы попытаться разрушить заговор изнутри, исподволь, увещеваниями и просьбами, мог бы... выбрать не деревню, а клан. Не долг, а любовь. Не общее благо, а святые узы семьи Учиха. Он выбрал деревню. И никакими дзюцу больше не исправить последствия этого, быть может, губительного выбора. В мире шиноби ещё не научились возвращать к жизни мертвецов.
Мертвые. Десятки мертвых людей. Каждый из них вплавился в душу Итачи навечно. Острая горечь обжигала ему глаза, страшное сопротивление всего, что было дорого ему, наливало тяжестью пальцы с мечом, не позволяя взмахнуть им и нанести смертельный удар. «Не вздумай! - исходил отчаянным воплем голос в глубине его сердца. - Не вздумай! Опомнись! Ты не должен, ради любого добра и света в этом мире, убивать людей, которых любишь больше всего на свете! Опомнись! Твои наставники, друзья, родители... Ты НЕ ДОЛЖЕН этого делать!». Итачи хватал самого себя за горло, заставляя этот срывающийся на визг и плач голос умолкнуть, заставляя себя делать ещё шаг, заносить меч над головой, вонзать его в тело наставника, друга, отца, матери, - и судорожно прикусывать губы до крови, лишь бы горькая, едкая влага не пролилась слезами у него по щекам. Лишь бы не допустить ни мгновения слабости. Стоит на секунду дрогнуть его руке, сомнениям овладеть его рвущимся на части сердцем, а голосу, взывающему к любви и семье, стать громче и звучней... всё пропало. Будет война. Будет смерть, кровь, боль, намного большие, чем сейчас. Деревня упокоится в руинах, в тучах пыли и стонах гибнущих повсюду людей, как уже было много-много лет тому назад... «Я должен, - сквозь жгучую горечь непролитых слез твердил он себе. - Я должен пожертвовать жизнями десятков людей, чтобы уберечь целую деревню от войны. Я должен... я вынужден...».
Итачи хотел бы не помнить, как они умирали, с хриплым стоном рухнув на землю возле его ног, - родные, близкие, любимые, до самого конца не желающие поверить, что их убивает именно он, всегда добрый и приветливый, со светлой улыбкой, надежда и опора клана... Итачи хотел бы, чтоб протяжные, резко обрывающиеся на полуноте вопли умирающих людей не звучали у него в ушах, когда он совершал свой долгий и тяжкий путь от дома к дому. Итачи хотел бы, чтоб кровь не окрашивала ослепительно-ярким цветом лезвие меча у него за спиной, его одежду, руки, эта кровь, страшно багровая в темноте, которая, кажется, навечно въелась ему под кожу. Итачи хотел бы проснуться и, щелкнув выключателем, испустить вздох облегчения — всего лишь сон... Итачи хотел бы. Но знал, что никакими силами мироздания не исправить того, что было совершено им в эту долгую, мучительно тянущуюся ночь — и каждый крик, каждый стон, каждое лицо, искаженное ужасом, вплавившись ему в сердце, останутся там навсегда. Он до самой своей смерти будет помнить, как был вынужден уничтожить свой клан. И на обратной стороне век, как бы он ни закрывал глаза, как бы ни пытался сбежать от этого, будет высечена кошмарная секунда, когда Саске стоял в дверях комнаты и смотрел на него, старшего брата, с кровью их отца и матери на руках.
Что случилось, братик? - не веря своим глазам, спрашивает Саске, ещё доверчиво и с надеждой глядя на Итачи, ещё уверенный, что сейчас старший брат подойдет к нему, улыбнется и все объяснит. - Кто... сделал это с ними?
Что бы мог Итачи ответить ему? «Я был вынужден, Саске... убить их всех, чтобы спасти нашу деревню от войны... это мой долг... Я был вынужден...». Но, конечно, для его маленького братишки слово «долг» будет звучать как пустое и бестолковое, потому что любовь, связывающая Саске с отцом и матерью, с братом, с кланом, была священна и вечна. Он бы спросил, наверное: «Неужели не было другого выхода? Неужели они все заслуживали погибнуть? Неужели ты не мог попытаться спасти их?». Да, пожалуй, мог бы. Да, пожалуй, существовал какой-то иной путь, без крови, боли, смерти и криков умирающих без вины людей. Они не были ни в чем виноваты... Их матушка, добрая и никогда не опускавшая руки женщина, которая провожала сыновей в школу каждое утро. Она ничего не знала о заговоре. И приятели Саске, только-только начавшие учиться в Академии ниндзя, с восторгом в детских глазах глядящие на взрослого и умелого Итачи, надеясь когда-нибудь стать таким же храбрым и сильным, как он. И приветливый хозяин магазинчика у дороги, подметавший улицу по утрам и весело махавший рукой, когда кто-нибудь из них проходил мимо него, а то и угощавший чем-то вкусненьким из своих запасов. Да, пускай отец был зачинщиком заговора, пускай большинство из клана Учиха готовили то, что привело бы деревню к долгой и кровавой войне... Столько невинных людей он был вынужден убить. Приказ. Уничтожить клан полностью. Никого не щадить. Убрать каждого, кто носит герб Учиха на одежде. Значит, и младшего братишку, который стоит сейчас и смотрит на него широко раскрытыми, мокрыми от слез глазенками, он должен убить. Должен. Это его неумолимый и страшный долг перед деревней.
Братишка отступает назад, пятясь обратно к двери, когда выхватывает взглядом из темноты кровь на руках старшего брата и тускло блестящий меч у него за спиной, когда слышит молчание вместо ответа на свой вопрос. И в эту долгую, будто застывшую во времени и пространстве секунду, посмотрев, казалось бы, в последний раз на Саске перед тем, как убить его... Итачи понял, что не сможет сделать этого. Просто не сможет. Его рука примерзнет к телу и не поднимется, чтобы оборвать жизнь младшего братика, которого он любит больше всего на свете. Понимание было чистым и ясным — не сомнение, как с другими, не предательское колебание, которое будет подавлено и задушено через миг... Он просто знал, что не сможет убить Саске. Именно потому, что любит его так, как не любил больше никого и никогда. Долг, задание, деревня, верность до последнего вздоха, да, да, конечно, но ведь это его младший братишка прижимается к двери, с большими от ужаса глазами, его братишка, который так доверчиво и по-детски радостно улыбался ему, хватал его за руку и тащил смотреть на гнездо ласточек под крышей, который тихо проскальзывал по ночам к нему в комнату, с дорожками слез на щеках, и засыпал лишь тогда, когда старший брат гладил его по головке и напевал что-нибудь доброе, успокоительное. Маленький, любопытный до невозможности братишка, который хотел научиться всему, что знает Итачи, и подглядывал из-за деревьев за его тренировками, а сам Итачи делал вид, будто не замечает шпиона, и старался делать всё как можно лучше, чтобы не уронить себя в глазах младшего. Братишка, которого Итачи обещал защищать и беречь от любой опасности, с которым Итачи был намертво связан ещё тогда, в первый день, заглядывая в бесформенный сверток на руках у матери. Итачи любил и отца, и мать, он пришел к ним в последнюю очередь, и рука его дрогнула, едва не выпустив клинок, когда он встал перед ними, чтобы оборвать жизнь самых близких и родных ему людей.
Да, сердце Итачи, и без того изорванное в клочья за эту долгую, невыносимую ночь, обливалось кровью, изо всех сил сопротивляясь убийству родителей, и всё-таки он убил их, он вонзил клинок в тела отца и матери, а вот заставить свою руку подняться и повторить то же самое с братиком он не мог. Просто не мог — и все. И никогда не сможет. Что угодно сделал бы Итачи Учиха, чтобы спасти свою деревню от новых разрушений и страданий, на что угодно пошел бы ради мира и спокойствия в Конохе, но только не на убийство младшего братишки. Пожалуй, он знал об этом с первой секунды, только получив задание от старейшин. Но вопреки всему хотел убедить себя, что в решающий миг долг окажется сильней, чем любовь к брату. Это была, видимо, такая любовь, против которой даже фраза «я должен» звучит как пустой звук. Он любил своего младшего братика. И не смог вонзить клинок ему в сердце.
«Прости, Саске... Так было нужно... Я был вынужден... Это мой долг...». Как бы ему хотелось объяснить брату, зачем он сделал то, что сделал. Хотя бы попробовать объяснить. Но в то последнее мгновение перед тем, как надеть на себя маску, сросшуюся с ним на долгие годы вперёд, в то мгновение, ещё оставаясь в тени, Итачи невыносимым усилием воли подавил этот дикий порыв раз и навсегда. Саске ещё слишком мал, он не поймет... Маска холодного и беспощадного человека, который лишь притворялся добрым, а теперь уничтожил весь свой клан, чтобы проверить, на что способен, была очень тяжела. Как можно с безразличием в голосе лгать брату, как можно улыбаться ему чужой и жестокой улыбкой, как можно истязать его в иллюзиях Мангекё Шарингана, если больше всего на свете хочется обнять его, прижать к себе и никогда, никогда больше не отпускать, если хочется сказать ему правду... Да только он не может и не имеет права открыть кому-либо из живущих эту правду. Особенно — Саске. И, значит, маска того страшного человека, ненависть к которому братик будет нести с собой через жизнь, должна быть идеальна и безупречна. Чтобы он ни на секунду не усомнился во лжи. Чтобы поверил всей душой в образ холодного, беспощадного брата без сердца. «Ненавидь меня, Саске... пускай ненависть ко мне захватит все твои мысли без остатка... Ненавидь меня. Желай меня убить. Ты станешь сильным благодаря этому желанию, мой маленький брат... Ты обретешь силу... Ты возродишь наш клан... И когда-нибудь я умру от твоей руки».
Только раз безупречная маска дала трещину — и никогда больше не показал из-под неё Итачи своего истинного лица. Братишка лежит на земле, с царапинами на лице и руках, с глазами, расширенными от страха. Лежит и смотрит с ужасом, с отчаянием — и с ненавистью — вслед старшему брату, который уходит из Конохи, чтоб уже не вернуться сюда. Конечно, он забудет, что видел на щеках предателя-брата дорожки слез... или, скорей всего, подумает, что такая невероятная вещь ему только привиделась в зыбком сумраке. Человек, без жалости и сожаления стерший с лица земли весь свой клан, не может плакать. Не может чувствовать... ничего. Маска работала так, как ей и нужно было работать, создав безупречный в своей жестокости и беспощадности образ Итачи Учиха. А внутри него, под маской, дурной голос исходит отчаянным, срывающимся на визг воплем, невыносимо притягивая обратно, к Саске, к братишке, которого он любит больше всего на свете... наверное, даже больше, чем деревню. Но Итачи приложит самое страшное, самое чудовищное усилие воли, чтобы не броситься назад и не прижать к себе крепко-крепко братика, а лишь взглянув на него в последний раз, сквозь мутную дымку слез, размывающую очертания предметов, отвернуться и уйти прочь из деревни. С грузом ненависти брата на сердце, который, может, был хуже всего, что он сделал в эту долгую и страшную ночь. И всё-таки он, ни слова не вымолвив вслух, повторял про себя то, что сказал однажды братику, уже зная, какое преступление ему предстоит совершить, повторял и вопреки всему надеялся, что когда-нибудь, может, его маленький брат вспомнит эти слова.
«Как бы ты не ненавидел меня, Саске... Я всегда буду твоим старшим братом. Я всегда буду рядом с тобой».
Название: "То, что сильнее долга"
Автор: rainbow
Фэндом: Naruto
Персонажи: Итачи, Саске
Жанр: джен, ангст
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеСаске видит его с кровью отца и матери на руках. Кровью клана Учиха. Сколько родных и близких людей он был вынужден лишить жизни в эту долгую, невыносимую ночь? Итачи не помнит. Итачи хотелось бы, как сейчас его младшему братишке, поверить, что кровь, смерть, боль, расширенные от изумления и страха глаза и крики умирающих, вдруг замолкшие на полустоне, — это сон, всего лишь страшный, безумный сон. Ты проснешься, вот-вот, ещё секунду потерпеть — и, вскочив со смятой постели, бросишься в комнату родителей, чтобы обнять их. Саске так делал всегда, если по ночам ему снились кошмары. Не к родителям, правда, приходил. Он крался, словно маленький призрак, в комнату старшего брата, испуганно тряс за плечо — и только под боком Итачи, прислонившись к нему, с улыбкой на губах засыпал вновь без сновидений. А теперь кошмаром Саске стал его брат. Его любимый брат, которому он верил безгранично и которого любил больше всех людей на свете. Так он сам говорил, доверчиво и с такой детской, чистой радостью утыкаясь лицом в колени Итачи и крепко-крепко прижимаясь к нему.
Теперь братишка видит его с кровью отца и матери на руках. После долгой, бесконечной, невыносимой ночи, когда смерть, кровь, боль, звон стали и крик, захлебнувшийся на губах умирающего, заполняли Итачи без остатка, раздирая в кровавые клочья его сердце. Он был вынужден уничтожить свой клан. Каждую женщину, каждого ребенка. Всех людей с гербом Учиха на одежде, с этим символом благородства и честности, с этой клятвой долга защищать и беречь деревню от вражеских сил. Кто-то из них играл с ним в детстве на улицах Конохи, с кем-то они делили парту в Академии, с кем-то отправились в свою первую миссию. Кто-то был ему наставником, кто-то — другом, кто-то — лишь хорошим знакомым, приветливо поднимающим руку при встрече. Он знал каждого из них. Знал по имени, в лицо. И, конечно, все знали этого доброго, мягкого юношу со светлой улыбкой, подающего так много надежд. Они смотрели на него, не в силах сопротивляться, расширенными от изумления и ужаса глазами, потому что перед ними был, с занесенным для удара мечом, Учиха Итачи, никогда не поднявший бы руку на клан. Да, клан. Большая семья, где все повязаны друг с другом священными узами. Что может быть важней, чем люди, давшие тебе жизнь, окружавшие тебя с самого детства? Он был вынужден уничтожить их. Вынужден. Хорошее слово, чтобы подчеркнуть отсутствие выбора и тяжкую необходимость. Только выбор у Итачи, конечно, был. Он мог бы рассказать о приказе старейшин отцу, мог бы попытаться разрушить заговор изнутри, исподволь, увещеваниями и просьбами, мог бы... выбрать не деревню, а клан. Не долг, а любовь. Не общее благо, а святые узы семьи Учиха. Он выбрал деревню. И никакими дзюцу больше не исправить последствия этого, быть может, губительного выбора. В мире шиноби ещё не научились возвращать к жизни мертвецов.
Мертвые. Десятки мертвых людей. Каждый из них вплавился в душу Итачи навечно. Острая горечь обжигала ему глаза, страшное сопротивление всего, что было дорого ему, наливало тяжестью пальцы с мечом, не позволяя взмахнуть им и нанести смертельный удар. «Не вздумай! - исходил отчаянным воплем голос в глубине его сердца. - Не вздумай! Опомнись! Ты не должен, ради любого добра и света в этом мире, убивать людей, которых любишь больше всего на свете! Опомнись! Твои наставники, друзья, родители... Ты НЕ ДОЛЖЕН этого делать!». Итачи хватал самого себя за горло, заставляя этот срывающийся на визг и плач голос умолкнуть, заставляя себя делать ещё шаг, заносить меч над головой, вонзать его в тело наставника, друга, отца, матери, - и судорожно прикусывать губы до крови, лишь бы горькая, едкая влага не пролилась слезами у него по щекам. Лишь бы не допустить ни мгновения слабости. Стоит на секунду дрогнуть его руке, сомнениям овладеть его рвущимся на части сердцем, а голосу, взывающему к любви и семье, стать громче и звучней... всё пропало. Будет война. Будет смерть, кровь, боль, намного большие, чем сейчас. Деревня упокоится в руинах, в тучах пыли и стонах гибнущих повсюду людей, как уже было много-много лет тому назад... «Я должен, - сквозь жгучую горечь непролитых слез твердил он себе. - Я должен пожертвовать жизнями десятков людей, чтобы уберечь целую деревню от войны. Я должен... я вынужден...».
Итачи хотел бы не помнить, как они умирали, с хриплым стоном рухнув на землю возле его ног, - родные, близкие, любимые, до самого конца не желающие поверить, что их убивает именно он, всегда добрый и приветливый, со светлой улыбкой, надежда и опора клана... Итачи хотел бы, чтоб протяжные, резко обрывающиеся на полуноте вопли умирающих людей не звучали у него в ушах, когда он совершал свой долгий и тяжкий путь от дома к дому. Итачи хотел бы, чтоб кровь не окрашивала ослепительно-ярким цветом лезвие меча у него за спиной, его одежду, руки, эта кровь, страшно багровая в темноте, которая, кажется, навечно въелась ему под кожу. Итачи хотел бы проснуться и, щелкнув выключателем, испустить вздох облегчения — всего лишь сон... Итачи хотел бы. Но знал, что никакими силами мироздания не исправить того, что было совершено им в эту долгую, мучительно тянущуюся ночь — и каждый крик, каждый стон, каждое лицо, искаженное ужасом, вплавившись ему в сердце, останутся там навсегда. Он до самой своей смерти будет помнить, как был вынужден уничтожить свой клан. И на обратной стороне век, как бы он ни закрывал глаза, как бы ни пытался сбежать от этого, будет высечена кошмарная секунда, когда Саске стоял в дверях комнаты и смотрел на него, старшего брата, с кровью их отца и матери на руках.
Что случилось, братик? - не веря своим глазам, спрашивает Саске, ещё доверчиво и с надеждой глядя на Итачи, ещё уверенный, что сейчас старший брат подойдет к нему, улыбнется и все объяснит. - Кто... сделал это с ними?
Что бы мог Итачи ответить ему? «Я был вынужден, Саске... убить их всех, чтобы спасти нашу деревню от войны... это мой долг... Я был вынужден...». Но, конечно, для его маленького братишки слово «долг» будет звучать как пустое и бестолковое, потому что любовь, связывающая Саске с отцом и матерью, с братом, с кланом, была священна и вечна. Он бы спросил, наверное: «Неужели не было другого выхода? Неужели они все заслуживали погибнуть? Неужели ты не мог попытаться спасти их?». Да, пожалуй, мог бы. Да, пожалуй, существовал какой-то иной путь, без крови, боли, смерти и криков умирающих без вины людей. Они не были ни в чем виноваты... Их матушка, добрая и никогда не опускавшая руки женщина, которая провожала сыновей в школу каждое утро. Она ничего не знала о заговоре. И приятели Саске, только-только начавшие учиться в Академии ниндзя, с восторгом в детских глазах глядящие на взрослого и умелого Итачи, надеясь когда-нибудь стать таким же храбрым и сильным, как он. И приветливый хозяин магазинчика у дороги, подметавший улицу по утрам и весело махавший рукой, когда кто-нибудь из них проходил мимо него, а то и угощавший чем-то вкусненьким из своих запасов. Да, пускай отец был зачинщиком заговора, пускай большинство из клана Учиха готовили то, что привело бы деревню к долгой и кровавой войне... Столько невинных людей он был вынужден убить. Приказ. Уничтожить клан полностью. Никого не щадить. Убрать каждого, кто носит герб Учиха на одежде. Значит, и младшего братишку, который стоит сейчас и смотрит на него широко раскрытыми, мокрыми от слез глазенками, он должен убить. Должен. Это его неумолимый и страшный долг перед деревней.
Братишка отступает назад, пятясь обратно к двери, когда выхватывает взглядом из темноты кровь на руках старшего брата и тускло блестящий меч у него за спиной, когда слышит молчание вместо ответа на свой вопрос. И в эту долгую, будто застывшую во времени и пространстве секунду, посмотрев, казалось бы, в последний раз на Саске перед тем, как убить его... Итачи понял, что не сможет сделать этого. Просто не сможет. Его рука примерзнет к телу и не поднимется, чтобы оборвать жизнь младшего братика, которого он любит больше всего на свете. Понимание было чистым и ясным — не сомнение, как с другими, не предательское колебание, которое будет подавлено и задушено через миг... Он просто знал, что не сможет убить Саске. Именно потому, что любит его так, как не любил больше никого и никогда. Долг, задание, деревня, верность до последнего вздоха, да, да, конечно, но ведь это его младший братишка прижимается к двери, с большими от ужаса глазами, его братишка, который так доверчиво и по-детски радостно улыбался ему, хватал его за руку и тащил смотреть на гнездо ласточек под крышей, который тихо проскальзывал по ночам к нему в комнату, с дорожками слез на щеках, и засыпал лишь тогда, когда старший брат гладил его по головке и напевал что-нибудь доброе, успокоительное. Маленький, любопытный до невозможности братишка, который хотел научиться всему, что знает Итачи, и подглядывал из-за деревьев за его тренировками, а сам Итачи делал вид, будто не замечает шпиона, и старался делать всё как можно лучше, чтобы не уронить себя в глазах младшего. Братишка, которого Итачи обещал защищать и беречь от любой опасности, с которым Итачи был намертво связан ещё тогда, в первый день, заглядывая в бесформенный сверток на руках у матери. Итачи любил и отца, и мать, он пришел к ним в последнюю очередь, и рука его дрогнула, едва не выпустив клинок, когда он встал перед ними, чтобы оборвать жизнь самых близких и родных ему людей.
Да, сердце Итачи, и без того изорванное в клочья за эту долгую, невыносимую ночь, обливалось кровью, изо всех сил сопротивляясь убийству родителей, и всё-таки он убил их, он вонзил клинок в тела отца и матери, а вот заставить свою руку подняться и повторить то же самое с братиком он не мог. Просто не мог — и все. И никогда не сможет. Что угодно сделал бы Итачи Учиха, чтобы спасти свою деревню от новых разрушений и страданий, на что угодно пошел бы ради мира и спокойствия в Конохе, но только не на убийство младшего братишки. Пожалуй, он знал об этом с первой секунды, только получив задание от старейшин. Но вопреки всему хотел убедить себя, что в решающий миг долг окажется сильней, чем любовь к брату. Это была, видимо, такая любовь, против которой даже фраза «я должен» звучит как пустой звук. Он любил своего младшего братика. И не смог вонзить клинок ему в сердце.
«Прости, Саске... Так было нужно... Я был вынужден... Это мой долг...». Как бы ему хотелось объяснить брату, зачем он сделал то, что сделал. Хотя бы попробовать объяснить. Но в то последнее мгновение перед тем, как надеть на себя маску, сросшуюся с ним на долгие годы вперёд, в то мгновение, ещё оставаясь в тени, Итачи невыносимым усилием воли подавил этот дикий порыв раз и навсегда. Саске ещё слишком мал, он не поймет... Маска холодного и беспощадного человека, который лишь притворялся добрым, а теперь уничтожил весь свой клан, чтобы проверить, на что способен, была очень тяжела. Как можно с безразличием в голосе лгать брату, как можно улыбаться ему чужой и жестокой улыбкой, как можно истязать его в иллюзиях Мангекё Шарингана, если больше всего на свете хочется обнять его, прижать к себе и никогда, никогда больше не отпускать, если хочется сказать ему правду... Да только он не может и не имеет права открыть кому-либо из живущих эту правду. Особенно — Саске. И, значит, маска того страшного человека, ненависть к которому братик будет нести с собой через жизнь, должна быть идеальна и безупречна. Чтобы он ни на секунду не усомнился во лжи. Чтобы поверил всей душой в образ холодного, беспощадного брата без сердца. «Ненавидь меня, Саске... пускай ненависть ко мне захватит все твои мысли без остатка... Ненавидь меня. Желай меня убить. Ты станешь сильным благодаря этому желанию, мой маленький брат... Ты обретешь силу... Ты возродишь наш клан... И когда-нибудь я умру от твоей руки».
Только раз безупречная маска дала трещину — и никогда больше не показал из-под неё Итачи своего истинного лица. Братишка лежит на земле, с царапинами на лице и руках, с глазами, расширенными от страха. Лежит и смотрит с ужасом, с отчаянием — и с ненавистью — вслед старшему брату, который уходит из Конохи, чтоб уже не вернуться сюда. Конечно, он забудет, что видел на щеках предателя-брата дорожки слез... или, скорей всего, подумает, что такая невероятная вещь ему только привиделась в зыбком сумраке. Человек, без жалости и сожаления стерший с лица земли весь свой клан, не может плакать. Не может чувствовать... ничего. Маска работала так, как ей и нужно было работать, создав безупречный в своей жестокости и беспощадности образ Итачи Учиха. А внутри него, под маской, дурной голос исходит отчаянным, срывающимся на визг воплем, невыносимо притягивая обратно, к Саске, к братишке, которого он любит больше всего на свете... наверное, даже больше, чем деревню. Но Итачи приложит самое страшное, самое чудовищное усилие воли, чтобы не броситься назад и не прижать к себе крепко-крепко братика, а лишь взглянув на него в последний раз, сквозь мутную дымку слез, размывающую очертания предметов, отвернуться и уйти прочь из деревни. С грузом ненависти брата на сердце, который, может, был хуже всего, что он сделал в эту долгую и страшную ночь. И всё-таки он, ни слова не вымолвив вслух, повторял про себя то, что сказал однажды братику, уже зная, какое преступление ему предстоит совершить, повторял и вопреки всему надеялся, что когда-нибудь, может, его маленький брат вспомнит эти слова.
«Как бы ты не ненавидел меня, Саске... Я всегда буду твоим старшим братом. Я всегда буду рядом с тобой».
@темы: творчество, фанфики, naruto
и только под боком Итачи, прислонившись к нему, с улыбкой на губах засыпал вновь без сновидений. А теперь кошмаром Саске стал его брат. сильный отрывок
Я вот задумался - почему Саске всегда воспринимал его с ненавистью? Почему, став старше, он не попытался сам думать об Итачи иначе?? "А вдруг Учихи сами что-то сделали?", "Вдруг что-то такое произошло?", "А вдруг Итачи не по своей воле?". Фраза "Просто хотел проверить себя" какая-то в этой ситуации неестественная. Ага, взял и вырезал всех своих за так? Ни с того ни с сего? Кому от этого было хорошо? Слишком быстрая перемена произошла в глазах Саске, плюс если он смутно помнил слёзы. Можно же было бы восстановить хоть небольшую положительную картинку в плане "неспроста всё". А может, он и складывал, но в итоге просто травма и наставление Итачи о мести всегда оказывались сильнее.
«Как бы ты не ненавидел меня, Саске... Я всегда буду твоим старшим братом. Я всегда буду рядом с тобой».
Я бы сказала, что это тьма выбрала Итачи. Ему никто не оставил выбора. И в том, что он принял свою участь вот так, есть неоспоримое благородство. Он пожертвовал собой ради тех, кто назвал его убийцей, кто даже не представлял, что благодаря Итачи они живут как прежде. И я безмерно уважаю его. И блин...
Я всё же прочла.
Спасибо. Пережить всё это заново. И вдруг почувствовать острее, чем прежде боль этого человека...
Пожалуй, я понимаю желание Саске отомстить за брата.
Ты умница.
Ты справилась.
Я напишу по ним ещё что-нибудь. Обязательно.
Мне кажется, будь Саске немного старше, когда это случилось, он, может, и попробовал бы со временем осмыслить ситуацию с другой стороны. Но ведь он был ребенком. И видел брата над трупами родителей. И такую резкую перемену в нем. Слышал жестокие слова. Конечно, это в нем засело навсегда. Детские травмы - самые сильные. Он возненавидел брата так. что потом уже, повзрослев, просто не мог как-то иначе думать о нем.
Мадара, помню, сказал Саске: Никто не имеет права осуждать его выбор. Да. Был он правильный или неправильный, можно ли бы сделать иначе... Итачи пережил такое, что перед ним просто склонить голову в знак безмерного уважения и всё. Я не могу представить, как он нес на себе эту тяжкую ношу. Столько лет. Что он чувствовал. Боже. Храбрейший человек.
Хотел бы поделиться с вами своим недавним опытом поиска проверенного автосервиса в Оренбурге. После нескольких разочарований, я наконец нашел то место, которым действительно остался доволен — AutoLife.
Что мне особенно понравилось в AutoLife 56, так это индивидуальный подход каждого специалиста этого сервиса. Мастера не только качественно и оперативно решили проблему с моим автомобилем, но и предоставили полезные рекомендации по его дальнейшему обслуживанию.
Мне кажется важным поделиться этой информацией с вами, так как знаю, насколько вызывающе порой найти действительно надежный сервис. Если вы ищете проверенный автосервис в Оренбурге, рекомендую обратить внимание на АвтоЛайф 56, расположенный по адресу: г. Оренбург, ул. Берёзка, 20, корп. 2. Они работают каждый день, с утра до вечера, и более подробную информацию вы можете найти на их сайте: https://autolife56.ru/.
Надеюсь, мой опыт окажется важным для кого-то из вас. Буду рад узнать о ваших впечатлениях, если решите воспользоваться услугами АвтоЛайф.
Установка дополнительного оборудования в Оренбурге
Перечень ссылок
Откройте для себя о АвтоЛайфе: наши преимущества в уходе за автомобилях в Оренбурге Открытие: заслуживающий доверия автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife Вашему вниманию представляем идеальный автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife Не пропустите: AutoLife56 — ответ на ваши вопросы в мире авторемонта в Оренбурге Вашему вниманию рекомендуем лучший автосервис в Оренбурге - автосервис AutoLife 0b64050
eroscenu.ru/?page=34764
eroscenu.ru/?page=46669
eroscenu.ru/?page=18797
eroscenu.ru/?page=9326
eroscenu.ru/?page=8202
eroscenu.ru/?page=30189
eroscenu.ru/?page=22900
eroscenu.ru/?page=36509
eroscenu.ru/?page=48310
eroscenu.ru/?page=5940
eroscenu.ru/?page=48952
eroscenu.ru/?page=9458
eroscenu.ru/?page=7509
eroscenu.ru/?page=29229
eroscenu.ru/?page=26995
eroscenu.ru/?page=33402
eroscenu.ru/?page=24527
eroscenu.ru/?page=44114
eroscenu.ru/?page=16954
eroscenu.ru/?page=43644
эксклюзивные ссылки путешественнические ссылки экологические ссылки эксклюзивные ссылки музыкальные ссылки экологические ссылки литературные ссылки полезные ссылки игровые ссылки интересные ссылки 15_4dbf