carpe diem
Довольно нестандартный для меня рассказ получился - мистическая составляющая до странности мрачноватая, страшноватая и безнадёжная. Это, наверное, будет первой - но не единственной - попыткой объединить обыкновенную повседневность с кусочками мистики.
Название: "Раздвоение личности"
Автор: Rainbow
Рейтинг: G
Жанр: джен
Размер: миди
Статус: закончен
Примечание: события в кусочках, посвящённых разным персонажам, происходят практически одновременно.
1.
Нельзя сказать, что семейство Блэквуд чем-нибудь существенным отличалось от всех остальных семейств, подобных ему. Да, Блэквуды были обладателями внушительного состояния - но аристократический круг никогда не жаловался на недостаток средств; да, Блэквуды обитали в восхитительном особняке посреди живописной панорамы: предгорья, леса, речушки - но члены великосветского общества вообще селились исключительно в богатых домах и роскошных землях. Ни звонкими монетами, ни внешней утончённостью, ни привилегированным положением это семейство не опережало все прочие. Шарлотта Блэквуд, будучи юной девушкой, вышла замуж за французского землевладельца, переселившегося в Англию - два десятка лет благополучного брака подарили ей прекрасный особняк, огромное состояние, безупречное положение в обществе и четверых детишек, заботливо взлелеянных: Доминику, Мишель, Франсуа и Жана. Подбирая сыновья и дочерям имена на французский манер (в сочетании с фамилией "Блэквуд", которую представительницы этого семейства, по традиции, оставляли даже после замужества), Шарлотта безобидно воображала, будто присваивает им индивидуальность, некоторый знак отличия от других аристократов-англичан. Разумеется, вовсе не это являлось отличительной особенностью Блэквудов. Они были настоящими. Они всегда оставались верными самим себе. Никогда ни одному Блэквуду не приходило в голову даже подумать о притворстве, изворотливости, лживости, о фальшивых масках и надуманных, искусственных привязанностях, манерах, мнениях, которыми настолько грешит великосветское общество. Нет, нет, Блэквуды оставались самими собой, они отталкивали общество именно своей неподдельной искренностью, удивительной - нелепой, на взгляд многих - безыскусственностью. Они всегда говорили то, что думали, любили того, кого действительно любили - и стремились к настоящим мечтам. настоящему, желанному будущему.
Когда Доминике, старшей дочери, исполнилось девятнадцать лет, Пьер Бертран скончался по вине несчастного случая - обезумевшая лошадь понесла, столкнулась с проезжающей мимо телегой. Шарлотта была безутешна. Она испытывала неподдельную горечь, подлинное, не выдуманное страдание. Многие женщины аристократического круга склонны преувеличивать чувства, рисоваться несчастными и скорбящими, хотя не ощущают ни скорби, ни несчастья; Шарлотте Блэквуд никакой нужды не было притворяться. Она любила Пьера. Любила самозабвенной, не иссякающей любовью - и, узнав о трагической гибели супруга, несколько дней не могла заставить себя подняться с постели. Впрочем, обладая решительным и волевым характером, женщина постаралась воскресить себя к жизни - она была, прежде всего, матерью, Доминика, Мишель, Франсуа и Жан нуждались в ней... Пьер не хотел бы, чтобы жена оставляла детей в одиночестве. Шарлотта, посоветовавшись со старшими Доминикой и Франсуа, приняла решение покинуть насиженное местечко и отправиться в другой город - слишком болезненными, слишком острыми были воспоминания о скончавшемся Пьере, связанные с этой местностью. Муж оставил внушительное наследство, поровну причитавшееся и супруге, и детям - Блэквуды не нуждались бы, средства вполне позволяли им прикупить где-нибудь новый особняк, не уступающий этому. Впрочем, никто из них не расстраивался, покидая дом. Жители в этом городе, упивающиеся собственной значимостью и аристократическим положением, мало внимания обращали друг на друга, не слишком любили Блэквудов за искренность и безыскусственность - явления, чуждые подобному обществу; да и бесконечное притворство, сладковатая ложь и парад выдуманных масок отталкивали это семейство, слишком настоящее, слишком верное самим себе. Без сожаления Блэквуды готовились покинуть прежний городок, переселившись в куда более приветливое местечко.
Если бы случайный наблюдатель заглянул в особняк этого семейства, он увидел бы следующую идиллическую картинку.
Утро. Ослепительные лучи солнца врываются в распахнутое окно. Сонная тишина, неудивительная для этого раннего часа, окутывает дом. Даже прислуга сладко посапывает в постелях - впрочем, Шарлотта Блэквуд всегда вставала намного раньше других и совершенно не нуждалась в служанках и кухарках, чтобы приготовить завтрак. Она любила заниматься хозяйством. Семья - всё, семья - жизнь, Шарлотта самозабвенно отдавалась своему небольшому семейству, заботясь, как могла, о Доминике, Мишель, Франсуа и Жане. Утро. Восемь часов. Дети не поднимутся раньше одиннадцати, и Шарлотта, бодрая, счастливая, стряпает вкуснейший завтрак и накрывает роскошный, необъятных размеров стол в гостиной. Это всегда было первым, что слышат юные Блэквуды, проснувшись, - неумелый, но радостный голосок матери, напевающий что-то, шорохи передвигаемых стульев, позвякивание кастрюль и сковородок, переливчатый гомон птиц из аккуратного, ухоженного садика за окнами.
Шарлотта, закончив необходимые приготовления, устраивается возле окошка, на продавленном диванчике - старом, нуждающемся в замене, но таком уютном и любимом, - с книжкой на коленях. С удовольствием вдыхая сладкие ароматы цветов и деревьев, солнца и воздуха, она лениво перелистывает странички, улыбаясь и предвкушая, сколько радостей принесёт этот день. Ничего, кроме радостей, разумеется, жизнь семейству Блэквуд не приносила. Да, Пьер погиб, но крепкие, неразрушимые связи между матерью и детьми, между сёстрами и братьями не претерпели никаких изменений - Блэквуды любили друг друга раньше, любят сейчас и, конечно, всегда будут любить.
Мысли о детях окутывают Шарлотту восхитительной теплотой. Женщина поглядывает на часы над камином, большие, с позолоченными стрелками, чутко прислушиваясь, не раздадутся ли наверху полусонные голоса и шаги - и вот, наконец, юные Блэквуды цепочкой тянутся в гостиную. Удивительно, насколько непохожими, противоречащими один другому они были - как будто вовсе не родственники; в том, как "дети" (ласковое, неизменное прозвище даже для самых старших) спускаются по лестнице, можно увидеть, насколько разным характером и темпераментом отличается каждый из юных Блэквудов. Доминика, девятнадцати лет, спокойная и по-взрослому собранная, с умиротворённой улыбкой - двигается медленно, неторопливо, положив изящную ручку на выточенные перила. Франсуа, восемнадцати лет, мечтательный, переменчивый в настроениях, рассеянный, как и положено художнику, - шагает и совершенно не смотрит под ноги, задумчиво нахмурившись. Мишель, семнадцати лет, восторженная, чуть-чуть легкомысленная и беспечная, как маленький лесной зверёк - игриво перепрыгивает со ступеньки на ступеньку, напевая песенки без слов. Жан, шестнадцати лет, непоседливый, энергичный, безрассудно влюблённый в жизнь и приключения, - поторапливает всех остальных, нетерпеливо подскакивает на месте и, спустившись, перемахивает несколько нижних ступенек. Дети здороваются с матерью - опять же, каждый по-своему, - и рассаживаются вокруг аккуратно сервированного стола со множеством разнообразных блюд.
Завтрак, как всегда, пролетает стремительно - в разговорах, улыбках, шутках, в обмене новостями, впечатлениями, снами, планами на день. Блэквуды наслаждаются обществом друг другом, не торопясь расставаться, - но, в конце концов, Доминика, Франсуа, Мишель и Жан убегают в разные стороны, по разным делам, а Шарлотта остаётся в особняке, чтобы руководить процессом подготовки к переезду и ухаживать за домом. Прислуга, разумеется, уже на ногах и готова исполнять распоряжения хозяйки - но, впрочем, и прислуги у Блэквудов немного, и обязанностей у неё практически никаких, потому что Шарлотта предпочитает справляться с готовкой и уборкой самостоятельно. Нужно пройтись по бесчисленным комнатам, проверить, всё ли в порядке, нужно подбросить дрова в камины, заправить кровати, приготовить обед, заняться цветущими кустиками и овощными грядками в саду, продолжить упаковывать вещи, решить, сколько экипажей заказывать для переезда, позвонить некоторым знакомым, найти, починить, перешить, собрать... Тысяча дел. Ни одной свободной минутки. Шарлотта бросается в каждодневную круговерть с радостной улыбкой - это вовсе не утомительно, нет, и вовсе не надо обращаться к прислуге за помощью; выхаживать семейное гнёздышко - огромное удовольствие для Шарлотты, она любит свой дом, любит семью и готова на всё, чтобы её любимые отпрыски были счастливыми.
Юные Блэквуды разлетелись кто куда. Только Доминика осталась дома - не испытывающая жажды великосветских развлечений, спокойная, по-взрослому собранная и серьёзная, она всегда помогала матери по хозяйству, заботливо прибираясь за гораздо менее аккуратными братьями и сестрой. Доминика больше, чем кто-нибудь ещё из младшего поколения Блэквудов, была похожа на Шарлотту - дочь переняла от матери любовь к чистоте и порядку, привязанность к родному гнёздышку, желание создавать, а после оберегать от жизненных потрясений семейный очаг. Сердце девушки полностью принадлежало детям. Разумеется, Доминика не достигла того возраста, в котором нужно задумываться о собственных отпрысках - нет, она даже не планировала выходить замуж в ближайшие годы, но с ранних лет в ней проклюнулся материнский инстинкт. Сейчас, как и всегда, закончив обязанности по дому, Доминика вышла в маленький садик рядом с особняком - и тут же к ней со всех сторон потянулись ребятишки. Это была многочисленная ватага самого разного возраста - дети прислуги Блэквудов, мальчишки и девчонки из деревеньки, расположенной неподалёку, даже сыновья и дочери неприветливых соседей. Как будто говорливая стайка птичек, они окружили Доминику, набросившись на неё одновременно - и говорили, и дёргали за рукава, и обнимали, и делились своими сокровенными тайнами... Личико Доминики осветилось счастливой улыбкой, стоило девушке очутиться в шумной детской компании. Она гладила ребятишек по головкам, внимательно слушала, заключала в объятия всех сразу - и всей душой отдавалась неприхотливым, но прекрасным детским развлечениям. Дети обожали Доминику. Никто не мог сравниться с ней в изобретательности - десятки игр придумывала она для ненасытной ватаги, десятки сказок сочиняла и рассказывала, собирая всех кружочком вокруг себя. Могло бы показаться, конечно, что Доминика притворяется - притворство нередко становилось заменой подлинным чувствам в обществе избалованных аристократов, и зачастую женщины сюсюкали с отпрысками своих знакомых, трепали за щёчку, скрывая в душе абсолютное равнодушие к детям. Доминике, как и любому Блэквуду, была глубоко чужеродной ложь. "Из тебя выйдет замечательная мать, дорогая", - частенько говорила Шарлотта, и единственной мечтой Доминики, в самом деле, было когда-нибудь услышать, как бьётся сердечко её родного, бесконечно любимого малыша.
Мишель отличалась от своей старшей сестры, как чёрный цвет от белого. Она не задумывалась о возможности обзаводиться детьми и никакого, в сущности, стремления к материнству не испытывала. Дети отталкивали её - слишком шумные, слишком колоссальных усилий требуют, слишком ограничивают свободу любить, мечтать и наслаждаться жизнью. Ребёнок был для Доминики целью, если можно так выразиться, общение с детишками составляло центр и смысл её существования, для Мишель таким центром была любовь, только прекрасная, светлая, ничем не нарушаемая любовь! После завтрака к Блэквудскому особняку подъехал изысканный экипаж, как бывало каждое утро, и Джордж, возлюбленный Мишель, терпеливо дожидался девушку, чтобы провести вместе ещё один восхитительный день, напоённый красками солнца, юности и любви. Мишель выпорхнула из дверей, как пёстрая беспечная бабочка - крылья искреннего, волшебного чувства подхватили её и бросили в надёжные, любящие объятия Джорджа, бесконечно привязанного к ней. Девушке удалось избежать распространённой ошибки молоденьких девушек. Она не связалась с дурным мужчиной, а напротив, попала под крылышко порядочному, преданному, пускай и небогатому, Джорджу, который, услышав, что Блэквуды собираются переезжать, клятвенно пообещал отправиться в другой город вместе со своей возлюбленной. Никакими трудностями не омрачалась дорога Мишель Блэквуд, никакой угрожающей тучей не затуманивался горизонт её мечтаний о любви, любви, любви. Великолепный экипаж тронулся с места, унося счастливых влюблённых навстречу магазинам и ресторанам, балам и праздникам, счастью и радости.
Франсуа, на год старше Мишель, тоже мог бы влюбиться "в какую-нибудь хорошенькую девушку благородных кровей" - сестра насмешливо-снисходительным голосом постоянно подтрунивала над ним, пророча будущность унылого холостяка до конца дней. Впрочем, ни девушки, ни влюблённости, ни что бы то ни было вокруг не волновало юношу - мир заканчивался за дверьми комнатушки, которую родственники весело окрестили "мастерской художника". Франсуа практически не выходил оттуда - за исключением, правда, завтраков, обедов и ужинов, или таких моментов, как сегодня, когда он прихватывал корзинку с бутербродами и, с листками бумаги, карандашом и красками, отправлялся на поиски вдохновения. Иногда его нельзя было дождаться раньше позднего вечера. Он забывал о времени, когда рисовал. Сейчас, наскоро попрощавшись с матерью, Франсуа неторопливо двинулся к живописной речонке неподалёку от дома Блэквудов, полностью захваченный мыслями о том, как замечательно будут выглядеть на бумаге стремительная вода, и волнистые ниточки водорослей, и ослепительные лучи солнца, преломлённые в зеркальной поверхности... Взгляд юноши углубился в мир, далёкий от скучного человеческого, - мир красок, оттенков, чувств, переживаний, мечтаний. Франсуа выглядел сейчас немножко безумцем, немножко ребёнком, с любопытством и бесконечной радостью впитывая всё, что находилось вокруг. "Как можно, - размышлял он, бывало, присматриваясь к окружающим людям, к этому искусственному обществу притворщиков, лжецов и, в сущности, совершенно пустых людей. - Как можно существовать без искусства, как можно не рисовать, если жизнь - удивительная, если жизнь каждым своим проявлением просится на бумагу?"
Нетерпение подстёгивало Жана, заставляя лихорадочно проглатывать завтрак - скорей, скорей, нельзя терять не минуты, Сэм, должно быть, уже заждался его, скорей! Самый младший из Блэквудов, чересчур мальчишка, слишком энергичный и восторженный для своих шестнадцати лет, тоже обладал способностью забывать о времени - правда, погружаясь целиком не в художественные изыскания, а в тысячу приключений, путешествий и открытий вместе с Сэмюелом, лучшим и единственным другом на век. Да, Сэм нетерпеливо переминался с ноги на ногу в условленном месте встречи, не изменяющемся несколько лет, с момента знакомства юношей - нельзя было представить человека, более подходящего к непоседливому, взрывному темпераменту Жана Блэквуда. Городок, где они обитали, был маленьким, неинтересным и, разумеется, вдоль и поперёк изученным неугомонными мальчишками - но Жан и Сэм умудрялись находить приключения там, где, казалось бы, всё интересное должно давным-давно закончиться. Сэмюел набросился на друга (впрочем, они считали себя больше, чем просто друзьями - братьями, родственными душами) с очередной сумасшедшей задумкой - помнишь лесок неподалёку от западной границы города, там, говорят, поселилась медведица с медвежатами, и поэтому мы... Жану не нужно было дослушивать - он перехватил мысль Сэма на половине словечка, и счастливые, чрезвычайно довольные друг другом юноши с головой окунулись в увлекательную затею, которая, конечно, могла бы завершиться печальным образом, но никого из них это совершенно не беспокоило. Да, Шарлотта частенько говорила младшему сыну, что надо становиться серьёзней, надо взрослеть, да, сестры и брат частенько посмеивались над его безрассудностью и непоседливостью, но, пожалуй, Жан Блэквуд лучше многих взрослых людей осознавал ценность дружбы. Познакомившись несколько лет назад, Жан и Сэм нашли дополнение - и отражение одновременно - себя самого в другом человеке и с тех пор не разлучались, уверенные, что останутся друзьями навсегда. Младший Блэквуд, пускай и ребёнок во многом другом, становился на редкость непреклонен, когда дело касалось дружбы. "Я убью за Сэма" - нередко повторял он, действительно убеждённый в правдивости своих слов.
Только к ужину семейство Блэквуд собиралось вместе. Шарлотта сервировала стол бесчисленным количеством блюд, вкуснейших блюд, и все они провожали день, как и встречали его, - улыбками, разговорами, новостями, шуточками, абсолютным наслаждением от общества друг друга. Именно за ужином чаще всего обсуждался запланированный переезд - Блэквуды делились своими представлениями, какая же будет она, их новая жизнь; они высказывали и сомнения, и страхи, и возможность разнообразных трудностей - но, впрочем, больше для вида, для того, чтобы посмеяться и с беспечностью отмахнуться. Разумеется, всё пойдёт благополучно. Разумеется, никаких проблем, слишком уж неразрешимых и заслуживающих беспокойства, не встретится. Жизнь семейства Блэквуд всегда была наполнена настолько искренними чувствами, настолько тёплой привязанностью к родным, настолько долгой, бесконечной полосой счастья и радости - они просто не могли представить себе, что бы могло заставить судьбу повернуться по-другому.
- Мы будем счастливы, правда, мама? - спросила Мишель.
- Конечно, дорогая, - ответила Шарлотта, улыбнувшись дочери.
Конечно, они будут счастливы. В этом нет ни малейших сомнений.
2.
Нам нельзя быть вместе, понимаешь?
Когда Блэквуды оказались на новом месте, они сразу, с первого дня, увидели, насколько этот городок отличается от неприветливого, бесцветного, наполненного безразличными друг к другу людьми места, где им приходилось существовать прежде. Да, существовать. Настоящая жизнь, как подумалось Блэквудам, начинается только здесь.
Каково встретиться с дружественным, по-настоящему добрым отношением после притворства, искусственных улыбок, а в сущности - абсолютного равнодушия? Жителями нового городка тоже были обеспеченные, имеющие доступ ко всем возможным удовольствия аристократы - и, всё же, насколько сильно это общество отличалось от прежнего, насколько удивительной была разница между тем, какие чувства испытывало к Блэквудам окружение там и тут. Никаких чувств у людей, с которыми раньше соседствовали Блэквуды, не было. Они притворялись, они играли в подлинную привязанность - но, на самом деле, оставались совершенно посторонними. Чужими. В том городке не приветствовались какие-нибудь близкие отношения, достаточно мимолётной любезной улыбки и двух-трёх приветственных слов - люди проходили мимо, безучастные и равнодушные, не проявляя ни малейшего интереса к тому, что происходит в жизни соседей. Приятельские разговоры за чашечкой кофе не устраивались. Балы, праздники, ужины, дружеские встречи не затевались. Город был чётко разграничен на ячейки, не связанные между собой - редко, редко кто осмеливался протягивать ниточки.
Подобная ситуация тяготила Блэквудов. Они, наверное, прониклись уверенностью, что по-другому попросту не бывает. Им показалось, что новый городок - другая вселенная, слишком резко здесь жизнь перевернулась с ног на голову.
Все жители городка были знакомы друг с другом. Мостики, связывающие разные семейство в единственный организм, постоянно укреплялись - браком, дружбой, активным общением. Каждый человек считал обязательной необходимостью навестить за день хотя бы одного своего знакомого - впрочем, только встречами дело не ограничивалось, большинство домов постоянно было открыто для посетителей. Ходить в гости - добрая традиция. Устраивать праздники, званые ужины, танцевальные вечера - величайшая радость. Никаким притворством здешние обитатели не занимались, ложь, искусственность и маски даже не были знакомы этому обходительному, дружелюбному и приветливому обществу - они, как Блэквуды, были совершенно настоящими; или, во всяком случае, так казалось на первый взгляд.
Новеньких встретили с необыкновенным радушием. Одно семейство вызвалось показать городок и окрестности, другое посоветовало, к кому обратиться за помощью для распаковки вещей, третье снабдило подробными сведениями о самых лучших ресторанах, магазинах, танцевальных площадках и салонах. Наибольшим авторитетом здесь обладала семья Норрингтон - супружеская чета с шестью отпрысками, порядочные, исключительной честности люди, которые предложили Блэквудам организовать приветственный праздник, где новеньким удалось познакомиться практически со всеми (самыми значительными, по крайней мере) жителями этого восхитительного городка. Равнодушие, чёрствость, эгоистичность, притворство - всё осталось в далёком, далёком прошлом, здесь Блэквуды наслаждались доброжелательностью, искренностью и неподдельным вниманием окружающих. Подобное отношение было в новинку. Непривычное, немного подозрительное на первых порах - и такое притягательное, желанное, необходимое в последующем. Через несколько дней у семейства Блэквуд сформировалось ощущение, что это местечко являлось их домом всегда, эти люди всегда были их соседями, и разве можно теперь представить себе что-нибудь лучшее? Блэквуды стали полноправными участниками нового мира, и этот мир бесконечно нравился им, мгновенно вызвав сильнейшую и прочнейшую привязанность.
В Блэквудском особняке начали появляться гости. Впрочем, не было, кажется, ни одной минутки, когда гостиная не наполнялась бы гомоном многочисленных весёлых голосов, заливистым смехом и тёплыми, проникнутыми искренней симпатией улыбками. Соседи заходили на чашечку кофе - утром, поговорить и поделиться новостями - днём, принять участие в званом ужине или празднике - вечером. К счастью, особняк семейства Блэквудов был немаленькой величины, и любому количеству гостей вполне хватало места. Посетители расхаживали между вереницей комнат, отдыхали на изысканных диванчиках перед камином, выходили развеяться на аккуратную, спрятанную от солнца террасу, кружились в вальсовом ритме по огромному танцевальному залу, весело переговаривались за роскошно сервированным столом в гостиной... Жители городка выказывали Блэквудам неподдельную, доброжелательную симпатию - и, разумеется, у Блэквудов вспыхнула ответная, не менее подлинная привязанность к ним.
- Дорогая, куда же вы так заторопились? Оставайтесь, посидите с нами немножко.
- Ох уж эта молодёжь, непоседлива, непредсказуема, не уследишь за ней!
- Как вам удаётся справляться с четырьмя ветреными молодыми людьми сразу, Шарлотта?
- Потише, Кларисса, как бы мисс Блэквуд не обиделась на тебя!
Мишель, поддавшись полушутливым, дружественным уговорам всех собравшихся, спустилась по лестнице и с удовольствием присоединилась к маленькому чаепитию. Сегодня в гостях у семейства Блэквуд присутствовала миссис Норрингтон со своими старшими дочерьми - Клариссой, Жаннеттой, Люсьеной, несколько ближайших соседок и пара-тройка приятельниц Шарлотты из отдалённых городских уголков. Благодаря приветственному празднику, который устроила Алисия Норрингтон, семья Блэквудов обросла многочисленными знакомыми во всём городке - и теперь, пригласив побольше служанок, кухарок и дворецких, Шарлотта не жалела усилий и времени, чтобы организовать для гостей достойный приём, пускай даже это будет обыкновенная, неофициальная "чашечка кофе".
Юные Блэквуды, ничуть не меньше матери, прониклись новой атмосферой общественного внимания. Пожалуй, им нравились не столько конкретные представители здешнего круга, не дружба как таковая... внимание, обстановка повышенного интереса к их собственной персоне, необременительные разговоры, лёгкие шуточки, постоянные приглашения то к Норрингтонам на ужин, то к Дэвидсонам на именины, то к Карлайлам на светскую вечеринку... Жизнь великосветского общества захватила, закрутила, загипнотизировала Блэквудов, и насколько она отличается от равнодушия, безразличия, холодности прежних соседей! Мишель, как молоденькой девушке, тянущейся к развлечениям, наслаждениям и взглядам, которые были бы прикованы к ней, новая жизнь показалась особенно восхитительной. Сейчас она с радостью участвовала во всеобщем разговоре, улыбалась комплиментам, смеялась шуткам и старалась продемонстрировать гостям всю свою элегантность, утончённость, остроумие и умение ненавязчиво поддерживать беседу. Внимание окружающих подпитывало Мишель. Она нуждалась в нём, как цветок, только-только проклюнувшийся из-под земли, нуждается в солнечном свете. Девушка расправила крылья, распустилась ещё более прекрасным бутоном, чем была прежде, и ловила, ловила отовсюду то, что так требовалось ей теперь (один раз почувствовав, она не смогла от этого отказаться) - любовь, симпатия, восхищение великосветского общества, приветливые взгляды, искренние улыбки и внимание, да, внимание, сосредоточенное целиком и полностью на ней.
Впрочем, надолго задерживаться Мишель не планировала. Поболтав со всеми не больше часа, с сожалением извинившись, что вынуждена покинуть их, девушка порывисто поднялась с диванчика и, подхваченная другими крыльями, крыльями любви, исчезла - там, за воротами Блэквудского особняка, её терпеливо дожидался Джордж, прекрасный Джордж; он, испытывая бесконечную преданность Мишель, поехал вместе с возлюбленной в другой город и поселился неподалёку. Все присутствующие закивали, попрощавшись с Мишель, пожелали ей хорошенько повеселиться - но, уже захлопывая дверь, девушка услышала приглушённый шёпот миссис Норрингтон:
- Глупенькая... Этот юноша совсем не подходящая партия для неё. Может быть, она одумается, как считаешь, Кларисса? Лучше бы ей выйти замуж за Чарльза Стефферсона - обеспеченный, заметный в обществе, хоть с какими-то перспективами на будущее. А этот... простолюдин.
Это высказывание ничуть не всколыхнуло чувств Мишель, влюблённой Мишель, - она и раньше не сомневалась, что Джордж не заслужит одобрение великосветских знакомых. Простолюдин. Разузнав несколько дней назад о молодом человеке, с которым встречается младшая дочка Блэквудов, Алисия Норрингтон презрительно, с лёгкой насмешкой назвала его простолюдином. "Вам стоило бы, - заметила тогда женщина, неодобрительно посматривая на Шарлотту, - получше приглядываться к избранникам вашей дочери. Любовь - это, разумеется, прекрасное чувство, но, как не крути, Чарльз Стефферсон был бы куда более подходящим кандидатом в супруги Мишель". Блэквудов никогда не беспокоило общественное и материальное положение людей, с которыми они завязывали знакомство. Мишель беспечно отмахивалась от критических замечаний миссис Норрингтон - а за ней, конечно, и всего великосветского общества, и бежала на очередную встречу с Джорджем Кренстоном - да, отнюдь не обеспеченным, да, отнюдь не играющим какой-либо значительной роли в аристократических кругах, но любимым, любимым, без памяти любимым! Девушка испытывала непоколебимую уверенность в своей правоте.
- Джорджи, ты хотел бы жениться на мне?
- Что? Жениться? Но... разве ты...
- Ну, что "разве я"?
- Разве ты не достойна лучшего, Мишель?
- Лучшего? Я ведь люблю тебя, Джорджи, а не кого-то лучшего!
- Твоё семейство богато. И ты пользуешься известностью в обществе. Может быть, через некоторое время тебе приглянётся какой-нибудь великосветский аристократ с деньгами и связями... и ты забудешь обо мне.
- Глупенький! Ой, Джорджи, какой ты глупенький! Разве имеет значение, богатый ты или не богатый, известный или неизвестный... Я люблю тебя! И всегда буду любить! Пускай великосветские аристократы с деньгами и связями женятся на других девушках, для которых это действительно важно. Любовь - самое главное, слышишь, и ничего, кроме любви.
- Значит... значит, ты согласилась бы выйти за меня замуж?
- Конечно! Конечно, согласилась бы, дорогой!
И с этого момента общественные предрассудки вообще перестали волновать счастливую Мишель - ничто, казалось бы, не способно поколебать её бесконечную убеждённость, что она всё делает правильно. "Любовь, и ничего, кроме любви" - девушка не подвергала ни малейшим сомнениям то, что сказала своему возлюбленному; снисходительно-презрительные комментарии, отпускаемые в адрес "этой легкомысленной дурочки, которая одумается, непременно одумается" Алисией Норрингтон - и всеми остальными, разумеется, тоже, - отскакивали от Мишель, не причиняя никакого беспокойства. Она любит Джорджа. Она готова пожертвовать ради Джорджа всем. Что ещё, скажите, может иметь значение? Мысли Мишель наполнились только приготовлениями к будущей свадьбе - Джордж, разрываемый прежде мучительными сомнениями, преисполнился решимости и действительно предложил возлюбленной стать его женой. Девушка была счастлива. Вместе с ней были счастливы и Шарлотта, и Доминика, и Франсуа, и Жан, воодушевлённые и обрадованные мыслью, что доченька и сестрёнка скоро будет супругой человека, по-настоящему любимого, по-настоящему любящего. Праздничное платье, церковь для бракосочетания, приглашения бесчисленным знакомым, приятелям, друзьям, торжественный бал с танцами и музыкой, свадебное путешествие... тысяча разнообразных составляющих, требующих осмысления и планирования, тысяча дел, которые необходимо переделать, тысяча проблем, которые нужно решить. Мишель, закружившаяся в хороводе светлых мечтаний и бесконечной влюблённости, никогда ещё не чувствовала себя настолько счастливой.
- Посмотрите, кто там?
- Это девочка Блэквудов?
- Та самая, которая связалась с простолюдином?
- Да-да, она. Можете себе представить, дорогая - настолько известное, богатое семейство, и младшая дочь собирается выскочить замуж за какого-то безродного голодранца.
- Замуж?!
- Я тоже была удивлена, когда услышала от Алисии Норрингтон... Дурочка совсем не понимает, что делает. Интересно, куда же смотрит её матушка?
- На чьи деньги они думают существовать? На состояние Блэквудов, разумеется? Этот мальчишка не сумеет обеспечить сносную жизнь даже себе, что уж говорить о супруге, о будущих детях...
- Глупенькая, глупенькая девочка. Может быть, у неё откроются глаза, когда период сумасшедшей влюблённости пройдёт?
- Сомневаюсь. Молодые девушки упрямы.
- Пожалуй, после такого позора она может не рассчитывать на то, что приличные семьи и дальше захотят продолжать знакомство с ней.
Разговоры, разговоры, разговоры. Шепотки, шепотки, шепотки. И презрительно-снисходительные взгляды исподтишка, и осуждающий тон голосов повсюду, и неодобрительные кивки, и подчёркнуто отстранённое отношение... Мишель Блэквуд не успела ухватить определённый момент, когда внимание окружающих - восхитительное, всегда дружественное внимание - превратилось в острую неприязнь. Кажется, её связь с Джорджем сурово осуждал весь городок. Кажется, новость о том, что представительница богатого, великосветского семейства планирует выйти замуж за простолюдина, в одночасье облетела всех жителей до последнего, и все сплетничали об этом, нарочито громким шёпотом, чтобы Мишель обязательно услышала, если проходит мимо. Почему? За что? Девушке хотелось зажать уши руками, спрятаться и никогда, никогда больше не слышать этого отвратительного порицания в голосах окружающих, этих невыносимых разговоров за спиной - спрятаться, спрятаться, спрятаться... Почему? Неужели замужество - неудачное, с общественной точки зрения - способно испортить прекрасные отношения, установившиеся между Мишель и остальными жителями городка? Они были привязаны к ней - как, впрочем и она к ним, - они называли её славной девочкой, с удовольствием беседовали, приглашали на праздники, ужины, именины, загородные прогулки... этого не будет? Этого больше не будет? Почему? За что?!
Шепотки преследовали Мишель Блэквуд повсюду. И уверенность девушки в том, что она поступает правильно, поколебалась.
- Дорогая, одумайтесь. Понимаю, вы влюблены... но влюблённость пройдёт, а суровая действительность останется - что вы будете делать с нищим, необразованным, не принятом в обществе супругом? Он не достоин вас. Присмотритесь лучше к Чарльзу Стефферсону.
Кому было бы под силу растолковать, что из себя представляет общественное мнение? Его нельзя увидеть. К нему нельзя прикоснуться. Это эфемерная, невидимая субстанция, которая подкрадывается совершенно незамеченной, протягивает настойчивые щупальца внутрь человеческой души и переделывает её так, как ей будет угодно. Мишель, влюблённая Мишель, никогда не стала бы сомневаться, что выбор, который она делает - единственно правильный. Разумеется. Она любит Джорджа, Джордж любит её - они поженятся и заживут счастливой жизнью. Любовь. Любовь, и ничего, кроме любви, верно? Но... может быть... миссис Норрингтон и остальное великосветское общество - правы? Может быть... Джордж действительно не подходящий спутник для Мишель? Он - беден, она - богата, он - простолюдин, она - аристократка... Если она переплетёт свою судьбу с судьбой этого юноши - оба будут отвергнутыми обществом, никакие приличные семейства не заходят поддерживать с ними знакомств, и снова равнодушие, снова безразличие после такой восхитительной перемены, после того, как Мишель почувствовала, насколько заманчивым и притягательным может быть внимание окружающих, когда с тобой приветливо здороваются, останавливаются на улице поговорить, когда ты являешься желанным гостем на любой светской вечеринке... Этого не будет? Этого больше не будет?
Кому было бы под силу растолковать, что из себя представляет общественное мнение? Мишель Блэквуд не сомневалась в том, что любовь - единственный смысл жизни, а её смысл - Джордж, которого она любит, любит, любит всем сердцем, по-настоящему, и всегда будет любить. Эфемерная субстанция, что-то, чего, в принципе, вовсе не существует, загадочное явление, механизмы которого до сих пор не изучены... общественное мнение заставило уверенность девушки поколебаться. Шепотки. Просто шепотки. Ничего серьёзного не случилось, никакая катастрофа не обрушилась на Мишель, да и, в сущности, ей даже не отказали в приёмах, не покрыли несмываемым позором, не заклеймили как недостойную приличных великосветских семейств. Были только шепотки. Но и шепотков, оказывается, достаточно, чтобы заставить человека изменить самому себе. Мишель Блэквуд, семнадцати лет, впервые столкнулась с общественным мнением - и проиграла ему.
- Дорогая... объясни, пожалуйста, что происходит? Почему ты прячешься от меня? Я в чём-то виноват перед тобой? Не молчи! Не молчи, Мишель!
Девушка могла бы отнекиваться, но Джордж действительно оказался прав - она старалась спрятаться от него. Ежедневные встречи оборвались непредсказуемо и совершенно без объяснений - Джордж по-прежнему приезжал в особняк Блэквудов каждое утро, но служанка передавала ему, на просьбу позвать Мишель, что та приболела, или уехала в соседний городок, или не хочет никуда сегодня выходить... Тысячи причин. Тысячи бессмысленных оправданий. Заподозрив неладное, пылкий влюблённый пробовал поймать Мишель, когда она возвращалась из магазина, когда выходила под вечер подышать свежим воздухом в садик... бесполезно. Стоило девушке увидеть его - она мгновенно разворачивалась и убегала, не позволяя Джорджу сказать даже нескольких слов. Сегодня, наконец-то, юноша сумел подстеречь свою возлюбленную около садовой калитки - и, не оставив ей возможности скрыться без откровенного разговора, ухватил за запястье, пристально и жалобно заглядывал в глаза, умоляющим голосом спрашивал:
- Пожалуйста, не молчи, дорогая! Что происходит? Если я виноват, то позволь мне загладить вину... только не молчи, не мучай меня, любовь моя!
Мишель беспомощно обмякла в объятиях возлюбленного. Множество сбивчивых фраз теснились у неё в груди, слёзы обжигали горло раскалённым железом, и несколько томительных секунд Мишель с Джорджем молча смотрели друг другу в глаза... Он протянул руку, чтобы обнять возлюбленную за плечи, она резко высвободилась от него и прошептала, хрипловатым, срывающимся голосом:
- Нам нельзя быть вместе, понимаешь?..
На следующей неделе великосветское общество всколыхнулось известием, что Мишель Блэквуд собирается выходить замуж за Чарльза Стефферсона.
3.
Мишель и Чарльз поселились в одной из бесчисленных комнат Блэквудского особняка. Шарлотте, удивлённой поступком дочери (она, разумеется, ожидала увидеть в качестве наречённого девушки Джорджа Кренстона), не захотелось расставаться с дочерью, и женщина предложила новобрачным оставаться здесь, в доме Блэквудов. Чарльз не возражал. Он, собственно говоря, вообще нечасто выказывал к каким-нибудь происходящим событиям отрицательную реакцию, положительную реакцию, нейтральную реакцию... равнодушный ко всему на свете, кроме собственной персоны, Чарльз едва ли интересовался, где и с кем жить. Супруга была ему безразлична.
Проснувшись на утро после свадьбы, рядом с нелюбимым мужем, который отвратительно похрапывал и ворочался с боку на бок, Мишель несколько минут не могла оторвать взгляда от солнечных лучиков, просачивающихся сквозь воздушную ткань занавески. Солнце не радовало. Вставать не хотелось. Единственное желание - закутаться покрепче в одеяло и никогда, никогда, никогда не возвращаться к Чарльзу Стефферсону... Чудовищным усилием воли девушка заставила себя подняться с кровати. Шарлотта, безусловный жаворонок, ещё не просыпалась, братья и сестра - тем более, и коридоры Блэквудского особняка окутывались абсолютной тишиной. Осторожно, чтобы, не дай Бог, Чарльз не очнулся, Мишель выскользнула из комнаты, направившись по бесконечным проходам и лестницам в гостиную. Пусто. Спокойно. Даже переливчатые птичьи голоса не доносятся из окутанного утренней дымкой сада - природа спит, семейство Блэквуд спит, и только одна-единственная девушка, свернувшаяся калачиком в кресле-качалке, смотрит в стенку невидящими глазами.
И вдруг... нет, Мишель даже не увидела, не услышала - почувствовала... как невесомое, практически неразличимое дуновение ветерка скользнуло мимо неё, коснулось щеки, как будто чуть-чуть всколыхнуло занавески на окошке. Мишель встрепенулась. Подскочила, бросила изумлённый взгляд по сторонам - откуда ветерок, если окно закрыто? Показалось... да, видимо, показалось... Она попробовала выбросить мысли о глупом, незначительном происшествии из головы - и не смотреть на занавеску, по которой ещё несколько секунд прокатывались лёгкие, практически незаметные волны. Ей почти удалось. К завтраку девушка позабыла о несущественном пустяке, поглощённая проблемами и заботами новой жизни - нежеланной, нежеланной жизни, и, разумеется, любой человеку, которому Мишель решилась бы рассказать о таинственной ситуации, либо посмеялся бы, либо посоветовал не забивать мысли фантастической ерундой. Она не забивала. Может быть, на некоторое время эта мелочь действительно выветрилась у неё из головы. Однако... именно с того момента Мишель начало чудиться, будто невидимые глаза наблюдают за ней - много, много невидимых глаз... Не только, впрочем, Мишель. Семейство Блэквудов, не основываясь на реальных причинах, а по расплывчатым, туманным ощущениям пришло к выводу - у них в доме поселились призраки.
Как иначе объяснишь, что занавески на окошках всколыхиваются, пускай никакого ветра нет? Как иначе объяснишь, что прохладные, словно сотканные из воздуха пальцы касаются лиц? Как иначе объяснишь, что в сердце каждого обитателя дома обосновалось иррациональное, но крепкое, не проходящее чувство - кто-то следит за ними, кто-то сопровождает каждый их шаг и смотрит, смотрит, смотрит? Никаких подтверждений подобному подыскать было невозможно. Потусторонние создания, если, разумеется, они существовали, никак не проявляли себя - сомнительно, чтобы лёгкая рябь на занавесках и дуновение ветерка на щеках могло считаться убедительным доказательствам. Наверное, Блэквудам кажется. Наверное, у Блэквудов коллективная галлюцинация. Правда, кажется или нет, галлюцинация или нет - ощущение чужеродного присутствия не оставляло Шарлотту, Доминику, Мишель, Франсуа и Жана ни на секунду, оно, настойчиво привязавшись, не давало возможности расслабиться, заняться какими-нибудь делами... сводило с ума. Блэквуды не признавались друг другу в своей необоснованной убеждённости. Но, в конце концов, Доминика не выдержала.
- Мама, - однажды подрагивающим голосом сказала она. - Мама, у нас в доме появились призраки...
Название: "Раздвоение личности"
Автор: Rainbow
Рейтинг: G
Жанр: джен
Размер: миди
Статус: закончен
Примечание: события в кусочках, посвящённых разным персонажам, происходят практически одновременно.
1.
1.
Мы будем счастливы, правда, мама?
Нельзя сказать, что семейство Блэквуд чем-нибудь существенным отличалось от всех остальных семейств, подобных ему. Да, Блэквуды были обладателями внушительного состояния - но аристократический круг никогда не жаловался на недостаток средств; да, Блэквуды обитали в восхитительном особняке посреди живописной панорамы: предгорья, леса, речушки - но члены великосветского общества вообще селились исключительно в богатых домах и роскошных землях. Ни звонкими монетами, ни внешней утончённостью, ни привилегированным положением это семейство не опережало все прочие. Шарлотта Блэквуд, будучи юной девушкой, вышла замуж за французского землевладельца, переселившегося в Англию - два десятка лет благополучного брака подарили ей прекрасный особняк, огромное состояние, безупречное положение в обществе и четверых детишек, заботливо взлелеянных: Доминику, Мишель, Франсуа и Жана. Подбирая сыновья и дочерям имена на французский манер (в сочетании с фамилией "Блэквуд", которую представительницы этого семейства, по традиции, оставляли даже после замужества), Шарлотта безобидно воображала, будто присваивает им индивидуальность, некоторый знак отличия от других аристократов-англичан. Разумеется, вовсе не это являлось отличительной особенностью Блэквудов. Они были настоящими. Они всегда оставались верными самим себе. Никогда ни одному Блэквуду не приходило в голову даже подумать о притворстве, изворотливости, лживости, о фальшивых масках и надуманных, искусственных привязанностях, манерах, мнениях, которыми настолько грешит великосветское общество. Нет, нет, Блэквуды оставались самими собой, они отталкивали общество именно своей неподдельной искренностью, удивительной - нелепой, на взгляд многих - безыскусственностью. Они всегда говорили то, что думали, любили того, кого действительно любили - и стремились к настоящим мечтам. настоящему, желанному будущему.
Когда Доминике, старшей дочери, исполнилось девятнадцать лет, Пьер Бертран скончался по вине несчастного случая - обезумевшая лошадь понесла, столкнулась с проезжающей мимо телегой. Шарлотта была безутешна. Она испытывала неподдельную горечь, подлинное, не выдуманное страдание. Многие женщины аристократического круга склонны преувеличивать чувства, рисоваться несчастными и скорбящими, хотя не ощущают ни скорби, ни несчастья; Шарлотте Блэквуд никакой нужды не было притворяться. Она любила Пьера. Любила самозабвенной, не иссякающей любовью - и, узнав о трагической гибели супруга, несколько дней не могла заставить себя подняться с постели. Впрочем, обладая решительным и волевым характером, женщина постаралась воскресить себя к жизни - она была, прежде всего, матерью, Доминика, Мишель, Франсуа и Жан нуждались в ней... Пьер не хотел бы, чтобы жена оставляла детей в одиночестве. Шарлотта, посоветовавшись со старшими Доминикой и Франсуа, приняла решение покинуть насиженное местечко и отправиться в другой город - слишком болезненными, слишком острыми были воспоминания о скончавшемся Пьере, связанные с этой местностью. Муж оставил внушительное наследство, поровну причитавшееся и супруге, и детям - Блэквуды не нуждались бы, средства вполне позволяли им прикупить где-нибудь новый особняк, не уступающий этому. Впрочем, никто из них не расстраивался, покидая дом. Жители в этом городе, упивающиеся собственной значимостью и аристократическим положением, мало внимания обращали друг на друга, не слишком любили Блэквудов за искренность и безыскусственность - явления, чуждые подобному обществу; да и бесконечное притворство, сладковатая ложь и парад выдуманных масок отталкивали это семейство, слишком настоящее, слишком верное самим себе. Без сожаления Блэквуды готовились покинуть прежний городок, переселившись в куда более приветливое местечко.
Если бы случайный наблюдатель заглянул в особняк этого семейства, он увидел бы следующую идиллическую картинку.
Утро. Ослепительные лучи солнца врываются в распахнутое окно. Сонная тишина, неудивительная для этого раннего часа, окутывает дом. Даже прислуга сладко посапывает в постелях - впрочем, Шарлотта Блэквуд всегда вставала намного раньше других и совершенно не нуждалась в служанках и кухарках, чтобы приготовить завтрак. Она любила заниматься хозяйством. Семья - всё, семья - жизнь, Шарлотта самозабвенно отдавалась своему небольшому семейству, заботясь, как могла, о Доминике, Мишель, Франсуа и Жане. Утро. Восемь часов. Дети не поднимутся раньше одиннадцати, и Шарлотта, бодрая, счастливая, стряпает вкуснейший завтрак и накрывает роскошный, необъятных размеров стол в гостиной. Это всегда было первым, что слышат юные Блэквуды, проснувшись, - неумелый, но радостный голосок матери, напевающий что-то, шорохи передвигаемых стульев, позвякивание кастрюль и сковородок, переливчатый гомон птиц из аккуратного, ухоженного садика за окнами.
Шарлотта, закончив необходимые приготовления, устраивается возле окошка, на продавленном диванчике - старом, нуждающемся в замене, но таком уютном и любимом, - с книжкой на коленях. С удовольствием вдыхая сладкие ароматы цветов и деревьев, солнца и воздуха, она лениво перелистывает странички, улыбаясь и предвкушая, сколько радостей принесёт этот день. Ничего, кроме радостей, разумеется, жизнь семейству Блэквуд не приносила. Да, Пьер погиб, но крепкие, неразрушимые связи между матерью и детьми, между сёстрами и братьями не претерпели никаких изменений - Блэквуды любили друг друга раньше, любят сейчас и, конечно, всегда будут любить.
Мысли о детях окутывают Шарлотту восхитительной теплотой. Женщина поглядывает на часы над камином, большие, с позолоченными стрелками, чутко прислушиваясь, не раздадутся ли наверху полусонные голоса и шаги - и вот, наконец, юные Блэквуды цепочкой тянутся в гостиную. Удивительно, насколько непохожими, противоречащими один другому они были - как будто вовсе не родственники; в том, как "дети" (ласковое, неизменное прозвище даже для самых старших) спускаются по лестнице, можно увидеть, насколько разным характером и темпераментом отличается каждый из юных Блэквудов. Доминика, девятнадцати лет, спокойная и по-взрослому собранная, с умиротворённой улыбкой - двигается медленно, неторопливо, положив изящную ручку на выточенные перила. Франсуа, восемнадцати лет, мечтательный, переменчивый в настроениях, рассеянный, как и положено художнику, - шагает и совершенно не смотрит под ноги, задумчиво нахмурившись. Мишель, семнадцати лет, восторженная, чуть-чуть легкомысленная и беспечная, как маленький лесной зверёк - игриво перепрыгивает со ступеньки на ступеньку, напевая песенки без слов. Жан, шестнадцати лет, непоседливый, энергичный, безрассудно влюблённый в жизнь и приключения, - поторапливает всех остальных, нетерпеливо подскакивает на месте и, спустившись, перемахивает несколько нижних ступенек. Дети здороваются с матерью - опять же, каждый по-своему, - и рассаживаются вокруг аккуратно сервированного стола со множеством разнообразных блюд.
Завтрак, как всегда, пролетает стремительно - в разговорах, улыбках, шутках, в обмене новостями, впечатлениями, снами, планами на день. Блэквуды наслаждаются обществом друг другом, не торопясь расставаться, - но, в конце концов, Доминика, Франсуа, Мишель и Жан убегают в разные стороны, по разным делам, а Шарлотта остаётся в особняке, чтобы руководить процессом подготовки к переезду и ухаживать за домом. Прислуга, разумеется, уже на ногах и готова исполнять распоряжения хозяйки - но, впрочем, и прислуги у Блэквудов немного, и обязанностей у неё практически никаких, потому что Шарлотта предпочитает справляться с готовкой и уборкой самостоятельно. Нужно пройтись по бесчисленным комнатам, проверить, всё ли в порядке, нужно подбросить дрова в камины, заправить кровати, приготовить обед, заняться цветущими кустиками и овощными грядками в саду, продолжить упаковывать вещи, решить, сколько экипажей заказывать для переезда, позвонить некоторым знакомым, найти, починить, перешить, собрать... Тысяча дел. Ни одной свободной минутки. Шарлотта бросается в каждодневную круговерть с радостной улыбкой - это вовсе не утомительно, нет, и вовсе не надо обращаться к прислуге за помощью; выхаживать семейное гнёздышко - огромное удовольствие для Шарлотты, она любит свой дом, любит семью и готова на всё, чтобы её любимые отпрыски были счастливыми.
Юные Блэквуды разлетелись кто куда. Только Доминика осталась дома - не испытывающая жажды великосветских развлечений, спокойная, по-взрослому собранная и серьёзная, она всегда помогала матери по хозяйству, заботливо прибираясь за гораздо менее аккуратными братьями и сестрой. Доминика больше, чем кто-нибудь ещё из младшего поколения Блэквудов, была похожа на Шарлотту - дочь переняла от матери любовь к чистоте и порядку, привязанность к родному гнёздышку, желание создавать, а после оберегать от жизненных потрясений семейный очаг. Сердце девушки полностью принадлежало детям. Разумеется, Доминика не достигла того возраста, в котором нужно задумываться о собственных отпрысках - нет, она даже не планировала выходить замуж в ближайшие годы, но с ранних лет в ней проклюнулся материнский инстинкт. Сейчас, как и всегда, закончив обязанности по дому, Доминика вышла в маленький садик рядом с особняком - и тут же к ней со всех сторон потянулись ребятишки. Это была многочисленная ватага самого разного возраста - дети прислуги Блэквудов, мальчишки и девчонки из деревеньки, расположенной неподалёку, даже сыновья и дочери неприветливых соседей. Как будто говорливая стайка птичек, они окружили Доминику, набросившись на неё одновременно - и говорили, и дёргали за рукава, и обнимали, и делились своими сокровенными тайнами... Личико Доминики осветилось счастливой улыбкой, стоило девушке очутиться в шумной детской компании. Она гладила ребятишек по головкам, внимательно слушала, заключала в объятия всех сразу - и всей душой отдавалась неприхотливым, но прекрасным детским развлечениям. Дети обожали Доминику. Никто не мог сравниться с ней в изобретательности - десятки игр придумывала она для ненасытной ватаги, десятки сказок сочиняла и рассказывала, собирая всех кружочком вокруг себя. Могло бы показаться, конечно, что Доминика притворяется - притворство нередко становилось заменой подлинным чувствам в обществе избалованных аристократов, и зачастую женщины сюсюкали с отпрысками своих знакомых, трепали за щёчку, скрывая в душе абсолютное равнодушие к детям. Доминике, как и любому Блэквуду, была глубоко чужеродной ложь. "Из тебя выйдет замечательная мать, дорогая", - частенько говорила Шарлотта, и единственной мечтой Доминики, в самом деле, было когда-нибудь услышать, как бьётся сердечко её родного, бесконечно любимого малыша.
Мишель отличалась от своей старшей сестры, как чёрный цвет от белого. Она не задумывалась о возможности обзаводиться детьми и никакого, в сущности, стремления к материнству не испытывала. Дети отталкивали её - слишком шумные, слишком колоссальных усилий требуют, слишком ограничивают свободу любить, мечтать и наслаждаться жизнью. Ребёнок был для Доминики целью, если можно так выразиться, общение с детишками составляло центр и смысл её существования, для Мишель таким центром была любовь, только прекрасная, светлая, ничем не нарушаемая любовь! После завтрака к Блэквудскому особняку подъехал изысканный экипаж, как бывало каждое утро, и Джордж, возлюбленный Мишель, терпеливо дожидался девушку, чтобы провести вместе ещё один восхитительный день, напоённый красками солнца, юности и любви. Мишель выпорхнула из дверей, как пёстрая беспечная бабочка - крылья искреннего, волшебного чувства подхватили её и бросили в надёжные, любящие объятия Джорджа, бесконечно привязанного к ней. Девушке удалось избежать распространённой ошибки молоденьких девушек. Она не связалась с дурным мужчиной, а напротив, попала под крылышко порядочному, преданному, пускай и небогатому, Джорджу, который, услышав, что Блэквуды собираются переезжать, клятвенно пообещал отправиться в другой город вместе со своей возлюбленной. Никакими трудностями не омрачалась дорога Мишель Блэквуд, никакой угрожающей тучей не затуманивался горизонт её мечтаний о любви, любви, любви. Великолепный экипаж тронулся с места, унося счастливых влюблённых навстречу магазинам и ресторанам, балам и праздникам, счастью и радости.
Франсуа, на год старше Мишель, тоже мог бы влюбиться "в какую-нибудь хорошенькую девушку благородных кровей" - сестра насмешливо-снисходительным голосом постоянно подтрунивала над ним, пророча будущность унылого холостяка до конца дней. Впрочем, ни девушки, ни влюблённости, ни что бы то ни было вокруг не волновало юношу - мир заканчивался за дверьми комнатушки, которую родственники весело окрестили "мастерской художника". Франсуа практически не выходил оттуда - за исключением, правда, завтраков, обедов и ужинов, или таких моментов, как сегодня, когда он прихватывал корзинку с бутербродами и, с листками бумаги, карандашом и красками, отправлялся на поиски вдохновения. Иногда его нельзя было дождаться раньше позднего вечера. Он забывал о времени, когда рисовал. Сейчас, наскоро попрощавшись с матерью, Франсуа неторопливо двинулся к живописной речонке неподалёку от дома Блэквудов, полностью захваченный мыслями о том, как замечательно будут выглядеть на бумаге стремительная вода, и волнистые ниточки водорослей, и ослепительные лучи солнца, преломлённые в зеркальной поверхности... Взгляд юноши углубился в мир, далёкий от скучного человеческого, - мир красок, оттенков, чувств, переживаний, мечтаний. Франсуа выглядел сейчас немножко безумцем, немножко ребёнком, с любопытством и бесконечной радостью впитывая всё, что находилось вокруг. "Как можно, - размышлял он, бывало, присматриваясь к окружающим людям, к этому искусственному обществу притворщиков, лжецов и, в сущности, совершенно пустых людей. - Как можно существовать без искусства, как можно не рисовать, если жизнь - удивительная, если жизнь каждым своим проявлением просится на бумагу?"
Нетерпение подстёгивало Жана, заставляя лихорадочно проглатывать завтрак - скорей, скорей, нельзя терять не минуты, Сэм, должно быть, уже заждался его, скорей! Самый младший из Блэквудов, чересчур мальчишка, слишком энергичный и восторженный для своих шестнадцати лет, тоже обладал способностью забывать о времени - правда, погружаясь целиком не в художественные изыскания, а в тысячу приключений, путешествий и открытий вместе с Сэмюелом, лучшим и единственным другом на век. Да, Сэм нетерпеливо переминался с ноги на ногу в условленном месте встречи, не изменяющемся несколько лет, с момента знакомства юношей - нельзя было представить человека, более подходящего к непоседливому, взрывному темпераменту Жана Блэквуда. Городок, где они обитали, был маленьким, неинтересным и, разумеется, вдоль и поперёк изученным неугомонными мальчишками - но Жан и Сэм умудрялись находить приключения там, где, казалось бы, всё интересное должно давным-давно закончиться. Сэмюел набросился на друга (впрочем, они считали себя больше, чем просто друзьями - братьями, родственными душами) с очередной сумасшедшей задумкой - помнишь лесок неподалёку от западной границы города, там, говорят, поселилась медведица с медвежатами, и поэтому мы... Жану не нужно было дослушивать - он перехватил мысль Сэма на половине словечка, и счастливые, чрезвычайно довольные друг другом юноши с головой окунулись в увлекательную затею, которая, конечно, могла бы завершиться печальным образом, но никого из них это совершенно не беспокоило. Да, Шарлотта частенько говорила младшему сыну, что надо становиться серьёзней, надо взрослеть, да, сестры и брат частенько посмеивались над его безрассудностью и непоседливостью, но, пожалуй, Жан Блэквуд лучше многих взрослых людей осознавал ценность дружбы. Познакомившись несколько лет назад, Жан и Сэм нашли дополнение - и отражение одновременно - себя самого в другом человеке и с тех пор не разлучались, уверенные, что останутся друзьями навсегда. Младший Блэквуд, пускай и ребёнок во многом другом, становился на редкость непреклонен, когда дело касалось дружбы. "Я убью за Сэма" - нередко повторял он, действительно убеждённый в правдивости своих слов.
Только к ужину семейство Блэквуд собиралось вместе. Шарлотта сервировала стол бесчисленным количеством блюд, вкуснейших блюд, и все они провожали день, как и встречали его, - улыбками, разговорами, новостями, шуточками, абсолютным наслаждением от общества друг друга. Именно за ужином чаще всего обсуждался запланированный переезд - Блэквуды делились своими представлениями, какая же будет она, их новая жизнь; они высказывали и сомнения, и страхи, и возможность разнообразных трудностей - но, впрочем, больше для вида, для того, чтобы посмеяться и с беспечностью отмахнуться. Разумеется, всё пойдёт благополучно. Разумеется, никаких проблем, слишком уж неразрешимых и заслуживающих беспокойства, не встретится. Жизнь семейства Блэквуд всегда была наполнена настолько искренними чувствами, настолько тёплой привязанностью к родным, настолько долгой, бесконечной полосой счастья и радости - они просто не могли представить себе, что бы могло заставить судьбу повернуться по-другому.
- Мы будем счастливы, правда, мама? - спросила Мишель.
- Конечно, дорогая, - ответила Шарлотта, улыбнувшись дочери.
Конечно, они будут счастливы. В этом нет ни малейших сомнений.
2.
2.
Нам нельзя быть вместе, понимаешь?
Когда Блэквуды оказались на новом месте, они сразу, с первого дня, увидели, насколько этот городок отличается от неприветливого, бесцветного, наполненного безразличными друг к другу людьми места, где им приходилось существовать прежде. Да, существовать. Настоящая жизнь, как подумалось Блэквудам, начинается только здесь.
Каково встретиться с дружественным, по-настоящему добрым отношением после притворства, искусственных улыбок, а в сущности - абсолютного равнодушия? Жителями нового городка тоже были обеспеченные, имеющие доступ ко всем возможным удовольствия аристократы - и, всё же, насколько сильно это общество отличалось от прежнего, насколько удивительной была разница между тем, какие чувства испытывало к Блэквудам окружение там и тут. Никаких чувств у людей, с которыми раньше соседствовали Блэквуды, не было. Они притворялись, они играли в подлинную привязанность - но, на самом деле, оставались совершенно посторонними. Чужими. В том городке не приветствовались какие-нибудь близкие отношения, достаточно мимолётной любезной улыбки и двух-трёх приветственных слов - люди проходили мимо, безучастные и равнодушные, не проявляя ни малейшего интереса к тому, что происходит в жизни соседей. Приятельские разговоры за чашечкой кофе не устраивались. Балы, праздники, ужины, дружеские встречи не затевались. Город был чётко разграничен на ячейки, не связанные между собой - редко, редко кто осмеливался протягивать ниточки.
Подобная ситуация тяготила Блэквудов. Они, наверное, прониклись уверенностью, что по-другому попросту не бывает. Им показалось, что новый городок - другая вселенная, слишком резко здесь жизнь перевернулась с ног на голову.
Все жители городка были знакомы друг с другом. Мостики, связывающие разные семейство в единственный организм, постоянно укреплялись - браком, дружбой, активным общением. Каждый человек считал обязательной необходимостью навестить за день хотя бы одного своего знакомого - впрочем, только встречами дело не ограничивалось, большинство домов постоянно было открыто для посетителей. Ходить в гости - добрая традиция. Устраивать праздники, званые ужины, танцевальные вечера - величайшая радость. Никаким притворством здешние обитатели не занимались, ложь, искусственность и маски даже не были знакомы этому обходительному, дружелюбному и приветливому обществу - они, как Блэквуды, были совершенно настоящими; или, во всяком случае, так казалось на первый взгляд.
Новеньких встретили с необыкновенным радушием. Одно семейство вызвалось показать городок и окрестности, другое посоветовало, к кому обратиться за помощью для распаковки вещей, третье снабдило подробными сведениями о самых лучших ресторанах, магазинах, танцевальных площадках и салонах. Наибольшим авторитетом здесь обладала семья Норрингтон - супружеская чета с шестью отпрысками, порядочные, исключительной честности люди, которые предложили Блэквудам организовать приветственный праздник, где новеньким удалось познакомиться практически со всеми (самыми значительными, по крайней мере) жителями этого восхитительного городка. Равнодушие, чёрствость, эгоистичность, притворство - всё осталось в далёком, далёком прошлом, здесь Блэквуды наслаждались доброжелательностью, искренностью и неподдельным вниманием окружающих. Подобное отношение было в новинку. Непривычное, немного подозрительное на первых порах - и такое притягательное, желанное, необходимое в последующем. Через несколько дней у семейства Блэквуд сформировалось ощущение, что это местечко являлось их домом всегда, эти люди всегда были их соседями, и разве можно теперь представить себе что-нибудь лучшее? Блэквуды стали полноправными участниками нового мира, и этот мир бесконечно нравился им, мгновенно вызвав сильнейшую и прочнейшую привязанность.
В Блэквудском особняке начали появляться гости. Впрочем, не было, кажется, ни одной минутки, когда гостиная не наполнялась бы гомоном многочисленных весёлых голосов, заливистым смехом и тёплыми, проникнутыми искренней симпатией улыбками. Соседи заходили на чашечку кофе - утром, поговорить и поделиться новостями - днём, принять участие в званом ужине или празднике - вечером. К счастью, особняк семейства Блэквудов был немаленькой величины, и любому количеству гостей вполне хватало места. Посетители расхаживали между вереницей комнат, отдыхали на изысканных диванчиках перед камином, выходили развеяться на аккуратную, спрятанную от солнца террасу, кружились в вальсовом ритме по огромному танцевальному залу, весело переговаривались за роскошно сервированным столом в гостиной... Жители городка выказывали Блэквудам неподдельную, доброжелательную симпатию - и, разумеется, у Блэквудов вспыхнула ответная, не менее подлинная привязанность к ним.
- Дорогая, куда же вы так заторопились? Оставайтесь, посидите с нами немножко.
- Ох уж эта молодёжь, непоседлива, непредсказуема, не уследишь за ней!
- Как вам удаётся справляться с четырьмя ветреными молодыми людьми сразу, Шарлотта?
- Потише, Кларисса, как бы мисс Блэквуд не обиделась на тебя!
Мишель, поддавшись полушутливым, дружественным уговорам всех собравшихся, спустилась по лестнице и с удовольствием присоединилась к маленькому чаепитию. Сегодня в гостях у семейства Блэквуд присутствовала миссис Норрингтон со своими старшими дочерьми - Клариссой, Жаннеттой, Люсьеной, несколько ближайших соседок и пара-тройка приятельниц Шарлотты из отдалённых городских уголков. Благодаря приветственному празднику, который устроила Алисия Норрингтон, семья Блэквудов обросла многочисленными знакомыми во всём городке - и теперь, пригласив побольше служанок, кухарок и дворецких, Шарлотта не жалела усилий и времени, чтобы организовать для гостей достойный приём, пускай даже это будет обыкновенная, неофициальная "чашечка кофе".
Юные Блэквуды, ничуть не меньше матери, прониклись новой атмосферой общественного внимания. Пожалуй, им нравились не столько конкретные представители здешнего круга, не дружба как таковая... внимание, обстановка повышенного интереса к их собственной персоне, необременительные разговоры, лёгкие шуточки, постоянные приглашения то к Норрингтонам на ужин, то к Дэвидсонам на именины, то к Карлайлам на светскую вечеринку... Жизнь великосветского общества захватила, закрутила, загипнотизировала Блэквудов, и насколько она отличается от равнодушия, безразличия, холодности прежних соседей! Мишель, как молоденькой девушке, тянущейся к развлечениям, наслаждениям и взглядам, которые были бы прикованы к ней, новая жизнь показалась особенно восхитительной. Сейчас она с радостью участвовала во всеобщем разговоре, улыбалась комплиментам, смеялась шуткам и старалась продемонстрировать гостям всю свою элегантность, утончённость, остроумие и умение ненавязчиво поддерживать беседу. Внимание окружающих подпитывало Мишель. Она нуждалась в нём, как цветок, только-только проклюнувшийся из-под земли, нуждается в солнечном свете. Девушка расправила крылья, распустилась ещё более прекрасным бутоном, чем была прежде, и ловила, ловила отовсюду то, что так требовалось ей теперь (один раз почувствовав, она не смогла от этого отказаться) - любовь, симпатия, восхищение великосветского общества, приветливые взгляды, искренние улыбки и внимание, да, внимание, сосредоточенное целиком и полностью на ней.
Впрочем, надолго задерживаться Мишель не планировала. Поболтав со всеми не больше часа, с сожалением извинившись, что вынуждена покинуть их, девушка порывисто поднялась с диванчика и, подхваченная другими крыльями, крыльями любви, исчезла - там, за воротами Блэквудского особняка, её терпеливо дожидался Джордж, прекрасный Джордж; он, испытывая бесконечную преданность Мишель, поехал вместе с возлюбленной в другой город и поселился неподалёку. Все присутствующие закивали, попрощавшись с Мишель, пожелали ей хорошенько повеселиться - но, уже захлопывая дверь, девушка услышала приглушённый шёпот миссис Норрингтон:
- Глупенькая... Этот юноша совсем не подходящая партия для неё. Может быть, она одумается, как считаешь, Кларисса? Лучше бы ей выйти замуж за Чарльза Стефферсона - обеспеченный, заметный в обществе, хоть с какими-то перспективами на будущее. А этот... простолюдин.
Это высказывание ничуть не всколыхнуло чувств Мишель, влюблённой Мишель, - она и раньше не сомневалась, что Джордж не заслужит одобрение великосветских знакомых. Простолюдин. Разузнав несколько дней назад о молодом человеке, с которым встречается младшая дочка Блэквудов, Алисия Норрингтон презрительно, с лёгкой насмешкой назвала его простолюдином. "Вам стоило бы, - заметила тогда женщина, неодобрительно посматривая на Шарлотту, - получше приглядываться к избранникам вашей дочери. Любовь - это, разумеется, прекрасное чувство, но, как не крути, Чарльз Стефферсон был бы куда более подходящим кандидатом в супруги Мишель". Блэквудов никогда не беспокоило общественное и материальное положение людей, с которыми они завязывали знакомство. Мишель беспечно отмахивалась от критических замечаний миссис Норрингтон - а за ней, конечно, и всего великосветского общества, и бежала на очередную встречу с Джорджем Кренстоном - да, отнюдь не обеспеченным, да, отнюдь не играющим какой-либо значительной роли в аристократических кругах, но любимым, любимым, без памяти любимым! Девушка испытывала непоколебимую уверенность в своей правоте.
- Джорджи, ты хотел бы жениться на мне?
- Что? Жениться? Но... разве ты...
- Ну, что "разве я"?
- Разве ты не достойна лучшего, Мишель?
- Лучшего? Я ведь люблю тебя, Джорджи, а не кого-то лучшего!
- Твоё семейство богато. И ты пользуешься известностью в обществе. Может быть, через некоторое время тебе приглянётся какой-нибудь великосветский аристократ с деньгами и связями... и ты забудешь обо мне.
- Глупенький! Ой, Джорджи, какой ты глупенький! Разве имеет значение, богатый ты или не богатый, известный или неизвестный... Я люблю тебя! И всегда буду любить! Пускай великосветские аристократы с деньгами и связями женятся на других девушках, для которых это действительно важно. Любовь - самое главное, слышишь, и ничего, кроме любви.
- Значит... значит, ты согласилась бы выйти за меня замуж?
- Конечно! Конечно, согласилась бы, дорогой!
И с этого момента общественные предрассудки вообще перестали волновать счастливую Мишель - ничто, казалось бы, не способно поколебать её бесконечную убеждённость, что она всё делает правильно. "Любовь, и ничего, кроме любви" - девушка не подвергала ни малейшим сомнениям то, что сказала своему возлюбленному; снисходительно-презрительные комментарии, отпускаемые в адрес "этой легкомысленной дурочки, которая одумается, непременно одумается" Алисией Норрингтон - и всеми остальными, разумеется, тоже, - отскакивали от Мишель, не причиняя никакого беспокойства. Она любит Джорджа. Она готова пожертвовать ради Джорджа всем. Что ещё, скажите, может иметь значение? Мысли Мишель наполнились только приготовлениями к будущей свадьбе - Джордж, разрываемый прежде мучительными сомнениями, преисполнился решимости и действительно предложил возлюбленной стать его женой. Девушка была счастлива. Вместе с ней были счастливы и Шарлотта, и Доминика, и Франсуа, и Жан, воодушевлённые и обрадованные мыслью, что доченька и сестрёнка скоро будет супругой человека, по-настоящему любимого, по-настоящему любящего. Праздничное платье, церковь для бракосочетания, приглашения бесчисленным знакомым, приятелям, друзьям, торжественный бал с танцами и музыкой, свадебное путешествие... тысяча разнообразных составляющих, требующих осмысления и планирования, тысяча дел, которые необходимо переделать, тысяча проблем, которые нужно решить. Мишель, закружившаяся в хороводе светлых мечтаний и бесконечной влюблённости, никогда ещё не чувствовала себя настолько счастливой.
- Посмотрите, кто там?
- Это девочка Блэквудов?
- Та самая, которая связалась с простолюдином?
- Да-да, она. Можете себе представить, дорогая - настолько известное, богатое семейство, и младшая дочь собирается выскочить замуж за какого-то безродного голодранца.
- Замуж?!
- Я тоже была удивлена, когда услышала от Алисии Норрингтон... Дурочка совсем не понимает, что делает. Интересно, куда же смотрит её матушка?
- На чьи деньги они думают существовать? На состояние Блэквудов, разумеется? Этот мальчишка не сумеет обеспечить сносную жизнь даже себе, что уж говорить о супруге, о будущих детях...
- Глупенькая, глупенькая девочка. Может быть, у неё откроются глаза, когда период сумасшедшей влюблённости пройдёт?
- Сомневаюсь. Молодые девушки упрямы.
- Пожалуй, после такого позора она может не рассчитывать на то, что приличные семьи и дальше захотят продолжать знакомство с ней.
Разговоры, разговоры, разговоры. Шепотки, шепотки, шепотки. И презрительно-снисходительные взгляды исподтишка, и осуждающий тон голосов повсюду, и неодобрительные кивки, и подчёркнуто отстранённое отношение... Мишель Блэквуд не успела ухватить определённый момент, когда внимание окружающих - восхитительное, всегда дружественное внимание - превратилось в острую неприязнь. Кажется, её связь с Джорджем сурово осуждал весь городок. Кажется, новость о том, что представительница богатого, великосветского семейства планирует выйти замуж за простолюдина, в одночасье облетела всех жителей до последнего, и все сплетничали об этом, нарочито громким шёпотом, чтобы Мишель обязательно услышала, если проходит мимо. Почему? За что? Девушке хотелось зажать уши руками, спрятаться и никогда, никогда больше не слышать этого отвратительного порицания в голосах окружающих, этих невыносимых разговоров за спиной - спрятаться, спрятаться, спрятаться... Почему? Неужели замужество - неудачное, с общественной точки зрения - способно испортить прекрасные отношения, установившиеся между Мишель и остальными жителями городка? Они были привязаны к ней - как, впрочем и она к ним, - они называли её славной девочкой, с удовольствием беседовали, приглашали на праздники, ужины, именины, загородные прогулки... этого не будет? Этого больше не будет? Почему? За что?!
Шепотки преследовали Мишель Блэквуд повсюду. И уверенность девушки в том, что она поступает правильно, поколебалась.
- Дорогая, одумайтесь. Понимаю, вы влюблены... но влюблённость пройдёт, а суровая действительность останется - что вы будете делать с нищим, необразованным, не принятом в обществе супругом? Он не достоин вас. Присмотритесь лучше к Чарльзу Стефферсону.
Кому было бы под силу растолковать, что из себя представляет общественное мнение? Его нельзя увидеть. К нему нельзя прикоснуться. Это эфемерная, невидимая субстанция, которая подкрадывается совершенно незамеченной, протягивает настойчивые щупальца внутрь человеческой души и переделывает её так, как ей будет угодно. Мишель, влюблённая Мишель, никогда не стала бы сомневаться, что выбор, который она делает - единственно правильный. Разумеется. Она любит Джорджа, Джордж любит её - они поженятся и заживут счастливой жизнью. Любовь. Любовь, и ничего, кроме любви, верно? Но... может быть... миссис Норрингтон и остальное великосветское общество - правы? Может быть... Джордж действительно не подходящий спутник для Мишель? Он - беден, она - богата, он - простолюдин, она - аристократка... Если она переплетёт свою судьбу с судьбой этого юноши - оба будут отвергнутыми обществом, никакие приличные семейства не заходят поддерживать с ними знакомств, и снова равнодушие, снова безразличие после такой восхитительной перемены, после того, как Мишель почувствовала, насколько заманчивым и притягательным может быть внимание окружающих, когда с тобой приветливо здороваются, останавливаются на улице поговорить, когда ты являешься желанным гостем на любой светской вечеринке... Этого не будет? Этого больше не будет?
Кому было бы под силу растолковать, что из себя представляет общественное мнение? Мишель Блэквуд не сомневалась в том, что любовь - единственный смысл жизни, а её смысл - Джордж, которого она любит, любит, любит всем сердцем, по-настоящему, и всегда будет любить. Эфемерная субстанция, что-то, чего, в принципе, вовсе не существует, загадочное явление, механизмы которого до сих пор не изучены... общественное мнение заставило уверенность девушки поколебаться. Шепотки. Просто шепотки. Ничего серьёзного не случилось, никакая катастрофа не обрушилась на Мишель, да и, в сущности, ей даже не отказали в приёмах, не покрыли несмываемым позором, не заклеймили как недостойную приличных великосветских семейств. Были только шепотки. Но и шепотков, оказывается, достаточно, чтобы заставить человека изменить самому себе. Мишель Блэквуд, семнадцати лет, впервые столкнулась с общественным мнением - и проиграла ему.
- Дорогая... объясни, пожалуйста, что происходит? Почему ты прячешься от меня? Я в чём-то виноват перед тобой? Не молчи! Не молчи, Мишель!
Девушка могла бы отнекиваться, но Джордж действительно оказался прав - она старалась спрятаться от него. Ежедневные встречи оборвались непредсказуемо и совершенно без объяснений - Джордж по-прежнему приезжал в особняк Блэквудов каждое утро, но служанка передавала ему, на просьбу позвать Мишель, что та приболела, или уехала в соседний городок, или не хочет никуда сегодня выходить... Тысячи причин. Тысячи бессмысленных оправданий. Заподозрив неладное, пылкий влюблённый пробовал поймать Мишель, когда она возвращалась из магазина, когда выходила под вечер подышать свежим воздухом в садик... бесполезно. Стоило девушке увидеть его - она мгновенно разворачивалась и убегала, не позволяя Джорджу сказать даже нескольких слов. Сегодня, наконец-то, юноша сумел подстеречь свою возлюбленную около садовой калитки - и, не оставив ей возможности скрыться без откровенного разговора, ухватил за запястье, пристально и жалобно заглядывал в глаза, умоляющим голосом спрашивал:
- Пожалуйста, не молчи, дорогая! Что происходит? Если я виноват, то позволь мне загладить вину... только не молчи, не мучай меня, любовь моя!
Мишель беспомощно обмякла в объятиях возлюбленного. Множество сбивчивых фраз теснились у неё в груди, слёзы обжигали горло раскалённым железом, и несколько томительных секунд Мишель с Джорджем молча смотрели друг другу в глаза... Он протянул руку, чтобы обнять возлюбленную за плечи, она резко высвободилась от него и прошептала, хрипловатым, срывающимся голосом:
- Нам нельзя быть вместе, понимаешь?..
На следующей неделе великосветское общество всколыхнулось известием, что Мишель Блэквуд собирается выходить замуж за Чарльза Стефферсона.
3.
3.
У нас в доме появились призраки...
Мишель и Чарльз поселились в одной из бесчисленных комнат Блэквудского особняка. Шарлотте, удивлённой поступком дочери (она, разумеется, ожидала увидеть в качестве наречённого девушки Джорджа Кренстона), не захотелось расставаться с дочерью, и женщина предложила новобрачным оставаться здесь, в доме Блэквудов. Чарльз не возражал. Он, собственно говоря, вообще нечасто выказывал к каким-нибудь происходящим событиям отрицательную реакцию, положительную реакцию, нейтральную реакцию... равнодушный ко всему на свете, кроме собственной персоны, Чарльз едва ли интересовался, где и с кем жить. Супруга была ему безразлична.
Проснувшись на утро после свадьбы, рядом с нелюбимым мужем, который отвратительно похрапывал и ворочался с боку на бок, Мишель несколько минут не могла оторвать взгляда от солнечных лучиков, просачивающихся сквозь воздушную ткань занавески. Солнце не радовало. Вставать не хотелось. Единственное желание - закутаться покрепче в одеяло и никогда, никогда, никогда не возвращаться к Чарльзу Стефферсону... Чудовищным усилием воли девушка заставила себя подняться с кровати. Шарлотта, безусловный жаворонок, ещё не просыпалась, братья и сестра - тем более, и коридоры Блэквудского особняка окутывались абсолютной тишиной. Осторожно, чтобы, не дай Бог, Чарльз не очнулся, Мишель выскользнула из комнаты, направившись по бесконечным проходам и лестницам в гостиную. Пусто. Спокойно. Даже переливчатые птичьи голоса не доносятся из окутанного утренней дымкой сада - природа спит, семейство Блэквуд спит, и только одна-единственная девушка, свернувшаяся калачиком в кресле-качалке, смотрит в стенку невидящими глазами.
И вдруг... нет, Мишель даже не увидела, не услышала - почувствовала... как невесомое, практически неразличимое дуновение ветерка скользнуло мимо неё, коснулось щеки, как будто чуть-чуть всколыхнуло занавески на окошке. Мишель встрепенулась. Подскочила, бросила изумлённый взгляд по сторонам - откуда ветерок, если окно закрыто? Показалось... да, видимо, показалось... Она попробовала выбросить мысли о глупом, незначительном происшествии из головы - и не смотреть на занавеску, по которой ещё несколько секунд прокатывались лёгкие, практически незаметные волны. Ей почти удалось. К завтраку девушка позабыла о несущественном пустяке, поглощённая проблемами и заботами новой жизни - нежеланной, нежеланной жизни, и, разумеется, любой человеку, которому Мишель решилась бы рассказать о таинственной ситуации, либо посмеялся бы, либо посоветовал не забивать мысли фантастической ерундой. Она не забивала. Может быть, на некоторое время эта мелочь действительно выветрилась у неё из головы. Однако... именно с того момента Мишель начало чудиться, будто невидимые глаза наблюдают за ней - много, много невидимых глаз... Не только, впрочем, Мишель. Семейство Блэквудов, не основываясь на реальных причинах, а по расплывчатым, туманным ощущениям пришло к выводу - у них в доме поселились призраки.
Как иначе объяснишь, что занавески на окошках всколыхиваются, пускай никакого ветра нет? Как иначе объяснишь, что прохладные, словно сотканные из воздуха пальцы касаются лиц? Как иначе объяснишь, что в сердце каждого обитателя дома обосновалось иррациональное, но крепкое, не проходящее чувство - кто-то следит за ними, кто-то сопровождает каждый их шаг и смотрит, смотрит, смотрит? Никаких подтверждений подобному подыскать было невозможно. Потусторонние создания, если, разумеется, они существовали, никак не проявляли себя - сомнительно, чтобы лёгкая рябь на занавесках и дуновение ветерка на щеках могло считаться убедительным доказательствам. Наверное, Блэквудам кажется. Наверное, у Блэквудов коллективная галлюцинация. Правда, кажется или нет, галлюцинация или нет - ощущение чужеродного присутствия не оставляло Шарлотту, Доминику, Мишель, Франсуа и Жана ни на секунду, оно, настойчиво привязавшись, не давало возможности расслабиться, заняться какими-нибудь делами... сводило с ума. Блэквуды не признавались друг другу в своей необоснованной убеждённости. Но, в конце концов, Доминика не выдержала.
- Мама, - однажды подрагивающим голосом сказала она. - Мама, у нас в доме появились призраки...
@темы: творчество