Мрачный, грязный город, в котором вечно идут дожди, а люди живут какой-то бессмысленной жизнью. И ещё там есть лепрозорий, лечебница для неких мокрецов — странных людей с жёлтыми кругами вокруг глаз; они, по слухам, могут управлять погодой, а пища им не нужна, голод у них интеллектуальный вместо физического, они "питаются" книгами и без книг не выживут... К мокрецам доступа нет, а вот им позволено разгуливать по городу без препятствий. Почему? Лишь одно из множества "почему" в этой истории. Ведь есть тут и дети-вундеркинды — они смотрят на мир вокруг куда яснее, чем взрослые, глушащие свою тоску реками алкоголя; они хотят другой мир, более чистый, осмысленный, просвещённый, им нужен ориентир и проводник, за которым можно пойти, на которого можно равняться. И это уж точно не их пьяные, вялые, аморфные родители.
Главный герой — писатель Виктор Банев. Он вроде бы видит чуть больше, чем остальные, но бегство в алкоголь, избитые фразы и трусость в нём сидят те же, что у всех остальных. Безнадёга и отчаяние клубятся вокруг Банева... жену он больше не любит, дочку (из тех самых вундеркиндов) не понимает, ведёт какие-то полуосмысленные разговоры с товарищами, прозревает и... И ничего. Стоило ему только заподозрить, что он превращается в мокреца, и вся его храбрость, вся решимость, всё желание видеть испарились без следа.
Нет в этой истории чётких описаний мира, персонажей, идей; есть много тумана, и грязи, и пьянства, и безысходности, и мерзости человеческой. Может, было задумано именно так, может, так надо, но я немного потерялась в книге, не хватало мне ясности, структуры. Впрочем, размышления о том, как низко пал мир, как люди прогнили, попытки понять, а что теперь с этим делать, были как раз чётки, понятны и слишком уж актуальны для нашего времени тоже.
Всё, что связано с мокрецами, удалось осознать только на половину, концовка далась не с первого раза, но всё-таки далась. И вся история разом приобрела иные очертания.
Не знаю даже, как назвать свои впечатления от "Гадких лебедей"... Я уже немного знаю Стругацких и вижу, что книга для них вполне характерная, глубокая, осмысления неоднократного требующая. Сюжет и мир, вероятно, здесь не так важны, важнее мысли о людях и обществе, вложенные по большей части в уста детей, в чём тоже есть своя трагедия и страшная суть —
дети понимают происходящее лучше уставших, почти безразличных, на всё махнувших рукой взрослых.
в цитатах*
Мы все вспоминаем события счастливого детства с умилением и уверены, что со времен Тома Сойера так было, есть и будет. Должно быть. А если не так, значит ребенок ненормальный, вызывает со стороны легкую жалость, а при непосредственном столкновении – педагогическое негодование. А ребенок кротко смотрит на тебя и думает: ты, конечно, взрослый, здоровенный, можешь меня выпороть, однако, как ты был с самого детства дураком, так и остался, и помрешь дураком, но тебе этого мало, ты еще и меня дураком хочешь сделать…
*
— Вот в этом все дело… Не в том дело, понимаем мы реальную жизнь или нет, а в том дело, что для вас и ваших героев такое будущее вполне приемлемо, а для нас – это могильник. Конец надежд. Конец человечества. Тупик. Вот потому-то мы и говорим, что не хочется тратить силы, чтобы работать на благо ваших жаждущих покоя и по уши перепачканных типов. Вдохнуть в них энергию для настоящей жизни уже невозможно. И как вы там хотите, господин Банев, но вы показали нам в своих книгах – в интересных книгах, я полностью «за», – показали нам не объект приложения сил, а показали нам, что объектов для приложения сил в человечестве нет, по крайней мере – в вашем поколении… Вы сожрали себя, простите, пожалуйста, вы растратили себя на междуусобные драки, на вранье и на борьбу с враньем, которую вы ведете, придумывая новое вранье… Как это у вас поется: «Правда и ложь, вы не так уж несхожи, вчерашняя правда становится ложью, вчерашняя ложь превращается завтра в чистейшую правду, в привычную правду…» Вот так вы и мотаетесь от вранья к вранью. Вы просто никак не можете поверить, что вы уже мертвецы, что вы своими руками создали мир, который стал для вас надгробным памятником. Вы гнили в окопах, вы взрывались под танками, а кому от этого стало лучше? Вы ругали правительство и порядки, как будто вы не знаете, что лучшего правительства и лучших порядков ваше поколение… да попросту недостойно. Вас били по физиономии, простите, пожалуйста, а вы упорно долбили, что человек по природе добр… или, того хуже, что человек – это звучит гордо. И кого только вы не называли человеком!..
*
Самое страшное в том, что вся серая человеческая масса в наши дни остается той же сволочью, какой была всегда. Она постоянно требует и жаждет богов, вождей, порядка, и каждый раз, когда она получает богов, вождей и порядок, она делается недовольной, потому что на самом деле ни черта ей не надо, ни богов, ни порядка, а надо ей хаоса, анархии, хлеба и зрелищ; сейчас она скована железной необходимостью еженедельно получать конвертик с зарплатой, но эта необходимость ей претит, и она уходит от нее каждый вечер в алкоголь и наркотики... Да черт с ней, с этой кучей гниющего дерьма, она смердит и воняет десять тысяч лет и ни на что больше не годится, кроме как смердеть и вонять. Страшное другое - разложение захватывает нас с вами, людей с большой буквы, личностей. Мы видим это разложение и воображаем, будто оно нас не касается, но оно все равно отравляет нас безнадежностью, подтачивает нашу волю, засасывает... А тут еще это проклятье - демократическое воспитание: эгалитэ, фратерните, все люди - братья, все из одного теста... Мы постоянно отождествляем себя с чернью и ругаем себя, если случается нам обнаружить, что мы умнее ее, что у нас иные запросы, иные цели в жизни. Пора это понять и сделать выводы - спасаться пора.
*
— Поглядите на себя. Вы родили их на свет и калечите их по своему образу и подобию.
*
— Да, ненавижу старый мир. Глупость его ненавижу, равнодушие, коварство, фашизм… А что я без всего этого? Это хлеб мой и вода моя. Очистите вокруг меня мир, сделайте его таким, каким я хочу его видеть, и мне конец. Восхвалять я не умею, ненавижу восхваление, а ругать будет нечего, ненавидеть будет нечего — тоска, смерть. Новый мир — строгий справедливый, умный, стерильно чистый — я ему не нужен, я в нем нуль. Я был ему нужен, когда боролся за него…
*
— Вы могли сами заметить, Виктор, что все люди делятся на три большие группы. Вернее, две большие, и одну маленькую. Есть люди, которые не могут жить без прошлого, они целиком в прошлом, более или менее отдаленном. Они живут традициями, обычаями, заветами, они черпают в прошлом радость и пример. Скажем, господин Президент. Чтобы он делал, если бы у нас не было нашего великого прошлого? На что бы он ссылался и откуда бы он взялся вообще. Потом есть люди, которые живут настоящим и не желают знать будущего и прошлого. Вот вы, например. Все представления о прошлом вам испортил господин Президент, в какое бы прошлое вы не заглянули, везде вам видится все тот же господин Президент. Что же до будущего, вы не имеете о нем ни малейшего представления, и, по-моему, боитесь иметь… И, наконец, есть люди, которые живут будущим. В заметных количествах появились недавно. От прошлого они совершенно справедливо не ждут ничего хорошего, а настоящее для них – это только материал для построения будущего, сырье… Да они, собственно, живут-то уже в будущем… на островках будущего, которые возникли вокруг них в настоящем…
-
-
22.07.2018 в 20:45если ли смысл читать если ранее из стругацких ничего почти прочитано не было?
-
-
24.07.2018 в 04:46-
-
27.07.2018 в 18:15-
-
28.07.2018 в 02:37