carpe diem
Эта ужасная вещь настигла и меня, и теперь я неизбежно пишу о братьях. Как о них не писать, когда они такие потрясающие?
Название: «Брат»
Автор: rainbow
Фэндом: Supernatural
Персонажи: Дин, Сэм
Жанр:еще-не-слэш джен
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеСэм и отец на кухне опять ругаются — в сотый раз по поводу этих бредовых затей брата с университетом, — а Дин сидит в гостиной на диване, вытянув ноги на столик перед собой, и лениво листает журнал. Как будто и не слушает совсем. Как будто вся эта ситуация ничуть его не касается. Дин уже мастерски владеет искусством давить каждый свой душевный порыв и делать все прямо наоборот, — поэтому он сидит, небрежно равнодушный ко всем на свете, кроме себя и еще, пожалуй, красотки на обложке журнала... со скучающим видом он глядит на страницы, не видя их, а жадно улавливая каждое слово сквозь тонкую стенку между кухней и гостиной.
Отец и Сэм уже не говорят — с разговора они начали минут двадцать назад, а теперь, забыв ровный и спокойный тон, взахлеб кричали друг на друга. Острый язык братишке, видимо, по наследству перешел от их отца — одинаково упрямо и жестко они ругаются, больше ничего вокруг не замечая. А ведь их резкие и громкие голоса, судя по всему, и через дверь дома слышны — скоро сбегутся возмущенные таким поведением соседи. Дин напрягает слух, как может, стараясь не упустить ни словечка.
Не то чтобы такая ссора у отца и Сэма произошла в первый раз. Куда уж там. Они цапаются с тех пор, как Сэмми не пойми с чего заявил, что блудная и нечестная жизнь охотников за нечистью ему не не по душе, что он хочет... как он там говорил... надежности и нормальной жизни, черт возьми. Да, именно так, с такой ядовитой присказкой. Когда-то у Сэмми был покладистый и мягкий характер — по сравнению с ним, Дином, по крайней мере. Он, как Дин, во всем слушал отца, даже не думал возразить против его порой странных и не очень понятных приказов. Дин привык видеть Сэма таким — уступчивым, спокойным, немного занудным, может, но вполне довольным их «дорожной» жизнью. Он упустил из виду момент, когда у младшего братишки прорезались зубки. Острые и опасные. Когда младший братишка вдруг решил, что хочет вести совсем другую жизнь... что «семейный бизнес» и вообще все, чем занимается его семья, ему больше не подходит.
Дин не особо слушал Сэма. И, конечно, не верил в серьезность этих громких и упрямых заявлений — он не хочет так жить, не хочет «дурить людей», «жульничать с кредитными картами», «таскаться по всей стране» и прочее, прочее, прочее. Он хочет учиться, он поедет в университет... Да никуда он, само собой, не поедет. Никуда не денется. Отец не пустит его, да и вообще, хоть бы и пустил... Семья — святыня. Это было одной из непреложных истин, в которую, как и в другие, Дин крепко уверовал еще в детстве. И Сэм тоже. Разумеется, Сэм тоже. Иначе не может быть.
Почти каждый день с тех пор между отцом и Сэмом шли эти нудные, скучные, все на одну и ту же тему разговоры, быстро переходившие в шум и крик. Вот и сейчас. Одно и то же. Дин слышал все это уже бесконечное множество раз. Ему самому нравилось изображать безразличие и даже снисходительную насмешку в адрес брата — ребенок еще, глупый мальчишка, что с него возьмешь... это Дину нравилось, и все равно, стоило отцу и брату начать ругаться, как он обнаруживал себя где-то поблизости от них — случайно, само собой, не специально ведь, и он с успехом разыгрывал роль безучастного наблюдателя конфликта. Сидел, занимаясь своим делом... и чутко прислушивался к тому, что происходит за стенкой. Как сейчас.
Все то же самое. Те же аргументы, те же крики и жестокие слова с обеих сторон. Исход, конечно, будет тоже неизменным — то есть никаким. Отец откажется принимать Сэмми всерьез — и правильно, между прочим, сделает, и сердитый, обиженный брат с красным от гнева лицом и горящими глазами уйдет к себе в комнату, чтобы спустя пару-тройку часов остыть... до следующей, и весьма близкой, ссоры с отцом. Все будет, как всегда... Непонятный страх внезапно на одну секунду накатывает на Дина — необъяснимый страх, глупый, без причин, как тошнота, резко и жутко. Дин, ощутив холодок по спине, встряхивает головой и уже с готовностью спешит, как обычно, отбросить неясное чувство и посмеяться над ним — он привык смеяться над чувствами...
- Раз так хочешь, убирайся из этого дома! Убирайся в свою Калифорнию!
Это отец кричит — страшным, пронзительным, не своим голосом. Долгая, растянутая до бесконечности пауза... и взлетают, ужасно грохоча, наверх по лестнице шаги Сэма, гремит на кухне посуда — отец, видимо, старается утопить свой гнев в стаканчике спиртного. А Дин опять без малейших к тому причин чувствует, как все его внутренности стягивает в жгут липкая рука страха, ледяные мурашки бегут по позвоночнику... Ну, конечно, отец вовсе не думает так. Только порыв неудержимой ярости стоит за его резкими словами. Он успокоится. И Сэм успокоится тоже. Как успокаивался всегда. Он ведь не может, в самом деле, принять эти дурацкие слова отца всерьез! Не может, правда?
Позже Дин ни раз думал, что, наверное, совсем не знал своего младшего братишку. Ему почти удалось угомонить свой неразумный страх и вернуться к чтению журнала — через пару минут он хотел пойти к Сэму и охладить его пыл... да и с отцом поговорить нужно. Вот еще не хватало — провести ужин в атмосфере тягостного молчания, когда отец и брат не отрываясь глядят в свои тарелки и ни за что на свете — друг на друга. Дин не обращал внимания на странный шум наверху — гремящие шаги, неясные шорохи, стук и скрежет, братик, наверное, бушует и вымещает свой гнев на мебели, - и никак не ожидал спустя несколько минут увидеть Сэма на ступенях лестницы. Взъерошенного, с лихорадочно горящими щеками, блеском в глазах... и со старой спортивной сумкой в руке.
- Эй, Сэмми, ты что?..
В первый раз за всю свою жизнь Дин Винчестер, этакий невозмутимый и вечно ко всему безучастный циник, слышит в своем голосе растерянность и даже беспомощность. В первый раз за всю жизнь он не понимает, что творится, и не знает, как быть с этим — с братишкой, который, кажется, и правда вознамерился уходить из дома.
- Ты сам все слышал, - грубо и резко отвечает Сэм, таща по ступенькам вниз набитую вещами сумку... с такой грубостью и резкостью он никогда прежде с братом не разговаривал. С отцом — может быть, с братом — никогда. И неразумный, но теперь, видимо, обретший причину страх приходит снова, вцепляется в горло Дину мертвой хваткой. Он резко выдыхает, сам себя проклиная за глупые чувства, и едва разбирает последнее слово Сэма:
- … ухожу.
- Кретин, - ценой страшных усилий взяв себя в руки и даже изобразив на лице привычную усмешку, бросает Дин. Откидывается на спинку дивана небрежным движением и старается добавить в голос неверящих нот... Но почему-то, опять же в первый раз за всю жизнь, у него это совсем не выходит. И голос, всегда такой ровный и невозмутимый, звучит как-то хрипло, беспомощно и глупо.
- Кретин, - повторяет он еще раз, вставая с дивана и делая шаг в сторону Сэма. - Ты ведь знаешь, отец просто погорячился. Это у вас обоих семейное. Он успокоится. И ты успокойся. Не говори глупостей.
За спиной Дина в дверях кухни появляется такой же красный и сердитый, как Сэмми, отец. Он скрещивает руки на груди, опирается плечом на дверной косяк — и Дин с удивлением слышит жесткие, холодные, будто чужаком сказанные слова:
- Пусть уходит, Дин. Не держи его. Раз наша жизнь его так не устраивает — пусть идет в свой университет. Не хочу больше видеть его в этом доме.
Дин все еще отказывается верить своим ушам, вообще верить в то, что происходит, отметая с упрямой настойчивостью липкий страх и все дурные предчувствия и подозрения, изо всех сил гонит от себя страшную правду. А Сэм и отец еще какое-то время стоят и смотрят не отрываясь в глаза друг друга... не может быть, чтоб в их глазах сквозила такая сильная, настоящая ненависть, этого просто не может быть! Дин тоже не двигается с места — и чувствует, как ломает страх любое сопротивление и все больше сдавливает горло, мешая дышать. Что-то не так. Что-то здесь не так, как должно быть. Сэм не может... Сэмми не может в самом деле.
Позже Дин ни раз думал, что, наверное, совсем не знал своего младшего брата, ведь Сэм смог. Держа в руке спортивную сумку — вещи, в спешке набросанные туда, торчали со всех сторон наружу, - он идет к двери, не собираясь поворачивать назад... и отец даже не пытается остановить его. Лицо всегда спокойного и мягкого братишки — это Дин в их семье обладал буйным характером и плевать хотел на все запреты и правила! - поразительно переменилось; какая-то пугающая решимость написана на нем, глаза блестят почти безумным блеском, губы крепко сжаты в тонкую и упрямую линию. Никогда прежде Дин не видел его таким. Он даже не подозревал, что братик способен таким быть. Наверное, он совсем, совсем, совсем его не знал...
- Сэмми...
Будто стряхнув с себя тяжелую дремоту, Дин наконец делает резкое движение и хватает брата за рукав, чтоб притянуть к себе.
- Сэмми, не глупи. Что за детские капризы? Ты злишься, конечно, я понимаю, но не можешь ведь ты...
- Что - не могу?
- Бросить меня и отца. Бросить семью.
Сэм оборачивается к Дину и смотрит на него долгим, тяжелым взглядом, и Дин думает — вот сейчас эта странная решимость уйдет с лица его братишки, Сэм дрогнет, передумает, поймет, что уходить из дома и бросать Дина и отца... НЕМЫСЛИМО. Они же Винчестеры. Семья. Одно целое. Нерушимое, навечно нерушимое целое. Во всем мире у них нет никого ближе и дороже. Как может Сэм не понимать этого?!
Позже Дин думал, что Сэм, наверное, прекрасно понимал, - и все же это не помешало ему вместо ответа вырвать рукав куртки из пальцев Дина и, выйдя за порог, с оглушительным грохотом захлопнуть за собой дверь.
Несколько лет проходит в безуспешных попытках научиться жить без Сэма. И как будто все как раньше — они с отцом ездят на охоту за нечистью, колесят по стране, привычно жульничают с кредитными картами... но их теперь двое, а не трое, и один этот факт перевернул все с ног на голову. Наверное, отец скучал по Сэмми. И сожалел о своих сказанных в приступе гнева словах. Но, конечно, свои переживания он Дину не показывал — не знай Дин отца так хорошо, мог бы подумать, что его и вовсе не беспокоит отсутствие младшего сына, как и его жизнь где-то там, на другом краю Америки. Бесконечная охота, конца у которой не будет никогда, забрасывала их в самые разные штаты, но по стечению неких загадочных обстоятельств Калифорния, где учился в университете Сэм, ни разу не попадал в список. Отец молчал, молчал и Дин, и жизнь как будто была такой же, как раньше, да только вот...
Несколько лет в безуспешных попытках жить без Сэма. Они проходят долго и тяжело. И лишь охота за нечистью на какое-то время отвлекает и создает иллюзию, что все в порядке. Дин мастерски умеет душить свои порывы и поступать прямо наоборот. И над чувствами он тоже умеет смеяться — над своими, в первую очередь. Да только вот безучастное равнодушие ко всему на свете в этот раз не срабатывает. Привычная схема — забыть и не думать — не срабатывает. Вообще ничего из стандартного арсенала уловок Дина не срабатывает, черт возьми. И одно место в их побитой семейной машине остается вызывающе пустым. И каждый чертов раз, когда они с отцом едут ловить очередного призрака, взгляд Дина намертво прирастает к этому пустому месту. Где по всем законам реальности — той реальности, к которой Дин привык за много лет, - должен сейчас сидеть Сэм. Невыносимый, занудный донельзя Сэмми, он должен тут сидеть и нудить без конца, выдавая прорву своих безграничных знаний. А сам Дин должен обрывать его на полуслове, швыряя бумажный стаканчик из-под кофе и беззлобно советовать: «Заткнись, будь добр».
Когда Сэмми сидел в их старенькой машине и что-то бурчал под ухом у Дина, Дин не придавал этому значения. А теперь, когда Сэма нет на том месте, где он быть ДОЛЖЕН, оказалось, что младший братишка стал какой-то очень важной частью его жизни. И без Сэма эта жизнь была... неправильной. Ломаной. Как треснувшая с одной стороны чашка. Еще можно пользоваться ей, но трещину против воли замечаешь. Дин не просто замечает. Дин думает об этой проклятой трещине постоянно. Хотя, само собой, в первое время еще делает вид, что все в порядке, а этот досадный эпизод скоро изгладится из памяти, не оставив следа. Сэмми выбрал свой путь. Это его жизнь, в конце концов. Да, его выбор Дину не понятен и глубоко чужд, и все-таки выбор его. Ничего с этим уже не поделаешь. Не ехать же в Калифорнию и не уговаривать Сэма вернуться в отчий дом, а может, силой его обратно тащить?
Дин и сам себе не признается, что такая мысль — поехать и хоть силой заставить брата вернуться — посещала его ни раз. И не два. И даже не три. Эту мысль, как и все прочие, он гонит от себя прочь и, казалось бы, преуспевает в этом. По началу так легко изображать небрежное безразличие к тому, что Сэма нет, - ну, пускай нет, жизнь на этом не кончается. Они с отцом — по-прежнему семья. Они, как раньше, ездят на охоту, колесят по дорогам, долго не задерживаясь на одном месте, бьют адских тварей, и снова, снова, снова... их бесконечное путешествие не прекращается. Как раньше. Да все, в общем, как раньше, и это правда. Почти ничего не изменилось. Почти ничего... Можно, казалось бы, спокойно жить и делать своё дело. Все как раньше. Только вот место Сэма в машине пустует, и нельзя бросить в него смятый стаканчик от кофе и прервать этим очередную тираду. Нельзя ткнуть его в плечо и сказать, что хватит уже быть таким занудой. Нельзя подбросить краску ему в шампунь — как в детстве — и сползти от смеха на коврик на полу машины, увидев Сэма с огненно-рыжими волосами и чистой яростью на лице.
Все было совсем не как раньше. И, когда отрицать этот явный факт стало не под силу даже Дину, он учится жить без Сэма. Безуспешные попытки... заполнить странную и совершенно глупую, смешную, идиотскую пустоту в ровном течении жизни, на месте, где был прежде Сэм, чем-то другим. Чем-то, кем-то. Дин знакомится с кучей самых разных людей — благо, в людях недостатка нет, учитывая количество мест, где они бывают с отцом. Дин знакомится в душных барах, в ресторанах, в парках и автосалонах, повсюду, и проводит очень даже хорошо один день, пускай два, три, и вроде бы странная пустота, ощущение нехватки отступают. О них можно забыть. В беспечной болтовне каких-нибудь Сьюзен, Мегги, Лоры, Сары и так далее. Он их не запоминает по именам, этих девчонок, - на следующий день появится уже новая, и каких-то два-три дня с ней будет хорошо. А после... после Дин ловит себя на непрошеном чувстве, которое приходит без приглашения и портит всё. Когда он умудрился так безнадежно потерять над собой контроль? Чувство это — а ведь Дин Винчестер всегда смеялся над чувствами — неизменно приходит и отравляет прелесть общения с Лорой или Сарой. Его можно разделить на две части. Первая — желание ни с того ни с сего поговорить о настоящем себе, о настоящей своей жизни. Вторая — понимание, что, начни он сейчас спрашивать у Лоры или Сары о сатанинских крестах и ритуалах вызова духов, его обвинят в безумии и бросят. А бросать Дин предпочитает сам. И бросает тут же, едва ощутив это мерзкое чувство, - встает и уходит, оставляя за спиной злую, несчастную Лору или Сару.
Попытки найти не девушку, а друга точно так же не приносят ничего хорошего. Дин просто не умеет дружить. С девчонками обращаться — да, и опыт у него весомый в этом деле, а вот с друзьями возникает большая проблема. В конце концов, друзей у Дина никогда не было. У него был брат. Для шуток с подмешиванием краски в шампунь. Для долгих и скучных поездок, в которых отец так занят своим дневником и своими загадочными планами, что на сыновей не обращает внимания. Для душных баров и шумных клубов — хоть Сэм и терпеть не мог подобные места. Для разговоров о нечисти и сатанинских крестах. Сэмми был ВСЕГДА, на все, как говорится, случаи жизни. Жизнь Дина с детских лет проходила рядом с Сэмом — где-нибудь брат обязательно был, и надо было его только позвать, чтоб он пришел. Конечно, и тогда Дин знакомился с Лорами и Сарами и хорошо проводил время в их компании, притворяясь кем-то другим — разным, по настроению, - играл свои разные роли со вкусом и получал искреннее удовольствие... Но рядом всегда был Сэм, и, возвращаясь домой после очередной бурной ночи, Дин был просто Дином — и даже сам не понимал, как ему, оказывается, нужна эта возможность быть собой. Он и не думал о друзьях. Вообще о каких-то более-менее постоянных людях в своей жизни. Зачем ему нужен кто-то еще, раз есть брат?
А теперь брата нет. И все безуспешные попытки обрести кого-то на него похожего с треском проваливаются, не успев даже как следует начаться. В первый раз за всю свою жизнь Дин Винчестер чувствует себя болтающимся в мире без всякой опоры. И почему он раньше не знал, что такой опорой был ему невыносимо занудный и серьезный братишка?
- Дин, насчет мамы с папой... я...
- Только без соплей.
- Дурак.
- Кретин.
Сэмми опять занимает своё место в их старенькой машине. Сэмми опять рядом. Такой же невыносимо нудный и всезнающий, как прежде. Дин наконец обрел своего блудного братишку — но почему-то не знает, как вести себя с ним. Что делать, что говорить, как обращаться с этим вроде бы старым и все же чуть новым Сэмом... и дело не в том, что в характере Сэмми появилось еще больше упрямства и своеволия. Просто и теперь, когда утраченный порядок восстановлен, не все так, как прежде. Совсем не так. Вынужденный разрыв с братом на несколько лет, может быть, не изменил Сэма, но в Дине что-то с ног на голову перевернулось и сейчас, рядом с братишкой, росло еще сильней. Без всяких на то причин у Дина стали появляться не свойственные ему желания. Какой-то сентиментальный бред. Какая-то мягкость, целиком и полностью чуждая... раньше.
Все изменилось. Катастрофически. И Дин однажды понимает, что теперь уже не способен прятать от себя свои чувства — от других, конечно, с успехом, как всегда, а от себя самого — нет. И смеяться наедине с собой над этими чувствами уже было не так просто. Дин как-то поймал в себе странную правду — он забрал братишку из университета не только для того, чтобы вместе гоняться за потерявшимся отцом. Не только... и не столько для этого. Странная и даже оскорбительная для Дина Винчестера правда была в том, что он не мог без Сэмми. Брат его выводил из себя по двести раз на дню и бесконечно раздражал своим занудством, порой брата хотелось крепко ударить чем-то очень тяжелым, но, когда этой ходячей серьезности рядом не было, Дин не ощущал себя. Не ощущал своей цельности и законченности. Брат — какая-то очень важная деталь в нем... чуть не самая важная, и без этой детали все здание рушится.
Дин осознает эту странную правду в себе — и по старой привычке хочет от неё отмахнуться. Посмеяться над ней. Над этой глупой, сентиментальной чушью... это Сэм мог рассуждать в таком духе, но точно не Дин, всегда спокойный и в общем равнодушный ко всему. Не равнодушный, оказывается. И прогнать эту правду — невозможно. Ведь он бросился за Сэмом через всю страну не столько ради того, чтобы разыскивать вместе пропавшего отца. И вообще совсем не ради этого. Он просто хотел быть с братом. Хрупкое, слабое подобие нормальной жизни, которая еще могла существовать, когда был отец, исчезла — и в первый раз Дин почувствовал себя так банально и так по-дурацки одиноким.
Конечно, он лучше умрет в когтях демона, чем расскажет об этом братишке.
Как вести себя с Сэмми, Дин не очень понимает и ведет, как обычно, то есть язвит на каждом шагу и как будто остается безучастным к разного рода глупостям вроде чувств. Своих и чужих. Перед собой изображать кого-то другого вдруг оказалось невозможно. Зато перед Сэмом — еще как, и Дин мастерски отыгрывает свою роль, не поддаваясь порыву к сентиментальности, неуместной и больше для девчонок подходящей. И еще для Сэма. Это он может вдруг обернуться к Дину и с самым серьезным видом сказать: «Я так рад, что мы снова вместе, Дин». Эти же дурацкие слова вертятся на языке у Дина каждую минуту. И порой желание сболтнуть что-нибудь в этом духе становится до ужаса невыносимым... Ведь он тоже рад. Господи, да он просто счастлив, что наконец-то может сидеть в машине рядом с братишкой, как прежде, и каждый чертов день он просыпается чуть раньше Сэма, в дурмане сна забывая, что брат снова с ним, и ожидая увидеть их с отцом одинокую и мрачную квартирку... в одной из мелких гостиниц в одном из бесконечных городов, куда на этот раз занесла их работа. Но не может ведь он, в самом деле, сказать об этом брату? Не может сказать, что в такие моменты утра, стряхнув с себя сон, смотрит на Сэма и чувствует в груди холодный, жуткий, грызущий горло страх, вернувшийся с того дня, когда Сэмми ушел и громко хлопнул дверью. Противный и привязчивый страх, от которого не избавишься. Страх потерять Сэма. Страх, что Сэм исчезнет... куда-нибудь. Уйдет. Сбежит обратно в свой университет. Опять сбежит и оставит Дина одного.
Впрочем, страх быстро исчезает, забитый в дальние углы сознания, когда Сэм просыпается, и они начинают свой ежедневный «обмен любезностями». Так легко за шуткой и показным равнодушием забыть о страхе... до следующего утра. А там все повторяется по новому кругу. Это круг замкнутый, из него не выберешься, и самой навязчивой мыслью Дина становится мысль — он сделает все, что угодно, только бы не потерять брата во второй раз. Он будет держать его обманом и силой, даже глупыми просьбами, если потребуется, - но ни за что на свете не отпустит Сэма опять. Ни за что на свете.
Когда Сэм все-таки уходит, выбрав не брата, а собственную цель — упрямства ему было не занимать, — Дин убеждает себя, что обойдется и без него. В конце концов, обходился же как-то с тех пор, как упертый Сэмми сбежал в свою Калифорнию; обходился тогда, сумеет, конечно, и теперь, просто нужно не думать об этом и заниматься только своей работой. Дин убеждает себя, что сможет без Сэма, - и делает это исключительно для того, чтоб совсем не спятить. Ему хочется выйти из машины, догнать брата и вернуть его назад сразу, стоит Сэму захлопнуть за собой дверь — и опять он уходит, хлопнув дверью, опять, как в тот раз, опять уходит и бросает... Ему хочется набрать номер Сэма по сотне раз в день. Ему хочется оставить все и кинуться вдогонку за братишкой — да мало ли что с ним может произойти, в конце концов? Дину хочется многих вещей, но, конечно, он не делает ни одну из них, а совершает все в точности наоборот. Бросает телефон на заднее сиденье машины, так и не набрав номер. Включает музыку в салоне погромче и прибавляет скорость. Занимается работой, как будто она важнее брата. Она должна быть важней, по всем правилам, работа — прежде всего, так учил с детства отец, и все же... Дин даже не пытается гнать мысли о Сэме прочь — без толку. Он лишь противится себе и убеждает себя, что легко сможет жить без брата.
Это, конечно, жалкая и ничуть не убедительная ложь. Не сможет. Никогда не мог. И каждый метр, что проезжает их старенькая машина, в которой опять нет Сэма, кажется чудовищным насилием над тем, как должно быть.
- Подвезти тебя куда-нибудь?
- Нет… придется тебе меня терпеть.
- Ты что же, передумал?
- Нет. Я буду искать отца. И буду ругаться с тобой. Маму и Джессику не вернуть… отец неизвестно где… Ты и я – все, что осталось. И чтобы не сгинуть, надо держаться вместе.
- Обними меня. Было красиво.
- Иди ты!
Так они заканчивают это как будто пустячное происшествие. И больше не возвращаются к нему, не говорят о нем. Ни одним словом, ни одним жестом Дин не показывает своих настоящих чувств, как всегда, но какие-то выражения Сэму, оказывается, и вовсе не нужны. Он читает правду за всеми шутками Дина, смотрит за маску его показного равнодушия — и тихо, сам себе, все понимает, и легкой улыбкой показывает, что понял. Вот же Дину повезло — такой проницательный братишка достался... В тот же вечер все как обычно, они едут куда-то по петляющим дорогам Америки, сидя рядом, и музыка раскатисто грохочет на весь салон. Все как обычно. Но с тех пор, как спустя несколько лет вынужденного разрыва Дин вернул брата себе, ничего не было как обычно — и, наверное, не будет. До всяких сентиментальностей Дин еще не докатился — и не докатится, вот еще чего не хватало, но сам с собой он теперь может говорить честно... и поэтому думает, глядя на Сэма, который бессовестно уснул, откинув голову на спинку сиденья:
«Не отпущу тебя больше ни на шаг, братишка. Хоть силой назад возвращать буду... столько раз, сколько надо. Не отпущу тебя, слышишь?»
Название: «Брат»
Автор: rainbow
Фэндом: Supernatural
Персонажи: Дин, Сэм
Жанр:
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеСэм и отец на кухне опять ругаются — в сотый раз по поводу этих бредовых затей брата с университетом, — а Дин сидит в гостиной на диване, вытянув ноги на столик перед собой, и лениво листает журнал. Как будто и не слушает совсем. Как будто вся эта ситуация ничуть его не касается. Дин уже мастерски владеет искусством давить каждый свой душевный порыв и делать все прямо наоборот, — поэтому он сидит, небрежно равнодушный ко всем на свете, кроме себя и еще, пожалуй, красотки на обложке журнала... со скучающим видом он глядит на страницы, не видя их, а жадно улавливая каждое слово сквозь тонкую стенку между кухней и гостиной.
Отец и Сэм уже не говорят — с разговора они начали минут двадцать назад, а теперь, забыв ровный и спокойный тон, взахлеб кричали друг на друга. Острый язык братишке, видимо, по наследству перешел от их отца — одинаково упрямо и жестко они ругаются, больше ничего вокруг не замечая. А ведь их резкие и громкие голоса, судя по всему, и через дверь дома слышны — скоро сбегутся возмущенные таким поведением соседи. Дин напрягает слух, как может, стараясь не упустить ни словечка.
Не то чтобы такая ссора у отца и Сэма произошла в первый раз. Куда уж там. Они цапаются с тех пор, как Сэмми не пойми с чего заявил, что блудная и нечестная жизнь охотников за нечистью ему не не по душе, что он хочет... как он там говорил... надежности и нормальной жизни, черт возьми. Да, именно так, с такой ядовитой присказкой. Когда-то у Сэмми был покладистый и мягкий характер — по сравнению с ним, Дином, по крайней мере. Он, как Дин, во всем слушал отца, даже не думал возразить против его порой странных и не очень понятных приказов. Дин привык видеть Сэма таким — уступчивым, спокойным, немного занудным, может, но вполне довольным их «дорожной» жизнью. Он упустил из виду момент, когда у младшего братишки прорезались зубки. Острые и опасные. Когда младший братишка вдруг решил, что хочет вести совсем другую жизнь... что «семейный бизнес» и вообще все, чем занимается его семья, ему больше не подходит.
Дин не особо слушал Сэма. И, конечно, не верил в серьезность этих громких и упрямых заявлений — он не хочет так жить, не хочет «дурить людей», «жульничать с кредитными картами», «таскаться по всей стране» и прочее, прочее, прочее. Он хочет учиться, он поедет в университет... Да никуда он, само собой, не поедет. Никуда не денется. Отец не пустит его, да и вообще, хоть бы и пустил... Семья — святыня. Это было одной из непреложных истин, в которую, как и в другие, Дин крепко уверовал еще в детстве. И Сэм тоже. Разумеется, Сэм тоже. Иначе не может быть.
Почти каждый день с тех пор между отцом и Сэмом шли эти нудные, скучные, все на одну и ту же тему разговоры, быстро переходившие в шум и крик. Вот и сейчас. Одно и то же. Дин слышал все это уже бесконечное множество раз. Ему самому нравилось изображать безразличие и даже снисходительную насмешку в адрес брата — ребенок еще, глупый мальчишка, что с него возьмешь... это Дину нравилось, и все равно, стоило отцу и брату начать ругаться, как он обнаруживал себя где-то поблизости от них — случайно, само собой, не специально ведь, и он с успехом разыгрывал роль безучастного наблюдателя конфликта. Сидел, занимаясь своим делом... и чутко прислушивался к тому, что происходит за стенкой. Как сейчас.
Все то же самое. Те же аргументы, те же крики и жестокие слова с обеих сторон. Исход, конечно, будет тоже неизменным — то есть никаким. Отец откажется принимать Сэмми всерьез — и правильно, между прочим, сделает, и сердитый, обиженный брат с красным от гнева лицом и горящими глазами уйдет к себе в комнату, чтобы спустя пару-тройку часов остыть... до следующей, и весьма близкой, ссоры с отцом. Все будет, как всегда... Непонятный страх внезапно на одну секунду накатывает на Дина — необъяснимый страх, глупый, без причин, как тошнота, резко и жутко. Дин, ощутив холодок по спине, встряхивает головой и уже с готовностью спешит, как обычно, отбросить неясное чувство и посмеяться над ним — он привык смеяться над чувствами...
- Раз так хочешь, убирайся из этого дома! Убирайся в свою Калифорнию!
Это отец кричит — страшным, пронзительным, не своим голосом. Долгая, растянутая до бесконечности пауза... и взлетают, ужасно грохоча, наверх по лестнице шаги Сэма, гремит на кухне посуда — отец, видимо, старается утопить свой гнев в стаканчике спиртного. А Дин опять без малейших к тому причин чувствует, как все его внутренности стягивает в жгут липкая рука страха, ледяные мурашки бегут по позвоночнику... Ну, конечно, отец вовсе не думает так. Только порыв неудержимой ярости стоит за его резкими словами. Он успокоится. И Сэм успокоится тоже. Как успокаивался всегда. Он ведь не может, в самом деле, принять эти дурацкие слова отца всерьез! Не может, правда?
Позже Дин ни раз думал, что, наверное, совсем не знал своего младшего братишку. Ему почти удалось угомонить свой неразумный страх и вернуться к чтению журнала — через пару минут он хотел пойти к Сэму и охладить его пыл... да и с отцом поговорить нужно. Вот еще не хватало — провести ужин в атмосфере тягостного молчания, когда отец и брат не отрываясь глядят в свои тарелки и ни за что на свете — друг на друга. Дин не обращал внимания на странный шум наверху — гремящие шаги, неясные шорохи, стук и скрежет, братик, наверное, бушует и вымещает свой гнев на мебели, - и никак не ожидал спустя несколько минут увидеть Сэма на ступенях лестницы. Взъерошенного, с лихорадочно горящими щеками, блеском в глазах... и со старой спортивной сумкой в руке.
- Эй, Сэмми, ты что?..
В первый раз за всю свою жизнь Дин Винчестер, этакий невозмутимый и вечно ко всему безучастный циник, слышит в своем голосе растерянность и даже беспомощность. В первый раз за всю жизнь он не понимает, что творится, и не знает, как быть с этим — с братишкой, который, кажется, и правда вознамерился уходить из дома.
- Ты сам все слышал, - грубо и резко отвечает Сэм, таща по ступенькам вниз набитую вещами сумку... с такой грубостью и резкостью он никогда прежде с братом не разговаривал. С отцом — может быть, с братом — никогда. И неразумный, но теперь, видимо, обретший причину страх приходит снова, вцепляется в горло Дину мертвой хваткой. Он резко выдыхает, сам себя проклиная за глупые чувства, и едва разбирает последнее слово Сэма:
- … ухожу.
- Кретин, - ценой страшных усилий взяв себя в руки и даже изобразив на лице привычную усмешку, бросает Дин. Откидывается на спинку дивана небрежным движением и старается добавить в голос неверящих нот... Но почему-то, опять же в первый раз за всю жизнь, у него это совсем не выходит. И голос, всегда такой ровный и невозмутимый, звучит как-то хрипло, беспомощно и глупо.
- Кретин, - повторяет он еще раз, вставая с дивана и делая шаг в сторону Сэма. - Ты ведь знаешь, отец просто погорячился. Это у вас обоих семейное. Он успокоится. И ты успокойся. Не говори глупостей.
За спиной Дина в дверях кухни появляется такой же красный и сердитый, как Сэмми, отец. Он скрещивает руки на груди, опирается плечом на дверной косяк — и Дин с удивлением слышит жесткие, холодные, будто чужаком сказанные слова:
- Пусть уходит, Дин. Не держи его. Раз наша жизнь его так не устраивает — пусть идет в свой университет. Не хочу больше видеть его в этом доме.
Дин все еще отказывается верить своим ушам, вообще верить в то, что происходит, отметая с упрямой настойчивостью липкий страх и все дурные предчувствия и подозрения, изо всех сил гонит от себя страшную правду. А Сэм и отец еще какое-то время стоят и смотрят не отрываясь в глаза друг друга... не может быть, чтоб в их глазах сквозила такая сильная, настоящая ненависть, этого просто не может быть! Дин тоже не двигается с места — и чувствует, как ломает страх любое сопротивление и все больше сдавливает горло, мешая дышать. Что-то не так. Что-то здесь не так, как должно быть. Сэм не может... Сэмми не может в самом деле.
Позже Дин ни раз думал, что, наверное, совсем не знал своего младшего брата, ведь Сэм смог. Держа в руке спортивную сумку — вещи, в спешке набросанные туда, торчали со всех сторон наружу, - он идет к двери, не собираясь поворачивать назад... и отец даже не пытается остановить его. Лицо всегда спокойного и мягкого братишки — это Дин в их семье обладал буйным характером и плевать хотел на все запреты и правила! - поразительно переменилось; какая-то пугающая решимость написана на нем, глаза блестят почти безумным блеском, губы крепко сжаты в тонкую и упрямую линию. Никогда прежде Дин не видел его таким. Он даже не подозревал, что братик способен таким быть. Наверное, он совсем, совсем, совсем его не знал...
- Сэмми...
Будто стряхнув с себя тяжелую дремоту, Дин наконец делает резкое движение и хватает брата за рукав, чтоб притянуть к себе.
- Сэмми, не глупи. Что за детские капризы? Ты злишься, конечно, я понимаю, но не можешь ведь ты...
- Что - не могу?
- Бросить меня и отца. Бросить семью.
Сэм оборачивается к Дину и смотрит на него долгим, тяжелым взглядом, и Дин думает — вот сейчас эта странная решимость уйдет с лица его братишки, Сэм дрогнет, передумает, поймет, что уходить из дома и бросать Дина и отца... НЕМЫСЛИМО. Они же Винчестеры. Семья. Одно целое. Нерушимое, навечно нерушимое целое. Во всем мире у них нет никого ближе и дороже. Как может Сэм не понимать этого?!
Позже Дин думал, что Сэм, наверное, прекрасно понимал, - и все же это не помешало ему вместо ответа вырвать рукав куртки из пальцев Дина и, выйдя за порог, с оглушительным грохотом захлопнуть за собой дверь.
***
Несколько лет проходит в безуспешных попытках научиться жить без Сэма. И как будто все как раньше — они с отцом ездят на охоту за нечистью, колесят по стране, привычно жульничают с кредитными картами... но их теперь двое, а не трое, и один этот факт перевернул все с ног на голову. Наверное, отец скучал по Сэмми. И сожалел о своих сказанных в приступе гнева словах. Но, конечно, свои переживания он Дину не показывал — не знай Дин отца так хорошо, мог бы подумать, что его и вовсе не беспокоит отсутствие младшего сына, как и его жизнь где-то там, на другом краю Америки. Бесконечная охота, конца у которой не будет никогда, забрасывала их в самые разные штаты, но по стечению неких загадочных обстоятельств Калифорния, где учился в университете Сэм, ни разу не попадал в список. Отец молчал, молчал и Дин, и жизнь как будто была такой же, как раньше, да только вот...
Несколько лет в безуспешных попытках жить без Сэма. Они проходят долго и тяжело. И лишь охота за нечистью на какое-то время отвлекает и создает иллюзию, что все в порядке. Дин мастерски умеет душить свои порывы и поступать прямо наоборот. И над чувствами он тоже умеет смеяться — над своими, в первую очередь. Да только вот безучастное равнодушие ко всему на свете в этот раз не срабатывает. Привычная схема — забыть и не думать — не срабатывает. Вообще ничего из стандартного арсенала уловок Дина не срабатывает, черт возьми. И одно место в их побитой семейной машине остается вызывающе пустым. И каждый чертов раз, когда они с отцом едут ловить очередного призрака, взгляд Дина намертво прирастает к этому пустому месту. Где по всем законам реальности — той реальности, к которой Дин привык за много лет, - должен сейчас сидеть Сэм. Невыносимый, занудный донельзя Сэмми, он должен тут сидеть и нудить без конца, выдавая прорву своих безграничных знаний. А сам Дин должен обрывать его на полуслове, швыряя бумажный стаканчик из-под кофе и беззлобно советовать: «Заткнись, будь добр».
Когда Сэмми сидел в их старенькой машине и что-то бурчал под ухом у Дина, Дин не придавал этому значения. А теперь, когда Сэма нет на том месте, где он быть ДОЛЖЕН, оказалось, что младший братишка стал какой-то очень важной частью его жизни. И без Сэма эта жизнь была... неправильной. Ломаной. Как треснувшая с одной стороны чашка. Еще можно пользоваться ей, но трещину против воли замечаешь. Дин не просто замечает. Дин думает об этой проклятой трещине постоянно. Хотя, само собой, в первое время еще делает вид, что все в порядке, а этот досадный эпизод скоро изгладится из памяти, не оставив следа. Сэмми выбрал свой путь. Это его жизнь, в конце концов. Да, его выбор Дину не понятен и глубоко чужд, и все-таки выбор его. Ничего с этим уже не поделаешь. Не ехать же в Калифорнию и не уговаривать Сэма вернуться в отчий дом, а может, силой его обратно тащить?
Дин и сам себе не признается, что такая мысль — поехать и хоть силой заставить брата вернуться — посещала его ни раз. И не два. И даже не три. Эту мысль, как и все прочие, он гонит от себя прочь и, казалось бы, преуспевает в этом. По началу так легко изображать небрежное безразличие к тому, что Сэма нет, - ну, пускай нет, жизнь на этом не кончается. Они с отцом — по-прежнему семья. Они, как раньше, ездят на охоту, колесят по дорогам, долго не задерживаясь на одном месте, бьют адских тварей, и снова, снова, снова... их бесконечное путешествие не прекращается. Как раньше. Да все, в общем, как раньше, и это правда. Почти ничего не изменилось. Почти ничего... Можно, казалось бы, спокойно жить и делать своё дело. Все как раньше. Только вот место Сэма в машине пустует, и нельзя бросить в него смятый стаканчик от кофе и прервать этим очередную тираду. Нельзя ткнуть его в плечо и сказать, что хватит уже быть таким занудой. Нельзя подбросить краску ему в шампунь — как в детстве — и сползти от смеха на коврик на полу машины, увидев Сэма с огненно-рыжими волосами и чистой яростью на лице.
Все было совсем не как раньше. И, когда отрицать этот явный факт стало не под силу даже Дину, он учится жить без Сэма. Безуспешные попытки... заполнить странную и совершенно глупую, смешную, идиотскую пустоту в ровном течении жизни, на месте, где был прежде Сэм, чем-то другим. Чем-то, кем-то. Дин знакомится с кучей самых разных людей — благо, в людях недостатка нет, учитывая количество мест, где они бывают с отцом. Дин знакомится в душных барах, в ресторанах, в парках и автосалонах, повсюду, и проводит очень даже хорошо один день, пускай два, три, и вроде бы странная пустота, ощущение нехватки отступают. О них можно забыть. В беспечной болтовне каких-нибудь Сьюзен, Мегги, Лоры, Сары и так далее. Он их не запоминает по именам, этих девчонок, - на следующий день появится уже новая, и каких-то два-три дня с ней будет хорошо. А после... после Дин ловит себя на непрошеном чувстве, которое приходит без приглашения и портит всё. Когда он умудрился так безнадежно потерять над собой контроль? Чувство это — а ведь Дин Винчестер всегда смеялся над чувствами — неизменно приходит и отравляет прелесть общения с Лорой или Сарой. Его можно разделить на две части. Первая — желание ни с того ни с сего поговорить о настоящем себе, о настоящей своей жизни. Вторая — понимание, что, начни он сейчас спрашивать у Лоры или Сары о сатанинских крестах и ритуалах вызова духов, его обвинят в безумии и бросят. А бросать Дин предпочитает сам. И бросает тут же, едва ощутив это мерзкое чувство, - встает и уходит, оставляя за спиной злую, несчастную Лору или Сару.
Попытки найти не девушку, а друга точно так же не приносят ничего хорошего. Дин просто не умеет дружить. С девчонками обращаться — да, и опыт у него весомый в этом деле, а вот с друзьями возникает большая проблема. В конце концов, друзей у Дина никогда не было. У него был брат. Для шуток с подмешиванием краски в шампунь. Для долгих и скучных поездок, в которых отец так занят своим дневником и своими загадочными планами, что на сыновей не обращает внимания. Для душных баров и шумных клубов — хоть Сэм и терпеть не мог подобные места. Для разговоров о нечисти и сатанинских крестах. Сэмми был ВСЕГДА, на все, как говорится, случаи жизни. Жизнь Дина с детских лет проходила рядом с Сэмом — где-нибудь брат обязательно был, и надо было его только позвать, чтоб он пришел. Конечно, и тогда Дин знакомился с Лорами и Сарами и хорошо проводил время в их компании, притворяясь кем-то другим — разным, по настроению, - играл свои разные роли со вкусом и получал искреннее удовольствие... Но рядом всегда был Сэм, и, возвращаясь домой после очередной бурной ночи, Дин был просто Дином — и даже сам не понимал, как ему, оказывается, нужна эта возможность быть собой. Он и не думал о друзьях. Вообще о каких-то более-менее постоянных людях в своей жизни. Зачем ему нужен кто-то еще, раз есть брат?
А теперь брата нет. И все безуспешные попытки обрести кого-то на него похожего с треском проваливаются, не успев даже как следует начаться. В первый раз за всю свою жизнь Дин Винчестер чувствует себя болтающимся в мире без всякой опоры. И почему он раньше не знал, что такой опорой был ему невыносимо занудный и серьезный братишка?
***
- Дин, насчет мамы с папой... я...
- Только без соплей.
- Дурак.
- Кретин.
Сэмми опять занимает своё место в их старенькой машине. Сэмми опять рядом. Такой же невыносимо нудный и всезнающий, как прежде. Дин наконец обрел своего блудного братишку — но почему-то не знает, как вести себя с ним. Что делать, что говорить, как обращаться с этим вроде бы старым и все же чуть новым Сэмом... и дело не в том, что в характере Сэмми появилось еще больше упрямства и своеволия. Просто и теперь, когда утраченный порядок восстановлен, не все так, как прежде. Совсем не так. Вынужденный разрыв с братом на несколько лет, может быть, не изменил Сэма, но в Дине что-то с ног на голову перевернулось и сейчас, рядом с братишкой, росло еще сильней. Без всяких на то причин у Дина стали появляться не свойственные ему желания. Какой-то сентиментальный бред. Какая-то мягкость, целиком и полностью чуждая... раньше.
Все изменилось. Катастрофически. И Дин однажды понимает, что теперь уже не способен прятать от себя свои чувства — от других, конечно, с успехом, как всегда, а от себя самого — нет. И смеяться наедине с собой над этими чувствами уже было не так просто. Дин как-то поймал в себе странную правду — он забрал братишку из университета не только для того, чтобы вместе гоняться за потерявшимся отцом. Не только... и не столько для этого. Странная и даже оскорбительная для Дина Винчестера правда была в том, что он не мог без Сэмми. Брат его выводил из себя по двести раз на дню и бесконечно раздражал своим занудством, порой брата хотелось крепко ударить чем-то очень тяжелым, но, когда этой ходячей серьезности рядом не было, Дин не ощущал себя. Не ощущал своей цельности и законченности. Брат — какая-то очень важная деталь в нем... чуть не самая важная, и без этой детали все здание рушится.
Дин осознает эту странную правду в себе — и по старой привычке хочет от неё отмахнуться. Посмеяться над ней. Над этой глупой, сентиментальной чушью... это Сэм мог рассуждать в таком духе, но точно не Дин, всегда спокойный и в общем равнодушный ко всему. Не равнодушный, оказывается. И прогнать эту правду — невозможно. Ведь он бросился за Сэмом через всю страну не столько ради того, чтобы разыскивать вместе пропавшего отца. И вообще совсем не ради этого. Он просто хотел быть с братом. Хрупкое, слабое подобие нормальной жизни, которая еще могла существовать, когда был отец, исчезла — и в первый раз Дин почувствовал себя так банально и так по-дурацки одиноким.
Конечно, он лучше умрет в когтях демона, чем расскажет об этом братишке.
Как вести себя с Сэмми, Дин не очень понимает и ведет, как обычно, то есть язвит на каждом шагу и как будто остается безучастным к разного рода глупостям вроде чувств. Своих и чужих. Перед собой изображать кого-то другого вдруг оказалось невозможно. Зато перед Сэмом — еще как, и Дин мастерски отыгрывает свою роль, не поддаваясь порыву к сентиментальности, неуместной и больше для девчонок подходящей. И еще для Сэма. Это он может вдруг обернуться к Дину и с самым серьезным видом сказать: «Я так рад, что мы снова вместе, Дин». Эти же дурацкие слова вертятся на языке у Дина каждую минуту. И порой желание сболтнуть что-нибудь в этом духе становится до ужаса невыносимым... Ведь он тоже рад. Господи, да он просто счастлив, что наконец-то может сидеть в машине рядом с братишкой, как прежде, и каждый чертов день он просыпается чуть раньше Сэма, в дурмане сна забывая, что брат снова с ним, и ожидая увидеть их с отцом одинокую и мрачную квартирку... в одной из мелких гостиниц в одном из бесконечных городов, куда на этот раз занесла их работа. Но не может ведь он, в самом деле, сказать об этом брату? Не может сказать, что в такие моменты утра, стряхнув с себя сон, смотрит на Сэма и чувствует в груди холодный, жуткий, грызущий горло страх, вернувшийся с того дня, когда Сэмми ушел и громко хлопнул дверью. Противный и привязчивый страх, от которого не избавишься. Страх потерять Сэма. Страх, что Сэм исчезнет... куда-нибудь. Уйдет. Сбежит обратно в свой университет. Опять сбежит и оставит Дина одного.
Впрочем, страх быстро исчезает, забитый в дальние углы сознания, когда Сэм просыпается, и они начинают свой ежедневный «обмен любезностями». Так легко за шуткой и показным равнодушием забыть о страхе... до следующего утра. А там все повторяется по новому кругу. Это круг замкнутый, из него не выберешься, и самой навязчивой мыслью Дина становится мысль — он сделает все, что угодно, только бы не потерять брата во второй раз. Он будет держать его обманом и силой, даже глупыми просьбами, если потребуется, - но ни за что на свете не отпустит Сэма опять. Ни за что на свете.
***
Когда Сэм все-таки уходит, выбрав не брата, а собственную цель — упрямства ему было не занимать, — Дин убеждает себя, что обойдется и без него. В конце концов, обходился же как-то с тех пор, как упертый Сэмми сбежал в свою Калифорнию; обходился тогда, сумеет, конечно, и теперь, просто нужно не думать об этом и заниматься только своей работой. Дин убеждает себя, что сможет без Сэма, - и делает это исключительно для того, чтоб совсем не спятить. Ему хочется выйти из машины, догнать брата и вернуть его назад сразу, стоит Сэму захлопнуть за собой дверь — и опять он уходит, хлопнув дверью, опять, как в тот раз, опять уходит и бросает... Ему хочется набрать номер Сэма по сотне раз в день. Ему хочется оставить все и кинуться вдогонку за братишкой — да мало ли что с ним может произойти, в конце концов? Дину хочется многих вещей, но, конечно, он не делает ни одну из них, а совершает все в точности наоборот. Бросает телефон на заднее сиденье машины, так и не набрав номер. Включает музыку в салоне погромче и прибавляет скорость. Занимается работой, как будто она важнее брата. Она должна быть важней, по всем правилам, работа — прежде всего, так учил с детства отец, и все же... Дин даже не пытается гнать мысли о Сэме прочь — без толку. Он лишь противится себе и убеждает себя, что легко сможет жить без брата.
Это, конечно, жалкая и ничуть не убедительная ложь. Не сможет. Никогда не мог. И каждый метр, что проезжает их старенькая машина, в которой опять нет Сэма, кажется чудовищным насилием над тем, как должно быть.
- Подвезти тебя куда-нибудь?
- Нет… придется тебе меня терпеть.
- Ты что же, передумал?
- Нет. Я буду искать отца. И буду ругаться с тобой. Маму и Джессику не вернуть… отец неизвестно где… Ты и я – все, что осталось. И чтобы не сгинуть, надо держаться вместе.
- Обними меня. Было красиво.
- Иди ты!
Так они заканчивают это как будто пустячное происшествие. И больше не возвращаются к нему, не говорят о нем. Ни одним словом, ни одним жестом Дин не показывает своих настоящих чувств, как всегда, но какие-то выражения Сэму, оказывается, и вовсе не нужны. Он читает правду за всеми шутками Дина, смотрит за маску его показного равнодушия — и тихо, сам себе, все понимает, и легкой улыбкой показывает, что понял. Вот же Дину повезло — такой проницательный братишка достался... В тот же вечер все как обычно, они едут куда-то по петляющим дорогам Америки, сидя рядом, и музыка раскатисто грохочет на весь салон. Все как обычно. Но с тех пор, как спустя несколько лет вынужденного разрыва Дин вернул брата себе, ничего не было как обычно — и, наверное, не будет. До всяких сентиментальностей Дин еще не докатился — и не докатится, вот еще чего не хватало, но сам с собой он теперь может говорить честно... и поэтому думает, глядя на Сэма, который бессовестно уснул, откинув голову на спинку сиденья:
«Не отпущу тебя больше ни на шаг, братишка. Хоть силой назад возвращать буду... столько раз, сколько надо. Не отпущу тебя, слышишь?»
@темы: творчество, фанфики, supernatural
А дальше их отношения будут уже не такие трогательные разве?
Мне нравится, как в этом сезоне показано, что Дин не может без Сэма. Напрямую он этого не говорит, но по всем его поступкам видно - не может. Они должны держаться вместе. И даже слэш тут вовсе не при чем)
Посетите также мою страничку
gmcguire.digital.uic.edu/mediawiki/index.php?ti... как открыть счет в зарубежном банке гражданину россии
33490-+