[.rainbow.]

Название: "Дом безнадёжных мечтателей"
Автор: Rainbow
Жанр: джен, чуть-чуть гета
Рейтинг: G
Размер: макси!
Статус: закончен
Посвящение:  Нанатян., с днём рождения, дорогая моя :* Ты подарила мне своих ребят, теперь я хочу подарить тебе своих. Надеюсь, они смогут хоть немножко поддержать тебя и рассеять всяческие депрессивные настроения ^^
От автора: я просто люблю театр, но совершенно ничего не понимаю в актёрском искусстве - наверняка здесь будет достаточно неточностей и упущений. Впрочем, моя цель - поделиться любовью к театру, а не продемонстрировать, какой я профессионал в этом деле.
Тысяча благодарностей [J]Dita_von_Lanz[/J] за помощь с театральными вопросами

Глава 34. Синхронность

Глава 34. Синхронность

Тяжёлая ткань занавеса, тщательно вычищенная и проглаженная театральным коллективом, медленно поползла в стороны, открывая зрительским взглядам сценические подмостки; множество усилий пришлось приложить сумасшедшей компании, чтобы превратить сцену в богато обставленную, наполненную утончённой роскошью комнату в особняке аристократического семейства Монгомери. Стенка напротив зрительного зала представляла собой внушительное, практически от пола до потолка окно, за которым оставалось свободное пространство, превращённое совместными усилиями Лерки и Лины в зеленеющий садик - искусственные цветы, нарисованные декорации деревьев... Посреди комнаты располагался диванчик, удобный, обтянутый изысканной узорчатой ткань; справа от диванчика разместился низенький столик с букетом свежих цветов в фарфоровой вазочке, деревянные половицы здесь и там были украшены большими коврами и маленькими ковриками. Перед диваном примостился чайный столик, с изящными изогнутыми ножками, с позолоченными росписями и прекрасными кружевными салфеточками; стол был накрыт на несколько персон - пухленький фарфоровый чайник, окружённый чашками, чашечками, ложечками, сахарницами и молочниками. Неподалёку, в уголке комнаты, полукругом стояли кресла, обшитые пурпурным бархатом, по одну сторону от них вдоль стенки тянулись книжные шкафчики и полочки, заполненные многочисленными старинными - на вид действительно старинными - фолиантами. Двери в противоположных концах комнаты должны были показывать вход в другие помещения особняка.
Лина была полностью готова выходить на сценические подмостки - только внешне, разумеется, костюм и грим старательно завершены с помощью Лёны; внутреннее состояние девочки представляло собой что-то неопределённое, между паникой и абсолютной уверенностью, что, благодаря её "замечательной" актёрской игре, спектакль непременно окажется провалившимся. Лина с Яном должны были появиться из зрительного зала, торжественно, как и подобает королеве со своим почётным эскортом, прошествовать вдоль рядов многочисленных кресел и взойти на сцену; Ян объявил о пятиминутной готовности, они разместились за дверью, ведущей в зал, и Лина, тихонько выглядывая, наблюдала за разворачивающимся представлением. Сейчас на сценических подмостках разговаривали Кира и Ник; Авантюристка играла замечательно, а Николай... он всегда выглядел внушительным, монстроподобным Халком - не имеет значения, находится он на сцене или где-нибудь ещё; впрочем, сейчас Ник достаточно неплохо вписывался в образ Томаса, хозяина мельницы, - крестьянский парень, даже на придирчивый взгляд Инквизитора, должен быть именно таким, то есть колоссальных размеров, грубоватым и простоватым на вид. Наверное, Ник серьёзно не дотягивал до профессионального актёрского уровня Яна, Мики и Рафа, не умел настолько стремительно и органично растворяться в образе персонажа, как Феликс и Ренат, но всё-таки... главное достоинство игры Николая, разумеется, заключалось, как и всё остальное, в Кире. Кто ещё сумел бы с такой заботливостью и удивительной, безграничной нежностью заглядывать ей в глаза? Кому удалось бы такими аккуратными, осторожными, наполненными любовью и вниманием движениями брать девушку за руки, обнимать её, успокаивающе гладить по голове? Отношение Ника к Кире, в сущности, было до мельчайших деталей идентично отношению между их персонажами, Томасом и Элизабет, - и Томас, и Ник обращались со своими возлюбленными бережно и немного подобострастно, будто со стеклянной куколкой, которая в любое мгновение может выскользнуть из рук и разбиться.
Впрочем, Лина не слишком внимательно следила за спектаклем - в её голове лихорадочно носились мучительные сомнения. Альберт, прекрасно сыгранный Ренатом, уже заканчивал свой отрывок, несколько секунд... всего несколько мимолётных секунд - и подойдёт очередь Лины появиться на сценических подмостках; Ян, наклонившись к ней, шепчет: "Приготовься!", придвигается вплотную, мгновенно погружаясь в образ Джозефа, своего персонажа, подхватывает воздушный шлейф королевского платья, толкает створки дверей... Нет больше времени бояться, предаваться многочисленным сомнениям и комплексам, задумываться о том, что никогда, никогда, никогда у неё не получится проговорить даже словечка на сцене, под взглядами бесчисленных зрителей; дверь достаточно громко скрипнула, актёры, присутствующие на подмостках, повернулись к Лине и Яну, и вот они идут... идут, идут, идут по узенькой дорожке между бархатистыми креслами.
Точней сказать, предполагается, что королева Кэтрин и принц Джозеф должны неторопливо двигаться к сценическим подмосткам, она - как положено королеве, он - как положено влюблённому в неё, но прячущему это чувство принцу. Однако... Лина, стоило только дверям распахнуться, полностью потерялась и в комплексах, и в сомнениях, и в дурацких запутанных мыслях, и с паническим ужасом почувствовала, что не способна... да, попросту не способна пошевельнуться, сделать хотя бы маленького шажочка; её пригвоздило к месту лихорадочно колотящееся сердце и нервные, обезумевшие мурашки от кончиков пальцев по всему телу. Лину окружало несколько десятков людей, практически незнакомых; они оборачиваются, пристально смотрят на девочку изучающими глазами, и глаза, глаза, множество глаз вокруг, внимательных, прожигающих насквозь. Наверное, они посмеиваются про себя - вот глупенькая девочка, застыла, будто замороженная, с каменным выражением лица; кто, простите, выпустил это неуверенное в себе, растерянное, беспомощное существо с полным отсутствием актёрского опыта на сцену? У неё ничего не получится. Она не сможет. Нет, она не сможет!
Ян ничего не говорил - разумеется, ему нельзя было изменять личности своего персонажа, а зрители, которые расположились на последних рядах, вполне могли бы услышать любое слово, произнесённое им; впрочем, он почувствовал растерянность, испуг и абсолютную неуверенность в себе - всё, что испытывала Лина, не в первый раз уловил ощущения девочки и отреагировал неожиданным образом. Он придумал и поддерживал идею насчёт того, чтобы выпустить Лину на сценические подмостки, он, пожалуй, больше, чем кто-нибудь другой из театрального коллектива, верил в Линины способности - которых не было, не было, не было, - а сейчас Лина подставляла его, не оправдывала ожиданий, могла испортить спектакль, но... Ян не рассердился. Ни разочарования, ни обиды, ни расстройства не проскальзывало у него на лице. Напротив, командир сумасшедшей компании сделал самое лучшее, что мог бы сделать - осторожно, незаметно для публики прикоснулся к Лининой ладони, на несколько коротких мгновений стиснул пальцы девочки и одними глазами, одной только быстрой улыбкой постарался её поддержать. "Я по-прежнему верю в тебя, - как будто без слов говорил он. - Ты сможешь. Как бы сильно ты не сомневалась, не принижала собственные достоинства, не считала себя ничтожеством... я не считаю, что ты ничтожество. Я верю в тебя. Ты сможешь".
Только молчаливая поддержка Яна заставила девочку стряхнуть замораживающий ступор и сделать шаг, первый, второй, третий шаг по направлению к сценическим подмосткам; только благодаря дружественному теплу Яна, безграничной вере, прикосновению его пальцев, взгляду, улыбке - Линины мысли перестали лихорадочно перемещаться внутри головы, наталкиваясь друг на друга, и повернулись совершенно в другом направлении. Кэтрин. Королева Кэтрин. В одном, по крайней мере, оказалась права сумасшедшая компания - Лина, наблюдавшая за всеми репетициями спектакля, больше всего прониклась именно этим персонажем, смотрела, изучала и, в конце концов, выучила все поступки и высказывания Кэтрин наизусть. Почему? Почему Кэтрин, а не Элизабет, Холли, Кассандра? Наверное... наверное, Лине чувствовалось что-то родственное в этой девушке, которая вынуждена была скрываться за безукоризненной маской королевы, настолько одурманенная мечтами об известности и богатстве, что позабыла о собственной личности, настоящей личности, и единственном настоящем желании. Кэтрин даже признаться себе самой в любви к королевскому брату Джозефу отказывалась, потому что не находила сил отречься от надоевшей маски - да и не представляла себя живущей по-другому, без обеспеченности, роскоши, изысканных платьев, редких драгоценностей... долгий, долгий путь проделала Кэтрин, отказавшись от себя, стремясь к выдуманным целям, к жажде безбедного и беспроблемного существования, поглощённая корыстными замыслами... пожалуй, через некоторое время девушка могла бы окончательно потерять свою истинную сущность.
Лина, разумеется, ни к каким материальным ценностям не стремилась. Ей не хотелось добиваться общественного признания, высокого положения, однако... Маска; девочка, как и Кэтрин, носила неизменяющуюся маску в классе талантливых, притворялась вовсе не тем, кто она есть на самом деле, и пыталась увериться, занимаясь бесконечным самоубеждением, что такая жизнь действительно ей по душе. На самом деле, как и Кэтрин, Лина испытывала отчаянный страх перед неизведанным будущим, цеплялась за ненужное, фальшивое и всё-таки устойчивое положение в классе талантливых, за какое-то местечко в этой жизни, потому что, не будь этого места... куда Лине деваться? Кто она, что она, представляет ли из себя хоть что-нибудь значительное, индивидуальное? Девочка не хотела лишаться сомнительной, да, пускай сомнительной, опоры под ногами; они вместе с Кэтрин затаились под своими масками, не способные сделать даже единственного шага к положительным изменениям... Кэтрин помогла Комната, где всё станет по-другому, и для Лины подпольный театрик вместе с сумасшедшей компанией стал именно этой комнатой, комнатой, которая подтолкнула в правильном направлении и подарила душевные силы, чтобы двигаться дальше, чтобы понять, кто она и чем её хотелось бы заниматься в будущем.
Нужно ли говорить, что практически с самого начала Кэтрин Ландкастер перестала быть для Лины просто персонажем, которого придумал театральный коллектив ради спектакля? Нужно ли говорить, что с первых репетиций она прочно ассоциировала себя с этой несуществующей девушкой?
"Попробуйте переместиться внутрь героя, - советовал Ян. - Вглядеться в мир его глазами, продумать его мысли, прочувствовать всё, что чувствует он. На сцене вы - другой человек. Невозможно показать достоверно какую-то личность, если не понимаешь её". Лина понимала Кэтрин. Лина... отчасти и была Кэтрин, она анализировала актёрскую игру Вики, она знает, как нужно показывать этого персонажа... так неужели у неё не получится? Неужели она не сможет? Сможет. Потому что, когда появляешься на сценических подмостках, собственные проблемы перестают иметь какое-нибудь значение; комплексы, страхи, сомнения - шелуха, её следует незамедлительно отбросить в сторону, и Лина отбросила, и Лина превратилась из неуверенной в себе девочки, которая была задавлена классом талантливых, в Кэтрин Ландкастер, королеву, величественную, горделивую, прекрасную. Она - не Лина. Она - Кэтрин.
Распрямив спину, вздёрнув подбородок, как и полагается королевской особе, Лина поднялась по ступенькам на сценические подмостки и обратилась к Элизабет-Кире с первой положенной репликой. Оказывается, начать - наиболее трудная часть задачи, дальше, как только сделаешь первый шажочек, становится легче, и Лина почувствовала, стоило первому словечку сорваться с её губ, как удивительный мир спектакля, придуманного сумасшедшей компанией, захватил её, закружил и заставил совершенно позабыть обо всех неприятностях, сомнениях, комплексах, вопросах и проблемах. Нет, нельзя сказать, что обычная скованность и неуверенность Лины в этот момент окончательно испарились, однако... ей просто не было сейчас дела до неуверенности и скованности - королева Кэтрин подобных чувств не испытывает. Наверное, трудно будет поверить в действительную возможность такого человеку, не понимающему Линин характер - но девочка обладала поразительным воображением, яркой многогранной фантазией, которые, под давлением класса талантливых, дремали, ожидая подходящего момента, и этот момент настал. Лина в самом деле больше не была Линой, она почувствовала себя на месте Кэтрин, почувствовала по-настоящему, посмотрела на окружающую ситуацию глазами девушки-королевы... полностью растворилась в мирке "Комнаты, где всё станет по-другому".
Такой особенностью в совершенстве обладал Ян. И Лина, как выяснилось, тоже; кроме того, она обнаружила в себе ещё одну непредвиденную способность. Пожалуй, она появилась именно благодаря богатому воображению девочки, её умению представить себя на месте другого человека - или выдуманного персонажа, срастись с ним, погрузиться в мысли, ощущения и воспоминания, принадлежащие этому человеку-персонажу... Сейчас Лина действительно была Кэтрин, и поэтому, даже не пользуясь заученными репликами и поступками из сценария, легко могла сориентироваться в сюжете спектакля и понять, что именно будет говорить или делать её героиня в следующий момент. Поднимаясь по ступенькам на сценические подмостки, девочка попыталась представить, каково было бы королеве, величественной, крепко держащейся за свою маску королеве - она, разумеется, не упустила бы малейшей возможности продемонстрировать всем своё царственное положение. Оказавшись на сцене, Лина-Кэтрин изящным движением повернула голову к Яну-Джозефу и, обжигая его холодным презрительным взглядом, внезапно потребовала:
- И вовсе незачем, Джозеф, всюду таскаться за мной. Вы - только брат короля, я - королева, и позвольте мне не испытывать нежелательную тяжесть вашего присутствия.
Ян на коротенькую секунду удивился, бросил быстрый взгляд на Лину - подобные слова не предполагались сценарием, но он не был бы Яном Севастьяновым, если бы мгновенно не сориентировался и не подхватил предложенный Линой момент; Джозеф послушно опустил голову и отступил на шаг, рассыпаясь в многословных извинениях. А Кэтрин... Кэтрин, убедившись, что никто не наблюдает за ней, тихонько выдохнула и бросила печальный, наполненный глубочайшей тоской взгляд на Джозефа - юношу, в которого была по-настоящему влюблена и чувства к которому старательно прятала.
Единственной репликой, расходящейся с изначальным вариантом спектакля, дело не ограничилось. Лина не могла бы объяснить, что именно подсказывает ей, какими движениями, поступками, словами нужно подчеркнуть особенности избранного ею персонажа... она просто была Кэтрин и прекрасно осознавала, как могла бы поступить девушка в следующий момент, что сказать, как посмотреть. Лина совсем немножко изменяла сценарий, позволяла себе только маленькие, на посторонний взгляд незначительные импровизации - но именно благодаря таким импровизациям Кэтрин получилась живой и настоящей, именно из крохотных деталек складывался действительно замечательный образ. "Это твоя особенность, - позже говорил Лине Ян. - Ты нашла свой стиль актёрской игры".
Ребята справлялись со своими персонажами восхитительно. Спектакль продвигался без сучка без задоринки - разумеется, только до определённого момента, совсем без неприятностей "Комната" никак не могла обойтись. Как и полагалось в этот момент представления, через бутафорскую дверь на сценические подмостки ворвался Феликс - Маркус - с рыцарским мечом наперевес, в лёгких доспехах, со взглядом, горящим от лихорадочно воодушевления; он остановился посреди комнаты, возбуждёнными глазами осмотрелся вокруг... В эту секунду актёрская игра Феликса, предусмотренная сценарием, бесславно закончилась, потому что, разумеется, катастрофический момент, вызывавший немаленькое опасение у театрального коллектива, не замедлил случиться - слова, которые Фил должен был сейчас произносить, затерялись в глубинах его ошеломительно рассеянной памяти. Забыл. Он попросту забыл, что нужно говорить дальше.
Лина с отчётливой ясностью представила, как Наташа, наблюдающая за спектаклем из-за сценических подмостков, закатывает глаза, скрещивает на груди руки и обрушивает на голову неудачливого Феликса оглушительный поток ругательств; ну как, как можно было умудриться, наверняка сокрушается она, ведь именно этот эпизод, этот самый эпизод Инквизитор заставляла Фила репетировать снова, и снова, и снова, и снова, повторять до тех пор, пока заученные высказывания не отскакивали от зубов. Разумеется, выходить из образа персонажей никому было нельзя, но ребята украдкой обменялись испуганными, напряжёнными взглядами, чувствуя, пожалуй, одинаковый нервный холодок по позвоночнику - что делать? Что делать, если Феликсу не удастся восстановить в голове положенную реплику? Спектакль будет обречён. Их первый, единственный настоящий спектакль окажется на грани ужасающего провала. Лина, скосив глаза на стоявшего поблизости Яна, догадалась, что командир старательно пытается придумать способ разрешить непредвиденную ситуацию.
Впрочем, момент коллективной паники продолжался всего лишь несколько секунд; помощь пришла неожиданная - со стороны догадливой Киры-Элизабет.
- Вы кто, позвольте полюбопытствовать? Не рыцарь ли? Что Вам нужно в моём доме? И где же ваша прекрасная дама - рыцарям положено иметь её.
Кажется, театральный коллектив одновременно задержал дыхание - поймёт ли Феликс? Поймёт ли, что Кира подталкивает его к словам, которые он должен произнести? Колоссальное облегчение, молчаливое, правда, прокатилось по сценическим подмосткам, когда на лице Феликса проскользнула искорка понимания, он ухватился за предоставленную Кирой возможность вспомнить и проговорил, оборачиваясь к ней:
- Это вы, миледи, вы - моя прекрасная дама. Меня зовут Маркус. Мы увиделись с вами на турнире два дня назад, наши взгляды встретились на мгновение и...
Ситуация благополучно разрешилась - а публика, посчитавшая секундную задержку и растерянность Фила за часть актёрского образа, даже посмеялась над этим моментом. Феликс, надо отдать ему должное, запутался в собственных репликах только три раза до окончания спектакля - и всегда ребята приходили ему на выручку, словами, замаскированными под сюжет, подсказывали, что нужно говорить.
Спектакль, кроме всего прочего, являлся для сумасшедшей компании значительной величиной в актёрском плане. Срастаясь со своими персонажами, ребята учились чему-то новому, открывали для себя неизведанные горизонты, пробовали собственные силы в чём-то непривычном и трудном. Лёке впервые досталась серьёзная, первостепенная роль - не мальчишка-прислужник где-нибудь на заднем плане, появляющийся на сцене не больше двух-трёх раз, а действительно важный, центральный герой; Ян, которым Лёка безусловно восхищался, объявил мальчику, что доверяет ему образ Джонни, и Леонид изо всех старался оправдать возложенное доверие. Актёрская особенность Лёки расцветала в спектакле бурным цветом - он ни на мгновение не выходил из положенной роли, обогащая Джонни маленькими, на первый взгляд несущественными, детальками, делая этого мальчишку-воришку действительно насыщенным, полноценным живым человеком. Для Рената его персонаж стал первой не юмористической ролью - Ян говорил, что, разумеется, придерживаться своего амплуа хорошо, но, может быть, Ренату хочется попробовать что-нибудь новенькое? Ренат постарался убедить всех участников театрального коллектива, что он обязательно справится, обязательно покажет Альберта таким, каким ему следует быть - и теперь, под взглядами публики, действительно не позволял себе ни посторонних чудачеств, ни глуповатых шуточек... на репетициях ему было трудно избавиться от привычки смеяться и смешить других, Альберт фактически перевернул его актёрские способности и направил их совершенно в другое русло. У Рената получалось. Он усвоил советы командира сумасшедшей компании, провёл множество часов, тщательно исследуя особенности своего персонажа, проникаясь его чувствами и переживаниями, его печальным прошлым - и Альберт в самом деле получился идеальным. А самым трудным, наверное, оказался персонаж Лёны, Кассандра - остальные действующие лица были людьми, а эта девушка олицетворяла собой судьбу, жизнь, и чрезвычайно трудно было сориентироваться, как же продемонстрировать зрителям эту не человечность, сверхъестественность Кассандры. Лина бесконечно восхищалась актёрским искусством Лёны - подруга сумела поймать атмосферу таинственности и загадочности, окружавшую Кассандру, у неё получалось с самых первых минут на сцене показать зрителям, что перед ними находится не обыкновенный человек, вообще не человек... Это достигалось с помощью удивительных неторопливых движений, мягких и всепонимающих улыбках, а ещё - глубоким, умудрённым нечеловеческим опытом взглядом всем, что делала или говорила девушка. Слияние с персонажем. Абсолютное слияние с персонажем - иначе, конечно, Лёна не смогла бы отыграть Кассандру настолько качественно. Мики и Раф оттачивали своё восхитительное искусство синхронности - здесь, с такими персонажами, как Лукас и Лео, это было особенно необходимо, ведь зритель должен понять, что для братьев-охотников, одиноких, обиженных, изгнанных, смысл существования заключается в них самих, в Лукасе для Лео, в Лео для Лукаса. Ян блистательно сжился с образом Джозефа и удивлял настоящей, несомненно настоящей игрой, - не игрой даже, жизнью, которая несколько месяцев назад поразила Лину в её самом первом спектакле. Седрик выплёскивал какие-то сокровенные, таинственные ощущения и переживания в образе Александра, предаваясь беспросветному отчаянию и призракам прошлого с таким неистовством, с такой болезненной ноткой безумия, будто подобные чувства действительно были ему знакомы... впрочем, кто знает, может быть, так оно и есть? Феликс, Динка, Кира, Ник - они тоже замечательно отыгрывали своих персонажей, которые, в сущности, практически идеально подходили для них; Динка была мечтательной и странноватой, как Холли, Феликс - рассеянным и уморительным для окружающих, как Маркус, Ник - грубоватым и немногословным, как Томас, и вместе Элизабет с Томасом любили друг друга, как Кира с Ником.
Промежуточных героев, кстати, изображали ребята, не имеющие никакого отношения (серьезного, по крайней мере) к актёрской деятельности подпольного театра - Андрей был Арчибальдом Монтгомери, Наташа и Лерка - слугами, призраками, окружающими Александра, второстепенными героями в сценках печального и счастливого будущего... Конечно, никто из них не был профессиональным актёром, пожалуй, образы, создаваемые ими, можно было раскритиковать, и всё-таки - и Наташа, и Лерка, и Андрей нередко выступали помощниками в репетициях сумасшедшей компании ещё тогда, когда настоящего спектакля не планировалось, и для второстепенных ролей их мастерства было вполне достаточно.
Время двигалось стремительными прыжками, спектакль совершенно незаметно приблизился к своему завершению. Наступил самый любимый момент для Лины - концовка. Это Ян вместе с Андреем догадались, как можно будет продемонстрировать счастливое будущее персонажей спектакля - как, впрочем, и варианты несчастливого. Когда вспышкой серебристого света исчез Александр, освещение над сценическими подмостками погасло - у сумасшедшей компании было лишь несколько мгновений, чтобы разместиться в правильных положениях, а Лерка и Наташа на предельной скорости установили необходимые декорации. Андрей старательно управлял светом - он вспыхивал на несколько секунд, высвечивая определённый участок сцены, и находящиеся там актёры начинали двигаться, останавливались, когда освещение затухало, и уже другие ребята изображали следующую сценку. Практически незаметно, но доступно взгляду внимательного зрителя, в каждой сценке присутствовала Лёна-Кассандра - она улыбалась радостной улыбкой, чуть со стороны наблюдая за счастливым будущим, волшебная, таинственная, производящая впечатление совершенно не человеческого существа.
Заканчивались последние моменты спектакля. И, чем ближе подходила завершающая минута, тем отчётливей Лина осознавала - они справились; несмотря на некоторые незначительные неприятности и, может быть, совсем не идеальную где-то актёрскую игру - они справились, потому что... Девочке вспомнились слова, произнесённые Яном на первой репетиции - она не задумывалась над ними, не понимала, что же, в сущности, они обозначают, а теперь поняла. "Самое главное в актёрской игре, - говорил тогда командир театрального коллектива, - не поймать образ своего персонажа, не овладеть навыками профессионального артиста... тяжелей и важней всего - прочувствовать партнёра, который играет вместе с тобой, всех партнёров, найти мостик ко всем, чтобы не создавалось впечатления, будто актёры вышли на сцену поговорить каждый о своём. Мы - команда. И в жизни, и на сцене мы должны действовать синхронно".
Только сейчас Лине становилось понятно, насколько правильными установками руководствовался Ян, когда управлял их репетициями; стараясь шлифовать мастерство каждого участника сумасшедшей компании, он объединял их всех, таких разных, с различными особенностями игры, в настоящий коллектив, вырабатывал у ребят синхронность, слаженность и умение действительно разделять театральное представление на всех, прокладывать мостики, налаживать ниточку связи и не перетягивать всё происходящее исключительно на себя. Они - команда. И в жизни, и на сцене. Сегодняшний спектакль можно считать блистательным только лишь потому, что им удалось лишний раз подтвердить свою коллективную общность. Лине вспомнились, за эти несколько заключительных мгновений "Комнаты", как Кира подсказала Феликсу, забывшему слова, как Ян и се остальные подхватывали моменты её собственных маленьких импровизаций, с какой достоверностью Ник и Кира любили друг друга, Ян тянулся к Лине, а Лина - к Яну, с какими реалистичными эмоциями передавалась ненависть, раздражение, злость, позже перешедшие в понимание, сочувствие и даже некоторую связь между персонажами... "Комната, где всё станет по-другому" неспроста задумывалась историей с множеством действующих лиц. Сумасшедшая компания играла, играла вместе, в этом у Лины не оставалось ни малейшего сомнения... пожалуй, они и правда смогли добиться той восхитительной синхронности, о которой говорил командир.
Освещение медленно потухло, укрывая темнотой последнюю счастливую сценку, и спектакль закончился.

Глава 35. Наша мечта исполнилась

Глава 35. Наша мечта исполнилась

Свет над сценическими подмостками, потухший на несколько секунд, мгновенно загорелся вновь, разгоняя темноту, и наступил момент, совсем короткий и удивительно бесконечный, момент оглушительной концентрированной тишины.
Сердце у Лины в груди, кажется, на секунду совершенно остановилось и настороженно, тревожно, в обострённом волнительном ожидании замерло; на маленький, быстрый кусочек времени, вместе с неподвижной безмолвной публикой в зрительном зале. За одно только мгновение Лина умудрилась вообразить множество самых разнообразных объяснений коллективного молчания: спектакль провалился, всё кончено, сюжет и актёрская игра не впечатлили требовательных зрителей; публика не слишком поняла, что вознамерились сказать своим спектаклем сумасшедшие мечтатели, и теперь не представляет, как нужно реагировать; а может быть, а если вдруг, а мало ли...
Секунда закончилась, зрительный зал взорвался одновременными восторженными овациями, и одобрительным свистом, и возбуждёнными восклицаниями, и синхронностью переговаривающихся голосов... Лина поняла, что все её упаднические предположения оказались совершенно ошибочными.
Публика захлопала ещё более воодушевлённо, требовательно, вызывая сумасшедшую компанию на коллективный поклон. Ребята в этот момент столпились за бархатными занавесками с двух оконечностей сцены, и переглядывались, озадаченные-растерявшиеся-счастливые, и никак не могли смириться с действительностью всего происходящего; они всерьёз поставили настоящий спектакль для многочисленной публики? они всерьёз находятся на настоящих сценических подмостках пускай маленького и подпольного, но всё-таки ТЕАТРА? зрители всерьёз приветствуют их благодарственными аплодисментами?
Ян, как вдохновитель-командир театрального коллектива, первым стряхнул с себя удивлённое оцепенение, улыбнулся все остальным и уверенным, счастливым взглядом, коротким воодушевляющим движением руки, сказал сумасшедшей компании, что нужно, наконец, выходить.
Они одновременно появились из-за бархатных занавесочек, и громкие крики, десятки разнообразных двигающихся лиц, пёстрая калейдоскопическая вереница цветов и оттенков, - всё это стремительно набросилось на театральный коллектив со всех сторон, и оглушило, и удивило, и охватило какофонией звуков и красок; от непривычной обстановки сумасшедшая компания опять смутилась и растерялась - и потому не сразу смогла, взявшись за руки, поклониться восторженным зрителям. Лина помнила, как сердце останавливалось у неё в груди, когда профессиональные исполнители дружно кланялись всем коллективом после спектаклей, как она аплодировала им до саднящих ощущений в ладонях, улыбалась и никак не могла остановиться и успокоиться; кто же мог вообразить... тогда, в самом начале удивительной истории... что она, она, неталантливая новенькая девочка, будет стоять на сценических подмостках, смотреть на волны возбуждённых довольных лиц впереди, держать за руки своих товарищей-актёров и чувствовать... Что Лине чувствуется сейчас? Счастье. Разумеется, счастье. Это ощущение, ошеломительное, восхитительное, огромное, пульсировало в Лининой груди колоссальным пламенным шаром, и разрасталось, и увеличивалось, и затапливало её, наполняя своим удивительным светом каждую клеточку организма.
Все были одинаково, невообразимо счастливы. Они держались за руки - коллектив маленького подпольного театрика, сумасшедшая непредсказуемая компания, актёры-мечтатели, - и, кажется, исключительное ощущение счастья циркулировало между ними, передавалось от одного человека к другому по сплетённым пальцам. Ян, Андрей, Мики, Раф, Динка, Лёка, Лёна, Седрик, Лерка, Лина, Ренат, Фил, Кира, Ник, Наташа, Вика - для всех ребят театр являлся чем-то особенным, первостепенным, для всех премьера спектакля обозначала что-то собственное, сокровенное и жизненно необходимое. Причины радоваться успеху были совершенно различными, но, помимо коллективного ощущения счастья, ребят объединяло другое - Мечта; единственная, сокровенная, драгоценная всем участникам сумасшедшей компании Мечта, за которую они настойчиво, старательно боролись, к которой стремились и перешагивали через разнообразные неудачливые препятствия на пути. Поставить спектакль - это, пожалуй, давным-давно перестало быть личным желанием каждого отдельно взятого человека, ребята мечтали ВМЕСТЕ, на сценических подмостках играли ВМЕСТЕ, и Мечта являлась Мечтой маленького непрофессионального театрика "Дом безнадёжных мечтателей", только так, никаких возможностей выразиться по-другому.
Ещё одно удивительное происшествие поджидало Лину на сценических подмостках. Ладонь Яна оказалась у неё в ладони, их пальца переплелись, и, кажется, ничего необыкновенного не было в этом жесте - весь театральный коллектив держался за руки, и всё же... всё же, бросив мимолётный взгляд на командира сумасшедшей компании, который, не заметив этого, улыбался зрительному залу, Лина почувствовала... уверенность; странную, иррациональную, ничем не аргументированную уверенность, что спектакль послужит началом не только для будущих перспектив "Дома безнадёжных мечтателей", но и для особенных отношений между ней, Линой, и Яном; тех самых отношений, к которым она, не желая признаваться ни ему, ни себе, тянулась уже несколько месяцев, практически с самого начала знакомства с ним. Публика разражается всё новыми и новыми аплодисментами, кричит, поздравляет. Ян на мгновение отрывает глаза от разноцветной суматохи лиц, смотрит на Лину... его тёплые пальца крепче перехватывают её подрагивающую ладонь... Он улыбается. Улыбается только Лине, прекрасной, восхитительной улыбкой. Им больше не требуется говорить, чтобы понять чувства друг друга. Ниточка безусловного понимания, молчаливого понимания, передаёт от Яна к Лине, от Лины к Яну слова, которые Ренат не смог сказать Виктории, к которым Феликс проделал долгий путь, которыми не один раз обменивались Ник и Кира...
- Я люблю тебя.
- Я тоже тебя люблю.
Лина стояла рядом с Яном, с человеком, за которым наблюдала исподтишка, к которому присматривалась и которого, в конце концов, смогла по-настоящему полюбить - нет, не Яна-актёра, а просто Яна, такого, каким он был на самом деле. Казалось бы, что влюблённость сформировалась внутри девочки ещё тогда, во время спектаклей с участием Яна Севастьянова, - но это, как ей становилось понятно сейчас, было только ослепительное восхищение, даже преклонение перед удивительным актёрским талантом, только это; Ян-актёр вызывал в Лининой душе бесконечный восторг, и нужно было пройти немаленькому промежутку времени, прежде чем, оказавшись в театральном коллективе, девочка встретилась с настоящим Яном и, наблюдая за ним, разговаривая с ним, узнавая его с каждым днём всё лучше и лучше, влюбилась. Вот почему она начинала краснеть и старательно прятала глаза, когда Ян появлялся на сценических подмостках. Вот почему любой, даже самый коротенький, разговор с Яном, просто его присутствие в подпольном театрике вызывали у неё необоснованную вспышку чистой радости. Вот почему всё, связанное с командиром сумасшедшей компании, вызывало в ней настолько живейший отклик и неистребимое любопытство. Лина влюбилась в Яна - давно, пожалуй, влюбилась, и только теперь, под влиянием "Комнаты, где всё станет по-другому", у девочки получилось разобраться с собственными чувствами.
Она вспоминала всё, что ей довелось пережить в маленьком подпольном театрике. Хорошее, плохое, радости, трудности... Лина вспоминала - и осознавала отчётливым образом, чувствуя, как ошеломленное счастливое сердце колотится внутри и горячие удивительные волны распространяются по всему организму - случилось чудо, да, настоящее чудо, в котором никогда не сомневалась Диана Макарова, а эта сцена, этот зрительный зал, этот театр действительно превратился для всей сумасшедшей компании мечтателей и фантазёров в Комнату; ту самую Комнату, где всё станет по-другому.
- Ян, - шепнула Лина, тихонько, чтобы не услышала публика. – Ян, я нашла себя.

@темы: творчество, театр, мечтатели