carpe diem
В целом меня очень редко тянет писать фанфики по чему-либо. Последним удивительным явлением стали "Голодные игры". Но была серия "Чёрной лагуны", последняя в третьем сезоне. Момент с Каэ и Роки там. А ещё - новые, принципиально другие отношения у Марии с Иваном. Я не смогла держаться.
Судя по всему, начинает появляться фэндом, в котором мне настойчиво, упрямо хочется остаться. Остаться и писать.
Название: "Мой лучший друг"
Автор: Rainbow
Фэндом: El enternado
Персонажи: Роки, Каэтано
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальше
Роки был моим лучшим другом.
Мы всегда ходили впятером, с первого дня в интернате "Чёрная лагуна". Неразлучные, не разлей вода. Дружная, постоянная компания. И Каролина, Вики, Иван - тоже мои друзья, разумеется, хорошие, верные друзья, дорогие мне. Я с удовольствием проводил время с ними. Не перечислить, сколько всего мы пережили вместе, нашей общей пятёркой.
Но никто не мог бы понять меня так, как Роки. Никто не мог бы стать заменой ему.
Наша дружба началась... да, верно, с тех самых пор, как я и он попали в "Чёрную лагуну". Мы оба впервые находились здесь. Мелкие, растерянные - и ни с кем не знакомые. Это позже, спустя месяцы-годы, все видели Каэтано душой компании, беспечным, громким, общительным парнем. А в первый день... Мне отчаянно хотелось вернуться домой. Убежать и спрятаться глубоко, надёжно - подальше отсюда.
А Роки был щуплым, слабым, на голову ниже других ребят. Честно скажу - я никогда не подумал бы, что мы с ним ровесники. Над Роки посмеивались. Было заметно, что этот мальчишка, как я, охотно оказался бы в другом месте, где угодно, только не тут.
Думаю, это объединило нас. Первый день. То, что Роки, решительно расправив плечи, подошёл ко мне и познакомился первым. И я, и он, оба не хотели, твёрдо решили, что не станем - показывать, как мы напуганы и растеряны. Потеряны. Все ребята, привычно разбившись на группки, общались друг с другом, а мы отчётливо ощущали себя чужаками.
Мы. С тех пор не Роки, не Каэтано как два разных человека - мы.
Нас поселили в одну комнату, отправили в один класс. И да, в те же первые дни Каролина, Вики, Иван стали нашими друзьями, сразу - и на долгие годы вперёд. Однако в момент там, на улице, перед интернатом, когда Роки подошёл ко мне и назвал своё имя... всё было решено. Я и тогда, кажется, понял, быстро, мгновенно - найдём общий язык. Станем друзьями.
Лучшими друзьями.
Роки, не кто-то другой, с удовольствием подхватывал любые сумасшедшие задумки и мысли. Выбраться в лес? Запросто. Разговаривать после отбоя, до глубокой темноты? Легко. Стащить еды вечером из столовой, устроить свой собственный, личный ужин в спальне? С радостью. Роки ни разу не забыл о дне моего рождения. И встряхивал меня, если я, сославшись на плохое настроение, отнекивался от праздника. Праздник был. Каждый год. Громкий, большой и явно нарушающий школьные правила.
Когда мои родители развелись, Роки был рядом со мной. Иван, Каро, Вики - они сочувствовали, они понимали, они говорили мне что-то утешительное, ободряющее, однако... Кто, как не Роки, мог утянуть меня в лес, вручить банку холодного пива - и шутить, говорить, рассказывать, ненавязчиво, весело, отвлекая меня от беды. Нет, он не пытался сделать вид, что ничего не случилось. Просто поддерживал меня. Так, как умеет делать только он один. Встряхивал, ободрял, хотел расшевелить, взбодрить и показать - жизнь не кончена.
Принято считать, что мужчины не плачут, верно? С ребятами я успешно изображал, что развод родителей меня не волнует. Ну, поссорились и поссорились. Ну, разошлись и разошлись. С кем не бываю. Мне кажется, Каро, Вики и Иван пришли к общему выводу, - я расстроен, да, но немного, легко и быстро, впрочем, отойду, став привычным, беспечным жизнерадостным Каэтано.
Только Роки видел, как мне паршиво, мерзко на самом деле.
В лесу, кроме нас, никого не было. Мы глотали пиво из банок, смотрели в небо и говорили о разной чепухе, смеялись вместе каким-то шуткам, планировали, чем заняться на следующих выходных. А потом Роки обнял меня. Заметил, что я молчу, сминаю в пальцах пустую жестянку, заметил взгляд, пустой, наверное, задумчиво-отрешённый... Роки приобнял меня за плечи и сказал:
- Тебе плохо. Это нормально. Не надо притворяться, Каэ, здесь все свои, сам знаешь.
Я знал. И перестал притворяться. С кем, в конце концов, с Роки, моим лучшим другом? Нет. Он понимает меня. Он видит мои чувства насквозь.
Никогда прежде, особенно в интернате, я не позволял себе расклеиться, сдаться рядом с другими. Нет, Каэтано весёлый, жизнерадостный и, собственно говоря, любые проблемы, беды, неурядицы ему глубоко безразличны. Не могу сказать, что я не доверял Каролине, Ивану, Вики, но... просто но. Дело не в них - во мне. Когда что-нибудь случалось, я молчал. Но Роки, впрочем, слова были не нужны - он знал, ощущал моё состояние, как своё собственное. Что-то скрыть от него не представлялось возможным.
И он всегда вытаскивал меня. Как с родителями. Не решал проблему, не убирал её - но помогал, поддерживая, мне самому справиться с ней.
Роки был моим лучшим другом.
А потом я умер.
Меня может видеть только одна девчонка, новенькая; я слышал, как другие зовут её Хулией. Она боится меня. Прогоняет, кричит, почти плачет, умоляет, чтобы я поскорей ушёл. И я хотел бы. Однако...
Как опишешь, обыденными словами, что такое - умереть? А ещё, каково это - когда тебя резко, стремительно выбрасывает обратно в мир, и ты цепляешься, хватаешь, рвёшься туда, - потому что не можешь, не можешь уйти; потому что должен открыть правду своим друзьям, рассказать им и уберечь от опасности.
Трудно понять, осмыслить и принять за правду - ты умер. Ты исчез. Тебя нет здесь, ты есть, но тебя нет - зови, не зови, кричи, не кричи, а никто не видит тебя; не слышит; не реагирует на попытки дотронуться.
Только Хулия.
Роки первым поверил ей. Я не сумел бы объяснить, почему знал, заранее чувствовал - будет так. Роки, иначе не могло быть, сидит рядом с Хулией на кафельном полу школьного туалета, говорит обо мне... всерьёз спрашивает, нет ли призрака теперь рядом с ними.
По щекам Роки, беззвучно и незаметно, бегут слёзы.
Он никогда не плакал. Нигде. Ни с кем. Даже со мной.
Многие из обитателей интерната считали, что Роки - маленький, слабый, щуплый, и ответить, постоять за себя не состоянии. Его не замечали в нашей неразлучной пятёрке. Снисходительно подшучивали над ним. Считали, пожалуй, чем-то вроде дополнения к друзьям, привычным, обычным, не примечательным.
Один я знал, что Роки - сильный. Могу поспорить - куда сильнее, выносливей всех нас вместе взятых.
И Роки первым поверил Хулии. Он сидел, обняв руками колени, и, кажется, его совсем не волновало, что подумают о нём, если увидят слёзы.
- Он сейчас здесь?
Хулия смотрит прямо на меня. И поворачивается к Роки, готовясь ответить правду.
Я медленно, почти незаметно качаю головой. Нет. Не стоит, Хулия. Молчи. Потому что внутри у меня - у призраков, надо думать, тоже есть сердце? - всё с треском рвётся на части, мечется и страшно, дико болит.
Мне хочется сейчас зареветь, в голос, как девчонка. Слёзы щиплют глаза - но, видимо, призраки лишены привилегии плакать. В горле горчит комок. Дышать трудно. А ещё... ещё хочется обнять Роки. Рассказать ему, успокоить, заверить, что он ни в чём не виноват, а со мной - всё в порядке, как бы натянуто, глупо и странно не звучало.
Я тяну руку вперёд и касаюсь плеча моего лучшего друга. Пытаюсь коснуться. Роки не чувствует, он не знает, что я здесь, рядом, на кафельных плитках пола у него за спиной. И пусть, пусть - желание обнять Роки пересиливает, я обнимаю и мысленно говорю ему всё, что не успел сказать, всё, что так редко произносил вслух при жизни.
Ты - мой лучший друг, Роки. Тогда и сейчас.
Название: "Мама"
Автор: Rainbow
Фэндом: El enternado
Персонажи: Иван, Мария
Рейтинг: G
Жанр: джен
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальше
- Эй, уборщица!
Родриго Гонсалез расположился посреди коридора, скрестив руки на груди. С ухмылкой. Насмешливой, презрительной и очень неприятной.
Проход был узким, Родриго - немаленьким. Мария была вынуждена замедлить шаг, остановить свою тележку с полотенцами, посудой, грязной одеждой, прочим хламом
- Пожалуйста, дай пройти, - попросила она. Вежливо, неловко и глупо - как обычно.
Иван, сказать по-честному, спешил. Опаздывал на урок бесполезной латыни к Камилле. А уборщица - на то и уборщица, чтобы посмеяться над ней, подшутить и развлечься, если праздное время, скука позволит. Иван и сам периодически поддерживал славную традицию. Частенько. Ну, кто же виноват, что уборщица постоянно попадается ему на пути?
Однако...
Иван остановился. Не зная толком, для чего это делает, когда минуты бегут, и Камилла оставит после уроков за бессовестное опоздание.
- Ну-ну, детка, куда же ты так торопишься? - приторно-ласково протянул Родриго. Его взгляд, нарочито оценивающий, дерзкий, скользил по фигуре уборщицы.
Мария не выдержала - как всегда. Опустила глаза в пол, теребя фартук форменного платья, и повторила просьбу пропустить её.
В коридоре никого не было. Ни Гектора, ни Фермина - никого, кто по традиции вступался за Марию. Поэтому Родриго развлекался, как мог. Сократил расстояние, разделявшее их, почти прижал уборщицу к стене, подцепил кончиком пальца прядь тёмных волос Марии.
- Я что, не нравлюсь тебе, красавица?
- Не нравишься, - резко бросил Иван. Прежде, чем успел сообразить, какого чёрта делает.
Родриго обернулся. Изогнул в удивлении бровь.
- Разве тебе не следует быть на уроке, Ноирет?
- Так же, как и тебе, Гонсалез.
- Видишь, я беседую с дамой? Проходи мимо, - он улыбнулся Марии, елейно, сладко и отвратительно, снова начал теснить уборщицу, потеряв к Ивану интерес.
Мария, конечно, старалась смотреть на Родриго прямо, твёрдо, решительно. Но характер, впрочем, изменил ей - Марию всегда, Иван много раз проверил на практике, было легко смутить.
- Отпусти! - сердито потребовала она, когда ладонь Родриго сомкнулась вокруг её запястья. Крепко, судя по всему.
С Ивана оказалось достаточно.
Одним движением, быстро и жёстко, он отшвырнул одноклассника к стене, схватил за отвороты форменной рубашки, как следует тряхнул.
- Ты спятил, Ноирет?!
- Бери руки в ноги - и чеши отсюда, Гонсалез, понял? Заметь, я прошу по-хорошему.
- Угрожаешь?
- Что ты. Предупреждаю.
- Отпусти, чёрт возьми, - Родриго сделал попытку вырваться, вывернуться из хватки Ивана. Однако тот держал крепко. Недвусмысленно сжимая пальцами свободной руки горло одноклассника, сильнее и сильнее.
Только секунды, долгие секунды спустя, Иван отпустил Родриго и широким жестом приказал ему убираться.
- Увижу - убью, запомнил?
На лице Гонсалеза было написано изумление. Крайнее. Нет, он знал, разумеется, что Иван Ноирет - человек импульсивный, не самого, надо сказать, лёгкого покладистого характера. Но такое Родриго наблюдал за ним впервые.
- Да что с тобой, Ноирет? Сошёл с ума? - бросил он, одёргивая свитер и потирая красные полосы на горле. - Я пошутил, просто пошутил, ясно? Да кто она тебе, чёрт, мамочка, что ли?
Родриго ушёл, в недоумении оглядываясь через плечо.
- Иван, - сказала Мария, подходя к Ноирету сзади, легко касаясь рукой плеча. - Спасибо.
Он вдруг поймал себя на странном ощущении... что совсем, совсем не хочет сейчас видеть Марию. Лучше к Камилле, на латынь, чем стоять здесь и слушать, как Мария благодарит его, хвалит его, говорит с ним отвратительным, мерзко ласковым голосом, смотрит отвратительным, мерзко ласковым взглядом.
- Да-да, обращайтесь, мы всегда рады помочь, - отшутился Иван - едко, пренебрежительно, как всегда. И поспешил ретироваться к кабинету латыни.
Уборщица была глубоко безразлична, параллельна ему. В начале учебного года. Ходит и ходит по коридорам где-то, посуду моет, пыль метёт - там ей самое место. Потом уборщица начала раздражать. Какого чёрта лезет, с ложной заботой, выспрашивает, выясняет, ухаживает, будто мамочка какая? Потом к уборщице появилась злость. Что ей нужно от Ивана? Наверняка, ищет личную выгоду, преследует корыстную цель, имеет свои, собственные виды на Ноирета. Внимание и забота не бывают просто так, по доброте душевной. Доброты, впрочем, тоже практически не бывает.
А потом что-то треснуло, дало осечку - и изменилось. Встало с ног на голову. Однажды, общаясь с уборщицей, Иван поймал себя на новом ощущении... точней сказать, на отсутствии такового. Не было злости. Раздражения, пренебрежения, желания послать уборщицу далеко. Нет, он не терпел разговоры Марии, не позволял беседовать с собой. Он общался. Он разговаривал. Сам.
Почему, любопытно, ещё тогда, сбежав из интерната, Иван подумал о Марии? В первую очередь - о ней? Когда искал выход, искал человека, который мог бы ему помочь. Он выбрал не Гектора. Не друзей, что странно, не Каролину, что странно вдвойне. Он твёрдо знал, что поможет, не донимая нотациями, не сдавая директору, не отказывая - только Мария.
Иван начал сам приходить к Марии - и тогда понял, категорически, что сходит с ума. Рассудок помутился, видимо. Спятил, как верно заметил Родриго. Иначе - для чего извиняется? Для чего спрашивает, отвечает, говорит с уборщицей, глупой убогой уборщицей?
Для чего спасает уборщицу от смерти? Зачем ради неё убивает человека?
А потом был тот поцелуй. Лёгкое, едва заметное касание губ ко лбу. Сказать честно, Иван Ноирет, прежний Иван Ноирет, съязвил бы, накричал бы на наглую дурочку, возмутился, посмеялся, выгнал пинками из комнаты. Но он не сделал этого. Просто сидел, не двигаясь, будто вмёрз в подушки кровати, смотрел на Марию и понимал, что, чёрт возьми, так могла бы поцеловать его только мама.
Родриго был известным шутником. Он любил посмеяться, поглумиться, любил подкалывать всех, кто попадётся под руку. Пошловато, конечно. Больно. И зачастую без тормозов. Но не желая, разумеется, причинить настоящий вред; Родриго подразнил бы Марию немного, оставил в покое и ушёл.
Никогда прежде шутки Гонсалеза так не бесили Ивана. Не скручивали, в тугой узел чистой ярости, всё внутри. Не было желания... иррационального и неразумного - подойти, схватить за горло и растерзать.
Теперь не хотелось видеть Марию. Разбираться, что к чему. Искать ответы и причины для себя самого. А вопросов... вопросов - не перечесть. Почему, допустим, какая-то часть внутри Ивана толкнула его защищать глупенькую уборщицу. Зачем он защитил уборщицу. Какое ему, Ивану Ноирету, дело до уборщицы.
Да кто она тебе, мамочка, что ли?
Слова прочно, цепко засели в голове.
Потому что Родриго, сам не зная о том, попал в яблочко.
Судя по всему, начинает появляться фэндом, в котором мне настойчиво, упрямо хочется остаться. Остаться и писать.
Название: "Мой лучший друг"
Автор: Rainbow
Фэндом: El enternado
Персонажи: Роки, Каэтано
Рейтинг: G
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальше
Роки был моим лучшим другом.
Мы всегда ходили впятером, с первого дня в интернате "Чёрная лагуна". Неразлучные, не разлей вода. Дружная, постоянная компания. И Каролина, Вики, Иван - тоже мои друзья, разумеется, хорошие, верные друзья, дорогие мне. Я с удовольствием проводил время с ними. Не перечислить, сколько всего мы пережили вместе, нашей общей пятёркой.
Но никто не мог бы понять меня так, как Роки. Никто не мог бы стать заменой ему.
Наша дружба началась... да, верно, с тех самых пор, как я и он попали в "Чёрную лагуну". Мы оба впервые находились здесь. Мелкие, растерянные - и ни с кем не знакомые. Это позже, спустя месяцы-годы, все видели Каэтано душой компании, беспечным, громким, общительным парнем. А в первый день... Мне отчаянно хотелось вернуться домой. Убежать и спрятаться глубоко, надёжно - подальше отсюда.
А Роки был щуплым, слабым, на голову ниже других ребят. Честно скажу - я никогда не подумал бы, что мы с ним ровесники. Над Роки посмеивались. Было заметно, что этот мальчишка, как я, охотно оказался бы в другом месте, где угодно, только не тут.
Думаю, это объединило нас. Первый день. То, что Роки, решительно расправив плечи, подошёл ко мне и познакомился первым. И я, и он, оба не хотели, твёрдо решили, что не станем - показывать, как мы напуганы и растеряны. Потеряны. Все ребята, привычно разбившись на группки, общались друг с другом, а мы отчётливо ощущали себя чужаками.
Мы. С тех пор не Роки, не Каэтано как два разных человека - мы.
Нас поселили в одну комнату, отправили в один класс. И да, в те же первые дни Каролина, Вики, Иван стали нашими друзьями, сразу - и на долгие годы вперёд. Однако в момент там, на улице, перед интернатом, когда Роки подошёл ко мне и назвал своё имя... всё было решено. Я и тогда, кажется, понял, быстро, мгновенно - найдём общий язык. Станем друзьями.
Лучшими друзьями.
Роки, не кто-то другой, с удовольствием подхватывал любые сумасшедшие задумки и мысли. Выбраться в лес? Запросто. Разговаривать после отбоя, до глубокой темноты? Легко. Стащить еды вечером из столовой, устроить свой собственный, личный ужин в спальне? С радостью. Роки ни разу не забыл о дне моего рождения. И встряхивал меня, если я, сославшись на плохое настроение, отнекивался от праздника. Праздник был. Каждый год. Громкий, большой и явно нарушающий школьные правила.
Когда мои родители развелись, Роки был рядом со мной. Иван, Каро, Вики - они сочувствовали, они понимали, они говорили мне что-то утешительное, ободряющее, однако... Кто, как не Роки, мог утянуть меня в лес, вручить банку холодного пива - и шутить, говорить, рассказывать, ненавязчиво, весело, отвлекая меня от беды. Нет, он не пытался сделать вид, что ничего не случилось. Просто поддерживал меня. Так, как умеет делать только он один. Встряхивал, ободрял, хотел расшевелить, взбодрить и показать - жизнь не кончена.
Принято считать, что мужчины не плачут, верно? С ребятами я успешно изображал, что развод родителей меня не волнует. Ну, поссорились и поссорились. Ну, разошлись и разошлись. С кем не бываю. Мне кажется, Каро, Вики и Иван пришли к общему выводу, - я расстроен, да, но немного, легко и быстро, впрочем, отойду, став привычным, беспечным жизнерадостным Каэтано.
Только Роки видел, как мне паршиво, мерзко на самом деле.
В лесу, кроме нас, никого не было. Мы глотали пиво из банок, смотрели в небо и говорили о разной чепухе, смеялись вместе каким-то шуткам, планировали, чем заняться на следующих выходных. А потом Роки обнял меня. Заметил, что я молчу, сминаю в пальцах пустую жестянку, заметил взгляд, пустой, наверное, задумчиво-отрешённый... Роки приобнял меня за плечи и сказал:
- Тебе плохо. Это нормально. Не надо притворяться, Каэ, здесь все свои, сам знаешь.
Я знал. И перестал притворяться. С кем, в конце концов, с Роки, моим лучшим другом? Нет. Он понимает меня. Он видит мои чувства насквозь.
Никогда прежде, особенно в интернате, я не позволял себе расклеиться, сдаться рядом с другими. Нет, Каэтано весёлый, жизнерадостный и, собственно говоря, любые проблемы, беды, неурядицы ему глубоко безразличны. Не могу сказать, что я не доверял Каролине, Ивану, Вики, но... просто но. Дело не в них - во мне. Когда что-нибудь случалось, я молчал. Но Роки, впрочем, слова были не нужны - он знал, ощущал моё состояние, как своё собственное. Что-то скрыть от него не представлялось возможным.
И он всегда вытаскивал меня. Как с родителями. Не решал проблему, не убирал её - но помогал, поддерживая, мне самому справиться с ней.
Роки был моим лучшим другом.
А потом я умер.
Меня может видеть только одна девчонка, новенькая; я слышал, как другие зовут её Хулией. Она боится меня. Прогоняет, кричит, почти плачет, умоляет, чтобы я поскорей ушёл. И я хотел бы. Однако...
Как опишешь, обыденными словами, что такое - умереть? А ещё, каково это - когда тебя резко, стремительно выбрасывает обратно в мир, и ты цепляешься, хватаешь, рвёшься туда, - потому что не можешь, не можешь уйти; потому что должен открыть правду своим друзьям, рассказать им и уберечь от опасности.
Трудно понять, осмыслить и принять за правду - ты умер. Ты исчез. Тебя нет здесь, ты есть, но тебя нет - зови, не зови, кричи, не кричи, а никто не видит тебя; не слышит; не реагирует на попытки дотронуться.
Только Хулия.
Роки первым поверил ей. Я не сумел бы объяснить, почему знал, заранее чувствовал - будет так. Роки, иначе не могло быть, сидит рядом с Хулией на кафельном полу школьного туалета, говорит обо мне... всерьёз спрашивает, нет ли призрака теперь рядом с ними.
По щекам Роки, беззвучно и незаметно, бегут слёзы.
Он никогда не плакал. Нигде. Ни с кем. Даже со мной.
Многие из обитателей интерната считали, что Роки - маленький, слабый, щуплый, и ответить, постоять за себя не состоянии. Его не замечали в нашей неразлучной пятёрке. Снисходительно подшучивали над ним. Считали, пожалуй, чем-то вроде дополнения к друзьям, привычным, обычным, не примечательным.
Один я знал, что Роки - сильный. Могу поспорить - куда сильнее, выносливей всех нас вместе взятых.
И Роки первым поверил Хулии. Он сидел, обняв руками колени, и, кажется, его совсем не волновало, что подумают о нём, если увидят слёзы.
- Он сейчас здесь?
Хулия смотрит прямо на меня. И поворачивается к Роки, готовясь ответить правду.
Я медленно, почти незаметно качаю головой. Нет. Не стоит, Хулия. Молчи. Потому что внутри у меня - у призраков, надо думать, тоже есть сердце? - всё с треском рвётся на части, мечется и страшно, дико болит.
Мне хочется сейчас зареветь, в голос, как девчонка. Слёзы щиплют глаза - но, видимо, призраки лишены привилегии плакать. В горле горчит комок. Дышать трудно. А ещё... ещё хочется обнять Роки. Рассказать ему, успокоить, заверить, что он ни в чём не виноват, а со мной - всё в порядке, как бы натянуто, глупо и странно не звучало.
Я тяну руку вперёд и касаюсь плеча моего лучшего друга. Пытаюсь коснуться. Роки не чувствует, он не знает, что я здесь, рядом, на кафельных плитках пола у него за спиной. И пусть, пусть - желание обнять Роки пересиливает, я обнимаю и мысленно говорю ему всё, что не успел сказать, всё, что так редко произносил вслух при жизни.
Ты - мой лучший друг, Роки. Тогда и сейчас.
Название: "Мама"
Автор: Rainbow
Фэндом: El enternado
Персонажи: Иван, Мария
Рейтинг: G
Жанр: джен
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальше
- Эй, уборщица!
Родриго Гонсалез расположился посреди коридора, скрестив руки на груди. С ухмылкой. Насмешливой, презрительной и очень неприятной.
Проход был узким, Родриго - немаленьким. Мария была вынуждена замедлить шаг, остановить свою тележку с полотенцами, посудой, грязной одеждой, прочим хламом
- Пожалуйста, дай пройти, - попросила она. Вежливо, неловко и глупо - как обычно.
Иван, сказать по-честному, спешил. Опаздывал на урок бесполезной латыни к Камилле. А уборщица - на то и уборщица, чтобы посмеяться над ней, подшутить и развлечься, если праздное время, скука позволит. Иван и сам периодически поддерживал славную традицию. Частенько. Ну, кто же виноват, что уборщица постоянно попадается ему на пути?
Однако...
Иван остановился. Не зная толком, для чего это делает, когда минуты бегут, и Камилла оставит после уроков за бессовестное опоздание.
- Ну-ну, детка, куда же ты так торопишься? - приторно-ласково протянул Родриго. Его взгляд, нарочито оценивающий, дерзкий, скользил по фигуре уборщицы.
Мария не выдержала - как всегда. Опустила глаза в пол, теребя фартук форменного платья, и повторила просьбу пропустить её.
В коридоре никого не было. Ни Гектора, ни Фермина - никого, кто по традиции вступался за Марию. Поэтому Родриго развлекался, как мог. Сократил расстояние, разделявшее их, почти прижал уборщицу к стене, подцепил кончиком пальца прядь тёмных волос Марии.
- Я что, не нравлюсь тебе, красавица?
- Не нравишься, - резко бросил Иван. Прежде, чем успел сообразить, какого чёрта делает.
Родриго обернулся. Изогнул в удивлении бровь.
- Разве тебе не следует быть на уроке, Ноирет?
- Так же, как и тебе, Гонсалез.
- Видишь, я беседую с дамой? Проходи мимо, - он улыбнулся Марии, елейно, сладко и отвратительно, снова начал теснить уборщицу, потеряв к Ивану интерес.
Мария, конечно, старалась смотреть на Родриго прямо, твёрдо, решительно. Но характер, впрочем, изменил ей - Марию всегда, Иван много раз проверил на практике, было легко смутить.
- Отпусти! - сердито потребовала она, когда ладонь Родриго сомкнулась вокруг её запястья. Крепко, судя по всему.
С Ивана оказалось достаточно.
Одним движением, быстро и жёстко, он отшвырнул одноклассника к стене, схватил за отвороты форменной рубашки, как следует тряхнул.
- Ты спятил, Ноирет?!
- Бери руки в ноги - и чеши отсюда, Гонсалез, понял? Заметь, я прошу по-хорошему.
- Угрожаешь?
- Что ты. Предупреждаю.
- Отпусти, чёрт возьми, - Родриго сделал попытку вырваться, вывернуться из хватки Ивана. Однако тот держал крепко. Недвусмысленно сжимая пальцами свободной руки горло одноклассника, сильнее и сильнее.
Только секунды, долгие секунды спустя, Иван отпустил Родриго и широким жестом приказал ему убираться.
- Увижу - убью, запомнил?
На лице Гонсалеза было написано изумление. Крайнее. Нет, он знал, разумеется, что Иван Ноирет - человек импульсивный, не самого, надо сказать, лёгкого покладистого характера. Но такое Родриго наблюдал за ним впервые.
- Да что с тобой, Ноирет? Сошёл с ума? - бросил он, одёргивая свитер и потирая красные полосы на горле. - Я пошутил, просто пошутил, ясно? Да кто она тебе, чёрт, мамочка, что ли?
Родриго ушёл, в недоумении оглядываясь через плечо.
- Иван, - сказала Мария, подходя к Ноирету сзади, легко касаясь рукой плеча. - Спасибо.
Он вдруг поймал себя на странном ощущении... что совсем, совсем не хочет сейчас видеть Марию. Лучше к Камилле, на латынь, чем стоять здесь и слушать, как Мария благодарит его, хвалит его, говорит с ним отвратительным, мерзко ласковым голосом, смотрит отвратительным, мерзко ласковым взглядом.
- Да-да, обращайтесь, мы всегда рады помочь, - отшутился Иван - едко, пренебрежительно, как всегда. И поспешил ретироваться к кабинету латыни.
Уборщица была глубоко безразлична, параллельна ему. В начале учебного года. Ходит и ходит по коридорам где-то, посуду моет, пыль метёт - там ей самое место. Потом уборщица начала раздражать. Какого чёрта лезет, с ложной заботой, выспрашивает, выясняет, ухаживает, будто мамочка какая? Потом к уборщице появилась злость. Что ей нужно от Ивана? Наверняка, ищет личную выгоду, преследует корыстную цель, имеет свои, собственные виды на Ноирета. Внимание и забота не бывают просто так, по доброте душевной. Доброты, впрочем, тоже практически не бывает.
А потом что-то треснуло, дало осечку - и изменилось. Встало с ног на голову. Однажды, общаясь с уборщицей, Иван поймал себя на новом ощущении... точней сказать, на отсутствии такового. Не было злости. Раздражения, пренебрежения, желания послать уборщицу далеко. Нет, он не терпел разговоры Марии, не позволял беседовать с собой. Он общался. Он разговаривал. Сам.
Почему, любопытно, ещё тогда, сбежав из интерната, Иван подумал о Марии? В первую очередь - о ней? Когда искал выход, искал человека, который мог бы ему помочь. Он выбрал не Гектора. Не друзей, что странно, не Каролину, что странно вдвойне. Он твёрдо знал, что поможет, не донимая нотациями, не сдавая директору, не отказывая - только Мария.
Иван начал сам приходить к Марии - и тогда понял, категорически, что сходит с ума. Рассудок помутился, видимо. Спятил, как верно заметил Родриго. Иначе - для чего извиняется? Для чего спрашивает, отвечает, говорит с уборщицей, глупой убогой уборщицей?
Для чего спасает уборщицу от смерти? Зачем ради неё убивает человека?
А потом был тот поцелуй. Лёгкое, едва заметное касание губ ко лбу. Сказать честно, Иван Ноирет, прежний Иван Ноирет, съязвил бы, накричал бы на наглую дурочку, возмутился, посмеялся, выгнал пинками из комнаты. Но он не сделал этого. Просто сидел, не двигаясь, будто вмёрз в подушки кровати, смотрел на Марию и понимал, что, чёрт возьми, так могла бы поцеловать его только мама.
Родриго был известным шутником. Он любил посмеяться, поглумиться, любил подкалывать всех, кто попадётся под руку. Пошловато, конечно. Больно. И зачастую без тормозов. Но не желая, разумеется, причинить настоящий вред; Родриго подразнил бы Марию немного, оставил в покое и ушёл.
Никогда прежде шутки Гонсалеза так не бесили Ивана. Не скручивали, в тугой узел чистой ярости, всё внутри. Не было желания... иррационального и неразумного - подойти, схватить за горло и растерзать.
Теперь не хотелось видеть Марию. Разбираться, что к чему. Искать ответы и причины для себя самого. А вопросов... вопросов - не перечесть. Почему, допустим, какая-то часть внутри Ивана толкнула его защищать глупенькую уборщицу. Зачем он защитил уборщицу. Какое ему, Ивану Ноирету, дело до уборщицы.
Да кто она тебе, мамочка, что ли?
Слова прочно, цепко засели в голове.
Потому что Родриго, сам не зная о том, попал в яблочко.
@темы: творчество, фанфики, el internado
Спасибо! *О*