carpe diem
А я и забыла, как интересно, увлекательно и здорово - писать фанфики. Давно, на самом деле, мне хотелось проникнуть в мир Голодных игр, понять, прочувствовать, каково это - быть там.
Зря я так долго затягивала с рассказом.
Название: "Ты вернёшься домой"
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: «Голодные игры»
Персонажи: Цеп, Рута
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
От автора: ещё в первой книге меня глубоко тронул момент, где Цеп убивает за Руту. И я задумалась - а что, на самом деле, связывало этих двоих?
читать дальше
Мать Цепа умерла, когда ему было четырнадцать. Отец – ещё раньше. По правде говоря, Цеп не помнил его – только смутно, лицо с густыми бровями и жёсткой щетиной. Упал с крыши, когда латал пробоину, - так говорила мать. А потом, от эпидемии туберкулёза, погибла и сама.
В семье Цепа осталось двое – сестра Джина, на год младше, да их бабушка, старая, измождённая и совершенно беспомощная. Она не могла работать в садах. И все дела легли на плечи Цепа с Джиной.
С утра до вечера они метались по Дистрикту-11. В первой половине дня – сбор урожая, краткий обед, работа с поле; а вечером, до самой темноты, – готовка, уборка, стирка и починка. В их старом, крошечном доме постоянно что-нибудь ломалось. Двери. Стулья. Стол. Крыша. Пока Джина стряпала нехитрый ужин, Цеп, как мог, приводил вещи в порядок.
В Одиннадцатом дистрикте, впрочем, все жили так. С детства мать учила Цепа и Джину – добывать пропитание, готовить, чинить, забираться на самые высокие деревья, таскать тяжести… просто – выживать.
Цеп не знал, что жизнь может быть другой. Нет, знал, конечно, – старенький телевизор на кухне ещё работал. Но по-другому – там, далеко, где-то в Первом, Втором, Четвёртом дистрикте, в Капитолии. Там люди катаются, будто сыр в масле. А в Одиннадцатом нужно уметь бороться за жизнь – не только на Играх.
Цеп умел. За годы со смерти матери он стал выше ростом, шире в плечах, сильнее и выносливее. Заслуга в этом, пожалуй, тяжёлого труда с утра до вечера; бессонных ночей; ухода за слабой, беспомощной бабушкой; помощи сестре; попыток как угодно, где угодно – а найти, чем кормить себя, бабушку и сестру.
Когда-то Цеп считал, это несправедливо – сады дистрикта-11 полны овощей и фруктов, поля – пшеницы, ржи и съедобных трав. Так почему всё уходит миротворцам, а им, жителям дистрикта, - жалкие крохи? Цеп помнил, как ему хотелось в тайне украсть немного яблок из корзин. Помнил, как однажды мальчик по имени Джон взял одну грушу для своей сестрёнки; как потом, на площади перед Домом правосудия, Джона высекли плетьми на глазах у всех. За одну грушу. Почти до смерти.
Пришлось смириться. Пришлось выкручиваться, бегать, работать не покладая рук. Пришлось жить на жалкие урывки от урожая, ища другие способы достать еду.
Ещё с детства Цеп был замкнут и неразговорчив. А к восемнадцати годам и вовсе – закрылся в себе, едва скажет за день два-три слова. И нет, не потому, что он боялся чего-то, не хотел сходиться с людьми… У Цепа попросту не было времени на разговоры. Он считал – что толку зря трепать языком, работать нужно. А беседы, отношения – всё отвлекает, мешает, тратит бесценное время.
Да, впрочем, никто и не стремился сойтись с Цепом. Он отпугивал людей. Высокий, массивный, мускулистый – гораздо старше своих лет. Сильные руки. Широкие плечи. Суровое, в чём-то жёсткое выражение лица. Холодный блеск в глазах. Людям казалось, рассерди Цепа – прихлопнет, и поминай, как звали.
Цепу было всё равно. Он не хотел общаться с другими людьми. Его задачей было – найти средства, чтобы выжить в дистрикте-11.
Цеп брал любую работу. Сбор урожая. Починка сломанной двери. Прополка огорода. Помощь с переездом в новое жильё. И люди охотно обращались к нему – замкнутый, молчаливый, зато работает на славу и берёт гроши. Нет, не деньги, разумеется. Еду. Мелочи, нужные в доме.
Однажды на рынке к Цепу подошла женщина. Лет сорока, - но плечи опущены, спина согнута, а глаза тускло-устало смотрят с бледного лица.
Женщина, конечно, слышала от других жителей дистрикта о Цепе. И обратилась к нему за помощью.
Так Цеп впервые попал к семье Хейли. Женщину звали Марта, её брат Роджер совсем недавно погиб где-то в полях. Марта осталась одна. Муж болен. Денег, чтобы жить, у неё не было – только дом, крохотная покосившаяся лачуга, и шестеро маленьких детей-погодок.
Цеп не запомнил, как их зовут. Они – словно одно существо, помноженное в шесть раз. Смуглые узкие лица. Грязная, много раз заплатанная одежда. Тощие, с сухой кожей руки и ноги. Таких детей сотни бегают по улицам Одиннадцатого дистрикта.
Но одно имя Цеп ухватил почти сразу – Рута.
Эта девочка была старшей в семье Хейли. Одиннадцать лет – но выглядит, впрочем, гораздо мельче, едва старше восьми-девяти. Маленькая. Смуглая. С копной непослушных чёрных волос и огромными тёмными глазами.
По началу Цеп не обращал на девочку внимания. Он чинил сломанные вещи в доме Хейли; прилаживал новые рамы к окнам; водил единственную корову семьи на луг; помогал собирать урожай с чахлого огородика на заднем дворе. Рута, как и прочие дети, изредка мелькала туда-сюда, попадаясь Цепу на глаза. Он не замечал её. Он работал.
Но однажды Марта Хейли заболела. Кашель, хрипы в горле – нередкие симптомы для дистрикта-11. Дети испуганно сбились в стайку у кровати мамы. Они таращились, переглядывались друг с другом – но ничего не могли сделать. Видимо, слишком велик был страх – мама, как отец, не встанет с постели.
Рута вела себя по-другому. Растолкав младших, она принесла матери горячего чаю с малиной. Положила ей влажную тряпицу на лоб. Накормила горячим бульоном. И, не отходя ни на минуту, до самого выздоровления ухаживала за матерью.
Цеп помогал ей тогда. Убирал маленькую комнатку лачуги, готовил еду, приносил, если мог, свежие фрукты. Он почти не ночевал дома в те дни. А потом, когда Марта Хейли поправилась, стал наблюдать за Рутой. Уже тогда Цепа смутно восхищала эта маленькая девочка.
Рута была совсем не похожа на других. Ни на жителей Одиннадцатого дистрикта, ни на мать с братьями и сёстрами. Цеп часто видел людей, убитых нуждой и горем. Они устало, через силу, тащились на сбор урожая, с трудом могли дотянуться до высоких веток деревьев – и жаловались. Всегда жаловались. На то, какая тяжкая судьба – родиться в дистрикте-11. На то, как жестоки миротворца – забирают всю еду, наказывают, всюду суют свой нос. На то, как плоха, безнадёжна, несчастна их жалкая жизнь.
Рута не пожаловалась ни разу. Да Цеп и вовсе не видел на её личике усталость ли, грусть ли, отчаяние ли…
Рута всегда улыбалась. Дома, в садах, в поле – не важно. Она улыбалась, таща огромную корзину фруктов миротворцам. Она шутила, если рабочую смену продлевали на час-другой. Она весело напевала, забираясь на дерево, чтобы собрать яблок.
Маленькая, хрупкая, с виду беспомощная – Рута работала в садах наравне со взрослыми. Сновала туда-сюда по городу, покупая, продавая, разнося, ища. Ловко, будто ящерица, взлетала на стволы деревьев, до самых высоких и тонких веточек. Прыгала с одной яблони на другую, легко соскальзывала вниз с корзинкой и снова вспархивала наверх.
И пела. Всё время пела. Вообще, кажется, жизнь для Руты была немыслима без музыки, песни, хоть пары-тройки мелодичных звуков. Она напевала себе под нос дома. Она выводила звонким голосом песенки на работе.
Именно Рута придумала сигнал об окончании трудового дня. Она всегда забиралась выше всех – и оттуда, сверху, первая видела яркий флаг у Дома правосудия. Рута придумала знак. Мелодию, четыре нежных ноты. Сойки-пересмешницы, в листве сада, на разные лады ловили её. И все, подпевая, отправлялись по домам.
Рута научила своим нотам других жителей дистрикта. Она, впервые, научила их петь.
По началу Цеп не думал надолго задерживаться в семье Хейли. У него – бабушка, сестра, дом, свои проблемы и заботы. Но он не заметил, как привык к ним. Как важно ему стало, есть ли одежда у Марты, хватает ли еды младшим детям, нет ли поломок в их крохотной лачуге. Нет, свою семью Цеп не забывал. Но они, Хейли, вдруг стали ему родными, близкими, нужными. Они первые, кто принял Цепа не рабочей силой, не помощником, не замкнутым молчаливым громилой. Сыном.
Цеп, правда, почти не говорил с ними, держась в стороне – привычка. Он наблюдал – молча, незаметно, издалека. Но Рута, однажды, подошла к нему и взяла за руку.
- Пойдём на луг, - предложила она.
Вот так, просто. Цеп не успел возразить или вырваться. Крепко сжимая ладошкой его пальцы, Рута потянула Цепа на окраину города, за лачуги и тропинки – на луга.
Огромное, зелёное, бескрайнее, казалось, пространство. Сочная трава кругом, высокие стебли, пёстрые пятнышки цветов. Рута вдруг сорвалась с места, будто птичка в небеса, - и побежала, не отпуская руки Цепа, по лугу. Она смеялась. И Цеп, едва поспевая за ней, вдруг понял, что улыбается. Впервые улыбается.
Потом ещё долго они сидели рядом на траве. Рута – сплетая тонкие стебельки одуванчика в венок. Цеп – щурясь на солнце и наблюдая за ней.
С тех пор Рута всегда была рядом с Цепом. Они вместе работали на сборе урожая. Вместе шли на рынок, готовили еду, помогали Марте по хозяйству. Вместе по вечерам уходили на луг, играя там, собирая полезные травы – или просто лежали бок о бок, глядя в чистые, с пеной пушистых облаков небеса.
Цеп не мог найти слова, чтобы назвать – кто Рута для него. А потом понял – сестрёнка. Маленькая, хрупкая, горячо любимая сестрёнка – её нужно беречь, нужно защищать, заботиться о ней. Да, Рута сильная. Да, Рута ловкая, быстрая и может постоять за себя. Но она – ребёнок. И Цеп, как старший, обязан быть с ней, поддерживать, помогать, оберегать.
В груди Цепа всегда было тепло рядом с Рутой. Нежность, желание защитить, даже счастье… Он ощущал, что жизнь перестала быть тупым, бессмысленным процессом выживания. Что разговоры, шутки, дружба – вовсе не отвлекают, напротив, расвечивают, разбавляют красками жизнь. Что он - не один, сам за себя, теперь. Была Рута. И она – не то, что сестра и бабушка, она - часть его, они вместе, и он всегда, всегда будет защищать Руту от любой опасности.
Год мелькнул, будто вспышка, - быстро и незаметно. И вот уже жители Одиннадцатого дистрикта собрались на площади перед Домом правосудия. Вот уже мэр громко и торжественно поздравляет всех с семьдесят четвёртыми Голодными играми. Вот уже сопроводитель из Капитолия суёт руку в стеклянный шар с именами – здесь, в Одиннадцатом, юноши вперёд.
Цеп не удивлён, когда произносят его имя.
Он вполне ожидал, ещё с двенадцати лет, что его могут выбрать на Игры. Да и был готов к ним – жизнь в дистрикте-11 сделала его сильным и выносливым, без всякой тренировки. Цеп не боялся. Он спокойно зашёл по ступенькам на трибуну, думая только – справится ли семья Хейли без него. Конечно – ответил Цеп сам себе. Рута сильная. Она поможет своим продержаться.
Да, Цеп знал, что его могут взять на Игры. Но к следующим секундам он никогда, никогда не был готов.
- Рута Хейли.
Распорядитель говорит сухо, безразлично. Что за дело ему, какой девчонке выпало идти на смерть в этом году. А Цепу кажется – его окатили водой. Холодной, из ведра, на голову, и вода в ушах, во рту, не вздохнуть, не крикнуть…
А кричать хочется. В голос, громко, до боли в горле – и топать ногами, проломить череп распорядителю Капитолия, швырнуть мэра с помоста. Не Рута. Только не Рута. Нет, только не Рута!
Никогда в жизни она не казалась ему такой маленькой, хрупкой, такой слабой и беззащитной, как сейчас, в этот миг, на трибуне у Дома правосудия. В тисках миротворцев Рута поднимается по ступенькам. А потом, на вопрос распорядителя о добровольцах, только ветер гудит в листве за спинами жителей дистрикта.
Мэр долго, назойливо читает «Договор с повинными в мятеже», говорит что-то о правилах, Играх, Капитолии, Панеме… Цеп не слышит. Цеп не видит толпу людей внизу, мэра, распорядителя, миротворцев. Цеп смотрит – не отрываясь, смотрит на Руту, стоящую рядом с ним.
На лице девочки – испуг. Ладошки стиснуты, прижаты к груди. И в то же время – блеск в больших тёмных глазах. Какой-то вызов, быть может. Решимость и храбрая готовность биться в Играх… не важно, с каким результатом, биться до конца.
А Цеп смотрит и не может, не может, не может поверить. Нет – твердит он себе. Нет, это неправда. Ошибка, глупая шутка, недоразумение, неправда. Руту не могли выбрать на Игры. Её, маленькую, хрупкую, совсем ребёнка. Её, двенадцати лет, чьё имя в первый раз попало на жеребьёвку. Нет. Это не правильно. Так не должно быть!
Мэр заканчивает говорить и торжественно велит трибутам пожать руки друг другу. Цеп хватает ладошку Руты – маленькую, в три раза меньше его собственной. И сжимает. На мгновение, но крепко, обеими руками, – он пытается сказать Руте, что ей нечего бояться; что они – вместе; что она победит, что вернётся домой…
Цеп не знает, как. Цеп не думает, что победитель в Играх – один. Ему главное сейчас – поддержать, подбодрить, помочь своей любимой маленькой сестрёнке.
На длинном, роскошно убранном поезде Руту и Цепа увозят в Капитолий. С ними Рене – ментор, женщина, много лет назад победившая в Играх; с ними распорядитель, а ещё еда, богатое убранство, огромные кровати и всё, что может пожелать душа. Голодать больше не надо. В поезде – вдоволь блюд, напитков, десертов.
Но Цепу на это плевать. Он не ест. Только смотрит, молча, в одну точку на позолоченной спинке стула. Смотреть на Руту, почти незаметно сжавшуюся в глубоком кресле, ему больно.
Рене и распорядитель начали что-то говорить – об Играх, о стратегии, о том, как привлечь на свою сторону спонсоров. Потом был Центр преображения, парад трибутов, Тренировочный центр – и опять, по кругу, планы, указания, идеи, опять попытки сделать всё, чтобы Одиннадцатый дистрикт победил в Голодных играх. Но Цеп не слушал. Автоматически он делал, что говорят, шёл, куда велят. Но в голове его стучал, как отбойный молоточек, вопрос – что делать?
С двенадцати лет Цеп ждал, что его возьмут на Игры. И мысли сводились к двум вещам – убить всех трибутов и, победив, помочь своему дистрикту. Своей семье. Семье Руты. Не важно, сколько будет врагов, не важно, кто окажется вторым из дистрикта-11.
Но теперь… когда Рута – его соперник… Что же, её убьют? Что же, ОН убьёт её?
Желание, возникшее на трибуне в Одиннадцатом, лишь окрепло теперь. Не желание даже - скорее уверенность, твёрдая убеждённость. В семьдесят четвёртых Голодных играх должна победить Рута. Она выиграет. Она вернётся домой и поможет своим родителям, своим братьям и сёстрам.
Но как Рута сумеет? Девочка – маленькая, хрупкая, против рослых умелых трибутов… Цеп помнил, как они смотрели церемонии Жатвы других дистриктов. Рута – самая младшая. А прочие трибуты – как на подбор сильные, мускулистые, тренированные; о профи так и вовсе нечего говорить.
Рута, конечно, быстрая, юркая и ловкая, но… Она не сможет выиграть. Она не выдержит долго на арене. Да, убежит, спрячется, найдёт еду и воду – в этом Цеп не сомневался. Но убийство… Рута – и убийство…. Нет, она не сумеет убить другого трибута. А даже неуловимую и незаметную дичь охотники, в конце концов, загонят в угол.
Что делать?
Решение пришло вдруг – в секунду после вопроса. Рута убить не сможет. Зато он, Цеп, - запросто. И надо, всего лишь, уничтожить всех соперников для Руты – одного за другим. Сам Цеп тоже погибнет – в схватке с последним, а, быть может, и от собственной руки. Не важно. Главное – трибутов не будет; Рута останется одна; она победит; она вернётся домой.
Но следом неожиданно вспомнилось – Голодные игры, четыре года назад. Тогда, под самый конец Игр, осталось трое – девушка, парень и ещё один, совсем мальчишка. Девушка с парнем любили друг друга. И то ли на тренировках, то ли на параде они не смогли скрыть своих отношений – а мальчишка поймал девушку в лесу, выманил, угрожая ей, парня из убежища и прикончил обоих. А вдруг так же сделают с Рутой – из-за Цепа?
Цеп понял, что должен изо всех сил, как сумеет, скрывать свою привязанность к Руте. Надо быть равнодушным. Холодным. Пусть все трибуты думают, что ему главное – победа, и дела нет до девчонки из своего дистрикта. Рута – маленькая, хрупкая, незаметная. До поры до времени никто не станет интересоваться ей. А потом, в конце, - врагов уже не будет.
Больше Цеп не раздумывал, как ему следует поступить. И тем более – не слушал, что говорят ментор и распорядитель про стратегию. У Цепа – свой план. И он не намерен был менять его.
Пришёл день, когда всех согнали в огромный Тренировочный центр. Атала, тренер, зачитывала вслух список секций, объясняла правила, говорила, в какой части зала что находится. Цеп, краем уха слушая, обводил взглядом трибутов.
Они рассыпались по залу, по одиночке, редко – по двое. Только профи, компания из Первого, Второго и Четвёртого дистриктов, встали тесным кружком, ухмыляясь и насмешливо рассматривая остальных. Вблизи они казались ещё сильней, массивней и опасней, чем с экрана телевизора. Крошка Рута едва достанет им до центра груди.
Осторожно, искоса Цеп нашёл глазами Руту. Вот она – стоит у стенки, чуть поодаль от него и смотрит, смотрит на Цепа своими огромными тёмными глазами. Поймав взгляд, она улыбнулась, но Цеп тут же сделал вид, будто не заметил её. Успешно. Никто не смог бы увидеть между ними связь.
Атала, наконец, даёт сигнал начать тренировку. Трибуты расходятся кто куда, профи – к секциям самого мощного и опасного оружия.
Рута сделала шаг к Цепу, уже открыла рот, чтобы спросить, в какую секцию они пойдут тренироваться. Но Цеп, как мог сердито, глянул на неё, останавливая, и ушёл в другой конец зала ближе к профи.
Он заметил, как Рута осталась стоять, ничего не понимая – расстроенная, испуганная, прижав ладошки к груди. Она не знает, в чём дело. Цеп ничего не объяснил ей. «Прости, - подумал он. – Так будет лучше, правда, так надо, прости…».
До конца тренировки Цеп не обращал на Руту внимания. Метал ножи, вязал верёвки, дрался врукопашную с кем-то из инструкторов. И, проходя мимо Руты, ничем не показывал, что ему есть дело до девочки. Судя по всему, сработало. Профи поглядывали на него – насмешливо, и всё же уважительно, а маленькую хрупкую Руту и вовсе никто не замечал.
После тренировки к Цепу подошёл мускулистый, широкоплечий трибут со светлыми волосами – из профи.
- Привет, - сказал он, подняв ладонь как знак приветствия. – Меня зовут Катон.
- Цеп.
Катон, чуть склонив голову к плечу и скрестив на груди руки, секунду изучал Цепа.
- Ты сильный. Не хочешь присоединиться к нам?
Цеп коротко бросил взгляд на команду профи – две девчонки, Катон, ещё парень. И дёрнул плечом, уже отвернувшись:
- Нет, спасибо.
Катон что-то прошипел вслед Цепу – может быть, это было «ты пожалеешь». Цеп не слушал.
Три дня, отведённые на тренировки, прошли быстро. Наступил день, когда каждый трибут должен был показать жюри, на что он способен.
В конце концов в коридоре перед залом для демонстраций остались четверо – Цеп, Рута да двое из Двенадцатого дистрикта. Цеп старался не смотреть на маленькое смуглое личико Руты с большими глазами. А потом, в зале, он даже не сознавал толком, что показывает распорядителям Игр. Его цель – там, впереди, на арене. Так не всё ли равно, сколько очков ему поставят, понравится ли он жюри, будут ли у него спонсоры?
Позже, в гостиной перед телевизором, Цеп увидел на экране десять баллов рядом со своим именем. Рута получила восьмёрку. Цеп, правда, не знал, что она показала распорядителям – но обрадовался за Руту от всей души. Восемь очков - хороший результат, он может привлечь спонсоров, а Руте они нужны, чтоб выжить, чтоб продержаться до тех пор, пока…
Рута больше не пыталась заговорить с ним. А в начале, напротив, - подходила к нему, спрашивала, в чём дело, просила прощения, считая, видимо, что чем-то обидела его. Цеп уходил в свою комнату молча. И только твердил про себя: «Прости, так надо, прости, прости, прости».
Не мог же он, в самом деле, открыть свой план? Ментор возмутится, а Рута… Рута никогда не позволит Цепу сделать то, что он задумал.
Для интервью Рене со стилистами выдумали тактику – особую для каждого, чтоб, как они твердили, «привлечь», «поразить», «заинтересовать». Спонсоры, спонсоры, зрители, зрители – Цеп не слушал. Ему было плевать и на зрителей, и на спонсоров, и на ментора с его глупыми стратегиями.
Цеп стоял за кулисами, когда в кресле рядом с Цезарем Фликерманом сидела Рута. Маленькая, хрупкая Рута – в лёгком газовом платье, атласных туфельках, крылышками за спиной… Она, кажется, была ещё меньше, ещё беззащитней, чем обычно, сейчас. Она будто терялась в огромном глубоком кресле.
У Цепа сжало тисками внутри, и он заставил себя отвернуться. А когда Цезарь, на сцене, пытался расшевелить его, втянуть в беседу – молчал, коротко бросая «да» и «нет».
И вот, наконец, он, день начала Голодных игр. Цепа развели с Рутой сразу – он один очутился в комнате с металлическим диском на полу. Стилист пожелала ему удачи. Пустой голос из динамика объявил тридцать секунд. Прозрачная капсула медленно, плавно скользнула на поверхность.
- Леди и джентльмены, семьдесят четвёртые Голодные игры объявляются открытыми!
Цеп не слушал голос Клавдия Темплсмита. Он лихорадочно оглядывал трибутов – двадцать три, кругом, на равном расстоянии от Рога. И там, впереди и чуть справа, Цеп поймал знакомый внимательный взгляд Руты.
Шестьдесят секунд. Столько, кажется, надо стоять, пока не ударит гонг к началу Игр. Эти секунды Цеп как-то искоса, боковым зрением подметил всё – Рог изобилия, вещи, раскиданные тут и там, профи на дисках слева. Но, не отрываясь, он держал глазами Руту. До самого последнего момента. А потом – гулкий удар гонга, и Рута исчезла, утонув в пёстром море трибутов.
Цеп сорвался с места, швырнув в стороны щуплую девицу и парня, метнувшихся к нему. Где-то за спиной грохнула пушка; он убил их?
Но с размаху и резко его захлестнула, будто волной, куча вопящих, дерущихся, движущихся тел. Они мелькали, кружась, как осы в улье. Они кричали, рычали, стонали, давя и добивая друг друга. Мальчик рядом с Цепом упал с перерезанным горлом. По правую руку взвизгнула девчонка, рухнув на землю, будто сломанная кукла. Парень огрел другого по голове тяжёлым рюкзаком и скрылся за деревьями. Две девицы, сцепившись и яростно шипя сквозь зубы, катались по траве.
Цеп бежал вперёд, прокладывая себе путь просто – кулаками. Но, в общем, никто не рисковал связываться с ним. Все прыскали с дороги Цепа, трезво оценив свои шансы против него. Зато профи – тут как тут.
Первым на пути Цепа попался Катон. Возник, как из-под земли, и взмахнул коротким зазубренным клинком, целя в живот. Цеп легко отпрыгнул в сторону. И коротким ударом отбросил Катона куда-то вниз и в бок.
Под ноги подвернулся рюкзак. А через два-три метра – толстая мощная дубина из гладкого дерева. Цеп закинул добычу за спину и напролом метнулся в заросли ближайших деревьев. На секунду, на один миг ему показалось, что в зелени листьев мелькнула фигурка Руты.
В спину Цепа били удары пушек, крики, визг и звон стали о сталь. Но вскоре все звуки растаяли, далеко в чаще зелёного леса. Цеп, впрочем, не стал отходить на большое расстояние от Рога. Его цель – убить как можно больше. А кто-нибудь наверняка пройдёт этим путём в поисках укрытия на ночь.
Долго ждать Цепу не пришлось. Спустя час-полтора из лабиринта ветвей показался трибут, девчонка, - Цеп не помнил, из какого она дистрикта, да и надо ли? Девица, как испуганный зверёк, стреляла глазами по сторонам. И Цепа она, само собой, увидела. Но в секунду, когда дёрнулась и сделала попытку убежать, - Цеп одним движением свернул ей шею.
Убить. Как можно больше. Как можно быстрее. Убить.
До ночи Цепу удалось прикончить ещё одного – мальчишка, щуплый, слабый. А в темноте, устроив постель в неглубокой впадине под кронами деревьев, Цеп смотрел в небо, считая погибших. Одиннадцать. И троих-четверых от общего числа убил он.
Дистрикт-4, дистрикт-5, шесть, восемь, десять… Цеп ощутил, как сердце подскочило к горлу и забилось там, мешая дышать. А вдруг дальше – дистрикт-11, Рута…
Нет. Гимн Капитолия стихает, и тишина толкает сердце из горла обратно. Не Рута. Сегодня – не Рута. Она жива. С ней всё в порядке.
Потом Цеп перестал замечать, сколько дней уже идут Голодные игры. Он только добывал себе еду и воду. Только ночевал в мелких овражках, под ветвями деревьев, в густых зарослях ежевики. Только убивал – методично, одного за одним трибута. Только считал – сколько погибло, сколько осталось. Только смотрел по ночам в небо, чувствуя, как сердце сжимается от страха – а вдруг сегодня, вдруг Рута…
Но Рута была жива. А Цеп, с каждым днём, - всё ближе, ближе к своей цели. Для Руты. Ради Руты "Ты вернёшься, - твердил он беззвучно, себе или ей,- Ты вернёшься домой".
***
Когда распорядитель Голодных игр достал из шара имя Руты, никто не вызвался заменить её. На вопрос о добровольцах - гулкая, звенящая тишина и вой ветра.
Рута знала, что никто не пойдёт на Игры вместо неё. Сёстры ещё маленькие, конечно, им нет двенадцати, а другие… другие боялись. Это он - страх, острый холодный ужас перед Голодными играми вынуждал жителей дистрикта-11 опускать голову, отводить глаза. Почти у всех были дети. Все знали, что в Играх по статистике побеждают профи. Все боялись, что однажды и их ребёнка заберут, силой утащат на Игры, не на пару-тройку недель – навсегда.
Даже Рене, чемпион Одиннадцатого дистрикта, казалась растерянной. Будто она не побеждала в Голодных играх много лет назад. Будто она сразу, уже сейчас, знала – трибутам домой не вернуться.
Рута всё понимала, всех понимала – и страх жителей, и растерянность Рене, и беспомощную горечь в глазах матери, но… Она ощутила вдруг, что совсем, совсем одна в мире. Никого нет рядом с ней.
Но был. Один человек - был. Цеп, навстречу которому она шагнула, в кольце миротворцев, по ступеням помоста.
Рута не могла оторвать от него глаз. И почти не слушала, что говорит распорядитель – о законе, о правилах, о Капитолии, Панеме и Голодных играх. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться – прямо сейчас, тут. В глазах Руты стояли слёзы, в горле – тугой комок.
Распорядитель, закончив, приказал трибутам пожать друг другу руки. Цеп схватил её ладонь – не одной, двумя руками, - и сжал, крепко, твёрдо, не отрывая своих глаз от глаз Руты. Он словно хотел сказать ей что-то. Поддержать её. Помочь.
И Рута вдруг ощутила, как тяжёлое, гранитное валится с её плеч на землю. Мигом исчез комок из горла, слёзы из глаз, а взамен пришло облегчение – всё будет в порядке; с ней Цеп – всё будет в порядке. И не важно, что придётся вытерпеть на Играх… Цеп – с ней.
Мысли о Голодных играх пришли к Руте потом, в роскошном, огромном вагоне поезда. И осознание, чистое осознание накрыло с головой – она трибут, она участвует, она должна убивать, ей надо убить… Цепа.
Это показалось самым страшным. Самым невероятным, неправильным, жестоким. И в миг перекрыло собой всё остальное.
Рута должна убить своих соперников. Рута должна убить Цепа. Цепа, её Цепа, брата – если хочет победить в Голодных играх.
А вдруг… вдруг они окажутся последними, там, в конце Игр, - друг против друга? Что им делать тогда?
Нет! Нет, нет, нет, нет!
Руте хотелось закричать – громко, отчаянно, хотелось обнять Цепа, побледневшего, испуганного Цепа в кресле напротив. Хотелось выскочить из вагона поезда на полном ходу. Что угодно – только не это, не Игры, не Игры, где соперник – Цеп!
Уверенность, пришедшая к Руте на Жатве, лопнула, как воздушный шар. Нет, всё не будет в порядке. И Цеп не придумает, что делать. И Цеп не с ней – нет, нет, он по другую сторону, он теперь – соперник, враг, преграда к победе.
Только… нужна ей эта победа?
С церемонии Жатвы Цеп не сказал Руте ни слова. Молчал – всю дорогу в поезде, парад, ужин с распорядителем и Рене. А там, в Капитолии, попросил тренировать его отдельно. Он даже не смотрел на Руту. Проходил мимо, словно её не существует. И ничего, ничего не объяснил ей.
Рута пыталась понять, что с ним случилось. Подходила, спрашивала, делала попытки завести разговор, извинялась. Может быть, она чем-то обидела его? Или, может… Цеп твёрдо решил победить в Играх, а Рута – препятствие, помеха, просто один из двадцати трёх врагов-трибутов?
Но нет. Нет, конечно нет. Цеп, её Цеп не мог поступить так. Он никогда не поднимет руки на Руту.
Никто, кроме Руты, не общался с Цепом в дистрикте-11. Говорили, конечно, вели дела с ним, он отвечал, помогал, но… Ни с одним человеком Цеп не сошёлся. Даже с Джиной, собственной сестрой. Он всюду ходил один. Массивный, высокий, будто скала – и, как камень, холодный и молчаливый. Не то чтобы в Одиннадцатом боялись Цепа. Просто настороженность, лёгкая опаска. Люди считали, что лучше будет держаться в стороне. Кто знает – попадёшь под горячую руку, и поминай потом, как звали.
Рута сразу, едва Цеп ступил через порог её дома, поняла, что, на самом деле, он вовсе не такой. Что ему не нравится, нет, не нравится одиночество. Что Цеп хотел бы поладить с кем-нибудь…. да желающих никогда не находилось.
Однажды Рута взяла ладонь Цепа в свою и повела его на зелёный луг на окраине дистрикта. Это была их первая совместная прогулка. Потом – вторая. Потом – третья. И так, медленно, постепенно, Цеп превратился из человека, которому хочется помочь, в родного, близкого, нужного. В старшего брата.
Цеп каждый день проводил с семьёй Хейли и с Рутой. Помогал им. Чинил, убирал, искал еду, присматривал за младшими детьми. И Руте он казался, правда, старшим братом – всегда рядом, всегда поможет, поддержит и защитит. Рута хотела, чтобы Цеп улыбался. Чтобы гулял с ней, пел песни в садах, шутил, играл с младшими в прятками… чтобы жил.
А сейчас они – трибуты Одиннадцатого дистрикта на Играх, и… кто теперь Цеп для Руты? Кто она для него?
Последний раз Рута увидела Цепа перед началом Игр – на диске у Рога, чуть справа и в стороне. На секунды, жалкие мгновения она поймала взгляд его тёмных глаз. А затем – гонг, крики, удары, и Цеп исчез, растворился в бурлящей толпе трибутов.
Ментор сказал ей – хватать первое, что попадётся, и бежать к лесу. «Ты маленькая, - твердила Рене. – Они вряд ли обратят на тебя внимание, но, в пылу схватки, могут задеть».
Рута сорвалась с места, легко лавируя между трибутами, слыша, как вопли, звон и стук летят ей в спину. Путь к лесу был чист – видимо, все решили отхватить у Рога изобилия кусок побольше. Рута зацепила с земли пластиковую флягу, рогатку из древесины и чуть дальше – остро заточенный камень, по форме похожий на нож. Деревья маячили впереди, совсем близко. И, скрываясь среди ветвей, Рута на секунду оглянулась назад.
Там шла бойня. Высокий широкоплечий парень швырнул на землю девочку, свернув ей шею. Другой выдирал из рук противника толстый рюкзак. Девушка, ухватив только кусок прозрачной плёнки, скрылась в лесу. Кровь прыснула из горла какого-то мальчика. Тела, всюду изломанные, вывернутые, грязные тела.
А ещё Руте показалось, что она видит Цепа – там, в пёстрой гуще; он толкает прочь парня из профи и скрывается где-то на другом краю леса.
Дистрикт-11 научил Руту как следует лазать по деревьям. Она забиралась высоко – на самые дальние, самые тонкие и хрупкие ветви, как дома в садах. Густые листья отлично скрывали от лишних глаз, а к воде Рута старалась держаться как можно ближе. Ела она ягоды, корешки и травы – большая часть росла и дома, на лугах Одиннадцатого дистрикта.
По дому, по родной тёплой лачуге Рута скучала. По матери, по братишкам и сестрёнкам, по густым зелёным кронам и сладкому запаху трав. Потихоньку, себе под нос, Рута напевала песенки, слушая, как сойки-пересмешницы в лесу отвечают ей. А ещё она крепко сжимала ладошкой талисман. Ту, единственную, вещь, что ей позволили взять из дома. Ожерелье. Круглое кольцо из стеблей пахучей травы – и звезда, деревянная, в самом центре.
Этот талисман они, давным-давно, мастерили вместе с Цепом.
Другие трибуты не нападали на неё. Их и вовсе, кажется, не было в этой части леса. Изредка внизу проходила пара-тройка – но Рута пригибалась к ветке и тихо ждала, пока уйдут. Или, прыгая с одного на другое дерево, исчезала в стороне. Ей не приходила в голову мысль оттуда, сверху, спикировать на врага и прикончить. Нет. Не убийство. Что угодно – не убийство.
Порой из леса ветер нёс глухие, едва слышные удары пушки. У Руты всё крутило, сворачивало в крепкий узел.. А ночью, в темноте, и вовсе чудилось, что вот-вот сердце выскочит из груди.
Под гимн Капитолия Рута до рези в глазах всматривалась в небо. Считала тех, кто погиб. И ждала, с ужасом ждала, что вот, сейчас, в небе вспыхнет знакомое смуглое лицо Цепа.
Но Цеп был жив. И Рута не знала, что делать дальше – само собой, вечно отсиживаться на деревьях не выйдет. Трибутов всё меньше. И, в конце концов, она будет вынуждена спуститься на землю – чтобы убить, или чтоб убили её. Убить…
Но одно Рута знала точно и ясно – Цепа она не убьёт. Даже не сделает попытки. И не в том дело, что он сильней, старше, массивней, что у неё просто не получится, что она и вовсе не способна убивать… Просто он – Цеп. Он – не враг ей.
Рута гнала от себя мысли, что, может быть, они в конце концов останутся один на один. И кому-то придётся прикончить другого.
Однажды на закате, в гаснущих лучах солнца, Рута собирала ягоды с пушистого куста. И вдруг услышала шаги за спиной – нет, скорее топот, словно кто-то бежит, быстро, из леса прямо сюда.
В секунду Рута взлетела на ветки ближайшего дерева. Ухватилась руками покрепче, приникла к стволу – и посмотрела вниз.
Там метнулась к дереву – соседнему с Рутой – фигурка. Быстро подпрыгнула, уцепилась за нижние сучья – и поползла наверх, к верхушке, как могла быстрей.
Огненная Китнисс. Ещё на тренировках она привлекла внимание Руты, ещё там Рута ходила за ней – быть может, в надежде пообщаться, подружиться… Китнисс выглядела не такой, как другие трибуты. А ещё Руте – только теперь она осознала это – отчаянно хотелось кого-то рядом. Опору, поддержку, друга – только не одной, не в одиночестве, без Цепа, только не…
И вот сейчас – Китнисс в двух шагах от Руты, на толстой ветке, а внизу выскочили из чащи и толпятся, улюлюкая и насмехаясь, профи с парнем из дистрикта Китнисс. Что-то кричат, дразнят, тыкают пальцем, хохочут. Загнали в ловушку, ясно.
Наконец профи угомонились, решив, видимо, что никуда Китнисс за ночь не пропадёт. Улеглись на земле под деревом – и почти мгновенно заснули.
Китнисс куталась в спальный мешок на перекрёсте веток, но не спала – смотрит, не мигая, куда-то в тёмное высокое небо. И вдруг, дёрнувшись, замечает Руту.
Несколько секунд они смотрели в глаза друг друга, а потом Рута приметила там, на верхушке дерева Китнисс, серое пятнышко осиного гнезда. Осы-убийцы. Конечно, кто не знает ос-убийц – ни раз они мелькали на прошлых Играх.
Рута осторожно, тихо просунула руку между ветвей и показала на гнездо. Через секунду Китнисс поняла её и кивнула.
А спустя несколько минут гнездо уже полетело вниз с дерева, раскололось о землю, и профи с дикими воплями прыснули в разные стороны. Рута пригнулась к шершавой коре и, оттолкнувшись, прыгнула на ветку ближайшего дерева. И дальше, дальше, прочь отсюда, чтобы осы ненароком не настигли и её.
На землю она спустилась, только решив, что уже безопасно. Спрыгнула в траву, прошла немного – и впереди, в неглубокой яме, закрытой густым кустарником, увидела Китнисс.
Две ночи Рута оставалась рядом с ней. Знала, что ничем помочь не сумеет – Китнисс без сознания, но и оставить, конечно, её не могла. Нет, не оставит. Ведь Китнисс – не такая, как прочие трибуты.
Внезапно Рута почувствовала себя… одинокой. Почти забытое, острое чувство из Тренировочного центра, со сцены в родном дистрикте. Она одна. В лесу, среди сильных и взрослых трибутов. Даже Цепа с ней рядом нет – хотя там, в самом начале, Руте казалось, что на Играх они будут держаться вместе.
Китнисс, в конце концов, очнулась и, кое-как поднявшись на ноги, пошла на поиски воды. Рута неслышно следовала за ней вдоль ручья – позади на пару шагов, прячась за широкими стволами деревьев.
Но вдруг под ногой у неё хрустнул сучок, и Китнисс, в секунду вскинув лук со стрелой, обернулась на звук. Рута приникла к стволу раскидистого дуба, готовая, если что, скрыться отсюда.
- Знаешь, заключать союзы могут не только профи, - сказала Китнисс, подходя ближе и опуская оружие.
Рута не сразу сообразила, что ответить – не поверила услышанному.
- Ты это серьёзно? Про союз?
- Почему нет? Ты спасла меня, показав осиное гнездо. Ты умная – иначе просто не выжила бы до сих пор. И вдобавок я всё равно не смогу от тебя отвязаться.
Казалось бы, не очень вежливые слова – но Рута выглянула из-за дерева и увидела, что Китнисс улыбается. И вовсе не похоже, что про союз она шутит, или издевается, или заманивает Руту в ловушку… Руте вдруг стало легко и тепло в груди. Она, хоть немного неуверенно, выскользнула на открытое пространство.
Союз. Помощник в Играх. Кто-то, кто будет рядом с ней. Рута не одна больше. Есть Китнисс, Огненная Китнисс. И вместе они справятся, конечно, они выживут, они смогут… Мысль «победитель – один» мелькнула – но Рута тут же забила её глубоко, далеко внутрь себя.
Потом они с Китнисс сидели у костра, ели сочное тёплое мясо и говорили обо всём. Рута рассказала про жизнь своего дистрикта. А когда, по просьбе Китнисс, перечисляла выживших, на имени Цепа больно, остро дёрнулось в груди.
«Десять, - думала Рута. – Нас десять». И ночью снова всматривалась в тёмное высокое небо, чувствуя, как сердце стучит барабаном в груди.
Но Цеп был жив.
Ответ на вопрос, что делать дальше, пришёл неожиданно, сам собой – взорвать припасы профи. Конечно! Ведь они – сильные, тренированные, легко могут убить, захватить, украсть. Но самим добывать пропитание и воду никто, никогда их не учил.
Рута и Китнисс составили план – сигнальные костры, дым, привлечь внимание было задачей Руты. И она, обучая Китнисс мелодии из четырёх нот – той самой, любимой, из дома, - ощущала, как внутри греет уверенность. Всё выйдет. Всё получится. Иначе – быть просто не может.
Рута, сама для себя неожиданно, обняла свою союзницу.
- Будь осторожна.
- Ты тоже, - ответила Китнисс, прижимая Руту к себе. И скрылась среди густых зелёных ветвей деревьев.
Секунды Рута смотрела ей вслед, а потом со всех ног побежала в лес, к первому костру, сжимая в руке коробок спичек. Пора зажигать.
Хворост занялся почти мгновенно, тихо потрескивая и искрясь, и Рута тут же метнулась ко второму костру, а от него – к третьему. Где-то далеко шуршали шаги – видимо, приманка сработала, и профи идут, чтобы поймать неосторожного неудачника, зажёгшего костёр.
Чувствуя, как уверенность растёт всё больше, как радостно стучит сердце, Рута перепрыгнула через узловатый корень на пути к третьему костру. Немного, ещё немного – там, за деревьями…
Но пересечь поляну, на которой оказалась, Рута не успела. Что-то резко опутало её – со всех сторон, прижимая руки к телу, - и, споткнувшись, она полетела на землю.
Сеть. Огромная сеть из толстой, жёсткой верёвки. Волокна остро впиваются в кожу, царапая, - и Рута вдруг ощутила себя, как птица в силках, забилась, покатилась по земле. Её охватило отчаяние. Слёзы прыснули из глаз. Она услышала где-то за поляной шаги и закричала, громко и пронзительно, не сдержав себя:
- Китнисс! Китнисс!
- Рута! Я здесь!
Китнисс стрелой выскочила на поляну, метнувшись к Руте. Рута ощутила, как внутри разлилось облегчение, просунула руку в ячейку, позвала Китнисс по имени – и вдруг вспышка боли пронзила собой весь мир.
Что-то случилось – быстро, в секунду. Закричала Китнисс. Позади Руты упал на землю мальчик, истекая кровью и со стрелой глубоко в горле.
– Он один? Один?
Китнисс вертелась на месте, натягивая стрелу, и Рута хрипло, свистяще ответила – «да», несколько раз подряд. Вокруг всё плыло. Лес, небо, солнце – очертания предметов смазались, смешались, как краски на листе бумаги. И боль. Тупая, сверлящая боль от живота по всему телу, к рукам, ногам, голове. Рута с трудом перекатилась на бок и только тут увидела копьё – в своём животе; вокруг него – красное, ослепительно-красное пятно крови.
Руту затошнило. Она скорчилась на земле, дыша сквозь сомкнутые зубы.
Китнисс подскочила к ней, разрезала сеть ножом, пихнув в сторону тело мальчика. В её глазах – отчаяние, и Рута мигом поняла, что это значит. Она протянула руку – и Китнисс, схватив, крепко сжала её ладошку в своей.
- Ты взорвала еду? – прошептала Рута. Сил говорить громче просто не было.
- Всё до последнего кусочка.
- Ты должна победить, - сказала Рута. А в голове вертелось: «Ты… Цеп… Всё в порядке, профи больше не угрожают вам, вы в безопасности, всё в порядке…».
Небо накренилось и, кажется, начало падать в бок, вниз и в бок.
- Я сделаю это. За нас обеих.
- Не уходи, - ещё, ещё крепче сжать пальцы Китнисс. Её голос – далёкий, глухой, будто со дна глубокого колодца.
- Я не ухожу. Я буду с тобой.
- Спой, - вдруг вырвалось у Руты. Само. Она не знала, почему просит об этом. Просто хотелось… почувствовать себя дома. В маленькой, хлипкой лачуге, с мамой, папой и братишками и сестрёнками. В садах, где она первой замечала флаг над Домом правосудия, выводя четыре ноты. На лугах, где они лежали, глядя в небо, с её старшим братом Цепом.
Китнисс поёт, а Рута не слышит почти не слова – только мелодия, тихая, нежная, успокаивающая. Глаза Руты закрываются – нет сил смотреть, думать, нет сил… Кажется, грохнула пушка. А Рута подумала, чувствуя, как за веками гаснет свет: «Цеп жив. Он вернётся домой...».
***
Цепу показалось, что он умер. Прямо тут, в лесу под деревом – умер на месте, когда в высоком тёмном небе вспыхнуло лицо Руты. Его Руты. Его сестрёнки.
Там, в небесах, она смотрела на Цепа и улыбалась – как дома, доброй и счастливой улыбкой. Кажется, руку протяни – и можно дотронуться. Словно Рута ещё жива.
- Нет, - хрипло выдохнул Цеп, впечатывая кулак в ствол дерева рядом с собой. – Нет. Нет, нет, нет.
Он всё бил и бил – до саднящей боли в костяшках, до крови, наверное. Но так есть возможность считать удары. Чувствовать боль. И не думать, не думать, не признавать, не принимать…
Почему? Как? Почему Рута, его Рута… погибла, умерла где-то там, в лесу, и он ничего, ничего не смог сделать? Она вообще не должна была попасть на Игры! Она обязана была победить – чуть-чуть осталось же, совсем немного!
В живых сейчас были только пять трибутов, не считая Цепа. Двое из дистрикта-2. Рыжая из Пятого. Огненная Китнисс с дружком. Ещё немного. Ещё бы немного – и Рута могла…
Цеп привалился спиной к стволу дерева, чувствуя себя пустым, как шар без воздуха. Сил не было. Даже на то, чтобы подумать о соперниках – вдруг кто-то рядом, вдруг нападёт исподтишка.
Хотя какая, к чёрту, теперь разница? Руты нет, и смысла – тоже.
Цеп приказал себе собраться. Встать. И пойти на поиски еды и места для ночлега.
Нет. Он не оставит всё так просто. Он убил уже многих – и не бросит дело на полпути. Рута умерла. Но Цеп должен, должен победить – даже теперь, особенно теперь. Для семьи Хейли. Для своего дистрикта. Для Руты, ради Руты.
В конце концов, он и до этого всё делал ради неё, верно?
На следующий день Цеп потерял дубинку, своё единственное оружие. До сих пор она помогала ему как добывать себе еду, так и разделываться с врагами. А теперь как быть?
Дубинка упала на дно глубокого, крутого оврага. Цеп сам едва не свалился туда – шёл, не глядя под ноги, вот и соскользнул, выронил оружие. Теперь он вряд ли сумеет разделаться с пятью противниками.
Но ещё, кажется, через день, играет гимн Капитолия, и Клавдий Темплсмит объявляет, что завтра, у Рога изобилия, каждый трибут отыщет то, что очень ему необходимо. В случае с Цепом это, видимо, будет оружие.
Отлично.
Цеп прокрался к Рогу на рассвете. Вокруг никого не было, только низкий столик с рюкзаками виднелся впереди. Цеп ухватил взглядом тот, большой, что с номером 11, и стал ждать, пока стол не закрепится в земле до конца.
Вдруг из жерла Рога выскочила девица, рыжая из Пятого дистрикта, схватила свой рюкзак и скрылась в чаще справа от Цепа. Следом, из кустов неподалёку, - Огненная Китнисс, а в спину ей летят ножи от девчонки-профи из Второго.
Цеп прислонился спиной к дереву, поглядывая на площадку перед Рогом. Подождать. Скорее всего, кто-то из этих двоих прикончит другого – а может, и обе помрут. Меньше соперников – меньше проблем. Подождать.
Цеп почти не обращал внимания на драку там, у Рога. Он вообще, кажется, ни на чём не мог сосредоточиться – мысли расползались, и только смерть Руты была чёткой, до боли настоящей и ясной.
Рута. Цеп услышал имя, и оно, как холодная вода, мигом встряхнуло его.
Цеп дёрнул головой, получше всмотрелся в то, что происходит рядом с Рогом изобилия.
Девица из Второго дистрикта сидела верхом на Огненной Китнисс, прижимая её коленями к земле. В руках девицы – нож. Она водила им по лицу соперницы и насмешливо говорила:
- … твою союзницу, что скакала по деревьям… как её звали? Рута? Пришла Руте хана, теперь возьмёмся за тебя.
Больше Цеп ничего не слышал и не видел. Его сознание ухватило, связав в одно, три вещи – Рута погибла; Руту убила эта девица; девица смеётся, издеваясь над смертью Руты.
Цеп выскочил из гущи деревьев, в секунду оказался возле девицы и схватил её за горло, отрывая от Китнисс и поднимая над землёй. А потом, изо всей силы, швырнул об землю.
- Что ты сделала с той девочкой? Это ты убила её?
Девица хрипит, таращит глаза, пятится подальше от Цепа. И кричит:
- Нет, нет! Это не я!
- Ты называла её имя. Я слышал. Ты убила её? – Цеп ощутил, как мускулы его лица сводит, искажает от злобы. Он поднял с земли камень и занёс над головой девицы.
Та дёрнулась, отползая назад, и заверещала на весь лес:
- Катон! Катон!
- Мирта! – кажется, отвечает голос из чащи. Но Цепу всё равно. Хватая одной рукой девицу за горло, он бьёт, бьёт камнем ей в висок. И бросает обмякшее тело на землю. Девица жива. Но она сдохнет скоро, сдохнет за то, что сделала с Рутой!
Цеп в ярости обернулся, сжимая в руке камень, и увидел Огненную Китнисс. Она ещё на земле – приподнявшись, смотрела на Цепа в ужасе.
Убить. И соперников меньше. Убить.
Но вдруг, поймав взгляд девчонки, Цеп вспомнил слова, что услышал секунды назад от Мирты. «… твою союзницу, что скакала по деревьям».
- О чём она болтала? – резко и хрипло спросил Цеп. – Ты союзница Руты?
- Я… я… мы с ней объединились. Взорвали еду профи. Я хотела её спасти. Очень хотела. Но он нашёл её раньше. Парень из Первого.
- Ты его убила?
- Да, я его убила.
Китнисс что-то быстро и сбивчиво тараторила, но Цеп уже не слушал. Убийца Руты мёртв. Его пособница мертва. А эта девчонка… помогала Руте. Была с Рутой до самого конца.
- Цеп, сделай это быстро, ладно?
Цеп посмотрел на Китнисс, лежащую на земле. О чём она?
- В этот раз, только в этот раз я тебя отпускаю. Ради девочки. Мы с тобой квиты. Больше никто никому не должен. Понятно?
Схватив со стола и свой рюкзак, и рюкзак Второго дистрикта, Цеп быстро пошёл прочь от Рога изобилия. И по дороге швырнул что-то, необходимое Катону, в ближайший овраг.
Катон. Главный враг теперь – Катон. После ещё Китнисс да её дружок – но с ними просто, а Катон – профи. В первую очередь надо разобраться с ним.
День Цеп переждал в лесу, поймав пару птиц дубинкой, найденной в рюкзаке, и поджарив на огне. Костёр он специально зажёг побольше, кинул сухих листьев для дыма. Конечно, Катон явится на сигнал. Он тоже понимает, что главное сейчас – покончить с Цепом.
Катон пришёл к вечеру, когда угли в костре почти совсем погасли. Бесшумно появился из деревьев неподалёку – копьё в руке, плотно сжатые в линию губы.
Цеп обернулся – секундой раньше, чем профи прыгнул на него.
Отбросить Катона было легко, и отбить град ударов следом – тоже. Они ещё долго кружили по маленькой поляне, делая выпады и уходя от противника. Но, пусть Цеп сильней и мощней Катона, - в дистрикте-11 не готовят профи.
Цеп, в конце концов, сумел повалить врага на землю – и нагнулся, чтоб одним точным движением свернуть ему шею. Но Катон схватил его ворот куртки. Дёрнул на себя, резко вскакивая – и через секунду Цеп сам лежал на земле под ним. Колени Катона крепко прижимали Цепа к траве.
Ситуация, внезапно, напомнила Цепу Китнисс и Мирту – на миг он подумал, что сейчас Катон начнёт издеваться, смеяться, похваляясь своим успехом, играя с жертвой. Но Катон – не Мирта. За секунду всадив копьё Цепу в горло, он резко дёрнул его на себя.
Под воротник потекло горячее.
Это было последним, что Цеп почувствовал – липкая, влажная жидкость, насквозь пропитавшая куртку. А потом мир вокруг погас – вспыхнув, отключился, будто старая, изношенная лампочка. «Конец» - как-то издали, отстранённо подумал Цеп. И последней его мыслью было, что и бой с Катоном, и эта смерть – ради Руты. Он же всё на арене делал ради неё.
Верно?
Зря я так долго затягивала с рассказом.
Название: "Ты вернёшься домой"
Автор: Rainbow
Бета: сам себе
Фэндом: «Голодные игры»
Персонажи: Цеп, Рута
Рейтинг: PG
Размер: мини
Статус: закончен
Размещение: с моей шапкой
От автора: ещё в первой книге меня глубоко тронул момент, где Цеп убивает за Руту. И я задумалась - а что, на самом деле, связывало этих двоих?
читать дальше
***
Мать Цепа умерла, когда ему было четырнадцать. Отец – ещё раньше. По правде говоря, Цеп не помнил его – только смутно, лицо с густыми бровями и жёсткой щетиной. Упал с крыши, когда латал пробоину, - так говорила мать. А потом, от эпидемии туберкулёза, погибла и сама.
В семье Цепа осталось двое – сестра Джина, на год младше, да их бабушка, старая, измождённая и совершенно беспомощная. Она не могла работать в садах. И все дела легли на плечи Цепа с Джиной.
С утра до вечера они метались по Дистрикту-11. В первой половине дня – сбор урожая, краткий обед, работа с поле; а вечером, до самой темноты, – готовка, уборка, стирка и починка. В их старом, крошечном доме постоянно что-нибудь ломалось. Двери. Стулья. Стол. Крыша. Пока Джина стряпала нехитрый ужин, Цеп, как мог, приводил вещи в порядок.
В Одиннадцатом дистрикте, впрочем, все жили так. С детства мать учила Цепа и Джину – добывать пропитание, готовить, чинить, забираться на самые высокие деревья, таскать тяжести… просто – выживать.
Цеп не знал, что жизнь может быть другой. Нет, знал, конечно, – старенький телевизор на кухне ещё работал. Но по-другому – там, далеко, где-то в Первом, Втором, Четвёртом дистрикте, в Капитолии. Там люди катаются, будто сыр в масле. А в Одиннадцатом нужно уметь бороться за жизнь – не только на Играх.
Цеп умел. За годы со смерти матери он стал выше ростом, шире в плечах, сильнее и выносливее. Заслуга в этом, пожалуй, тяжёлого труда с утра до вечера; бессонных ночей; ухода за слабой, беспомощной бабушкой; помощи сестре; попыток как угодно, где угодно – а найти, чем кормить себя, бабушку и сестру.
Когда-то Цеп считал, это несправедливо – сады дистрикта-11 полны овощей и фруктов, поля – пшеницы, ржи и съедобных трав. Так почему всё уходит миротворцам, а им, жителям дистрикта, - жалкие крохи? Цеп помнил, как ему хотелось в тайне украсть немного яблок из корзин. Помнил, как однажды мальчик по имени Джон взял одну грушу для своей сестрёнки; как потом, на площади перед Домом правосудия, Джона высекли плетьми на глазах у всех. За одну грушу. Почти до смерти.
Пришлось смириться. Пришлось выкручиваться, бегать, работать не покладая рук. Пришлось жить на жалкие урывки от урожая, ища другие способы достать еду.
Ещё с детства Цеп был замкнут и неразговорчив. А к восемнадцати годам и вовсе – закрылся в себе, едва скажет за день два-три слова. И нет, не потому, что он боялся чего-то, не хотел сходиться с людьми… У Цепа попросту не было времени на разговоры. Он считал – что толку зря трепать языком, работать нужно. А беседы, отношения – всё отвлекает, мешает, тратит бесценное время.
Да, впрочем, никто и не стремился сойтись с Цепом. Он отпугивал людей. Высокий, массивный, мускулистый – гораздо старше своих лет. Сильные руки. Широкие плечи. Суровое, в чём-то жёсткое выражение лица. Холодный блеск в глазах. Людям казалось, рассерди Цепа – прихлопнет, и поминай, как звали.
Цепу было всё равно. Он не хотел общаться с другими людьми. Его задачей было – найти средства, чтобы выжить в дистрикте-11.
Цеп брал любую работу. Сбор урожая. Починка сломанной двери. Прополка огорода. Помощь с переездом в новое жильё. И люди охотно обращались к нему – замкнутый, молчаливый, зато работает на славу и берёт гроши. Нет, не деньги, разумеется. Еду. Мелочи, нужные в доме.
Однажды на рынке к Цепу подошла женщина. Лет сорока, - но плечи опущены, спина согнута, а глаза тускло-устало смотрят с бледного лица.
Женщина, конечно, слышала от других жителей дистрикта о Цепе. И обратилась к нему за помощью.
Так Цеп впервые попал к семье Хейли. Женщину звали Марта, её брат Роджер совсем недавно погиб где-то в полях. Марта осталась одна. Муж болен. Денег, чтобы жить, у неё не было – только дом, крохотная покосившаяся лачуга, и шестеро маленьких детей-погодок.
Цеп не запомнил, как их зовут. Они – словно одно существо, помноженное в шесть раз. Смуглые узкие лица. Грязная, много раз заплатанная одежда. Тощие, с сухой кожей руки и ноги. Таких детей сотни бегают по улицам Одиннадцатого дистрикта.
Но одно имя Цеп ухватил почти сразу – Рута.
Эта девочка была старшей в семье Хейли. Одиннадцать лет – но выглядит, впрочем, гораздо мельче, едва старше восьми-девяти. Маленькая. Смуглая. С копной непослушных чёрных волос и огромными тёмными глазами.
По началу Цеп не обращал на девочку внимания. Он чинил сломанные вещи в доме Хейли; прилаживал новые рамы к окнам; водил единственную корову семьи на луг; помогал собирать урожай с чахлого огородика на заднем дворе. Рута, как и прочие дети, изредка мелькала туда-сюда, попадаясь Цепу на глаза. Он не замечал её. Он работал.
Но однажды Марта Хейли заболела. Кашель, хрипы в горле – нередкие симптомы для дистрикта-11. Дети испуганно сбились в стайку у кровати мамы. Они таращились, переглядывались друг с другом – но ничего не могли сделать. Видимо, слишком велик был страх – мама, как отец, не встанет с постели.
Рута вела себя по-другому. Растолкав младших, она принесла матери горячего чаю с малиной. Положила ей влажную тряпицу на лоб. Накормила горячим бульоном. И, не отходя ни на минуту, до самого выздоровления ухаживала за матерью.
Цеп помогал ей тогда. Убирал маленькую комнатку лачуги, готовил еду, приносил, если мог, свежие фрукты. Он почти не ночевал дома в те дни. А потом, когда Марта Хейли поправилась, стал наблюдать за Рутой. Уже тогда Цепа смутно восхищала эта маленькая девочка.
Рута была совсем не похожа на других. Ни на жителей Одиннадцатого дистрикта, ни на мать с братьями и сёстрами. Цеп часто видел людей, убитых нуждой и горем. Они устало, через силу, тащились на сбор урожая, с трудом могли дотянуться до высоких веток деревьев – и жаловались. Всегда жаловались. На то, какая тяжкая судьба – родиться в дистрикте-11. На то, как жестоки миротворца – забирают всю еду, наказывают, всюду суют свой нос. На то, как плоха, безнадёжна, несчастна их жалкая жизнь.
Рута не пожаловалась ни разу. Да Цеп и вовсе не видел на её личике усталость ли, грусть ли, отчаяние ли…
Рута всегда улыбалась. Дома, в садах, в поле – не важно. Она улыбалась, таща огромную корзину фруктов миротворцам. Она шутила, если рабочую смену продлевали на час-другой. Она весело напевала, забираясь на дерево, чтобы собрать яблок.
Маленькая, хрупкая, с виду беспомощная – Рута работала в садах наравне со взрослыми. Сновала туда-сюда по городу, покупая, продавая, разнося, ища. Ловко, будто ящерица, взлетала на стволы деревьев, до самых высоких и тонких веточек. Прыгала с одной яблони на другую, легко соскальзывала вниз с корзинкой и снова вспархивала наверх.
И пела. Всё время пела. Вообще, кажется, жизнь для Руты была немыслима без музыки, песни, хоть пары-тройки мелодичных звуков. Она напевала себе под нос дома. Она выводила звонким голосом песенки на работе.
Именно Рута придумала сигнал об окончании трудового дня. Она всегда забиралась выше всех – и оттуда, сверху, первая видела яркий флаг у Дома правосудия. Рута придумала знак. Мелодию, четыре нежных ноты. Сойки-пересмешницы, в листве сада, на разные лады ловили её. И все, подпевая, отправлялись по домам.
Рута научила своим нотам других жителей дистрикта. Она, впервые, научила их петь.
По началу Цеп не думал надолго задерживаться в семье Хейли. У него – бабушка, сестра, дом, свои проблемы и заботы. Но он не заметил, как привык к ним. Как важно ему стало, есть ли одежда у Марты, хватает ли еды младшим детям, нет ли поломок в их крохотной лачуге. Нет, свою семью Цеп не забывал. Но они, Хейли, вдруг стали ему родными, близкими, нужными. Они первые, кто принял Цепа не рабочей силой, не помощником, не замкнутым молчаливым громилой. Сыном.
Цеп, правда, почти не говорил с ними, держась в стороне – привычка. Он наблюдал – молча, незаметно, издалека. Но Рута, однажды, подошла к нему и взяла за руку.
- Пойдём на луг, - предложила она.
Вот так, просто. Цеп не успел возразить или вырваться. Крепко сжимая ладошкой его пальцы, Рута потянула Цепа на окраину города, за лачуги и тропинки – на луга.
Огромное, зелёное, бескрайнее, казалось, пространство. Сочная трава кругом, высокие стебли, пёстрые пятнышки цветов. Рута вдруг сорвалась с места, будто птичка в небеса, - и побежала, не отпуская руки Цепа, по лугу. Она смеялась. И Цеп, едва поспевая за ней, вдруг понял, что улыбается. Впервые улыбается.
Потом ещё долго они сидели рядом на траве. Рута – сплетая тонкие стебельки одуванчика в венок. Цеп – щурясь на солнце и наблюдая за ней.
С тех пор Рута всегда была рядом с Цепом. Они вместе работали на сборе урожая. Вместе шли на рынок, готовили еду, помогали Марте по хозяйству. Вместе по вечерам уходили на луг, играя там, собирая полезные травы – или просто лежали бок о бок, глядя в чистые, с пеной пушистых облаков небеса.
Цеп не мог найти слова, чтобы назвать – кто Рута для него. А потом понял – сестрёнка. Маленькая, хрупкая, горячо любимая сестрёнка – её нужно беречь, нужно защищать, заботиться о ней. Да, Рута сильная. Да, Рута ловкая, быстрая и может постоять за себя. Но она – ребёнок. И Цеп, как старший, обязан быть с ней, поддерживать, помогать, оберегать.
В груди Цепа всегда было тепло рядом с Рутой. Нежность, желание защитить, даже счастье… Он ощущал, что жизнь перестала быть тупым, бессмысленным процессом выживания. Что разговоры, шутки, дружба – вовсе не отвлекают, напротив, расвечивают, разбавляют красками жизнь. Что он - не один, сам за себя, теперь. Была Рута. И она – не то, что сестра и бабушка, она - часть его, они вместе, и он всегда, всегда будет защищать Руту от любой опасности.
Год мелькнул, будто вспышка, - быстро и незаметно. И вот уже жители Одиннадцатого дистрикта собрались на площади перед Домом правосудия. Вот уже мэр громко и торжественно поздравляет всех с семьдесят четвёртыми Голодными играми. Вот уже сопроводитель из Капитолия суёт руку в стеклянный шар с именами – здесь, в Одиннадцатом, юноши вперёд.
Цеп не удивлён, когда произносят его имя.
Он вполне ожидал, ещё с двенадцати лет, что его могут выбрать на Игры. Да и был готов к ним – жизнь в дистрикте-11 сделала его сильным и выносливым, без всякой тренировки. Цеп не боялся. Он спокойно зашёл по ступенькам на трибуну, думая только – справится ли семья Хейли без него. Конечно – ответил Цеп сам себе. Рута сильная. Она поможет своим продержаться.
Да, Цеп знал, что его могут взять на Игры. Но к следующим секундам он никогда, никогда не был готов.
- Рута Хейли.
Распорядитель говорит сухо, безразлично. Что за дело ему, какой девчонке выпало идти на смерть в этом году. А Цепу кажется – его окатили водой. Холодной, из ведра, на голову, и вода в ушах, во рту, не вздохнуть, не крикнуть…
А кричать хочется. В голос, громко, до боли в горле – и топать ногами, проломить череп распорядителю Капитолия, швырнуть мэра с помоста. Не Рута. Только не Рута. Нет, только не Рута!
Никогда в жизни она не казалась ему такой маленькой, хрупкой, такой слабой и беззащитной, как сейчас, в этот миг, на трибуне у Дома правосудия. В тисках миротворцев Рута поднимается по ступенькам. А потом, на вопрос распорядителя о добровольцах, только ветер гудит в листве за спинами жителей дистрикта.
Мэр долго, назойливо читает «Договор с повинными в мятеже», говорит что-то о правилах, Играх, Капитолии, Панеме… Цеп не слышит. Цеп не видит толпу людей внизу, мэра, распорядителя, миротворцев. Цеп смотрит – не отрываясь, смотрит на Руту, стоящую рядом с ним.
На лице девочки – испуг. Ладошки стиснуты, прижаты к груди. И в то же время – блеск в больших тёмных глазах. Какой-то вызов, быть может. Решимость и храбрая готовность биться в Играх… не важно, с каким результатом, биться до конца.
А Цеп смотрит и не может, не может, не может поверить. Нет – твердит он себе. Нет, это неправда. Ошибка, глупая шутка, недоразумение, неправда. Руту не могли выбрать на Игры. Её, маленькую, хрупкую, совсем ребёнка. Её, двенадцати лет, чьё имя в первый раз попало на жеребьёвку. Нет. Это не правильно. Так не должно быть!
Мэр заканчивает говорить и торжественно велит трибутам пожать руки друг другу. Цеп хватает ладошку Руты – маленькую, в три раза меньше его собственной. И сжимает. На мгновение, но крепко, обеими руками, – он пытается сказать Руте, что ей нечего бояться; что они – вместе; что она победит, что вернётся домой…
Цеп не знает, как. Цеп не думает, что победитель в Играх – один. Ему главное сейчас – поддержать, подбодрить, помочь своей любимой маленькой сестрёнке.
На длинном, роскошно убранном поезде Руту и Цепа увозят в Капитолий. С ними Рене – ментор, женщина, много лет назад победившая в Играх; с ними распорядитель, а ещё еда, богатое убранство, огромные кровати и всё, что может пожелать душа. Голодать больше не надо. В поезде – вдоволь блюд, напитков, десертов.
Но Цепу на это плевать. Он не ест. Только смотрит, молча, в одну точку на позолоченной спинке стула. Смотреть на Руту, почти незаметно сжавшуюся в глубоком кресле, ему больно.
Рене и распорядитель начали что-то говорить – об Играх, о стратегии, о том, как привлечь на свою сторону спонсоров. Потом был Центр преображения, парад трибутов, Тренировочный центр – и опять, по кругу, планы, указания, идеи, опять попытки сделать всё, чтобы Одиннадцатый дистрикт победил в Голодных играх. Но Цеп не слушал. Автоматически он делал, что говорят, шёл, куда велят. Но в голове его стучал, как отбойный молоточек, вопрос – что делать?
С двенадцати лет Цеп ждал, что его возьмут на Игры. И мысли сводились к двум вещам – убить всех трибутов и, победив, помочь своему дистрикту. Своей семье. Семье Руты. Не важно, сколько будет врагов, не важно, кто окажется вторым из дистрикта-11.
Но теперь… когда Рута – его соперник… Что же, её убьют? Что же, ОН убьёт её?
Желание, возникшее на трибуне в Одиннадцатом, лишь окрепло теперь. Не желание даже - скорее уверенность, твёрдая убеждённость. В семьдесят четвёртых Голодных играх должна победить Рута. Она выиграет. Она вернётся домой и поможет своим родителям, своим братьям и сёстрам.
Но как Рута сумеет? Девочка – маленькая, хрупкая, против рослых умелых трибутов… Цеп помнил, как они смотрели церемонии Жатвы других дистриктов. Рута – самая младшая. А прочие трибуты – как на подбор сильные, мускулистые, тренированные; о профи так и вовсе нечего говорить.
Рута, конечно, быстрая, юркая и ловкая, но… Она не сможет выиграть. Она не выдержит долго на арене. Да, убежит, спрячется, найдёт еду и воду – в этом Цеп не сомневался. Но убийство… Рута – и убийство…. Нет, она не сумеет убить другого трибута. А даже неуловимую и незаметную дичь охотники, в конце концов, загонят в угол.
Что делать?
Решение пришло вдруг – в секунду после вопроса. Рута убить не сможет. Зато он, Цеп, - запросто. И надо, всего лишь, уничтожить всех соперников для Руты – одного за другим. Сам Цеп тоже погибнет – в схватке с последним, а, быть может, и от собственной руки. Не важно. Главное – трибутов не будет; Рута останется одна; она победит; она вернётся домой.
Но следом неожиданно вспомнилось – Голодные игры, четыре года назад. Тогда, под самый конец Игр, осталось трое – девушка, парень и ещё один, совсем мальчишка. Девушка с парнем любили друг друга. И то ли на тренировках, то ли на параде они не смогли скрыть своих отношений – а мальчишка поймал девушку в лесу, выманил, угрожая ей, парня из убежища и прикончил обоих. А вдруг так же сделают с Рутой – из-за Цепа?
Цеп понял, что должен изо всех сил, как сумеет, скрывать свою привязанность к Руте. Надо быть равнодушным. Холодным. Пусть все трибуты думают, что ему главное – победа, и дела нет до девчонки из своего дистрикта. Рута – маленькая, хрупкая, незаметная. До поры до времени никто не станет интересоваться ей. А потом, в конце, - врагов уже не будет.
Больше Цеп не раздумывал, как ему следует поступить. И тем более – не слушал, что говорят ментор и распорядитель про стратегию. У Цепа – свой план. И он не намерен был менять его.
Пришёл день, когда всех согнали в огромный Тренировочный центр. Атала, тренер, зачитывала вслух список секций, объясняла правила, говорила, в какой части зала что находится. Цеп, краем уха слушая, обводил взглядом трибутов.
Они рассыпались по залу, по одиночке, редко – по двое. Только профи, компания из Первого, Второго и Четвёртого дистриктов, встали тесным кружком, ухмыляясь и насмешливо рассматривая остальных. Вблизи они казались ещё сильней, массивней и опасней, чем с экрана телевизора. Крошка Рута едва достанет им до центра груди.
Осторожно, искоса Цеп нашёл глазами Руту. Вот она – стоит у стенки, чуть поодаль от него и смотрит, смотрит на Цепа своими огромными тёмными глазами. Поймав взгляд, она улыбнулась, но Цеп тут же сделал вид, будто не заметил её. Успешно. Никто не смог бы увидеть между ними связь.
Атала, наконец, даёт сигнал начать тренировку. Трибуты расходятся кто куда, профи – к секциям самого мощного и опасного оружия.
Рута сделала шаг к Цепу, уже открыла рот, чтобы спросить, в какую секцию они пойдут тренироваться. Но Цеп, как мог сердито, глянул на неё, останавливая, и ушёл в другой конец зала ближе к профи.
Он заметил, как Рута осталась стоять, ничего не понимая – расстроенная, испуганная, прижав ладошки к груди. Она не знает, в чём дело. Цеп ничего не объяснил ей. «Прости, - подумал он. – Так будет лучше, правда, так надо, прости…».
До конца тренировки Цеп не обращал на Руту внимания. Метал ножи, вязал верёвки, дрался врукопашную с кем-то из инструкторов. И, проходя мимо Руты, ничем не показывал, что ему есть дело до девочки. Судя по всему, сработало. Профи поглядывали на него – насмешливо, и всё же уважительно, а маленькую хрупкую Руту и вовсе никто не замечал.
После тренировки к Цепу подошёл мускулистый, широкоплечий трибут со светлыми волосами – из профи.
- Привет, - сказал он, подняв ладонь как знак приветствия. – Меня зовут Катон.
- Цеп.
Катон, чуть склонив голову к плечу и скрестив на груди руки, секунду изучал Цепа.
- Ты сильный. Не хочешь присоединиться к нам?
Цеп коротко бросил взгляд на команду профи – две девчонки, Катон, ещё парень. И дёрнул плечом, уже отвернувшись:
- Нет, спасибо.
Катон что-то прошипел вслед Цепу – может быть, это было «ты пожалеешь». Цеп не слушал.
Три дня, отведённые на тренировки, прошли быстро. Наступил день, когда каждый трибут должен был показать жюри, на что он способен.
В конце концов в коридоре перед залом для демонстраций остались четверо – Цеп, Рута да двое из Двенадцатого дистрикта. Цеп старался не смотреть на маленькое смуглое личико Руты с большими глазами. А потом, в зале, он даже не сознавал толком, что показывает распорядителям Игр. Его цель – там, впереди, на арене. Так не всё ли равно, сколько очков ему поставят, понравится ли он жюри, будут ли у него спонсоры?
Позже, в гостиной перед телевизором, Цеп увидел на экране десять баллов рядом со своим именем. Рута получила восьмёрку. Цеп, правда, не знал, что она показала распорядителям – но обрадовался за Руту от всей души. Восемь очков - хороший результат, он может привлечь спонсоров, а Руте они нужны, чтоб выжить, чтоб продержаться до тех пор, пока…
Рута больше не пыталась заговорить с ним. А в начале, напротив, - подходила к нему, спрашивала, в чём дело, просила прощения, считая, видимо, что чем-то обидела его. Цеп уходил в свою комнату молча. И только твердил про себя: «Прости, так надо, прости, прости, прости».
Не мог же он, в самом деле, открыть свой план? Ментор возмутится, а Рута… Рута никогда не позволит Цепу сделать то, что он задумал.
Для интервью Рене со стилистами выдумали тактику – особую для каждого, чтоб, как они твердили, «привлечь», «поразить», «заинтересовать». Спонсоры, спонсоры, зрители, зрители – Цеп не слушал. Ему было плевать и на зрителей, и на спонсоров, и на ментора с его глупыми стратегиями.
Цеп стоял за кулисами, когда в кресле рядом с Цезарем Фликерманом сидела Рута. Маленькая, хрупкая Рута – в лёгком газовом платье, атласных туфельках, крылышками за спиной… Она, кажется, была ещё меньше, ещё беззащитней, чем обычно, сейчас. Она будто терялась в огромном глубоком кресле.
У Цепа сжало тисками внутри, и он заставил себя отвернуться. А когда Цезарь, на сцене, пытался расшевелить его, втянуть в беседу – молчал, коротко бросая «да» и «нет».
И вот, наконец, он, день начала Голодных игр. Цепа развели с Рутой сразу – он один очутился в комнате с металлическим диском на полу. Стилист пожелала ему удачи. Пустой голос из динамика объявил тридцать секунд. Прозрачная капсула медленно, плавно скользнула на поверхность.
- Леди и джентльмены, семьдесят четвёртые Голодные игры объявляются открытыми!
Цеп не слушал голос Клавдия Темплсмита. Он лихорадочно оглядывал трибутов – двадцать три, кругом, на равном расстоянии от Рога. И там, впереди и чуть справа, Цеп поймал знакомый внимательный взгляд Руты.
Шестьдесят секунд. Столько, кажется, надо стоять, пока не ударит гонг к началу Игр. Эти секунды Цеп как-то искоса, боковым зрением подметил всё – Рог изобилия, вещи, раскиданные тут и там, профи на дисках слева. Но, не отрываясь, он держал глазами Руту. До самого последнего момента. А потом – гулкий удар гонга, и Рута исчезла, утонув в пёстром море трибутов.
Цеп сорвался с места, швырнув в стороны щуплую девицу и парня, метнувшихся к нему. Где-то за спиной грохнула пушка; он убил их?
Но с размаху и резко его захлестнула, будто волной, куча вопящих, дерущихся, движущихся тел. Они мелькали, кружась, как осы в улье. Они кричали, рычали, стонали, давя и добивая друг друга. Мальчик рядом с Цепом упал с перерезанным горлом. По правую руку взвизгнула девчонка, рухнув на землю, будто сломанная кукла. Парень огрел другого по голове тяжёлым рюкзаком и скрылся за деревьями. Две девицы, сцепившись и яростно шипя сквозь зубы, катались по траве.
Цеп бежал вперёд, прокладывая себе путь просто – кулаками. Но, в общем, никто не рисковал связываться с ним. Все прыскали с дороги Цепа, трезво оценив свои шансы против него. Зато профи – тут как тут.
Первым на пути Цепа попался Катон. Возник, как из-под земли, и взмахнул коротким зазубренным клинком, целя в живот. Цеп легко отпрыгнул в сторону. И коротким ударом отбросил Катона куда-то вниз и в бок.
Под ноги подвернулся рюкзак. А через два-три метра – толстая мощная дубина из гладкого дерева. Цеп закинул добычу за спину и напролом метнулся в заросли ближайших деревьев. На секунду, на один миг ему показалось, что в зелени листьев мелькнула фигурка Руты.
В спину Цепа били удары пушек, крики, визг и звон стали о сталь. Но вскоре все звуки растаяли, далеко в чаще зелёного леса. Цеп, впрочем, не стал отходить на большое расстояние от Рога. Его цель – убить как можно больше. А кто-нибудь наверняка пройдёт этим путём в поисках укрытия на ночь.
Долго ждать Цепу не пришлось. Спустя час-полтора из лабиринта ветвей показался трибут, девчонка, - Цеп не помнил, из какого она дистрикта, да и надо ли? Девица, как испуганный зверёк, стреляла глазами по сторонам. И Цепа она, само собой, увидела. Но в секунду, когда дёрнулась и сделала попытку убежать, - Цеп одним движением свернул ей шею.
Убить. Как можно больше. Как можно быстрее. Убить.
До ночи Цепу удалось прикончить ещё одного – мальчишка, щуплый, слабый. А в темноте, устроив постель в неглубокой впадине под кронами деревьев, Цеп смотрел в небо, считая погибших. Одиннадцать. И троих-четверых от общего числа убил он.
Дистрикт-4, дистрикт-5, шесть, восемь, десять… Цеп ощутил, как сердце подскочило к горлу и забилось там, мешая дышать. А вдруг дальше – дистрикт-11, Рута…
Нет. Гимн Капитолия стихает, и тишина толкает сердце из горла обратно. Не Рута. Сегодня – не Рута. Она жива. С ней всё в порядке.
Потом Цеп перестал замечать, сколько дней уже идут Голодные игры. Он только добывал себе еду и воду. Только ночевал в мелких овражках, под ветвями деревьев, в густых зарослях ежевики. Только убивал – методично, одного за одним трибута. Только считал – сколько погибло, сколько осталось. Только смотрел по ночам в небо, чувствуя, как сердце сжимается от страха – а вдруг сегодня, вдруг Рута…
Но Рута была жива. А Цеп, с каждым днём, - всё ближе, ближе к своей цели. Для Руты. Ради Руты "Ты вернёшься, - твердил он беззвучно, себе или ей,- Ты вернёшься домой".
***
Когда распорядитель Голодных игр достал из шара имя Руты, никто не вызвался заменить её. На вопрос о добровольцах - гулкая, звенящая тишина и вой ветра.
Рута знала, что никто не пойдёт на Игры вместо неё. Сёстры ещё маленькие, конечно, им нет двенадцати, а другие… другие боялись. Это он - страх, острый холодный ужас перед Голодными играми вынуждал жителей дистрикта-11 опускать голову, отводить глаза. Почти у всех были дети. Все знали, что в Играх по статистике побеждают профи. Все боялись, что однажды и их ребёнка заберут, силой утащат на Игры, не на пару-тройку недель – навсегда.
Даже Рене, чемпион Одиннадцатого дистрикта, казалась растерянной. Будто она не побеждала в Голодных играх много лет назад. Будто она сразу, уже сейчас, знала – трибутам домой не вернуться.
Рута всё понимала, всех понимала – и страх жителей, и растерянность Рене, и беспомощную горечь в глазах матери, но… Она ощутила вдруг, что совсем, совсем одна в мире. Никого нет рядом с ней.
Но был. Один человек - был. Цеп, навстречу которому она шагнула, в кольце миротворцев, по ступеням помоста.
Рута не могла оторвать от него глаз. И почти не слушала, что говорит распорядитель – о законе, о правилах, о Капитолии, Панеме и Голодных играх. Она с трудом сдерживала себя, чтобы не разрыдаться – прямо сейчас, тут. В глазах Руты стояли слёзы, в горле – тугой комок.
Распорядитель, закончив, приказал трибутам пожать друг другу руки. Цеп схватил её ладонь – не одной, двумя руками, - и сжал, крепко, твёрдо, не отрывая своих глаз от глаз Руты. Он словно хотел сказать ей что-то. Поддержать её. Помочь.
И Рута вдруг ощутила, как тяжёлое, гранитное валится с её плеч на землю. Мигом исчез комок из горла, слёзы из глаз, а взамен пришло облегчение – всё будет в порядке; с ней Цеп – всё будет в порядке. И не важно, что придётся вытерпеть на Играх… Цеп – с ней.
Мысли о Голодных играх пришли к Руте потом, в роскошном, огромном вагоне поезда. И осознание, чистое осознание накрыло с головой – она трибут, она участвует, она должна убивать, ей надо убить… Цепа.
Это показалось самым страшным. Самым невероятным, неправильным, жестоким. И в миг перекрыло собой всё остальное.
Рута должна убить своих соперников. Рута должна убить Цепа. Цепа, её Цепа, брата – если хочет победить в Голодных играх.
А вдруг… вдруг они окажутся последними, там, в конце Игр, - друг против друга? Что им делать тогда?
Нет! Нет, нет, нет, нет!
Руте хотелось закричать – громко, отчаянно, хотелось обнять Цепа, побледневшего, испуганного Цепа в кресле напротив. Хотелось выскочить из вагона поезда на полном ходу. Что угодно – только не это, не Игры, не Игры, где соперник – Цеп!
Уверенность, пришедшая к Руте на Жатве, лопнула, как воздушный шар. Нет, всё не будет в порядке. И Цеп не придумает, что делать. И Цеп не с ней – нет, нет, он по другую сторону, он теперь – соперник, враг, преграда к победе.
Только… нужна ей эта победа?
С церемонии Жатвы Цеп не сказал Руте ни слова. Молчал – всю дорогу в поезде, парад, ужин с распорядителем и Рене. А там, в Капитолии, попросил тренировать его отдельно. Он даже не смотрел на Руту. Проходил мимо, словно её не существует. И ничего, ничего не объяснил ей.
Рута пыталась понять, что с ним случилось. Подходила, спрашивала, делала попытки завести разговор, извинялась. Может быть, она чем-то обидела его? Или, может… Цеп твёрдо решил победить в Играх, а Рута – препятствие, помеха, просто один из двадцати трёх врагов-трибутов?
Но нет. Нет, конечно нет. Цеп, её Цеп не мог поступить так. Он никогда не поднимет руки на Руту.
Никто, кроме Руты, не общался с Цепом в дистрикте-11. Говорили, конечно, вели дела с ним, он отвечал, помогал, но… Ни с одним человеком Цеп не сошёлся. Даже с Джиной, собственной сестрой. Он всюду ходил один. Массивный, высокий, будто скала – и, как камень, холодный и молчаливый. Не то чтобы в Одиннадцатом боялись Цепа. Просто настороженность, лёгкая опаска. Люди считали, что лучше будет держаться в стороне. Кто знает – попадёшь под горячую руку, и поминай потом, как звали.
Рута сразу, едва Цеп ступил через порог её дома, поняла, что, на самом деле, он вовсе не такой. Что ему не нравится, нет, не нравится одиночество. Что Цеп хотел бы поладить с кем-нибудь…. да желающих никогда не находилось.
Однажды Рута взяла ладонь Цепа в свою и повела его на зелёный луг на окраине дистрикта. Это была их первая совместная прогулка. Потом – вторая. Потом – третья. И так, медленно, постепенно, Цеп превратился из человека, которому хочется помочь, в родного, близкого, нужного. В старшего брата.
Цеп каждый день проводил с семьёй Хейли и с Рутой. Помогал им. Чинил, убирал, искал еду, присматривал за младшими детьми. И Руте он казался, правда, старшим братом – всегда рядом, всегда поможет, поддержит и защитит. Рута хотела, чтобы Цеп улыбался. Чтобы гулял с ней, пел песни в садах, шутил, играл с младшими в прятками… чтобы жил.
А сейчас они – трибуты Одиннадцатого дистрикта на Играх, и… кто теперь Цеп для Руты? Кто она для него?
Последний раз Рута увидела Цепа перед началом Игр – на диске у Рога, чуть справа и в стороне. На секунды, жалкие мгновения она поймала взгляд его тёмных глаз. А затем – гонг, крики, удары, и Цеп исчез, растворился в бурлящей толпе трибутов.
Ментор сказал ей – хватать первое, что попадётся, и бежать к лесу. «Ты маленькая, - твердила Рене. – Они вряд ли обратят на тебя внимание, но, в пылу схватки, могут задеть».
Рута сорвалась с места, легко лавируя между трибутами, слыша, как вопли, звон и стук летят ей в спину. Путь к лесу был чист – видимо, все решили отхватить у Рога изобилия кусок побольше. Рута зацепила с земли пластиковую флягу, рогатку из древесины и чуть дальше – остро заточенный камень, по форме похожий на нож. Деревья маячили впереди, совсем близко. И, скрываясь среди ветвей, Рута на секунду оглянулась назад.
Там шла бойня. Высокий широкоплечий парень швырнул на землю девочку, свернув ей шею. Другой выдирал из рук противника толстый рюкзак. Девушка, ухватив только кусок прозрачной плёнки, скрылась в лесу. Кровь прыснула из горла какого-то мальчика. Тела, всюду изломанные, вывернутые, грязные тела.
А ещё Руте показалось, что она видит Цепа – там, в пёстрой гуще; он толкает прочь парня из профи и скрывается где-то на другом краю леса.
Дистрикт-11 научил Руту как следует лазать по деревьям. Она забиралась высоко – на самые дальние, самые тонкие и хрупкие ветви, как дома в садах. Густые листья отлично скрывали от лишних глаз, а к воде Рута старалась держаться как можно ближе. Ела она ягоды, корешки и травы – большая часть росла и дома, на лугах Одиннадцатого дистрикта.
По дому, по родной тёплой лачуге Рута скучала. По матери, по братишкам и сестрёнкам, по густым зелёным кронам и сладкому запаху трав. Потихоньку, себе под нос, Рута напевала песенки, слушая, как сойки-пересмешницы в лесу отвечают ей. А ещё она крепко сжимала ладошкой талисман. Ту, единственную, вещь, что ей позволили взять из дома. Ожерелье. Круглое кольцо из стеблей пахучей травы – и звезда, деревянная, в самом центре.
Этот талисман они, давным-давно, мастерили вместе с Цепом.
Другие трибуты не нападали на неё. Их и вовсе, кажется, не было в этой части леса. Изредка внизу проходила пара-тройка – но Рута пригибалась к ветке и тихо ждала, пока уйдут. Или, прыгая с одного на другое дерево, исчезала в стороне. Ей не приходила в голову мысль оттуда, сверху, спикировать на врага и прикончить. Нет. Не убийство. Что угодно – не убийство.
Порой из леса ветер нёс глухие, едва слышные удары пушки. У Руты всё крутило, сворачивало в крепкий узел.. А ночью, в темноте, и вовсе чудилось, что вот-вот сердце выскочит из груди.
Под гимн Капитолия Рута до рези в глазах всматривалась в небо. Считала тех, кто погиб. И ждала, с ужасом ждала, что вот, сейчас, в небе вспыхнет знакомое смуглое лицо Цепа.
Но Цеп был жив. И Рута не знала, что делать дальше – само собой, вечно отсиживаться на деревьях не выйдет. Трибутов всё меньше. И, в конце концов, она будет вынуждена спуститься на землю – чтобы убить, или чтоб убили её. Убить…
Но одно Рута знала точно и ясно – Цепа она не убьёт. Даже не сделает попытки. И не в том дело, что он сильней, старше, массивней, что у неё просто не получится, что она и вовсе не способна убивать… Просто он – Цеп. Он – не враг ей.
Рута гнала от себя мысли, что, может быть, они в конце концов останутся один на один. И кому-то придётся прикончить другого.
Однажды на закате, в гаснущих лучах солнца, Рута собирала ягоды с пушистого куста. И вдруг услышала шаги за спиной – нет, скорее топот, словно кто-то бежит, быстро, из леса прямо сюда.
В секунду Рута взлетела на ветки ближайшего дерева. Ухватилась руками покрепче, приникла к стволу – и посмотрела вниз.
Там метнулась к дереву – соседнему с Рутой – фигурка. Быстро подпрыгнула, уцепилась за нижние сучья – и поползла наверх, к верхушке, как могла быстрей.
Огненная Китнисс. Ещё на тренировках она привлекла внимание Руты, ещё там Рута ходила за ней – быть может, в надежде пообщаться, подружиться… Китнисс выглядела не такой, как другие трибуты. А ещё Руте – только теперь она осознала это – отчаянно хотелось кого-то рядом. Опору, поддержку, друга – только не одной, не в одиночестве, без Цепа, только не…
И вот сейчас – Китнисс в двух шагах от Руты, на толстой ветке, а внизу выскочили из чащи и толпятся, улюлюкая и насмехаясь, профи с парнем из дистрикта Китнисс. Что-то кричат, дразнят, тыкают пальцем, хохочут. Загнали в ловушку, ясно.
Наконец профи угомонились, решив, видимо, что никуда Китнисс за ночь не пропадёт. Улеглись на земле под деревом – и почти мгновенно заснули.
Китнисс куталась в спальный мешок на перекрёсте веток, но не спала – смотрит, не мигая, куда-то в тёмное высокое небо. И вдруг, дёрнувшись, замечает Руту.
Несколько секунд они смотрели в глаза друг друга, а потом Рута приметила там, на верхушке дерева Китнисс, серое пятнышко осиного гнезда. Осы-убийцы. Конечно, кто не знает ос-убийц – ни раз они мелькали на прошлых Играх.
Рута осторожно, тихо просунула руку между ветвей и показала на гнездо. Через секунду Китнисс поняла её и кивнула.
А спустя несколько минут гнездо уже полетело вниз с дерева, раскололось о землю, и профи с дикими воплями прыснули в разные стороны. Рута пригнулась к шершавой коре и, оттолкнувшись, прыгнула на ветку ближайшего дерева. И дальше, дальше, прочь отсюда, чтобы осы ненароком не настигли и её.
На землю она спустилась, только решив, что уже безопасно. Спрыгнула в траву, прошла немного – и впереди, в неглубокой яме, закрытой густым кустарником, увидела Китнисс.
Две ночи Рута оставалась рядом с ней. Знала, что ничем помочь не сумеет – Китнисс без сознания, но и оставить, конечно, её не могла. Нет, не оставит. Ведь Китнисс – не такая, как прочие трибуты.
Внезапно Рута почувствовала себя… одинокой. Почти забытое, острое чувство из Тренировочного центра, со сцены в родном дистрикте. Она одна. В лесу, среди сильных и взрослых трибутов. Даже Цепа с ней рядом нет – хотя там, в самом начале, Руте казалось, что на Играх они будут держаться вместе.
Китнисс, в конце концов, очнулась и, кое-как поднявшись на ноги, пошла на поиски воды. Рута неслышно следовала за ней вдоль ручья – позади на пару шагов, прячась за широкими стволами деревьев.
Но вдруг под ногой у неё хрустнул сучок, и Китнисс, в секунду вскинув лук со стрелой, обернулась на звук. Рута приникла к стволу раскидистого дуба, готовая, если что, скрыться отсюда.
- Знаешь, заключать союзы могут не только профи, - сказала Китнисс, подходя ближе и опуская оружие.
Рута не сразу сообразила, что ответить – не поверила услышанному.
- Ты это серьёзно? Про союз?
- Почему нет? Ты спасла меня, показав осиное гнездо. Ты умная – иначе просто не выжила бы до сих пор. И вдобавок я всё равно не смогу от тебя отвязаться.
Казалось бы, не очень вежливые слова – но Рута выглянула из-за дерева и увидела, что Китнисс улыбается. И вовсе не похоже, что про союз она шутит, или издевается, или заманивает Руту в ловушку… Руте вдруг стало легко и тепло в груди. Она, хоть немного неуверенно, выскользнула на открытое пространство.
Союз. Помощник в Играх. Кто-то, кто будет рядом с ней. Рута не одна больше. Есть Китнисс, Огненная Китнисс. И вместе они справятся, конечно, они выживут, они смогут… Мысль «победитель – один» мелькнула – но Рута тут же забила её глубоко, далеко внутрь себя.
Потом они с Китнисс сидели у костра, ели сочное тёплое мясо и говорили обо всём. Рута рассказала про жизнь своего дистрикта. А когда, по просьбе Китнисс, перечисляла выживших, на имени Цепа больно, остро дёрнулось в груди.
«Десять, - думала Рута. – Нас десять». И ночью снова всматривалась в тёмное высокое небо, чувствуя, как сердце стучит барабаном в груди.
Но Цеп был жив.
Ответ на вопрос, что делать дальше, пришёл неожиданно, сам собой – взорвать припасы профи. Конечно! Ведь они – сильные, тренированные, легко могут убить, захватить, украсть. Но самим добывать пропитание и воду никто, никогда их не учил.
Рута и Китнисс составили план – сигнальные костры, дым, привлечь внимание было задачей Руты. И она, обучая Китнисс мелодии из четырёх нот – той самой, любимой, из дома, - ощущала, как внутри греет уверенность. Всё выйдет. Всё получится. Иначе – быть просто не может.
Рута, сама для себя неожиданно, обняла свою союзницу.
- Будь осторожна.
- Ты тоже, - ответила Китнисс, прижимая Руту к себе. И скрылась среди густых зелёных ветвей деревьев.
Секунды Рута смотрела ей вслед, а потом со всех ног побежала в лес, к первому костру, сжимая в руке коробок спичек. Пора зажигать.
Хворост занялся почти мгновенно, тихо потрескивая и искрясь, и Рута тут же метнулась ко второму костру, а от него – к третьему. Где-то далеко шуршали шаги – видимо, приманка сработала, и профи идут, чтобы поймать неосторожного неудачника, зажёгшего костёр.
Чувствуя, как уверенность растёт всё больше, как радостно стучит сердце, Рута перепрыгнула через узловатый корень на пути к третьему костру. Немного, ещё немного – там, за деревьями…
Но пересечь поляну, на которой оказалась, Рута не успела. Что-то резко опутало её – со всех сторон, прижимая руки к телу, - и, споткнувшись, она полетела на землю.
Сеть. Огромная сеть из толстой, жёсткой верёвки. Волокна остро впиваются в кожу, царапая, - и Рута вдруг ощутила себя, как птица в силках, забилась, покатилась по земле. Её охватило отчаяние. Слёзы прыснули из глаз. Она услышала где-то за поляной шаги и закричала, громко и пронзительно, не сдержав себя:
- Китнисс! Китнисс!
- Рута! Я здесь!
Китнисс стрелой выскочила на поляну, метнувшись к Руте. Рута ощутила, как внутри разлилось облегчение, просунула руку в ячейку, позвала Китнисс по имени – и вдруг вспышка боли пронзила собой весь мир.
Что-то случилось – быстро, в секунду. Закричала Китнисс. Позади Руты упал на землю мальчик, истекая кровью и со стрелой глубоко в горле.
– Он один? Один?
Китнисс вертелась на месте, натягивая стрелу, и Рута хрипло, свистяще ответила – «да», несколько раз подряд. Вокруг всё плыло. Лес, небо, солнце – очертания предметов смазались, смешались, как краски на листе бумаги. И боль. Тупая, сверлящая боль от живота по всему телу, к рукам, ногам, голове. Рута с трудом перекатилась на бок и только тут увидела копьё – в своём животе; вокруг него – красное, ослепительно-красное пятно крови.
Руту затошнило. Она скорчилась на земле, дыша сквозь сомкнутые зубы.
Китнисс подскочила к ней, разрезала сеть ножом, пихнув в сторону тело мальчика. В её глазах – отчаяние, и Рута мигом поняла, что это значит. Она протянула руку – и Китнисс, схватив, крепко сжала её ладошку в своей.
- Ты взорвала еду? – прошептала Рута. Сил говорить громче просто не было.
- Всё до последнего кусочка.
- Ты должна победить, - сказала Рута. А в голове вертелось: «Ты… Цеп… Всё в порядке, профи больше не угрожают вам, вы в безопасности, всё в порядке…».
Небо накренилось и, кажется, начало падать в бок, вниз и в бок.
- Я сделаю это. За нас обеих.
- Не уходи, - ещё, ещё крепче сжать пальцы Китнисс. Её голос – далёкий, глухой, будто со дна глубокого колодца.
- Я не ухожу. Я буду с тобой.
- Спой, - вдруг вырвалось у Руты. Само. Она не знала, почему просит об этом. Просто хотелось… почувствовать себя дома. В маленькой, хлипкой лачуге, с мамой, папой и братишками и сестрёнками. В садах, где она первой замечала флаг над Домом правосудия, выводя четыре ноты. На лугах, где они лежали, глядя в небо, с её старшим братом Цепом.
Китнисс поёт, а Рута не слышит почти не слова – только мелодия, тихая, нежная, успокаивающая. Глаза Руты закрываются – нет сил смотреть, думать, нет сил… Кажется, грохнула пушка. А Рута подумала, чувствуя, как за веками гаснет свет: «Цеп жив. Он вернётся домой...».
***
Цепу показалось, что он умер. Прямо тут, в лесу под деревом – умер на месте, когда в высоком тёмном небе вспыхнуло лицо Руты. Его Руты. Его сестрёнки.
Там, в небесах, она смотрела на Цепа и улыбалась – как дома, доброй и счастливой улыбкой. Кажется, руку протяни – и можно дотронуться. Словно Рута ещё жива.
- Нет, - хрипло выдохнул Цеп, впечатывая кулак в ствол дерева рядом с собой. – Нет. Нет, нет, нет.
Он всё бил и бил – до саднящей боли в костяшках, до крови, наверное. Но так есть возможность считать удары. Чувствовать боль. И не думать, не думать, не признавать, не принимать…
Почему? Как? Почему Рута, его Рута… погибла, умерла где-то там, в лесу, и он ничего, ничего не смог сделать? Она вообще не должна была попасть на Игры! Она обязана была победить – чуть-чуть осталось же, совсем немного!
В живых сейчас были только пять трибутов, не считая Цепа. Двое из дистрикта-2. Рыжая из Пятого. Огненная Китнисс с дружком. Ещё немного. Ещё бы немного – и Рута могла…
Цеп привалился спиной к стволу дерева, чувствуя себя пустым, как шар без воздуха. Сил не было. Даже на то, чтобы подумать о соперниках – вдруг кто-то рядом, вдруг нападёт исподтишка.
Хотя какая, к чёрту, теперь разница? Руты нет, и смысла – тоже.
Цеп приказал себе собраться. Встать. И пойти на поиски еды и места для ночлега.
Нет. Он не оставит всё так просто. Он убил уже многих – и не бросит дело на полпути. Рута умерла. Но Цеп должен, должен победить – даже теперь, особенно теперь. Для семьи Хейли. Для своего дистрикта. Для Руты, ради Руты.
В конце концов, он и до этого всё делал ради неё, верно?
На следующий день Цеп потерял дубинку, своё единственное оружие. До сих пор она помогала ему как добывать себе еду, так и разделываться с врагами. А теперь как быть?
Дубинка упала на дно глубокого, крутого оврага. Цеп сам едва не свалился туда – шёл, не глядя под ноги, вот и соскользнул, выронил оружие. Теперь он вряд ли сумеет разделаться с пятью противниками.
Но ещё, кажется, через день, играет гимн Капитолия, и Клавдий Темплсмит объявляет, что завтра, у Рога изобилия, каждый трибут отыщет то, что очень ему необходимо. В случае с Цепом это, видимо, будет оружие.
Отлично.
Цеп прокрался к Рогу на рассвете. Вокруг никого не было, только низкий столик с рюкзаками виднелся впереди. Цеп ухватил взглядом тот, большой, что с номером 11, и стал ждать, пока стол не закрепится в земле до конца.
Вдруг из жерла Рога выскочила девица, рыжая из Пятого дистрикта, схватила свой рюкзак и скрылась в чаще справа от Цепа. Следом, из кустов неподалёку, - Огненная Китнисс, а в спину ей летят ножи от девчонки-профи из Второго.
Цеп прислонился спиной к дереву, поглядывая на площадку перед Рогом. Подождать. Скорее всего, кто-то из этих двоих прикончит другого – а может, и обе помрут. Меньше соперников – меньше проблем. Подождать.
Цеп почти не обращал внимания на драку там, у Рога. Он вообще, кажется, ни на чём не мог сосредоточиться – мысли расползались, и только смерть Руты была чёткой, до боли настоящей и ясной.
Рута. Цеп услышал имя, и оно, как холодная вода, мигом встряхнуло его.
Цеп дёрнул головой, получше всмотрелся в то, что происходит рядом с Рогом изобилия.
Девица из Второго дистрикта сидела верхом на Огненной Китнисс, прижимая её коленями к земле. В руках девицы – нож. Она водила им по лицу соперницы и насмешливо говорила:
- … твою союзницу, что скакала по деревьям… как её звали? Рута? Пришла Руте хана, теперь возьмёмся за тебя.
Больше Цеп ничего не слышал и не видел. Его сознание ухватило, связав в одно, три вещи – Рута погибла; Руту убила эта девица; девица смеётся, издеваясь над смертью Руты.
Цеп выскочил из гущи деревьев, в секунду оказался возле девицы и схватил её за горло, отрывая от Китнисс и поднимая над землёй. А потом, изо всей силы, швырнул об землю.
- Что ты сделала с той девочкой? Это ты убила её?
Девица хрипит, таращит глаза, пятится подальше от Цепа. И кричит:
- Нет, нет! Это не я!
- Ты называла её имя. Я слышал. Ты убила её? – Цеп ощутил, как мускулы его лица сводит, искажает от злобы. Он поднял с земли камень и занёс над головой девицы.
Та дёрнулась, отползая назад, и заверещала на весь лес:
- Катон! Катон!
- Мирта! – кажется, отвечает голос из чащи. Но Цепу всё равно. Хватая одной рукой девицу за горло, он бьёт, бьёт камнем ей в висок. И бросает обмякшее тело на землю. Девица жива. Но она сдохнет скоро, сдохнет за то, что сделала с Рутой!
Цеп в ярости обернулся, сжимая в руке камень, и увидел Огненную Китнисс. Она ещё на земле – приподнявшись, смотрела на Цепа в ужасе.
Убить. И соперников меньше. Убить.
Но вдруг, поймав взгляд девчонки, Цеп вспомнил слова, что услышал секунды назад от Мирты. «… твою союзницу, что скакала по деревьям».
- О чём она болтала? – резко и хрипло спросил Цеп. – Ты союзница Руты?
- Я… я… мы с ней объединились. Взорвали еду профи. Я хотела её спасти. Очень хотела. Но он нашёл её раньше. Парень из Первого.
- Ты его убила?
- Да, я его убила.
Китнисс что-то быстро и сбивчиво тараторила, но Цеп уже не слушал. Убийца Руты мёртв. Его пособница мертва. А эта девчонка… помогала Руте. Была с Рутой до самого конца.
- Цеп, сделай это быстро, ладно?
Цеп посмотрел на Китнисс, лежащую на земле. О чём она?
- В этот раз, только в этот раз я тебя отпускаю. Ради девочки. Мы с тобой квиты. Больше никто никому не должен. Понятно?
Схватив со стола и свой рюкзак, и рюкзак Второго дистрикта, Цеп быстро пошёл прочь от Рога изобилия. И по дороге швырнул что-то, необходимое Катону, в ближайший овраг.
Катон. Главный враг теперь – Катон. После ещё Китнисс да её дружок – но с ними просто, а Катон – профи. В первую очередь надо разобраться с ним.
День Цеп переждал в лесу, поймав пару птиц дубинкой, найденной в рюкзаке, и поджарив на огне. Костёр он специально зажёг побольше, кинул сухих листьев для дыма. Конечно, Катон явится на сигнал. Он тоже понимает, что главное сейчас – покончить с Цепом.
Катон пришёл к вечеру, когда угли в костре почти совсем погасли. Бесшумно появился из деревьев неподалёку – копьё в руке, плотно сжатые в линию губы.
Цеп обернулся – секундой раньше, чем профи прыгнул на него.
Отбросить Катона было легко, и отбить град ударов следом – тоже. Они ещё долго кружили по маленькой поляне, делая выпады и уходя от противника. Но, пусть Цеп сильней и мощней Катона, - в дистрикте-11 не готовят профи.
Цеп, в конце концов, сумел повалить врага на землю – и нагнулся, чтоб одним точным движением свернуть ему шею. Но Катон схватил его ворот куртки. Дёрнул на себя, резко вскакивая – и через секунду Цеп сам лежал на земле под ним. Колени Катона крепко прижимали Цепа к траве.
Ситуация, внезапно, напомнила Цепу Китнисс и Мирту – на миг он подумал, что сейчас Катон начнёт издеваться, смеяться, похваляясь своим успехом, играя с жертвой. Но Катон – не Мирта. За секунду всадив копьё Цепу в горло, он резко дёрнул его на себя.
Под воротник потекло горячее.
Это было последним, что Цеп почувствовал – липкая, влажная жидкость, насквозь пропитавшая куртку. А потом мир вокруг погас – вспыхнув, отключился, будто старая, изношенная лампочка. «Конец» - как-то издали, отстранённо подумал Цеп. И последней его мыслью было, что и бой с Катоном, и эта смерть – ради Руты. Он же всё на арене делал ради неё.
Верно?
@темы: творчество, фанфики, голодные игры
-
-
02.05.2012 в 22:02Теперь я верю в такой исход событий.
-
-
02.05.2012 в 22:43-
-
03.05.2012 в 17:35Princess Esther, даже не знаю, что сказать... Спасибо! Большое спасибо! Я, правда, очень счастлива, если тебе понравилось.
-
-
03.05.2012 в 21:26Сложно было эту твою работу пропустить ^^ А вообще, действительно, очень-очень.
-
-
04.05.2012 в 13:51-
-
04.05.2012 в 13:55Из-за кого, собственно, я Игры посмотрел-почитал нетрудно догадаться!)
А рассказ хороший, вот и понравился. И вообще фандом занятный, если задуматься...
-
-
04.05.2012 в 19:50Да, на самом деле. Мир интересный, простор для фантазии большой, а герои - разные и особенные.
-
-
04.05.2012 в 19:54Ну да, отзывов начитался и полюбопытствовал, ничего удивительного ^^
Ага, вот прямо бери и...
-
-
05.05.2012 в 15:51Вот я теперь, кажется, буду брать и) Много)
-
-
05.05.2012 в 19:24Значит, привыкай к таким вот удивительным вещам)
Хех, это звучит заманчиво)
-
-
05.07.2014 в 11:15-
-
07.07.2014 в 19:28