Название: Оливер любил осень
Автор: .rainbow.
Бета: КП
Размер: драббл, 680 слов
Пейринг: Оливер/Маркус
Категория: слэш
Жанр: флафф
Рейтинг: G
Краткое содержание: Оливер любил осень по сотне разных причин.
читать дальшеОливер любил осень. По сотне разных причин.
Конечно, осень — это Хогвартс, возвращение в школу после долгого и скучного лета. Пиры, друзья, уроки, безумные ночи в обнимку с древними свитками и книгами, вылазки ночью за едой, проделки близнецов Уизли, «минус десять очков Гриффиндору» и посиделки у камина до утра.
Осень — это квиддич, настоящий квиддич впервые за два месяца. Конечно, верная метла была с Оливером и дома, он и там летал, тренировался с воображаемыми мячами, чтобы не потерять сноровку... но ведь это не то же самое, что кольца, шесты и заоблачная высота на школьном поле.
Осень — это свобода.
Больше всего осенью Оливер любил улизнуть со скучного урока, осторожно, чтобы не заметил никто из преподавателей. Выскочить из замка — и бежать, бежать, глотая холодный воздух, до поля, а там — оседлать метлу... Взмыть в небо и, раскинув руки в стороны, лететь, ловить осенние ветра и терпкий запах дыма из хижины Хагрида.
Звуки, вкусы, запахи — всё это была осень. Оливер любил её — больше других времен года. Столько важных, хотя на первый взгляд и пустячных, моментов приносила она с собой. Греть замёрзшие пальцы у камина. Прятать нос в тёплый гриффиндорский шарф. Немного стыдясь и храня это в секрете от своих гриффиндорцев, ходить на ближайшую опушку Запретного леса и смотреть, как листва меняет цвет. Собирать опавшие листья, вдыхать сладкий аромат, а потом выбрасывать — нельзя же, в самом деле, в общую гостиную с охапкой листьев заявиться, как малышка какая-то! Сидеть на сырой, почти засохшей траве, подложив под себя школьную сумку (невелика потеря), и просто смотреть вокруг, дышать стылым осенним воздухом. Устраивать глупые игры с листьями — глядеть, как листья пляшут под «Вингардиум Левиоса», и глупо, глупо улыбаться во весь рот. Толкать кого-то из сокурсников в кучу листвы, заботливо собранной Хагридом. Раскидывать листья ногами и слушать, как они шуршат. Забывать в школе перчатки и цепляться за древко метлы онемевшими пальцами, а потом, в гостиной, пить горячее зелье из кубка, даже не спросив у Фреда, что за дрянь он в этот кубок налил.
Оливер любил осень. По сотне разных причин. А Флинт её терпеть не мог. Впрочем, Флинт терпеть не мог все времена года, да и не только их... едва ли на свете было нечто, что этот мрачный слизеринец любил. Оливер, правда, нелепо надеялся, что в эту маленькую нишу «любимых вещей Флинта» входит и он сам ...
Флинт не любил осень. Ненавидел. Так казалось. Осенью грубый и злой капитан слизеринской команды становился ещё грубее, ещё злее, впадал в самое тёмное и вредное настроение из всех возможных. И срывался на людей вокруг. Прежде всего, конечно, на своих слизеров — они ближе, они чаще мелькают перед глазами, — но и Оливеру доставалось. Сколько раз они ругались по самым тупым поводам именно в это несчастное время года!
— Мокро, — бросил Флинт в ответ на вопрос Оливера, за что он всё же так не любит осень. — Сыро, холодно, мрачно, и вообще отстань со своими идиотскими вопросами, Вуд!
Маркуса и так нельзя было назвать жизнерадостным человеком, а осенью он совсем погружался во мрак и тлен.
Но еще одной причиной Оливера любить осень стал, как ни странно, он, Маркус. Их так называемые «отношения» (Оливер сомневался, что слово было подходящее) начались именно осенью, и та осень запомнилась ему навсегда. Разве можно забыть, как мрачный, сердитый Флинт, извергая проклятия, сидел в куче листьев, куда его опрокинул Оливер, и орал: «Лучше беги, Вудди, не то я!..». Как тот же Маркус, поймав удирающего Оливера за край мантии, тянул его в эти же листья и смеялся... самым настоящим смехом, не злобным хихиканьем, не насмешливым фырканьем.
И с тех пор осень для Оливера — это не только возвращение в школу, квиддич, тёплая гостиная факультета, яркие краски... Это ворчащий что-то себе под нос Маркус, который греет его озябшие пальцы в своих; Маркус, который целует Оливера холодными губами и нежно (Флинт? Нежно?) снимает с его волос застрявший там листик; Маркус, который ловит Оливера после ужина и тащит куда-то, а на вопрос смущённо (Флинт? Смущённо?) бурчит: «В лес гулять пойдём, ты же любишь, да?»; Маркус, который слушает болтовню Оливера о красотах осенней природы и не советует ему заткнуться, как всегда, а слушает и... улыбается, как будто незаметно, в слизеринский шарф.
Оливер любил осень по сотне разных причин. И самой главной причиной был Маркус.
Название: Ангельское терпение
Автор: .rainbow.
Бета: КП
Размер: мини, 3814 слов
Пейринг/Персонажи: Маркус/Оливер, мистер и миссис Вуд
Категория: слэш, джен
Жанр: драма, романс
Рейтинг: PG-13
Краткое содержание: Однажды в голову Оливеру взбрела идиотская мысль — познакомить Маркуса со своими родителями. А чтобы выдержать Флинта, нужно воистину ангельское терпение...
Примечание: по заявке: "ПостХог, знакомство с родителями, семейный ужин"
читать дальше
*
— В семь часов, и не опаздывай, ладно? Я не успею забежать домой после тренировки.
— А?
Маркус уставился на Оливера — задумался и прослушал, о чём речь. В семь часов — что?
Неугомонный Олли убегал на очередную свою тренировку (Флинта каждый раз зависть брала — он-то почти забыл, что такое тренировки) и, уже у самых дверей, выдал эти странные слова.
— Только не говори, что забыл, — Оливер скрестил руки на груди и усмехнулся.
— Забыл, — Маркус пожал плечами.
— Ладно, напоминаю в последний раз. Сегодня, в семь часов вечера, мы идём ужинать к моим родителям. Адрес я записал и на столе оставил. Всё, опаздываю, пока!
И он исчез за дверью, забыв про всё на свете, кроме квиддича; исчез и оставил Флинта стоять чуть ли не с открытым ртом.
Медленно, очень медленно в голову Маркуса начал просачиваться смысл того, что он сейчас услышал.
«Идём ужинать к моим родителям».
Нет, конечно, этот ужин планировался давно и обсуждался тысячу и один раз. С месяц назад безумный план познакомить Маркуса с родителями пришёл в голову Оливера, и они не только обсуждали, но и ругались по этому поводу.
— Да зачем тебе это надо, Вуд? — рычал Маркус. — Живём себе спокойно... пускай оно так и останется. Просто скажи — зачем?
— Мои родители — это мои родители, Флинт, — резко отвечал Оливер: ссорясь, они часто переходили на фамилии, как в старые-добрые школьные времена. — И, по-моему, им нужно знать, с кем я живу уже третий год.
— Они знают? Знают, что я...
— Да, Флинт, они знают, что ты парень.
— А что я — бывший Пожиратель?
— Не совсем, — чуть тише ответил Оливер. — Но это не важно.
— Ага, я заметил, как всему магическому миру «не важно».
— Мои родители — не весь магический мир. Они поймут.
— Да откуда ты знаешь?
— Просто знаю. Они поймут. Не могут не понять, что не стал бы я жить со злодеем, маньяком и убийцей.
Оливер улыбнулся — спокойно и уверенно, и ссора затухла сама собой. Маркус вообще заметил, что с годами ему стало всё труднее ссориться с Оливером, потому что... какой смысл? Им больше нечего делить, не о чем спорить, они уже давно не по разные стороны баррикад. Они — на одной стороне.
*
Маркус даже помнил точное время, когда расхотел числиться в рядах Пожирателей смерти. Это было в последние месяцы в Хогвартсе, спустя целый год отношений с Оливером... Хотя и отношениями он ещё это не называл, и Оливер был для него просто «Вуд». Наглый, самоуверенный, слишком популярный заноза-гриффиндорец, к которому Маркуса необъяснимо тянуло. Он не говорил, конечно, это слюнявое словечко «любовь» — уж чего-чего, а «любви» нахлебался предостаточно с папашей-пьяницей и равнодушной ко всему матерью. Так что тягу к Вуду Маркус окрестил более знакомым понятием «похоть».
Ну да, он хотел Оливера Вуда. Хотел зажать его в тихом коридоре и поцеловать, а потом — трахнуть, прямо у стены, или на полу, или в квиддичной раздевалке грифферов, или в пустом классе на парте, да вообще где угодно. Несколько месяцев он сходил с ума по Вуду — пялился на него в Большом зале и на матчах, думал о нём без конца и видел грязные сны с его участием. Он не знал, с чего это безумие началось, но врать себе долго не вышло. Что ж, он хотел Оливера Вуда, а Маркус Флинт всегда получает то, что хочет.
В его жизни было немного важных событий. Тех, которые он запоминал бы надолго. Гораздо больше было либо тех, что хотелось скорее выкинуть из головы, либо тех, которые просто ничего не значили. Наряду с первым полётом на метле, первым выигранным матчем и назначением в капитаны Маркус запомнил день, когда он впервые поцеловал Вуда. Это случилось не совсем так, как в его смутных желаниях. Он просто поймал Оливера после матча: все уже ушли в замок, а несносный гриффиндорец копался возле раздевалки, неловко прижал его к себе и впился в губы. Шёл дождь, трава под ногами разъезжалась, тугие струи били по голове, а вода стекала по лицу. Не самая романтичная обстановка, но Маркусу было плевать. Он просто не смог больше сдерживать себя. То ли азарт от прошедшей игры (в которой он, кстати, обыграл Вуда), то ли долгое ожидание, то ли особо горячий сон, приснившийся накануне ночью... Маркус подошёл к Оливеру со спины, схватил его за рукав мантии, развернул к себе, поцеловал — и вместо ругательств и попыток вырваться получил поцелуй в ответ.
Потом они ни разу не обсуждали, как же это вышло. И не давали никакого определения своим... отношениям. Просто с того дня стали встречаться урывками то в пустом кабинете, то в заброшенном коридоре, то за раздевалками, то ещё где — главное, подальше от любопытных глаз. Целовались. Говорили — взахлёб, о квиддиче, о преподавателях, о разном, только не о том, что между ними происходит. Это была запретная тема, табу.
Поначалу Маркуса всё устраивало — что он, сопливая третьекурсница, что ли, которой нужны признания в любви? Да и какая любовь, в конце концов... Но сам не заметил, как целоваться и трахаться с Вудом ему стало недостаточно.
Почему-то очень остро встал вопрос: а как Вуд относится к нему, кого в нём видит... и что с ними будет дальше?
Неумолимо подступала война. В любое другое — мирное — время Маркус мог бы спокойно продолжать свои «отношения» с Оливером: угроза разоблачения со стороны кого-то из слизеринцев была не так уж страшна. Но война всё изменила, поставила с ног на голову и чертовски запутала. Теперь они были не просто гриффиндорцем и слизеринцем, они были врагами, смертельными врагами на поле боя; Оливер — за Орден, Маркус — за Пожирателей, Оливер — за Гарри Поттера, Маркус — за Волдеморта. Впрочем, и до войны было так, просто Маркус решил об этом не думать. Но, в конце концов, думать пришлось. Думать и решать, на чьей он стороне.
Оказывается, Оливер был не просто гриффиндорцем, с которым Маркус спал. Не просто случайным человеком, который исчезнет из его жизни, когда он, Маркус, закончит школу. Не просто развлечением, или «интрижкой», или ещё чем-то таким же несерьёзным и неважным. Нет, это было важно. Чёрт возьми, к последнему году Маркуса в школе это стало самым важным — важнее Слизерина, идеологии, вбитой папашей с ранних лет, важнее даже этой чёртовой войны, будь она неладна, и самого Волдеморта.
Школу Маркус окончил, общение с Вудом прекратил — оно заглохло после пары-тройки бессмысленных встреч. Но мысли о чёртовом гриффиндорце никуда не девались. Так же крепко сидели в голове.
И в какой-то момент Маркус обнаружил, что плевать ему и на Лорда с его манией чистоты крови, и на Пожирателей, и на отца, который, разумеется, встал в первые ряды и убивал с большим удовольствием. Плевать на всё. На то, кто выиграет, кто проиграет. На то, что скажут люди. На то, правильно ли это. Ему просто хотелось быть с Оливером.
... Война кончилась. Гарри Поттер и силы Добра и Света победили. А Маркус в этой войне даже не участвовал. Он должен был, конечно. «Ты должен!» — кричал отец, готовый, кажется, заавадить непутёвого сына, но в первый раз в жизни Маркусу было плевать на отца и его угрозы; он хлопнул дверью и ушёл из дома, поселился в мрачной квартирке в Лондоне, игнорируя письма друзей и призывы Волдеморта на войну. Да катись она к Мерлину, эта война!
Маркус не трусил, вовсе нет, хотя боялся, но страх его был другого сорта: он до смерти боялся, что в битве за Хогвартс встретит Оливера и будет вынужден убить его.
Маркус просто знал, что не сможет, даже если сам Волдеморт велит ему сделать это.
Они с Оливером почти не виделись после того, как Маркус окончил школу. И после войны — несколько месяцев. У Маркуса был лондонский адрес Оливера, можно было, наверное, послать ему сову, как-то напомнить о себе... но, раз Оливер сам не пытается найти его, значит, давно уже и думать забыл о слизеринце, с которым спал в Хогвартсе и пару раз после.
Просто спал, ничего больше. Мало ли с кем можно спать. Мало ли с кем можно развлекаться. Наверняка Оливер уже играет в какой-нибудь квиддичной команде и встречается с красоткой-гриффиндоркой.
Они случайно столкнулись в Косом переулке. Маркус в конце концов устал сидеть взаперти и выбрался побродить по знакомой с детства улице, да и о работе подумать надо было... Зря. Люди смотрели ему вслед с осуждением и презрением. На лице Маркуса Флинта как будто было написано огромными красными буквами: «Бывший Пожиратель». Бывший — но всё-таки Пожиратель, а Пожирателей добрые и светлые, даже после своей победы, люто ненавидели.
Маркус успел сто раз пожалеть, что показался им на глаза — сидел бы лучше в своей конуре... Он уже поворачивался, чтобы уйти, подальше от взглядов и шёпотов, и столкнулся нос к носу с Оливером.
Вопреки ожиданиям, тот не держал за руку красивую девушку. И не выглядел рассерженным этой внезапной встречей. Он не сказал Флинту: «Убирайся», не посмотрел, как все, презрительно-жалостливо, не сделал вид, что не знаком с ним.
Он схватил его за руку, затащил в ближайший проулок и жадно поцеловал.
Они стали жить вместе — в более светлой, просторной, уютной квартире, в которой обитал Оливер всё время после конца войны: съехал от родителей и перебрался сюда. Жил один. Как он потом сказал Маркусу, у него даже мыслей не возникло о девушках или других парнях. «Какие, к Мерлину, парни и девушки, Флинт», — ответил он на осторожный и грубоватый вопрос Маркуса, и эта фраза объяснила всё. Больше не нужно было слов. Ведь и сам Флинт ни разу не подумал о том, чтобы завести с кем-то роман.
Какие, к Мерлину, парни и девушки, когда есть Оливер. Оливер, мать его, Вуд, который вот уже несколько лет не даёт Маркусу покоя; который однажды ворвался в его жизнь и, видимо, застрял там навечно.
Жили они спокойно. Почти два года — Оливер, конечно, играл в квиддич, Маркус подрабатывал в пыльной и почти заброшенной лавчонке в Лютном переулке, а свои школьные мечты о квиддиче давным-давно похоронил. Какой квиддич для Пожирателя, пускай и бывшего, сына таких же рьяных сторонников Волдеморта, кто его возьмёт — не то что в команду, хотя бы в приличное место на работу. Никто. Маркус старался не попадаться на глаза людям, с бывшими сокурсниками не общался — едва ли они простили ему предательство, — да и вообще ни с кем, кроме Вуда.
Но Оливера ему хватало. Вполне. Он даже почти не завидовал Вуду — квиддич, семья, друзья, всё на свете у того было, а у Флинта, как всегда, не было ничего. Он стал спокойнее и... не добрее, само собой, просто чуть вежливее. Он был вроде как доволен своей новой жизнью. Хорошо всё шло, мирно... пока Оливеру не взбрела в голову идиотская затея познакомить Маркуса со своими родителями.
*
В семь часов.
Время тикало, Маркус бестолково мерил шагами комнату и пытался припомнить всё, что знал о мистере и миссис Вуд. Знал немного, но хорошее — ещё бы, разве могли у Вуда быть плохие родители? Оливер во времена учёбы в Хогвартсе почти каждый день строчил им огромные письма, на каникулах уезжал домой, а возвращался с горами всяких вещей вроде связанного мамой свитера или книги о квиддиче, подаренной отцом. Глаза у него сияли, когда он рассказывал, как, например, лет в шесть родители подарили ему первую метлу, как отец учил летать, а мама великодушно прощала плакаты квиддичных команд, развешанные по всему дому.
Маркус и видел их пару раз, этих идеальных и любящих родителей. Они порой бывали на тренировках Оливера — кричали и махали руками с трибун, хотя Оливер даже не играл в основном составе и не участвовал пока ни в одном серьёзном матче. Маркус тоже иногда ходил на эти тренировки, сидел в самом дальнем углу, как можно более незаметно, и наблюдал за ними. За родителями, которых у него самого никогда не было и уже не будет.
Семья и друзья Оливера оставались как бы за кадром. Маркус мало знал о них, да и не хотел знать больше. Оливер с ними совсем не тот Оливер, который обнимает Маркуса по ночам и улыбается, когда его целуют в шею. Наверное, Маркусу нравилось думать, что Оливер принадлежит ему одному, хотя бы обмануть себя, убедить себя в этом... но, нет, обман не работал, Вуд никогда не был собственностью Флинта, никогда его жизнь не замыкалась на Флинте, в любое время был кто-то ещё — семья, друзья, — и глупо, конечно, на это злиться. Оливер не виноват, что с самого начала выбрал правильную сторону. Оливер не виноват, что у него есть друзья и семья. Оливер не виноват, что все его любят.
— Ну, и что я должен им сказать? — вслух сам у себя спросил Маркус.
Он вообще не представлял, как должна проходить эта встреча. Интересно, а Оливер хоть немного представляет? Соображает, что творит? Это девушек обычно водят на смотрины к родителям, а Маркус — мало того, что не девушка, так ещё и бывший Пожиратель смерти, есть у него хоть один крохотный шанс понравиться идеальным маме и папе Оливера?
Нет. Никакого шанса нет.
В семь часов.
Время тикало, и стрелка добежала, в конце концов, до цифры «семь». Маркус махнул рукой на попытки отрепетировать разговор с мистером и миссис Вуд (толку-то), накинул мантию и вышел из квартиры.
— Почти вовремя!
Оливер напрыгнул на Маркуса сзади, обнял за плечи и улыбнулся во весь рот. Маркус мрачно посмотрел на него. И чему он радуется, интересно? Не догадывается разве, что сейчас будет? Но Вуд сиял так, словно сегодня самый счастливый день в его жизни.
Его родители жили в маленьком, очень уютном на вид домике неподалёку от Лондона. К входной двери, украшенной прямо посередине пятном гари, вели аккуратные ступеньки; Оливер взлетел по ним и крикнул, не утруждая себя стуком:
— Мам, мы пришли!
Миссис Вуд словно караулила под дверью — открыла тут же, заключила сына в крепкие объятия, а потом ласково улыбнулась Маркусу.
— Наконец-то, Олли, мы уже заждались!
Оливер потянул Флинта в дом, но Флинт растерялся. Он никак не мог понять — миссис Вуд притворяется или просто у неё странные понятия о вежливости? Эта улыбка была предназначена именно ему, Маркусу? А радость в голосе — настоящая?
Мама Оливера оказалась именно такой, какой и должна была быть: женщина со светлыми кудрявыми волосами, с ямочками на щеках от улыбки. Красивая. Приветливая. Очевидно обожающая сына. Она сделала приглашающий жест рукой, ещё раз улыбнулась Маркусу и направилась вглубь дома, окликая мужа.
Оливер помедлил — рассматривал горелое пятно на двери.
— По-моему, в прошлый раз его не было. Папа, наверное, опять чудит.
— Я не чудю.. чужу... в общем, не делаю то, о чём ты сказал. Я колдую!
Мистер Вуд вышел в маленькую прихожую с волшебной палочкой в одной руке и каким-то увесистым фолиантом — в другой. И он-то оказался совсем не таким, как представлял Маркус. Не добродушный пухлый человечек с трубкой (или как там должны выглядеть идеальные отцы из детских книжек), нет, он был тощим, слегка сутулым, в помятой одежде, с лохматыми волосами и грязным пятном на щеке. Улыбался он, впрочем, так же весело и радостно, как его жена.
— Пап, — укоризненно протянул Оливер, — ты снова баловался со старыми заклинаниями?
— Как ты догадался?! — мистер Вуд сделал большие глаза, изображая удивление. — Вас так долго не было, вот я и решил — чего времени зря пропадать!
— Да мы всего на пятнадцать минут опоздали!
— Пятнадцать минут — это целая вечность!
— Так что там со старыми заклинаниями? Это из-за них наша дверь в горелых пятнах?
— Пятнышко всего одно, и совсем маленькое. А заклинания... ты бы знал, сынок, до каких вещей додумывались волшебники древности! Какие забавные штуки умели делать!
— Смотри, пап, чтоб твои «забавные штуки» не спалили дом.
Маркус застыл рядом с Оливером и слушал эту странную беседу, чувствуя себя чертовски неловко. Он был лишним тут. Никак не вписывался в атмосферу этого уютного дома, в котором вкусно пахнет выпечкой, этих весёлых и счастливых людей; они притворяются, играют в радушие, но на самом деле...
— Маркус.
Флинт не сразу понял, что зовут именно его.
Причём не Оливер. На пороге соседней комнаты — явно столовой — стояла миссис Вуд и смотрела на Маркуса с улыбкой. Опять эта улыбка, приклеилась она к её лицу, что ли? Незачем всё время улыбаться и делать вид, что ей правда хочется видеть его здесь, что она не думает сейчас, не спятил ли её сын, когда связался с парнем, да ещё бывшим Пожирателем, что не мечтает поскорее закрыть за ним дверь, что...
— Можно называть вас так, Маркус? К ужину всё готово, проходите.
— Ну, чего замер? — Оливер схватил Маркуса за руку и потянул в столовую. — Остынет же всё, а мама такую вкуснятину сегодня приготовила — пальчики оближешь!
Сопротивляться бешеной энергии Вуда всегда было бесполезно. Минуту спустя Маркус обнаружил себя за столом (семейным, мать его, столом); рядом сидел Оливер, напротив — его улыбающиеся родители. Стол был уставлен тарелками со всякой всячиной, над ними витали приятные ароматы — и тишина.
«Ну вот, — мрачно подумал Флинт, — что и требовалось доказать»
Мистер и миссис Вуд не знали, с чего начать разговор, Оливер тоже не знал — его сияние слегка угасло, на лице появилась растерянность, он ковырял вилкой котлету и так же молчал. Всё правильно. Что, в самом деле, они могут сказать? «Мы слышали, Маркус, вы встречаетесь с нашим сыном?». Или: «Так вы, Маркус, живёте с Оливером, верно?». На такие случаи вежливых фраз среди норм этикета не предусмотрено, и по лицам мистера и миссис Вуд читалась лихорадочная попытка что-то придумать, чтобы разбить неловкую тишину.
— Вы тоже любите квиддич? — нашлась наконец миссис Вуд. Вполне нейтральная фраза, хороший выход из положения.
— Да, — ответил Маркус. И сам себя отругал за сердитый, почти грубый тон. Обещал же он, давал клятву себе и Оливеру — не злиться, не хамить, не усугублять и без того отвратительную ситуацию, но с первых же слов взял и всё испортил.
— Да, люблю, — попробовал он ещё раз, уже спокойнее. — Играл в школе.
— Наслышаны, — кивнул мистер Вуд, насмешливо глянув на Оливера. — Олли писал нам целые свитки о вас и вашем... соперничестве.
На последнем слове он запнулся. А Флинт едва удержался, чтобы не ляпнуть: «А про то, что было после соперничества, не писал?»
— Что же вы не запишитесь, как Олли, в какую-нибудь команду? — подхватила упавшую нить беседы миссис Вуд. — Вы могли бы...
— Нет, не мог бы, — оборвал Маркус. — Потому что, знаете ли, к таким, как я, сейчас относятся не очень хорошо.
Он ничего не мог с собой поделать. Пальцы сами собой сжимались в кулаки, захлёстывала злость... Умом он понимал, что миссис Вуд вовсе не хотела его как-то обидеть, но гнев управлял Маркусом чаще ума; он думал, что научился за годы после войны обуздывать свои эмоции... что ж, видимо, ошибался.
Оливер покосился на него с тревогой. Кажется, он наконец понял, что притащить сюда Маркуса было плохой идеей. Впрочем, разве могло быть иначе? Не место Маркусу Флинту здесь, в этой столовой, с этими людьми.
Тишина, повисшая над столом, была тяжёлой, как бладжер.
— Простите, — сказала наконец миссис Вуд. — Не нужно было...
Почему-то эти слова, вместо того, чтобы успокоить, разозлили Маркуса ещё сильнее.
— Что «не нужно было»? — рыкнул он, швыряя вилку на стол. — Звать меня сюда? Вы правы — не нужно. И можете не улыбаться, я не слепой.
Родители Оливера в ужасе переглянулись и дружно запротестовали:
— Да что вы...
— Мы совсем не то...
— Не то имели в виду? Да ладно вам. Говорите прямо всё, что думаете обо мне. Как жаль, что наш сын не нашёл себе приличную девушку — или хотя бы приличного парня, раз уж ему нравятся парни... зачем он связался с этим Пожирателем... бедный наш мальчик, всю жизнь себе сломал...
— Марк, хватит.
Это Оливер сделал попытку успокоить его — коснулся руки, слегка потянул вниз, пытаясь усадить обратно на стул. А Маркус даже не заметил, что стоит.
Он сердито отдёрнул руку. Злость уже шумела в ушах и набатом стучала в голове.
— Знаете, Оливер же почти закрутил роман с Анжелиной Джонсон. Приятная такая девушка, к тому же гриффиндорка, вам бы она понравилась... Но тут появился я и всё испортил. Да-да, совратил вашего чудесного сыночка, затащил к себе в постель, сманил на тёмную сторону... или что вы там думаете. Да, всё так и есть. Можете смело ненавидеть меня. Впрочем, Пожиратели сейчас не видят ничего, кроме ненависти, хотя война, мать её, кончилась два года назад, и вы туда же, вы такие же...
— Но вы не Пожиратель, Маркус.
— Что?..
От удивления Флинт поперхнулся словами, судорожно глотнул воздуха и сел.
— Может, всё, что вы говорили сейчас, — правда, — продолжал мистер Вуд; он слегка побледнел от пламенной речи Маркуса, но тем не менее не злился. Наоборот, говорил очень мягко и спокойно. — Только в одном вы ошибаетесь. Вы не Пожиратель.
Миссис Вуд, такая же бледная, как муж, решительно кивнула, а Маркус обалдел ещё больше.
— Вы не читали газет? — хрипло выдавил он. — Не видели статью в «Пророке» о семье Флинт, которая...
— Читали, — перебил отец Оливера. — Но речь там шла о ваших родителях, Маркус.
— Обо мне тоже. Ясно же сказано было: «Их сын, Маркус Флинт, является...»
— Мало ли что пишут газеты, — пожал плечами мистер Вуд и улыбнулся. Такой тёплой улыбкой, словно Маркус сейчас не вопил на них, как ненормальный, и не плевался оскорблениями в лицо.
— Олли рассказывал нам, — тихо сказала миссис Вуд, — о ваших родителях. О том, что они...
И неловко замолчала, не закончив фразы.
Да, дело было в них, в его так называемых родителях. Поэтому он сейчас орал и сыпал грубостями, поэтому его спокойствие, которого он добивался несколько лет, разлетелось на куски, поэтому, а вовсе не из-за слов, сказанных мистером и миссис Вуд. Ничего такого на самом деле они ему не сказали. Ничем не обидели, не оскорбили. Просто они были слишком... не похожи на тех, кого Флинт называл отцом и матерью.
Мистер Вуд — не тот непросыхающий месяцами папаша, который бил Маркуса в детстве и даже пару раз угощал Круциатусом; миссис Вуд — не та безразличная ко всему, кроме себя, мамаша, которая делала вид, что не слышит криков сына и ничего не замечает. Мама и папа подарили Оливеру первую метлу, научили его играть в квиддич и писали письма в Хогвартс; Маркус долго скрывал от отца, что ему нравится квиддич, чтобы не слушать воплей в духе «Пустая трата времени, тебе нужно думать о другом!», и изобретал любые предлоги, лишь бы не ехать домой на каникулы. Мистер Вуд читал книги со старыми заклинаниями и экспериментировал с магией, Флинт-старший только пил и разражался потоком грязных ругательств, если Маркус подходил к нему слишком близко. Миссис Вуд обнимала сына, а всё, что доставалось Маркусу от матери — скупая улыбка и пустой взгляд. Родители Оливера любили друг друга, а родители Маркуса сцеплялись, как собаки, по десять раз на дню.
Дело было в них, в этих людях, от которых Флинт старался держаться как можно дальше. Он не почувствовал ничего — ни горечи, ни радости, — когда прочитал в «Пророке» их имена в списке погибших на войне Пожирателей.
— Маркус, — ещё тише позвала его миссис Вуд, и он вздрогнул, стряхивая непрошеные мысли. — Мы не ваши... твои родители, конечно, и ничего уже не поделаем с тем, что было, но... просто знай, что тебе здесь всегда рады.
— Да, — кивнул мистер Вуд. Ему слова явно давались с большим трудом, и всё-таки он продолжил: — Мы с вами почти не знакомы, но ведь это можно исправить, верно? Да и, в конце концов, когда это наш сын делал неправильный выбор?
Оливер разбил напряжение, громко рассмеявшись; за ними захохотали его родители, а Маркус почувствовал, как тугой узел злости внутри распускается.
«Тебе здесь всегда рады».
Кто-нибудь когда-нибудь говорил ему такие слова?
Не говорил.
*
— Флинт, — зловеще прошипел Оливер, когда они, попрощавшись с мистером и миссис Вуд, вышли на тёмную улицу, — однажды наступит такой день... год спустя, или месяц, или неделю... когда я не выдержу и убью тебя. Авадой. В лоб. Какого хрена ты устроил, а?!
Маркус безуспешно попытался спрятать улыбку, но она так и лезла ему на лицо — он сам не знал, почему.
— А я предупреждал тебя, что знакомиться с родителями, — плохая идея.
— Слава Мерлину, что мои родители — ангелы, — хмыкнул Оливер в ответ. — И терпение у них ангельское, как и у меня. Кто ж ещё способен тебя выдержать, Флинт?
Маркус усмехнулся. Раньше, давным-давно, в Хогвартсе, он злился на такие колкости Вуда и сразу начинал грубить в ответ, а теперь...
— Никто, Олли. Только ты. Ну, и твои родители тоже.