Огонь, который никогда не погаснет
Судьба разбросала друзей по всему миру, не спросив на то их позволения. По разным мирам. Но, вопреки этой суровой судьбе, они приходили из своих миров в этот мир, один раз в год. В тихую и спокойную ночь в самом начале лета. Они приходили на узкое плато на вершине горы, со всех сторон которого стены, изъеденные ветром и временем, обрушивались вниз и где-то там, под горой, тонули в темноте. Несколько лет назад они выбрали это место своим — и здесь, у неба, под звездами, что светят над головой близко и ясно, в первую ночь лета зажигали большой костер.
Почему-то он всегда рождался под умелой рукой Линка. Он приходил на место встречи первым. Темнота, уходя прочь от беспокойного света факела, окружила фигуру юноши, когда он восходил на скалу по едва заметным в ней ступенькам. Юноша, совсем не глядя себе под ноги, ни разу не оступился на древних и расколотых ступенях. Он шел с величием настоящего короля. Его движения были точны и красивы, хотя, казалось бы, никто не увидит здесь этой красоты, принимать на себя королевскую личину вовсе не обязательно. Только юноша не играл, нет, изящество манер билось у него под кожей, и он шел, гордо расправив плечи, освещая свой путь почти догоревшим факелом.
Его внешность более чем ясно говорила, что это человек благородных кровей, имеющий, быть может, какое-то родство с эльфами. Длинные волосы почти белого цвета свободно струились за спиной, ловя ветер, падая на лицо и закрывая изумрудный блеск глаз, серебряные кольца на пальцах и в мочках ушей тускло сияли, а длинный меч на поясе слегка постукивал по бедру при ходьбе. Бледно-голубой костюм, плотно облегая тело, не стеснял движений. Тонкие черты лица, как будто умелой рукой из камня выточенные, ничего не выражали, только сосредоточенность и спокойствие.
Об этом месте, кроме троих друзей, никто не знал. Никто не забредал сюда, даже самые любопытные и упрямые путники. Ступени в скале были очень старыми — и безнадежно ушедшими из памяти живущих сейчас. Узкое, неровное плато на вершине много лет назад спряталось под сорной травой — и все-таки хранило следы пребывания людей. Они всегда зажигали свой костер на одном и том же месте. Линку не нужен был свет, чтобы отыскать его, - он и наощупь мог бы исходить все это место, ставшее родным за время их коротких, но постоянных встреч. Он быстрым движением опустил на землю походный мешок. И, сбросив с плеч расшитый узорами плащ, взялся за поиски веток и сухой листвы. Что-то еще осталось от их прежнего костра. И спустя пару мгновений огонь весело и звонко затрещал в ночной тишине, поднимаясь к самым звездам.
Линк, сев на свернутый несколько раз плащ, поднес озябшие руки к костру. И, согревая их над горящим все сильней и сильней пламенем, пристально наблюдал за ночью, пристально глядел в темноту. Он ждал своих друзей.
Минута, другая... Шорохи и краски появились в темноте. С гулом быстрых, резких шагов, с шумом прерывистого дыхания и множеством разных звуков на площадку на вершине скалы ворвалась Скай. Она не умела приходить бесшумно. Она вообще не умела приходить. Ветер, ураган, бешеная, неукротимая стихия, - она всегда возникала стрелой, пущенной из лука, она взрывала мир вокруг себя жизнью. Жизнь и Скай были неотделимы друг от друга.
Линк, пряча улыбку, которая в миг озарила его лицо взамен вроде бы равнодушию, встал и пошел к ней навстречу. Когда Скай ступила в круг света, идущего от костра, он смог окинуть своим неизменно пристальным взглядом всю ее, с ног до головы, зацепить каждую деталь, каждую подробность в лице, одежде, руках и движениях... и понять, что Скай ничуть не изменилась. Нет, она в принципе не менялась. Что бы не происходило с ней — а она, как и все они, жила отнюдь не простой жизнью, - что бы не ранило ее вольную и яркую душу, она всегда оставалась собой. Она всегда была отражением своего имени. Скай... высь, небо, свобода, полет. Линк видел это в резком и порывистом шаге, в беспокойных жестах, в огне, что горел в ее глазах. Может, складка между бровей стала немного глубже — она хмурилась, когда что-то выходило не по ее воле, что-то мешало ей дышать и летать. А в целом это была та же Скай, которую он встретил однажды, здесь, в этом мире, чужом и незнакомом ему, - Скай, ночное и дневное небо в одном человеке, короткие, едва достающие до ушей волосы густо-черного цвета и чистые голубые глаза.
Только секунду Линк и Скай стояли напротив друг друга, привыкая к ощущению, что они снова вместе. А потом девушка, в своей стремительной и живой манере, прыгнула на Линка, обхватила его руками за шею и крепко обняла, уткнувшись носом ему в плечо.
Костер бросал на них веселые, буйно пляшущие отблески. Линк, соединив руки за спиной Скай, чувствовал, как дивная волна света, никак не связанного с огнем костра, окутывает его от кончиков пальцев по всему телу, а все тревоги и страхи, все заботы его настоящего мира-дома уходят куда-то, пропадают в темноте. Тревогам и заботам не было места в этом сияющем круге. Они всегда оставались там, за тонкой линией, которая разделяла ночной мрак и приветливый, теплый свет шепчущего пламени. Он знал, что Скай чувствует то же самое. Он ощущал, как ее вечно напряженное, застывшее той самой стрелой, готовой сорваться в полет, чтобы поразить цель, тело отпускает свое напряжение и обмякает в его объятиях.
Они жили отнюдь непростой жизнью. Они уходили из своих миров, неся за плечами безмерный груз из проблем, которые, конечно, никуда не исчезали здесь, не находили своего решения, нет, они просто... не существовали. Они падали с плеч, исчезая во тьме, оставляя друзей спокойными и свободными. Здесь, у костра, было место только для их дружбы.
Через мгновение — а секунды, миги на этой скале растягивались в вечность — Линк разомкнул объятия и отступил на шаг, окидывая Скай изучающим взглядом. Она, помнится, всегда терпеть не могла его «пронзительную», как она сама это называла, манеру смотреть.
- Привет, мальчишка, - с веселой усмешкой сказал он.
Скай действительно была похожа на мальчишку-пирата. И всячески этот образ создавала, не заботясь о том, что скажут люди. Цветная повязка охватывала голову девушки, стянутая сзади в неаккуратный узел, рукава просторной рубашки были закатаны, а верхняя пуговица, по обычаю, расстегнута; руки от ночной прохлады Скай прятала в карманах коротких бриджей из грубого материала, а весьма потертая курточка была обвязана вокруг пояса. Тонкий клинок в ножнах опасно поблескивал из-под нее.
- Привет, король, - следуя традиции, которая сразу, с первых дней, появилась между ними, ответила Скай.
Больше они не говорили друг с другом, сев на землю в теплом сиянии костра и согревая озябшие пальцы, порой подкидывая в веселый огонь сухие ветки и листья. Они ждали. С одинаковым нетерпением вглядываясь в темноту.
Совсем другими звуками дала знать о себе Хару — она не бежала, рискуя оступиться на древних ступенях, как Скай, она медленно и осторожно поднималась на площадку и могла бы войти в круг света незамеченной, если бы Линк и Скай не привыкли к ее манере, если бы не знали ее так хорошо и не чувствовали ее приближения сердцем. Хару ступила за линию, очерченную вокруг костра, и попала сразу в объятия двух друзей — с тихими улыбками, с теплом в сердце они подскочили к ней и крепко, крепко притянули к себе, наслаждаясь теперь уже полным, завершенным чувством слияния. И снова, отступив на шаг, они вгляделись внимательней, чтобы понять, стала ли Хару другой за это время.
Скай среди них была константой, неизменяемой величиной, ей не нужна была трудная дорога к личному преображению, полет, свобода, небо — это всегда было в ней, всегда горело в ее душе, как огонь, помогая и спасая в трудных ситуациях. Хару еще проходила свой путь. Она до сих пор, с опаской и почти наощупь двигаясь в темноте, отыскивала нужные повороты — да, оступаясь, да, сбиваясь с пути. Они помнили ее с прошлого года не совсем такой, какой она стояла перед ними сейчас. Спокойствие... да, чуть больше спокойствия появилось в чертах ее доброго лица, - не равнодушия, как прежде, а тихой и мирной гармонии с сердцем. Совершенствуя себя, она всегда становилась спокойнее, увереннее, крепче... и, конечно, светлее. Новый, более глубокий свет шел изнутри Хару, отражаясь в ее темных глазах.
Эта девушка была не похожа ни на Линка с его королевским величием и чем-то от эльфа в чертах, ни на Скай с ее нахальными манерами мальчишки. Волосы каштанового цвета опускались ей на плечи, завиваясь в тугие и крупные кольца, а длинное платье не кричало яркостью своих красок, почти сливаясь с темнотой, - бледно-зеленое, спокойное, как и она сама. Ножны с клинком на поясе казались скорее деталью костюма, чем серьезным оружием, но кому, как не Линку и Скай, было знать, что Хару лишь создает впечатление слабой и хрупкой девушки. Эта хрупкая и слабая девушка, стоило ей поднять голову, бесконечно удивляла глубокой силой в темном цвете своих глаз.
Хару не была слишком разговорчива и ничего не сказала Линку и Скай. Но, конечно, ее руки ответили на объятия и долго еще не отпускали друзей — в темноте и тишине ясный, ровный свет вливался в ее сердце, давая чувства, которых она никогда не испытывала, никогда и нигде, только лишь находясь рядом с самыми близкими своими людьми.
Наконец все трое опустились на землю у костра и, не глядя друг на друга, не сговариваясь, соединили руки в одну общую цепь. Они всегда делали так, собравшись вместе, - до того, как наступит время разговоров и улыбок, смеха и легкого сумасшествия. Сейчас было мгновение — а мгновения здесь растягивались в долгую и полную жизни вечность, - когда они сидели в одном круге, наблюдая, как веселые искорки пляшут в костре, слушая, как во мраке ночи тихо шепчет огонь, что-то говорит своими тресками и вспышками. Они сидели, взявшись за руки, чувствуя рядом с собой и в себе присутствие друг друга. Присутствие, которого всегда надо было так долго, долго, долго ждать. Линк, Скай и Хару почти физически ощущали, как неотвратимый груз тревог и забот падает за их спинами и уходит, чтобы не давать о себе знать, пока они вместе. Никаких тревог и забот здесь не было. Они просто не существовали. Они, сдаваясь перед огнем костра и дружбы, уходили во мрак.
Тишина, на мгновения возникшая между ними, была хорошей тишиной. Не так молчат люди, которым нечего сказать друг другу. Они молчали, воскрешая перед собой невольно образы из прошлого, вспоминая, что было раньше, с новым удивлением видя, сколь велика разница «тогда» и «сейчас». Невидимые тропинки из разных миров бежали сюда, на эту скалу, и сходились в одном месте ночью первого летнего дня. Разные миры... разные жизни... разные характеры... Все у них было разным. И, наверное, судьба думала, что у таких разных людей нет ни единого шанса сойтись и сплести эти разные жизни, характеры и миру в одну общую цепь.
Они сделали это. Сплавили три сердца в одно. Они не должны были встретиться вообще. Но судьба думала, что, даже встретясь, они быстро забудут друг о друге — как забывали всегда и обо всех. Это было в той, прошлой жизни. Там остались колючая и никому на свете не доверявшая Скай, гордый и спокойно проходящий мимо всего, кроме своей персоны, Линк, нелюдимая и твердо отделившая себя от других людей Хару. Там осталось время, когда никто не был нужен им. Теперь, живя в разных мирах, они ни на секунду не забывали друг о друге. И дружба их, разделенная таким большим расстоянием, не становилась меньше ни на мгновение.
За вечностью тихого и теплого молчания наступила вечность историй. Все еще держась за руки, сбиваясь и начиная вновь, путая слова и смеясь своей путанице, они рассказывали друг другу о том, что с ними случилось за этот год. Вечность историй не имела конца. Ведь событий, больших и маленьких, важных и не важных, произошло очень много, а потом, когда события исчерпали себя, на языки друзей начали проситься забавные случаи и шутки, обрывки чьих-то разговоров и фраз, кусочки планов и желаний, фрагменты фантазий и снов...
Всего было слишком, слишком, слишком много, чтобы это могла вместить в себя одна ночь, даже состоящая из вечностей. Луна уходила за тучу и появлялась опять много раз, а Линк, Скай и Хару все говорили и говорили, все слушали и слушали, с одинаковой живостью и говоря и слушая. Они как будто наверстывали за эти часы весь пропущенный год. И им казалось, что они были там, рядом друг с другом, вместе переживая эти события, планы, желания, фантазии, сны... Ни на секунду в ночи не смолкал счастливый смех. Они смеялись не потому, что было смешно, а потому, что наконец сидят бок о бок, рука в руке, и могут видеть и чувствовать друг друга.
Кроме рассказов о том, что случилось за год, они приносили к костру каждый свою, особую вещь. И первым ее подарил друзьям Линк. Когда вечность историй подошла к концу, он вдруг расслабил плечи и спину, идеально ровную, как струна, поднял руки и собирал в них свои светлые волосы, рассыпанные по плечам, скручивая их в какой-то нелепый пучок почти на самой макушке. Быстрым движением он сунул руку за спину и извлек из складок своего уже помятого и пыльного плаща гитару. Обычную старенькую гитару из дерева, с трещинами на поверхности тут и там, в целом потертого и много повидавшего облика. Линк достал ее, заботливо скользнув по ней рукой, прижал к груди и пробно провел пальцами по струнам.
И вдруг этот юноша, похожий на эльфа, с величием и тонкой грацией в каждом своем жесте, обратился из короля в простого мальчишку с пучком на голове и гитарой в руках. Это преображение всегда происходило так быстро и внезапно, всегда так не похожи были друг на друга два образа Линка — а ведь это все был Линк, один и тот же Линк, - что подруги его не могли сдержать улыбку. Линк не переставал удивлять их, сколько бы лет они ни знали его.
Линк приносил к костру песни - или, наверное, будет лучше назвать их «песенками». Это была череда веселых, задорных, струящихся, как вода, бегущих, как ручей по горе, мелодий, это была череда наивных, нелепых, будто их сочинял ребенок, текстов, - о том самом ручье, который прокладывает себе дорогу в скалах, о дождике, что омывает верхушки сосновых лесов, о солнечном свете, бьющем сквозь верхушки так, что ты прикрываешь глаза рукой и улыбаешься. Это были песенки, никак не претендующие зваться искусством, но весело и звонко кричащие о бесконечной, неизбывной любви к жизни. О том, как прекрасен мир вокруг, пускай даже тебя пригибает к земле тяжкой ношей тревог и страхов. О том, что любая мечта может быть исполнена — любая-любая, и для этого не нужно больше ничего, только поверить в нее изо всех сил.
Мы можем подняться с земли и летать,
Мы можем рукой до неба достать,
Мы можем, как птицы, умчаться в полет,
Туда, где нас что-то прекрасное ждет.
Это были нелепые и забавные песенки, порой забывающие, что такое рифма, но голос Линка делал каждую из них маленьким и цельным сгустком света, который сиял и озарял ночной мрак ничуть не хуже костра. В этом голосе сменяли друг друга такие дивные и глубокие ноты, такие теплые и мягкие интонации, что Скай и Хару замирали, слушая и не отрывая от Линка горящих глаз. Впрочем, так было всегда, когда Линк начинал петь. И здесь нужно было не только слушать, но и смотреть, как он это делает. Удивительная, совсем детская легкость и беспечность приходили на смену изящным повадкам Линка, озаряя его фигуру каким-то своим, особым сиянием. Наблюдатель со стороны не сразу бы поверил, что Линк прежний и Линк нынешний - один и тот же человек.
Последний звук затих, улетев в неба и затерявшись где-то под звездами. Линк в своей любимой манере ударил по струнам гитары — и, прижав ее к груди, шутливо поклонился, так, как это вообще можно сделать в сидячем положении. Он обставил свой поклон, как полагается, сняв с головы невидимую шляпу и сделав ей салют в сторону публики.
- Да... - тихо протянула Скай, не зная, что ей надо делать сейчас, - смеяться, плакать, подтрунивать над Линком, или, может, все три вещи в один момент. - Не могу поверить, что этот человек когда-то был королем.
- Эй, я вообще-то и сейчас...
- Это ты так думаешь, - тоном, не терпящим возражений, ответила Скай. - И ошибаешься.
Линк приносил к костру свои задорные песенки, а Хару приносила сказки. Она ничего не взяла с собой на эту встречу, только несколько листков помятой и чуть пожелтевшей бумаги. Она всегда создавала свои сказки именно на такой бумаге — и всегда приносила их с собой, чтобы бережно, с каким-то особым, святым трепетом извлечь их из складок платья и прочитать вслух для своих друзей. Хару не умела так внезапно меняться, как Линк, и пару мгновений ей требовалось, чтобы придать нужный тон своему голосу, отпустить напряжение и стеснение, овладеть собой. Голос ее, когда она начинала читать, еще немного дрожал, еще звучали в нем отголоски прежних тревог и страхов, но, конечно, перед друзьями она могла легко и свободно открыть свое самое сокровенное. И душа Хару, чистая, светлая, добрая душа шептала в воздушных строках сказки — как всегда, о волшебстве и любви.
Хару писала свои сказки в мире, где людям больше не нужны были чудеса. Хару писала свои сказки, чтобы вернуть им магию и веру, чтобы соткать мосты истинной любви и дружбы от сердца к сердцу.
В давние времени все люди этого мира были волшебниками. Цветные искры магии слетали с пальцев каждого из них, делая мир чуть красивей и добрей, чем он есть. Но люди забыли, что такое волшебство. Они разучились колдовать. И те, кто наделил их магией, затаили на них обиду за то, что они так глупо потеряли самый важный на свете дар, и решили отвернуться от них навсегда.
Только один из них, создателей, Волшебников, не пожелал бросать людей на произвол судьбы, - слишком любил. Он, оставив свой небесный мир, где все было так светло и ясно, спустился в мир людской... мир странный, мир недобрый, мир временами очень страшный.
Трудно ему пришлось в этом мире. Но от своей любви к людям он отказаться не мог. Он решил узнать людей ближе и понять их, проникнуть в самую суть их душ, чтобы узнать, почему они перестали верить в магию. Ведь плохих людей не бывает, бывают только несчастные, с болью в душе люди...
Он выбрал себе людское имя и открыл в шумном городе маленький магазинчик книг. Любой, кто приходил к нему, мог получить лекарство от своей душевной боли. Он лечил людей волшебными историями. Он сводил людей вместе и показывал им, что самая главная в мире магия — любовь.
Люди не хотели быть излечены. Люди не хотели верить в волшебство. Лишь одна девочка, чистая и светлая, которую разумный мир как будто совсем не коснулся, девочка, всей душой верящая в магию, решила помочь Волшебнику...
- Да, это не мои глупые песенки... ничего похожего...
- Твои песни — любовь к миру. Как и у меня. Разве форма этой любви имеет значение?
Эта сказка была слишком прекрасной, чтобы только слушать ее. Она проникала под кожу, она стучала ритмом в сердце, она дарила крылья душе — крылья и желание летать. Резко и порывисто, как всегда, вскочила с места Скай, за краткие мгновения между положением сидя и положением стоя врываясь, вживляясь в образ девочки, которая помогала Волшебнику менять мир. Она сделала это, как делала все, - с порывом вдохновения и полета, с гармонией, возникшей за миг, с таким свободным и легким проскальзыванием в образ, будто она была не Скай, а эта девочка, будто она жила не здесь, а в мире сказки, которую создала Хару. И Линк, со свойственной только ему детской искрой во взгляде, взвился с земли следом за Скай, чуть медленней, но так же быстро и органично надевая на себя образ Волшебника — немного грустного, немного усталого, но вопреки всему и вся горящему желанием дарить волшебство. Ночь и костер вдруг стали маленьким магазинчиком с полками, где стоят и дышат тысячи, тысячи историй и миров, а в воздухе шепчет магия, и они оба уже не были Линком и Скай, они двигались вокруг костра, поднимая руки и говоря слова, которых, может, совсем и не было в сказке Хару, но которые могли там быть — и будут, когда Хару вернется домой.
Хару смотрела на них и плакала. Теплые слезы бежали у нее по щекам и падали на колени, а она смеялась тихо и счастливо, наблюдая, как перед ней возникает и живет настоящей жизнью мир, который она привела из своего сердца на лист бумаги.
- Как я могу... - прошептала она, вытирая глаза ладонью от слез. - Как я могу не верить, что мои сказки живые, когда вы вот так играете их?
Скай приносила к костру свои рисунки. Но, в отличие от Линка и Хару, она ничего не готовила заранее — с ней всегда был карандаш и клочок бумаги, и друзья не могли угадать, в какой момент она внезапно сорвется с места, бросив все, что делала перед тем, и схватит бумагу и карандаш; когда размашистые линии начнут возникать из пустоты под ее рукой, образуя особый мир. В эту ночь она сорвалась и схватила бумагу с карандашом, когда Хару, смеясь и все еще смаргивая слезы с ресниц, присоединилась к ним в сказке — Скай была с ними, и вот Скай уже нет, вот Скай уже растянулась на земле совсем близко к огню, в неверных бликах пляшущего пламени посматривая на друзей и превращая во что-то чистый листок. Ее перемещения в пространстве были, как она, стремительны и резки. И такими же были движения ее руки по бумаге — штрих, штрих, свободно и быстро, с какой-то безумной, почти лихорадочной скоростью... Скай спешила не потому, что у нее не было времени как следует оформить рисунок. Она рисовала так же, как делала все, - в полете, в порыве, в сияющей вспышке вдохновения.
Линк и Хару, захваченные миром волшебства и чудес, не сразу заметили, что Скай с ними больше нет. Когда заметили, когда, бросив на нее, лежащую около костра, удивленный взгляд, остановились, она уже заканчивала рисунок. И смотрела на своих друзей голубыми, как небо, глазами, в которых сверкал сейчас огонь — и отблески пламени не могли сравниться с ним.
- Вы такие прекрасные, - не сказала, а выдохнула Скай, переводя взгляд с Линка на Хару, с Хару на Линка. - Вы такие... волшебные.
Рисунок, состоящий из тонких линий и летящих росчерков, не застыл мертвым отражением того, что было, - нет, он жил своей жизнью, он дышал, а фигуры на нем, казалось, сейчас сделают шаг и продолжат свое остановленное движение. Рисунок запечатлел Хару и Линка, застывших в секунде между одним жестом и другим, в каком-то полете, в миге настоящего волшебства, - и только бог знал, как Скай всегда удавалось ловить именно такие мгновения. Наверное, никто больше в этом мире, да во всех существующих мирах, этого больше не умел.
Они опять садились вокруг костра, когда солнце, лениво выбираясь из-за линии горизонта, бросало им на лица свой первый луч. Хару и Линк, затаив дыхание, наблюдали, как особая, совершенно мальчишеская улыбка возникает на губах у Скай, как, с прыгающими у нее в глазах бесенятами, девушка поворачивается к ним и говорит:
- Наш безумный план на этот раз таков. Мы отправляемся через Тернистые леса в Стэймор.
Она не смеялась, нет, она молча смотрела на реакцию друзей, но коварный хохот так и звучал в ее хулиганском взгляде. Скай, любуясь на выражение бесконечного удивления на лицах Линка и Хару — первый ответ на каждый из ее сумасшедших, странных, да и просто неразумных планов, - выслушала все привычные возражения, а именно:
- Но ведь Тернистые леса непроходимы!
- Они похожи на лабиринт — с легкостью и местный житель заплутает, а нам этот мир едва знаком...
- У нас и снаряжения подходящего нет!
- Мы ведь не знаем, чего ждать, - говорят, в этом лесу обитает некий странный народ... вдруг мы ему придемся не по душе?
- Я могу припомнить с десяток жутких легенд об этом месте.
Скай терпеливо дождалась, пока возражения иссякнут, и на все сразу ответила, склонив голову к плечу и подмигнув:
- А это нас остановит?
Линк и Хару посмотрели друг на друга, потом на Скай — и, даже на мгновение не задумавшись, ответили:
- Нет.
Теперь переглянулись все трое.
- Это опасно.
- И непредсказуемо.
- Мы не знаем, что нас ждет.
- Мы вообще ничего об этом месте не знаем.
- Это место — тайна. Даже для тех, кто живет рядом с ним.
- И нас будут уговаривать не ходить туда.
- И все это значит...
Скай, кроме рисунков, приносила к костру свои безумные планы. И обсуждение всех без исключения таких планов всегда заканчивалось одинаково. Бросив друг на друга взгляд, горящий одинаковым по силе огнем, Линк, Скай и Хару в один голос задавали вопрос не друг другу, а мирозданию в целом:
- Почему бы и нет?
У них впереди было еще несколько дней — до того, как судьба все-таки заставит их вернуться домой, в родные миры. У них впереди было несколько дней, за которые они проживут целую жизнь... нет, много жизней, много вечностей, где найдется место дивным приключениям и опасностям, красивым местам и ярким событиям, где будут такие ночи, как это, ночи историй, песен, сказок, танцев, ночи тишины и руки в руке. И так же будет через год. В первую ночь наступившего лета. Невидимые тропинки из разных миров сойдутся на этой вершине, костер разгонит темноту...
Да, их вечности кончатся, и они будут вынуждены пойти обратно домой, к своим делам, обязанностям, тревогам и проблемам. Но разные характеры и жизни не стали преградой для их дружбы, и разные миры — тоже. Не видя друг друга, они просто знали, что где-то там, за границей их мира, за чередой других миров, живут люди, которые им бесконечно дороги. Совсем не обязательно им было видеть друг друга, чтобы чувствовать крепкую нить, протянутую между мирами.
Они придут сюда в следующем году, в первую ночь лета. Зажгут в ночи огонь. И этот огонь, как и огонь их дружбы, что бы ни случилось, куда бы ни забросила их судьба, никогда не погаснет.