Сколько вижу я красивых созданий! Как прекрасен род людской!
О дивный новый мир...


Какая горькая ирония, мастер Хаксли, называть так эту чудовищную панораму счастливого мира, в котором, по сути, мы почти и живём сейчас. А как вы угадали? В 1932 году? Как удалось вам написать будущее? В первый раз, пожалуй, я не уверена, что такого вот общества с девизом: "Общность. Одинаковость. Стабильность" не будет когда-нибудь через пару сотен лет на самом деле. Да-да, не только с идеей, а с клонами, кастами, ощущальными фильмами, сомой и резервацией диких индейцев, куда ходят поглазеть, как в зоопарк. Было что-то безусловно правдивое у Брэдбери, но этот дивный новый мир, господи, как он возможен, как близок и страшен. Может быть, он наступит уже завтра. Может быть, мы и сейчас живём в нём. Чёртов дух рациональности окутывает всё на свете, начиная от технологий и заканчивая душой. Книги - неразумны. Цветы - неразумны. Любовь - неразумна. А какую пользу для общества в целом и человека в частности приносят синтетическая музыка и таблетки, гипнопедические истины и воспитание младенцев в бутылке. И получается такой благополучный, спокойный, дивный мир, где люди счастливы.
Я не плакала, нет. Только на последних страницах меня прорвало. Я не плакала, не возмущалась вслух, я лишь как-то автоматически фиксировала на листок, приклеенный к обложке книги, про инкубатор и типы людей, про бога Форда и трагедию Дикаря... Это настолько чудовищная правда, что даже морального потрясения не испытываешь - тяжёлый, ровный, абсолютный ужас. Тихий ужас. Когда в каждом слове виден не дивный новый мир, а тот самый, за окном, где я живу, читать так страшно, так больно, что, может, лучше бы и не читать. Но вообще, конечно, я бы давала эту книгу всем людям на свете. Маме, которая думает, что главное для женщины в жизни - удачно и разумно выйти замуж за богатого. Одногруппницам, которые думают, что парня надо выбирать по разумному принципу - взрослый и с квартирой. Я бы давала её всем, всем, кто живёт под духом рациональности, и пускай до близнецов и гипнопедии нам ещё далеко - то, что сейчас, не менее страшно, и нельзя не узнать в этот тот дивный новый мир, которым была отравлена живая душа Дикаря.
Мастер Хаксли не берёт читательский нерв яркими метафорами, красочным описанием жуткой системы, и всё-таки его язык - страшное оружие. Эти короткие, вроде бы лёгкие предложения. Эта, чёрт возьми, лёгкая, просто констатирующая факт манера рассказа. Главноуправитель водит студентов по инкубатору для выращивания эмбрионов у бутылках, говорит себе об обществе потребления, студенты записывают за ним в блокнот, а ты погружаешься в пучину чего-то вязкого и страшного, ещё глубже, потому что ужасный новый мир описан так спокойно и просто. Без трагичности. Без пафоса. Без чего-либо вообще. Отстранённый, безличный портрет, и хочется, как Дикарь, покончить с жизнью от этого портрета. О дивный новый мир, где обитают такие прекрасные люди... такие идеальные клоны, годные для работы, приписанной им с рождения, да что там, ещё с зачатия.
Альфы, беты, гаммы, эпсилоны. Богатые, бедные, умные, глупые. Всё рассчитано. Каждый выполняет свою задачу в общем механизме дивного мира. Каждый счастлив. Ему ничего не нужно, кроме этой задачи. Эпсилоны-полукретины тоже счастливы, ведь этот мир, полностью разумный, внушает детишкам с детства, что их каста - абсолют, внушает довольство жизнью, пресекая даже не рождённое ещё желание вырваться куда-то в лучшую жизнь. Лучшей жизни нет. Лучшая жизнь - здесь. И все счастливы. И что может возразить Дикарь этим улыбчивым людям, которые играют в гольф и теннис после работы, которые могут уйти в страну прекрасных грёз и полного спокойствия, глотнув таблетку? Сомы грамм — и нету драм. То, что в бутылке внушено и сформировано, не разрушить. И Дикарь беспомощен перед этим. О дивный новый мир, ему не нужно спасение, здесь каждый счастлив, каждый спокоен и в гармонии со всем вокруг. Нету драм - да и не надо, стабильность лучше потрясений, потрясения -неразумны, чувства - слишком непредсказуемы и неразумны. Дикарь, твои опасность, свобода, поэзия, добро и грех никому не нужны в этом дивном новом мире. Как жаль, что старый бог, не Форд, нет, не уберёг тебя от отравления цивилизацией. Как жаль, что таких, как ты, очень мало, слишком мало, чтобы изменить общественное сознание, эту общность, одинаковость, стабильность. Как жаль, что книги Шекспира, потрёпанные, с пожелтевшими страницами, не попадут к жителям нового мира в руки, а даже если попадут, будут выброшены в недоумении - старо, глупо, неразумно. И как хорошо, что где-то там, на островах, Гельмгольц будет писать сильные, яркие, живые вещи, ещё много таких Гельмгольцев, как хорошо, что есть там зачатки по-настоящему дивного нового мира. Хотя бы зачатки. Хотя бы слабая искра огня.