[city-of-stars]

Название: "Дом безнадёжных мечтателей"
Автор: Rainbow
Жанр: джен, чуть-чуть гета
Рейтинг: G
Размер: макси!
Статус: закончен
Посвящение:  Нанатян., с днём рождения, дорогая моя :* Ты подарила мне своих ребят, теперь я хочу подарить тебе своих. Надеюсь, они смогут хоть немножко поддержать тебя и рассеять всяческие депрессивные настроения ^^
От автора: я просто люблю театр, но совершенно ничего не понимаю в актёрском искусстве - наверняка здесь будет достаточно неточностей и упущений. Впрочем, моя цель - поделиться любовью к театру, а не продемонстрировать, какой я профессионал в этом деле.
Тысяча благодарностей [J]Dita_von_Lanz[/J] за помощь с театральными вопросами

Глава 33. Комната, где всё станет по-другому (ч.1)

Глава 33. Комната, где всё станет по-другому (ч.1)

Лето. Солнечный августовский денёк. Жарко. Душно. Изысканные деревянные половицы в гостиной особняка, принадлежащего аристократическому семейству Монтгомери, мягко расчерчивают полосочки разгоревшегося света, и приплясывают тонкими линиями между дорогостоящих картин, и преломляются в фарфоровых вазах, и подмигивают из глубины огромного зеркала, оправленного в позолоченную рамку.
На диванчике, среди узорчатых многочисленных подушек, сидит прелестная молоденькая девушка. Элизабет Монтгомери, семнадцатилетней дочери владельца особняка, никогда не приходилось в чём-нибудь нуждаться, и каждая чёрточка ухоженного личика, каждая ленточка в каштановых струящихся волосах, каждая складочка на шелковистом, отороченном искуснейшими кружевами и маленькими переливающимися жемчужинками платье - всё во внешнем облике девушки свидетельствует о том, что она воспитывалась в постоянном богатстве, роскоши, довольстве, привыкла к обеспеченной жизни и, разумеется, не утруждала себя размышлениями о посторонних нуждающихся людях из более низких сословий.
Впрочем, Элизабет совсем не выглядит человеком, который безоблачно счастлив и наслаждается каждым моментом своего существования; девушка, кажется, и вовсе перенеслась мыслями куда-то далеко, далеко от очаровательной гостиной фамильного особняка Монгомери. Она сидит, аккуратно опустив ухоженные руки на колени, тонкими пальцами сминает и разглаживает носовой платочек с изображёнными на нём инициалами, сминает и разглаживает, сминает и разглаживает, а взгляд остановившихся глаз, отчаянный, наполненный глубокой печалью, устремляется сквозь окружающие предметы, будто пытаясь что-то рассмотреть вдалеке.
Внезапно дверные створки за спиной Элизабет распахнулись, и девушка испуганно вздрогнула, до побелевших костяшек стиснула платочек и, кажется, всё крепче и крепче вжималась в подушки диванчика, не смея оторвать глаз от человека, только что появившегося в изысканной комнате.
Это был Арчибальд Монтгомери, отец Элизабет и её многочисленных братьев с сёстрами, богатый самоуверенный землевладелец с аристократическими замашками, влюблённый в утончённую роскошь, бесконечно гордящийся историей своего прославленного семейства, которая, если верить рассказам Арчибальда, уходила корнями в глубочайшую древность. Мужчина пятидесяти лет, обладатель отменного здоровья, убеждённый в собственном исключительном положении, он давным-давно заработал внушительное состояние, и, не занятый больше своими землевладельческими обязанностями, предавался разнообразным наслаждениям и всевозможным светским развлечениям. Вечерние приёмы. Азартные игры. У Арчибальда Монтгомери водилось множество вариантов, как провести досуг, но главной страстью этого человека, пожалуй, было преумножать, удваивать и всячески увеличивать свои колоссальные богатства.
Нет, заниматься какими-нибудь делами Арчибальду больше не захотелось; ему наскучило, он посчитал, что за все свои предшествующие заслуги может позволить себе продолжительный отдых. Однако жадность, хищная неудовлетворённая жадность подталкивала Монгомери к поиску новых, необременительных способов пополнять исполинские золотые горы.
Несмотря на почтительный возраст, Арчибальд поддерживал себя в неплохой форме, был красивым, очаровательным мужчиной, который всегда пользовался оглушительным успехом у женщин самых разнообразных слоёв населения. Впрочем, Монгомери совершенно не беспокоило, сколько материальных ценностей находится за плечами очередной избранницы; вскружив дурочке голову, Арчибальд дожидался, когда у неё появится ребёночек, оставлял глупенькую мать в недоумевающем одиночестве, а сына или дочь забирал в своё неограниченное многофункциональное пользование.
Помимо младшенькой Элизабет, у Арчибальда Монгомери было одиннадцать детей, и каждого великодушный отец использовал для достижения единственной цели - накапливать, накапливать, накапливать неиссякаемые богатства, для которых, как ни удивительно, не существовало никакого конкретного применения; они попросту складывались в подвалы под особняком и размеренно покрывались слоями пыли. Сыновей Арчибальд отпрявлял куда-нибудь работать (иногда пристраивал к королевскому двору оруженосцами, слугами, поварами – не важно, кем), дочерей выдавал замуж за представителей значительных и обязательно сверхобеспеченных семейств. Старшие сёстры и братья Элизабет на данный момент уже использовались безжалостным отцом; младшенькой только предстоял в будущем реализовать честолюбивые планы Арчибальда Монгомери.
- Разве я не учил тебя подниматься, когда с тобой разговаривают, Элизабет? - холодным убийственным голосом промолвил отец.
Девушка стремительно вскочила с диванчика, пробормотала сбивчивые извинения и опустилась перед Арчибальдом в глубоком почтительном реверансе.
- Чем ты занята, Элизабет? - продолжал он, осматривая дочь сверху вниз оценивающими прищуренными глазами.
- Ничем, папа.
- Платье для королевы - готово?
- Да, папа.
- Ты всё выполнила в точности так, как было желательно Её Величеству?
- Конечно, папа.
- Ну, смотри, не сиди больше без дела. Лорд Антонио не любит нерадивых лентяйничающих женщин. Наряд к свадьбе примерила?
- Ещё утром, папа.
- Прекрасно. Завтра поразмыслим насчёт свадебного ужина. Пора бы, только неделя осталась… Мне нужно отлучиться в город по делам. Вернусь к вечеру.
Тщательным образом подкрутив щеголеватые усики перед зеркалом, подправив шелковистый платочек на шее и объёмистый, повязанный ленточкой цилиндр, Арчибальд Монгомери удалился из гостиной; Элизабет, как затравленный, напуганный маленький зверёк, смотрела вслед, даже когда створка дверей захлопнулась с тихим щелчком, - а после рухнула на диванчик, будто подстреленная, и закрыла ладонями побледневшее лицо.
Осторожный неуверенный стук заставил девушку встрепенуться и устремить напряжённый взгляд на дверь. Со смешанными чувствами, настороженно прислушиваясь, Элизабет несколько мгновений не решалась направиться к двери, но, в конце концов, впустила неожиданного посетителя.
Удивительная перемена приключилась с девушкой, когда новоприбывший переступил порог и молча заключил её в заботливые объятия; страх, нерешительность, скованность, тоскливое отчаяние - всё исчезло, будто тоненькие травинки, подхваченные стремительным ветром, Элизабет счастливо заулыбалась, на секунду доверительно опустила головку на плечо своего возлюбленного, и затем стала вырываться из надёжных, любящих рук – впрочем, не особенно настойчиво.
- Томас, отпусти... Дворецкий может появиться в любую минуту. Представляешь, что будет, если он расскажет о нас с тобой отцу?
- Сейчас дома никого?
- Нет, отец уехал куда-то в город, а братья занимаются своими делами, как всегда.
Элизабет опустилась на диванчик среди подушек, Томас - рядом с ней; он не отпускал руки своей возлюбленной и внимательно, пристально всматривался в её заплаканное, осунувшееся лицо.
- У тебя красные глаза, дорогая. Ты плакала?
- Н-нет, что ты, милый, всё в порядке, честное слово!
- Что случилось?
- Ничего, ничего не случилось, правда!
Разумеется, Томас не поддался на неубедительный обман; за несколько месяцев знакомства с Элизабет юноша приобрёл способность безошибочно определять, когда чувства возлюбленной действительно настоящие, а когда она пытается прятаться за фальшивыми счастливыми масками. Томас крепко стиснул своими пальцами пальцы Элизабет. Чуть-чуть склонил голову к плечу. И снова поинтересовался, серьёзным, настойчивым и сочувствующим голосом:
- Что случилось?
- Свадьба, - коротко, без бессмысленного притворства ответила девушка.
Юноша, кажется, на мимолётное мгновение лишился способности разговаривать, двигаться и даже дышать; он обессилено откинулся на спинку узорчатого диванчика, прикрыл глаза с хрипловатым выдохом, а затем беспомощным, однако порывистым и решительным движением стиснул пальцы в кулаки, как будто вознамерился всеми возможными способами помешать совершиться свадьбе. Томас резко выпрямил спину, горячо схватил возлюбленную за руки и с воодушевлением заглянул ей прямо в глаза.
- Когда? Когда свадьба, Элизабет?
- Через неделю.
- Мы успеем! Элизабет, мы ещё успеем! Сбежим отсюда подальше, вместе, и никто не посмеет тебя заставлять становиться женой человека, которого ты не любишь!
- Но мой отец... - неуверенным голосом пробормотала Элизабет.
- Твой отец... - повторил Томас за своей возлюбленной, словно эхо.
Подобный разговор зарождался между молодыми людьми совсем не впервые. Нет, они частенько обнадёживали друг друга, планировали долгожданный побег, воображали, как после будут жить, счастливо жить - далеко-далеко от тиранической власти чудовищного Арчибальда Монгомери, строить собственную солнечную жизнь и спокойно, безбоязненно, бесконечно любить... Впрочем, бессмысленные разговоры всегда заканчивались одинаковым результатом. Никаким. Да, Томас и Элизабет мечтали решиться на отчаянный, чреватый последствиями поступок, да, они рассчитали по минутам и секундам свою будущую новую жизнь, и всё же... Кто-нибудь из них, посреди калейдоскопа волшебных восхитительных фантазий, вспоминал о единственном, непреодолимом препятствии - Арчибальде Монгомери; вспоминал, голосом, растерявшим всяческие надежды, озвучивал мысли вслух, беседа постепенно умирала, проблема побега некоторое время не обсуждалась, и воплотить дерзкий план в реальность они никогда, никогда, никогда не могли решиться.
А теперь до свадьбы оставалась только неделя.
За створками двери внезапно раздался неожиданный стук, и в комнату, не дождавшись позволения от молодой госпожи, с громким шумом подволакивая правую ногу по полу, вошёл растрёпанный, осунувшийся, сгорбленный мужчина-прислужник. Это было совершенно затравленное, молчаливое, полностью замкнутое в собственном внутреннем мире существо, со множеством разнообразных недугов, пустыми водянистыми глазками, тонкими искусанными губами, в заплатанной, грязной одежде не первой свежести. Он обитал в семействе Монгомери не меньше пяти-шести лет - и занимал не слишком определённое, расплывчатое положение среди остальной прислуги аристократического особняка. Альберт начищал деревянные половицы, полировал поверхности столов, налаживал дверцы шкафчиков, если они внезапно начинали скрипеть; Альберт поливал цветочные клумбы в саду, подрезал разросшиеся веточки фруктовых деревьев, выравнивал камни на извилистых тропинках. Альберт прислуживал за обедом. Альберт встречал и провожал посетителей господина Монгомери. Альберт выполнял величайшее множество самых разнообразных функций, однако, сказать по-честному, практически ничего не удавалось ему сделать удовлетворительно, он был слишком молчаливым, слишком старым, слишком болезненным и слабеньким; Арчибальд Монгомери продолжал удерживать его рядом с собой по единственной причине - ему нравилось наблюдать за уморительными попытками Альберта заниматься тем или другим ответственным заданием, ему доставляло удовольствие награждать нерадивого прислужника затрещинами, пощёчинами, язвительными замечаниями и унизительными приказами.
Элизабет резко повернулась на щелчок открывающейся двери, вырвалась от Томаса и, увидев, что бессовестное вторжение в комнату совершил всего лишь калека-прислужник, мгновенно расслабилась и выплеснула на молчаливого Альберта раздражение, и притуплённую злость, и болезненную обиду, и горькое, затравленное разочарование.
- Какого дьявола ты врываешься, не спросив разрешения? Позабыл о своём месте, наглец?
- Хозяин приказывал убрать, - монотонным, безэмоциональным голосом отозвался Альберт, изучая полосочки древесины у себя под ногами.
- Так убирай! Живо, живо, мне не хочется наблюдать за твоим отвратительным лицом целую вечность!
Томас подозрительно покосился на прислужника, который, не обращая никакого внимания на оскорбительные высказывания Элизабет Монгомери, сложенной в несколько раз тряпочкой принялся протирать дверцы изысканных, дорогостоящих шкафчиков.
- А он не расскажет твоему отцу про... нас?
- Нет. Альберту наплевать на всё происходящее вокруг. Сдаётся мне, он и вовсе разговаривать не умеет.
Томас ничего не успел ответить своей возлюбленной. За дверьми раздалось суетливое неразборчивое движение, послышались отрывистые голоса и спокойные, неторопливые шаги нескольких человек. Какой-то из многочисленных дворецких семейства Монгомери, почтительно кланяясь неизвестным посетителям, распахнул створки дверей, и в комнате появилась величественная красавица - в драгоценных украшениях и тяжёлом узорчатом платье, в сопровождении высокого светловолосого мужчины, который почтительно держался позади неё, придерживая шлейф длинного платья.
Королева Кэтрин пользовалась услугами Элизабет Монгомери несколько месяцев; младшая дочь Арчибальда была неплохо знакома со швейным искусством, и восхитительные, роскошные платья супруга прославленного короля Роберта привыкла получать исключительно от неё. Впрочем, ни с королевской портнихой, ни с собственным царственным мужем, ни с кем-нибудь из людей вообще Кэтрин не обращалась как с равным, или достойным, или заслуживающим элементарного человеческого уважения. Королева была надменна. Её преисполняло ощущение собственной значимости, принадлежности к самым могущественным общественным слоям, изысканное аристократического воспитание и холодный, непоколебимый, словно замороженный характер - пускай сильный, пускай вызывающий безотчётный трепет, но замороженный и отталкивающий. Кэтрин побаивались; сердить заносчивую королеву никто не рисковал, небезосновательно опасаясь за сохранность собственной жизни.
Внешний облик как нельзя лучше соответствовал характеру девушки и королевскому могуществу в её руках. Великолепное платье сапфирового цвета, украшенное узорами и орнаментами из тончайших золотистых ниток; глубокий вырез, укороченные рукава, воздушная прозрачная ткань на белоснежных плечиках, очаровательные браслеты и перстни, усыпанные драгоценными камнями, крупный сапфир, покачивающийся на тонкой серебристой цепочке вокруг горла Кэтрин. Бесчисленные складки восхитительного одеяния с мягким шорохом струились по полу в такт размеренным шагам королевы, девушка, надменно вздёрнувшая подбородок, смотрела сверху вниз на всех присутствующих и никакого внимания не уделяла человеку, который сопровождал её.
Это был Джозеф, принц Джозеф, младший братишка короля Роберта - так многие приближённые насмешливо отзывались о нём. Резко контрастируя со своим царственным братом, с его величественной замороженной супругой, Джозеф не обладал никакими признаками принадлежности к прославленному королевскому семейству; ни изысканных манер, ни великолепных дорогостоящих нарядов, ни превосходительного презрения отношения ко всем окружающим. Пожалуй, если бы не роскошный камзол, в который его настойчивыми увещеваниями заставил облачиться король Роберт, Джозефа с лёгкостью можно было перепутать с каким-нибудь крестьянином-простолюдином. Простоватый, немножко легкомысленный, улыбчивый паренёк, с восторженным любопытством воспринимающий мир вокруг себя, наблюдательный, общительный, Джозеф с удовольствием любовался природными пейзажами, проводил свободное время в мечтательном одиночестве и запросто разговаривал со всеми прислужниками королевского замка. В сущности, именно Джозефу было предопределено управлять государством; он и Роберт были братьями-близнецами, одинаковыми, совершенно неразличимыми по внешнему облику, а Джозеф появился на свет несколькими минутами раньше. Однако... юноша больше всего на свете любил своего старшего братишку; слишком горячо, слишком самозабвенно любил и, поддавшись просьбе Роберта, уступил ему права на королевский престол.
Кэтрин и Джозеф, появившись в комнате, остановились; Томас и Элизабет мгновенно опустились перед ними в почтительных, глубоких поклонах.
- Ваше Высочество, принц, добро пожаловать! Пожалуйста, садитесь сюда, здесь вам будет удобно и комфортно. Альберт, чашку чая Её Высочеству и принцу, немедленно!
Меланхоличный, медлительный и действительно равнодушный ко всему на свете Альберт, который и не подумал проявить каких-нибудь знаков уважения выдающимся посетителям, неразборчиво пробормотал себе что-то под нос, отложил в сторону тряпочки и поплёлся, по-прежнему шаркающими, неторопливыми шагами, прочь из комнаты приготовить напиток.
Принц Джозеф заботливо сопроводил королеву Кэтрин до диванчика, помог ей опуститься среди подушек и расправить юбки роскошного облачения; он улыбался счастливой, неподдельной улыбкой всем присутствующим, осматривал всё вокруг с наслаждением и любопытством, воодушевлённо комментировал некоторые предметы обстановки и поддерживал светскую беседу с хозяйкой. Кэтрин, напротив, подчёркивала каждым движением, что находиться здесь она считает гораздо ниже своего королевского достоинства; утомившись, видимо, выслушивать возбуждённую болтовню Джозефа, девушка беззастенчиво прервала его и спросила:
- Платье готово?
- Да-да, Ваше Высочество! Альберт немедленно принесёт, если Вам будет угодно.
Королева коротко, снисходительно кивнула, и Элизабет, едва не опрокинув наполненную чаем фарфоровую чашку, сделала нетерпеливый жест рукой, приказывая Альберту снова срываться с места и бросаться за платьем для Её Несравненного Величества.
Через несколько минут, когда нерасторопный прислужник наконец доставил из запутанных лабиринтов особняка Монгомери заказанное Кэтрин платье - великолепное, роскошное, как и требовалось королеве, - супруга короля Роберта поднялась, холодно попрощалась и, сопровождаемая улыбчивым, довольным, счастливым Джозефом, направилась к двери; покинуть помещение, однако, ей помешало непредсказуемое обстоятельство.
За дверьми что-то оглушительно зазвенело, слуги заверещали, раздался торопливый топот спасающегося бегством человека, створки распахнулись - и в комнату ворвался маленький взъерошенный мальчишка лет одиннадцати, с волосами огненного цвета, в крестьянской одежде и яростным отчаянием в глазах. Из тряпичного узелка за спиной мальчишки выглядывали краешки позолоченных подсвечников, тонкие ниточки драгоценных камней, дорогостоящие ткани и серебристые столовые приборы.
- Вор, вор, держите вора! - заходились громогласными криками слуги за дверью.
Мальчишка, видимо, совсем не ожидал, что в этой комнате кто-нибудь обнаружится. Он резко повернулся вокруг себя, беспомощно посмотрел на Элизабет, Томаса, Джозефа и Кэтрин и на спасительное окошко в стенке гостиной, дёрнулся, будто бы намереваясь немедленно сбежать, совершил стремительный рывок в сторону окна... Дорогу ему загородила возмущённая королева. Мальчишка отпрянул - и угодил точно в руки появившихся слуг, которые, окружив незадачливого воришку со всех сторон, крепко вцепились в него и железной хваткой скрутили запястья ему за спиной.
- Спасибо за расторопность, дальше мы справимся сами, - надменно проговорила Элизабет, взмахом руки приказывая прислуге отправиться прочь.
Дверь закрылась с тихим щелчком; взгляды присутствующих обратились на дерзкого мальчишку, но разобраться во всём происходящем как следует никому не удалось, потому что в комнате, воспользовавшись дверьми, снова появился неожиданный посетитель. Это было юноша, не больше девятнадцати лет по возрасту, худощавый, с тонкими чертами лица и золотистыми вьющимися волосами; сразу бросались в глаза его рыцарские доспехи, вычищенные до сверкающего блеска, бархатистый пурпурный плащ за плечами - и ярко-алая роза, роскошный бутон на тоненьком стебельке, которую незнакомец осторожно сжимал двумя пальцами. Оглядевшись, юноша скользнул глазами по всем присутствующим и, заметив Элизабет, внезапно опустился перед девушкой на одно колено, правую руку приложив к доспехам на груди, отражающим свет из окошка, а левой протягивая восхитительный цветок.
- О, прекрасная леди, - заговорил он прочувствованным и возвышенным голосом - именно такой полагается рыцарям, когда они обращаются к прекрасной даме. – Меня зовут Маркус. Ещё на королевском турнире я случайно заметил вас - и больше не мог позабыть вашей удивительной красоты. Вы прекрасны, миледи, никакая другая девушка не сравнится с вами, позвольте подарить вам эту розу в знак того, что моё сердце, отныне и навсегда…
- Вы кто? - с изумлённой нетерпеливостью прервала его Элизабет, отступив подальше от чересчур эмоционального юноши. - Я первый раз вижу Вас!
- Вы были на турнире два дня назад, миледи, - снова бросился атаковать таинственный незнакомец, придвигаясь ближе к девушке и вооружившись, будто рыцарским мечом, прекрасной розой; Томас рядом с Элизабет ощутимо напрягся, вытянувшись в струнку и подозрительно поглядывая на пылкого незнакомца. - Наши взгляды встретились на мгновение, и я…
- Что за чепуху Вы говорите, сир? Какой турнир? Какие взгляды? И зачем... зачем мне этот цветок?
Рыцарь вытаращился на Элизабет удивлёнными, непонимающими глазами, затем медленно поднялся и, переводя недоумевающий взгляд с розы на девушку, с девушки на розу, практически неразборчиво пробормотал:
- Но у рыцаря обязательно должна быть прекрасная дама, а ей положено дарить цветы… мне так сказали…
С этого момента события размеренного, обыкновенного дня начали набирать стремительный оборот. Справиться с удивлением у всех, особенно у Элизабет с Томасом, опять не было возможности - в который раз за сегодняшний день дверь распахнулась, и в комнате появились незнакомцы; впрочем, началось непредвиденное вторжение с оперённой самодельной стрелы, которая, с тоненьким свистом рассекая воздух, влетела в комнату через распахнутое окошко - прежде чем опуститься на отполированную поверхность низенького столика, она легонько, по касательной, прорезала платье на плече Элизабет.
За стрелой, невозмутимо перешагнув через порожек, появились два молодых человека, удивительно напоминающих один другого - близкие родственники, судя по всему; первый, с тёмными, коротко подстриженными волосами, сжимал в руке изогнутый, изготовленный вручную лук и колчан, наполненный стрелами, второй, светловолосый, придерживал рукоятку клинка, спрятанного в деревянных ножнах. Они выглядели очень странно, эти непрошенные визитёры, - растрёпанные, диковатые, в заплатанной одежде, которая была запачкана землёй и украшена кое-где приставшими травинками, листиками, иголочками; создавалось отчётливое впечатление, что незнакомцы редко появляются в человеческом мире, существуют где-то в непроходимых лесных чащах, одичавшие, одинокие и чуждые всему роду людскому. Может быть, они и разговаривать не умеют?
Один из неожиданных посетителей, темноволосый, нагнувшись, подхватил с пола оперённую стрелу, и оба развернулись, чтобы покинуть особняк семейства Монгомери; Элизабет, Томас, Кэтрин, Джозеф и мальчишка-воришка неподвижно замерли на прежних местах, не сориентировавшись в ситуации, не сообразив, как нужно реагировать на всё происходящее. И только Маркус, воинственным движением занося за голову сверкающий меч, бросился в сторону незнакомцев с торжественным криком:
- Стойте, милорд, кто бы Вы ни были! Я не позволю Вам причинить неудобства моей прекрасной даме!
- Я не Ваша прекрасная дама, сколько можно повторять! - на мгновение освободившись от неподвижности и безмолвности, возмутилась Элизабет.
Молодой человек с луком неторопливо обернулся и посмотрел на Маркуса внимательным, безэмоциональным, ничего не выражающим взглядом непроницаемых глаз; спустя мимолётную секунду между ним и Маркусом возник второй юноша, который был вовсе не спокойным, невозмутимым и равнодушным, как его родственник... нет, в глазах светловолосого незнакомца разгорелась сумасшедшая, необъяснимая холодная ярость, и он быстрым, неуловимым движением скрестил свой меч с мечом Маркуса. Оглушительный звон отполированных стальных клинков. Тщательно просчитанные шаги противников напротив друг друга. Хрипловатое дыхание, срывающееся с губ. Воинственные неразборчивые возгласы. Маркус и молодой человек ожесточённо, отрывисто обменивались ударами, как будто передавали через мечи, рассекающие воздух, свою ненависть - непонятную, необъяснимую ненависть, для которой не было совершенно никаких оснований. Маркус был готов убить незнакомца. Незнакомец был готов убить Маркуса. Почему? За что? Присутствующие стали молчаливыми изумленными наблюдателями всего происходящего; Томас порывистым движением обнял Элизабет, будто защищая её, Джозеф заслонял собой Её Величество королеву Кэтрин, а мальчишка-вор растерянно таращился на схлестнувшихся противников.
- Хватит! - властно промолвил, наконец, а Кэтрин, но, увлечённые состязанием, Маркус и незнакомец даже не прислушивались к словам королевской особы. Мальчишка под всеобщий суетливый переполох вознамерился тихонечко сбежать; Альберт, поглядывавший на всех настороженным, пронзительным взглядом из тёмного уголка, схватил его за тонкие ручонки и удержал на прежнем месте.
- Кто-нибудь, остановите их! - запричитала напуганная Элизабет. - Ах, они же убьёт друг друга!
- Замолчи, - раздался внезапный озлобленный окрик, и девушка, обернувшись, не поверила своим глазам: говорил Джозеф.
От привычной улыбчивой доброжелательности, которой всегда отличался младший братишка короля Роберта, ничего не осталось; никто не подметил определённый кусочек времени, когда Джозеф совершенно переменился, однако... Счастливое, воодушевленное лицо юноши перекосилось от беспричинного, пугающего выражения разгневанной ярости, верхняя губа приподнялась, будто у дикого животного, готовясь выпустить рассвирепевший рык, а пальцы до побелевших костяшек были стиснуты в кулаки. Да, Джозеф оскорбительно перебил Элизабет, огрызнулся на неё, но, пожалуй, никакого отношения к этой девушке его внезапная ненависть не имела.
- Что Вы сказали, принц?
- Я сказал тебе замолчать и не разводить здесь бессмысленных трогательных истерик. Неужто ты думаешь, что своими причитаниями сможешь что-нибудь переменить?
- Н-но... я...
Элизабет, не в силах подобрать подходящих слов, повернулась к своему возлюбленному в поисках поддержки, однако Томас был занят совершенно другим; внимательным, пристальным взглядом прищуренных глаз он наблюдал за королевой, и внезапно, в точности как у Джозефа, его лицо перекосилось неожиданным приступом дикой озлобленной ненависти. Никаких существенных причин к этому не было, ничего особенного не приключилось, но Томас резким , дольно оскорбительным движением толкнул Её Величество в плечо и отрывисто бросил:
- Подвиньтесь! Вы мне мешаете!
Кэтрин чуть-чуть отшатнулась в сторону, но равновесия не потеряла; обернувшись к человеку, дерзнувшему адресовать королеве неуважительные слов да ещё прикоснуться к ней, она промолвила холодным убийственным голосом:
- А ты не запамятовал ли, с кем разговариваешь, мальчишка? Я супруга короля.
- Да пускай хоть наложница Бога, мне наплевать!
Начался хаос – невообразимый, непредвиденный никем хаос. Казалось бы, никаких причин недолюбливать друг друга у всех присутствующих не было – большинство из них вообще встретились в первый раз в жизни, однако... Будто бы таинственная тёмная сила, решив позабавиться, вселила в сердца людей необъяснимую ненависть, раздражение, недовольство, и теперь они, не в силах избавиться от этих разрушительных чувств, выплёскивали на ближайших соседей. Они толкались; они перебрасывались бессмысленными язвительными замечаниями; они отворачивались от одного, чтобы сцепиться с другим; они возмущались каким-то незначительным мелочам вроде противного голоса/чересчур громкого смеха/пятнышка на одежде кого-нибудь их находящихся в комнате. Они... словно отыскивали малейший повод затеять ссору, разозлиться, возмутиться, и не важно, что поводы зачастую не выдерживали никакой критики.
Впрочем, разгорающийся сумбур оказался быстро прерван. В бесчисленный раз за сегодня створки дверей распахнулись, впуская посетителя; правда, теперь это был знакомый некоторым присутствующим человек, садовник семейства Монгомери, с мальчиком-прислужником. Они выглядели чрезвычайно обеспокоенными и придерживали на руках молодого мужчину, окровавленного, бесчувственного, с приоткрытыми губами и смертельно побледневшими щеками.
- Госпожа Элизабет, - срывающимся шёпотом проговорил садовник. - Этот человек... я не знаю, кто он, мы обнаружили его в нашем саду. Клык, дворовый пёс, набросился на него, прокусил ему руку, едва-едва смогли прогнать... Нужно помочь, госпожа Элизабет, перевязать царапину!
Все присутствующие прекратили переругиваться, и даже Маркус с незнакомым молодым человеком оставили ожесточённую, не преследующую никакой цели схватку; Элизабет, растерянная и изумлённая, коротким движением руки приказала слугам разместить таинственного мужчину на диванчике.
- Д-да, Джереми, спасибо. Я разберусь.
Садовник и мальчишка раскланялись, слегка удивлённые картиной, которую им довелось наблюдать в комнате, и удалились, а люди, случайным образом оказавшиеся в одном замкнутом пространстве, внимательно посмотрели на очередного неожиданного посетителя. Он выглядел... если сказать помягче - странновато, и, на самом деле, совсем не потому, что из разорванного собачьими зубами предплечья сочилась кровь. Одежда незнакомца представляла собой потрёпанный, пропылённый плащ неопределённого цвета, расстегнутую рубашку под ним и бриджи, одна штанина которых была разорвана и болталась клочьями; волосы оказались свалявшимися, давным-давно не чёсанными и не мытыми; а лицо... вглядевшись повнимательней в лицо незнакомого человека, все присутствующие отшатнулись в суеверном необоснованном ужасе. Мужчина выглядел как мертвец. Он смотрел пустыми безжизненными глазами, его щёки покрывала мертвенная, нечеловеческая бледность, губы были бескровными и тонкими.
На мужчину, постепенно приходящего в себя, посыпались вопросы.
- Кто Вы?
- Что с Вами?
- Что привело Вас сюда?
Незнакомец ни единым движением или словечком не попытался отреагировать на окружающих людей; в сущности, нельзя было утверждать, прислушивается ли он вообще к тому, о чём его спрашивают. Молодой человек, с каждой секундой сильней и сильней, производил впечатлением безнадёжного, замороженного во времени и пространстве мертвеца, разум которого путешествует далеко, далеко от гостиной аристократического семейства Монгомери.
Элизабет, как и все остальные, ощущало смутное беспокойство - она, разумеется, с удовольствием не приближалась бы к загадочному посетителю, однако обязанности воспитанной девушки и хозяйки особняка вместе с настойчивым любопытством, заставили её подойти совсем близко к диванчику, склониться над незнакомцем и аккуратно перевязать его поцарапанное предплечье носовым платком.
Остановившийся взгляд молодого человека внезапно прояснился. Не благодарностью, нет, не признательностью за проявленную заботу, не попытками извиниться и как-то объяснить присутствующим сложившуюся ситуацию; юноша медленно, будто стряхивая нечеловеческое оцепенение, посмотрел на Элизабет - и в глубине его безжизненных глаз острым, сумасшедшим огоньком зажглось безумие.
Резко приподнявшись и подавшись вперёд, незнакомец стиснул горло Элизабет длинными пальцами, резким движением потянул перепуганную девушку на себя. Короткое мгновение - и он, вскочив на ноги, обхватывает Элизабет за плечи болезненно и с озлобленной ненавистью, прижимает к обнажённой шейке девушки наточенное лезвие кинжала.
Присутствующие одновременным отпрянули назад - все, кроме Томаса, который дёрнулся к вооружённому мужчине и застыл, неуверенный в том, как вообще следует поступать в подобной ситуации, не сделает ли он хуже, если попытается освободить Элизабет; глаза юноши беспомощно и быстро перемещались с побледневшей возлюбленной на безумца, схватившего её.
- Это вы! - неожиданно сорвалось с губ незнакомца, с ненавистью, беспомощностью, каким-то невообразимым, беспредельным отчаянием; глаза молодого человека лихорадочно поблёскивали, взгляд неразборчиво перепрыгивал с одного из присутствующих на другого, с одного на другого. - Из-за вас погибла Луиза, и Мелисса, и Дориан, все… это... это ВЫ ВИНОВАТЫ!
Никаких сомнений в ясности рассудка нежданного посетителя больше не оставалось. И хрипловатый, приглушённый голос, срывающийся на шёпот, и дикие огоньки в тёмных глазах, и побелевшие от чудовищного напряжения костяшки пальцы, в которых подрагивал сверкающий кинжал... всё отчётливым образом указывало на то, что незнакомец - сумасшедший, он лишился способности трезво рассуждать и ориентироваться в пространстве, он увидел во всех присутствующих кого-то другого, других людей, и обвиняет в непонятных преступлениях. Томас затравленно осматривался по сторонам, как будто пытался заручиться поддержкой кого-нибудь или, быть может, планировал способы освобождения своей пленённой возлюбленной; только его, пожалуй, и беспокоила по-настоящему создавшаяся ситуация. Все остальные мгновенно представили, какими последствиями может обернуться возможное убийство для их собственной безопасности, и, разумеется, засобирались прочь из несчастливой комнаты.
- Ваше Величество, нам нужно возвращаться в замок…
- И меня, кажется, совсем заждались дома...
- Я совсем забыл, нужно к турниру готовиться…
Тоненькой цепочкой, друг за другом цепочкой Кэтрин, Джозеф, Маркус, мальчишка-воришка и братья потянулись к дверям. Мелодичный, но решительный голос заставил их остановиться.
- Никто не сможет покинуть эту комнату.
Присутствующие настороженно замерли, принялись осматриваться по сторонам, озадаченные – где источник таинственного голоса? Даже обезумевший незнакомец опустил руку с наточенным кинжалом и подозрительно переводил взгляд от одного человека к другому, от одного к другому. Элизабет, воспользовавшись этим, бросилась в спасительные объятия Томаса.
В комнату вошла молоденькая девушка, совершенно незнакомая никому из присутствующих; впрочем, "вошла" - неправильное слово, потому что никому не удалось заметить, как она воспользовалась дверьми, или распахнутым окошком, или каким-нибудь другим способом проникнуть в комнату. Можно было даже подумать... сумасшествие, разумеется, и всё-таки... можно было подумать, будто таинственная незнакомка материализовалась здесь прямо из воздуха.
Позже, когда все неожиданности этого дня остались за спиной, никто из присутствующих не сумел дать вразумительное описание этой девушки; да, молодая, да, прекрасная, и... и, пожалуй, больше никаких характеристик они не смогли бы прибавить, даже при всём желании. Посетительница была... воздушной, если попытаться подобрать подходящее слово, воздушной, совершенно невесомой, и казалось, что ей вовсе не требуется наступать на деревянные половицы пола, чтобы передвигаться вперёд. Она летела. Летела, чуть-чуть приподнявшись над уровнем земли, белоснежные одежды мягко колыхались у девушки за спиной, словно покорные порывам невидимого ветерка, а изумительные локоны такого же безупречно белого цвета свободно рассыпались по плечам. Незнакомка могла быть кем угодно - божественным ангелом, быть может, или сказочным эльфом, или... кем угодно - только не обыкновенной человеческой девушкой.
Все наблюдали за тем, как она приближается, с одинаковыми застывшими лицами; их будто бы загипнотизировали, и совсем не сразу они сумели избавиться от загадочного оцепенения.
- Кто Вы? - первым опомнился Джозеф. - Почему никто не сможет выйти из этой комнаты?
Когда таинственная посетительница заговорила, её голос - тоненький, музыкальный, умиротворённый и немножко потусторонний, - тоже никак нельзя было назвать человеческим.
- Меня зовут... что ж, пускай будет Кассандра. Я заперла все двери в этом особняке, поэтому никто не сумеет уйти отсюда.