Рецензия на книгу «Милые Кости»

Открыла рецензии и сразу закрыла. Не могу читать, это как раз тот случай, когда меня бесят, бесят, бесят все эти отзывы.

Очень интересно разделились мнения, по восприятию.

Кто-то читает проманьяка и возмущается: а чё кровищи мало, а чё нет расследования, а чё так нудно-то, где остросюжетный момент, когда маньяка сшибают лопатой, а он потом ещё час гоняется за персонажами по кукурузному полю, где хеппи-энд, а.

Кто-то, кто свою жалость абы на что не расходует, на блокадников, чернобыльцев, войну, инвалидов - это да, на зверюшек ещё, на смерть примитивного американского подростка от руки примитивного американского маньяка - увольте, на это нет, это не тот уровень - тот читает и возмущается, что им манипулируют, манипулируют, да не выманипулируют, давят слезу, а он не даст, нет, нет, не дождётесь.

Я не соглашаюсь также с какой-то там особой возрастной группой, которой якобы адресована книга. Подростковая? Да? Что подросток может понимать в том кошмаре того-что-он-никогда-не-испытает-потому-что-уже-совсем-мёртвый? Хорошо, если научится не доверять незнакомцам, и знакомцам на всякий случай, и вообще никому. Хорошо, если не впадёт в панику при мысли, что внезапно тупая и абсолютно слепая сила случая может коснуться его семьи.

Я парадоксально люблю эту книгу. Защищаю её, храню для себя, перечитываю даже иногда. Не потому, что я извращенка и обожаю читать про насилие и убийства детей.

Потому что она необъяснимым образом каждый раз вызывает у меня прямо-таки кристально чистый экзистенциальный ужас. Меня просто опрокидывает в тёмный карман паники - беспросветный. Одна из тех книг, что я называю "моя личная необратимость".

Книга вызывает у меня целый ворох невообразимых эмоций - от тихой меланхолии над яркими образами мирного американского пригорода до волнообразных тревожных всплесков "а вдруг". Я стараюсь никогда не озвучивать эти "а вдруг" даже для себя, но они всё равно маячат на задворках сознания, всегда рядом, услужливые, шепчущие, вёрткие.

Превосходная книга о потере. И даже не столько о потере, сколько об осознании: если ты теряешь кого-то, что-то, то это может быть навсегда. Мгновение не повторится. Повтора не будет. Второго шанса не будет. Вспыхнет и погаснет.

Что может быть страшнее мысли, что и ты сам, и кто-то из близких вот так же исчезнет, почему, за что? да потому что, без причины.

Что может быть страшнее мысли, что тебя забудут, что ты превратишься в запертую комнату, которую больше не навещают, вспоминают, да, но с болезненной гримасой, сдобренной улыбкой "что поделаешь, все там будем", что они продолжат, а ты нет, что у них будет, а у тебя нет, что ты чего-то не испытаешь, что-то не успеешь, чему-то не научишься.

— Когда мертвые отпустят живых, — говорила мне Фрэнни, — живые смогут жить дальше.

— А мертвые? — спрашивала я. — Нам-то куда деваться?



А для мёртвых, хоть я в это и не верю, уготованы сами небеса и даже небесная приёмная, в которой исполняются все-все желания, кроме абсурдных, таких как "ожить", "вернуться", "чтобы я жил, а он сдох". Но даже если там есть другой мир, такой же безумный, яркий и красивый, как и у Джексона. Даже, если есть. Ну и что?

Ну и что?