[city-of-stars]

Решила выложить, потому что он мне нравится. Неплох, неплох даже при моей аццкой самокритике

Название: «Полёт бабочки»
Автор: Dreamless
Бета: Bruno-o
Жанр: слэш, angst
Рейтинг: R
Пейринг: Стас/Никита
Размер: миди
Статус: закончен
Саммари: Стас ведёт совершенно бессмысленное существование. Учится в колледже, который ненавидит, вечно спорит с матерью и ищет спасения от одиночества в сексе. Но всё изменится, когда он случайно встретит Никиту - мальчика с солнечной улыбкой...
Размещение: с моей шапкой
Предупреждение: местами жестокость и постельные сцены – чуть. Я предупредила.

Глава 1. Дождь

Глава 1
Дождь

Я был готов любить весь мир, - меня никто не понял: и я выучился ненавидеть.
М.Ю. Лермонтов "Герой нашего времени"

Холодный ветер протяжно воет, бьёт по глазам, забирается под одежду, не даёт свободно вдохнуть. Кажется, ещё совсем недавно сияло солнце - и уже под нещадными порывами гнутся верхушки деревьев. Щёк легко касается ледяная влага - дождь. Сначала мелкий, нерешительный, но затем всё больше набирающий силу, сплошной стеной колотящий в землю.
Так и знал. Едва встав с кровати, я успел поссориться с матерью – в очередной раз она проехалась по моим оценкам. Кричала в телефонную трубку долго, упорно, называя меня самыми лестными эпитетами. "Лентяй", "дормоед", "тупица"... много всякого было. Да, именно такое обращение с сыном моя мать считает нормальным. В конце концов я просто не выдержал и, швырнув трубку на рычаг, вылетел из дома. Но настроение всё равно было безнадёжно испорчено, а раз уж с самого утра день не заладился, то и дальше быть неприятностям. Закон мировой подлости - кажется, это зовётся так.
Наугад я шёл через густую серую пелену, не разбирая дороги, с раздражением глядя, как люди тут и там раскрывают пёстрые зонтики. Везёт же некоторым... а у меня - лишь тонкая ветровка с капюшоном, которая уже промокла до самой последней нитки.
В холл колледжа я ввалился за три минуты до начала занятий, мокрый, злой и продрогший насквозь. В сознание тут же острой иголочкой вонзились чужие голоса, смех, улыбки, суета, обрывки неразборчивых фраз и шуток. Чужие. Здесь всё мне - чужое. Быстро стянув бесполезную куртку, я сунул её гардеробщице - довольно грубо, надо сказать. Затем поднялся на четвёртый этаж, с силой вбивая каждый шаг в ступеньки лестницы, расталкивая всех на своём пути. Ненавижу.
Первая пара сегодня - математика. У кабинета столпились все мои одногруппники - в основном девчонки, ведь какой парень в здравом уме и твёрдой памяти станет поступать в педагогический? Таких психов лично я в коридорах колледжа встречал единицы, в нашей же группе их было всего четверо. Включая меня. Остальные двадцать пять - девчонки; сейчас они разбились на кучки и о чём-то весело трещали - не иначе как обсуждали, разбирая на составные детали и приукрашивая, очередную сплетню. Парни стояли чуть поодаль, болтая о чём-то своём. Когда я появился, реакция была весьма разнообразной - кто-то из девчонок хмыкнул, парни кинули мрачный взгляд, но в большинстве своём на меня просто не обратили внимания.
Не-на-ви-жу.
Звонкой трелью по колледжу разнёсся звонок, гулким эхом отдаваясь от стен коридоров. Наша группа дружной толпой ввалилась в кабинет, мигом рассевшись за парты - я зашёл самым последним и парту занял тоже последнюю. Разумеется, место рядом со мной осталось пустым.
Учительница математики Татьяна Андреевна вошла через минуту, прикрыв за собой дверь, и завела нудную лекцию о чём-то, мне совершенно непонятном. Воспользовавшись тем, что за последней партой меня не видно, я опустил голову на скрещённые руки и закрыл глаза.
Чёрт, ну разве я хотел когда-нибудь здесь оказаться? Среди людей, которым плевать на меня и на которых плевать мне? Это всё мама. И её дурацкие представления об идеальном сыне. Интересно, ей настолько приятно - рушить мою мечту?
А ведь во мне и до сих пор теплится желание стать писателем. Со школьных сочинений, с ручки, свободно летящей по бумаге. Создавать образы, придумывать истории, характеры и чувства, вести героев сквозь трудности пути, подбирать такие слова, которые нашли бы отклик в сердце каждого... Этим я жил. Этим дышал. Только с этим связывал своё будущее. Помню, одноклассники восхищались моими сочинениями и в один голос советовали отправить что-нибудь в школьную газету. Отправил.
Это была моя маленькая победа. Восторг. Счастье. Тогда я и решил твёрдо, что стану писателем. Но моя цель разбилась вдребезги о стальной барьер, имя которому - мама. Она лишь снисходительно улыбнулась, когда я прибежал домой счастливый и рассказал о моём успехе. Конечно, она не отнеслась серьёзно к словам четырнадцатилетнего мальчишки - ведь вся моя дальнейшая жизнь была прописана ею до мельчайшей детали. Куда и на какой факультет я пойду учиться после школы, где буду жить и работать, сколько денег зарабатывать. Какое ей дело до моей мечты? Ведь она же - лучший преподаватель в своём институте! Защитила диссертацию! Да вся наша семья - потомственные учителя в третьем колене! "Преподаватель - вот высшая профессия!" - ни раз говорила она мне. Поэтому, мол, ступай, сыночек, в педагогический колледж.
Мать даже до одиннадцатого класса мне доучиться не дала. Сказала, что достаточно я позорил её девять лет - пора наконец сделать хоть что-нибудь полезное. Иначе - тут уже в дело пошли угрозы - я лишу тебя содержания. Моя матушка сама доброта, неправда ли?
Конечно, на моём месте любой обратился бы за помощью к отцу. Но как просить у него помощи, если под словом "отец" он значится чисто формально? Редкие звонки по праздникам, ещё более редкие подарки и денежные переводы каждый месяц - вот и вся отеческая забота. Я не удивлюсь, если окажется, что папочка даже забыл, сколько мне лет.
Отца у меня, считай, нет, а мать я никогда не устраивал. Я не так учился, не с теми общался, носил не такую одежду и слушал не такую музыку. Непостижимым совершенно образом мать узнала о том, что меня не интересуют девушки – и на один повод промыть мне мозги у неё стало больше. И так изо дня в день, из года в год – упрёки, скандалы, вопли, слёзы… В конце концов я не выдержал. И сдался. Потому что сил бороться с этим просто не осталось. Я запихнул в тёмный угол свою мечту и бодро зашагал по дорожке, проложенной моей матерью. Она была счастлива. На радостях - а может, чтобы не маячил перед глазами - купила мне двухкомнатную квартиру в часе езды от колледжа, и вот уже год, как я живу здесь. Один.
Педагогический колледж имени Некрасова стал моей тюрьмой - я ненавидел каждый этаж, каждый кабинет, каждый кирпичик этого проклятого здания. И людей. Может, поэтому учителя считают меня странным, а одноклассники попросту игнорируют? И чёрт бы с ними, но... невыносимо изо дня в день находиться там, где со всех сторон тебя преследуют косые взгляды и мрачное молчание, и даже стены - давят.
Ненавижу.
***
Когда закончились пары, уже вовсю разгорелся день - по-весеннему румяное солнце лучилось в небесах, в воздухе веяло терпким запахом молодой листвы; однако дождь заканчиваться и не думал. Всё так же рядил бесконечной стеной, отскакивая от зонтов немногочисленных прохожих. Дождь и солнце. Удивительное сочетание, если подумать. Золотистые лучи пробиваются сквозь дымчатую пелену и рваные пятна облаков, отчаянно пытаясь согреть чуть теплящимся огнём. А дождь мешает, не желая уступать свету своё место, и хлещет ещё сильнее, обжигает холодными каплями, застилает глаза. Но на самом деле солнце – иллюзия. Сладкая ложь, в которую верят люди. Улыбаются, глядя на небо, хотя и улыбки их – подделка. Оглянешься по сторонам – сотни фигурок снуют туда-сюда, смеются, клянутся в любви и верности, играют в доброту. Но на самом деле под каждой улыбкой скрывается эгоизм, под каждым обещанием – обман, под каждым тёплым словом – жажда собственной выгоды. Людям нет никакого дела друг до друга. Мир жесток, и мне давно уже стало ясно, что здесь каждый – сам за себя. Люди затянуты в собственные проблемы и страхи, словно в топкое болото, и в трудную минуту никто не протянет тебе руку помощи. Любовь? Нет никакой любви. Её придумали слабые люди, чтобы не сойти с ума от одиночества.
Лучи солнца обманчивы, на самом деле есть только дождь. Мокрый. Холодный. Без конца и края. Без надежды на просвет.
Тут же я встряхнул головой, прогоняя глупые мысли. Так, Стас, не превращайся окончательно в сопливую бабу. И вот только заплакать сейчас не смей. Сделай так, как обычно поступаешь в подобных случаях. А точнее - как поступаешь каждый день вот уже год с небольшим. Иди. Туда, в ту квартиру. К Глебу.
Я быстро накинул куртку и выскользнул из здания колледжа - стены давят, не хочу больше здесь оставаться. Даже на секунду. Ноги сами понесли меня к метро - я спустился в подземку, забрался в относительно пустой вагон и стал ждать. Когда диктор объявит ставшую настолько привычной станцию. Ту, где живёт Глеб.
С Глебом мы познакомились год назад в клубе. Тогда я ещё вовсю воевал с матерью, посылая дальними дорогами и её, и проклятый педагогический колледж. В знак протеста я начал шататься по клубам. Кафе. Забегаловкам. По местам, где ошиваются наркоманы, заядлые игроки и прочая нечисть. Я до боли в висках и сорванного голоса толкался среди пьяных подростков, прыгал под оглушающую музыку, литрами заливал в себя алкоголь, лез в драки с местными авторитетами... Доказывал. Что? Кому? Не знаю. Но я изо всех сил пытался выбраться на поверхность. Не захлебнуться в собственном отчаянии. Уйти от реальности. Глотнуть свободы.
У меня не выходило. И, возвращаясь домой под утро, с дико гудящей головой и россыпью синяков по всему телу, я валился на кровать без сил. И понимал, что всё это - без толку. Но глоток свободы нашёлся - им стал Глеб. Мы познакомились в гей-клубе - да-да, и в такие места я временами заглядывал. Распитый на двоих коктейль, пошлые шуточки, будто бы случайные прикосновения. Затем - заднее сиденье такси. Поцелуи. Руки на моём теле. Грубо, порывисто. Его квартира. Кровать. Секс до изнеможения на узкой кровати. Так и началось наше знакомство.
"Площадь мужества" - заученно пробубнил диктор. Я поднялся и вышел из вагона, меряя шагами каменные плитки платформы. Одна. Две. Три. Эскалатор. Холодное дыхание улицы, где по-прежнему колотит дождь. До дома Глеба - всего пять минут пешком, и вот я уже стою у знакомого дома, знакомой парадной, знакомой квартиры. Жму на звонок.
Глеб открыл дверь почти сразу - может, ждал меня? Наверняка уже привык за год, что после дня в колледже я всегда прихожу к нему.
-Привет.
-Привет.
Больше ни слова. Зачем, если и так ясно, для чего я пришёл? Я всегда прихожу сюда - за этим. Глеб закрыл дверь, щёлкнув замком, я быстро скинул куртку и обернулся к нему.
-Иди сюда, детка. - сказал Глеб с едва заметной усмешкой и, сделав ко мне шаг, впился в губы поцелуем.
И всё, как день за днём уже год: руки под моей рубашкой, грубые прикосновения, яростные поцелуи и укусы - до крови, до приглушённого стона. Не отрываясь от моих губ, Глеб тянет меня в спальню - я слепо подчиняюсь, даже не думая о сопротивлении. Толкает меня на кровать, наваливается сверху. Вминает, вжимает меня в одеяло, терзая губы. Я чувствую, как по телу разливается привычное уже чувство... наслаждения? Возможно. Но мрачного, горького наслаждения от боли. Раствориться в боли. Забыть. О том, кто я, где я, с кем я, похоронить заживо все мои глупые мечты. Забыть.
Глеб одним движением стягивает с меня джинсы, швыряет куда-то в сторону. Рывком переворачивает на живот и без подготовки, без смазки входит в меня. Вдалбливается рваными толчками, будто желая разодрать меня изнутри. Впрочем, как раз это мне и нравится. Боль, крики, хриплые стоны - это помогает забыться лучше всякого наркотика.
Да, Глеб, ты - мой наркотик. Я завишу от тебя, но вовсе не потому, что без памяти люблю. Любовь? Смешно. Нет у нас никакой любви. И не было никогда. Вместо любви - грубый секс, вместо понимания - вечные ссоры, вместо нежности - желание причинить как можно больше боли друг другу. Наркотик. Он позволяет забыться, убежать от реальности, выкинуть из головы мрачные мысли - и плыть по течению похоти и желания. Каждый день я хожу в колледж, и у меня начинается ломка - нет сил больше выносить это место и этих людей. Я иду сюда, в эту до дрожи знакомую квартиру, и хотя бы ненадолго забываю обо всём. Тешу себя надеждой, что кому-то нужен - пусть даже для того, чтобы переспать. Наркотик. Идеальный способ поверить в иллюзию. Снять раздражение.
Не знаю, сколько времени прошло. Кровь горячими ручейками струится по бёдрам. Глеб, всласть помучив моё тело, скатывается с кровати и идёт в душ.
-Топай отсюда. - бросает он напоследок.
Как будто был смысл мне это говорить. Я ведь и так надолго здесь не задерживаюсь. Больше от Глеба мне ничего не нужно, да и он всё равно ничего мне не даст. Только секс. Наскоро одевшись, я вышел в коридор, накинул куртку и спустился на улицу. Глубоко вдохнул свежий, острый от влаги воздух. Уже семь вечера, однако на улице ещё светло - весной всегда темнеет поздно. Всё ещё идёт дождь - капли сияющими бликами дрожат на листьях деревьев, скамейках и крышах, лукаво блестят лужи на асфальте. Я медленно зашагал к метро, сунув руки в карманы - ветер всё так же нещадно хлестал по щекам, продувая насквозь.
В это время вагоны метро были забиты под завязку - весь служивый люд возвращался с работы. Но я никогда не отличался особой деликатностью, а потому, протолкавшись сквозь плотную толпу народа, плюхнулся на кожаное сиденье. Прикрыл глаза - и тут же заверещала бабулька, которая стояла рядом со мной.
-Ишь какой наглец нашёлся. Не видишь, пожилой человек стоит? Уступи место!
Я устало открыл глаза и воззрился на старушку, выражая крайнее презрение.
-Если вы стоять не можете, то нефиг вообще из дома выпираться. Там бы и сидели, бабушка.
Старушка вспыхнула и что-то гневно забормотала, её поддержали ещё несколько человек, стоявших поблизости. Но мне, честно, было наплевать. Я ни слова не слышал из их неразборчивого гомона. Предоставив старушке обсуждать меня и мою наглость, я от скуки начал изучать лица пассажиров. Женщина с маленьким ребёнком на руках. Мужчина в пиджаке и с кейсом - не иначе как серьёзный начальник. Разукрашенные в цвета радуги девчонки-подростки. Светловолосый мальчишка лет пятнадцати, облокотившийся на дверь.
Почему-то именно на этом мальчишке задержался мой взгляд. Он был... словно не из этого мира. Светлые волосы обрамляли по-детски милое лицо, джинсы и куртка делали хрупкую фигурку ещё тоньше, ясно-голубые глаза с интересом смотрели вокруг. Под вечер народ обычно злой и уставший после трудного дня, но этот мальчишка... выглядел удивительно спокойным. Умиротворённым. И на всех смотрел с лёгкой дружелюбной улыбкой. А суетливая толпа казалась лишь серым неразборчивым фоном где-то позади, в другом мире. "Тоже мне!" - хмыкнул я и снова закрыл глаза, вслушиваясь в мерное перестукивание колёс по рельсам.
-Граждане пассажиры, подайте, кто сколько сможет...- раздался из дальнего конца вагона монотонный детский голосок. Я недовольно открыл глаза и яростно уставился на ребёнка лет шести, в лохмотьях вместо одежды, маленького и грязного.
Всегда ненавидел попрошаек. И смеялся над теми, кто по наивности даёт им деньги. Ведь любому дураку ясно, что такие вот нищие и убогие на самом деле вполне отлично живут, а на жалости других зарабатывают неплохие деньги. Честное слово, мне захотелось встать и хорошенько врезать этому мелкому. Не-на-ви-жу!
Мальчонка двинулся по проходу между сиденьями. Кто-то не обращал на него внимания, кто-то - но очень редко - совал мелкие монетки. Я уже приподнялся было, чтобы высказать все свои мысли относительно этого мальца, но...
Внезапно в проход выступил тот самый белобрысый мальчишка. Он подошёл к ребёнку, присел перед ним на корточки, ласково потрепал по голове и вложил в грязную ладошку деньги - насколько мне было видно, много. Несколько сотенных бумажек.
Я аж поперхнулся от удивления. Он что, совсем ума лишился? Между тем с лязганьем и шумом поезд остановился на очередной станции, и я услышал, как незнакомец сказал малышу:
-Бедняжка... Вот, держи. Отнеси их своей маме. И купи что-нибудь покушать, маленький...
Глаза оборванца засияли восторгом, он порывисто обнял мальчишку и, шепча "спасибо, спасибо!", выскочил из вагона.
Пассажиры, которые видели эту сцену, все как один улыбнулись, восхищаясь, видимо, добротой паренька. А я усмехнулся. Надо же, чего только не делают люди от скуки. Этот мальчишка просто дурак.
Родная квартира встретила меня холодными объятиями тишины – ни звука, ни шороха, только дождь исступлённо бьётся в оконное стекло. Я зашвырнул сумку с учебниками в дальний угол, тут же выдернул из сети телефонный провод - знаю же, что мать наверняка позвонит, чтобы закончить начатое с утра. Мельком глянул на циферблат часов – девять вечера. И мгновенно ощутил дикую усталость - она выжимала из меня последние силы, скручивала жгутом тело и выметала из головы мысли обо всём, кроме кровати. От души шваркнув дверью о косяк, я пополз на кухню.
И началась обычная вечерняя процедура, изо дня в день повторяющаяся уже год. Чашка крепкого кофе в компании журчащего телевизора. Душ, смывающий раздражение, усталость, кровь и сперму с бёдер. Будильник на пол-седьмого утра - чтобы вновь начать бессмысленный круг. И наконец - мягкая постель, дающая отдых и тепло измученному телу.
Иногда мне кажется, что целый день я живу только ради этого мига - когда щека коснётся мягкой прохлады. Откинуться на подушки, устало закрыть глаза, отключиться от реальности - и спать, спать... Но в голове - настойчивые мысли о том мальчишке из поезда. Как странно... ведь он - просто случайный попутчик в забитом вагоне метро. Таких были десятки. Но почему... почему я помню только его?

Глава 2. Мальчик с солнечной улыбкой

Глава 2
Мальчик с солнечной улыбкой

Этот парень был из тех, кто просто любит жизнь.
Ария «Беспечный ангел»

Питер - большой город. Он затягивает. Как просто затеряться в лабиринтах его улиц, парков и дворов, смешавшись с толпой, и забыть обо всём. Город никогда не стоит на месте. Люди всё время суетятся, с головой погрузившись в собственные хлопоты, и куда-то спешат, не замечая друг друга. Толпе нет до тебя никакого дела. И поэтому в ней так просто раствориться, просто отдаться её шумному течению и забыть...
Я прижался щекой к холодному стеклу автобуса и смотрел, как мимо неспешно скользят прохожие, дома, деревья, дороги... День в колледже позади. Но возвращаться в объятия тишины и одиночества родной квартиры вовсе не хотелось. Что ж... Единственный способ спрятаться от моей грёбаной жизни – наркотик. Глеб.
Я почувствовал, как к горлу горьким комом подкатывает привычное уже раздражение. Резко выдохнув, я поднялся и соскочил со ступенек автобуса на тротуар. Сунув руки в карманы, медленно зашагал к метро. Смешно, ей богу - добровольно иду к месту казни. А ведь давно пора разорвать эти глупые отношения и послать Глеба к чёртовой матери. Но наркотики - опасная вещь: попробовав раз, уже не остановишься. Хотя лучше так, чем одному.
В вестибюле метро почти не было звуков – только поезда, с шумом проносившиеся мимо, разбивали тишину на осколки. Забравшись в подъехавший поезд, я опустился на сиденье и позволил мерному перестукиванию колёс охватить моё сознание. Успокоиться. Мне. Надо. Успокоиться.
Диктор пробубнил нужную мне станцию, я поднялся с сиденья… и тут же, чувствуя, как подкосились ноги, упал обратно.
Прислонившись к двери и обхватив рукой поручень, в нескольких шагах от меня стоял мальчишка. Тот самый, вчерашний. Белобрысое чудо, вновь поразившее меня тёплой улыбкой и небесными глазами в обрамлении густых ресниц, с выражением наивного любопытства глядящими на мир.
Двери захлопнулись, поезд с шумом уносил меня в глубь тёмных тоннелей, а я продолжал бесцеремонно разглядывать мальчишку. Честно говоря, на мальчика он был похож мало: слишком нежное личико, слишком пухлые губы, слишком тоненькая и хрупкая фигурка – только дунь, тут же развалится, словно карточный домик.
Я встряхнул головой и сердито одёрнул себя. Вот она, твоя истинная природа гомосексуалиста, Стас. Незнакомых парней разглядываешь. Вы верите в судьбу? Я – никогда. Но позвольте тогда спросить – что этот паренёк здесь делает? И почему некие силы свыше снова столкнули нас? Может, случайное совпадение?
Поезд остановился на очередной станции, и незнакомец ловко спрыгнул на платформу - слабо понимая, что делаю, я пошёл за ним. Мальчишка бодро зашагал к эскалатору, а я старался не отставать, держась, впрочем, чуть позади. И мысленно задавал себе вопрос – нафига? С какой радости я иду за абсолютно незнакомым мне пареньком, который, вдобавок, сильно смахивает на девчонку? Глеба мне мало, что ли? Неужто этот незнакомец мне… понравился?
Нет. Это слишком глупо даже для такого извращенца, как я.
Незнакомец вышел на улицу, в объятия серого холодного дождя – я за ним. Вокруг люди раскрывали пёстрые зонтики, но мальчишку противная морось, похоже, и вовсе не касалась. Он спокойно шёл, улыбаясь каждому прохожему, словно со всеми был много лет знаком. И люди улыбались в ответ, будто частичка его радости передавалась и им. Я с удивлением смотрел на этот обмен любезностями и не понимал. С чего мальчишка такой добрый? Почему улыбается каждому направо и налево? Внутри заворочалось странное, совершенно непонятное мне чувство… на лицо полезла глупая улыбка. Просто хотелось улыбаться, глядя на этот маленький сгусток счастья с волосами цвета солнца и небесными глазами.
Я в который раз уже отвесил себе мысленного пинка. Не будь таким тошнотворно сентиментальным, Стас. Ведь даже добрые поступки люди совершают ради собственной выгоды. Наверняка и у этого мальчишки она есть.
Пока мы шли вдоль шумной дороги, я ещё более-менее узнавал эти места, но, когда паренёк свернул с тротуара во дворы, я окончательно потерял ориентацию в пространстве. По-хорошему стоило развернуться и пойти назад, пока я ещё окончательно не заблудился, но неведомая сила тянула меня вслед за мальчишкой. Будто невидимая ниточка прочно связала нас. «Мне просто скучно – старательно убеждал я себя. - Надо же как-то убить время. Мне просто скучно»
До моих ушей донеслось тихое поскуливание, протяжное, жалобное. Паренёк тоже его услышал, потому что остановился и оглянулся по сторонам, отыскивая источник звука. Я замер на месте и принялся старательно изучать щит с рекламным плакатом. А мальчишка между тем подошёл к собаке, забившейся в щель между мусорными баками, и опустился рядом с ней на корточки. Я скосил взгляд, не упуская из виду ни единого движения незнакомца. Он протянул руку, зарывшись ею в свалявшуюся грязную шерсть, приласкал пса, что-то ласково прошептал ему на ухо, затем достал из сумки кулёк костей и аккуратно положил на землю перед ним. Пёс радостно взвизгнул, завилял хвостом и принялся поглощать лакомство, а мальчишка, улыбнувшись, зашагал дальше.
Я поспешил за ним, изредка оглядываясь на пса: тот уже умял косточки и потрусил себе прочь. Удивительный мальчишка. Видно, что он каждый день подкармливает этого пса – иначе откуда у него взялись кости? Чёрт. Я ощутил странное чувство, волной поднимавшееся в груди, какое-то сладкое тепло от того, что в этом мире люди ещё не утратили человечность.
Поспешив прогнать глупые мысли, я взглянул на незнакомца – и увидел, что он снова остановился. На этот раз – под раскидистым клёном, у которого столпились ребятишки лет семи. Они запрокинули головы и всматривались куда-то в гущу зелёной кроны, а один мальчонка что-то быстро говорил пареньку. «Не иначе как котёнка с дерева доставать будет» - усмехнулся я и, как ни странно, не ошибся. Паренёк с ловкостью кошки взобрался на дерево и так же ловко спустился, держа на руках крошечного полосатого котёнка, не больше ладони размером. Он опустил его на руки мальчику – видимо, хозяину – и лишь смущённо улыбался, когда детишки наперебой стали его благодарить.
Интересно, этот мальчишка помогать всем несчастным и обездоленным не устаёт? Хоть бы перерыв себе устроил, что ли. Невидимая ниточка натянулась, настойчиво выстукивая в голове мысль: «Стас, не стой на месте, просто подойди и познакомься с ним. Ты ведь хочешь этого. Давай». «И что это я, в самом деле?» - подумал я и даже шаг сделал на встречу мальчишке, но…
- Эй, Ники! – звонкий голос окликнул незнакомца. Тот оглянулся – и тут же угодил в объятия долговязого паренька одних со мной лет. За его спиной скорчились от смеха ещё четверо, глядя, как верзила тискает бедного Ники. Ники… Видимо, сокращённо от Никиты. Даже имя у него – наивно-детское, как и он сам…
- Димка, отпусти меня! – смеялся Ники, стараясь вырваться из хватки друга.
- Правда, Дим, отпусти его, а то он у нас хрупкий, не дай бог, сломается.- веселился паренёк помладше, с растрёпанной рыжей шевелюрой и веснушками на половину лица.
- Ладно, моя светлость сегодня милостива. – торжественно проговорил Димка и отпустил Ники, взъерошив ему волосы. Друзья потащили его куда-то, то и дело подшучивая, а он смеялся, и я увидел на его губах улыбку – настоящую, искреннюю... никто и никогда мне так не улыбался…
Я развернулся и медленно зашагал к метро.
Почему? Мне впервые встретился такой удивительный человек, готовый бескорыстно помочь любому – и помогающий, на каждом шагу, будто это само собой, в порядке вещей. Человек, который так отличается от этой серой массы вокруг… но и у него есть уже люди, которые ему дороги. И, конечно, для меня в его жизни места не найдётся.
***
- Ну здравствуй. – насмешливо поздоровался Глеб, впуская меня в свою квартиру и захлопывая дверь.
-И тебе не хворать. – мрачно отозвался я, стараясь унять раздражение. Вот бы стереть эту гадкую ухмылочку с его лица, вот бы врезать хоть раз хорошенько промеж глаз… Ненавижу этого ублюдка!
- У меня сегодня мало времени, так что по-быстрому, детка. – сказал Глеб и толкнул меня к стене.
Раствориться и забыть.
***
Всё и правда закончилось быстро – видимо, Глебушка действительно очень торопился. На пороге комнаты он обернулся и дежурно бросил:
- Проваливай. – Затем добавил: - Ко мне сейчас Саня придёт, так что топай.
Саня, значит, придёт. И зачем же он говорит мне это? Хочет обидеть, задеть побольнее? Но к изменам дорогого любовника привыкаешь быстро. Каждый старается обставить дело с максимальной выгодой для любимого себя - я ни раз это говорил.
***
Медленно, размеренно я впечатываю кулак в стену. Ещё раз. И ещё. Сорвать гнев и отчаяние. Они уже выплёскиваются за край, одного Глеба мне недостаточно. Я устал. Господи, как я устал… Снова удар – боль волной разносится по телу. Постепенно она начинает угасать, оставив после себя жжение в сбитых костяшках. Улыбаюсь. Что ж, я всегда любил боль.
Уже в кровати, глядя на серые тени, скользящие по потолку, я задался вопросом – как долго это будет продолжаться? Жалкое, бессмысленное существование по кругу, где из светлых пятен – только боль, да и вряд ли она такая уж светлая. Глеб. Завтра я снова пойду к нему. И послезавтра, и через два дня, и через месяц, и через год… Меня затягивает в этот омут, и, похоже, мне уже не отыскать силы выбраться. Порой я понимаю, что – надо. Надо разорвать эти глупые отношения. Надо отпустить себя и прекратить, наконец, заниматься мазохизмом. Но – нет. Я продолжаю цепляться за Глеба, как утопающий за соломинку. Ни слова об этой чёртовой любви. Только желание. Отчаянное желание быть нужным, быть с кем-то… Лучше так, чем одному.
Ники. Мальчик с небесными глазами и солнечной улыбкой. Как бы я хотел, чтобы и у меня был такой друг, как он… Но этого никогда не случится. Достаточно двух случайных совпадений – больше мы с ним никогда не встретимся. У него – своя жизнь, свой мир, свои друзья, которым он дорог и которые дороги ему. А у меня – только Глеб, с которым можно переспать и забыть о боли. Наркотик как замена любви? Ах да, любви ведь не существует.

Глава 3. Другой мир

Глава 3
Другой мир

Дом — это там, где твое сердце.
Плиний Старший

-Стасик, милый, у меня к тебе срочная просьба! - верещала мать в телефонную трубку.
Я скривился. Мать считает целью жизни пилить меня и наставлять на путь истинный. А когда ей что-нибудь от меня нужно - называет Стасиком и становится, как сейчас: приторно-сладкой, обманчивым образцом заботы и понимания. Противно.
-В чём дело?- сухо осведомился я.
Из торопливого рассказа матери я понял, что ей срочно, позарез необходима вещь. Какая - я понять не сумел, узнал только, что хранится она на нашей даче, в богом забытой глуши, где мы не были уже года четыре. Перспективу тащиться в несусветную даль в трясущемся поезде я оценил мгновенно. И потому огрызнулся довольно грубо:
-А своих дел у меня, значит, нет?
-Меня не волнуют твои дела. Отложишь, - вмиг исчез сладкий налёт, и голос матери обдал привычным холодом. Всегда было так. Добрая, ласковая - когда я покорно иду по проложенной ею дорожке и исполняю приказы; твёрдая, как сталь - когда я вякаю о собственном мнении и пытаюсь возразить. И я снова сделал то, что было проще, легче - сдался.
-Хорошо, мама, - коротко ответил я и отключил телефон.
На вокзал за билетом мне пришлось ехать самому, при чём в наилучшее для этого время - семь утра. Денег в результате осталось совсем немного, а я опоздал на первую пару. Настроение к чертям собачьим испортилось, однако и тут не настал предел неприятностям. Может, из-за того, что я пропустил большую часть её предмета, а может, и по другой причине - но именно сегодня учительнице математики нестерпимо захотелось проехаться мне по мозгам насчёт учёбы.
Прозвенел звонок с последней пары, возвещая о конце учебного дня. Но конец настал для других, мне же пришлось уныло плестись в кабинет математики - пересдавать. Что, зачем? Смысл вообще, если я всё равно ничего не знаю? Убедившись в моей бездарности, Татьяна Андреевна не успокоилась. Нет же, она начала гонять меня по зданию колледжа и заставила выслушать упрёки других учителей. У каждого ко мне были претензии и замечания, все наперебой пытались меня пристыдить, всучить какие-то задания, контрольные, которые нужно срочно переписать.
Да, учёбу я забросил ещё в начале первого курса - зачем оно мне, если этот дурацкий колледж я ненавижу? Удивительно вообще, что до второго курса мне удалось дотянуть. Честно - я надеялся, что меня выгонят, и мать наконец оставит меня в покое. Но нет. Она прилетела в колледж, и, уж не знаю как, но уговорила преподавателей вытянуть мне тройки. А я продолжал прогуливать пары, заваливать контрольные и ошиваться в клубах. В знак слабого, чуть теплящегося ещё протеста. Ещё пытаясь доказать.
"Пропащий" - так в один голос называли меня мать и учителя.
Когда я вышел на улицу, было ещё светло - только сумерки едва заметным мазком тронули небо. Привычно колотил в землю дождь. Глубоко вдохнув колкий от влаги воздух и не заботясь даже о зонте, я зашагал к метро; холодные капли падали за воротник куртки и кусочками льда обжигали кожу, доставляя мне странное наслаждение. Настроение было препаршивейшим.
До поезда оставалось не больше минут десяти, когда я ворвался на вокзал. Народу было совсем мало, я без труда протолкался к турникетам, бросив взгляд на огромное табло в половину стены, сунул руку в карман... и застыл. Билета не было. Видимо, спеша утром на занятия, я где-то его обронил.
Чёрт. Ну чёрт же!
В голове мелькнула мысль, что деньги, оставшиеся от покупки билета, уже истрачены на поездку до вокзала. Всё. В кармане ни копейки. До дома не добраться.
Судорожно откидывая крышку телефона, я уже заранее знал, что увижу - чёрный экран слепым окошечком таращился на меня. Так и есть - разрядился.
Шикарно. Видимо, сегодня официальный День мировой подлости. Чёрт…
Зал ожидания, как и вокзал, был практически пуст – все нормальные люди в это время сидят в тёплых уютных домах и смотрят телевизор. Плюхнувшись на металлическое сиденье, я почувствовал, как отчаяние липкими пальцами тянется к горлу. Острой иголочкой впивается в сердце вся безвыходность положения. И в довершение о себе напоминает пустой желудок, голова начинает адски раскалываться. А я опять – один.
Впервые в жизни мне захотелось расплакаться. Плюнуть на кучу принципов и запретов, которые я сам себе расставил, клятвенно обещая никогда не показывать слабости. Да, последние два года я вполне успешно убеждал себя в том, что мне не нужен никто - ни мама-тиран, ни одногруппники-задаваки. Никто. А секс с Глебом с лихвой заменит мне любовь. Любви нет - так я всегда утверждаю? Каждый старается отовсюду извлечь собственную выгоду - в этом убеждён? Но ведь вот люди, снуют туда-сюда, улыбаются, смеются; они - счастливы. Счастливы потому, что рядом с ними есть особенный, дорогой сердцу человек. И не важно, проблемы ли с учёбой, ссоры ли с матерью. В трудную минуту отчаянно протянешь руку - и почувствуешь тёплую, родную ладонь. Тепло. Мне нужно тепло. В груди, где-то слева - кажется, там находится сердце, - зияет огромная чёрная дыра. И скоро я просто двинусь от одиночества, потому что я... чёрт возьми, я хочу быть нужным... кому-то... хоть кому-то...
По щекам скатились на губы холодные капельки. Я ощутил давно уже забытый солёный привкус - слёзы. Воровато оглянувшись по сторонам и убедившись, что никто на меня не смотрит, я закрыл лицо руками и заплакал. Как девчонка, заревел над своей жизнью - замкнутым кругом, в котором мне до дрожи надоело крутиться.
- Эй...Что-то случилось? - знакомые нотки тихого голоса ворвались в бессвязные мысли.
Я резко вскинул голову.
Вот и попробуй понять, что сейчас делать - списать всё на судьбу или поверить в случайное совпадение. Я смотрел в ясно-голубые глаза мальчика с солнечной улыбкой и совершенно по-дурацки таращил глаза, не в силах подобрать слов. Но Ники терпеливо ждал, и я всё-таки бросил довольно грубо:
-Ничего. Всё шикарно.
Сердце в груди дёрнулось. Часто-часто забилось, устремляясь к этому белобрысому мальчишке. Но я заставил глупый орган замолчать, без труда раздувая в себе искру привычного раздражения. С какой радости Ники снова оказался рядом? Он что, преследует меня? И вообще, что ему нужно? Стоит, смотрит ласково и с сочувствием, будто знает, что у меня неприятности... Да какое ему дело?! И без него разберусь! Мать Тереза в мужском варианте, блин!
-А мне кажется, случилось, - Ники склонил голову к плечу и улыбнулся, опустившись на сиденье рядом со мной, - Расскажи.
Расскажи, ещё чего! Да он... да я ему... Но здесь была какая-то магия. Колдовство. Потому что солнечная улыбка этого мальчишки в осколки разбивала всякую злость. И я начал рассказывать.
От взгляда Ники явно не укрылись мои заплаканные глаза и дрожащие руки, но в эту минуту мне стало всё равно. А глупое сердце металось, как сумасшедшее, от странного чувства... Вот Ники сидит и слушает меня, внимательно, не перебивая, хотя наверняка у него здесь свои дела. Он слушает, ему интересно, ему важно, и пусть мы незнакомы даже... пусть...
Конечно, ситуацию я описал лишь в общих чертах, коротко и сухо. Но мне показалось, что Ники услышал нотки отчаяния в моём голосе. Он поднялся, и мелькнула мысль, что всё, сейчас уйдёт... но Ники не ушёл. Он улыбнулся ласково и сказал:
- А поехали ко мне? Переночуешь, а завтра утром уже домой.
Сказал так просто, словно мы знакомы уже тысячу лет, словно я его лучший друг, а не случайный встречный.
-Да больно надо. Отстань, сам справлюсь.
Грубость - привычная защита. Отлично срабатывает с теми, кто суёт нос не в свои дела., при чём срабатывает безотказно - объект прекращает всякие попытки наладить со мной контакт. Неправильно, конечно, вот так вести себя с человеком, который готов помочь в беде... Но довериться Ники - ещё неправильнее. Ведь люди всё же эгоисты, и признать, что это не так... Нет, я никогда этого не признаю! Мой мир летел к чертям собачьим, и это было... страшно.
- Иди отсюда, малолетка, и оставь меня в покое.
Контрольный выстрел. Всё. Сейчас Ники уйдёт, и круг снова замкнётся. Так привычнее, так легче, да и по-другому то не бывает…
Но оказалось - бывает. Ники не ушёл. Он всё так же улыбался, склонив голову к плечу и глядя на меня. И я почувствовал, что краснею под внимательным взглядом его небесных глаз. Да что же со мной такое?.. Баба ты сопливая, Стас, точно баба.
-А не боишься незнакомых парней к себе в дом водить? - насмешливо спросил я.
А Ники беспечно ответил:
-Не боюсь. Мы ведь познакомиться можем.
***
Познакомились. "Сафронов Никита" - представился он, не зная, что его имя мне уже известно. "Стас" - коротко буркнул я и не решился больше ничего ему сказать. Даже в глаза посмотреть сил не хватило. Потому что мне было до ужаса стыдно перед мальчишкой, который видел мои слёзы. Именно мальчишкой, ведь на вид ему было не больше пятнадцати лет.
И к тому же… только сейчас меня, словно ударом молнии, поразила мысль - я ведь иду рядом с Ники. Тем самым мальчишкой с солнечной улыбкой, который на каждом шагу бескорыстно помогает людям, который так отличается от других… Я вижу его глаза, каждую черточку лица, тонкие руки, хрупкую девчачью фигуру... Я чувствую его рядом, хотя ещё недели назад лишь видел издалека, жалея, что в его жизни нет для меня места.
Однако Ники, видя мою растерянность, начал разговор сам. Я узнал, что ему действительно пятнадцать, живёт он с матерью и отцом, учится в девятом классе на "отлично". Затем он начал расспрашивать обо мне. Невольно в моём сознании замелькали яркие картинки, будто кадры из фильма: ссоры с матерью, колледж, двойки, коими пестрел журнал, каменные лица одногруппников... Словно в противовес этим воспоминаниям звучали слова Ники о его жизни. Отличник, душа компании, любимчик родителей… Мы с ним такие... разные. Как чёрное и белое. Как дождь и солнце. Наверное, Ники лучше ничего обо мне не знать.
Потому на вопросы я не ответил и отвёл взгляд от удивлённых глаз Ники. Он, видимо, понял, что меня лучше не трогать, и замолчал.
Вскоре мы оказались в том самом дворе, где я видел Ники с друзьями две недели назад. Вот и пёс, которого подкармливал мальчик - бросился к нему навстречу из своего угла, радостно виляя хвостом. Ники засмеялся, и, опустившись на корточки, потрепал пса по мохнатой холке, а я ощутил странное чувство... то ли зависти, то ли горького сожаления.
Дом Ники оказался в этом же дворе - обыкновенная блочная пятиэтажка с бледно-голубыми стенами. Ничего особенного - в точно такой же жил и я: подъезд изнутри размалёван надписями сомнительного содержания, лифт ползёт наверх со скоростью улитки, с дверей квартир оторваны цифры номеров. Но, едва переступив порог дома Ники, я что-то почувствовал. Будто некая сила, дёргая за ниточку, потянула меня внутрь квартиры - обыкновенной, очень похожей на мою собственную. Узкий коридор, три комнаты, небольшая прихожая, старенькая люстра под потолком... всё, как у меня. Но сердце дёрнулось, а затем бешено заколотилось в груди. Это был дом - родной, тёплый, уютный, куда хочется возвращаться снова и снова. Такой, о каком я всегда мечтал. С улыбающейся мамой в фартуке, выпорхнувшей нам навстречу, с тихим шелестом телевизора, с терпким ароматом свежей выпечки из кухни. И меня нестерпимо потянуло в эту квартиру, хотя я был здесь впервые, Ники едва знаю, а с его родителями вообще не знаком.
-Ники, дорогой, почему так поздно? Я волновалась, - с чуть слышным, но добрым упрёком казала мама Ники - женщина лет тридцати, с лучиками морщинок на весёлом лице и тонкими губами, с которых не слетала ласковая улыбка.
- Прости, пожалуйста, - ответил Ники, опустив голову, и тут же подтолкнул меня вперёд, -Мам, это Стас, мой друг. Можно, он у нас переночует?
Я ожидал от матери Ники многого: вопросов, недовольства, возражений - именно так повела бы себя моя собственная мать. Но, видимо, и здесь была какая-то магия. Потому что женщина поспешила на кухню, бросив напоследок:
-Постели ему в гостиной, сынок! А я ужин приготовлю. Стасик, что ты любишь?
Но меня вновь сковало странное оцепенение. Снова я не понимал. Мама Ники знакома со мной всего несколько минут, ей даже не известно, откуда я взялся, где живу и почему не могу пойти ночевать домой. Но она не задаёт этих вопросов, а спрашивает, какая еда мне нравится. Где логика?
Я молчал. И Ники пришёл мне на помощь, ответив:
- Стас любит то же, что и я, мама.
Женщина улыбнулась и скрылась на кухне, а Ники повёл меня в свою комнату. И тут я уже отчётливо понял, что это - другой мир. Дома у себя я бывал редко - сначала колледж, потом Глеб - да и особой любви к своему обиталищу не испытывал, поэтому обстановка моей комнаты была похожа на склеп: голые стены, окна без занавесок, шкаф да низкая кровать. Темно, пусто, одиноко. У Ники было по-другому. Через лёгкую ткань занавесок пробивался слепящий солнечный свет, косыми бликами ложась на чисто прибранный письменный стол; кровать украшало пёстрое покрывало; на стенах тут и там висели картины, а по подоконнику ровным рядком выстроились горшки с комнатными растениями. Комната была такой... живой, приветливой, что меня снова охватило чувство жгучей зависти. Такой комнаты, такого дома у меня не было никогда, да и не будет.
- Ложись здесь,- Ники махнул рукой в сторону кровати, - А я в гостиной лягу.
- Не надо... я уйду лучше... - что-то беспорядочно бормотал я, но Ники в ответ лишь широко улыбнулся:
- Не вредничай, Стас, ты же мой гость. Чувствуй себя, как дома.
Эти слова больно полоснули по сердцу, но в то же время я не сумел сдержать улыбки.
-Спасибо...
***
После всех волнений, пережитых за день, я мгновенно провалился в сон. И с трудом смог разлепить глаза, когда утром Ники тряс меня за плечо, силясь разбудить. Удивительно - но раздражения, с которым я обычно просыпался по утрам, не было совсем. Только щемящее чувство радости, какого-то тепла... И сразу же на лицо полезла глупая, совершенно бабская улыбка.
Мы с Ники неторопливо позавтракали необычайно вкусными блинчиками, которые приготовила его мама, затем Ники вызвал мне такси и с улыбкой сказал:
- До дома доедешь быстро, не волнуйся.
Я начал было отказываться, что-то возражать, но Ники и слушать не хотел. Он лишь написал на тетрадном листочке какие-то цифры и протянул мне.
- Вот. Это мой номер телефона. Звони, если что.
Машина приехала через пять минут, и Ники спустился на улицу вместе со мной - ему нужно было в школу. А мне ох как не хотелось покидать этот уютный дом, который - возможно ли это? - за один только вечер смог стать для меня родным. Это было пристанище. Словно хижина посреди тёмного, пугающего леса, в чьё тепло и уют можно в любую минуту вернуться. Квартира Ники позволила мне хоть на один вечер, но забыть – обо всём.
Я забрался в салон автомобиля, Ники весело крикнул: «Пока!» и кинулся в сторону школы, размахивая сумкой с учебниками. Машина мягко тронулась с места, а я прижался щекой к холодному стеклу и продолжал смотреть, как фигурка мальчика скрывается вдали. "Наверняка я больше не вернусь в этот дом... И Ники не увижу…" - мелькнула мысль, и горький комок подкатил к горлу, а пальцы отчаянно сжали бумажку с телефонным номером.
***
На дачу я, конечно, съездил. И некий срочно необходимый предмет матери привёз. Выслушал длинную нотацию на тему: "А почему так долго?" и отправился в колледж, пропустив первую пару. Учителя продолжили дело матери, осыпав меня упрёками, но мне, честно говоря, было всё равно. Я не слышал, о чём они говорят. И, кажется, впервые за два последних года не поехал после колледжа к Глебу. Нет, остаток дня я провёл по-другому - сидел в свинцовой тишине квартиры и думал о Ники. О вчерашнем вечере. О десятках незнакомых, странных чувств, которые мне пришлось испытать. Ники... его дом... его мама... всё это казалось несбыточной мечтой, к которой я продолжал отчаянно тянуться. Ясное дело, что Ники помог мне лишь по доброте душевной, а вовсе не потому, что я чем-то его привлёк. У Ники полно друзей и, разумеется, в его жизни для меня места нет. Вчерашний вечер был первым и последним – Ники совсем скоро о нём забудет. Несомненно. Точно. По-другому и быть не может.
Я вытянул из кармана бережно сложенный вдвое лист бумаги, откинул крышку мобильника и медленно начал набирать номер.