carpe diem
Ещё с лета забытый в черновиках фанфик. Наконец-то довела до ума.
Название: «Разбитое сердце убийцы»
Автор: rainbow
Фэндом: Убить Билла
Персонажи: Билл/Беатрикс, Бадд
Жанр: джен, гет
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеБадд наблюдал за старшим братом с самого детства, и, казалось ему, он знает характер Билла наизусть, как множество раз прочитанную книгу. Сколько не переворачивай страницы, какие новые оттенки смыслов не находи между строк, а содержание останется тем же, знакомым и привычным тебе. Подонок и убийца. Именно так со спокойной, чуть насмешливой улыбкой называл себя Билл — ещё тогда, во времена их детских несерьёзных игр в противостояние между преступными группировками. Почему-то ни секундЫ Бадд не сомневался, слушая разговоры родителей о будущем Билла, кем же станет его старший брат — ну, разумеется, подонком и убийцей. Неудержимая фантазия Билла, перед которой Бадд-мальчишка замирал в тихом восхищении, всегда была готова выдумать очередное замысловатое убийство. А через несколько лет, вопреки ожиданиям отца с матерью, Билл не повторил благой путь, который, конечно, положен каждому приличному гражданину, не стал ни бухгалтером, ни менеджером, ни бизнесменом. Билл стал преступником. В точности таким подонком и убийцей, которого щедро рисовало ему неукротимое воображение. Бадд не смог отказаться, когда старший брат, безупречный идол его детства, юности, да и, пожалуй, всей жизни, предложил ему вступить в свою организацию. Сомнительную, безусловно незаконную организацию наёмных убийц, вскоре ставшую могучей и великой. Любой бы воспротивился такому предложению, но только не Бадд. Он с ранних лет следовал за Биллом, в молчаливом восхищении принимая за истину всё, что скажет брат.
Ничего не было вульгарного или нарочито-беспощадного в Билле. Разумеется, он был беспощаден и чертовски расчётлив — да и никак не обойтись без расчёта, если вращаешься в чудовищной пляске преступных миров. Билл тоже был, как все преступники, непоколебим во всём, что касается выбора между милосердием и смертельным приговором; слово «милосердие» за ненадобностью отсутствовало в его лексиконе, но, впрочем, никаких глупых уловок, грязи, пренебрежения, никакой фальшивой демонстрации могущества в нём никогда не было. И жестокости - тоже. Да, Билл мог бы показаться жестоким стороннему наблюдателю, даже его смертоносные змейки, пожалуй, думали, что жестокость - неотъемлемая черта характера Билла. Только Бадд знал, что Билл ни разу в жизни не проявил намеренной жестокости. Его старший брат был чист перед самим собой.
Билл не нуждался в дешёвых трюках, чтобы подкрепить свою власть. Эта власть, это совершенное превосходство Билла над всеми живущими на земле людьми, которое Бадд с детства чувствовал и признавал, тихо склонив голову, покоилось, как безупречный монолит ледяного айсберга в океане, - ничто не могло бы сдвинуть его с места. Билл просто превосходил всех. Возвышался над любым самым удачливым преступником мира. У него была своя собственная, ни на чью больше не похожая манера держать себя — пожалуй, её можно было даже назвать изящной и величественной. Но жесток он не был. Он никогда не поднял руку на ни в чём не виноватого человека. Преступники, на которых Билл спускал своих ручных змеек, были виновны, они погрязли в череде страшной и кровавой вины. Билл всего лишь расправлялся с ними, как они того заслуживали. Это была его работа. Он относился к ней холодно и спокойно, с равнодушной безупречностью. Он не признавал изощрённых пыток над жертвой, он не признавал долгого выслеживания, вынюхивания с целью запугать жертву, внушить ей ощущение опасности со всех сторон, а после захлопнуть капкан. Билл убивал по-особенному — чисто, остро и прямо. А к тем, кто дерзнул нанести ему, подонку и убийце, личное оскорбление, он был безжалостен и беспощаден. Как, например, к Беатрикс Кидо.
Константой в старшем брате Бадда была абсолютная, застывшая на веки вечные невозмутимость. Быть может, именно хладнокровие помогло Биллу за ничтожные сроки добраться до самой верхушки преступного мира — и так же легко, играючи сбрасывать оттуда покусившихся на единственный престол власти над этим миром. Бадд часто смеялся над глупыми книжками про злодеев, в которых отрицательный персонаж из-за огромной трагедии, пережитой в прошлом, запирал на замок свои бушующие чувства, становясь холодным и непроницаемым. Настоящий, безукоризненный злодей был перед ним, да только вот холод являлся его сутью, его сердцем; так же спокойно и равнодушно, как в детстве расстреливал из заряженного пульками пистолета бумажную мишень, Билл наблюдал за смертью живого человека. Кажется, он родился в безупречной оболочке из холода. Убивал, говорил, пил, наслаждался женщиной старший брат Бадда с одинаковой пустотой в неподвижных глазах; наверное, это стоило бы назвать совершенным отсутствием в его душе любых чувств. Душа Билла была ровной и абсолютно необитаемой, как бескрайне-льдистые просторы на севере. С каждой из своих смертоносных гадюк Билл очень быстро оказывался в одной постели, по желанию повторяя, если ему захочется, ко всем им проявлял одинаковое, вроде бы чуткое внимание, но никогда ни одной из них не удавалось пробудить в нём хотя бы ничтожный проблеск настоящего чувства. Бадд наблюдал за братом. Убеждаясь всё больше, что действительно пролистывает наизусть заученную книгу, которая, пускай и может подбросить изредка новых удивлений и открытий, всё-таки остаётся привычной и понятной. Бадд не подозревал в этом спокойном, непоколебимом существе даже самой маленькой чувствительности — Беатрикс Кидо, ворвавшись в жизнь его старшего брата, взорвала к чёртовой матери весь привычный, понятный образ Билла. Подонок и убийца полюбил. По-настоящему.
Такая человеческая, примитивная чувствительность, которая вовсе не должна быть у совершенного божества, вдруг возникла в Билле, когда он встретил эту женщину — всего лишь одну из стаи смертоносных гадюк. Подлая змейка пробралась в погребённые заживо тайники сердца Билла, о существовании которых не подозревал даже младший брат, с самого детства находясь рядом с воплощением равнодушия и спокойствия. Ничего не осталось от этого равнодушия, от этого спокойствия, от того сдержанного, чуть снисходительного любопытства к убийству, к алкоголю, к женщине, которые прежде были в нём. Билл, безупречный и невозмутимый Билл, отправлялся с Беатрикс в горы, чтобы там наигрывать для неё глупую музыку на флейте в бликах костра. Впрочем, к счастью, Бадд чересчур недооценивал старшего брата, думая, будто он может любить точно так же, как обычные, у подножия его престола снующие обыватели; нет, любовь Билла, пускай такая огромная, абсолютная, всепоглощающая, была ровной и невозмутимой, спокойной и твёрдой, будто монолит, как и всё, что он делал в этой жизни. Не бушующее до небес пламя, а низкий, ровно горящий огонь. Ничто не могло бы изменить этого совершенного чувства, разумеется, - в своей единственной подлинной привязанности Билл был непоколебим и вечен, и даже предательство Беатрикс не погубило в нём эту привязанность. Но, когда подлая змейка ускользнула от него, сердце подонка и убийцы было разбито.
Билл страдал. От пристального внимания Бадда, который так хорошо научился улавливать чувства и настроения брата, не укрылась ослепительная боль, притаившаяся в глубине его глаз. Боль, впрочем, такая же, как любые другие проявления этого совершенного характера, - острая, как наточенный клинок, твёрдая, как отшлифованный волнами камень, ровная и абсолютная. Билл никогда не переставал любить Беатрикс. Но единственное, чего не прощают подонки и убийцы, настолько безупречные, как старший брат Бадда, - своего разбитого, оскорблённого сердца. Билл никогда не переставал любить Беатрикс. Даже в ту минуту, нет, особенно в ту самую минуту, когда целился из пистолета ей в голову. Самый мазохистский поступок... Бадд услышал эти слова и, в отличие от других смертоносных гадюк, которые считали Билла просто беспощадным к предательнице, в отличие от самой этой женщины, которая возненавидела его за жестокость, в отличие от них Бадд знал, что в поступке Билла ничуть не было жестокости, а только один чудовищный, холодный мазохизм. Билл страдал невыносимо и молча, наблюдая, как младший брат и змейки издеваются над единственным на свете человеком, которого он так сильно любит; Билл страдал безжалостно и абсолютно, направив пистолет в лицо Беатрикс. Но поступить по-другому не мог. Разбитое сердце подонка и убийцы требует отмщения. Требует справедливого возмездия. Билл никогда не был жесток, но всегда был справедлив.
Женщина, пробравшаяся в самую душу Билла и разломавшая её, сейчас лежала в гробу перед Баддом, сквозь стиснутые зубы глухо стонала и таращилась на своего мучителя огромными, испуганными глазами. Бадд смотрел в эти упрямые глаза и вспоминал своего брата, страдающего без всяких истерических вспышек, заламывания рук, мыслей о самоубийстве, без атрибутов вроде бы любого страдания. Гадюки ничего не замечали. По их разумению, Билл уже и думать забыл про предательницу Беатрикс. Невозмутимое спокойствие, чуть насмешливое равнодушие кого угодно могли обмануть, только не Бадда. Каждый раз, разговаривая с братом, он встречался с этой глубокой, страшной болью в его глазах; и, разумеется, всё это чушь, - не права на месть заслуживает Беатрикс Кидо, а самых мучительных страданий.
- За разбитое сердце моего брата, - сказал Бадд и захлопнул крышку гроба.
Название: «Разбитое сердце убийцы»
Автор: rainbow
Фэндом: Убить Билла
Персонажи: Билл/Беатрикс, Бадд
Жанр: джен, гет
Размер: мини
Статус: закончен
читать дальшеБадд наблюдал за старшим братом с самого детства, и, казалось ему, он знает характер Билла наизусть, как множество раз прочитанную книгу. Сколько не переворачивай страницы, какие новые оттенки смыслов не находи между строк, а содержание останется тем же, знакомым и привычным тебе. Подонок и убийца. Именно так со спокойной, чуть насмешливой улыбкой называл себя Билл — ещё тогда, во времена их детских несерьёзных игр в противостояние между преступными группировками. Почему-то ни секундЫ Бадд не сомневался, слушая разговоры родителей о будущем Билла, кем же станет его старший брат — ну, разумеется, подонком и убийцей. Неудержимая фантазия Билла, перед которой Бадд-мальчишка замирал в тихом восхищении, всегда была готова выдумать очередное замысловатое убийство. А через несколько лет, вопреки ожиданиям отца с матерью, Билл не повторил благой путь, который, конечно, положен каждому приличному гражданину, не стал ни бухгалтером, ни менеджером, ни бизнесменом. Билл стал преступником. В точности таким подонком и убийцей, которого щедро рисовало ему неукротимое воображение. Бадд не смог отказаться, когда старший брат, безупречный идол его детства, юности, да и, пожалуй, всей жизни, предложил ему вступить в свою организацию. Сомнительную, безусловно незаконную организацию наёмных убийц, вскоре ставшую могучей и великой. Любой бы воспротивился такому предложению, но только не Бадд. Он с ранних лет следовал за Биллом, в молчаливом восхищении принимая за истину всё, что скажет брат.
Ничего не было вульгарного или нарочито-беспощадного в Билле. Разумеется, он был беспощаден и чертовски расчётлив — да и никак не обойтись без расчёта, если вращаешься в чудовищной пляске преступных миров. Билл тоже был, как все преступники, непоколебим во всём, что касается выбора между милосердием и смертельным приговором; слово «милосердие» за ненадобностью отсутствовало в его лексиконе, но, впрочем, никаких глупых уловок, грязи, пренебрежения, никакой фальшивой демонстрации могущества в нём никогда не было. И жестокости - тоже. Да, Билл мог бы показаться жестоким стороннему наблюдателю, даже его смертоносные змейки, пожалуй, думали, что жестокость - неотъемлемая черта характера Билла. Только Бадд знал, что Билл ни разу в жизни не проявил намеренной жестокости. Его старший брат был чист перед самим собой.
Билл не нуждался в дешёвых трюках, чтобы подкрепить свою власть. Эта власть, это совершенное превосходство Билла над всеми живущими на земле людьми, которое Бадд с детства чувствовал и признавал, тихо склонив голову, покоилось, как безупречный монолит ледяного айсберга в океане, - ничто не могло бы сдвинуть его с места. Билл просто превосходил всех. Возвышался над любым самым удачливым преступником мира. У него была своя собственная, ни на чью больше не похожая манера держать себя — пожалуй, её можно было даже назвать изящной и величественной. Но жесток он не был. Он никогда не поднял руку на ни в чём не виноватого человека. Преступники, на которых Билл спускал своих ручных змеек, были виновны, они погрязли в череде страшной и кровавой вины. Билл всего лишь расправлялся с ними, как они того заслуживали. Это была его работа. Он относился к ней холодно и спокойно, с равнодушной безупречностью. Он не признавал изощрённых пыток над жертвой, он не признавал долгого выслеживания, вынюхивания с целью запугать жертву, внушить ей ощущение опасности со всех сторон, а после захлопнуть капкан. Билл убивал по-особенному — чисто, остро и прямо. А к тем, кто дерзнул нанести ему, подонку и убийце, личное оскорбление, он был безжалостен и беспощаден. Как, например, к Беатрикс Кидо.
Константой в старшем брате Бадда была абсолютная, застывшая на веки вечные невозмутимость. Быть может, именно хладнокровие помогло Биллу за ничтожные сроки добраться до самой верхушки преступного мира — и так же легко, играючи сбрасывать оттуда покусившихся на единственный престол власти над этим миром. Бадд часто смеялся над глупыми книжками про злодеев, в которых отрицательный персонаж из-за огромной трагедии, пережитой в прошлом, запирал на замок свои бушующие чувства, становясь холодным и непроницаемым. Настоящий, безукоризненный злодей был перед ним, да только вот холод являлся его сутью, его сердцем; так же спокойно и равнодушно, как в детстве расстреливал из заряженного пульками пистолета бумажную мишень, Билл наблюдал за смертью живого человека. Кажется, он родился в безупречной оболочке из холода. Убивал, говорил, пил, наслаждался женщиной старший брат Бадда с одинаковой пустотой в неподвижных глазах; наверное, это стоило бы назвать совершенным отсутствием в его душе любых чувств. Душа Билла была ровной и абсолютно необитаемой, как бескрайне-льдистые просторы на севере. С каждой из своих смертоносных гадюк Билл очень быстро оказывался в одной постели, по желанию повторяя, если ему захочется, ко всем им проявлял одинаковое, вроде бы чуткое внимание, но никогда ни одной из них не удавалось пробудить в нём хотя бы ничтожный проблеск настоящего чувства. Бадд наблюдал за братом. Убеждаясь всё больше, что действительно пролистывает наизусть заученную книгу, которая, пускай и может подбросить изредка новых удивлений и открытий, всё-таки остаётся привычной и понятной. Бадд не подозревал в этом спокойном, непоколебимом существе даже самой маленькой чувствительности — Беатрикс Кидо, ворвавшись в жизнь его старшего брата, взорвала к чёртовой матери весь привычный, понятный образ Билла. Подонок и убийца полюбил. По-настоящему.
Такая человеческая, примитивная чувствительность, которая вовсе не должна быть у совершенного божества, вдруг возникла в Билле, когда он встретил эту женщину — всего лишь одну из стаи смертоносных гадюк. Подлая змейка пробралась в погребённые заживо тайники сердца Билла, о существовании которых не подозревал даже младший брат, с самого детства находясь рядом с воплощением равнодушия и спокойствия. Ничего не осталось от этого равнодушия, от этого спокойствия, от того сдержанного, чуть снисходительного любопытства к убийству, к алкоголю, к женщине, которые прежде были в нём. Билл, безупречный и невозмутимый Билл, отправлялся с Беатрикс в горы, чтобы там наигрывать для неё глупую музыку на флейте в бликах костра. Впрочем, к счастью, Бадд чересчур недооценивал старшего брата, думая, будто он может любить точно так же, как обычные, у подножия его престола снующие обыватели; нет, любовь Билла, пускай такая огромная, абсолютная, всепоглощающая, была ровной и невозмутимой, спокойной и твёрдой, будто монолит, как и всё, что он делал в этой жизни. Не бушующее до небес пламя, а низкий, ровно горящий огонь. Ничто не могло бы изменить этого совершенного чувства, разумеется, - в своей единственной подлинной привязанности Билл был непоколебим и вечен, и даже предательство Беатрикс не погубило в нём эту привязанность. Но, когда подлая змейка ускользнула от него, сердце подонка и убийцы было разбито.
Билл страдал. От пристального внимания Бадда, который так хорошо научился улавливать чувства и настроения брата, не укрылась ослепительная боль, притаившаяся в глубине его глаз. Боль, впрочем, такая же, как любые другие проявления этого совершенного характера, - острая, как наточенный клинок, твёрдая, как отшлифованный волнами камень, ровная и абсолютная. Билл никогда не переставал любить Беатрикс. Но единственное, чего не прощают подонки и убийцы, настолько безупречные, как старший брат Бадда, - своего разбитого, оскорблённого сердца. Билл никогда не переставал любить Беатрикс. Даже в ту минуту, нет, особенно в ту самую минуту, когда целился из пистолета ей в голову. Самый мазохистский поступок... Бадд услышал эти слова и, в отличие от других смертоносных гадюк, которые считали Билла просто беспощадным к предательнице, в отличие от самой этой женщины, которая возненавидела его за жестокость, в отличие от них Бадд знал, что в поступке Билла ничуть не было жестокости, а только один чудовищный, холодный мазохизм. Билл страдал невыносимо и молча, наблюдая, как младший брат и змейки издеваются над единственным на свете человеком, которого он так сильно любит; Билл страдал безжалостно и абсолютно, направив пистолет в лицо Беатрикс. Но поступить по-другому не мог. Разбитое сердце подонка и убийцы требует отмщения. Требует справедливого возмездия. Билл никогда не был жесток, но всегда был справедлив.
Женщина, пробравшаяся в самую душу Билла и разломавшая её, сейчас лежала в гробу перед Баддом, сквозь стиснутые зубы глухо стонала и таращилась на своего мучителя огромными, испуганными глазами. Бадд смотрел в эти упрямые глаза и вспоминал своего брата, страдающего без всяких истерических вспышек, заламывания рук, мыслей о самоубийстве, без атрибутов вроде бы любого страдания. Гадюки ничего не замечали. По их разумению, Билл уже и думать забыл про предательницу Беатрикс. Невозмутимое спокойствие, чуть насмешливое равнодушие кого угодно могли обмануть, только не Бадда. Каждый раз, разговаривая с братом, он встречался с этой глубокой, страшной болью в его глазах; и, разумеется, всё это чушь, - не права на месть заслуживает Беатрикс Кидо, а самых мучительных страданий.
- За разбитое сердце моего брата, - сказал Бадд и захлопнул крышку гроба.
@темы: творчество, фанфики
). Контакты растут и ширятся. Уже задумали с другим воспитателем совместное мероприятие для деток. Мне надо выздороветь за выходные. С таким голосом, с вечным кашлем и тяжёлой головой гореть и летать невозможно. Да и проекты заморожены. Ничего не могу делать, только спать и кое-как читать "Властелина колец". Режим сбился напрочь, ложусь, может, и более-менее вовремя, но сплю допоздна, хотя, Ренья, большое тебе спасибо за бодрящие смс-ки в девять утра 
Кто и когда дерзнул тыкнуть в экран на моём телефоне, чтобы пошёл вызов, я, к сожалению, так и не узнала, оставь, называется, мобильник на пару минут в игровой 
Было бы, конечно, куда уместней назвать то, что происходит в этой книге, кровью паствы. Потому что кровь льётся реками, захлёстывая и Эйдиндрил, и Дворец пророков, и, кто бы сомневался, несчастного Ричарда, которому из одной части в другую только хуже и хуже. Пускай всё заканчивается счастьем для него, соединением обратно со всеми близкими и любимыми, но там, в перспективе, всё очень, очень ПЛОХО.